Мой маленький мальчик усиленно трет ладошкой шишки на лбу. Он так растерян и, кажется, испугался. Я присела на корточки перед ним, попыталась сдвинуть в сторону руку.
— Я ел вишни у соседки Агнетты. Те, что свисали над дорогой. К ней на участок не заходил, — сознается, прямо глядя мне в глаза, сын.
Такой маленький, а уже проявляются в нем достоинство и гордость мужчины. Точно такие же, как и у его родного отца. Еще бы вишню не воровал. Можно подумать, у нас самих ее мало. Разве что вдоль дороги она созревает немного быстрей и становится куда слаще, чем та, что растет в глубине нашего сада. Соседка и сама бы ее отдала, можно было не спрашивать. Она только рада подкормить моих малышей. Да я сама запрещаю совать в рот те ягоды, что облеплены пылью. Животы заботят, по крайней мере, у нас так говорили. Здесь люди относятся к этому совершенно иначе, куда проще. Да и съесть дети могут первых ягодок слишком уж много. Марека у меня ранней весной всегда обсыпает, как ни стараюсь я его удержать.
— Убери руку, пожалуйста. Дай, я посмотрю.
Марек неохотно отодвигает в сторону руку. По бокам от лба надулись две крошечные шишки и чуть покраснели. На простую сыпь это совсем не похоже. Скорее, на обычные шишки от небольшого удара.
— Это не от ягод. Ты через забор лазал?
— Только вчера.
— Зачем? — вздыхаю я.
Деревянный забор отделяет наш небольшой сад от соседского, его густо оплетает лоза. Расстояние между жердей довольно широкое. Дети частенько забегают во двор милой Аманты. И пока они еще туда пролезают. Пролезали. И это вместо того, чтоб обойти по улице и пройти к соседке через калитку. Лоб Марека, похоже, в этот раз в изгороди все же застрял.
Дети Аманты уже выросли, ее младший сын пошел в подмастерья к бондарю, и она приглашает моих малышей поиграть в глубокой песочнице или нарвать свежих ягодок земляники. Я только рада этому, пусть играют. Ведут они себя вежливо, ей не докучают. Еще бы научились пользоваться калиткой, но что уж теперь. Не все сразу.
— Ходи вокруг, через улицу. Ты просто застрял. Сильно болит?
— Совсем не болит, — на глаза моего мальчика навернулись слезки, а личико стало совсем грустным.
— Что случилось?
— Мама, если это в школе заметят, то меня не возьмут! — голос Марека дрожит от волнения.
— Почему?
— Они сразу поймут, что я озорник. Говорят, в школе учатся только самые лучшие дети.
— Глупости, Марек, — я обнимаю сына и притягиваю к себе.
Он очень любит ласку, очень нуждается в ней. Но всегда морщится, когда я его прижимаю, не хочет показывать, что он ещё только ребенок. Старается казаться взрослее и старше. Здесь так принято, чтобы в любом доме был свой мужчина, пусть даже и маленький. На него ложится ответственность за весь дом, все хозяйство. Если мужчины в доме нет, то помогают соседи. Считается, что одной женщине справиться с проблемами слишком сложно. Нужно помочь. Даже когда тем летом собирали мужчин, чтобы мостить дорогу, позвали от нашего дома Марека. Хоть я и сама готова была идти. Работать ему не давали, камни он, конечно же, не таскал, хоть и хотел. Только постукивал по ним легоньким молоточком, чтобы лежали ровнее. И ужасно гордился собой. Я тоже была рада и очень благодарна соседям за то, что позвали малыша. Приятно, когда у тебя в доме растет такой сын.
— В школу берут только знать! Они всегда ходят в штанах без дыр, и белых рубашках. Значит, совсем не шалят, — восклицает ребенок и поджимает губки, чтоб не расплакаться.
— В школе учатся только те, у кого есть дар. Дети из семей магов. Вам дар достался от бабушки, она тоже умела ворожить немного. Раны заговаривала, зашептывала грыжи младенцам, умела отел у коровы принять. В травках хорошо разбиралась.
— Она была знатной? — любопытствует София из-за моей спины. Она очень любит истории о прекрасных принцессах и ведьмах. Рассказывает их нам перед сном.
— Нет, дорогая. Знатной ваша бабушка не была. Она помогала людям и не только им.
— Жаль, — выдыхает дочка.
— Это важнее. У нас на севере не бывает такой знати, как здесь.
— Совсем не бывает? — хлопает глазищами сын.
Слезки у него высохли, но шишки еще сильней покраснели. Надо будет прикрыть их челкой. Мы — простолюдины, на детей в школе будут обращать внимание. И наверняка спросят, откуда у моего мальчика взялись эти шишки. Не скажешь же, что он лазал через забор? Еще решат, что мои дети — воришки. Ни к чему это. Им и так будет нелегко учиться. Среди простых людей здесь, на юге, магов почти не бывает.
— Совсем не бывает. Правителей выбирают раз в год из самых умных старейшин. Тех, кто возглавит войско, выбирают из самых опытных воинов.
— А как же драконы? — хмурит брови София.
— Они к нам редко заглядывают и никогда не остаются надолго. Слишком суровые зимы для их крыльев. И слишком далеко источник от нашего Севера. Без него драконы болеют и чахнут. Марек сдвинул бровки, между ними залегла тоненькая морщинка. Он всегда так делает, когда задумывается.
— Наш папа был кузнецом. Значит, он владел даром огня? — невольно я напряглась. Кузнец, и вправду, жил рядом с нами. Хороший был парень, добрый. Он погиб в самом начале всего. Поэтому я и выбрала его в "отцы" своим детям. Он бы и сам согласился мне помочь, если был бы жив. И никто не сможет уличить меня во лжи. Дериса нет, его родные давно покинули нашу деревню. И следов никаких не осталось.
— Нет, искры магии в нем точно не было. Дерис был просто очень хорошим человеком. И очень сильным.
Я поднимаюсь на ноги и кладу руку на плечи дочурки. Она много тоньше своего брата и черты лица у нее, скорей, заостренные, изящные. Такие же точно, как были у меня раньше.
— Идемте скорее обедать.
— Точно каша?
— Абсолютно точно. Коржи для завтрашнего торта я еще не пекла. Пока готово только тесто.
— Ну а завтра? — сын уже готов к торгу. Малышка молчит. Она предпочитает добиваться своего лаской и помощью.
— Когда я буду готовить, точно что-то останется. И ваше поступление в школу мы тоже отпразднуем. Обязательно.
Стол накрыт белой скатертью. Каша в мисках давно приготовлена и стоит в печи. Так вкуснее. Зерна больше распариваются, набирают вкус из кусочков мяса. Марек достает миски, а София помогает подставить под них кружочки из дерева, чтобы не пачкать зря скатерть. Домовик показал нос из угла за печью и потер руки. Отказывать ему в угощении нельзя, иначе все пойдёт кувырком. Вечером, когда стану печь, оставлю сахарную ягодку на полке в качестве угощения. Мы живем хорошо, я довольна тем, как идут дела. Жаловаться совсем не на что. В доме есть и мясо, и молоко, и ягоды. Сладости я тоже детям даю, хоть и не много. Всегда найдется лишний кусочек коржа, ложка творожного крема и засахаренная ягодка не той формы.
Ко мне часто заглядывают маги. Торты берут для свадеб, для дней рождения и не так редко в качестве подарка, когда совершают визит. Заказов очень много и их становится только больше. Если дела пойдут так и дальше, придется заводить помощника. Еще вчера я думала, что место рядом со мной займет со временем София. Теперь надеяться на это нельзя, ее ждет другое будущее. Магичка! Я ликую. Только бы у них все получилось. Рано радоваться, нельзя. Все, что случилось, еще может оказаться ошибкой. Вдруг и дара никакого у детей нет. Но не мог же Адриан ошибиться? Нет, не мог. Спасибо ему за то, что он сегодня сделал для детей. Это лучший подарок.
— Мама, мы всё! — миски опустели мгновенно. Детям не терпится как можно скорее выбрать для себя в лавке школьные принадлежности. С ума сойти, они будут теперь носить мантии. Точно так же, как и взрослые маги, разве что у детей мантии черные. Но я и этому рада, меньше пятен.
— Убирайте посуду на стол лизуна.
Самая моя лучшая покупка — лизун. Довольно увесистый магический агрегат, хоть и небольшой с виду. Помню, я еще сомневалась, стоит ли его покупать. Ни одной серебрушки, потраченной на это чудо, я не пожалела до сих пор. С виду он похож на обычную виноградную улитку, только крупнее немного. Длинный ластик, напоминающий собачий язык, высовывается из продолговатой раковины и тщательно собирает с поверхности всю грязь. До мельчайшей соринки. Благо со своего стола лизун убежать не может. Один только раз дети вечером посадили его на пол, а я не заметила. К утру пол блестел первозданной чистотой! Краски на деревянных досках не осталось. После того случая на ночь я сажаю лизуна в специальную коробку и убираю на самую верхнюю полку.
Дети прибрали за собой и пошли одеваться. Для сегодняшнего выхода в город я достала самые лучшие наши вещи. Марек пойдет в ботиночках, серых штанишках, рубашке в клетку и замшевом жилете. Безумно дорогая вещь. Детям такие не покупают. Нам его отдала Агнетта, спасибо ей за это большое, ее сын из этой жилетки давно вырос. Я подтянула потуже хлястики на спине и расправила светлые волосы сына. Шишек под чёлкой совсем на видно, никто не заметит и не будет задавать лишних вопросов. Дети у меня не приучены врать, что иногда очень плохо.
София выбрала из двух нежно-голубое платье. Оно очень подходит к ее глазам, точно такое же, цвета летнего неба. Тонкая, звонкая, настоящая красавица. Знать бы, как сложится ее жизнь. Я любовно расправила ткань и чуть одернула кружево на подоле. Оно пришито здесь совсем не случайно. Платье стало Софии чуть коротковато, а так этого совсем не заметно. Коленки прикрыты пышной оборкой.
Длинные волосы дочки я собрала в косу и подколола заколками на затылке, чтоб не пушились. Сверху чуть пригладила своим средством, тогда уж точно будут лежать. Подумала и нанесла его немного и Мареку на челку.
— Мама, зачем? — отстранился мой сын.
— Чтобы шишек было не видно. И прошу тебя, больше к соседке через забор не лазай. Застрянешь в следующий раз, забор придется разбирать. И потом строить новый. Челка благополучно легла на свое место. Сын только носик морщит.
— Идите во двор, постойте рядом с крыльцом. Только ничем не уляпайтесь, умоляю. Мне еще самой нужно одеться.
Дети вышли, а я с легким трепетом потянулась за особенной вешалкой. Мое любимое платье, единственное по-настоящему роскошное. Оно приталенное, сидит по фигуре в самый раз. Ткань совершенно особая, мягкий бархат, напоминает короткий мех дорогого зверя. Платье для особенных случаев. Мне его подарила в тринадцать моих полных лет бабушка, та самая, что была колдовкой. И велела надевать по особым случаям, называла счастливым. Ума не могу приложить, откуда оно могло у нее появиться. Слишком дорогое, да и сшито на удивление качественно. Оно выглядит так, будто его секунду назад достали из сундука богатого дома.
Длинный черный подол расшит голубой лентой, жемчугом, украшен камнями. На груди пуговки, искристый белый воротничок выглядывает из-под основного, черного. Очень нарядное, несмотря на цвет. И я в нем сама себе кажусь совсем юной. Фигуру после родов удалось сохранить, что и не удивительно. Я тогда очень много работала, обустраивалась на новом месте. В небольшом доме было очень непривычно. Повезло с соседкой, она забирала малышей к себе на пару часов, чтобы я хоть в это время могла спать. Первый год их жизни я совершенно не помню. Это потом дела пошли хорошо, а тогда… Нет, лучше не вспоминать.
Я сколола волосы еще несколькими заколками, чтобы уж точно не растрепались, и посмотрела на себя в зеркало. Даже близкие меня теперь не узнают. Только если по платью. Куда подевалась блондинка с тонкими чертами? Теперь волосы у меня рыжеватые, почти золотые. Щеки пухлые, да и само лицо изменилось. Спасибо заговору.
Адриан меня не узнает, даже если мы с ним где-то столкнемся. Жаль, дочери нельзя изменить внешность. Она так похожа на меня ту, прежнюю.
— Дети, я готова! Идемте.