Дерево красной птицы

Глава 21. Наун

Наун вернулся в Когурё преисполненный решимости, как никогда. Поездка в Силлу сделала очевидным то, в чем он боялся себе признаться. Ему не просто необходимо укрепить свое положение, – этого уже было недостаточно. Науну нужна полная и безраздельная власть, которую никто не посмел бы у него отнять. Теперь у него появилась четкая цель, а после знакомства с принцем Нульджи он увидел и способы ее достижения.

Посланники Когурё довольно холодно попрощались с каном Силлы и направились домой. Через свою сестру Тами договорилась о тайной встрече принцев за пределами столицы, и на одном из постоялых дворов Наун встретился с Нульджи.

Принц Силлы, переодетый в простолюдина, пришел под покровом ночи, и они долго разговаривали друг с другом. Тами не хотела смущать Нульджи своим присутствием и поэтому осталась в смежной спальне, но слышала каждое слово. Она предусмотрительно выкупила все соседние комнаты, чтобы их никто не подслушал.

Нульджи поклонился и сел напротив Науна.

– Очень рад вновь встретиться с вами, Ваше Высочество, – сказал он с легкой улыбкой.

– Взаимно, принц.

Хотя они оба были младшими братьями и имели одинаковый титул в своих странах, наедине друг с другом разница в их статусах все же ощущалась, ведь Нульджи был принцем вассального государства и отдавал дань уважения принцу страны-покровителя.

– Вы хотели о чем-то поговорить? – Нульджи с интересом рассматривал Науна, наверняка догадываясь, какое впечатление на него произвел пир в королевском дворце Силлы. Он не мог не понимать, зачем Наун устроил эту встречу, однако хотел узнать, на что готов пойти принц Когурё.

– Не буду ходить вокруг да около. Для спокойствия на полуострове нам выгодно, чтобы королем Силлы стали вы. – Наун сделал паузу, наблюдая за реакцией Нульджи. Глаза того на миг сузились и вспыхнули торжествующим огнем. Он слегка склонил голову, пытаясь скрыть улыбку.

– Благодарю, Ваше Высочество. Мне лестно, что вы считаете меня достойным трона.

– Политика вашего брата опасна для Когурё. Я не могу допустить союза Силлы с империей Цзинь. Поэтому, думаю, я смогу убедить Владыку и Совет в необходимости помочь вам взойти на престол, – продолжил Наун.

– Чего же вы хотите взамен?

Наун немного помедлил, решая, стоит ли открыто говорить о цене, которую придется заплатить.

– Вы должны будете предоставить мне любую военную помощь, как только она понадобится, – медленно ответил Наун.

Нульджи понимающе кивнул.

– Ваша милость безгранична, Ваше Высочество. Примите мою искреннюю преданность. – Он глубоко поклонился и улыбнулся Науну как союзнику.

Они стремились достичь одинаковых целей, поэтому справедливо полагали, что договор между ними будет выгоден обеим сторонам.

Когда Нульджи покинул постоялый двор, когурёские посланники вновь отправились в путь. Обратная дорога заняла гораздо больше времени из-за того, что приходилось часто останавливаться из-за начавшихся дождей.

Наун чувствовал себя окрыленным. Он с улыбкой наблюдал за срывающимися с крыши дождевыми каплями, предвкушая, как вернется домой и посмотрит в завистливые глаза Насэма. Теперь он совсем не чувствовал себя младшим братом, которого ни во что не ставят чиновники и королевская семья. Его уверенность подпитывали новые союзники – и Тами, без которой он больше не представлял будущего.

В воздухе явственно ощущался аромат весны, на деревьях уже набухли почки. Душа трепетала в предвкушении каких-то изменений. Но чем ближе они подходили в Когурё, тем сильнее менялось настроение Науна, стремительно вытесняя эйфорию от удачной поездки. Его ужасала нищета и голодные смерти, которые они встречали по дороге. В некоторых городах и поселках трупы валялись прямо на улицах, вызывая негодование и ярость в душе принца. Он дал себе обещание, что приложит все силы, чтобы прекратить это. Невозможно было смотреть на страдания народа, и он невольно чувствовал свою вину за это.

Они приближались к Пхеньяну, и Наун захотел остановиться в городе, где родилась его жена. Однако неожиданное известие полностью поменяло его планы.

Со срочным донесением из Куннэ прибыл гонец на взмыленной лошади и протянул Науну послание от Ёна Чанмуна.

– Не может быть. – Наун бросил на Тами потрясенный взгляд и снова перечитал послание.

– Что случилось? – Тами встревожилась и напряженно следила за тем, как меняется лицо мужа.

– Мохэсцы захватили крепость Хогён… – Рука с зажатым в ней письмом безвольно упала на стол. – Отец на смертном одре.

Тами пробежалась по написанным братом строчками, и с каждым прочитанным словом ее глаза наполнялись тревогой.

– Нужно возвращаться, – сказала она и, не медля ни секунды, приказала слугам седлать коней. – Если останавливаться только на ночлег, через три дня достигнем Куннэ. Но вам нужно оказаться во дворце как можно раньше, чтобы успеть на заседание Совета!

– Чанмун пишет, что Насэм полон решимости начать войну. – Наун покачал головой. Он был в растерянности и не знал, что делать. Увидев своими собственными глазами, во что превращается его страна, он не мог даже допустить мысли вновь ввязаться в кровопролитие.

– Дело не только в войне. Владыка при смерти! Если вы не вмешаетесь, вся власть окажется в руках наследного принца!

Слова Тами неприятно поразили Науна. Они были правильными по сути, но тем не менее расчетливыми и жестокими. В глазах жены не ощущалось ни капли сочувствия, хотя Владыка для Науна не только правитель, но и отец. Однако он не мог винить ее за то, чего не чувствовал сам. Наун давно перестал считать его отцом и смотреть на него как на оплот надежности, гарантировавший стабильность в стране и в королевской семье. Но чем сильнее ухудшалось здоровье Владыки, тем меньше становился его авторитет.

– Мы будем тормозить вас. Возьмите коня и езжайте вперед, – горячо зашептала Тами. – Я приеду как только смогу.

Наун был вынужден согласиться с ней и поэтому вместе с Набомом немедленно отправился в Куннэ. В его голове роились мысли, которые не прояснила даже быстрая езда. Кризис еще не начался, но Когурё уже стояло на пороге хаоса, в который его ввергали предстоящая война и болезнь Владыки.

Дерзкий поступок мохэсцев сжигал его сердце в огне ненависти. Мало им было убить его единственную любовь, так они еще посмели покуситься на его страну! Судя по тому, что рассказал Чанмун, мохэ захватили крепость хитростью и прислали посла, который был отправлен туда для смены коменданта. Неслыханная дерзость, граничащая с безумием! Новым командующим Хогёна самовольно провозгласил себя некий Мунно, сын вождя Сумо.

Мимо проносились холмы, деревни и поля, но Наун ничего не замечал. Перед глазами стояли воспоминания, настолько четкие и болезненные, будто все это случилось только вчера: поход за данью, сражение, письмо от мохэсцев, в котором говорилось, что Кымлан в плену… Наун вдруг вспомнил имя захватчика. То дерзкое послание с требованиями вернуть дань прислал именно Мунно. Негодяй, который был повинен в смерти Кымлан.

Наун стискивал поводья, бил в бока лошадь, мечтая убить наглеца и поквитаться за свою погибшую любовь. Но потом медленно разжимал одеревеневшие пальцы, понимая, что в нынешней ситуации война для его страны – наихудший выход. Знал ли об это Мунно? Возможно, совершив такой рискованный поступок, он рассчитывал на уязвимость Когурё?

Спустя два дня Наун прибыл в Куннэ, чуть не загнав лошадь. Он спешился и сразу бросился в зал Совета, едва успев к его началу. Наун по привычке остановился напротив трона, чтобы поклониться Владыке, но резко замер: вместо отца там восседал Насэм. Он так нелепо смотрелся на троне, что Наун даже позабыл о правилах хорошего тона и не выразил уважения.

Наун обвел взглядом сидящих по обе стороны длинного стола чиновников. Чанмун выглядел непривычно встревоженным, но при виде Науна на его губах появилась улыбка облегчения.

– Разве это не место Владыки, Ваше Высочество? – спросил Наун, едва переведя дух.

Насэм фыркнул, и в его глазах промелькнуло разочарование. Он наверняка не думал, что брат приедет так быстро, и рассчитывал провести заседание без его участия.

– Владыка не в состоянии заниматься государственными делами, поэтому его роль на себя взял я, как наследник престола. Не понимаю причин твоего удивления.

– Звучит так, будто вы не желаете, чтобы он поправился, – ядовито усмехнулся Наун, направляясь к своему месту за столом. – Как хороший сын и истинный подданный, вы должны скорбеть в эти темные времена. И беспокоиться о будущем страны.

– Твоя интерпретация моих слов весьма двусмысленна. Хочешь обвинить меня в том, что я желаю смерти отцу? Будь осторожен! Я не потерплю оскорблений и даже не посмотрю, что ты мой брат, – прошипел Насэм, угрожающе приподнимаясь на ноги.

Наун смерил его презрительным взглядом, и наследник бухнулся обратно, неловко поерзав на троне, видимо, чувствуя себя неуютно на чужом месте.

– Сейчас не время выяснять отношения! – Наун повысил голос, хоть и понимал, что нельзя разговаривать с наследным принцем в подобном тоне. Он устал, был раздражен и поэтому не мог следить еще и за манерами.

Среди чиновников поднялся возмущенный ропот.

– Ваше Высочество! – Первый советник вскочил с места и злобно уставился на Науна. Похоже, все были на взводе.

– Предлагаю вернуться к обсуждению главного вопроса, – поспешно предложил Ён Чанмун и едва заметно качнул головой, давая понять Науну, что не стоит вести себя так грубо и настраивать против себя министров.

Насэм раздраженно фыркнул, словно говоря: «Именно это я и хотел сказать, если бы мне не помешал этот щенок!»

– Нужно подготовить войско и отправить его в Хогён, – деловито произнес он. – Первый советник, когда мы можем собрать армию?

– Нам потребуется… – начал было тот, но Наун резко перебил его:

– Бросать оставшиеся у нас резервы на то, чтобы отбить маленькую крепость, безрассудно. Хогён – не стратегически важный объект, и этот вопрос надо постараться решить мирно.

– Что же вы предлагаете, принц? Подарить ее мохэ? – спросил Первый советник со злобной улыбкой.

– У Когурё нет сил на еще одну войну, – категорично заявил Наун. – Или вы хотите голодных бунтов? Посмотрите, что творится за пределами столицы! Я своими глазами видел, в каком чудовищном состоянии находится страна. Нужно все решить путем переговоров.

– Переговоров? С варварами? Ты в своем уме? – вскипел Насэм, вновь вскочив на ноги.

– У Мунно в заложниках пятьсот наших солдат, и мы не можем допустить, чтобы они погибли в крепости.

– Это всего лишь солдаты, – скривился Первый советник. – Они присягнули Владыке. Погибнуть за родину – их долг!

– Однажды вы уже говорили это, министр. – Наун едва ли мог спокойно усидеть на стуле. Руки чесались стереть с его лица самоуверенное выражение. – И точно так же утверждали, что мы не можем пойти на сделку с мохэ. Что же вышло в итоге? Они отняли у нас целый город! Вам не кажется, что ваши методы неэффективны? Может быть, самое время попробовать что-то новое?

– Ваше Высочество, при всем своем уважении, вы недавно отвлеклись от личных дел и только начинаете делать первые шаги в политике. А я занимаю этот пост уже тридцать лет! – Первый министр рассвирепел.

Наун с удовлетворением отметил, что никогда раньше не видел его в таком бешенстве. Очередные намеки на его любовь к Кымлан пролетели мимо – Науна они больше не задевали. Он закусил удила и не собирался уступать. Не в этот раз.

– Ваше желание уколоть меня вполне понятно. Однако сейчас не время для игры слов. Нам нужно объединиться и принять взвешенное решение.

– Я согласен с принцем Науном, – подал голос министр Ён. – В этой ситуации лучше вести переговоры, чем снова проливать кровь и вызывать еще большее недовольство народа.

– И какие условия ты предлагаешь? – прорычал взбешенный Насэм. Казалось, только усилием воли он заставляет себя держаться в рамках приличий.

– Это нужно обсудить, – уже спокойнее ответил Наун. – Можно выставить разные условия. Например, позволить всем живущим там мохэсцам вернуться на родину. Они ведь захватили крепость не ради территорий, а потому что там живет их народ.

– Невозможно! – громко запротестовал Первый министр. – Это равносильно капитуляции! Когурё не может потерять лицо! На нас смотрит Силла и империя Цзинь, которая только и ждет момента, чтобы поставить нас на колени.

– Но война усугубит внутренние конфликты. – Ён Чанмун был, как всегда, хладнокровен. – По всей территории Куннэ проходят грабежи и убийства, а в провинциях дела обстоят еще хуже. Недавно даже было совершено покушение на принцессу Ансоль! Представьте, что будет, если людям придется отдать последнее, только чтобы отвоевать какие-то земли, о которых они даже не слышали.

Услышав о покушении на сестру, Наун широко распахнул глаза. Министр Ён знаками показал, что все в порядке и он расскажет все позже.

– Согласен. Это опасно. Если начнутся бунты, мы просто утопим страну в крови, – кивнул Наун. – Кто возьмет на себя ответственность за это?

– Я возьму, – громыхнул на весь зал Насэм. – Ваши слова – это речи трусов, а не когурёских министров! У нас самая сильная армия на всем полуострове. Неужели вы думаете, что нам не под силу вернуть одну маленькую крепость? Мы отобьем ее за три дня, не больше.

– Но где мы возьмем столько продовольствия, чтобы накормить войско? Тогда всем аристократам придется раскошелиться. Первый министр, вы готовы отдать на содержание армии все, что у вас есть? – Наун отчетливо видел, что Насэм и Первый министр ведут страну к пропасти, и поэтому беззастенчиво давил на все точки, лишь бы остановить бессмысленную войну.

– Значит, отдадим, – твердо сказал Насэм, и Науну показалось, что в глазах Первого министра промелькнул страх. – Мы ни при каких условиях не можем позволить себе поражение! Если в этот раз уступим мохэ, то другие народы решат, что тоже можно нападать на наши земли.

– Уверен, мохэ просто хотели вернуть то, что было захвачено нашим дедом. Им не нужны другие города, потому что мохэсцы в них не живут, – терпеливо объяснял Наун. Ему казалось, что он говорит с глухими слепцами, которые не видят очевидных фактов и, судя по всему, даже не способны управлять страной. – Будь у них планы захватить и другие территории, они бы уже маршировали к крепости Гирин. То, что сын Вонмана действовал изнутри, указывает на две вещи: они берегут своих солдат и сил на полномасштабную войну у них нет. Но, скорее всего, их достаточно для удержания Хогёна, и во время штурма нашим воинам придется тяжело. Сомневаюсь, что мы сможем отбить ее за три дня…

– В конечном итоге, даже вернув крепость, мы проиграем по всем фронтам: потеряем много воинов и наживем врагов среди нашего же народа, – мрачно заключил Чанмун.

– Надо голосовать. – Первый советник выглядел не слишком уверенно. Видимо, он испугался, что министры не поддержат наследного принца, который собирался залезть к ним в карманы. Сейчас он находился меж двух огней. Ему нельзя было настраивать против себя аристократов, но и отказаться от наследного принца он не мог.

– Голосования не будет. Я единолично принимаю решение вернуть крепость Хогён военным путем, – заявил Насэм, и среди чиновников поднялся удивленный ропот.

– Ты не имеешь права, ты еще не Владыка! – в бешенстве выкрикнул Наун, но Ён Чанмун вдруг неожиданно поддержал наследного принца:

– Вы будущий правитель, мы повинуемся вам. – Он глубоко поклонился и сел обратно. На его губах мелькнула торжествующая улыбка.

Наун кипел от злости и недоумения. Только что они вдвоем пытались отговорить Насэма, как вдруг министр согласился с противником. Опять эти хитроумные ходы и интриги!

Первый советник бросил на молодого министра подозрительный взгляд, тоже чувствуя подвох, но пойти против своего зятя не осмелился.

Из зала Совета чиновники вышли взбудораженные, но громко возмущаться боялись, чтобы не попасть в немилость к будущему королю.

Убедившись, что за ним никто не следует, Наун отвел Чанмуна в сторону.

– Как это понимать? – спросил он, понизив голос.

Чанмун улыбнулся.

– А разве вы не догадались? Сами того не ведая, вы загнали вашего брата в капкан, из которого ему не вырваться.

– Что ты имеешь в виду? – все еще не понимал Наун. Это заседание открыло ему глаза на то, что у старшего брата, которого он всегда считал умным человеком, помутился рассудок. За величием Когурё он не видел ничего больше. Но страна с нищим, голодным народом не может стать великой.

– Наследный принц уже проиграл, когда взял всю ответственность на себя. И что бы ни случилось, во всем будет виноват только он. Бунты, кровопролитие, похудевшие кошельки аристократов – все это ляжет на его плечи. А в случае военного поражения, я уверен, его дни в качестве наследного принца будут сочтены. Министры захотят видеть на троне гибкого человека, с которым можно договориться, а не твердолобого тирана, который ни во что не ставит своих собственных советников.

Чанмун коварно улыбнулся.

Однако Науна такая перспектива не радовала. Конечно, он хотел победить брата на политической арене, но цена была слишком высока. И в первую очередь его заботило будущее Когурё, которое сейчас виделось ему в очень мрачных тонах.

– Ваше Высочество, вы должны быть хорошим сыном и навестить Владыку, – вдруг сказал Чанмун. – Принц Насэм давно к нему не заходил, поэтому у вас есть шанс выделиться на его фоне в глазах окружающих.

Наун и без его напоминаний собирался проведать отца. Каким бы он ни был родителем, чувство долга не позволяло игнорировать болезнь Владыки.

Умывшись и переодевшись с дороги, Наун сразу отправился в королевские покои. Перед ним открылась дверь, и по тягучей тишине и витавшему в воздухе запаху лекарственных трав сразу стало понятно, что в комнате лежит умирающий. Служанки ни на минуту не оставляли больного, а у его постели постоянно, сменяя друг друга, дежурили лекари. Королевы в покоях супруга не было, но Науну передали, что она часто навещает его и должна вот-вот прийти.

Наун робко вошел в спальню и, увидев на кровати неподвижного отца, отшатнулся. Он никогда не видел его таким… жалким. В ушах зашумело. Сердце грохало в груди от непонятных чувств, которые в один миг накрыли его, как ураган. Они никогда не были близки, да и многие решения, принятые отцом, пробуждали в душе Науна ненависть. Но сейчас он увидел, что великий правитель Когурё – лишь обычный человек, который оказался бессилен перед ликом смерти. И вся его жизнь свелась к широкой кровати, покрытой запачканными простынями. Видеть это было неожиданно больно.

– Почему стоишь в дверях? – От тихого голоса матери Наун дернулся, ударившись о косяк.

Из-за шума Владыка со стоном проснулся. Но глаз так и не открыл.

Королева бросила на сына колючий взгляд и спокойно прошла в комнату. Села у изголовья и, взяв у лекаря смоченную в отваре тряпицу, стала методично обтирать щеки, лоб и губы мужа. Ее движения выглядели привычными, словно она делала это не первый раз.

Наун пребывал в смятении. Он чувствовал себя лишним, но и уйти не мог.

– Боишься? – обернулась к нему королева, и от ее холодного взгляда ему стало не по себе.

Неужели она совсем ничего не чувствует к мужу? Они были вместе столько лет! Какие бы отношения между ними ни были, она ведь должна испытывать печаль, горе или хотя бы жалость?

– Нет, – ответил Наун и осторожно подошел к кровати. – Мне грустно.

Мать помедлила, задержав на нем взгляд, а затем вновь вернулась к уходу за супругом.

– Я рада, что ты хоть что-то чувствуешь к нему. – Она сделал паузу. – У меня появилась надежда, что кто-то будет горевать и обо мне, когда я покину этот мир.

Наун смотрел на мать с бешено бьющимся сердцем. Он впервые слышал от нее такие откровенные, простые слова.

Слова матери, а не королевы.

– Он любил тебя. И Насэма. И Ансоль. Но постоянно был занят государственными делами и ставил семью на второе место. Когда вы были маленькими, он сильно переживал, что не может уделять детям больше времени. Старался каждый день приходить к вам, чтобы вы не забыли его лицо. Но потом… чем дальше, тем реже он стал появляться в детской и в моей спальне. В итоге пропустил момент, когда Насэм сделал первые шаги, а ты сказал первое слово. Чувство вины, которое следовало за ним по пятам, исчезло. И из семьи мы превратились в супругов, которые встречались раз в неделю по расписанию.

Наун хотел было что-то сказать, но не мог – горло сжало спазмом. Он протянул руку и робко коснулся ладони матери.

– Может, чувство вины не исчезло вовсе, просто отец спрятал его глубоко в сердце, потому что иначе невозможно жить, – дрогнувшим голосом произнес он.

Королева крепко сжала руку сына и тут же отпустила, будто испугалась проявления чувств.

– Боюсь, мы этого уже никогда не узнаем.

Наун вернулся в свои покои, чувствуя себя разбитым и больным. Посещение отца стало для него потрясением. С самого детства Владыка был для него оплотом, защитой и опорой, и видеть его таким беспомощным оказалось невыносимо больно.

Наун разделся и лег в кровать. Голова раскалывалась, тело ломило от усталости, поскольку он был на ногах со вчерашнего вечера и не спал целые сутки. Он закрыл глаза, перебирая все события прошедшего дня: заседание совета, решение Насэма и больной отец, чье осунувшееся лицо намертво врезалось в память. Ни малейшего проблеска надежды – одна только тоска и горечь.

Он перевернулся на бок и вздохнул. Он надеялся, что Тами приедет со дня на день. Ее уверенность и холодный рассудок дарили ему спокойствие и ощущение, что все будет хорошо.

Завтра Наун собирался навестить Ансоль, чтобы расспросить о нападении. Рассказ министра Ёна была кратким и скомканным, поэтому он хотел узнать подробности от нее самой. Сестра была нежной и ранимой, как фиалка, и Наун даже отдаленно не представлял, как она смогла пережить такие испытания.

Он проспал до обеда следующего дня, но все равно не чувствовал себя отдохнувшим. Он вяло позавтракал, оделся и отправился в покои Ансоль. Он соскучился и хотел поддержать ее, зная, что из всех королевских детей она была ближе всех к отцу. Это было их общее горе, и она не должна переживать его в одиночку.

Погруженный в свои мысли, Наун шел по территории дворца. Несмотря на то, что Чанмун считал предстоящую войну заведомо проигрышным делом для Насэма, он очень беспокоился за дальнейшую судьбу Когурё. Их границы постоянно находились в опасности, и сейчас в первую очередь нужно было бросить силы на поддержание линии обороны, а не тратить жизни солдат на маленькую крепость.

Внезапно он услышал незнакомую речь.

Повернув голову, Наум увидел трех незнакомых девиц в сопровождении невысокого худощавого мужчины, стоявшего к нему спиной. Платья незнакомок были диковинного кроя, черного цвета и с красным шитьем на поясе. Такой же узор украшал одежду мужчины.

Прислушавшись, Наун вдруг узнал мохэский язык. Враги в Когурёском дворце? Шпионы? Как их пропустила стража? Он уже сделал несколько стремительных шагов к ним, как одна из девушек заметила его и, сощурив узкие глаза, пихнула сопровождавшего их мужчину в плечо. Тот обернулся, и…

Науну показалось, что почва ушла у него из-под ног. Он споткнулся, едва устояв на покачнувшейся земле.

Это был не молодой воин.

Кымлан.

Ноги будто приросли к выложенной камням дороге. Все чувства, которые Наун месяцами давил и уничтожал в себе, которые навсегда похоронил в глубине души, рванулись изнутри, разрывая сердце в клочья. Они чудовищным ураганом понеслись вперед, затягивая в смертоносный вихрь и честолюбивые планы, и желание победить Насэма, и теплые чувства, которые он испытывал к Тами.

Невозможно… Это не могла быть Кымлан, она ведь погибла! Он оплакивал ее несколько месяцев, винил и ненавидел себя, но когда наконец-то научился жить с этой болью, она вновь возникла перед ним. Именно сейчас, когда он женился и задушил в себе желание быть счастливым. Нет, Небеса не могут быть так жестоки, это невозможно! Наверное, это просто видение из-за замутненного усталостью и переживаниями сознания… Это не может быть Кымлан…

Однако мираж в черном мужском одеянии едва заметно дернулся в его сторону, но тут же отступил назад. Родные глаза, которые столько раз приходили в снах, смотрели на него испуганно, потрясенно и будто бы с осуждением. Но это были ее глаза. Она была настоящей.

– Кымлан!

Не думая, Наун кинулся к ней и судорожно стиснул в объятиях. Жива! Жива!.. Он не мог дышать, только дрожащими руками сжимал худые плечи и гладил по жестким волосам. Наконец сделав вдох, он задохнулся от пьянящего запаха ее кожи. Даже через сотню лет он не забудет его! Что значат какие-то месяцы!

– Кымлан! Кымлан! – бессвязно бормотал он, чувствуя, что сердце вот-вот остановится от переполнявших его чувств.

Но девушка в его руках словно окаменела. Она не обняла его в ответ, не сказала ни единого слова. Лишь осторожно отстранилась и опустила глаза.

– Ты жива, Всемилостивые Небеса, ты жива… – шептал Наун, обхватил ее лицо ладонями. – Посмотри же на меня!

Он не мог насмотреться на острые скулы, тонкий прямой нос и пухлые губы, которые целовал столько раз. Его Кымлан жива! Она здесь, рядом с ним! Сейчас ничто другое в этом мире не имело значения. Только она.

Однако Кымлан аккуратно убрала его руки и отступила назад. Помедлив мгновение, она подняла взгляд, и у него что-то оборвалось внутри. Он был холодным и чужим.

Кымлан поклонилась ему и вежливо сказала:

– Ваше Высочество, возьмите себя в руки, ваша жена смотрит. – Она перевела взгляд Науну за спину.

Он обернулся.

Тами стояла в нескольких шагах от них, но затем медленно развернулась и пошла прочь.

– Простите, нас ожидает принцесса Ансоль, – произнесла Кымлан и, кивнув девушкам, двинулась в противоположном направлении.

Наун остался один, раздираемый вышедшими из-под контроля чувствами.

Ни в этот день, ни даже на следующий Наун к сестре не пошел. Он заперся в своих покоях, пытаясь привести мысли в порядок. Тот факт, что Кымлан жива, перевернул весь его мир с ног на голову и разрушил до основания едва обретенные ориентиры. Он метался по комнате, как раненый зверь, бросаясь от одного решения к другому. Что же ему теперь делать? Если бы он только знал, что она жива, то никогда бы не согласился на свадьбу!

«А как же Тами?» – тихо спрашивала совесть. Ведь она искренне помогала ему, и благодаря ее помощи он почувствовал опору под ногами. К тому же нельзя игнорировать то, что она стала ему настоящей семьей.

Наун хватался за голову, чувствуя, что его сердце не в состоянии пережить все то, что на него обрушилось. Болезнь отца, возвращение Кымлан, Тами и война мучили его, но он с горечью осознал, что меньше всего его тревожит предстоящее сражение. Наверное, министры не ошиблись на его счет: несмотря на все приложенные усилия, он остался влюбленным дураком, для которого личные чувства всегда будут превыше государственных дел. Такому правителю не место на троне, он его попросту не достоин, потому что Владыка должен всегда ставить интересы страны на первое место. Как выяснилось, этому Наун так и не научился.

Тами ни разу не пришла к нему. То ли потому, что дала ему время прийти в себя, то ли потому, что не хотела видеть его после той сцены воссоединения во дворе. Но Наун мог думать только о Кымлан. Ему хотелось оказаться рядом с ней, взять за руку, прижаться к теплым губам… Увидев ее, он понял, как сильно тосковал по ней. Но ледяной прием, который Кымлан оказала ему, красноречиво говорил о том, что она не простила предательства. Есть ли надежда, что у нее еще остались чувства к нему? Он должен это выяснить.

Пока Насэм готовился к войне, Наун был занят собственными переживаниями. Он несколько раз посылал Набома домой к Кымлан с письмами о встрече, но каждый раз получал вежливый отказ. Он сгорал заживо, не мог думать ни о чем, кроме Кымлан, и презирал себя за это. Она стала его навязчивой идеей.

Через несколько дней к нему с визитом пришел Ён Чанмун. Наун досадливо поморщился, догадываясь, зачем пожаловал министр. На лице Чанмуна не было ни признака привычной улыбки и, пусть и фальшивой, доброжелательности. Он был собран и угрюм.

– Чем обязан визиту? – после затянувшейся паузы спросил Наун.

– Ваше Высочество, когда вы перестанете вести себя как дитя? Мне казалось, несколько месяцев назад вы прошли через это, – тихо сказал Чанмун.

– Как давно тебе известно, что Кымлан жива?

Наун начинал злиться. Он чувствовал себя и виноватым, и преданным, ведь, рассказав о нападении на Ансоль, министр Ён ни словом не обмолвился о том, кто ее спас.

– Считаете, что вы вправе задавать такие вопросы? – Скрытая угроза явственно витала в воздухе. Чанмун достал из складок одеяния белое полотно и молча положил перед принцем.

Наун вздрогнул. Это было одно из писем, которые он отправлял Кымлан.

– Как ты посмел следить за мной? – возмутился он, однако министр вскочил на ноги и, упершись ладонями в стол, угрожающе навис над ним.

– Прекратите позорить мою сестру. Если не возьмете себя в руки, то я буду вынужден вмешаться. Вы же не хотите, чтобы с Кымлан случилось что-то плохое?

У Науна пересохло во рту. Он смотрел на Чанмуна, ясно читая в его глазах, что тот ни перед чем не остановится.

– Ты мне угрожаешь? – выдавил принц.

– Что вы, как я могу, Выше Высочество. – На лице министра вновь появилась обманчиво дружелюбная улыбка. Но позы он не изменил и продолжил держать Науна на прицеле. – Но в жизни всякое может случиться. Например, Кымлан внезапно заболеет. Или в ее комнате неожиданно обнаружится компрометирующая переписка. Я слышал, что она долго была в плену и привезла с собой трех мохэских девушек. Занятно, что это как раз совпало с захватом крепости Хогён. Любопытное стечение обстоятельств, не находите?

– Вы не посмеете…

– Ваше Высочество, прислушайтесь к моим словам, – перебил его Чанмун. – Ни я, ни моя сестра не потерпим унижения. Ведите себя соответственно вашему статусу и не выставляйте себя на посмешище. Ведь вместо меня это письмо мог перехватить кто-то другой.

После этого разговора Наун стал осторожнее. Он перестал отправлять к Кымлан посыльных и стал чаще навещать сестру. Ансоль поведала ему историю Кымлан, но, к его огорчению, он редко встречал ее в покоях принцессы. Поэтому он специально приходил на тренировочные площадки, чтобы посмотреть на нее хотя бы издалека. Каждый раз, когда видела его, Кымлан вежливо кланялась и продолжала тренировку своих мохэских подруг. Наун сходил с ума, пытаясь найти хоть один намек на то, что ее чувства к нему не исчезли. И не находил. Будто человек, которого она любила столько лет, теперь ничего для нее не значил.

– Оставь Кымлан. Не мучай ни ее, ни себя, – как-то раз прошептала Ансоль. Они вдвоем наблюдали, как маленькая юркая мохэска, имени которой он не запомнил, с торжествующим криком выбила у соперницы деревянный меч.

– Не могу, – глухо обронил Наун, глядя, как Кымлан искренне смеется и хвалит подруг. – Если бы я знал, что она жива, все сложилось бы иначе! Никогда не прощу себе этого.

– Даже если бы Кымлан не попала в плен, а осталась во дворце, ничего бы не изменилось, – устало возразила Ансоль, ее глаза потухли. Она была глубоко опечалена болезнью отца. – Рано или поздно тебе пришлось бы жениться. И она это знает. Отпусти ее, позволь жить дальше. Не тяни в прошлое. Она столько пережила и заслужила душевный покой.

– Я должен хотя бы поговорить с ней! Хочу услышать от нее, что она меня больше не любит.

– А если любит? Что ты будешь делать? Унизишь ее положением наложницы? Заставишь их с Тами ненавидеть друг друга и жить в вечной борьбе за твое внимание? Этого ты желаешь? – Ансоль повысила голос, и Наун с удивлением посмотрел на свою обычно мягкую и добрую сестру. – Знаешь, эти девушки многому меня научили. Простолюдинки, бывшие рабыни, но каждая из них борется за шанс жить, буквально выгрызая его у судьбы. Кымлан наконец-то нашла свое место, так что позволь ей насладиться этим. Посмотри на них. Они есть друг у друга, и они счастливы. А рядом с ними счастлива и я. Любовь в нашей жизни – далеко не все, а в свете последних событий ты, как никто другой, должен это понимать. Сейчас есть вещи поважнее твоего разбитого сердца.

Раздавленный отповедью сестры, Наун вернулся к себе. Он понимал, что Ансоль права, но никак не мог усмирить свое сердце. Это было эгоистично и малодушно, но он должен поставить точку. И если Кымлан в самом деле его больше не любит, он навсегда оставит ее.

Утвердившись в своем решении, через три дня он подкараулил ее, когда она вместе с подругами выходила из покоев Ансоль.

– Кымлан! – окликнул ее, отчего она вздрогнула.

– Ваше Высочество. – Кымлан поклонилась.

– Мы можем поговорить? – спросил Наун. Три пары глаз смотрели на него почти враждебно, и он почувствовал себя очень глупо, выпрашивая разговор.

– Мне надо вернуться домой и…

– Это ненадолго. Пожалуйста, Кымлан, это важно. Я хотел поговорить о безопасности Ансоль, – почти взмолился он.

Кымлан встревожилась и обернулась к подругам:

– Идите домой, я скоро приду.

Девушки немного потоптались на месте, неприязненно поглядывая на принца, как будто он собирался похитить их предводительницу и заключить в темницу. Но затем послушно отправились к дворцовым воротам.

Кымлан же последовала за Науном в его павильон. Шли они быстро, будто воры, и Наун боялся, что кто-то может их увидеть. К счастью, по дороге им никто не встретился, и в его покои они вошли незамеченными.

Кымлан осталась у дверей, словно боялась заходить дальше порога.

– Присаживайся. – Наун неловко указал на стул и отодвинул его для нее. Он же занял место напротив.

Кымлан медленно села за стол и стала молча разглядывать ножны с выбитым на них рисунком.

– У тебя новый меч, – произнес Наун, не зная, с чего начать разговор.

– Да. Ваш подарок забрали, когда я попала в плен. Простите. – Она виновато склонила голову, так и не поднимая взгляд.

– Проклятые мохэские ублюдки! – прошипел Наун. Когда он думал о том, через что пришлось пройти Кымлан, идея Насэма отвоевать крепость казалась не такой уж плохой. По крайней мере, так бы он отомстил негодяям за все, что они сделали.

– Вы хотели поговорить о принцессе Ансоль, – напомнила Кымлан.

– Прости, Кымлан, я солгал. Ты отказывалась встретиться со мной, поэтому я придумал этот предлог. Я хотел сказать… – он запинался от волнения, – если бы я только знал, что ты жива, то никогда…

– Вы бы никогда не женились? – усмехнулась она и впервые посмотрела на него.

Сколько обиды и осуждения было в ее глазах!

Наун схватил кувшин с водой и отхлебнул прямо из горлышка. Его руки дрожали, и он не знал, что говорить и как вести себя с этой чужой и незнакомой Кымлан, которая, похоже, презирала его.

– Я совершил много ошибок, и, Небеса свидетели, как сильно я о них жалею. Знаю, это эгоистично, но… могу ли я надеяться, что в твоем сердце осталось хоть немного места для меня? Любишь ли ты меня?

С гулко колотящимся сердцем он ждал свой приговор.

Кымлан неожиданно расхохоталась. Наун ничего не понимал и просто растерянно смотрел, как она вытирает слезы смеха.

– Вы не меняетесь, Ваше Высочество.

– Что?

– Вам снова нужно знать, что чувствую я, но вы не говорите, что чувствуете вы сами. Как и несколько лет назад, когда мы возвращались из трактира. Помните? Вам всегда нужно было мое слепое обожание, но вы ни разу не сказали, что любите меня. А я, глупая, ждала именно этих слов! Но так и не услышала их. Простите, я пойду. – Она решительно поднялась на ноги и направилась к двери.

– Кымлан, подожди! Подожди, не уходи, прошу! – Наун кинулся за ней и обнял ее со спины, крепко прижимая к себе. Она дернулась из его рук, но он не пустил ее.

Каким он был идиотом! Она любит его! Конечно, любит! Просто гордость не позволяет признаться в этом. Если для нее так важно признание, то он скажет все, что она захочет! Лишь бы она осталась рядом.

– Я люблю тебя, люблю так, что не могу дышать без тебя! – шептал он ей на ухо будто бы в горячке. Ее запах пьянил и туманил разум. Наун видел ее тонкую шею с маленькой родинкой и мягкий пушок волос возле уха. Не контролируя себя, он приник губами к теплой коже, под которой быстро пульсировала кровь. Кымлан рванулась из его объятий, но он крепко держал ее, не позволяя вырваться. – Больше никогда не отпущу… Люблю… люблю…

Он повернул ее голову к себе и беспорядочно целовал щеки, виски и губы. Кымлан дернулась в последний раз и затихла, вдруг ответив на поцелуй. Она всегда тонко чувствовала его желание и отзывалась на каждое прикосновение именно так, как он ожидал. Но сейчас все было иначе. Наун был удивлен, каким твердым и напряженным оставалось ее тело в его объятьях.

Внезапно Кымлан сбросила с себя его руки и полностью развернулась к нему. В ее глазах пылали страсть вперемешку с обидой и отчаянием.

Наун впитывал ее боль, обещая себе, что больше никогда не заставит ее страдать.

– Прости, прости меня…

Обвив руками его шею, Кымлан жадно прижалась к его губам. Ее губы были сухими и требовательными, в них не осталось прежней нежности, но Науна это не волновало. Главное, что она, его Кымлан, живая и здоровая, целует его прямо сейчас. А если целует – значит, простила. Или простит однажды.

Наун выдернул шпильку из ее прически, и черные волосы рассыпались по плечам. Развязал пояс и спустил с ее плеч черное мужское платье, под которым жила его Кымлан, его любимая женщина, которая когда-то доверчиво отдала ему свое сердце. Уродливый шрам на левом плече больно уколол его сердце. Кымлан стыдливо прикрыла его, но Наун отвел ее ладонь и нежно поцеловал рубец, который был свидетельством того, через какой ад ей пришлось пройти.

Он подхватил ее на руки и отнес в постель. Что бы ни случилось в прошлом, что бы ни ждало их в будущем, Кымлан по-прежнему принадлежала ему, а он – только ей. Он больше никому не позволит разлучить их, даже если весь мир будет против.

Приглушенный свет напольного фонаря освещал измятые простыни и колебался на влажной от пота коже. Разметавшиеся на подушках волосы, приоткрытые губы и теплые руки Кымлан горели на сердце, как горячие отпечатки. Держа в объятиях любимую женщину, Наун понял, что это и есть истинное счастье. В этот момент он готов был отказаться от всего, лишь бы она осталась рядом. Впервые за много дней он почувствовал, что его душа наконец-то успокоилась.

Кымлан шевельнулась и выскользнула из его объятий. Она подняла с пола разбросанные вещи, вновь надела мужское платье и заколола волосы.

Наун приподнялся на локте, с шальной улыбкой наблюдая за ее ловкими движениями.

– Останься, – попросил он.

Кымлан стояла к нему спиной.

– Ваше Высочество, мы не должны больше видеться.

– Почему? – Он не сразу понял смысл ее слов и продолжал улыбаться.

Она повернулась к нему лицом, завязывая пояс.

– Я не хочу быть вашей тайной любовницей.

Наун вскочил с постели и обхватил ее за плечи, пытаясь заглянуть в глаза.

– Когда стану Владыкой, я сделаю тебя официальной наложницей. Ты ни в чем не будешь нуждаться, и мы всегда будем вместе! – Он до сих пор не верил, что она говорит всерьез. Наун не понимал причин такой резкой перемены и пытался искал аргументы, способные удержать ее рядом. Наверное, все дело в ревности, и она не хочет быть на вторых ролях.

– Наун. – Кымлан посмотрела на него, и его будто окатили ледяной водой – настолько равнодушным был ее взгляд. Она не называла его по имени с детства, когда они еще были друзьями, а не возлюбленными. – Дело не только в статусе. Слишком много всего произошло, жизнь изменилась, мы изменились. Между нами остались только воспоминания и больше ничего. Детская влюбленность, которую мы оба не можем отпустить. Но сейчас я осознала, что пережила эту привязанность. Ты тоже должен оставить это в прошлом и жить дальше.

Каждое слово камнем падало на его сердце.

– Мои чувства к тебе не были детской влюбленностью. Они настоящие. Я люблю тебя! – Только что обретенный мир стремительно рушился, и Наун пытался удержать в руках хотя бы осколки. – Ты тоже любишь меня, я же вижу! Я сделаю все, что захочешь! У тебя будет самый высокий статус после королевы и…

– Нет, я больше не люблю тебя. Прости. – Кымлан покачала головой и сделала шаг назад. Повернулась к нему спиной и вышла из спальни.

Не до конца понимая, что это конец, Наун бросился вслед за ней, но увидел лишь ее темный силуэт, стремительно покидающий дворец. Он прислонился к стене и закрыл глаза.

Неужели все кончено?..

После такого сокрушительного удара Наун не мог опомниться несколько дней. Он не покидал свои покои и почти не притрагивался к еде. Раз за разом прокручивал в голове их страстную ночь и последовавший за этим разговор, пытаясь понять, что сделал не так, и найти доказательства того, что Кымлан говорила неискренне. Он злился на нее, ненавидел и клялся себе, что никогда больше не посмотрит в ее сторону. А потом снова погружался в отчаяние и рвал душу предположениями и вариантами.

Тем временем приближался день, когда войско должно отправиться на войну. Насэм лично собирался сказать напутственные слова командирам, как это раньше делал Владыка. Но Науна это не трогало. Сердце иссушили терзания по Кымлан, и он равнодушно прошел мимо брата, облаченного в праздничные одежды.

– Хочешь потешить свое самолюбие, отправляя людей на смерть? – бросил он, криво усмехнувшись.

– А ты, смотрю, опять заинтересовался политикой? Надолго ли? – Насэм злорадно улыбнулся, но Наун проигнорировал его слова и направился в высокую беседку, откуда собирался наблюдать за тем, как наследный принц совершает самую большую ошибку в своей жизни.

Тами поднялась по ступеням с противоположной стороны. Наун ответил на ее приветствие и отвернулся. Ему было стыдно встречаться с ней взглядом. Лицо жены будто посерело, глаза опухли. Это была их первая встреча после возвращения из Силлы, и Наун не представлял, какой теперь будет их супружеская жизнь после всего, что произошло. После того, что он натворил.

Тами встала рядом с ним, сложив руки на животе, и уставилась вперед. Во дворец начали заходить воины. Первым шел генерал Чильсук, которому поручили командование армией, а следом за ним – командиры и знаменосцы. Они преклонили колена перед Насэмом и склонили головы, приготовившись слушать напутственные слова наследного принца.

Взгляд Науна зацепился за самого щуплого воина, и его сердце пропустило удар. Там была Кымлан! Неужели она собирается на войну? Хочет снова рискнуть своей жизнью? Нужно увести ее, не дать участвовать в кровопролитии, уберечь любой ценой! От ужаса у него перехватило дыхание, и Наун уже метнулся к лестнице, но Тами преградила ему путь.

– Куда вы собрались, Ваше Высочество?

Наун будто вернулся в прошлое, когда Ён Чанмун остановил его в похожей ситуации. Он тяжело вздохнул, понимая, как виноват перед ней, но сейчас ему было не до выяснения отношений. Он должен был остановить Кымлан, пока еще не поздно.

– Прости, Тами, я должен.

Она слегка поморщилась, но быстро совладала с собой.

– Вы никуда не пойдете, – отчеканила она, не сдвинувшись ни на шаг. – Я не позволю вам опозориться еще больше!

– Сейчас не время, поговорим позже! – Наун попытался обойти ее, но Тами раскинула руки в стороны и с ненавистью прошипела:

– После всего вы смеете пренебрегать мною?

– Отойди! – рявкнул Наун, выйдя из себя. – Я не могу допустить, чтобы она погибла! Можешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь.

– Вы чудовище, принц, – выдавила Тами. – Но я не думала, что вы еще и безвольный слабак! Вы растоптали все хорошее между нами, но этого вам оказалось недостаточно, так вы хотите еще и уничтожить мое будущее! Я не позволю! Мы с братом не для того старались сделать вас тем, кем вы являетесь теперь. Немедленно вернитесь назад!

Наун рвано дышал, сердце билось где-то в горле. Он смотрел на Тами и не узнавал ее. В ее глазах горело столько боли и ярости, что он невольно отступил на шаг. Зациклившись на возвращении Кымлан, он даже не подумал о том, через что проходит Тами, молчаливо наблюдая за тем, что он творит.

– Тами…

– Я дала вам время, чтобы вы пришли в себя. – Ее голос дрожал, губы кривились. – Надеялась, что вы не поступите так со мной. Как же я ошиблась в вас! Но несмотря ни на что, я все еще ваша жена и принцесса Когурё. Поэтому должна соблюдать интересы своей страны. Вернитесь и не ставьте под угрозу ваше положение.

Каждое слово резало сердце Науна, но страх за любимую женщину оказался сильнее стыда и чувства вины.

– Я очень виноват перед тобой, но не могу потерять ее снова, – твердо сказал он. – Сейчас для меня имеет значение только это. Уйди с дороги.

– Вы хоть отдаете себе отчет в том, как много от вас зависит? Судьбы людей, которые встали на вашу сторону, будущее страны. Вы готовы отказаться от всего этого? Готовы ли вы снова ходить в тени брата и быть предметом насмешек министров? Готовы разрушить все, чего с таким трудом добавилась последние месяцы? Второго шанса не будет! Вы станете никем! Как думаете, кого вы будете винить в своем позорном положении и разрушенных мечтах? Не себя. И даже не меня. А Кымлан. Любовь всей вашей жизни в итоге станет вашим проклятием, и вы возненавидите ее.

Наун тяжело дышал, глядя в глаза жены, в которых бушевала ярость и обида преданной женщины.

– Очнитесь, Ваше Высочество! Придите в себя и примите то, что вы не можете делать все, что заблагорассудится. – Тами взяла себя в руки и понизила голос: – Как вы собираетесь в будущем управлять страной, если уже сейчас готовы пустить все под откос только из-за личных чувств? От вас зависят жизни тысячи людей, и они не должны страдать из-за ваших прихотей. Такова участь короля, и еще несколько недель назад, на приеме у кана Силлы, вы были готовы к ней. Страна не может зависеть от минутных порывов одного человека. Поэтому сделайте выбор раз и навсегда: или вы до конца жизни остаетесь младшим принцем, или вы становитесь правителем. И этот выбор вы должны сделать прямо сейчас.

Наун пошатнулся и оперся на деревянные перила. Ноги не держали его, и он сполз на пол, устремив взгляд в небо. В груди давило так, что становилось больно дышать. Он попытался представить, что скажет Первый советник, если он выбежит на площадь на глазах у всех и силой уведет Кымлан. «Я знал, что он всего лишь незрелый юнец! Не могу поверить, что мы слушали его на заседании в Совете!» Министры, которые перешли на его сторону, сразу отвернутся от него, он потеряет Чанмуна и Тами. Он вернется к самому началу. И вновь восстать из пепла уже не получится.

Наун закрыл лицо дрожащими ладонями, чувствуя, как сердце с громким треском раскалывается пополам. Одна его часть принадлежала Кымлан, но другая – Когурё, Чанмуну, Тами, Ансоль… а также стремлению к власти, которое не смогла усмирить даже любовь. Он знал, что будет проклинать себя до конца жизни за этот выбор. Знал, что разбитое сердце никогда не станет целым. Но ведь отцу как-то удалось справиться с чувством вины. А значит, получится и у него. Нужно только уничтожить половинку сердца, которую занимает Кымлан.

Наун поднялся на ноги, развернулся и, не взглянув на жену, медленно побрел прочь.