Наун распахнул окно. Холодный ветер поздней осени ворвался в комнату, срывая шелковое покрывало с постели и тревожа дрожащий огонь в напольной лампе.
Сегодняшняя ночь выдалась какой-то особенной. То ли потому, что небо искрилось необычайно яркими звездами, то ли оттого, что впервые за много дней сердце успокоилось.
Тами…
Он перекатывал на языке ее нежное имя, вспоминая удивление в широко распахнутых глазах, когда она увидела своего избранника. С того дня Наун искренне поверил, что судьба, послав эту замечательную девушку, наконец-то улыбнулась ему после того, как жестоко отняла Кымлан. Он не чувствовал в сердце той всепоглощающей любви, которая жила в его душе раньше. Но боль от потери вытеснила девушка, ставшая ему по-настоящему близкой. Тами удалось исцелить его израненное сердце, и Наун был почти готов отпустить прошлое, чтобы двигаться дальше, не оглядываясь.
Наун улыбался и с удовольствием вдыхал прохладный осенний воздух. Порыв ветра принес на деревянный подоконник засохший лист красного клена. Наун поднес его к глазам, глядя сквозь красные прожилки на трепетавшее пламя лампы. Тихо ухмыльнувшись детскому поведению, он положил лист на стол и услышал торопливые шаги за дверью.
– Братец, ты еще не спишь? – тихим голоском позвала Ансоль.
Наун открыл дверь.
– Входи.
Подав слугам знак, чтобы принесли травяной чай и сладости, он предложил сестре сесть за стол.
Обычно спокойная и мягкая Ансоль была сама не своя. Она кусала губы, бегала взглядом по комнате, теребила ярко-красную скатерть. Наун давно не видел ее такой обеспокоенной, знал, что обычно сестра не паникует по пустякам.
– Сестрица, – он сжал ее тонкие пальчики, – что случилось?
– Наун, я тут узнала… Не понимаю, почему раньше не поинтересовалась. Как могла пустить все на самотек… Но ты так равнодушно отнесся к женитьбе, что я не уделяла внимание претенденткам… этим занималась матушка и… – сбивчиво говорила Ансоль. Она нервничала, чем не на шутку встревожила Науна.
– Святые небеса, скажи толком, что происходит? – Не выдержав, он повысил голос, глядя на сестру едва ли не со страхом в глазах.
– Девушка, которую ты выбрал… Тами… Она младшая сестра министра Ёна Чанмуна, – выдохнула Ансоль. Ее красивое личико исказилось в болезненной гримасе. – Я только узнала о этом от главной придворной дамы.
До Науна не сразу дошел смысл ее слов. Он продолжал сжимать руку сестры, глядя в ее распахнутые глаза.
– Сестра министра Ёна? – повторил он, еще не понимая, чем эта новость так ужаснула сестру. Однако где-то внутри него раздался тревожный сигнал, оповещающий об опасности.
– Ну же, Наун, очнись и подумай! – воскликнула Ансоль. Откинув за спину длинную прядь волос, она резко поднялась со стула и начала вышагивать по комнате, напряженно уставившись перед собой. – Ваши якобы случайные встречи с девушкой, подозрительно похожей на Кымлан, поединок в стрельбе, задушевные разговоры… Все не случайно! Министр Ён это подстроил! Подослал свою сестру, чтобы вплотную подобраться к тебе!
– Нет-нет, подожди, – перебил ее Наун.
Аргументы сестры казались ему нелепыми и неубедительными. Он не мог, не хотел верить в то, что Тами – его друг, человек, который буквально вытащил его из беспросветного горя, – на самом деле просто использовала его в интересах брата.
– С чего такие выводы? Почему ты не можешь допустить, что это просто совпадение? Ты всегда была доброй и чуткой, всегда думала о людях лучше, чем они есть на самом деле. Почему же сейчас пытаешься очернить единственного человека, которому я наконец-то доверился?
В глазах Ансоль сверкнули слезы. Она протянула к нему руки и сделала несколько шагов навстречу, но Наун отвернулся. Он не хотел видеть человека, так варварски разрушившего его надежду на будущее. И хотя он понимал, что сестра ни в чем не виновата, смотреть на нее было невыносимо больно.
– Братец, я не хочу никого обвинять напрасно, но подумай сам. Все это слишком подозрительно! Почему ни Тами, ни Чанмун не рассказали тебе об отборе? – Ансоль ласково тронула его за плечо, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Я всего лишь хочу тебя предостеречь! Министр Ён давно не вызывает доверия. А если он подослал к тебе свою сестру, то…
– Претенденткам запрещено рассказывать об отборе посторонним, ты же знаешь правила. – Наун сердито развернулся к сестре, не зная, почему оправдывает Чанмуна и Тами. Он всеми силами гнал от себя мысли о возможном обмане. Предательстве близких людей, которых он впустил в сердце. Этого он не мог выдержать.
– Но ты ведь представился Ёном Чанмуном, почему же она ничего не сказала? – осторожно спросила Ансоль, увидев, в какое отчаяние ввергла брата эта новость.
– Потому что… потому что… – Наун лихорадочно искал объяснения, но не находил. Он залпом выпил уже остывший чай и швырнул пиалу об стену.
Ансоль испуганно сжалась, глядя на разлетевшиеся осколки фарфора.
– Братец… – прошептала она, прижав ладошки к губам. Ее большие глаза наполнились неподдельным состраданием.
Наун провел рукой по лицу и тяжело вздохнул. Устремив отсутствующий взгляд в окно, где только что любовался прекрасной ночью, он сказал:
– Не отнимай у меня последний шанс стать счастливым. Мне нужно хоть кому-то верить.
После ухода расстроенной сестры Наун долго не мог уснуть. Тихая ночь уже не казалась предвестником счастливых перемен. Она давила черной пустотой, тревожила и заставляла раз за разом прокручивать в голове слова Ансоль. Откинувшись на шелковые подушки, он смотрел в потолок и переосмысливал события последних недель. Анализировал встречи с Тами и вспоминал все их разговоры. Теперь каждое ее слово казалось ложью. Искусной, изощренной и циничной ложью.
Зная, как Наун тоскует по Кымлан, министр Ён намеренно нарядил Тами в мужскую одежду, чтобы сыграть на его чувствах. А Тами умело втерлась к нему в доверие, манипулировала, хитрила и недоговаривала, чтобы вызвать интерес убитого горем принца и заставить его сделать выбор в ее пользу.
Он вспомнил удивленно распахнутые глаза на финальном испытании, когда отдернул прозрачную штору, и ударил кулаком по мягкой постели, зарычав от бессильной злобы. Как он мог так попасться? Как мог так слепо довериться совершенно незнакомому человеку? В те мрачные для него времена, когда отчаяние выжигало душу дотла, ему надо было на кого-то опереться. И он готов был поверить каждому. Любому, кто хоть немного облегчал его страдания.
Чанмун! Мерзкий, подлый интриган! Но зачем ему это? Почему он так стремился породниться с обычным принцем, у которого нет даже власти?
Наун слушал, как во дворе сменяется караул, как тихо переговариваются стражники, и вдруг понял замысел молодого министра. Вот в чем дело. Ён Чанмун рвется к власти. Его намеки имели очевидную цель. Он хотел посадить на трон послушную марионетку, которую будет дергать за ниточки его коварная сестра. Он изначально сделал ставку на младшего сына, потому что старший находится под мощным влиянием Первого советника, и подобраться к нему невозможно.
Наун резко сел на постели, глядя в темноту комнаты.
– Набом! – позвал он слугу, охранявшего покой господина.
– Пошли кого-нибудь к министру Ёну. Завтра утром я жду его на стрельбище, – велел Наун.
Оставшуюся часть ночи он мерил шагами комнату, пытаясь разобраться в своих собственных мыслях. Ён Чанмун методично подтачивал верность младшего принца, умело демонстрируя ему необходимость взять власть в свои руки. Как только он натыкался на эту мысль, его сердце заходилось в бешеном ритме. Страшно было даже подумать об измене. О том, что этими преступными намерениями он нарушит годами сложившийся порядок. Что скажет отец? Матушка? Ансоль?.. Он ведь не переживет осуждения в честных глазах сестры.
И все же… бунтарские мысли не покидали голову, отравляя душу. Желание доказать отцу, снисходительному брату и напыщенным индюкам в Совете, которые никогда не верили в него, было непреодолимым.
Всю ночь Наун метался от одного решения к другому. Снова и снова возвращался к заманчивой перспективе стать властителем судеб, а потом трусил, даже отдаленно не представляя, с чем ему придется столкнуться. Готов ли он стерпеть позор и ненависть семьи? Министров? Подданных? А что, если придется пролить кровь?..
Нет, невозможно, это слишком ужасно.
В душевных терзаниях Наун едва дожил до рассвета и отправился на встречу с министром Ёном.
Набом следовал позади безмолвной тенью, не ведая о том, что творится на душе у хозяина, которому он верно служил всю жизнь. Длинные павильоны придворных дам остались за спиной, и вскоре Наун вышел к королевскому стрельбищу, где его уже поджидали заспанные слуги. На покрытом темно-синим шелком столе были аккуратно разложены лук и стрелы с желто-красным оперением – цвет флага Когурё.
Министра пока не было.
Предрассветное солнце раскинуло лучи за темной черепицей крыш, готовясь скоро осветить погруженный в тень двор.
В попытке успокоиться Наун взял протянутый евнухом лук и натянул тетиву, целясь в мишень, которая представляла собой красную голову оскалившегося тигра. Все тревоги покинули разум. Зрение обострилось, слух усилился, даже ветер ощущался как-то по-особенному. Стрельба из лука с детства была для него лучшим лекарством. Но, натянув тетиву, Наун вдруг вспомнил свой проигрыш Тами возле трактира, и его рука дрогнула. Стрела вонзилась в дерево – слишком далеко от центра мишени.
Наун выругался, чувствуя, как нервная дрожь охватывает тело. Он несколько раз тяжело вздохнул и прицелился вновь, но не успел выстрелить. Услышал рядом шаги. Даже не поворачивая головы, Наун понял, кто пришел. Немного помедлив, он опустил лук и повернулся к министру Ёну.
– Вы не должны отступать, раз уже прицелились. – Чанмун почтительно поклонился, сложив руки перед собой.
Науна обожгло злостью. Этот негодяй выбил у него почву из-под ног, нагло обманул и манипулировал его чувствами, а теперь бросал ехидные намеки.
– Конечно, министр, уж вы-то ни перед чем не остановитесь, если что-то задумали. Для вас все средства хороши, – ядовито процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не ударить этого невозмутимого мерзавца, расставившего для него капкан, в который он так глупо попался.
– Не понимаю причин вашей злости. – Ён Чанмун равнодушно пожал плечами. – Помните, я говорил, что вам нужно лишь взять меня за руку, когда придет время? Оно пришло. Вы хотите отказаться?
«Да!» – хотел выкрикнуть Наун прямо ему в лицо, но вместо этого бессильно опустил плечи, осознавая, как велик соблазн пойти с министром одной дорогой. Смертельно опасной, но очень заманчивой.
Ён Чанмун удовлетворенно улыбнулся и понимающе кивнул.
– Это естественное желание, в нем нет ничего дурного.
– Я считал вас другом, а вы обманули меня! – выпалил Наун, пытаясь увильнуть от скользкой темы. Он хотел выплеснуть на него все свои обиды.
– Ваше Высочество, в политике нет друзей, есть только союзники. Запомните это, – отрезал министр. Его взгляд стал ледяным, а в узких глазах не было ни капли теплоты или участия.
Наун будто впервые увидел истинное лицо министра, которое тот долгое время прятал под маской дружелюбия. Ему было плевать на принца, он – лишь средство достижения его честолюбивых целей.
– Вы хотите втянуть меня в… – Наун оглянулся и понизил голос, – в измену. Я никогда не просил об этом!
– Но втайне мечтали, признайтесь. Вас оскорбляло, что все восхищались вашим братом, а вас воспринимали как легкомысленного юнца, неспособного принимать взвешенные решения. В глубине души вы понимаете, что достойны большего. Пришло время играть по-крупному и избавиться от страхов и иллюзий. Пора повзрослеть, Ваше Высочество.
Все внутри него клокотало от ярости и несправедливости, но Наун молчал, не желая признавать, что министр прав.
– Что вы собираетесь делать? – выдавил он, с ненавистью глядя на Чанмуна.
– Стол не упадет, если не подпилить его ножки, – глубокомысленно изрек он и расплылся в привычной лицемерной улыбке.
Науну захотелось ударить его по лицу. Холеному, красивому и лживому лицу. Как он проглядел, что рядом, прямо у него под боком, притаился хитрый лис, так ловко расставивший для него ловушку?
– Вы говорите о Первом министре?
– Ваш уважаемый брат никто без его поддержки. – Министр Ён кивнул. – Многие в Совете давно ждут подходящего момента, чтобы лишить его власти. Им нужен предводитель, который возьмет на себя смелость сделать первый шаг. Поэтому я настаивал на сближении с Ян Мусиком. У него есть связи, и он может помочь свергнуть Первого министра. Но вы должны сделать это вместе с ним и не бояться взять на себя ответственность за то, что произойдет после.
– А если я откажусь? – Наун с вызовом вскинул голову.
Это была слабая попытка протеста, и министр Ён это понимал.
– Ваше право. Вы можете оставить все как есть и продолжать терпеть насмешки ученых мужей в Совете, – осклабился он. – Но этого ли вы желаете на самом деле?
– Мне нужно подумать. – Наун повернулся к столу и взял очередную стрелу.
– Тами хочет повидаться с вами, – тихо сказал Ён Чанмун.
Рука Науна дрогнула. Он гневно развернулся к нему.
– И вы еще смеете говорить об этом! – выпалил он. Наглость министра не имела границ.
– Она ваша невеста. Вы сами выбрали ее. И что бы вы ни думали обо мне, поверьте, Тами искренне к вам относится. Не обижайте ее своим пренебрежением, она того не заслужила.
Министр поклонился и ушел, оставив Науна на растерзание душившим его демонам. Он еще долго стоял на месте, бездумно вглядываясь в оскалившуюся мишень. Он находился на развилке. Стоял перед выбором, почти таким же сложным, как и два месяца назад, когда решал, спасти ли Кымлан или оставить ее в лапах мохэсцев. Тогда он отступил. Что выбрать сейчас?
Статус наследника и будущий трон манил его. Наун даже ни разу не подумал о брате. Ён Чанмун подталкивал вонзить ему нож в спину, но не предательство близкого человека останавливало Науна – в конце концов, они уже давно стали чужими друг другу. Его останавливал страх потерять то немногое, что у него осталось. Включая жизнь.
В покои Наун вернулся уставшим и разбитым. Глаза болели, а плечи ныли от напряжения. Сколько стрел он выпустил сегодня из пальцев? Сколько из них вонзилось мимо из-за его неспокойного нрава? Он никак не мог справиться со своими чувствами и каждый раз, когда на кону были важные решения, попадал под их власть.
В груди заныло. Он чувствовал себя, как никогда, одиноким и потерянным. Кругом – одни враги, маскирующиеся под друзей. Обманщики, притворяющиеся соратниками. По-настоящему искренне к нему относилась лишь Ансоль. И Кымлан, погибшая по его вине. Из-за его слабости. Если бы он сидел на троне, то смог бы ее спасти.
Эти мысли вновь вернули Науна к разговору с министром Ёном о том, что ему необходима власть. Ему нужно было, наконец, принять решение. Но тогда путь назад навсегда будет отрезан.
Терзавшие его размышления нарушил стук в дверь. Набом протянул сложенную вчетверо записку и поклонился.
– Это от госпожи Тами, – пояснил он.
Наун брезгливо развернул белое полотно и прочитал:
Если у вас осталась хоть капля теплых чувств ко мне, приходите сегодня в трактир, где мы с вами познакомились. Я буду ждать до часа петуха.
Наун в бешенстве скомкал ткань и швырнул на пол.
Как смеет эта нахалка назначать ему встречу после той наглой лжи, продолжавшейся почти два месяца? Что еще она может сказать? Какое очередное вранье подать под видом искреннего участия? Ее предательство ранило больше всего.
– Передай ей, что я не приду, – бросил он Набому и развернул один из свитков, приготовившись работать, несмотря ни на что.
Завтра будет очередное заседание Совета, и Науну поручили изучить чертежи нового дворца, который планировали построить в Пхеньяне. Но стоило ему погрузиться в изучение документов, и в памяти всплыл разговор с Тами о переносе столицы в ее родной город.
Зарычав, он оттолкнул от себя свиток и опустил голову на руки. Все мысли вели к обманувшей его девчонке. Невыносимая пытка! Чем быстрее приближалось назначенное время, тем больше зрела необходимость расставить все по местам.
Наун вскочила на ноги и бросился из дворца в надежде, что Набом еще не успел сообщить Тами об отказе. По пути он встретил министра чинов, который проводил его удивленным взглядом. Неважно. Главное – найти подтверждение предательству Тами или же убедиться в ее искренности и навсегда оставить подозрения в прошлом.
В трактир он прибыл на закате. Как и всегда под вечер, там собралось много народа, и Наун нетерпеливо искал глазами Тами. Ее нигде не было видно, и в его сердце опустился ледяной ком.
Подойдя к хозяйке, Наун спросил, не видела ли она ее сегодня:
– Та высокая госпожа в мужской одежде? Да была, вот только что ушла. Вы с ней разминулись, – ответила женщина.
Наун зарычал от бессилия и вышел из трактира. В сердцах хватанул кулаком по дереву. На нем до сих пор виднелась вырезанная ножом мишень, в которую они с Тами стреляли.
Он опоздал.
– Вы все-таки пришли, Ваше Высочество, – раздался за спиной знакомый голос, и Наун резко обернулся. На мгновение ему показалось, что ничего не изменилось: Тами была такой же, что и раньше: мужской костюм, собранные наверх волосы, смелый взгляд и дерзкая улыбка. Как же ему хотелось стереть себе память и не знать о ее обмане! Он бы предложил ей прогуляться по рынку или выпить в трактире, а Тами своим теплом вновь залечила бы его душевные раны. Но все изменилось, и он понимал, что как прежде быть не может.
Наун шумно выдохнул, отгоняя все чувства, которые испытывал к Тами. Он больше не может себе позволить быть слабым.
– Пришел. А ты опять надела прежнюю маску? Хочешь снова напомнить мне Кымлан? Ты ведь для этого наряжалась в мужской костюм и устраивала соревнование в стрельбе?
Тами едва заметно вздрогнула.
– Ошибаетесь, я правда люблю стрелять. И наряжалась в мужскую одежду не для того, чтобы походить на вашу бывшую возлюбленную, а потому что так привыкла, – ровно ответила она. По ее лицу было непонятно, о чем она думает.
Однако Науну хотелось уколоть ее, причинить боль, поэтому он с удовольствием произнес:
– Она не бывшая. Кымлан всегда была, есть и будет моей единственной любовью.
Глаза Тами заледенели, совсем как у брата сегодняшним утром. Наун только сейчас начал замечать их сходство, что проявлялось не в общих чертах лица, а во взгляде, манере держаться и холодной циничности, когда затрагивали их чувства.
– Если хотели унизить меня, то вам это удалось. Но я понимаю ваш гнев, поскольку виновата перед вами. Позвольте объясниться, Ваше Высочество, я хочу быть честна с вами.
Вероятно, эти слова дались ей нелегко, и Науну показалось, что она говорит искренне. Но он все равно не удержался от язвительной усмешки.
– Честна? Ты лгала мне два месяца, так с чего вдруг сейчас решила стать честной? Или это очередная уловка твоего брата? Он велел втереться ко мне в доверие?
– Ваше Высочество, вы несправедливы…
– Думаешь, я такой идиот, что опять тебе поверю? – вскричал Наун, сверкнув глазами. Он ненавидел Тами, ненавидел ее предательство, ненавидел то, каким жалким выглядит перед ней, обнажая израненную душу. И еще больше ненавидел себя за то, что, как дурак, хотел, безумно хотел ей верить.
– Можете не верить, мне все равно! – выкрикнула Тами, шагнув вперед. – Если вам нравится вести себя как обиженный ребенок, всеми брошенный и преданный, то пожалуйста, ваше право! Но я не позволю себя оскорблять. Да, я обманула вас, да, делала то, что велел брат, но мои чувства к вам были искренними! И, знакомясь с вами здесь, я не думала, что полюблю вас!
Мгновение они смотрели друг на друга, а затем Тами развернулась и бросилась прочь.
Наун смотрел ей вслед и злился, что эта девчонка опять оставила за собой последнее слово. Что-то щелкнуло у него внутри, и он кинулся вслед за ней. Ему удалось догнать ее на соседней улице. Он развернул ее к себе и увидел, что по ее щекам катятся слезы.
– Что? Пришли еще поизмываться? Мало было? – дрожащим голосом сказала она, зло вырываясь из его рук. – Можете отказаться от меня и разорвать помолвку, если вам так омерзительна мысль о нашем браке!
– Тами! Успокойся! Успокойся… тише… – Он прижал ее голову к груди, ласково поглаживая по спине. Она вырывалась и сопела, пытаясь оттолкнуть его от себя.
Наун не знал, была ли Тами искренна в своем признании, но ему требовалось временное перемирие, чтобы решить, как поступить дальше.
– Ваше Высочество. – Тами вдруг перестала сопротивляться и подняла заплаканное лицо. Она смотрела на него с такой нежностью, что его оборона рухнула.
Что же он делает?.. Он шел на эту встречу, чтобы бросить обвинения в лицо обманщице, а теперь успокаивает ее, чувствуя себя последним мерзавцем. Как так вышло, что эта девчонка перевернула все с ног на голову? Искренние ли ее слезы? Она так искусно притворялась, что ей ничего не стоит разыграть еще одну убедительную сцену.
– Знаю, что поступила плохо, но я правда люблю вас. Поверьте мне, молю! Я сделаю что угодно, стану вашей верной спутницей, поддержкой и опорой. Только не отталкивайте меня. Позвольте доказать свою искренность.
И Наун сдался. Если бы только рядом была Кымлан… Но он остался один и нуждался в поддержке и тепле. Простом человеческом тепле и любви. И хотя червяк сомнений все равно подтачивал его душу, желание верить оказалось сильнее.
– Хорошо, Тами, я тебе верю. Прости меня.