Деревянный хлеб. Части 1-4

Ещё один угрюмый прорицатель на мою голову… Нет бы, порадовать и обнадежить, что «скоро всё у нас наладится». Хотя, с другой стороны, именно товарища Ахинеева обвинить в шапкозакидательстве трудно. Раз сказал, значит, так оно и есть… Двух толкований быть не может. Раз сказал — «посмотрим», именно так и будет. В смысле, мой «модуль» сгорит в огне от перегрузки электропроводки, а он — примет информацию к сведению. Как интересный технический феномен

— Возвращаемся во времена Эдисона? — краем уха слышала, что знаменитый американский изобретатель позапрошлого века сильно не любил переменный ток. Такие обрывки знаний в окружении инженеров помогают казаться «своей».

— Из последних сил цепляемся за технологический уровень ХХ века, — трудно понять, принял ли Ахинеев вопрос за чистую монету или просто рад возможности немного посидеть в тепле и поболтать, — Электричество, по сути — наш последний шанс. Универсальный энергетический ресурс… В перспективе — вообще не лимитируемый…

— Вы реально верите, что ваша «башня Теслы» даст ток? — спешное возведение на вершине ближайшей горы импровизированной деревянной вышки, совмещающей свойства радиоантенны и приемника атмосферного электричества, последнее время будоражит умы, — Один «мавзолей здравому смыслу» здесь уже стоит… Кстати, вы тогда голосовали — «за»?

— Разумеется! — штатный экспедиционный скептик даже не обиделся вопросу, — Это вас удивляет?

— Ну, вроде бы научно установлено, что «аномалия» если и откроется, то очень не скоро… или «не туда». Удивляюсь вам. Какой смысл вкладывать труд в безнадежное предприятие?

— Считаете, что занимаясь наукой, взрослые люди тратят драгоценный лимит сил и времени на подозрительную чепуху?

— Примерно так, — лукавство, я тоже голосовала «за», но, ведь без всякой надежды, от голого отчаяния…

При этом осуждать народ не возьмусь. Они, все до одного, попали сюда в рамках проекта по изучению этой чертовой «аномалии». Буквально пара-тройка человек смотрят на проблему широко. Для остальных «дыра» сверхценный объект, бросить который под открытым небом — сущее кощунство. Радек, в своё время, успешно сыграл на этих настроениях… Надежда получать дармовое электричество прямо с неба, на мой взгляд — блажь из той же серии. Или я к Ахинееву предвзята?

— Миллиарды мух не могут ошибаться? — понимающе щурится Ахинеев. Намекает, что мнение огромной человеческой массы мало что значит… Чем больше толпа, тем она «в целом» дурнее. Закон природы. «Точка зрения большинства», в научно-технических вопросах — тьфу…

— Просто странно…

— Хотите авторитетного подтверждения идеи «атмосферного электричества»? На уровне публичного заявления правительства? Или — закона Российской Федерации? Так он давно уже есть.

— Было бы неплохо… — но-но, к чему он клонит? Я, конечно, не энергетик, но такую сенсацию, как объявление реальностью «розетки в небе», пропустить трудно, — Я что, не в курсе?

— Про федеральный закон «Об энергосбережении», от 3 апреля 1996 года, что-нибудь знаете?

— Откуда? — повторяю, я не энергетик, а биохимик. Однако, заход любопытный…

— Многим в России кажется, что печальный опыт блокадного Ленинграда бесследно канул в лету, — стоп, откуда ему знать, о чем мы говорили на памятном ужине? Получается, знает… — Это не так. Середина 1990-х в России — страшное время, когда казалось, что ещё чуть-чуть и страна пойдет в разнос, как Союз ССР пятилеткой раньше. Оборвутся хозяйственные связи, развалится единая энергетическая сеть. Голод, холод, беженцы, война «всех против всех» в миллионных мегаполисах… Пример, «как не надо жить» — рядом. Тот же задыхающийся на голодном энергетическом пайке Ереван… Что можно противопоставить надвигающейся катастрофе самой холодной стране мира? Только легализацию массового децентрализованного энергоснабжения. Желательно — безлимитного и не лицензируемого.

— Не вижу связи…

— Вы же сами упомянули времена Эдисона? — допустим, — Как раз тогда высчитали, что автономный источник энергии, мощностью в несколько лошадиных сил (доступный каждому хозяину дома или мастерской) — уничтожит мировую систему торговли энергоресурсами. А последнее, автоматически — приведет к победе коммунизма. Упомянутый ФЗ-28 это состояние тихой сапой узаконил… Ныне забытая юридическая сенсация.

— Простите, но я полагала, что в 90-х годах в России окончательно восторжествовал капитализм?

— Было дело, — кивает Ахинеев, — только подковерная «борьба проектов», на самом деле, продолжалась ещё долго и оставила многочисленные следы… Весной 1996-го режим Ельцина висел на волоске. И аккуратно готовилась нормативная база для альтернативного варианта развития страны.

— А почему вы считаете, что закон расчитан именно на «атмосферное электричество»?

— Другого энергетического ресурса, круглосуточно доступного каждому в любой точке земного шара, просто нет. Так совпало, что именно в конце 80-х и начале 90-х годов истекли сроки засекречивания основной массы материалов по изучению электрических свойств атмосферы. У нас и у «западников». Системный кризис — удобное время развивать новые технологии. Особенно — в условиях благожелательной юридической ситуации… Это сегодня «вертикаль власти» снова укрепилась. Того и гляди, обрадует нас каким-нибудь «законом о стоваттных лампах накаливания»… Двенадцать лет назад ситуация в России была критической. Громыхала Первая Чеченская, скалили зубы сепаратисты во всяких там Татарстанах и Якутиях. Надо было срочно готовиться к худшему. К жесткому обособлению регионов и перебоям в поставке обычных видов топлива, блокаде железных дорог и перекрытию трубопроводов… Возможно, к уличным боям… Надежда оставалась только на собственные (никому не подконтрольные) внутренние резервы вплоть до уровня отдельного домохозяйства или городской многоэтажки. Как в блокадном Ленинграде… Энергия высокого качества, особенно электричество, в современном мире — это всё… Натуральная волшебная палочка. К сожалению, политики видят в любой вещи или оружие, или инструмент удержания власти. «Атмосферное электричество» — это оружие разрушения государства. Для политических игр исключительно опасное. Вроде термоядерных боеголовок… Можно пугать оппонентов, что в случае проигрыша «мы вас достанем из могилы», но нельзя воспользоваться для победы над ними. Складывается впечатление, что этим «аргументом» в 90-х больше грозили, чем готовились применить.

— Значит, вы считаете, — язык отказывается повиноваться, — Владимир был в курсе?

— Судя по некоторым косвенным признакам — да. Точнее уже никто не скажет… Можно только увеличить набор таких косвенных признаков, — ну-ну, погадай на кофейной гуще… Подыграем.

— Я в энергетике разбираюсь слабо и готова поверить на слово.

— Верить не надо! — играет или действительно удивлен? — Моё допущение проверяется элементарной логикой и вашими, — подчеркнул, — выкладками. Какой доступный природный биоматериал, при достаточном энергообеспечении, практически универсален? Одновременно — и сырьё, и еда?

— Целлюлоза… — ой! Фраза — прямо из учебника, — Главный биополимер в растениях.

— Вы же сами говорили, что каждый шаг вниз в «пищевой пирамиде» на два порядка увеличивает ресурсную базу и во столько же увеличивает её энергоемкость… Вот и делайте выводы.

Глава 23

Мало ли, что я и когда говорила… Уже не первый раз сталкиваюсь с неприятным эффектом, когда вполне однозначные (по-моему) фразы или мысли в чужих головах приобретают фантастическое значение. Особенно, при ненавязчивой их интерпретации… Особенно, в целях манипуляции общественным мнением… Хитрый, как сто цыганок, Ахинеев ненавязчиво продвигает в массы доктрину, которую сам скромно назвал «историческим оптимизмом». Как всякий добротный миф, сей «конструкт» стоит на трех китах (или слонах?), короче — догмах. В отдельности правдоподобных. В совокупности завиральных. Во-первых, раз аномалия остается закрытой, то это (по Ахинееву) очень добрый знак. «Нам здесь суждены великие дела» Офигеть! Вот же, вывернутая логика. Ладно, поверим… Во-вторых, на реабилитации ослабевшего авторитета Радека. «Великие люди имеют право на великие ошибки» Такая же вывернутая логика… Пройдоха-профессор, его стараниями, из «пафосного старого лоха», почти на глазах, приобрел репутацию «ученого чудака с закидонами». Безобидного и скорее полезного… Этакого местного Паганеля. Лично я в данную «версию» поверить отказываюсь. Наблюдала дяденьку «в деле». Но меня никто и не спрашивает. Впечатление создалось как бы само собой. По крайней мере, идею «мавзолея имени Радека» народ поддержал вполне доброжелательно. А ведь могли охаять… Тонкая работа, на полутонах! В-третьих, куцая история экспедиции, как бы сама собой, обогатилась инфернальной фигурой «злого гения». На моего бедного Володю тут не повесили всех собак (как логично было бы ожидать), а наоборот — посмертно его возвели в ранг «непризнанного организатора» проекта (остался б он жив, улыбнулся) и прославили, как автора жутко коварного плана посрамления таинственных недругов. Воистину «на отсутствующих почиет благодать». Согласно легенде (в отраженном свете которой я периодически греюсь), в том, что через «аномалию» прошла толпа разнообразного «левого» народа, нет никаких случайностей. Такое было организованно умышленно… В отчете о чудесном спасении экспедиции, после длительной «автономки», это бы смотрелось очень выигрышно. Хотя, на самом деле, пресловутая «толпа» гарантировала нам почти полный набор необходимых специалистов, которых при нормальном комплектовании, не подпустили бы к дыре в прошлое на пушечный выстрел. М-м-да. Кажется, подобная деятельность называется «стратегией непрямых действий». Прямо кричать, что мы вполне в состоянии решить любые проблемы — плохая политика. Несет дешевой пропагандой. Лучше многозначительно намекать, что существовало несколько (!) глубоко проработанных вариантов перехода к самодостаточности и нам достаточно восстановить их детали по достоверно известным обрывкам (главным образом — моему отчету)

Хотя, известная сермяжная правда в описанном подходе есть. Хорошо помню, как потрясло ученый люд моё заявление, что для получения в одну стадию технической целлюлозы из любого растительного сырья, надо иметь только воду, соль, пластмассовый бак с мешалкой и низковольтный источник электрического тока… Ну, это если не считать грубого фильтра (из синтетических мешков) для сбора осадка «готового продукта». Откуда мне знать, что обыкновенное целлюлозно-бумажное производство — чудовищной сложности череда процедур, включающая длительную подготовку сырья и его изощренную химическую переработку? Я ведь не технолог, а просто пищевик. Понять их довольно специфические восторги от «замены материалоемкости энергоемкостью» — надо заново садиться за институтские учебники. Повторяю, я не знаю, кто консультировал Володю в данном случае (уж он-то точно — ни разу не химик). Мне наоборот выгодно соглашаться с мнением о его гениальности, хлопать ресницами и выслушивать пространные объяснения, насколько интересно складывается мозаика из убогого подручного оборудования, если подкрепить нищету творческой выдумкой и даровым электричеством.

— Я прошу редко, только один раз, а в случае отказа — беру сам! — как-то высказал мне Володя своё жизненное кредо… С легкой руки (или в силу циничного расчета) профессора Радека — фраза получила нездоровую популярность.

— Не говорите мне, что это дорого. Просто назовите цену. Я сам решу, стоит ли мне столько платить, — это уже любимое папино выражение. В чем-то важном они с Володей были похожи.

— Из любого безвыходного положения существует не меньше трех разных выходов! — лозунг Ахинеева… Везет же мне на знакомство с энергичными мужиками.

Кстати, в данный момент ближайший из них пригрелся в помещении, явно собираясь немного поболтать. Что с одной стороны наглость (после сегодняшнего «раскулачивания»), а с другой стороны, понятная слабость. Байкал третий день штормит, погода — хозяин собаку из дому не выгонит. Если честно, оно и в «модуле» — едва на грани «допустимого комфорта». Без входного тамбура, не пускающего окружающую погоду внутрь жилого помещения, жить становится довольно тоскливо. Стоит разок широко открыть дверь, как несколько кубометров тепла моментально улетучиваются наружу и потом мучительно медленно восстанавливаются работой отопительной системы. Хорошо, хоть щели законопатила! Как пресловутый чукча зимует по такой погоде в чуме — ума не приложу. Но, тот же ум подсказывает, что приближаются времена, когда вместе с морозом в дверной проем будет влетать ещё и кубометр экологически чистого снега. Попробовать смастерить ширму из мешковины и приладить её к дверям изнутри? Перебираться в общий барак — категорически неохота… Да и бросать без присмотра оборудование — чревато… Почему-то в книжках Джека Лондона, из его «северного цикла», подобные тонкости быта не воспринимались. И вообще, сопереживать приключениям сильных духом героев при чтении дома и заниматься тем же самым наяву, в «приближенной к боевой» обстановке… Бр-р-р-р!

— Хотите, я угадаю, о чем вы сейчас подумали? — Ахинеев отогрелся, — Какой главный принцип Соколова? Так? — ошибся, товарищ идеолог. Дарья Витальевна этой тайной со мной, по-женски, уже поделилась. Жалуясь…

— «Могу, хочу и буду!» — угадала? Боже ж мой, такой улыбкой можно пугать детей… И чему он так радуется? — А какой вывод, Галина, из этого факта, по-вашему, следует? — естественно, что ничего хорошего.

— Назревает внутренний раскол коллектива… Думаю, совсем скоро у кого-то первого капитально поедет крыша…

— Здорово! — было б чему восхищаться, — А подробнее можно? Причины… следствия… исторические примеры?

— Основной пример у меня один — блокадный Ленинград, — от новой настольной лампы щедро расходится тепло, лежащие на столе, в круге света, руки почти перестали зябнуть. Так что, говорить самозванному электрику гадости в глаза мне расхотелось…

— Поделитесь.

— Мы здесь, почти поголовно — городские… «Дети асфальта»… А это накладывает на мировосприятие мощный отпечаток. Жители мегаполиса полностью зависимы от системы разделения труда и тех, кто ее организует и контролирует. Не завезли еду в супермаркет, бензина на заправки, нет воды в кране или электричества в розетке — сразу зубы на полку. Сегодня это для нас норма. Никто не дергается: по струнке ходим и за все отстегиваем. Причем, считается, что альтернативы нет. Ну, кроме, разумеется, обратного перехода на натуральное хозяйство, с технологической базой позапрошлого века. Вилы, лопата, сапоги, от темна и до темна — по уши в навозе…

— Согласен…

— На самом деле, всё ещё хуже. Как и в Ленинграде, образца лета 1941 года, так и у нас добрая четверть народа оголтелые карьеристы, для которых возврат к добыванию пищи собственными руками — дикое унижение. Не за тем они из низов в начальство рвались… Не за тем зубами грызли конкурентов в забеге по служебной лестнице… Добрый миллион «беженцев», правдами и неправдами постаравшихся «зацепиться» в столичном городе поздним летом 1941 года — не тот контингент, что готов, по первому требованию, вернуться к ненавистному сельскому труду… Даже при угрозе голода. Они ведь — уже «совслужащие», они — элита! Бежали-то от немцев не простые граждане, даже не пролетарии (тех, хоть в телячьих вагонах, но, вместе со станками — сразу за Урал), а начальники.

— Пресловутая «советская образованщина»?

— Они самые… Для всё ещё преимущественно аграрной страны — звери малоизученные и оттого весьма опасные. В официальной советской истории эту проблему не афишировали, но статистика дает грустные прогнозы, 90 % добровольных предателей, в первый год войны — представители среднего и высшего руководства. Им абсолютно всё равно, какой власти служить. Фактически — «пятая колонна».

— Не знал, что вы так глубоко копали вопрос, — скажи спасибо Володе, что насильно сунул меня носом в это дерьмо, — Выходит, «надежные кадры» оказались сильно разбавленными холуями?

— Понимаете… Для выживания в экстремальных условиях мало располагать достаточным числом морально стойких людей. Их ещё надо собрать в «систему», озадачить и мотивировать… Тогда, да — любая катастрофа, из «ужаса летящего на крыльях ночи» превращается в острый аттракцион, а сам процесс преодоления бедствия — в своеобразный «Праздник непослушания»… Опасное и увлекательное развлечение для настоящих мужчин, — кому я говорю? — А в Ленинград, уже накануне Блокады, усердно набивался «офисный планктон». Комнатка на Невском казалась ему уютнее, чем землянка в Казахстане.

— Причем, следовало учитывать, что низменное ковыряние в земле, ради собственного пропитания, к престижному времяпрепровождению, ни для «героев», ни для «начальников», не относится?

— Примерно так… Порочный круг. Героически пробивать стену собственным лбом… или агитировать на это окружающих — в разы более увлекательное занятие, чем упорно и методично бороться за выживание, подобно экипажу лежащей на грунте поврежденной подводной лодки.

— Считаете, что от среднего уровня культуры описанный вами расклад не зависит? Все же почти 70 лет прошло. Всеобщее среднее образование и так далее…

— К сожалению, в «классической» школе не учат, а дрессируют. Даже в советской… — поежилась, но Ахинеев промолчал, — В СССР попытку скрестить ежа с ужом и воспитать «гармонично развитых» хоть предпринимали. А в современной «мозаичной» школе — специально учат быть холопами. Хотя, на первый взгляд, дают полезные знания и навыки. Холопам кажется, что они с такими знаниями и умениями не пропадут, что отчасти верно, но подавляющее большинство их будет пахать «на дядю». А «дядя», учившийся в «классической» школе, ни фига не умеет, ни руками, ни головой, но зато он обструган быть начальником над холопами. Причем, не вождем, а функционером. Сам прокормиться он тоже не может, поэтому должен быть предан системе, которая ставит его над холопами. Беспомощность начальников среднего звена исключительно важна, поэтому такое образование.

— Подняться над описанной ситуацией, увидеть её внутреннюю порочность… и тем более, предложить оригинальный выход — способны очень немногие…

— Причем, как правило, у этих «уникумов» нет ни власти, ни авторитета. Соколов — счастливое исключение. Да и то, если честно… Он «руководитель от бога», а не чистый харизматик, — тут Ахинеев беспокойно завозился, — Карьеристы, честно говоря, страшно не любят рисковать. Вождя, способного на поле боя личным примером поднять в атаку полк, они за «образец для подражания» не считают. Извините, это основы зоопсихологии… «Альфы» с «бетами», себя любимых — берегут. Зато, втихаря способны устроить своему спасителю любую гадость…

Вот так… Пусть не думает, что все присутствующие, от их затей, пребывают в перманентном восторге… Пусть мне простится маленькое женское коварство… Озадачился? Очень хорошо… А то повадились тут всякие лампочки выкручивать. Людей они, видишь ли, спасают, справедливость утверждают. Сами люди этого хотят? Ишь, уперся локтями в колени и положил подбородок на ладони, как будто тяжелый груз на спину взвалил…

— Это ваше личное мнение, или где-то прочитали?

— Частично личное, частично прочитанное (процент уточнять излишне). Желаете опровергнуть? — ну-ка…

— Поподробнее, если вам не трудно. С примерами… Совершенно не моя область, — лукавит, но ладно…

— Могу и с примерами… Могу и с разбором мотивации… Вы, технари «советского выпуска», считаете себя «солью земли». Наивно забывая, что во всем остальном мире любые технические дисциплины издавна считают «плебейскими» и только гуманитарные науки «господскими», потому, что они учат управлять людьми. Жданов имел классическое гимназическое образование, родился в семье директора народных училищ, прошел военную «школу жизни»… Если он что-то умел делать хорошо, так это управляться с разного рода народными массами.

— Какое отношение это имеет к задаче спасения мирного населения Ленинграда от голода? –

— Вам сначала предоставить ответ в общем виде, или сразу развернуть детально?

— Как вам будет удобно… — вежливый.

— Наличие технического решения социальной проблемы совершенно не означает, что она будет решена.

— Переведите на русский язык, — а сам, аж вперед подался. Интересно ему…

— «Психология масс» Густава Ле Бона вам когда-нибудь в руки попадалась? Она у нас в 1895 году вышла.

— А как же! — уже легче. Товарищ не чужд классики обществоведения. Я уже боялась — упертый марксист.

— Глава 2, в конце 4 параграфа… — злые языки говорят, что у Ахинеева эйдетическая память. Проверим… Момент удобный (это не я такая умная, оно совершенно случайно запомнилось, но цитата там знатная).

— А, вот вы о чем… — неужели вспомнит? — «…любой толпе присущи консервативные инстинкты, столь же несокрушимые, как и у древних первобытных людей. Она питает священное уважение к традициям и глубокий бессознательный ужас к всякого рода новшествам, способным изменить реальные условия её существования. Если бы демократия обладала таким же могуществом, как теперь, в ту эпоху, когда только были изобретены машинное производство, пар, электричество и железные дороги, то реализация этих изобретений стала бы невозможна, или же — она осуществилась бы ценой революций, страшных войн и невероятных побоищ. Большое счастье для прогресса и цивилизации, что власть толпы начала нарождаться, когда все величайшие открытия в науке и промышленности уже совершились…» — подопытный лукаво подмигнул и браво почесал нос, — Параграф называется «Нетерпимость, авторитетность и консерватизм толпы», — силен! Главное — придержать челюсть…

— Сто лет назад эта книжка лежала на столе у каждого уважающего себя общественного деятеля. Ле Бона держали в личных библиотеках, читали и охотно цитировали все публичные политики, от Ленина и Сталина, до Черчилля и Гитлера. Для Жданова и компании, приведенная вами мысль — абсолютная аксиома. Понимаете?

Вместо ответа Ахинеев молча закрыл глаза… Замечала у него такую манеру «отключаться от реальности». В эти моменты он до смешного напоминает древний электромеханический кассовый аппарат, вроде тех, что стояли в магазинах, когда я была совсем маленькая. Между набором комбинации цифр (меток штрих-кода на товарах ещё не водилось) и выдачей результата проходило секунд пять. Внутри агрегата что-то усиленно жужжало, щелкало, трещало и клацало. Происходила, так сказать, «обработка информации перед выдачей чека». Раздражало это дело — жуть! Я в очередях стоять — терпеть ненавижу, а тут последняя задержка по вине глупого железного ящика. Стой и жди… «Чапай думу думает…» Отдаю должное, в отличие от лубочного киношного героя Гражданской войны и глупого кассового аппарата, результаты размышлений товарища Ахинеева — предсказать совершенно невозможно. После «заключительного щелчка», в смысле открытия глаз, возможно абсолютно всё. Большой любитель парадоксов.

— Рассказывайте!

— Что? — то есть, уже более-менее понятно — раскрути цепочку рассуждений, ставшую причиной беседы…

— За что в реальности, — как же он эти слова выплюнул, — по вашему мнению, расстреляли после войны участников «Ленинградского дела»…

— Я уже говорила… Если в двух словах — за преступную некомпетентность, приведшую к массовой гибели гражданского населения… — честно говоря, с самим Ахинеевым я на данную тему не общалась, это в застольных беседах с профессором Радеком и его тусовкой однажды всплыло (как же быстро время-то летит). Выходит, он в курсе…

— Галина, не выкручивайтесь… Вы только что намекнули, что все их действия были тщательно спланированы, а сами руководители города — более чем искушены в вопросах манипуляции человеческими массами. Ну, же…

— Есть у меня одно предположение, только я сразу предупреждаю — оно документами не подтверждается. Сплошная логика.

— Врешь! — впервые мне так грубо тыкают прямо в лицо, — Ладно, я сам начну — они поплатились за потакание безобидным в мирное время личным прихотям.

— В смысле? — нет, можно, конечно сказать и так… Ободрать с нагой истины обертку из красивых фраз и недомолвок

— Густав Ле Бон, — заговорщически подмигнул, — писал, что «для понимания чувств и настроений толпы её предводитель должен думать и чувствовать так, как эта толпа. Представить себя частью толпы и предугадывать её движения — это особое искусство, скорее даже талант».

— Ну, если по-простому, то Жданов и компания знали, что попадаются в жизни внешне незначительные вещи, которые для людей — хуже смерти, — Ахинеев стоически держит паузу, выжидает, — По себе, скорее всего, знали. Оттого не рискнули спровоцировать в городе панику и бунт. Если б на месте Жданова оказался другой человек, чуть-чуть менее брезгливый и более решительный, то история обороны города могла развернуться непредсказуемо…

— Тогда удалось бы спасти миллионы ленинградцев от голода?

— Нет, тогда, уже в октябре 1941 года, почти гарантированно, пришлось бы силой оружия подавлять массовое восстание обывателей… Ещё до наступления голода. К началу 40-х годов у руководителей Советского Союза накопился колоссальный печальный опыт такого рода эксцессов. Но, наверное, попробовать стоило… Если знать, к чему привела Жданова «простая человеческая слабость».

Ахинеев разогнулся, опершись ладонями на подушки диванчика. Кашлянул, словно бы проверяя голос…

— Получается, что теперь вы сами знаете причину, по которой нам пришлось убить Владимира, — как гвоздь вбил.

— Н-н-не совсем… — господи! Господи! Причем здесь это?

— За власть над толпой всегда приходится дорого платить. А ваш сожитель проявил ту же самую слабость, что и Жданов.

— К-к-какую? — плохо, когда дрожит голос.

— Уклонился в тот момент, когда его авторитет и организаторские способности нужны, как воздух. Зная, что успех дела не гарантирован — умышленно свалил «грязную» и лично ему крайне неприятную работу на других. Заранее предполагая, на какой диете народу придется тут зимовать — решил пересидеть чужую беду и нужду в безопасном отдалении… изобильном мясной пищей.

— Да разве он виноват, что грибы терпеть не может? — так и не привыкла выговаривать про Володю «был».

— А кто вообще говорит о его вине? — собеседника картинно разводит в стороны руки, — Вы заметили, что у Владимира отдельная могила? И вообще… что лично к нему в экспедиции сохраняется уважительное отношение?

— Ну…

— Тогда, убедительная просьба. Про неприязнь нашего общего знакомого к грибам (он-то, откуда успел разнюхать?) с этого момента — никому ни звука. В смысле, вообще и никогда… Совершенный секрет. Договорились?

— Пожалуйста… — условие, в принципе, пустяковое, — Только какой смысл?

— У нас острый дефицит «административного ресурса». Буквально скребем по сусекам… Про подготовку продовольственной самодостаточности проекта «Остров», именно с подачи Владимира, люди уже знают? Вполне достаточно! Дальше — я справлюсь сам. Лишние подробности могут только навредить созданию правильного общественного мнения.

— Вряд ли поможет, — тоже мне, нашелся сообщник, — Пищевые предубеждения обычной пропагандой не лечатся…

— Ещё как поможет! — внештатный идеолог экспедиции впервые изволил улыбнуться, — Согласитесь, что главная опасность «грибного бунта» исходит от среднего руководящего звена? Но! Именно у служилых холуев сильнее всего развит «подражательный рефлекс». Зачастую, он сильнее инстинкта самосохранения, — нагловато осклабился в полную силу, — «Ахвицер» и «функционер» — это не профессии, а диагноз. Если авторитетное начальство подаст им личный пример — они согласятся с аппетитом жрать любое говно. Главное, аккуратно организовать процесс внушения.

— Вы закончили? — мысль, что Ахинеев собрался прикрывать свои хитрые затеи именем Володи покоробила…

— Почти, — наконец-то встал, собираясь уходить, — А знаете? Попробуйте то, что вы собирались мне тут сейчас высказать, по свежей памяти записать. А потом — подсуньте это почитать Соколову. Но, про Владимира, повторяю — ни слова. До свидания! — и ушел в метель…

Легко сказать — подсунуть почитать… На самом деле — это претензия учить жизни высшую власть. Сроду не занималась работой секретаря референта. Даже не мечтала. Положительно не знаю, с чего начать дайджест. Заочно беседовать у меня выходит плохо. Впрочем, известен суррогат… Пошарила в памяти и вывела на экран компьютера три фотографии — Жданова, Соколова и Володи… Черно-белый глава ленинградских коммунистов слева. Родной и любимый — в центре (как связующее звено). Человек-гора Соколов — справа. Надежа и опора… Подумав, сделала красный фон. Ни дать, ни взять — революционный плакат. «Даешь!» Или «Вперед!» М-м-да…

— Добрый вечер, дорогие товарищи… Ну и кашу мы тут, совместными усилиями, заварили… Понеслось!

Во-первых, обозначим источник опасности. По отношению к пище люди чрезвычайно консервативны. В истории известны десятки примеров народов, которые, сменив веру, язык и территорию проживания, бережно сохранили кулинарные пристрастия, как самую драгоценную часть своей культуры. Достаточно сравнить стол европейцев-венгров и обитателей Ханты-Мансийского автономного округа. «Братья по рациону», в натуре… За право «питаться, как привык, народ способен пойти на любую крайность. Верно и обратное. Не желая употреблять новую, незнакомую, чужую пищу, типичный обыватель (в быту тихий и законопослушный) способен геройски (или по-дурацки) на ровном месте умереть от истощения. Классический случай — многочисленные случаи так называемых «психических отравлений» начала 30-х годов, в Центральной России и на Украине… Пытаясь хоть как-то помочь голодающим крестьянам, работники опытных станций слали в село продовольственную помощь — никогда ранее невиданные местным населением «заморские культуры». Фасоль, бобы, топинамбур. Попусту! Едва живые от истощения отечественные пейзане с негодованием отказывались даже попробовать «свинячью еду». Психологическое предубеждение оказывалось настолько сильным, что от безобидной бобовой похлебки их жестоко рвало, как от настоящего яда. Двумя веками раньше, если судить по архивным документам, точно так же крестьяне в России реагировали на попытку накормить их картошкой. Вовсю бушевали «картофельные бунты»… Спасаясь от ненавистной «картови», староверы живьем горели в срубах… Короче, если не сердцем, то умом яростное желание Володи оказаться подальше от грибной диеты я понимаю. Останься он с нами на зимовку в лагере — волей-неволей пришлось бы столоваться на общих основаниях.

Во-вторых, Ленинград, в 1941 году — это «город начальников». Какая-никакая культурная и историческая столица страны. А ещё — традиционный центр концентрации писателей, поэтов, художников, композиторов и тому подобной «богемы»… Плюс — сотен тысяч людей занятых в сфере услуг… То есть, ни разу не носителей «пролетарского сознания»… И уж тем более, не крестьян, приученных стойко переносить любые жизненные тяготы. Скажем прямо — холуев разного калибра. Публики избалованной приближенностью к хозяевам жизни. Привыкшей к обильному и бесперебойному снабжению, считающей себя «достойной самого лучшего». Совсем не безобидное качество, кстати… Февральская революция 1917 года произошла по глупейшей причине — часть оптовых поставщиков не согласовали (намеренно или случайно, даже описывавший этот казус Володя не знал) движение товаров и возникли перебои в снабжении некоторыми (что важно!) видами хлебной выпечки. Голода не было! Образно выражаясь, избаловавшиеся петроградцы выбежали тогда протестовать по поводу: «Отчего в булках изюма мало?!» В разгар Мировой войны, ага… Если это была провокация — она удалась. Царя свергли… Помня о событиях четверть вековой давности, руководство осажденного города из последних сил старалось не дать повода для беспокойства, по возможности сделать снижение потребления продовольствия «плавным». На жесткое объявление нормированного распределения еды, а уж тем более «военного коммунизма», зажравшиеся столичные обыватели почти наверняка ответили бы массовым возмущением… Возможно — паникой… и бунтом. Экспедиционный контингент, особенно его «научно-административная часть», к сожалению, точно такой же. В нашем случае — паника и попытка массового бегства «в цивилизованное место» уже были… И бунт был. И это — далеко не конец. Просто на котел страстей удалось надвинуть крышку и крепко закрутить гайки. Теперь, когда возмущение загнано внутрь, следует ожидать уже не вспышки негодования, а мгновенного взрыва… Почему?

Потому, что, в-третьих, пресловутое «техническое решение социальных проблем» (которое так нравится товарищу Ахинееву) всегда смертельное оскорбление для практикующего руководства. А так же для прислуги и приближенных, их друзей, знакомых и членов семей… Покушение на действующую власть и существующий государственный строй. Стерпеть «временные» (ну, конечно) трудности снабжения — это одно… Поругаться на кухне, уличив собственное начальство в нераспорядительности и тупости — вообще святое… Но, подчиниться наглым требованиям «совершенно постороннего умника» — жуткое унижение. Короче, пресловутый «миллион трудоспособных безработных», тяжким бременем свалившийся на систему снабжения блокадного Ленинграда в сентябре 1941 года — тот ещё подарок. Враз приставить их к общественно полезному неквалифицированному труду теоретически было можно. К началу ноября, когда питательность продовольственного пайка упала ниже физиологической нормы выживания, они бы согласились и любую работу «за еду» выполнять… и говно жрать. Они реально ели фекалии! Я читала засекреченные отчеты о вскрытиях погибших (когда трупы ещё вскрывали). В блокаду «чистая публика», в отличие от опытных крестьян, вообще харчила всё, хоть чуть напоминавшее еду — от столярного клея и мыла, до технического солидола. Однако, припахать указанную «интеллигентную прослойку» на «общие работы» (собирать траву, палую листву и ветки, сортировать содержимое городских помоек на сырье и топливо для газогенераторов, утеплять подвалы, рыть траншеи и так далее) в сентябре 41-го, причем, поголовно — немыслимо. Разве что — под дулами автоматов и то, после публичной децимации «уклонистов». Согласна, в горячке 1918 года с «буржуями» не церемонились. На то он и военный коммунизм. «Социалистическое отечество в опасности», ха… Как бы не так! Социалисты, в отличие от настоящих коммунистов, с массой обращаются бережно. В курсе, как легко взбесить данную скотину… При первых же признаках слабости недавних кумиров, толпа мгновенно звереет… и сама их топчет. Жданов это отлично знал. Рисковать стихийным восстанием в собственном ближнем тылу, на фоне наступления немцев — он не рискнул. Многие старожилы города Питера и без того считали оккупантов желанными освободителями от большевиков.

Обратите внимание, я сознательно не развиваю тему «реальной осуществимости» комплекса мероприятий по спасению пресловутой «массы» от голодной и холодной смерти… Технические решения — это физика, химия, энергетика, электротехника, механика и так далее. Они работают всегда, опираясь на законы природы. А люди так не могут. Для них всевозможные социальные заморочки часто важнее, чем объективная реальность. Ладно бы — себе вредили. Так ведь другим мешают! Словом, делом, выражением лица, а иногда самим фактом своего существования. Извиняюсь за назойливость, но, за отсутствием лучшего примера для анализа, возвращаемся к блокадному Ленинграду. Конкретно — к его высшему руководству. Товарищу Жданову с ассистентами… Вроде бы — пламенный большевик с дореволюционным стажем, сознательный самоотверженный коммунист, верный соратник великого Сталина… Что ему мнение каких-то окружающих? Ну, сочинили они «черную легенду» про хитрого толстяка, в лютый голод, обжиравшегося кремовыми пирожными. Что с того? Ведь брехня! Ан, нет…

Четвертая причина, погубившая миллионы ленинградцев — «вторичность» (если можно так выразиться) их руководителей… Ни сам Жданов, ни тем более его окружение, никогда не действовали по собственной воле, а всегда (!) выполняли чужую волю. Как истинные «социки», они «вели» толпу, «чувствовали» толпу, сливались с толпой, но оторваться от толпы (и собственного окружения) — не могли просто физически… Кто не верит — тот может поинтересоваться биографиями этих деятелей. Числились атеистами, но со своими женами венчались в церкви. Публично призывали к отказу от мещанства, но знали толк в хорошей одежде и изысканном обществе. Привычно лицедействовали, ведя двойную, тройную, многослойную жизнь профессиональных политических функционеров, избегающих наживать лишних врагов, зато беспощадно давящих потенциальных конкурентов. Внутреннего стержня, позволяющего Ленину в Кремле 1918 года нагло пить морковный чай (диктатор России, ага…) или Сталину на пике власти ходить в заштопанных носках (а именно такие числятся в посмертной описи имущества вождя), партийным функционерам 2-го ряда иметь не полагалось… Ждать от них «непопулярных мер», типа объявления в осажденном городе «военного коммунизма», как минимум — наивно. Бунтовщиков и нигилистов, поднявших на дыбы Россию в 1917 году, к началу Великой Отечественной в коридорах власти не осталось. Их извели, как класс. А в результате, оказался утраченным колоссальный пласт «острых» социальных технологий и людей, позволявших настоящим большевикам (в отличие от примазавшихся к ним «социалов») эффективно разруливать любые проблемы «в реальном времени». Уверенность в правоте своего дела заменила «индустрия веры» в торжество светлого будущего, грядущую победу над фашизмом, скорый прорыв Блокады и так далее, по списку… Очень удобно, кстати… Никакой личной ответственности… даже за собственную жизнь. Веди себя тихо. Под государственным контролем идет «плановое сокращение населения». Получи свой жалкий паек, упади на койку в мерзлой комнате (раз уже ноги не держат, и дела никакого нет), да слушай, как из сотен тысяч тарелок репродукторов, установленных во всех квартирах умирающего города, вместо дельных советов, полезных для повседневного выживания собственными силами, вдохновенно вещает Ольга Берггольц…

Могу даже привести на память образчик этого нейро-лингвистического программирования. Хотите? До сих пор, наизусть помню! Школьная директриса была упертой в патриотическое воспитание. Вот, например… Стих от 5 декабря 1941 года (норма хлеба 125 граммов, продолжительность воздушной тревоги 10–12 часов). Знаменитое «Письмо к соседке». Шедевр, для тех, кто понимает… Куда там всяким «тоталитарным сектам».

— Вынесу ли? Хватит ли терпенья?

— Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь.

Глава 24

Где-то читала, что главный признак «революционной ситуации» — это непрерывный поток ярких событий. Точно, блин… Дошла мысль автора древнего китайского проклятия «Что б тебе жить в интересное время!» Вот, живу. И Бунина периода 1918 года, когда он, посреди митингов и расстрелов, писал «Окаянные дни», я, кстати, теперь тоже прекрасно понимаю… Могу добавить и от себя. Ощущения, как при катании на супер-аттракционе «американские горки». Там так же. Восторг взлета и ужас падения следуют один за другим в безумном ритме… Душу при этом выжимает, словно мокрую тряпку в центрифуге стиральной машины. А здесь-то не аттракцион

Второй день лагерь дергает, как пациента в кресле у дантиста (злые языки говорят, как электрика током). Началось вчера ночью. Ракеты, стрельба, голос из динамика — Ура, аномалия открылась! Ну, почти открылась… Кажется, что открылась… Открылась и закрылась… Черт знает, что там творится. Радек, со своими гавриками, примчались на «боевой пост» в одном исподнем, но опоздали. Впрочем, у них есть данные видеорегистратора и показания часового, первым сунувшегося в бревенчатую будку по звонку сигнализации. В любом случае, сон перебили. Вспыхнул огонек надежды. Даже достала сумку с «городскими» вещами принялась их перебирать. А если получится вернуться? Не, чисто теоретически? Мало ли, как звезды на небе встали? Найду в чем на люди выйти? Смешно? Грустно… Тем не менее — факт. Была готова броситься в «дыру» по первому свистку. М-м-да.

Примерно через час — завыла сирена боевой тревоги. А через динамик объявили эвакуацию фаланстера. Якобы уже нашли одну бомбу и ищут ещё… На улице снег, ветер. Приняла в «модуль» группу эвакуированных. Часть — в одеялах на голое тело. Говорят — всех выгоняли из помещений на мороз чуть ли не пинками… Скорее! Может оно и правильно… Рассадила, кого куда получилось. Часть прямо на полу. Заварила «имитацию чая». За кружки-чашки сошли широкие химические стаканы. За сахар — техническая глюкоза. Сухари у них были свои… Ждали долго. Рассвет в ноябре поздний, а электричество ради профилактики (вдруг взрыватель электронный?) отключили по всему расположению… Непередаваемое ощущение — сидеть в лаборатории, до отказа набитой полуодетым народом, и, с минуты на минуту ожидать снаружи взрыва. Пронесло… Вторую бомбу не нашли. А может быть — ещё найдут, по весне, когда сойдет снег. «Протухшую»… В принципе, оно уже не важно. Главное — сами живы…

Потом — объявили «отбой тревоги»… Потом — повторную проверку подсобных помещений и различных технических полостей в оборудовании жизнеобеспечения. Потом, после обеда — митинг. Потом — казнь. Первый раз в жизни видела, как вешают живого человека. Ну, назовем его так… Или я от вольной жизни озверела, или что-то в душе переломилось. Володю, например, мне до сих пор жалко… Солдатиков, которые во время сплава по реке утонули — жалко… Бешено крутящее налитыми кровью глазами, гм… существо, сильнее всего похожее на бородатого поросенка (с торчащим изо рта цоколем электрической лампочки) — никаких эмоций не вызвало. Вообще… Оно ведь ещё и босыми ногами отчаянно дрыгало. Всем телом, завернутым в пустой мешок с дырой для головы, извивалось. Руками — не могло. Морпех-экзекутор его крепко под мышкой держал. Наверное, тоже жить хотело… И вообще, вся процедура оказалась устроенной наспех, не «как в кино», а совсем по-деревенски. Трое мужиков, разом повиснув, наклонили к земле толстую ветку. Четвертый — прикрутил к ней кусок провода. Парень, принесший приговоренного, крепко взял его двумя руками за туловище, приподнял и сунул головой в петлю… Мужики разом отпустили ветку, а морпех — рывком дернул тело к земле. И всё… Ни криков, ни агонии. Наверное, он сразу умер. На грудь усопшему приладили табличку. Постояли немного, помолчали и разошлись. Теперь эта «радость» висит у ворот центрального блока фаланстера и стучит на ветру мерзлыми пятками. Типа «так полагается». Пусть, например, его вечерняя смена увидит… Хорошо, что хоть нет окон в стене напротив…

Пресс-конференцию, которую Ахинеев устроил после заката в только отстроенном крыле центрального здания поселка, слушала, не вылезая из постели. Свет до сих пор не включили. Тратить ресурс аккумуляторной батареи «модуля» не хотелось, а жечь в помещении химической лаборатории скипидарный «коптильник» — дурь несусветная… Потом не оттереть с внутренней облицовки жирную копоть. Оно мне надо? Не война же? После дневных ужасов хотелось спрятаться от злого и равнодушного мира (а равно, брутальных морских пехотинцев, таскающих под мышкой, небритых авиационных майоров, завернутых в старые мешки) под одеялом, укрыться им с головой и поскорее забыться… Хоть во сне увидеть обыкновенный Питер. Сырой, теплый и привычный.

Размечталась! Это в городской квартире можно спокойно дрыхнуть, не обращая внимания на вечно бодрствующий мегаполис за окном. Любые звуки, включая гудки и визг тормозов на ближайшем перекрестке, сознание преобразует в монотонный «белый шум». А стук дождя по железу водостоков — лучшее снотворное… Здесь — не так. Любой необычный шорох (привычный шум ветра не в счет) кажется громче звонка будильника. Что же говорить о звуках из динамика… Он пробился через пенопластовую теплоизоляцию и синтетическую вату спальных принадлежностей, разбудив меня сразу и безнадежно. Пришлось внимать. Рассердилась ужасно. Может быть, наш «министр пропаганды» и считает себя записным оратором (признаю, что короткие репризы в напряженной обстановке он выдает блестяще), но духа времени дяденька не чувствует совершенно. Уже через пять минут первоначальный драйв от речи скрылся за попытками ликбеза. Началась смесь школьного урока с «агитацией за совок» и прочими архитектурными излишествами. Готова признать, интересно и познавательно… Для скучающих студентов — сойдет. Для парней, вымотавшихся за день на лесоповале, стройке и погрузочных работах — жесть. Оно им надо? Даже если и так, то не после полного же рабочего дня? Плюс, смысловая часть. Или Соколов ему мою записку не показал, или он сам её «творчески переосмыслил», но так подавать материал нельзя. Послушать, выходит, что случившееся ЧП досадная случайность. Единичный взбрык сознания злого и глупого карьериста, истосковавшегося, за месяцы вынужденной робинзонады по «уважению» и женской ласке. А проблема системная. Мы вчера удивительно легко отделались. Скорее всего — это самый «первый звоночек». Интересно, сам-то «каудильо» сейчас слушает, что за высокоумную тягомотину несет его верный соратник?

Треньканье вызова полевого телефона напомнило, что власть в любой момент способна дотянуться до электората «в индивидуальном порядке». Кто звонит — тем более угадать не сложно. До вечерней переклички в фаланстере времени полно. Находящихся «вне расположения» проверяют вызывая дистанционно (проводная и радио связь незаметно оплели окрестности сплошной паутиной). Знать, что меня нет посреди толпы в зале именно сейчас могут считанные единицы. Вот… Осталось решить, каким образом вести разговор. В смысле — следует ли мне выбираться из-под теплого одеяла? В отличие от многих (особенно, некоторых), так и не сумела привыкнуть спать одетой. Даже в те времена, когда ещё толком не наладили отопление. Случалось, мерзла капитально… Разрешаю назвать эту слабость к чистому постельному белью и ночному раздеванию «столичным снобизмом».

К пятому звонку решилась твердо — никуда не вылезать. Из принципа и духа противоречия. На ощупь дотянулась, нащупала и сняла трубку ТА-57 с маленьким уродливо изогнутым микрофоном, утянула её в мягкую темноту постели, легла на бок и прижала к уху… Поговорим.

— Добрый вечер, Вячеслав Андреевич, — на том конце провода напряженное сопение. При всех мужских статях и монументальной громадности, Соколов, иногда, застенчив, как мальчишка, — Не волнуйтесь, я сейчас одна… — для пущего эффекта, не помешает подпустить в голос интимной хрипотцы. Нутром чую, мой невидимый собеседник сейчас покраснел (а Дарья Витальевна, доводись ей послушать нашу беседу, меня бы за такие штучки пристукнула). Хотя вовсе это не кокетство… Просто вся обстановка располагает. Будет знать, товарищ, как поднимать собравшуюся почивать даму прямо с постели…

— Вам хорошо слышно? — уточнять, что именно — бессмысленно. Глава совета понимает, что в тишине зимнего леса их динамики не то что спящего — мертвого разбудят. Следовательно, если я сейчас не занималась сексом, то не спала точно. Уел!

— От первого до последнего слова…

— Ваше мнение? — ага, сказанное означает, что содержание моего «верноподданного доноса» с Ахинеевым обсуждалось.

— Отвратительно! — дыхание в телефоне замерло, — Я писала о «системном кризисе», а ваш оратор представил случившееся, как пусть и возмутительный, но единичный случай. Это — даже не искажение фактов… это подлог!

— Я в курсе, — так-так, уже интересно, — Кстати, спасибо за сигнал. На самом деле, это не важно. Сейчас стоит задача сделать данное утверждение правдой. То есть — быстро разработать меры надежной профилактики подобных эксцессов… Вы ведь, наверняка, уже думали над вопросом?

— Думала… — только ничего не придумала… — Диапазон вариантов — от «плохого», до «совсем ужасного».

— А вот отчаиваться рано! — знал бы ты, сколько толковых политиков так полагали, — Вы позволите сейчас вас навестить? — вот теперь настала моя очередь тяжело дышать, — Ничего, если нас будет трое? Есть один деликатный разговор.

— Когда? — м-м-мать моя женщина! Как чувствовала же, что из-под теплого одеяла меня таки сегодня выгонят…

— Как вам будет удобно… — джентльмен, блин… — Извините, у вас есть возможность как-то зашторить окна? — ревнитель нравственности…

— Ну, через десять минут, — м-м-мать! Заправить постель… напялить на себя что-нибудь «домашнее»… причесаться… И действительно, опустить шторы. Вечер испорчен безнадежно… Примем это, как «установку» и попробуем примириться с неизбежным. О-о-ох… Подъем!

Господа подпольщики явились на сходку в лучших традициях конспирации. По одному… Прикрываясь темнотой и концентрацией бодрствующей части населения в импровизированном актовом зале. Все трое в универсально маскирующих личность рабочих робах. Впрочем, представитель «от инженеров» оказался один. Хромой дядька, с малоподвижной физиономией профессионального убийцы и непередаваемо жуткой улыбкой, был мне представлен как «дядя Гриша». Серый до незаметности военный, из службы технического обеспечения, не представился вовсе… Как бы забыл…. Соколов, явившийся последним, в представлении не нуждался. Зато припер защитного цвета сумку с термосом и хлебцами из обезжиренной ореховой массы. Утренние «химические» стаканы пригодились снова. На подозрительного вида флягу, добытую «дядей Гришей», я скосилась неодобрительно. И намек поняли… В термосе оказался «смородиновый» чай (в смысле — отвар из листьев дикой смородины). Слегка сладковатый. Диван полностью предоставили мне. Сидеть на узких откидных сиденьях плечистым мужикам оказалось неудобно, но кое-как разместились. Молча отхлебнули по глотку «вроде бы чая», похрустели ещё теплым ореховым печевом, с заметным привкусом гари… Традиции восточного гостеприимства… Азия-с…

— Галина давно считает, — наконец решился открыть сходку Соколов, — что, по мнению известной всем вам (ого, даже так?) части коллектива, я недостаточно авторитетен для эффективного руководства экспедицией. Мои манеры возмутительны… А за спартанские порядки, при организации общественного питания, я вообще достоин смерти. Пугает террористическим актом, — хмыкнул, — До вчерашнего дня — не хотелось верить. Однако, сами видите… Подтвердилось. Прошу высказываться.

— Правильно пугает, — подал голос «серый военный», — Прослушка доказывает… Идут очень нехорошие разговоры о «техно-фашистской диктатуре», «много возомнившем о себе унтере», а ещё о «потакании вкусам толпы» и даже о «мрачном очаровании Третьего Рейха». С идеологической точки зрения — весьма двусмысленные… Словно бы кто-то подбирает группу единомышленников по сходным ассоциациям.

— Галина? — я чуть не поперхнулась чаем, — Вы, в своей записке, хвалились анализом некой статистики, — крошка попала в горло, пришлось молча согласиться энергичным кивком.

— Кто-то грамотный гадит, — опередил меня «дядя Гриша», — на полутонах работают, сволочи, подменяя понятия… Обратите внимание! Фашист, у нас — грубое ругательство. Убить фашиста — доблесть. Главный символ фашизма — Гитлер. Осталось понемногу сформировать среди солдат мнение, что Вячеслав — это «местная реинкарнация» бесноватого фюрера. Провести прямые параллели…

— И как? — заинтересованно подался вперед кандидат в диктаторы, — Много между нами нашлось общего?

— Не особенно, — отозвался «серый» — Адольф Алозиевич, в бытность вождем нации, избегал женщин, старательно позицировал себя, как трезвенник и вегетарианец, — Соколов с «дядей Гришей» дружно хмыкнули, — Но, радоваться нам совершенно нечему. Для вчерашних тинейджеров, путающих фашизм и буддизм, подобные мелочи — пустяк…

— Насколько я в курсе, — почесал нос Соколов, — собственно фашистом был Муссолини, а Гитлер — вообще-то нацист. После окончания войны, в концлагерях для военнопленных, пленные немцы и итальянцы по этому поводу отчаянно дрались… К удивлению англо-американских охранников… Задним числом вчерашние камрады выясняли на кулаках — кто из их вождей больше накосячил?

— Это как раз детали… — сверкнул крокодильим оскалом «дядя Гриша», — Важно, что систему совместного питания в вермахте, организованную по образу древней Спарты (когда все едят вместе одинаковую пищу), здесь и сейчас, умышленно преподносят, как «неотъемлемый элемент» именно фашистской диктатуры. То есть — как затею априори омерзительную «для культурных людей с тонким вкусом». Не уместно полковникам и профессорам давиться скудной стандартной пайкой под одной крышей с рядовыми. Это ж — сплошное попрание прав и свобод… Кстати, в определенных кругах современного общества, за описанное «унижение чести» — до сих пор убивают. Тупо «на автомате»… Как в Средние века… Не смотря на там и сям пропагандируемые традиции «ритуальных корпоративов» и насаждение «командного духа». Можно подумать, что в современных банках и корпорациях засели сплошные фашисты…

— Бывший солдат-окопник, всего-навсего, старался внедрить в армейскую среду обычаи «фронтового братства», как ритуал, сплачивающий товарищей по оружию, — вставила, наконец, я первое слово, — Это отлично работало на передовой, что отмечено в куче немецких мемуаров. Однако, офицеров-тыловиков и всевозможную аристократию (включая руководящую верхушку NSDAP), навязываемый фюрером «публичный пищевой аскетизм» бесил. До умопомрачения и потери чувства самосохранения…

— Настолько, что затмевал все его заслуги, как лидера, в считанные годы буквально вытащившего Германию из дерьма? В самый разгар мирового экономического кризиса буквально спасшего десятки миллионов немцев от тотальной экономической катастрофы и голодной смерти?

Зачехленные окна «модуля» и тусклое потолочное освещение, в сочетании с темой беседы, навевают мрачные мысли. И тишина… словно в подземном бомбоубежище. Видимо, мы засиделись после отбоя. Насколько сумела выразительно — пожала плечами. Вроде взрослые дядьки, а рассуждают по детски…

— Подсознательные психологические реакции логическому объяснению не поддаются. За 20 с небольшим лет активной политической жизни на Адольфа Гитлера, причем, только официально, было совершено 42 покушения. В среднем — по две попытки ежегодно. Наверное, это стандарт… На Ленина, за пять последних лет его публичной политической карьеры, совершили около десяти покушений. В том и другом случае — вредили не открытые враги, а «свои». За то же самое. По той же самой причине… Из зоологической ненависти к безродным выскочкам, получившим власть «не по чину». К плебеям, нагло пренебрегающим «общепризнанным в хорошем обществе этикетом». Если отбросить политическую мишуру, то необходимость поддержания бытового аскетизма — это основная причина послереволюционных боданий так называемых «старых большевиков» и поспешно примкнувших к победителям «партийных барей». Люди всегда и везде одинаковые. «Власть без злоупотреблений — не вкусная»

— Можете что-то дельное посоветовать?

— Вячеслав Андреевич, скажите, вам очень трудно, ну хоть иногда, изображать на людях «настоящего вождя»? Понимаете, поддержка коллектива — это хорошо, но рядом со Смирновым, Радеком и другими «научниками» вы смотритесь «белой вороной», — странный звук заставил сжаться… Оказывается, «дядя Гриша» изволил засмеяться.

— Слышал, Вячеслав? Вслух они бурчат про «фашизм с диктатурой», а на самом деле, всех этих «элитариев» душит элементарный сословный расизм, от того, что ими командует сержант запаса без ученой степени. Мой совет — даже не думай что-то «высокопоставленное» изображать. Актер из тебя никакой, а уважение людей потерять легко…

Хорошо известное сопение подсказало, что замечание попало Соколову не в бровь, а в глаз. До чего же элементарно сходу определить настроение среднестатистического мужчины… Большинство из них, до самой старости — сущие мальчишки. Даже Володя, когда совсем чуточку забывался… Э-э-эх… Не будем о грустном… Да и остальные двое, хоть повзрослее, тоже хороши. Товарищи увлеклись теоретической социологией, а враги тем временем, вовсю бомбы подкладывают… И, между прочим, за дверью «модуля», уже примерно с полминуты, кто-то подозрительно скребется… Не террорист ли там? Проявить бдительность или они сами внимание обратят?

— Дверь открывается «на себя»! — вслух реагирует на зловещие звуки «серый», — Дергай посильнее!

— Добхый вечех! — знакомый сип, ещё недавно он гремел из динамиков. В облаке холода и клубе пара на пороге последний клоун, отставший от цирка… Товарищ Ахинеев, собственной персоной. В руках — сверток…

— Сдхаствуйхе… — вешая лапшу на уши трудящимся массам, совершенно охрип, сердешный. Ну, теперь все в сборе, — Халина, у вас есть хюмки? — так и знала, что невинные посиделки закончатся пьянкой. С утра нос чесался… — Полухайте нохной паех… — всем бодрствующим, после отбоя, полагается доппитание. Пара хлебцов с тонкой прослойкой вяленого мяса или сала. Бутерброд оно или не бутерброд… Живот предательски заурчал.

— Найду… — как бы извернуться в полумраке? — Разбирайте. А вот — фильтровальная бумага, на салфетки.

— Пхедставхяете? Меня, ха хлаха, ухе нахвали Хеббельсом… — и этот про фашизм. Как сговорились… — Хриша, нахивай! — Добрая половина диванчика исчезла под тушей запоздавшего гостя, — О чем спохим?

— Чем фашизм отличается от коммунизма… — Соколов, как оказавшийся в центре застолья, аккуратно наполнил стаканчики, — Они меня с ума сведут… — скептически понюхал жидкость, — За прекрасную хозяйку!

— Он обманывает, — «серый» изящно обернул корявый бутерброд кусочком бумаги и откусил, не уронив ни одной крошки, словно посетитель светского раута, — По умолчанию, любые демократические режимы принято называть «тоталитарными». Там, для всех членов общества, действуют одинаковые моральные нормы. В отличие от «элитарных» политических систем, где мораль — сословная или кастовая. Различия в деталях. Фашизм (согласно Муссолини) — это корпоративное «государство-семья», во главе с вождем. Зато, при коммунизме — и государство отмирает, и вождь, соответственно, больше не нужен. Полное народное самоуправление. Анархия с человеческим лицом…

— Вот бы хоть одним глазком взглянуть на такое счастье… — Соколов страдальчески возводит глаза к потолку, — Забодали! Ни сна, ни отдыха, ни свободной минутки…

— Наличие вождя априори предполагает в обществе стройную «вертикаль власти» или «иерархическую пирамиду», — ровным голосом продолжает «серый», — а корпоративная мораль хорошо купирует социальные конфликты. За что Муссолини с Гитлером так дружно полюбили пролетарии, клерки и буржуи. Гнобить членов «семьи», которые, в отличие от простых подданных, уже не быдло, а «члены корпорации» — моветон… А социальный мир, он дорогого стоит. Фашизм ведь действительно сгладил социальные противоречия, направив внутреннюю энергию агрессии вовне. «Война — это бизнес, а бизнес — это война…» Не случайно же большинство современных корпораций наперебой вводят у себя «элементы фашизма», начиная от «формы фирмы», «гимна фирмы», который сотрудники поют при подъеме «флага фирмы» и кончая ритуальными совместными обедами. Оно работает и хорошо работает…

— С фашизмом, как выяснилось, мы здесь пролетаем… «Царь не настоящий!» — мрачно цитирует «дядя Гриша» старую советскую кинокомедию, — Галочка, кажется, мы вас прервали. Пожалуйста, продолжайте…

— Да что я? — как называть «серого» мне так и не сообщили, — Про элитарную мораль хорошо сказали. Всякая армейская структура мирного времени, по сути, является замкнутым «анклавом феодальных порядков», а её представители — яркими носителями «сословной морали». Себя они считают аристократами, а окружающих — холопами. Любую форму «равенства» понимают, как личное смертельное оскорбление. Это на фронтовой передовой все равны. Сходные средневековые порядки традиционно царят и в академической науке… Как с этим бороться? Ну, наверное, можно устроить провокации для самых недовольных… Например, как-нибудь ненавязчиво дать возможность нагадить… Когда они думают, что находятся вне зоны контроля. И этим дать разоблачить себя. Ну, как студенты в общаге воров ловят…

— Давно! — угрюмо скалится Соколов, — Считай, само вышло… «Русский мужик задним умом крепок…»

— Майора Логинова, — предупредительно поясняет мне «серый», — неделю назад уличили в вылавливании кусков мяса из котла-термоса, предназначенного для отправки «дальним» бригадам. Что особенно противно, урод «шакалил» не от голода, а по «принципиальным соображениям». Примерно, как если один сосед по коммунальной квартире подкидывает другому мыло в суп, стоящий на общей кухне. Не ради выгоды, а из чистой ненависти…

— Да… Такие закидоны, совместными обедами и парадными построениями — не лечатся… — вздыхает «дядя Гриша.

— Понимаете, Галина… — фляжка повторно, взмывает над столом — У меня разное в практике случалось… Но, что бы взрослый женатый мужчина в зрелых годах сотворил злую подлость только «из детского чувства протеста»… — стаканчик почти скрылся в могучей лапе Соколова, — За то, что бы подобное никогда больше не повторялось!

— Вы ошибаетесь, — теплый спирт стукнул в голову и, наконец, развязал язык, — Это не «детское чувство», а могучая биологическая программа. Люди — стадные животные. Ранговый голод у нас сильнее страха смерти.

— Стоп! Тогда, причем тут вообще «организация питания», упомянутая в вашей служебной записке?

— При всем, — в желудке постепенно загорается маленький пожар, а житейское море кажется по колено, — Хомо Сапиенс Сапиенс (так называется современный человек по латыни), как биологический вид, это продукт страшных периодических голодовок. Если у общественных насекомых, с помощью режима питания, из первоначально одинаковых личинок выращивают разные «социальные подвиды» (бесплодных рабочих, солдат и фуражиров, самцов и будущих маток), то у людей резкие изменения привычного рациона (а особенно — сильный голод) являются регулятором социального поведения или, если угодно — «переключателем морали».

«Дядя Гриша» и «серый» многозначительно переглядываются, Ахинеев прокашливается, один Соколов изображает заинтересованную невозмутимость… Хотя, если приглядеться — сонно моргает, огромным усилием воли удерживаясь от желания привалиться к стенке и закрыть глаза. Вот уж кому достается больше всех. Жаль, что уже не осталось ни настоящего чая, ни сахара… В наличии только грандиозные планы по их добыче… Зато есть тонизирующий комплекс в аэрозольном баллончике. Из совместных с Володей запасов. Предложить? Нет, не так — надо подарить. Момент удачный. Черт… Придется показать пример. Эх… Теперь до утра не заснуть… Было дело, в институте, под «энергетические» напитки с таурином, ещё не так на ночных дискотеках зажигали.

— Пшик! — левая ноздря «заправлена», — Пшик! — и правая, — Нате! Средство от сонливости… Если у кого заложен нос — можно оросить слизистую носоглотки… Только не облизываться секунд 10–15, пока впитается…

— Тут нах схохо и хохаин нюхать научат… — Ахинеев пристально изучает этикетку и затем бестрепетно выпускает щедрую струю в открытый рот, — Пхе-е-е-е… Хадость! Пхисоедихяйтесь, товахищи…

— Ну, молодежь дает, — эстафету принимает «дядя Гриша», «серый» отказался, а Соколову не отвертеться.

— Забирайте… — отмахиваюсь от по всей видимости уже почти пустого баллончика, — Вам оно нужнее.

Препарат действует быстро… Нос словно продуло ледяным ветром. Мелкие иголочки закололи щеки и виски. Обострился слух. Уцелевшая от реквизиции осветительная панель прибавила яркости. Можно говорить.

— Как интересно! — «серый» проткнул меня цепким взглядом, — А сами мы, подобное, изготовить можем?

— Аэрозоль — маловероятно. Хай-тек… Вот если бы нашелся, для анализа, стимулятор принимаемый внутрь…

— Подойдет? — на стол передо мною ложится продолговатая трубочка, — Вам, сколько штук надо? — вот и ответ, почему дяденька гордо отказался от «тонизирующего пшика». Он и без него уже «в тонусе»…

— Достаточно, — выщелкиваю маленькую желтоватую таблетку в пробирку с притертой пробкой.

— Заранее спасибо, — вежливый… Интересно, на сколько лет и какого режима потянет в России XXI века одно хранение подобных пилюлек? — Мы вас внимательно слушаем… Это — так, к слову пришлось, — кто бы говорил.

Соколов заметно оживился. Отлип спиной от стенки «модуля». Заблестели глаза, стала непринужденной поза. Ну и замечательно…

— Начнем с самого простого примера, — как сумела, махнула перед собой рукой, — нашего маленького собрания. Обратите внимание! Совершенно разные люди, которые при иной ситуации друг с другом никогда бы не встретились, собравшись здесь, и одновременно, на голом инстинкте (то есть подсознательно) по очереди совершили ритуал «солидарного угощения», — «серый» глубоко втянул в себя воздух… Соколов с Ахинеевым переглянулись. «Дядя Гриша» — оскалил зубастую пасть…

— Вы хотите сказать, это «оно» так работает? — заметно, как «серый» прислушивается к своим ощущениям…

— А вы полагаете, что человек, раз он — «царь зверей», далеко ушел от общественных насекомых? Базовая поведенческая программа «спит» практически в каждом.

— В отчаянных обстоятельствах, — кажется, я начинаю привыкать к жуткой мимике «дяди Гриши», — даже банальные тропические мухи, дико извиняюсь — пчелы, начинают вести себя по-человечески. Батя держал несколько ульев… А я — читал его книжки. В зимующем рое все пчелы постоянно обмениваются между собой капельками нектара. На ритуальную просьбу совсем голодной соседки поделиться пищей, независимо от сытости, каждая пчела реагирует четко — сразу же делится с попросившей приблизительно половиной содержимого собственного зоба… Независимо от числа таких просьб. Аналогичные действия начинает совершать и только что получавшая угощение пчела, если она столкнувшись с ещё более голодной. Поэтому, если накопленного семьей за лето меда не хватило для зимовки, то все пчелы дохнут одновременно, — в «модуле» повисла тяжелая тишина… Век живи, век учись, — Делали острый опыт. В умирающем от голода улье отделили от клуба и досыта накормили медом с радиоактивным изотопом-меткой одну единственную пчелу, а затем пустили её обратно. Когда улей вымер — произвели анализ. Оказалось, что каждой (!) пчеле, перед смертью, досталась крошечная капелька меда от единственной сытой подруги по несчастью. С тех пор — я пчел сильно зауважал…

— Кажется, сам Мао Цзэдун писал, что «во время голода, идея равенства становится религией…» — лицо у Соколова застыло каменной маской, — У меня дед воевал на Дальнем Востоке. Как страшно тогда голодали китайцы — нам не понять. Теперь я догадываюсь, отчего, после войны, узкоглазым так пришлась по сердцу коммунистическая идея…

— Тем не менее, — «серый» подозрительно вытянул губы, — в чем биологический смысл описанных жертв? Раз уж лето выдалось плохое и меда в сотах оказалось недостаточно, то зимой эти пчелы всё равно бы умерли. Хоть делись, хоть дерись…

— Уверенность, что в самый тяжелый момент к тебе придут на помощь — стоит очень дорого. Выживание солидарного коллектива (стаей подобное объединение называть в корне неверно) обычно протекает на 1–2 порядка эффективнее, чем усилия по личному выживанию «особи-одиночки», — на этот раз фирменная улыбка «дяди Гриши» адресована лично «серому», — Тоже проверено на опыте. В том числе — на мышах.

— Но, позвольте. Мыши — животные-индивидуалисты… — «серый» нервно заерзал на своем месте.

— Правильно! И тем не менее… Эксперимент выглядел так: Мыши — плохие пловцы. Попав в воду, они тонут довольно быстро. Редкий грызун способен бороться за жизнь больше 10–15 минут. Однако, если к уже захлебывающейся мыши бросить в резервуар с водой пенопластовый плотик, на который она может вылезти и отдохнуть, то, очередной раз, угодив в воду, она сопротивляется злой судьбе дольше, надеясь на повторение… А после нескольких случаев, когда в самый последний момент утопающая мышь получала спасительную опору, новое знание о «поддержке свыше» закреплялось. В результате, знакомая с «опытом солидарности», мышь храбро держалась на поверхности воды до пяти часов (!), напрягая последние силы, но, не теряя присутствия духа. Чего, кстати, вполне достаточно, что бы переплыть довольно таки широкий водоем. Особенно, если вода будет достаточно теплой…

— Не знал… — эти двое чем-то неуловимо похожи, при всей разнице в манерах и телосложении. Убийцы…

— Спасибо Галине, — «дядя Гриша», как аристократ из исторического фильма, рывком наклоняет голову вперед и резко вздергивает её обратно. Этакий «экономный поклон», без потери достоинства, — Вспомнилось…

— В кхихисхой ситуахии, — подключается к ученой дискуссии Ахинеев, — вхаимопомощь спасихельна, словхо допинх…

— Оригинально… — Соколов что-то считает в уме, — при одинаковых физических ресурсах организма, но при разном психологическом настрое, результат изменяется примерно в 20–30 раз. Выходит, «вера в высшую справедливость» творит чудеса?

— Доверие, — поправляет нашего вождя «серый», — Если выразиться грубо, всему причиной — искусственно измененный «тренировкой на выживание» гормональный фон.

— Значит, переключателем «морального режима» у человека обязательно служит голод? — это снова Соколов…

— Скорее — острота чувства голода. Совсем не обязательно реально доводить дело до дистрофии. Хватит, например, резкого одномоментного сокращения привычной калорийности питания, — интересно, меня поняли? — Если совсем академично — любой длительно действующий фактор, угрожающий смертью.

— Например, замена привычных продуктов питания какими-то странными суррогатами, — подхватывает мысль «серый», — Это, однако, любопытно. Дифференциальная чувствительность к сильному раздражителю и триггерный эффект! А «уровень срабатывания» триггера известен? — ну, пошел жаргон…

— В руководствах для чиновников Древнего Египта рекомендовали не сокращать за один раз рацион работников более чем на треть, из опасения бунта… — инженеры они тут, вижу, как глаза загорелись… Числовые значения им подавай, блин.

— Таким образом «моральный триггер» реагирует не на абсолютный уровень, а скорее на крутизну фронта «сигнала», — а по русски, при женщинах, выражаться можно? — Ещё примеры есть?

— Гарнизон осажденной японцами крепости Сингапур сдался в феврале 1942 года, после непродолжительной блокады, практически без сопротивления. Позднее называлась тысяча и одна причина этой крупнейшей военной катастрофы в истории английской армии. Но, одним из главных оснований для капитуляции само британское командование сочло единовременное сокращение пайка солдат гарнизона на одну четверть от довоенной нормы. Хотя голод Сингапуру не угрожал, запасов хватило бы на полгода…

— Получается, «лайми» тоже были в курсе. Говорите, что величина нормы не критична?

— Осаждавшие крепость японцы, в тот же самый момент, фактически голодали, питаясь в джунглях подножным кормом (офицеры показывали рядовым пример поедания молодых побегов бамбука и изобретали рецепты невероятных блюд из доступных «даров леса»), вообще не имея никакого снабжения, кроме горючего и боеприпасов… При этом, никакого упадка дисциплины среди них не наблюдалось.

— Показательно! — Соколов довольно потер ладони, — Хоть и азиаты, а прямо, как наши люди… И что потом?

— Черчилль категорически запретил сдавать Сингапур, требуя оборонять миллионный город «до последней капли крови», но, увы… Потери британцев, в итоге, составили около 140 000 человек (в основном пленными), против примерно 10 000 японцев (в основном больными и ранеными).

— Кажется, я догадываюсь, чего так сильно испугались «лимонники», — довольно ощерился «дядя Гриша»…

— Собственных подчиненных, конечно, — поддакнул «серый», — Офицерский-то рацион в гарнизоне остался прежним. В результате, имея под ружьем более 100 000 солдат, против около 30 000 японцев, командующий обороной Сингапура так и не решился бросить вверенные войска в решительное контрнаступление, ссылаясь, как он позднее выразился, на безнадежную «потерю воли к победе».

— Зато на безоговорочную капитуляцию (вопреки истерическим запретам «сверху») у англичан «боевого духа» хватило… Спасибо, было познавательно.

— Осталось выяснить, от чего так сильно разнервничался майор Логинов… — «серый» буквально проткнул меня взглядом, — А до него — полковник Ибрагимов… Вроде бы, ни начальства, ни противника вокруг не видать. И голодная смерть нам больше не угрожает.

— Сейхас Халина вхем вхе объясхит… — хрипение Ахинеева с каждым разом становится понятнее. А за выпад в сторону Володи эта «серая лошадка» мне ответит. Зря дядя недооценивает традиционное женское коварство…

— Кто из присутствующих, в детстве, читал «Мистера-Твистера»? — странный вопрос, для сорокалетних аборигенов Союза ССР, но, для верности, подстрахуемся, — Руки разрешаю не поднимать, — тут и без этого тесно.

— Причем здесь опереточный расист из детской книжки? — «серый» не вник, а «дядя Гриша» — понимающе оскалился.

— Японский концлагерь, для господ английских офицеров, глядя из Сингапура февраля 1942 года, выглядел предпочтительнее, чем общая столовая с собственными нижними чинами, посреди голода и прочих лишений осады. Социальный расизм, в своих основных проявлениях, ничем не отличается от любого другого расизма.

— Майор Логинов — русский офицер! — ага, у «серого» таки имеется «патриотический» пунктик… Усугубим…

— Насколько я в курсе, — самое время похлопать невинно ресницами, — сравнительно недавно Анатолий Анатольевич Логинов числился не русским, а советским офицером… — а ты думал, что я — беззубое «поколение Пепси»? — это не помешало ему изменить Присяге и, в трудный для народа час, перебежать на сторону будущих олигархов… — общаясь с Ахинеевым нахваталась нужных словечек.

— Причем, тогда он сделал выбор, будучи совершенно сытым… — «дядя Гриша» мне лукаво подмигнул, — и без бомбы…

— Представьте, как мистер Твистер чувствует, что, якшаясь с черномазыми, он и сам, понемногу, становится негром. Именно так, между прочим, описывают собственные ощущения этнографы, длительно жившие среди первобытных племен…

— Благодарю, я понял! — внезапно сдает позиции «серый», — Пожалуйста, продолжайте по существу.

Фиг тебе… Сначала — допью остаток «чая» и немного соберусь с мыслями. У меня материала на целую лекцию хватит. Не хотелось бы засиживаться до утра. Стимулятор стимулятором, а работы накопилась куча…

— В биологии, среди стадных животных, известно четыре основных типа общественных отношений:

— Причем, стресс задает среднестатистический гормональный баланс? — «серый» зрит в корень. Умный…

— Немного сложнее… Это во время паники или драки оценить среднюю реакцию людей помогает обычная для всех стадных животных статистика. Например, при пожаре в театре, 90 % публики готовы рваться к выходам, топча ногами окружающих и лишь менее 10 % толпы сохраняет относительное самообладание… Норма! В случаях продолжительно действующего стресса (а постоянный страх смерти или голод именно таковы) — эффект обратный. Человеческое общество, что совершенно не типично для зверей, немедленно разделяется на большинство сторонников «держаться вместе и всё делить поровну» (инстинкт подобающий разумным существам, у обезьян голод и страх наоборот — провоцируют жуткие драки) и меньшинство озверевших желающих «любой ценой получить своё и убежать». Один бандит-людоед, волею «переключателя морали», приходится на 19 относительно вменяемых голодающих…

— Получается, что сытая человеческая масса, привычная к комфортным условиям, когда резко напугана, — оживился «серый», — ведет себя «по-обезьяньи», то есть в режиме бешеной конкуренции, требуя «своего». Зато, в условиях хронической нехватки пищи и скудости быта, она же, проявляет парадоксальную склонность к «солидарной этике» и терпимость к ближнему?

— Угу… Добавлю. Параллельно происходит развал «иерархической пирамиды» («альфы» всегда бегут от опасности первыми), основанной на доминировании и выдвигаются вперед новые лидеры, способные организовать народ на сотрудничество. Как правило, из тех, кто в хорошие времена не особо рвался вверх по чужим головам… «Гаммы», в тяжелый час, жестко вытесняют с ведущих позиций струсивших «альф», а потерявшие ориентацию «беты» чувствуют себя глубоко несчастными и готовы на всё, что бы снова оказаться в составе «пирамиды». Любой! Майора Логинова погнали в безумный лыжный поход не столько ненависть к быдлу, сколько острое желание обрести «законную власть». То есть — инстинктивные поиски нового «доминанта» и страх потерять себя, растворившись в «обнаглевшей массе»… Английские офицеры из Сингапура, например, потеряв веру в начальство, увидели «нового доминанта» во врагах-японцах… Генерал Власов — в немцах… Советские офицеры 1991 года — в богатых и вальяжных расхитителях социалистической собственности. Цель жизни «беты» — любой ценой примкнуть к победителям! Грозным, сильным, непостижимым и величественным… Причем, сила, открыто пренебрегающая «статусными цацками», в глазах среднего звена любой элиты — «не настоящая».

— «В прошлом начальник, не из высших, но и не из мелких… Имел свою печать — либо судья, либо податной управитель. Живет в глуши, к службе вернуться не может: какой-то грех, и, видимо, не малый. Здесь ему не хватает почета, раболепия от низших, и нет высшего, перед которым он сам мог бы, трепеща, преклониться, — вот его самая большая утрата, его неутешное тайное горе», — с чувством и выражением прицитировал «серый», — Леонид Соловьёв, «Очарованный принц». Читали?

Лично мне, ни фамилия автора, ни название романа ничего не сказали… Тем не менее — цитата хороша… И мужики призадумались. Глубоко… Даже слегка жаль, что нечем это их состояние развеять. Самовар, что ли, тут какой-нибудь завести? Бар встроенный (он же холодильник для реактивов и препаратов) — в «модуле» имеется. Не чета скороспелым городушкам, типа «авоська в форточке», как недавно ввели в моду умудренные советским опытом обитатели фаланстера. А снаружи ветер поднялся… Небось, к утру, опять наметет снега по пояс. Хотя, зима ещё толком даже не начиналась…

— Одно непонятно, — Соколов что-то надумал, — по раскладу Галины, главной целью теракта должен был оказаться я, — дернул щекой, — возможно, для верности, ещё несколько близких мне людей. И только. Какой смысл совать бомбу в центральную отопительную систему жилого комплекса? И вообще, почему полез на рожон явный псих-одиночка?

— Потому, что особей «альфа», вашими стараниями, в экспедиции больше не осталось. Для их зарождения требуется время, — «серый» рассуждает, как на совещании, — Оттого самым первым взбесился заурядный «бета», никакой внятной надежды что-то возглавить не имевший. Предел фантазии — всем «на прощание» нагадить и, пользуясь паникой, удрать подальше, прихватив что поценнее…

— Кх-хм! Умеете вы, барин, обнадежить… Амбициозных майоров и старших научных сотрудников у нас ещё много. Предлагаете ждать серии аналогичных фортелей? — «серый» жмет плечами и косится на меня…

— Я не знаю… Обычная манера поведения людей в непонятной обстановке — это резкие колебания настроения. То есть — скачки гормонального фона. От «солидарной» морали к «конкурентной» и обратно, — жаль, негде нарисовать график, — Кривую «нормального распределения», вы себе хорошо представляете? — кивают дружно, — Для среднестатистической популяции «хвостики», по 5–7% с каждой стороны — доля особей, у которых «переключатель морали» намертво заклинило в одной позиции. Одних неудержимо тащит в «элиту», другие — упертые сторонники «равенства». Основная часть народа, тем временем, более-менее пассивно симпатизирует то одним, то другим.

— Пока вокруг всё плохо, враги, голод и разруха — масса любит «красных», — помог мне «дядя Гриша», — А стоит жизни несколько наладиться — понемногу начинает тосковать о временах господства «белых». Сытых и непуганых обывателей упертые аскеты с наганами раздражают. Коммунисты проигрывают выборы «социкам». Те начинают играть в популизм, возрождают «иерархическую пирамиду» и постепенно доводят страну до ручки… Бардак плавно нарастает, пока не случится очередной обвал в войну и нищету… «Социки» разбегаются. Кого-то прислоняют к стенке… Доставать население из жопы (пардон за откровенность) снова приходится «красным» или «коричневым». На новом историческом витке всё повторяется заново… Я верно описал тенденцию?

— Одна поправка… Если «провал» не особенно продолжительный, вроде «Темных Веков», то социальные завоевания предшествующего периода сходу отменить не выходит и наблюдается заметный глазу общественный прогресс. Новая иерархическая власть не сносит наследие демократии до минерального слоя, а старается пристроиться сверху. Солидарное общество невероятно соблазнительный объект для паразитирования. Особенно, поддерживаемое в состоянии недоедания. Полуголодный человек — терпелив, доверчив и послушен. Не случайно, во всех исторически успешных древних империях, самая низшая ступень «пирамиды власти» — это вполне самоуправляемая деревенская община или городская коммуна. Выгоднее всего эксплуатировать людей, считающих себя свободными. Норма прибыли выше…

— И всегда… — эхом отзывается «серый», — когда в Соединенных Штатах отменили рабство, там резко упала производительность труда на плантациях. Оказалось, работающие «за одну зарплату» поденщики во много раз худшие работники, чем привычные негритянские «корпорации», даже если они фактически состояли из рабов… Психологический механизм угнетения устроен хитро.

— А ещё на расклад влияет военный аспект, — «дядя Гриша» подозрительно начитан, — Мобилизационный резерв для «конкурентного» общества (4-я группа по классификации Галины) не превышает 5–7% населения. Кому попало баре оружия не доверяют. Для «плоской иерархии», ну, 3-й группы (ей соответствуют различные кочевые племена в до государственной фазе) — мобилизационный резерв достигает 40 % населения. Там вооружены все свободные. Поэтому, товарищ Чингисхан, в XIII веке, даже не особенно напрягаясь, поставил на уши пол Евразии… Зато в «солидарном» обществе, или 2-й группе (городские коммуны Средневековья), нормальное мобилизационное напряжение превышает 90 %! На войну поднимаются «все способные носить оружие», до детей включительно…

— У нах вхя кхивая пехехошеная… — хрипит Ахинеев, — дхухая выбохка хонтинхента… Халина, схажите!

— Как понять? — моментально реагирует Соколов.

— Буквально! — кто бы мне на семинарах так подсказывал, — На поведение человека, в кризисный момент, решительным образом влияет личный жизненный опыт. Как нам хорошо показывает пример «плавающей мыши»…

— Срочная служба в армии? — «серый» понял меня с полуслова, — «…солдат всегда должен быть немного голодным». Элемент проверенной веками системы армейского перевоспитания новобранцев. Если учесть, что треть нашего коллектива — «срочная служба», а ещё половина «служили срочную»…

— Плюс, допуск к секретной информации… Здесь не среднестатистическая толпа, а искусственно подобранный коллектив.

— Ага… — Соколов начал нервно выстукивать пальцем по импровизированной столешнице, — врожденных «элитариев» — везде обычный процент, а вот «подверженного их влиянию контингента» — существенная нехватка. Что получается? Нет социальной базы для переворота… Даже для возбуждения массового недовольства «уравниловкой» её нет… И не будет. Поневоле взбесишься…

— Волки могут сколько угодно злобно грызть друг друга за власть и самок, но против баранов они всегда объединяются единым фронтом, — «серый», как мне показалось, раскладом всерьез заинтересовался, — Вся проблема местной «элиты» — в отсутствии достаточного количества «баранов». Здесь скорее «собаки» подобрались… Причем, дрессированные. 90 % личного состава экспедиции прошли либо «школу жизни», либо через многослойный фильтр проверок и тестов на моральную устойчивость… Ну, вы меня поняли…

— Народ, выражайтесь яснее… — очевидно, Соколова уже давно раздражает обилие непонятных ему терминов и намеков.

— Элементарно, — «серый» очевидно обдумал доводы, — Завершение «острого» этапа выживания социума обыкновенно знаменуется попыткой элиты «перехватить управление»… В ход идут любые вредства. Подлог, клевета, террор… В этом пространстве-времени творится то же самое. Опыт Минина с Пожарским, которые буквально спасли Россию, но были мгновенно оттерты от реального влияния вчерашними пособниками оккупантов — тому пример… Власть в экспедиции перестала пугать, как «лежащая под ногами, оттого, что нестерпимо горячая», она снова к себе манит… В обыкновенном человеческом обществе основной контингент — «бараны». Описанный Галиной Олеговной «переключатель морали» попеременно склоняет их к солидарности или взаимной конкуренции, однако баранами они быть не перестают, — виновато развел руками, — Сравнение людей с обезьянами кажется мне менее наглядным.

— Годится, — синхронно кивают «дядя Гриша» с Ахинеевым.

— Голодное стадо следует за тем, кто набрался смелости его направлять. Для сытого стада баранов авторитет «первого среди равных» ничтожен. «Солидарный эффект» быстро улетучивается, а чувство благодарности за собственное спасение — двуногим скотам априори не ведомо. На виду опять оказываются либо — типы способные угрожать бараньему благополучию (волки, собаки), либо — особи способные соблазнить баранов «примером для подражания». То есть, яркие харизматики. Назовем их, м-м… «козлами-провокаторами». Аналогия вас не оскорбляет?

— Потерплю, — Соколов опер подбородок на могучий кулак, — Что-то подобное мне уже рассказывали. На примере сравнения аскетического текста первой советской Конституции от 1918 года (принятой до Гражданской войны и провозглашавшей целью отмену государства) и её «второй редакции», от 1924 года. Которая позволила «легально опустить» героев Революции, потративших жизнь на борьбу за свободу, в положение изгоев. А там — и вовсе коммуны разогнали… За ненадобностью… Какой ещё коммунизм? Возрожденной иерархической пирамиде живые оппоненты и активные сторонники равноправия — в тягость. Сколько, тот же Ленин, оставался здоровым, после своей триумфальной победы? А сколько — вообще живым протянул?

— Главная особенность поведения элиты — демонстрация «мы не такие как все». В «конкурентной» среде — это основа жизненного успеха. В «солидарной», она же — главный источник неприятностей. Переход труднозаметен. На практике, если случайно уцелевший от «героического периода» лидер, в наступившую «эру достатка», пытается сохранять привычное равенство, то «элита» быстренько устраивает ему несчастный случай и пускается во все тяжкие. Это и символизирует новые времена, — Соколов грустно хмыкает, — на наше счастье, «опоры в массах» описанные настроения пока не имеют. И это надолго. Майор Логинов, судя по его поведению, догадался самым первым… Что ещё?

— Галина, вы читали докладную записку Радека, что для научных работников и старшего офицерского состава самое время ввести отдельную норму «диетического питания»? — откуда мне такое знать… Впрочем, можно догадаться, почему не читала. Соколов «прожект» задробил.

— Ихея пходолхает хоситься в вохдухе, — комментирует новость Ахинеев, — Рахделяй и влахствуй…

— Вывод? — «серый» глядит в упор, — Я вас, девушка, спрашиваю… — да, первым на военном совете высказывается младший. Не зря я книжки штудировала, кто — догадаться нетрудно. Между собой они вопрос наверняка давно обкашляли, однако не поленились прийти и выяснить мнение постороннего. Нашли себе «кассандру»…

— Полноценного заговора точно нет. Действуют одиночки, на личном «детском чувстве протеста». Если потенциальных «бомбометателей» уже извели, — «дядя Гриша» довольно скалится, — то Вячеслава Андреевича, скорее всего, на днях будут пробовать травить ядом. Классика же… и время уходит, — вспомнила солдатиков из кухонного наряда, — Но, только я сильно сомневаюсь в успехе… Пока все столуются из общего котла, или, как мы тут — вскладчину — это глухой номер… А если кого-то заподозрят, — перед глазами опять встала громадная фигура давешнего морского пехотинца, с живым извивающимся мешком под мышкой, — то порвут голыми руками, без суда и не спрашивая фамилии.

— Предположим, с ядом у инсургентов тоже не получится… — «серый» дотошен.

— Тогда, согласно мировому опыту, попробуют как-нибудь устроить на него нападение местных туземцев… К примеру — отыщут в ближних окрестностях подходящего вождишку побойчее на должность «крыши». Тоже сильно сомневаюсь. А вот в возможность снайперского выстрела… или пули из-за угла — не верю совсем…

— Почему? — «серый» с «дядей Гришей» удивились хором. Не ожидали от меня такого.

— Потому, что стрелка обязательно вычислят, а бежать ему некуда. «Альфы» и «беты» жертвовать ради своих «хотелок» жизнями принципиально не способны (мозговой блок), а отдать кому-то приказ — не рискнут.

— Вот и я думаю — ещё поживем… — Соколов удивительно спокоен, — Всем спасибо. Спокойной ночи…

Глава 25

Сочинять авантюрные романы — не моё. Если потренируюсь, то, наверное, смогу написать заурядную диссертацию. «О проблемах обеспечения питания в условиях, приближенным к катастрофическим…» Вроде, как получилось у Алена Бомбара, в одиночку пересекшего Атлантику на спасательной лодке и принципиально всю дорогу запивавшего сырую рыбу морской водой… Совсем не исключено, что моя жалкая поделка найдет свой круг читателей… Любители напрягать организм рискованными экспериментами — неистребимы. Но, ради всего святого, не требуйте от текста художественной достоверности. Страстей, эмоций, высоких чувств… Интриги — ненавижу. Любые… Поэтому, в тонкие детали вдаваться не стану, опишу лишь то, что видела своими глазами

Когда Соколов первым полез в морозную тьму и вдруг стал в дверях столбом, неестественно выдохнув воздух, я ещё ничего плохого не подумала. Ну, наверное, там сугроб намело… Надо включить наружный свет… Машинально, по привычке. А что? Вот когда он попятился назад — у меня душа реально ушла в пятки. Честное слово! Это вы Вячеслава Андреевича вблизи не видели, потому улыбаетесь… Что опасного может появиться посреди вооруженного лагеря, в пределах охраняемого периметра? Максимум — одинокий волк. Если хорошо напрячь фантазию — основательно так заблудившийся белый медведь. Бурые сейчас спят. Вероятность события чуть выше, чем повстречать в местных широтах блудного пингвина и всё же не нулевая… Пожалуй и всё. Реально ли испугать нашего предводителя белым медведем? Причем, до такой степени, что бы он рефлекторно попытался спрятаться за пенопластовой дверью «жилого модуля»? А кто его знает… Лично я настолько усомнилась, что осмелилась отдернуть солнцезащитную шторку и выглянуть за окно. Так! Уточняю. Бывают на свете вещи пострашнее полярных медведей и взбесившихся пингвинов. Ревнивые женщины, например.

Всё же Соколов большой ребенок. Каким местом он думал, отправляясь на ночное рандеву в одиночку? Переодевшись и потихоньку? Конспирация, из фильмов про Джеймса Бонда, хороша в людных мегаполисах… А в насквозь пронизанном системами связи таежном поселке — ей грош цена. Один звонок на коммутатор… Один вопрос дежурному (а он-то наверняка знает, куда двинулся начальник экспедиции после отбоя) и — готово. Не… Ради таких моментов стоит жить! Вынуть из фонаря над входом «штатную» осветительную панель собиратели лампочек забыли и видимость отличная. В ореоле слепящего белого сияния и облаке из искрящихся снежинок, стоит, руки в боки, Дарья Витальевна и мечет из глаз молнии. М-м-мда… «Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу…» Замечательный всё же у нас коллектив! Наверняка, кто-то и раньше нашептывал, что у меня здесь эксклюзивный бордель для руководства (бабы они и в Африке бабы), а теперь — настал момент истины. Сидим тихонько и наблюдаем, как мои мужички собираются выкручиваться… Жалко, что под рукой нет телекамеры… Сцена, достойная пера самого великого Дюма (и эпоха, кстати, что ни на есть та — XVII век). «Четверо и Миледи, ага… «

Вообще (задним числом и продышавшись от пары минут беззвучного хохота), заявлю, как на духу. При всех неудобствах (чтоб сохранить наблюдательную позицию, по ходу «парада-алле», мне пришлось буквально расплющиться), «театр одного зрителя» — замечательное развлечение. Даже, когда главная зрительница не ты… Собственно говоря, кроме головы нашей «главврачицы», я и не видела ничего. Это у неё снаружи — идеальный обзор. Получилось, как в древнем пошлом анекдоте, «наблюдение за наблюдателем», якобы стоящее у знатоков дороже всего… Мои ночные собеседники (и собутыльники), по одиночке выбираясь наружу, являли себя, а я — следила за лицом…

Первым, как уже сказано, «модуль» с огромной неохотой покинул Соколов. Пол под ногами облегченно вздрогнул, алюминиевая лесенка жалобно пискнула, на снег упала и метнулась в сторону лохматая тень. Однако, тут злая ухмылка Дарьи Витальевны (попался, изменник!) дрогнула… Увидеть лезущего следом Ахинеева она явно не ожидала… Даже губу прикусила от негодования (скорешились, субчики — на пару по бабам шляются!). Видимо, хотела сказать приветственное слово, но не успела. В снег, мимо лестницы, раскинув для равновесия руки, словно огромная ночная птица, почти бесшумно выпорхнул и боком скользнул за пределы поля зрения (не спрыгнул, а натурально спланировал) «серый». Так мне и не представился… Ну, да ничего, у знакомых ребят завтра всё разузнаю, и кто он, и что он… Вот тут глаза у виновницы общего смущения и полезли на лоб. Честно-честно! Я всегда предполагала, что это такая фигура речи… А тут, в ярком сиянии светодиодов — разглядела явление досконально. Как поднимаются брови, как раздвигаются веки, как обнажаются белки. Капюшон откинут, прическа короткая, освещение фронтальное. Не красиво… В кино это действо изображают как-то более эстетично. Зато теперь буду заранее знать, как сама выгляжу «в минуты роковые». А потом из дверей полез «дядя Гриша» и у гражданки майора медицинской службы упала челюсть… Натурально. Аж металлические коронки блеснули… На этом «кино» кончилось — мне закрыли окно. Вячеслав Андреевич очень крупный мужчина, но сложен пропорционально. Как говорится, «добрый молодец». А «дядя Гриша» — костлявая громадина, на полторы головы его выше. Вдобавок, хромой. И стал прямо у входа.

— Галина! — меня зовут? Зачем? — Покажись на минутку! — придется, закрыть за собой дверь никто не удосужился. Тепло улетучивается с каждой секундой.

— Что это было? — у боевой подруги нашего «каудильо» железные нервы. Она не только сумела закрыть рот, но и почти моментально обрела дар речи. Не иначе — от радости… Боялась вскрыть гнездо разврата, а застала лишь безобидную пьянку.

— Оргия… — ой! Вот ляпнешь, сгоряча, иной раз… Если меня сейчас пристрелят, значит — шуточка не удалась. Но, спрятаться в такой момент — потерять лицо. Лопни, но держи фасон. В меру сил закрыла телом оставшийся проход, как Матросов амбразуру и жду финала трагикомедии…

К сожалению, оправдываться бесполезно. Именно так обыкновенно и воспринимается любое совещание «на ночь, глядя» в составе одной дамы и кучи мужиков. Особенно, «заинтересованными лицами». Сколько я их в своем «храме науки» повидала. Бывало, засидишься в лаборатории до темна, а потом — хоть до самого утра не выходи. Не учреждение, а бордель… Почему-то, едва заняв заметную должность, всякий руководящий работник начинает считать секретаршу своей «законной наложницей», а аспиранток и студенток — «горячим резервом» в оные… А ещё, попадаются деятели, считающие эту «добровольно-принудительную сексплуатацию» чуть ли не благодеянием для окружающих особей женского пола. Примативность — в полный рост. «Альфа-самцы», блин… Внизу — «продолжение банкета».

— Дыхни! — к счастью, это не мне. Дарья Витальевна исследует глубину морального падения бой-френда.

— Мы чисто для аппетита, — «серый», вопреки моим ожиданиям, поддержал товарища в трудную минуту.

— Ваше счастье, — похоже, сегодня нас не убьют. Сказано почти нормальным голосом. Пора незаметно смываться… Или попрощаться?

— До свиданья, мальчики! — хорошо прозвучало, с чувством и вызовом… Яростный взгляд гражданки майора боевым лазером сверкнул в мою сторону сквозь снегопад и погас за закрытой дверью. В «модуле» натоптано… Запах перегара, мужского пота, грязи и талой воды. Хочешь или нет, а маленькую уборку делать надо. Господи, за что? Радует, что в обозримый срок подобных нашествий ждать не следует. А вызывать к себе — теперь постесняются… Снаружи — хруст снега. Ни скандала, ни разговора не слышно. Просто тихо удаляются шаги. Э-эх! Тряпку в руки… И спать!

Телефонный звонок выдернул меня из зыбкого полусна буквально через полчаса. Черт! Вот же не везет.

— Майор Поповских, — почему говорят женским голосом? Что-то смутно знакомое… А, ритуал законного брака Соколова с его пассией ещё не связал. У обоих, «на той стороне», остались семьи… Кажется, есть дети… Люди никак не могут поверить, что мы здесь застряли надолго. Скорее всего — навсегда. И будущее не вернуть. Продолжают жить «в двух измерениях» одновременно. Физически — в XVII веке, по привычке — как в XXI-м.

— Ибрагимова слушает, — мне, по документам прикрытия, присвоено воинское звание. Но забыла, какое. Не то лейтенант, не то старший лейтенант. Никогда не носила формы. И представляться по-военному не умею.

— Слава сказал, — значит, голубки уже помирились, — что его собираются отравить, — пауза, — Жду вас сегодня, у себя, в 11–00… — ох!

Как ни странно — остаток ночи спалось отлично. Утро прошло в привычной суете. Прием «образцов» для анализа (даже зимой флора и фауна до сих пор преподносят сюрпризы, а приказ «всё необычное тащить науке» продолжает действовать), наряд в столовой (постоянно прикидывала — как бы, на моем месте, действовал враг, желающий подкинуть яд в общий котел или индивидуальную миску?), разная текучка… К избушке «санчасти» шла на слегка ватных ногах. Не терплю бабские разборки и вообще, плохо вписываюсь в дамские коллективы.

Судя по электронным часам над входом (прямо таки, очаг цивилизации) — опоздала на 20 минут. Фигня, ничего страшного… Я им не подчиненная (ещё не зная, кто за дверью, ершу в себе остатки боевого настроя). А если сильно надуть щеки, то практически — ровня… Маленькое, но отдельное ведомство, ха… «…начальство не опаздывает, а задерживается…» Могла бы вообще не прийти. Женский говор за дверью несколько насторожил.

— Добрый день! — так. Мужиков — ни одного. Баб — целых три. Дарья Витальевна в штатском белом халате и Ленка-корреспондентка, с этой… Как её? Голдан! В свитере не по размеру дикарка выглядит тоненькой щепкой. Ни кожи, ни рожи. На вид — сущее дите… Зачем она здесь?

— Это — эксперт… — уговорили, верю. Судя по подбору народа, сцена ревности мне не грозит. Уже радует.

— Садитесь… Галя… — не простила. Но официальность в голосе отсутствует. Зато, под глазами — круги…

— Что надо? — специально обращаюсь к Ленке, пусть майорша чуток остынет. Тоже мне, «подпорка столпа власти с сиськами»…

— Пообщаться, — Ленка вдруг, по-мальчишески, прыскает в кулак, — Тут из-за тебя такая каша заварилась!

Видеть саму себя, угрюмо крутящую по сторонам головой в столовой, на экране маленького монитора системы слежения, гм… неожиданно. Утренняя запись… Если не знать, о чем я там думала — вылитая шпионка.

— Камеры видео наблюдения, на кухне и в общем зале, работают круглосуточно, — комментирует Ленка. «Картинка» пишется, независимо от наличия оператора.

— Давно? — получается, что идея тотального контроля, за местом приготовления пищи, витала в воздухе.

— Скоро месяц… Сразу, как поставили капитальный сруб. Ещё при проектировании заложили.

— Понятно… — можно перевести дух. Тайком ничего подбросить не рискнут. В прямом эфире — и подавно.

— Время от времени приходят люди… поделиться своими опасениями, — «главврачица» хочет сохранить серьезный вид, хотя в глазах скачут чертики, — Тогда мы им показываем это кино, и они сразу успокаиваются…

— А почему вчера… ну, в смысле — сегодня… — можно предположить, что и «телефонная прослушка» тоже работает круглосуточно — ан нет. Ты примчалась выяснять интимные подробности ночных посиделок лично…

— Другая «контора», — ответ неожиданно откровенный, — Связисты к пищевой безопасности не относятся.

— И тут ведомственность? — теперь я знаю, где пролегают незримые границы реального влияния «женщины вождя».

— Она родимая… Ещё — есть система емкостных датчиков и выносных микрофонов охраны «Периметра».

— И минное поле… — помню, Кротов как-то объяснял и показывал страшноватые самодельные заряды…

— То есть, опасности извне — нет? — А опасность изнутри — купирована, в пределах «допустимого риска»?

— Нет, всё оказалось, гораздо хуже, — вот не могу привыкнуть, даже про себя, назвать Дарью Витальевну без отчества. Пускай между нами буквально несколько лет разницы. Очень уж она основательная… — Елена!

— ???

— Я провела небольшое социологическое исследование… — Ленка посерьезнела, — Ты совершенно права. Непривычная еда вызывает у большинства людей ужас и ненависть… Причем, чужой авторитет нас не спасет.

Вот тебе сюрприз. Товарищ Ахинеев, насколько помню, уверен, что моего покойного Володю удастся использовать в качестве «символа и примера» любителя острых пищевых экспериментов. Что-то изменилось?

— «В России, сырьем и едой — является абсолютно всё!» — Ленка сощурилась, явно ожидая реакции…

— Знаю, это мои слова.

— Не знала… — поправилась, — Я выясняла. Владимир Ибрагимович, уже здесь, очень часто их цитировал, — лестно такое узнать, пусть и позже всех остальных, — Принято считать, что это было его «жизненное кредо».

— Вот и отлично, — действительно, какой смысл жалеть о пущенной в оборот удачной формулировке?

— Габриэль Гарсия Маркес. «Полковнику никто не пишет» — читала? Вещица 1961 года. Конец помнишь?

— Смутно… — сильная вещь, кто понимает, — «…женщина пришла в отчаяние. А что мы будем есть, все это время? — она схватила его за ворот рубашки и с силой тряхнула, — Скажи, что мы будем есть? Полковнику понадобилось прожить семьдесят пять лет, ровно семьдесят пять лет, минута в минуту, чтобы дожить до этого мгновения. И он почувствовал себя непобедимым, когда четко и ясно ответил: Дерьмо…»

— Намек ясен? Солдатикам — не привыкать, а вот «большие господа» цитировали данный фрагмент через одного. Не нашлось у них с нашими полковниками гастрономического взаимопонимания… И это — только половина проблемы, — а вот пугать меня не надо. Настроение солдат — важнее всего.

— Наличных запасов продовольствия, без искусственных суррогатов, при всех мерах экономии, нам хватит едва до середины января. Рацион — один для всех. Верно их Володя информировал (а сердце, от одного звука имени, сжало почти привычной тоской)… Думаю, покрутят носом… чуть повозмущаются — и никуда не денутся… Будут, как миленькие, жрать что и сколько дадут, — лично я верю в таланты «серого» с «дядей Гришей».

— Не, ты серьезно не врубаешься? — теперь Ленка на меня глаза удивленно выкатила. Что за новая мода?

— Нас всех скоро убивать… — первый раз, при мне, Голдан по своей инициативе вмешалась в чужой серьезный разговор.

— Слышала, что девушка гуторит?

— Разумеется… — ещё бы понять, откуда у «эксперта» в голосе панические нотки.

— Мы раньше считали, что если здесь кругом первобытнообщинный строй и натуральное хозяйство, то можно будет легко найти с автохтонами эпохи общий язык. Типа — «нам с ними нечего делить». Можно мирно жить и торговать… Можно даже не торговать, а сосуществовать… Спасибо, по твоей наводке, срочно поинтересовались мнением представителя коренного населения… — Голдан, от длинной тирады, смущенно притихла, — Как отнесутся тунгусы… или буряты, к «соседям», которые, если захотят, способны вообще не охотиться, а сразу (!) есть камни, деревья и траву? Ну, первая ассоциация?

— М-мать… — ляпнула первое, что пришло в голову, — «Лонгольеры» Стивена Кинга. Универсальные пожиратели…

— Во-во! Мы, по ихнему, не менее чем «вечно голодные подземные духи», с некими гнусными целями притворяющиеся людьми…

— Которых легче убить, чем прокормить? — м-да, на месте аборигенов, от осознания близости подобного соседства, я бы точно обделалась со страху.

Голдан, всё время внимательно слушающая нашу болтовню, яростно завертела головой. Что-то не так… Ленка хвалится, что русский язык она уже понимает довольно хорошо. А людей чует лучше, чем мы сами. «К источникам информации из числа местного населения надо относиться исключительно внимательно…» Вдове полковника ФСБ (пусть, только согласно «документам прикрытия») грех забывать азы работы с информацией. В мозгах тихонько тренькнуло… «Никогда не считайте аборигенов дикарями, это мы, городские, здесь дикари» Быстро прокручиваем события последней ночи… Не прошло и часа, после нашего расставания, как подружка Соколова возжелала снова со мною пообщаться… Причем, без скандала. Они и вчера не скандалили. Шерочка с машерочкой… Однако, ночь она почти не спала (кстати, в её возрасте, верный «тридцатник», это уже вредно). Мало того, притащила с собою на встречу эту туземку. Ленка — понятно. Переводчица и любопытная, как лиса. Какого фига? А такого, что пост звукового контроля «Периметра», насколько я в курсе, расположен в каморке, специально оборудованной для хранения особо ценных веществ, приборов и оборудования… на бомбоскладе… Информацию с аппаратуры прослушивания, в существовании которой можно больше не сомневаться, реально раздобыть только там. Не ближний свет, однако. И поперлась же, в темноте (скорее всего с дежурной сменой). А там, уже давно жаловались — форменная коммуналка. И не пообщаться «в процессе» с Кротовым — странно… Скорее всего, они все вчетвером запись слушали. Солдату на коммутаторе есть, чем заняться, а эти — свободны.

— Тихо! — мысль оформилась, — Бабы (окрик получился смачным, прямо ораторский дар проснулся), мы не про то говорим! — все трое раскрыли рты. Интересно, а когда я чему удивляюсь, тоже выгляжу такой дурой? — Вы наш вчерашний разговор слушали? — капелька НЛП, для авторитета, не повредит. Пускай сами сознаются.

— Ага… — бесстыжая Ленка факта даже не стесняется.

— Вместе с Голдан?

— Ну… — даже в частично женском коллективе никаких секретов удержать нельзя, всё утекает, как вода…

— Тогда, вспоминаем внимательно. Про то, что нас всех скоро будут убивать, она тогда сразу сказала?

— Ну… — теперь хором.

— А теперь — вопрос на засыпку. Откуда ей про это знать? — ха, с честной совестью вытираем (мысленно) трудовой пот и рассматриваем ошарашенные физиономии собеседниц. Вот вам, жертвы стереотипов! Учитесь думать, пока я ещё жива, — Не надо приписывать знающим дело людям свои собственные куцые мыслишки…

Самокритично признаюсь (про себя), что особенного ума мне проявлять не потребовалось. Так, система ассоциаций… Мы же все тут (и не только по въедливым женским подсчетам) — из принципиально разных эпох. Майор Поповских, фигурально выражаясь — типичный Хомо Советикус. Ей в 1991 году было 14–15 лет. Я — уже «переходная форма», хотя всего несколько лет разницы. Но в пионерах ещё была. Ленка — ещё на несколько лет моложе меня. Она уже совсем не из нашего муравейника — раскованное и циничное поколение «ревущих 90-х». Голдан, сравнительно с Ленкой — совсем девчонка. Хотя жизненный опыт — побольше нас троих, вместе взятых. И если она сказала — «будут убивать», то надо отринуть привычные дамские глупости (Дарья трясется за своего ненаглядного, Ленка — за своего). Посмотреть на диспозицию «с высоты птичьего полета». А потом — спросить:

— Почему именно нас? — вопрос адресован персонально Голдан, дите замерло в надежде на понимание…

— Она говорит… Она тут говорит… — Ленка мучительно подбирает эквивалент взволнованному всплеску звуков чужой речи, — Это практически непереводимая игра слов…

— Хочешь, сама переведу? — долгое чтение жутких документов «под грифом» тоже дает жизненный опыт.

— Ну… — теперь все втроем. И уставились не мигая, будто я фокусник в цирке.

— Потому, девоньки, — легкое панибратство допустимо, — что, по местным меркам, мы все — вовсе не «цивилизованные люди» и даже не «злые духи», а презренные говноеды… Угадала?

— Можно и так сказать… Но, только… — мне чихать на профессиональный позор экспедиционного лингвиста, главное — реакция тунгуски. В заплаканных глазищах — благодарность и облегчение… Господи, она же нас обидеть боялась. За откровенное высказывание мнения о другом человеке, в первобытных культурах, убивают без разговоров. Особенно, если это горькая правда. Вот бедная девчонка и упражнялась в намеках перед строгим начальством. А с ним надо — прямо.

Пищевые табу — это не только способ выживания в жестоком природном окружении, но и маркеры для социальной стратификации. Туземцы (судя по той же Голдан) периодически голодают страшно, но грибов не едят… Между нами, до середины ХХ века, их в мире вообще ели мало… В основном — французы, да восточные славяне. Все остальные народы Земли, и просвещенные, и недоразвитые, почитали этот продукт невероятной гадостью. Дерьмом… Извращением. Пищей отверженных. Что тогда говорить о искусственно культивируемых грибах, растущих, пардон на субстрате из настоящего дерьма? Именно на приготовление такового, последнюю неделю, были брошены все свободные трудовые ресурсы. В пещере, наконец-то, освободили место под первую очередь грибной плантации… Опилки, сухую траву, кору, хвою, ветки и бросовую органику перемешивают с содержимым выгребных ям, готовя состав для ферментации. Барышню с грудным ребенком, к грязной работе не привлекали, но не заметить, как готовится будущая посадка шампиньонов, она никак не могла. И мотала на ус… Наверняка прикидывая, как к подобным нам «гурманам» отнесутся её соотечественники? Тунгусы, между прочим, людоедство за большой грех не считают. А вот «поедателей грибов», а тем более — выращивающих их в пищу на своем собственном говне, за ровню не признают точно. Если не сказать хуже. Никогда! Презабавно.

— Выводы? — а женщина у «каудильо» — не промах. Мгновенно прокрутила новую информацию в голове и сложила новую картину мира быстрее, чем Ленка опомнилась от праведного возмущения.

— Один — хороший, второй — так себе…

— Начни с плохого.

— Человека, питающегося отбросами (а тем более злого духа), равновеликой стороной, местные, никогда не признают. Постараются сразу истребить, содрогаясь от брезгливости, как мерзкое оскорбление законов природы… Совершенно рефлекторное отношение к очевидным изгоям, характерное для всех без исключения культур. Как уже было замечено, наши собственные «господа элита» относятся к перспективе сесть на общую грибную диету точно так же… Даже на теракты готовы идти… Жизнью рискуют… Интригуют почем зря… Вот по этой самой причине — сердцем чуют.

— И что в этом хорошего?

— Если проявить твердость и на упомянутую диету их всех таки посадить, то вероятность сговора между племенной верхушкой аборигенов и упомянутыми «элитариями» становится величиной отрицательной, — Дарья Витальевна явно вздохнула с облегчением, — С ними не то, что «за стол переговоров» — на одном поле срать не сядут. Тут народ простой и точно знает, что настоящие вожди низкой пищей брезгуют… они скорее перейдут на питание человечиной, чем унизятся есть «с полу». А с трусливыми самозванцами, здесь, на равных не разговаривают и соглашений не заключают.

— Так боятся запомоиться? — майорша прищурилась, будто намекает мне на нехорошее. Плевать. Володи (по какой бы причине он не планировал побег) больше нет… Мертвые сраму не имут.

— Сильнее смерти.

Для лиц удивленных неуместным убийством времени драгоценного обеденного перерыва (а мимо обеда мы тогда дружно пролетели, как фанера над Парижем), могу пояснить. Особенно — для особей считающих себя мужчинами. «Бывают вещи важнее мира и страшнее войны!» Цитата не моя, даже не помню, чья именно… Вот.

И вообще. «Все человеческие занятия, включая научные исследования, в конечном итоге, либо брачные игры, либо забота о молодняке» Спасибо мистеру Роберту Хайнлайну, за краткое выражение основы женского взгляда на мир. Нравится вам, мужички, такая формулировка «сути бытия», или нет, нас (женщин) совершенно не колышет. Естественно, о подобных вещах не кричат на каждом углу, но принять к сведению очень советую.

Не… С мужской точкой зрения на тот же самый вопрос я тоже прекрасно знакома. «Для взрослых людей существуют только три достойные цели — «сила, знания и власть». Причем, «сила и знания» — инструменты для достижения «власти», а «власть», обычно — способ удержать их в монопольном владении… Методика защиты свободы спокойно этим пользоваться. По отдельности, всё перечисленное, тоже работает. Но, заметно хуже…»

Витиевато? Желаете объяснения на пальцах? Да легко! Человек (для ясности — «особь мужского пола»), как пресловутый «двигатель истории», был, есть и долго будет оставаться обычной лысой обезьяной. Жадной, глупой и агрессивной. Готовой драться за личное право демонстрировать престижное поведение, престижное питание и престижное потребление. Кстати, доступные самки — непременная часть упомянутого «престижного потребления». Увы, всё перечисленное, причем, в дребезги, разбивается о простой житейский вопрос — а что у нас сегодня есть покушать? Голубчики, вы можете гордиться, что «создали цивилизацию»… Только не забывайте о том, что именно женщины выбрали вашу цивилизацию, ради будущего своих детей, и грубо наступив на горло своей собственной биологической программе, требующей отдаться «высокопримативному герою», а не унылому и согнутому от вечных трудов работяге-пахарю. Разрешаю называть это «беспощадной бабской практичностью».

Кстати о птичках… Обычно, вызвать женщину на откровенность дьявольски трудно. Кажется, наступил удобный случай «пощупать» эту самую Ленку на предмет скрытых мотивов и вообще… Тем более, что теперь в нашей компании самая перепуганная — она. Заметно. Тесное общение с туземкой не прошло даром. Попробуем. Благо, дамы уже явно перемыли мне кости и знают, что коварных планов я не строю и вообще «в положении».

— Лен, извини за нескромный вопрос, а ты-то как сюда вообще попала? — если верить Володе, на простые вопросы, задаваемые «в лоб», люди склонны отвечать подробно и витиевато… Особенно, когда под настроение.

— Дедушка устроил… — по-мальчишески шмыгнула носом, — Сказал, что мне пора, наконец, обзавестись знакомыми среди приличных людей… — и замолкла, вредина. Поди-ка, догадайся, что у неё за дедушка и отчего барышня с модельной внешностью, очевидно созданная блистать «в свете», сама полезла в неизвестную науке дыру и теперь прозябает в «жопе мира», с изрядными шансами теперь провести в оной «жопе» остаток жизни.

— И что родичи сказали? — Дарья Витальевна тоже заинтересовалась темой.

— А нет их давно, — вот так-так, — Убили… Бизнес! — как будто это слово всё исчерпывающе объясняет, — Меня, с 10 лет, дедушка один воспитывал, — помолчав, добавила, — В духе… — ещё помолчала, — А потом, совсем немножко — тетя в Москве… И ещё, бывший папин компаньон, в Лондоне, — хихикнула, — А потом я вернулась обратно…

Вот так. Пока некоторые, «вечно невыездные», глотают пыль по архивам, другие — рассекают по Европе и потом, без всяких проблем, получают должности в секретных проектах высшей государственной важности… Интересно, что такого эта столичная штучка нашла в простоватом Кротове? Вполне могла себе позволить, как минимум, майора. Сходу вошла бы в местную элиту. Или, она собиралась попасть на глаза лично президенту?

Люди плохо приспособлены рассуждать логически. Женщины, если верить Володе — особенно. Для них разработаны специальные методы, облегчающие усвоение и обработку информации. Самый простой — перевод данных из символьного выражения в зрительное представление. Попробовала представить Ленку, в вышитом сарафане и кокошнике, вручающую «хлеб-соль» Лунтику, на фоне осеннего байкальского пейзажа… Бредятина. Она и без кокошника на две головы его выше… И даже совсем без каблуков, в униформе. Не фотогенично… На фоне внутреннего интерьера «штабного модуля», памятного по месячной давности званому ужину, перед моим внутренним взором, Ленка выглядит вполне прилично. Сама по себе. Зато, посреди собравшейся там компании — чужеродное тело. Глаз режет… Странно. Подсознание протестует. В таких случаях Володя советовал сразу же воспроизвести в памяти реальную ситуацию, где анализируемое лицо вело себя естественно. Гм… А картинка, где Ленка снимает телекамерой бегущих через «аномалию» обратно в XXI век «господ офицеров» — как живая… И, между прочим, Кротов тогда стоял с нею рядом… Просто толком не познакомились. А что? Прелюбопытно! Где-то попадалось — с точки зрения семейной верности, самыми устойчивыми парами, в современных городах, являются шоферы машин «скорой помощи» и дежурные врачи женщины. Совместное преодоление трудностей сближает. Сразу видно, что вот за данным мужиком — как за каменной стеной. И хочется, на уровне инстинкта глупой первобытной самки недочеловека, вырыть в лесу съедобный корешок и подкормить «надежду и опору».

— Галина Олеговна! — пока я думала о Ленке, они с Голдан тоже меня беззастенчиво разглядывали и что-то про себя прикидывали. Взаимопонимание — на уровне телепатии. Видимо, совместное проживание с общим мужиком тоже сближает. Туземка первой заговорить побаивается, зато, этак аккуратно, теребит подругу, — Про «сырьё и еду», ну, в смысле — что можно есть «камни, деревья и траву» — вы это, сейчас, серьезно говорили?

— Вполне… — м-мать! Похоже, удачной догадкой про «говноедов» я вызвала у нашей экспедиционной корреспондентки профессиональный интерес, — Это давно решено. Химия — великая наука. А в чем проблема?

— Да так, — врешь, по глазам вижу, — Дедушка, ещё давно, пересекался в Ленинграде с Георгием Костылевым. Много про него рассказывал.

— Который знаменитый летчик и Герой Советского Союза? — утвердительный кивок, — Как же, слышала…

— Про его отношения с начальством и их причину — вы тоже в курсе? — ах, вот ты о чем… Не думала, что современной молодежи такое интересно.

Случай-то известный. В феврале 1943 года, приехавший в город с фронта, на побывку к матери, по случаю представления ко второй золотой звезде, Герой Советского Союза, летчик Георгий Костылев пострадал от общения с «умеющими жить». Он был приглашен в гости к «уважаемым людям», где его, посреди Блокады, стали потчевать изысканными яствами и коллекционными винами. Не понаслышке знавший о голодных мытарствах простого народа — капитан Костылев в ярости устроил скандал, разбил дорогую посуду, обезоружил и избил полковника тыловика… За это «ужасное преступление» — рядовым загремел в штрафной батальон. На печально знаменитый Ораниенбаумский плацдарм, где безвозвратные потери наших войск были просто чудовищными… Выжил в аду… И вновь поднялся в небо… Но, после войны, едва дослужившись до майора — досрочно ушел в отставку «чтобы остаться человеком». Был у мужика пунктик, что «большие звезды» на погонах превращают людей в скотов… Если честно, то по аналогичному поводу, после инцидента в офицерской столовой, однажды чуть не загремел в штрафбат даже самый знаменитый наш ас Покрышкин… Отношение к еде — очень ярко проявляет внутреннюю суть.

— Костылев, по его словам, часто повторял, что — «в действующей армии, среди офицеров, выше ротного — нормальных людей нет, а в армии мирного времени — нормальных людей нет совсем», — это в кого камушек, а? — Галина Олеговна, вы только не думайте — я вас отлично понимаю!

— Что именно? — такие заявления, со стороны вчерашней студентки, несколько напрягают…

— Или мы, всех этих майоров Логиновых, сами развесим… на фонарях… — поправилась, — на сучьях… Или вымрем, как мамонты… — так, настала моя очередь поднимать с пола челюсть. Вот ты какое, «поколение 90-х».

— Почему? — что-то беседа пошла не туда…

— Тот, кто искренне считает подчиненных ему людей «говноедами», сам обычно — людоед, — потупилась, — Это… так дедушка иногда говорил, — легко можно догадаться, почему барышня не прижилась в Британии… Да-с, похоже, что Ленка «красная», как мой старый пионерский галстук! Кто бы только мог подумать… Вот, до чего довел страну всепроникающий «блат».

Традиция «разделения еды» — чудовищно древняя. Во всех источниках её называют «ритуалом равенства». Ты — мне, я — тебе. Знак дружбы… И наоборот. С особями низкого социального статуса на брудершафт не пьют! Их «жалуют чашей» (часто — неизвестно с какой дрянью, как Ваня Грозный проштрафившихся слуг) и только попробуй ту дрянь не выпить! В звериных (человеческих) стаях — вожак демонстративно оставляет после себя объедки, иногда швыряет особям низкого ранга куски. «Равенства» тоже нет и намека… Попытки аналогичных телодвижений со стороны «нижестоящих» особей (так называемое «унижение подарком») — давят беспощадно. Дабы пресечь самые зачатки мыслей о равноправии. По той же причине, в кастово-сословном обществе, почти невозможна нормальная торговля. К стопам любого «вождя» почтительно складывают не товары, и даже не подарки, а дань. Без каких либо взаимных обязательств. Как знак признания его иерархического положения…

К ужасу и возмущению привилегированных классов, на войне «оружие делает людьми высокого звания всех»… Как и голод… Как совместные лишения или напряженная совместная работа… Во все времена, на всех континентах, работает магическая формула «мы боролись рядом и победили вместе». Если верить Володе, ещё никто не сумел отменить традиции «боевого братства», особенно сильные среди бойцов спецподразделений… Там чины и звания просто игнорируют. Интересный клубок завязывается… Если так пойдет, то выпускать нас в Россию XXI века скоро станет просто опасно. Как для нас, так и для упомянутой России… О современной Московии — просто молчу.

— Это голая лирика… — а врачицу-то, призывы к анархии, явно зацепили за живое, — Что мы будем делать?

— Заниматься профилактикой, естественно… — Ленка непробиваема, — Записей «прослушки» — накопилось, многие десятки гигов… Сотни тысяч часов оцифровки. Пора запускать всю актуальную инфу в работу.

— Сама, единолично, день и ночь без перерыва, в наушниках сидеть собираешься?

— Прочешу записи… начерно, по ключевым словам. У меня на компе — лицензионный лингвоанализатор.

— Как-то подло выглядит затея… Может быть, человек сгоряча что-то сказал, а ты его — в «черный список». По совершенно формальному поводу… Так недолго докатиться до измерения лицевых углов… и поиска «врагов народа» под кроватью. Завязывай со своей «революционной бдительностью» — с живыми людьми работаешь, — ах, вот оно что… Корпоративная солидарность, для гражданки майора — не пустой звук… Что ей ответят?

— Я многофакторный поиск сделаю… — Ленка хихикает, — Говорят, жиды делят мир на «богом избранный народ» и гоев, но всегда страшно обижаются, когда гои начинают делить человечество на людей и евреев…

— А ты? — зря Дарья Витальевна пытается чуть урезонить нашу филологиню. Вожжа попала под хвост…

— А мне — по фиг! Смотрите на жизнь проще. Или люди — боятся людоедов, или людоеды — людей… Не?

Ох… Вот так, пообщаешься с народом, а в голове всплывают свои ассоциации. Как живые, встают перед глазами, уцелевшие в спецхранах, черно-белыми фото ленинградских хамов и проходимцев, дорвавшихся до власти и почестей накануне войны. Кабинетная их разновидность в острый момент отгородилась от населения вооруженной охраной, государственной тайной и спецраспределителями. Мелкая сошка — подбирала объедки… А не сумевшие «устроиться» в осажденном городе, но не менее «официальных начальников» уверенные в своих особых правах представители столичной «элиты», почуяв надвигающийся голод, с топорами в руках решительно отправились в темные подворотни, за свежей человечиной… Первых — сажали и расстреливали уже после войны. Последних — ловили и убивали прямо на месте преступления. Вот только как их распознать заранее?

— По «фрейдовским оговорочкам», — или Ленка прочитала мои мысли… или умеет читать по губам… С неё станется… — Всё давным-давно изучено… Определенные категории людей стереотипно шутят, используют в разговорах стереотипные фразы, обижаются на стереотипные слова. Целые руководства «по теме» составлены.

— Например? — действительно интересно.

— Ну… — рисуясь, подняла глаза к небрежно побеленному низкому потолку, — разные кабинетные стратеги, — скосила взгляд на хозяйку кабинета, — любят употреблять в отношении подчиненных термин «допустимые потери». Подразумевая, что в мире развелось многовато народа и было бы недурно, ради высокой цели, его проредить. А ещё — они любят, когда их называют «господами»… Тоже очень характерный признак, да… Если честно, то только за одни такие слова — уже можно убивать, — вдруг нахмурилась, разом постарев на десяток лет, — В начале 20-х годов, по свежей памяти Гражданской войны, это очень хорошо понимали. А потом — «как бы забыли». Точнее — специально постарались, чтобы забыли…

— Так ведь, оно для блага государства… — само с языка сорвалось. Эх, Володя бы ей сейчас мозги прочистил.

— Государство, по определению — «царство людоедов». И само — людоед. Коллективный. А ещё — «мозговой паразит». Оказавшись в беде, государство в первую очередь начинает спасать себя, убивая людей. Ну, убеждая их жертвовать собою для своего спасения. По другому не умеет. Собственно говоря, именно для таких фокусов государство придумано. Укреплять и сохранять «пирамиду власти»…

— Людоеды не могут жить без «вертикальной иерархии»? — не то спросила, не то подвела итог майорша.

— Угу… — Ленка потянулась и заразительно зевнула, — У них там, на вершине — гнездо. Инкубатор. И если уж чистить зародыши предательства, то начинать следует со всяких там «имперцев». Просто эталонная мразь…

— Справишься? Слава просил подготовить список потенциальных вредителей, пускай совсем сырой, обязательно сегодня…

— Прога с утра работает, — очередной зевок, — Постараюсь… Можно, мы с Галой пойдем? Поздно уже…

Закрываясь за парочкой, дверь натужно скрипнула. Дарья Витальевна на минуту закрыла глаза… Снова уперлась в меня взглядом. Черт… Надо было, пользуясь моментом, тоже смыться не прощаясь. Попала…

— Голова кругом идет… — она жалуется что ли? Мне? — Всю жизнь нас учили, что государство народ и кормит, и защищает… — собеседники, похоже, ей сейчас не нужны. Просто хочется выговориться, без посторонних ушей.

— Врали… — у меня, между прочим, тоже накопилось, — Это народ всегда кормит и защищает государство.

— А мы справимся? — Хороший вопрос. Причем, жалобный… Утешать не хочу. Оригинальничать лень.

— Жить захочешь — ещё не так раскорячишься… — грубовато вышло, надо бы сгладить, — Скоро узнаем.

Глава 26

Время бежит стремительно… Кончается ноябрь. Снег занес все ложбинки и бугорочки, полутораметровым слоем лег на открытых местах и поглотил выше окон жилые строения. Мой модуль, в силу возвышенного положения, ещё выделяется посреди «белого безмолвия», а в других местах народ пробирается от двери до двери по траншеям глубже человеческого роста. Уже поступали предложения перекрыть их и прекратить тратить силы и время на постоянную чистку сугробов. А я раньше удивлялась привычке коренных сибиряков накрывать подворье навесом, превращая дом с окрестностями в один сплошной сарай. Сама, помахав лопатой — вникла… Работа, работа, работа… Полторы смены. Типа «шестидневка». Официально… На самом деле — круглосуточное дежурство и периодические авралы. Плюс сверхурочные… «Хозяйство» моё растет, приходится везде успевать

Компания «Найди шпиона под кроватью», инициированная Ленкой, завершилась ничем. Статистически достоверных «врагов народа» её разрекламированная «прога» так и не выявила. Тем не менее, состав «сводных бригад», поступающих под моё начало, тасуется ежедневно. Видимо, что бы никому ни было обидно. А может, народ старается держать язык за зубами? Хотя, общая обстановка последнее время действует оздоровляющее. В буквальном смысле… Закладка крупномасштабной подземной плантации шампиньонов, совершенно для нас неожиданно, дала «побочный выхлоп» — сантехническую революцию. Раньше, до гигиены толком не доходили руки… Канализация, электрическое освещение (и особенно — паропровод) до неузнаваемости преобразили жуткую каменную нору, под самые своды наполненную грязной глиной, вперемешку с обломками известняка.

В уютном зальчике пещеры, под главным корпусом фаланстера, на голой наглости устроили «термы». Это, по латыни — «баня для народа». Горячая вода круглосуточно (с приводом от парогенератора), душ, ванны и даже маленький бассейн. Если не обращать внимания на ароматы самодельных моющих средств. Настоящие шампуни давно кончились. От «хвойного» аромата, предназначенного забивать запах (если честно — вонь) кое-как обработанного жира, с непривычки можно сомлеть… И всё равно, вволю поплескаться в чистой и теплой воде — кайф… Особенно, после возни с грибным компостом… Дерьмо-то, оно и в Африке, и в Сибири — дерьмо. С разрухой в головах, к сожалению, дело обстоит гораздо хуже. Особенно, когда это «идеологически верная разруха». Ленка, при всем к ней настороженном отношении, очень ёмко выразила мысль про людей одержимых «мозговым паразитом» государства. Их, в натуре, надо лечить… А приходится увещевать словами.

Выражаясь аполитично — «много думать вредно». Пока постоянный аврал не оставлял свободной минуты и люди, после рабочего дня, едва поужинав, падали в койку не раздеваясь, было проще. Работа под землей давит морально, хотя физически жить стало несравненно легче. Смешно сказать, регулярный распорядок дня. Почти, как того требует КЗОТ (с поправками на ненормированный график). А простейшая механизация погрузочно-разгрузочных работ просто творит чудеса. Вот я написала «уютный зальчик». Что можно себе представить? Ну, освещение… Ну, относительно ровный пол… Ну, отсутствие сквозняков и капающей сверху воды… А стенную облицовку из шлифованных плиток разноцветного камня вообразить слабо? Про оттенки промолчим… Дизайн откровенно колхозный. Серо-буро-пятнистый, как в провинциальном Дворце Культуры. Но, именно во дворце! Если вспомнить, с чего начинали всего несколько недель назад (грязная нора, извивающаяся в толще скалы) и к чему пришли (своды, арки, сравнительно ровные стены, и даже колонны), то задним числом становится жаль ту красоту, что Ленка наснимала во время своей спелеологической вылазки в сентябре… Могло быть и гораздо круче. Как в детском кино про гномов. К сожалению, беречь природу было некогда. Что сейчас наблюдаю — всё рукотворное. Поразительно много можно сделать, за считанные дни, если не таскать грунт и каменные глыбы руками, качать глиняную пульпу по трубе фекальным насосом и отбивать породу не долотом, а взрывами…

Полого уходит в темноту широкая и ровная, как технический переход в метро штольня — рукотворное чудо света. Под сводом, на стальных крюках, надежно заделанных в толщу скалы — трос подвесной дороги. Вдоль стен — ящики. Многоярусными стеллажами. В ящиках — компост. Через каждые 3–5 метров, крошечной слепящей искрой, в парном мраке сияет светодиод, через каждый десяток метров — термометр и самодельный гигрометр (для контроля температуры и влажности)… Тянет легкий ветерок. Грибы любят тепло, тишину и свежий воздух… Парогенератор нагнетает горячий туман в «приемную» часть длиннющего каменного коридора. Если честно — обогревание происходит попутно. Острым паром обрабатывают поступающие на заражение грибницей свежие порции компоста… А тягу, так же попутно, обеспечивает главная печная труба фаланстера. Никогда не подозревала, что работающая печь может заодно служить «приводом» вытяжной вентиляции подвала. Просветили. Приблизительно так же действовала знаменитая система искусственного климата в Зимнем дворце. Без единой подвижной детали! На одной только разности плотности теплого и холодного, влажного и сухого воздуха. Один раз наладил — и пользуйся веками…

Суточная смена «грибников» — шесть человек. Двое, в «приемном» торце, мешают во вращающемся чане «питательную массу» (опилки, рубленую кору, хвою и фекалии) с золой от газогенератора (минералы). По готовности — продувают смесь перегретым паром. Четверо остальных, в теплом мраке штольни, переставляют и переставляют стеллажи ящиков, изображая бесконечно движущийся конвейер… Зацепить рычагом подвеску стеллажа… Сдвинуть по рычагу противовес, заставив стеллаж оторваться от опоры… Развернуть рычаг… На пару метров передвинуть стеллаж вдоль коридора… Снова развернуть рычаг… Сдвинуть противовес, опустив стеллаж на новое место у стены… Отцепить подвеску… Вернуться к следующему стеллажу… Повторить. И так — изо дня в день. Через 6 недель первые в ряду ящики покроются порослью молодых шампиньонов, и начнется сбор урожая. Волны грибов будут подниматься каждую неделю, а ящики с растущей грибницей, приближаться к выходу из коридора… Ещё через 6 недель — урожай сойдет на нет… Тогда, отработанный компост выгрузят на ковш подъемника и отправят в ненасытную топку газогенератора. Вместе с возможными инфекцией, гнилью и болезнями (грибы, при всем их антисанитарном образе жизни, тоже по своему любят чистоту). А пустые ящики, поверху, опять же, что бы избежать переноса инфекции на свежие посадки — отправятся в «прожарку». И новый цикл…

Математика простая. Урожайность шампиньонов, при грамотной технологии, составляет до 15–20 кг с 1 квадратного метра поверхности лотков. Пересчитывая на сухую массу компоста, в пригодные для еды плодовые тела грибов переходит 10–12 % (в идеальных условиях 15–20 %) загружаемой компостной массы. Ежедневная доза белка, достаточная взрослому человеку, содержится примерно в 1 кг свежих шампиньонов или, что ещё лучше — в 150–200 г легко усваиваемого грибного порошка. Там ведь не просто белок, а полный набор аминокислот, включая все 8 «незаменимых» (не вырабатываемых организмом и обязательно поступающих с пищей извне). На наши три с половиной сотни мужчин и женщин, к декабрю, планируем, получать не менее 3 центнеров деликатесного продукта ежедневно. Охота дело переменчивое, а грибы — практически мясо и они будут всегда. До тех пор, пока растет лес и работает подземный конвейер. В любое время года, презирая непогоду и природные катаклизмы. Цена вопроса — примерно 2–3 кубометра прелой целлюлозы (в самом широком смысле этого слова, хоть в виде перемешанной с говном бумажной макулатуры, хоть смесь прошлогодней травы, коры и палой хвои) на 1 едока в год. В пересчете на ящики, плотно набитые компостом, каждому человеку достаточно 5–6 квадратных метров постоянно задействованной «посадочной площади». Шампиньоны, в процессе роста, не требуют ни освещения, ни прополки, ни какого-то специального внимания… Их можно возделывать в любом погребе, в любом сарае и даже в жилом помещении, с подходящей влажностью и температурой не ниже 14–17 градусов. Обслуживание посадки требует только элементарной аккуратности. Сбор урожая — соблюдения чистоты инструмента и самых простейших правил обращения с грибницей (например, нельзя при сборе урожая допускать попадания на срезы ножек капель воды)… С технической точки зрения — блестящий пример, когда совсем бросовое сырье, годное только в топку, перед этим частично превращается в ценный питательный продукт. Пускай даже, с «полезным выходом» всего 1/10 (в идеале 1/5) от массы. А потом, можно отработанный мусор и сжечь. Однако (если верить прослушке), у каждой очередной смены, после возни в грибной штольне, возникает одинаковый вопрос — почему, то же самое, не осуществили в Блокаду? Неужели, в осажденном Ленинграде, был недостаток подвалов или избыток пищи? Неквалифицированной рабочей силы там точно хватало — как минимум миллион взрослых безработных и не менее миллиона вполне трудоспособных детей школьного возраста.

Если бы моя мама (папа сам любитель экзотики) увидела «сосуд», в котором плещется её дочка — она бы сразу упала в обморок. Зря. Нормальное каменное корыто в стиле «поздний неолит». Хочешь — плавай, хочешь — ныряй… Когда-то попадался на глаза цветной фотоальбом про пещерный город Чуфут-Кале в Крыму. Так там всё — высечено из цельного камня… Каменные ящики для припасов, каменные комнаты с каменными оконными проемами, каменные мостовые с каменными канавками для стока воды… Есть время и желание — руби себе, как нравится, «кубатуру» и предметы обстановки… Толща скалы, как термитными ходами, источена жилищами. С водой, правда, у обитателей Чуфут-Кале был изрядный напряг — собирали дождевую. И топливо экономили.

В моем случае холодная вода доступна неограниченно (через пробоины в перемычках между соседними «ванными» идет труба с кранами), а вместо горячего водоснабжения — паропровод. Для душевых теплоноситель нагнетается в водогрейку, а для «джакузи» — прямо в воду, через дыру рядом со сливным отверстием. Ради безопасности — с примесью не конденсируемого газа. На малой подаче можно греть воду постоянно и любоваться струей пузырьков, рвущихся из дыры в донной части ванны. Правда, ногу или руку в эту струю лучше не совать. Поэтому ванна сделана роскошно большой… Кайф, если кто понимает. После смены в «грибной штольне», расслабиться в горячей воде и полном покое… По негласному этикету, преимущество пользования «ванными комнатами» имеют замерзшие, женщины и те, кто работает на «грязных» участках. Нынче я сразу и замерзла, и извазюкалась в компосте, как чушка. Имею право. Расположилась, как могла удобно (это непросто, все «ванны» разные, надо знать места), в позе «полулежа», но благоразумно удалив ноги от предательски красивого воздушного гейзера. Думаю думу. «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…» Сегодня утром я получила свой первый в «новом мире» разнос от начальства… Радует, что не одна. Многим досталось. Трудом искупила, пора напрячь мозги. Дело было так.

Вечерняя смена матросиков с БДК устроила в «грибной штольне» ЧП. Хотели, как лучше, а вышло — как всегда… Попытка разом сдвинуть не один стеллаж ящиков с грибной рассадой, а два (рационализаторы, блин), привела к закономерному перекосу, обрушению соседних стеллажей (хорошо, никого не задавило) и травмам участников. Одному придавило ногу. Двое — потянули позвоночники. Ещё один — до кости порвал руку тросом. Наспех собранная комиссия по свежим следам расследовала аварию. А утром — мы получили по самое не могу. Подозреваю, не только мы одни… Смирнову — тоже перепало. Эффективная пропаганда — палка о двух концах.

После памятных посиделок с профессором Радеком в «штабном модуле», главный военный командир экспедиции, очевидно, решил, что путь к вожделенному единоначалию лежит через «нагнетание героизма». По примеру ленинградской Блокады, разумеется… С поправками на время и обстоятельства. Предки смогли, а мы чем хуже? Ну, и так далее… С примесью обычной армейской дури. Относительно по возможности полной, до физического изнеможения, загрузки подчиненных… Деды, типа, вручную станки крутили, а мы чем их хуже? В итоге — дурной трудовой напряг и закономерный финал. А я — виноватая… «Почему тяжелые стеллажи двигали без применения средств механизации?» Офигеть… Это у меня спрашивают? Откуда я знаю, что рычаги и трос к таковым не относится? Никто не жаловался. Работа выполнялась. Лишних трудовых ресурсов не привлекали…

А может быть — у Соколова личное взыграло. И хватило же у меня ума, полушутя обозвать его на людях — «каудильо». Народ мигом иностранное словечко подхватил. Любят у нас попугайничать… Что вполне объяснимо. В устной речи неудобно постоянно называть самого главного по имени-отчеству-фамилии или великим титулом. «Шеф» звучит не по-русски, «вождь» — слишком пафосно. За «фюрера» (учитывая идейную накачку блокадным примером), легко схлопотать в глаз. Не князем же его именовать? Оно и вырвалось. Оказывается, он обиделся. Наверное, сравнением с диктатором Франко. Дождался удобного момента и отомстил. Вот тебе и «пофигист»…

— Граждане, — обратился Вячеслав Андреевич к созванному на экстренную планерку народу, — вы меня, как «каудильо», — и скривился, будто лимоном подавился, — уже достали своей простотой… Сами думать не хотите, за чужой спиной прячетесь. Всё вам разжуй и готовым на блюдечке поднеси. Дай вам волю, устроите культ личности, — грозно хмыкнул, — с жертвоприношениями. Такой «народной любви с авторитетом» — мне и даром не надо. Требую, до следующего утра, изобрести способ, полностью устраняющий ручной труд на шампиньонном участке, без привлечения дополнительной рабочей силы… — сверкнул глазами, — Разрешаю привлечь к работам Галину.

— Ей это… тяжелое поднимать нельзя! — вякнула, было, Дарья Витальевна. Спасибо, хоть заступилась…

— Разберутся, — буркнул начинающий самодержец, — У меня, до обеда, запланировано три-четыре злодеяния средней ужасности.

И озвучил… Свободным от дежурства членам совета конструкторов — лезть в штольню и механизировать процесс передвижения стеллажей. Таскать их вручную — бред и растранжиривание человеческого ресурса. Мне — организовать участникам всестороннюю консультационную поддержку и лично проконтролировать результат. Травмированным — обеспечить уместную нагрузку на всё время до выздоровления, что бы не думали, будто благоглупость поощряема… Короче, матросиков отдали в подчинение Ленке… Учить, «методом погружения», диалект местных тунгусов… Это он зря. Ребята за дело душой болели… Я так и высказалась… Великий вождь нахмурился и усугубил кару. Поручил уже лично мне, максимально срочно, в свободное от прочих дел время (!), подготовить доклад, почему применять блокадный опыт в нашей ситуации следует с большой осторожностью, как весьма и весьма неоднозначный. Вот и думаю. О разном… Например, почему сама не доперла до идеи соединить цепочку из стеллажей с компостом «паровозиком», поставить её на бруски-рельсы и тянуть лебедкой. Трудоемкость процедуры сразу сразу падает до нуля. 100 % механизация. А ещё — почему человеческое мышление настолько стереотипно? Вдумаешься — и становится обидно за предков, натурально до соплей.

За самих себя обижаться вроде пока рано… Тоже косячим, конечно, но помаленьку и без фанатизма. Зря Соколов на «каудильо» обиделся. В лихие времена, крепкий самостоятельный вожак — буквально на вес золота. Особенно — строгий и справедливый. Вот ткнул носом в явный недочет — и народ зашевелился. Хотя проблемы, если сравнивать с эпопеей Блокады, парадоксально противоположные. Там расшвыривались миллионами, нам дорога каждая пара рабочих рук. Там город со всех сторон осаждал враг. А у нас, на тысячу километров во все стороны — таежная пустота и безлюдье. Ага… Что-то начинает вырисовываться. Пускай, тезисно. Архимед был, оказывается, совсем не дурак. Полеживал себе в теплой водичке и креативно мыслил. Попробую уподобиться. Несколько мешает сосредоточиться сияющая над головой автомобильная лампочка без отражателя (безопасное напряжение в сырых помещениях — «постоянка» 12 В). Ну, так и великого грека тоже, наверное, что-нибудь, по мелочи, раздражало…

Начнем (по мужским понятиям), с главного — с вопроса о власти, авторитетах и «священных символах»… Вернусь к себе — запишу, главное — продумать основу. Пресловутый «Опыт Блокады» (между нами, девочками) — как лежал 60 лет под грифом секретности, так и лежит. Потому, что он ненормально жуткий… А то, что нам в школе на «уроках мужества» излагали… Ну, несчастных стареньких ветеранов тоже можно понять. Десятки лет, из года в год, повторять деткам одни и те же картонные фразы из «высочайше утвержденных» методичек — поневоле поверишь, что «так оно на самом деле и было». Если сравнивать эту бодряческую пропаганду с тем, что читала последнее время, готовясь к участию в проекте — с души воротит. Факты и «разрешенные к изучению» сведения далеки, как небо и земля. Вся официально изданная макулатура, посвященная «Великому Подвигу Ленинграда» это, прежде всего — десятки слоев изощренного вранья. Воспоминания очевидцев Беды, изданные ещё при СССР, проходили жесточайшую цензуру. Мнения современных «исследователей» — искажены не менее сильно. Почему — понятно. «Власть всегда была хорошей, ей с народом не везло». А теперь, с подачи Смирнова, на эту гору лжи мне предлагают нахлобучить «современную трактовку народного подвига». Как пример для подражания, годный воодущевить местные трудящиеся массы «на труд и на подвиг»…

Стыдобушка… Если бы примазывающегося к давним свершениям полковника выпустить на улицу осажденного немцами Ленинграда, то его жизненный путь завершился бы моментально. У ближайшей стенки… Элементарно по причине ношения им военной формы не советского образца, с «власовскими» трехцветными эмблемами. Куда он лезет? Изменившие советской присяге дяденьки, с таким же, как у Смирнова, «триколором» на мундирах, в 40-х годах, были защитникам города не союзниками, а врагами. Напомню, сами ленинградцы тогда строили коммунизм. Стремились к великой цели, ага… Володя, в данном смысле, сразу задал верный тон. Чужой «опыт выживания» имеет смысл брать только целиком. А если пытаться из него «выковыривать вкусные кусочки» — добра не жди. У защитников невской твердыни была великая идея — и город выстоял. А вот Сингапур, например, без идеи — сдался моментально.

Да, причин сдачи Сингапура было так же много, как в старом анекдоте про маршала Наполеона — «…во-первых, у меня не было пороха…» Но! Если сравнивать с блокадным Ленинградом, то «…во-первых, у англичан не было совести». И? Это крайне полезное для успешных колониальных войн свойство западного менталитета неожиданно стало роковым в противостоянии с идеологически накачанной армией «диких азиатов». Те были готовы подохнуть или победить, а вот «лайми» — нет. Результат не замедлил… Имея полное материальное и численное превосходство над японцами, гордые бритты капитулировали безоговорочно. Добавлю… Как показал опыт уже нашей Блокады — совесть должна присутствовать у всех. Если у рядовых защитников Ленинграда и населения она была, то у начальства — отсутствовала напрочь… Результат (печальный для населения) так же не замедлил…

Авторитет руководителя, в кризисной ситуации — штука вторичная. Гражданин Керенский — подтвердит. И сэр Уинстон Черчилль — тоже… Оба известны, как великие ораторы, того и другого жизнь обломала. Одними пламенными речами успехов не добиваются. Нужны дела… И, опять таки, светлая идея, разделяемая массами… Пресловутая «великая ы-ымперия», в качестве идеи — совершенно не пригодна… Ленка обидно права. Отдавать свою единственную жизнь, что б потешить карьерные амбиции начальства? Поищите дураков в прошлом веке. К сожалению, многие и сегодня не врубаются, что за Сталином шли, не как за идолом, а к светлому будущему.

Хм… А надо отдать Соколову должное. Он наверняка почувствовал, как из него, под шумок, начинают лепить «священный символ». За отсутствием иного признанного «супердоминанта». Оттого-то и взбеленился… Легко догадаться, что воспоследует, стоит руководителю поддаться на лесть и восхваления «ближнего круга». Шаблон армейских поведенческих стереотипов начищен до блеска.

— Какая же это «секретность», если даже в публичной прессе о расследовании черным по белому пишут?

— Там и про летающие тарелки пишут… — огорошил он меня сравнением, — и про тайную нацистскую базу во льдах Антарктиды… В России — демократия, свобода слова и конституционно запрещена цензура…

— Тогда, по закону, получается, что надо не один номер журнала секретить, а старые архивы открывать.

— С какой стати? — помню, как видела, что он недоумение лишь разыгрывает, но остановиться не могла…

— Пятьдесят лет прошло, — в контексте уже выказанного прозвучало жалко, — Так по закону положено…

— На «положено»… — тонкая усмешка, — дальше сама догадаешься? Есть тайны из категории «хранить вечно».

— Но, ведь оно уже напечатано! А значит, всем известно! — скалится, — Какой смысл закрывать открытое?

— Если дал подписку молчать, что помидор красный — исполняй. Никого не волнует, что это и «без того всем известно». Наверняка, «всем» известно далеко не всё. Или «тайна красного помидора» — только крошечная часть важной информации, о которой лучше не распространяться. Специально оставленный на виду «кусочек», для выявления болтунов, — моя растерянность его, очевидно, забавляла, — Запомни, Галчонок. В «спецхране» не держат лишнего. Никогда! Я не знаю, зачем оно там оказалось… Но, наверняка не просто так. «Секретность», всегда, инструмент защиты основ государства. А для него существуют только три достойные цели — «сила, знание и власть». Выходит, твоя статейка каким-то боком задевает державные интересы. И кричать о «новом сенсационном открытии» на площадях досужим умникам не позволят. Почему — думай сама… Это твоя работа.

— Подожди… Всю жизнь нам повторяли, что в ту войну существовало только два варианта. Или, любой ценой прорвав блокаду, спасти Ленинград — или сдать его немцам. Третьего, так сказать, не дано… Получается, всё брехня?

— Попробуй исходить из факта, что в прессе — пишут всё подряд, а в «спецхране» — лежит только правда… Огромный Константинополь, главный европейский мегаполис XV века, например, спокойно продержался в полной осаде почти пятьдесят лет.

— Так ведь это был город-сад! — равнодушно пожал плечами, дескать, тебе виднее…

Как, прониклись? Сочувствую, до самой тяжело доходило. Володя, подобные вещи, умел делать легко и непринужденно. Зато мне пришлось туго. Очень людей жалко… Всю «патриотическую» агитацию пришлось из головы вытряхивать и с огромным трудом учиться принимать факты, «как они есть». Без идейной «нагрузки»… Попробуйте, для тренировки, представить, что блокада Ленинграда — не «крупнейшая гуманитарная катастрофа ХХ века», а лишь мелкий эпизод в грандиозной, растянувшейся на десять тысяч лет драме… Истории борьбы цивилизации и государства… Вы думали — это синонимы? Как бы не так! И вообще, все далеко не однозначно. За простым вопросом — «почему в блокадном Ленинграде не разводили массово грибы?» — скрываются бездны.

Начнем с того, что про возможность промышленного производства грибов, для спасения населения, в 1941 году, все кому положено знали. Опыт отчаянно голодавшей в Первую Мировую войну кайзеровской Германии — общеизвестен. Рекомендую, например, бегло перелистать отечественную дореволюционную прессу. Особенно, разделы карикатур… Над оставшимися без еды немцами противники откровенно насмехались. Хотя именно там и тогда, в пораженной продовольственным кризисом Германии, местные энтузиасты инициативно разработали простые и дешевые технологии культивирования съедобных грибов (шампиньонов и «вешенок») в промышленных масштабах. Не ради лакомства, как издавна повелось в богатой Европе, а тупо для пропитания. Товарищи Жданов с компанией, как и прочие руководители обороны Ленинграда, о немецких достижениях двадцатилетней давности были прекрасно осведомлены. В радиусе шаговой доступности от них имелись собственные шампиньонные фермы (Петербург — старейший центр выращивания шампиньонов в России), многочисленный квалифицированный персонал, запасы спор, различных удобрений (фосфатов, например, в городе было так много, что ими обрабатывали деревянные конструкции зданий для защиты от возгорания). Хватало и подходящих помещений (от знаменитых питерских подвалов, до обыкновенных заброшенных зданий). Бабушка (точнее, тётка отца), вспоминала, что до войны они, играя, пробегали непрерывно по подвалам от своего дома 156 на Старо-Невском, (такой крутой, с облицовкой серым гранитом и массивными поручнями у витрин) до Александро-Невской Лавры (это потом многокилометровые подземные галереи завалили, затопили, замуровали). А ещё был трудовой резерв — примерно миллион грамотных безработных (как беженцев, так и коренных жителей), способных освоить новое ремесло.

Первый урожай шампиньонов появляется через полтора месяца после заражения компоста грибницей. Начать работу по массовой организации грибного хозяйства можно было в любое время года. Хоть в сентябре, хоть в октябре, хоть в ноябре… Какие проблемы? В подвалах воздушная тревога не донимает… Там круглый год плюсовая температура… Шампиньон — культура всесезонная. Работы можно вести круглосуточно. Однако, не было сделано ничего. Вообще… Специалистов по промышленному выращиванию грибов отправили на передовую одними из первых. Вместе с «никому не нужными» (накануне лютой зимы) сантехниками, электриками и водопроводчиками из городских коммунальных служб. Первая и последняя, скромная 12-ти страничная брошюра «Разведение шампиньонов», за авторством Гуцевича и Шивриной, была издана в Ленинграде мизерным тиражом только к лету 1943 года, когда даже самым тупым и «идейным» стало понятно, что Блокада — это надолго… Видимо, кто-то из функционеров задним числом подстраховался. Зато первой блокадной осенью, когда счет времени шел на часы, в городе многомиллионными тиражами издавали совершенно другую литературу. Ура-патриотическую и агитационно-пропагандистскую… Лучше бы они пустили потраченную бумагу на грибной компост… Особенно гадко, что даже в уже упомянутой маленькой брошюре (которая, по уму, при своевременном распространении, могла бы спасти множество жизней) не обошлось без специально туда вставленной подленькой «дезы».