Сейчас он выглядит, как проигравшийся в пух и прах клиент казино, наблюдающий за азартным спором профессиональных шулеров… В пособиях по прикладной психологии, которые мне периодически подсовывал Володя, весело и цинично объясняли вражду прирожденных администраторов к естествоиспытателям именно разным отношением к жизни. Природный вожак — всегда играет, унылый «ботан» (в широком смысле термина, от пейзанина на пашне, до «кабинетного ученого») — работает. Компенсирует нехватку удачи избытком труда… Если ему тоже улыбается удача, то, по мнению руководства — налицо вопиющая ошибка природы, подлежащая срочному исправлению. Ну, мозги у них так устроены! Мнение лоха в расчет не принимается, права лоха вовсе не существуют. А власть — всегда права. Наблюдать, как собственные подчиненные «болеют за лохов», ему физичеки тяжело…
— Да сколько там болтается этого атмосферного электричества? Кошкины слезы! Только на треск хватает.
— Примерно 40 % мощности солнечного излучения, достигающего атмосферы Земли, в процессе своего обратного излучения в космос (про «парниковый эффект» в курсе?), некоторое время (по пути через плотные слои приземного воздуха, от поверхности до тропопаузы) существуют в виде электрического поля и годны к использованию. Десятые доли процента, от этого потока энергии, перекроют все потребности человечества…
— «Розетка в небе» Бесплатный энергетический ресурс, круглосуточно доступный в любой точке планеты.
— За неограниченную халяву обязательно приходится платить… Что, в результате, с экологией будет?
— Если не наглеть — то ничего. Опыт солнечных электростанций показал, что изъятие из оборота 1–1,5 % от общего потока даровой энергии на окружающей среде никак не сказывается. Убыль «в пределах естественных атмосферных возмущений»… Немного снизится средняя температура воздуха в районе установки приемника.
— А в предельном случае?
— Классический опыт «короткого замыкания» электрической машины планеты — это взрыв ядерной бомбы в тропосфере. Местный объемный заряд мгновенно нейтрализуется и затягивание «дыры» в сплошном слое из равномерно ионизированного воздуха идет за счет дрейфа заряженной ледяной пыли через стратосферу…
— Точно, я ещё по фильму про ядерные испытания помню — всё небо, моментально, затягивают тучи. А из них даже не дождь, а град. Иногда падали целые льдины. У американцев, при испытаниях на Бикини, было так.
— В общем, излишняя жадность наказуема…
— Черт побери! Красивая идея… Главное — дешево. Газ у нас до сих пор не в каждом районе, зато провода ЛЭП — везде. Ставь рядом с приемником преобразователи и отправляй избыток энергии в сеть…
— Мечтать не вредно! Так тебе и позволили крутить счетчик в обратную сторону. Дай таким волю — скоро скажешь, что не ты должен платить государству, а оно тебе…
— Ошибаешься… Он скажет, что теперь обойдется без государства вообще. По глазам вижу!
— Что и требовалось доказать…
Жизнь под открытым небом не то что бы вовсе замерла, а как-то съежилась. Первые дни, видно по привычке из прошлой реальности, пытались назначать наряды для уборки снега вокруг объектов и с основных дорожек. Не пошло… С неба сыплет, сыплет и сыплет. А с боков заметает, в считанные минуты, выравнивая следы тщетных усилий по единому зимнему стандарту. Вот такая здесь вторая половина календарной осени. Что будет потом?
К счастью, по-настоящему сильного мороза тоже нет. Его успешно заменяет ветер и высокая влажность… Поймала себя на мысли, что все передвижения в пределах лагеря напоминают короткие броски от одного очага тепла к соседней проталине. Бегом или прыжками. По кроличьи. Из норки в норку. По узким тропкам в снегу. Общежитие фаланстера, из романтического сруба, моментально превратилось в коммуналку «барачного типа». Тесно, зябко, неуютно… Строительство новых крыльев здания (скорее радиально направленных лучей) идет в две смены. Ночью спим. Народ изрядно вымотался, производственный травматизм (особенно местные переохлаждения) вырос в разы, а потребление продовольствия — вдвое. От минимального уровня середины сентября. По городской мерке — почти армейская норма. По внутреннему ощущению — катастрофически мало! Весы это доказывают — худеем. Избыток белков в рационе не покрывает энергетических затрат. Нерпа откочевала на север. Далеко. Во льды…
Настроение отвратительное. В животе бурчит. Свет в «модуле» тусклый. Температура — плюс 16 градусов. С работой — полный завал… Надо всё, сразу и ещё вчера… Каждый новый день физически ощущаю провал ещё на пяток-десяток лет, по временной шкале, в сторону окружающей эпохи. Быт упрощается до примитивного, а первоначальный азарт «победного аврала» выдохся. Ну, сколько можно «героически преодолевать трудности»? Неделю… Две… Месяц… На излете второго месяца «свободного падения в прошлое» до народных масс (в моем и не только лице) начала доходить простая мысль, что теперь эта бодяга — на всю оставшуюся жизнь. У-у-у-у!
Профессор Радек изменил бы себе, если бы не воспользовался всплеском общественного интереса к ещё чуть теплящейся (в смысле фиксируемой приборами) активности «аномалии». Под зубовный скрип Соколова, уже приготовленный набор деревянных конструкций для очередного крыла фаланстера, общим голосованием (350 — за, 5 — против, 2 — воздержались) израсходовали на возведение огромной не отапливаемой будки вокруг её последнего места расположения. С запасом, на естественный дрейф «точки привязки». Надежда, что «дыра» однажды откроется, обратно пропорциональна вероятности данного события, но вера (как в Средневековье) творит чудеса. До того каждый, случайно или нарочно идущий мимо памятной полянки, пялился на место бывшего «окна домой» до рези в глазах. А вдруг? А может сейчас повезет и она, хоть на минутку, распахнется? Страшное дело, на себе почувствовала! Ровный снежный покров (раньше хоть тропинки и вытоптанное пятно в траве место обозначали) словно бы похоронил под собою последний шанс на возвращение в XXI век… Сарай из бревен, с тянущимися к нему проводами контрольной аппаратуры и сигнальной лампой на крыше (сирену для оповещения решили не ставить, она — на случай вооруженного нападения), вопреки логике — действует на народ успокаивающе. Если что, подготовка для обратной эвакуации — проведена. Мы приняли меры… Самообман, конечно… Из того же разряда, что огромный каменный храм посреди нищей деревеньки из саманно-деревянных избушек. Культовое сооружение! И «первосвященник» в комплекте… Бессмысленная растрата остатка сил и скудных средств ради «святого символа веры». А сами теперь, по очереди, спят на нарах в два яруса. Хотя, с самого начала, проектом планировались отдельные комнаты на двух-четырех человек…
Лев Абрамович, проходя мимо этого «мавзолея здравому смыслу», каждый раз чуть не шипит от злости. Он — один из пяти, голосовавших «против». Совершенно пустое помещение (при дикой нехватке площадей для складирования имущества), завхоза не по-детски бесит. Каждый день очередная партия «научников» роется в сугробах на месте временно (ничто так не постоянно, как временные сооружения) сложенного под открытым небом имущества. Сортирует, оценивает, пытается спасти самое ценное. Перетащить добро если не в тепло, то хотя бы под крышу, подальше от ветра, снега и вездесущих грызунов. Мыши прекрасно оценили достоинства синтетических упаковочных материалов и полутора месяцев безмятежного шуршания под внешне надежными чехлами (скрывающими от глаз творящиеся внутри безобразие) им хватило. Плюс — отсутствие естественных врагов. На территории лагеря нет ни лис, ни сов, ни других естественных для хвостатых вредителей хищников. Результат? В хлам распотрошенные бумажные ящики с приборами, изгаженные комплекты ЗИП, рваная тара с сыпучими веществами и главное — катастрофическая потеря темпа. Вместо использования по назначению, всё найденное предварительно надо мыть, проверять… или чинить… А если в разоренной упаковке были реактивы с маркой ЧДА (то есть, на жаргоне химиков — «чистое для анализа»)? Только выкинуть… Обидно же, до соплей… Одно дело — знать, что того-то и того-то нет в наличии. Другое — думать, что оно есть. Третье, знать (!) что оно есть и, в ответственный момент, обнаружить перемешанные с рассыпавшимися порошками обрывки мягкой упаковки… В такие моменты начинаешь сочувствовать гневным речам завхоза, что «добрый доктор Шрадер» (который изобрел табун, зарин и зоман), в сущности, занимался очень полезным делом (он ведь действительно получил табун в поисках дешевого средства от клопов), но оклеветан неблагодарным человечеством… Дай Льву Абрамовичу волю, тут вспыхнет «ограниченная химическая война». К общему счастью, на опыты у него почти нет свободного времени.
Времени нет ни у кого. Сумасшедшая гонка, ставка в которой — жизнь, продолжается… Кризис сменяется кризисом… Продовольственный… Жилищный… Тепловой… Осветительный (страшное дело, между прочим)… Вы попробуйте при свете лампады (жирника с открытым пламенем) вставить нитку в иголку, потом смейтесь. А сейчас наш маленький поселок накрыл «комплексный кризис ресурсов». Грубо говоря — кончились запасы и резервы. Вся наличная одежда — уже в носке (поделились по братски с малоимущими, перешили и подогнали). Все технические средства — задействованы (станочный парк упрятан в сухие помещения с полом и потолком). Все кадровые резервы учтены. «Перепись населения» выявила среди контингента пестрый набор специалистов и любителей в различных областях. Увы… В сутках только 24 часа. У человека только одна голова и две руки… А надо — держать рост темпов производства. Иначе, хитрые кривые на сетевых графиках обещают нехорошее.
Перефразируя известный лозунг — «Жить стало хуже, жить стало тяжелей». В первую очередь на бытовом уровне. Маленьким шоком, например, стало посещение кочегарки фаланстера… После недавних технических успехов, зрелище потного истопника, денно и нощно, без устали, швыряющего в ненасытную топку древесные обрубки, лично меня нешуточно потрясло. А как же генераторный газ? А как же топливная экономичность? На улице — простые деревянные козлы и поленница. Утренний наряд — колет чурбаки, вечерний — пилит бревна, не годные для переработки в столярке и отходы той же столярки. Самодельной двуручной пилой! Как до войны… Сказали, что материалы, пригодные для изготовления новых газогенераторов, решено экономить, а наличные — вышли на предел доступной производительности. Причем, основным потребителем газа стала не кухня, а цех.
Столовая с кухней переехала из палаток под крышу с первым снегом и тоже утратила романтичность. На грубо окрашенных столах из небрежно оструганных досок, в полутемном бревенчатом срубе с микро окнами, затянутыми мутной пленкой, похлебать суп из мяса нерпы было интересно один раз. Ну, два… Типа экзотика… В третий — уже перебор… Новые деревянные полы, от потока посетителей, на глазах преобразились в грязный настил. Обстановка барака, ледяная вода из рукомойников и самодельное, липнущее к рукам мыло — напрочь отбивают аппетит. Говорят, что нержавеющие миски скоро изымут из обращения, как резерв ценного металла. Равно, как и кружки… На замену поступят «гончарные изделия» местного производства. Кирпичи делать вроде бы научились, на очереди — керамические трубы и мелкий «ширпотреб». Верю! С эмалью, для покрытия разной всячины, в «горячем цеху», экспериментируют вовсю. Получается не особенно. Серенько, казенно, с пятнами… На всякий случай, одну кружку из нормальной полой нержавейки, я втихаря заныкала и вечерами завариваю в ней травяной настой. И вообще, быт с каждым днем делается всё более однотонным и серо-буро-невзрачным…
Особенно тяжкое впечатление производит необходимость выполнять приказ «О сбережении материалов». Раньше, ещё до «первого закрытия аномалии», действовало распоряжение «О высокотехнологичном мусоре» и разнообразный хлам, копящийся в ходе работ, складировали в пластиковых мешках, для отправки в XXI век. Мотив вполне понятный — сократить количество «следов» пребывания (если придется эвакуироваться), а, кроме того — пресечь для туземцев возможность порыться на помойке и приобрести вкус к «отбросам цивилизации». Теперь, в роли туземцев оказались мы сами. Содержимое мусорных мешков бережно сортируют, лампы, куски проводов, обрывки пластика и упаковочные материалы бережно делят по сортам для дальнейшей переработки. Сама видела, как монтирующий потолочные светильники электрик, ничего не бросает на пол, а прячет отходы «рабочего процесса» в карман висящей на груди сумки. У меня в «модуле», с великим почтением, опустошили ящик для одноразовых упаковок. У Дарьи Витальевны, в санчасти, выгребли все использованные одноразовые шприцы (которые, по правилам, полагалось уничтожить «огневым способом»). Воинствующее нищебродство в худшем из возможных вариантов… Про выпотрошенный ЗИП приборных комплектов и ополовиненный запас инструмента, скромно молчу. Но, когда явился солдат с задачей изъять из осветительных плафонов «лишние» лампочки — я уже возмутилась. Какого черта! В полумраке с химическими реактивами работать просто опасно.
Маленькая, но победа. Потом пришел лично Ахинеев. С ручным люксметром и бумажным справочником по технике безопасности. Серый от усталости и подозрительно молчаливый. Игнорируя меня, зашторил окна и включил верхний свет. Потом — раскрыл свою книжку на уже изрядно засаленной странице, где красным маркером, в таблице «Нормы освещенности рабочего места», выделены уровни светового потока для производственных помещений (в частности — химических лабораторий).
— Видно? — к сожалению. Как показания индикатора прибора, так и «рекомендуемые значения».
— Сейчас я буду вынимать элементы. Когда прибор покажет то же, что написано в книжке — скажешь…
— Так нечестно!
— Нечестно, когда мастера, в слесарке, по темноте глаза гробят. Нечестно, когда в новых помещениях нет даже аварийного освещения. Приходится поштучно выковыривать светодиоды из ручных фонариков. Или как?
Игра в честность закончилась потерей двух третей светового потока (по прибору) и унижением (по сути). Заодно Ахинеев переписал технические данные всех электронных приборов в «модуле». Причем, не доверяя их паспортным данным, а вынимая из ячеек в стеллажах и разглядывая надписи на задних стенках… Под конец — согнал меня с кушетки и поднял мягкую панель лежанки, под которой обнаружились какие-то черные коробки с электрическими выводами и толстыми разноцветными проводами. От этого зрелища — заметно повеселел…
— Так здесь ещё и исправный «бесперебойник» имеется! А мы и не знали…
— Тоже отнимете?
— Нет, задействуем. Вместо переменной сети 220 В по всему лагерю идет переключение приборов и иных нагрузок на постоянную сеть 220 В. Осветительные приборы, компьютеры, паяльники, утюги и тому подобная техника к замене безразлична. А вот электромоторы переменного тока могут сгореть. Здесь у вас аппаратура адаптирована к питанию от аккумуляторов, а зарядное устройство терпит как «постоянку», так и «переменку».
— Хотите сказать — мне повезло?
— Хочу. Будете постоянно жить при электрическом свете. В наших условиях — это роскошно. Так что…
Спорить с упертыми людьми трудно… В жопу такое везенье! К счастью, от отчаяния во мне прорезалось женское коварство. Там где бессмысленно просить, имеет смысл попытаться воспользоваться тонкой лестью.
— Э-э-э-э… Тогда, нельзя что-то сделать с настольным светильником?
— В смысле?
— Он и был тусклый, а теперь, при слабом потолочном освещении — на этикетках уже буквы не разобрать!
Сработало! Включил, хмыкнул (энергосберегающая лампочка в 15 Вт при температуре ниже 20 градусов разгорается медленно и неохотно). Полез в шкафчик с технической документацией на «модуль». Развернул его электрическую схему. Снова хмыкнул… Вскрыл распределительный щиток. Покрутил там винты отверткой. Потом — выловил из кармана доисторического вида лампу накаливания, с потускневшим от старости латунным цоколем. Прямо рукой прижал к оголенным клеммам. Из-под пальцев ударил в глаза свет солнечной яркости…
— Ой! Что это?
— Автомобильная лампочка, на 12 вольт постоянного тока. Для фары грузовика… Ставим?
— Откуда?
— Есть мнение, что моряки любой страны произошли не от обезьян, а от хомяков. Безразмерные флотские запасы, — хмыкнул, — Вашими стараниями, Галина, теперь у нас изрядно накопилось всякого «секонд-хенда».
Намек ясен… В благодарность за гастрономические изыски «из ранешнего времени», командование БДК, ещё летом, распорядилось оказать экспедиции «шефскую помощь». Простыми словами — приказало выгрести из нычек и кладовок совсем уж вопиющий хлам, могущий сгодиться «для организации быта в полевых условиях». Помнится, там много чего оказалось… Куча латунных кранов, старые брезентовые чехлы, швейная машинка с ручным приводом. Лампочки, надо понимать, тоже оттуда. «Возьми, боже, что мне негоже…» А пригодилось.
— Это ещё что, — всегда поражаюсь страсти мужиков одновременно работать руками под напряжением и трепать языком, — Там морячки раскопали не меньше пуда «Боракса», в фабричной упаковке. Целое сокровище!
— Кажется… — смутно всплывают детские воспоминания о посещении магазина бытовой химии, — средство от тараканов? Но, у нас же нет тараканов!
— Не угадали. «Боракс» — это техническая борная кислота. Ценнейший продукт для осветительных целей…
— Э-э-э… — умеет товарищ Ахинеев поставить в тупик, — Лампочки делать? Так борные стекла — легкоплавкие.
Научно-инженерная тусовка, под давлением «пещерного быта», последнее время фонтанирует идеями в области его облагораживания. Кое-что даже получается. Например, средство для ухода за кожей, совместными усилиями, они сварили вполне терпимое. После очищенного «взрывным методом» оленьего жира — так вообще. Шик! Освещение, сегодня — крайне больной вопрос. Там не отметился только совсем ленивый. Тем не менее…
— У нас сейчас идет пересборка общества, — сложившись вдвое, Ахинеев возится с проводами возле пола, — В том числе, с технологической точки зрения. Есть два варианта. Или «экономить и распределять запасы» — или «всё производить самим на месте». Ну, если удастся выдать сносное качество. Над лампочками тоже работают, — хмыкнул, — Кстати, парадокс! Для изготовления хорошего скипидарного светильника нужна рафинированная электротехническая медь с чистотой «три девятки»… Только она имеет достаточную теплопроводность… Все обрезки проволоки пошли в дело… А с борной кислотой проще. После обработки шкур осталась уйма шерсти… Попробовали её спрясть в нитку — вышло весьма гадко. Зато, после пропитки борной кислотой, эта же гадость превратилась в довольно сносный фитиль для стеариновых ламп. Из сущей ерунды — польза на пустом месте…
— Я видела, — действительно, из плоских стеклянных баночек для закусок с жестяными крышками, после наполнения их стеарином, руками флотских умельцев получились приличные «китайские фонарики». Не гаснущие на ветру и не пачкающие вещи каплями расплавленной горючей массы, в отличие от простых свечей.
— Вот так и затыкаем дыры, — крякнув, разогнулся, повернул к себе зев светильника и принялся ковырять в патроне.
— Проводка случайно не сгорит? — иметь в качестве освещения над столом целую автомобильную фару…
— Посмотрим… — щелчок выключателя. Стол и окрестности заливает щедрым потоком веселого желтоватого света. Даже в помещении от него потеплело. Маленькое солнышко…
— Спасибо! — всегда с этими мужиками так… Упрашивай, подсказывай. А ведь могут, когда захотят, — И на потолке такое тоже можно сделать? — куй железо, пока горячо.
— На потолке не посоветую! Там везде горючий пластик, — ну, вот… Как всегда… Хорошенького понемножку.
— А что вообще будет с электричеством? В перспективе… — слухи разные ходят, а руководство отмалчивается.
— Посмотрим… — добыл из кармана ещё один позеленевший кусок антиквариата, — А вот это вам — запасная лампа… Далеко не прячьте. Если основная, в ближайшие дни, не перегорит — мы её заберем обратно.