III

Из космоса, с орбиты плато Большой Сырт выглядит, как обширное тёмное пятно. Учёные полагают, что причиной тому разливы базальтовой лавы и малое количество пыли. Но… пусть те ареологи, которые уверяют, что на Большом Сырте пыли немного, разок окажутся в центре здешней пылевой бури, полюбуются на «пылевых дьяволов» — тонкие смерчики, которые изгибаясь во все стороны, разгуливают по дюнам…



Но сегодня марсианская погода радует. На изжелта-белёсом небе не видно полос пылевых облаков, видимость не портит мутно-прозрачная пелена, и даже с большого расстояния купола базы Большой Сырт просматриваются превосходно. А мы уже довольно близко — посадочная площадка для челноков, опускающихся на ракетной тяге, расположена рядом с базой. Отсюда хорошо видны снежно-белые купола, решётчатая мачта-ретранслятор, на верхушке которой вспыхивает позиционный маяк. И ещё одна площадка, серая, метров двадцати в поперечнике, в центре которой инопланетным насекомым растопырился тяжёлый грузовой гирокоптер — такие обслуживают местные сообщения, в пределах нескольких сотен километров. Этот, судя по эмблеме на борту, прилетел с базы Берроуз, второй по размерам на Красной планете. Площадки находятся на некотором удалении от куполов, но учёные всё равно жалуются, что поднятые при старте и посадке пыль с песком забивают объективы камер наблюдений и амбразуры датчиков, поэтому дискуссии о переносе площадок ещё на пару километров в сторону вспыхивают на базе с завидной регулярностью.

Но пока этого не сделано, и чтобы добраться до главного жилого купола нам предстоит преодолеть не более двух километров. Сделать это вполне и в корабельных «Скворцах», хотя на борту челнока имеются и «Снегири», модель, специально разработанная для Марса. Именно такой на встречающем нас человеке — белый, утыканный шлангами, с массивным ранцем и плоской коробочкой на груди, он напоминает корабельные вакуум-скафандры, разве что, не столь громоздкий. Ну а мы обойдёмся — челнок уже пристыковали гофрированной трубой-переходником к подошедшему краулеру. Сделано это не для нашего удобства — никому неохота возиться с удалением пыли (той самой, которой по уверениям учёных на Большом Сырте совсем мало), так что прямой контакт с марсианской атмосферой пока откладывается. Ну и хорошо, ну и ладно — я отстегнул привязные ремни, защёлкнул забрало «Скворца», и привычно подхватив чемоданчик системы обеспечения, потопал к выходу. Тяготение на Марсе заметно слабее, чем на вращающихся «бубликах» орбитальных станций — там оно составляет стандартные пятьдесят процентов земного, — но всё же сильнее, чем на Луне, не говоря уж о планетоидах вроде Энцелада или недавно покинутой нами Полигимнии. Шаги тут получаются достаточно твёрдыми, без эдакой лунной «воздушности», передвигаться кенгуриными прыжками на Марсе не так удобно. Хотя — некоторые пробуют и даже остаются довольны.

Зашипело — давление в переходнике и салоне челнока, выравнивалось. Второй пилот с откинутым за спину колпаком гермошлема распахнул люк и пропустил Середу. Витька всё-таки предпочёл составить мне компанию, отложив беседу с Леднёвым на потом. За ним из челнока выбралась девушка-ареолог, направлявшаяся на Сырт для двухнедельного дежурства. Второй пилот сделал приглашающий жест, и я, постучав напоследок по забралу своего «Скворца» (ай-ай-ай, молодой человек, нехорошо нарушать ТБ — она, как известно, писана не только чернилами) отправился вслед на ними.

Экран электронных часов, встроенных в рукав «Скворца», показывал 16–34 по единому времени Внеземелья — выходит, всего тринадцать часов назад я рассматривал смятый солнечный парус через обзорный блистер «Арго»! Это было в пятидесяти с лишним миллионах километров от Большого Сырта — и сколько же всего уместилось в столь ничтожный временной интервал! Скачок на орбиту Марса, перелёт на «Зарю», встреча с друзьями, беседа — не сказать, чтобы очень уж торопливая, — в «Сюрпризе», встреча с Серёжкой Лестевым и его пострадавшей от «звёздного обруча» напарницей, спуск на поверхность планеты на челноке — а ведь ещё не вечер, как пел Высоцкий…. Увы, здесь, как и в оставленной мною реальности он умер, не перешагнув, подобно Элвису и Джо Дассену, роковой порог в сорок два года. И всего на пять лет пережив Пушкина с Маяковским — о чём и «там, у нас», и здесь так пронзительно писал Гафт…



А всё же, как удивительно ускорилось время! Сомневаюсь, что найдётся фантаст, способный уместить столько разнообразных событий в такой узкий интервал — а вот мы умещаем, и не слишком удивляемся…

Переходной рукав, в отличие от «кишки», по которой мы перебирались с «Зари» на челнок, был уложен прямо на песок, и прежде, чем попасть в него, пришлось спускаться по лёгкой алюминиевой лесенке — спиной вперёд, зажав под мышкой чемоданчик с торчащими из него шлангами. Через мутно-прозрачный пластик видны были и утёсы, возвышающиеся недалеко от базы, и испятнанный следами подошв песок, и несколько человек в оранжевых рабочих гермокостюмах, и ещё один краулер — большой, на двух парах широких, сетчатых, как у первых луноходов, колёс, издали похожий на прокачанный для езды по бездорожью фольксвагеновский хиппимобиль. В такой же я вслед за двумя своими спутниками и перебирался сейчас по гофрированной пластиковой трубе…

* * *

Челнок, крошечный на фоне гигантского кирпично-красного пузыря планеты, плюнул в стороны прозрачными струйками выхлопов и стал поворачиваться вокруг своей оси. Готовится к спуску с орбиты, подумал Серёжа, — вот так и он выполнял этот манёвр… Позвольте, когда же это было? Всего ничего — меньше двух недель назад, а сколько всего случилось за это время! Ему и сегодня предстоит занять место в кабине челнока, но уже не правое, предназначенное для второго пилота, а левое, командирское.

— А почему они не отправились «батутом»? Вроде, на Сырте он исправно действовал, в отличие от «Берроуза»…

Юрка-Кащей, которому был адресован вопрос, неопределённо хмыкнул.

— Скажи спасибо перестраховщикам со «Скьяпарелли». После того, как вы нашли «обруч», и выяснилось, что он действует — ЧП с твоей напарницей ясное тому свидетельство, — Леднёв в категорической форме потребовал наложить запрет на использование всех «батутов» в системе Марса, от нуль-портала на «Деймосе-2» до больших транспортных, что стоят на «Скьяпарелли» и «Заре». А когда его послали подальше — шутка сказать, оставить весь Марс без снабжения с Земли! — добился в качестве компромисса отключения обруча на базе «Большой Сырт». Как он выразился, «до прояснения обстоятельств», а уж когда и что там у него прояснится — этого, Валера и сам не знает.

— Я тоже потащу контейнеры с полигимнием, на челноке. — сказал Серёжа. — Правда, это так и так пришлось бы делать, ведь своего «батута» на «Деймосе-2» нет, а сверхтяжёлый им нужен уже вчера. Леднёв дважды связывался, торопил…

Юрка-Кащей оживился.

— Так ты, значит, сейчас к ним?

— Сначала к «Арго», контейнеры-то у них, уже приготовленные к буксировке. А оттуда — да, на Деймос.

— Тогда я с тобой. — заявил собеседник. Место-то найдётся?

— Со мной? — Серёжа удивлённо поднял брови. — А зачем — не секрет? Я-то думал, вы вместе с Алексеем и остальными спуститесь на Марс?

Юрка пожал плечами.

— Что я там забыл? А что до «Деймоса» — вот, гляди…

И он вытащил из-за отворота куртки сложенную в несколько раз газету. На первой полосе красовалась фотография переполненного зрительного зала; на заднем плане имел место то ли огромный панорамный экран, то ли прозрачный обзорный колпак орбитальной станции с планетой на фоне звёздного неба. На переднем же плане, на сцене стояла девушка в белом, до пола концертном платье, со скрипкой в руках. Сделанный со спины снимок не позволял разглядеть лицо, но в её позе, в положении руки, держащей смычок, в наклоне головы, угадывалось вдохновенное следование мелодии. Серёжа узнал скрипачку — бессменная первая скрипка трио «Фелисетт», известного своими выступлениями по всему Внеземелью. Заголовок статьи гласил: «Гастроли на Марсе. Скрипачка Мира Гольдберг».

— У неё здесь сольный тур. — пояснил Сережин собеседник. — Вчера давала концерт на «Скъяпарелли», сегодня выступление на «Деймосе-2», перед леднёвскими тахионщиками. Дальше запланировано два концерта внизу — на Большом Сырте и базе «Берроуз».

— И вы хотите застать её на Деймосе?

Юрка кивнул.

— Мы уже почти месяц не виделись. Вот, отпросился у Волынова — операция «Большой Пеленг» завершена, «обруч», спасибо вам с Татьяной, найден. Пока не начнётся подготовка к прыжку к Земле, мне на «Заре» делать особо нечего, свободных три-четыре дня имею….

— Я вообще-то пойду к Деймосу без второго пилота. — сказал Серёжа. — Правила допускают это для межорбитальных рейсов малой протяжённости, так что правое кресло ваше. Устроит?



— Ещё как! — Юркина физиономия расплылась в довольной улыбке. — Только сумку прихвачу из каюты, «Скворец» натяну и всё, можно грузиться!

— Скажите… Серёжа замялся. — Можно попросить у вас это?

Он ткнул пальцем в статью.

— Бери, конечно… — Кащей протянул ему газету. — А зачем, не секрет?

— Ну… Серёжа смутился, даже немного покраснел. — Она, Мира то есть, знаменитость, звезда, так ведь? И по телевизору «Фелисетт» сколько раз показывали, и пластинка уже вторая вышла, и даже в новогодний «Голубой огонёк» их приглашали! Вот и попрошу, чтобы расписалась прямо на газете!

* * *

— Какой маленький! — Мира забавно наморщила носик. — Будто камешек кто-то бросил на орбиту — неровный, словно галька с морского берега! И бурый какой-то, ноздреватый, не то, что Энцелад — тот сверкал, как снежный шарик!

— Она же видела Энцелад, вспомнил Серёжа. Тогда, после Пояса Астероидов, Мира напросилась к Леднёву и его сотрудникам, отправившимися через «батут» с «Зари» на станцию «Лагранж», и уже оттуда вернулась на Землю. Неудивительно, что девушка сохранила массу впечатлений от этой экскурсии– открывающиеся со станции «Деймос-2» виды на Марс и его спутник даже близко не сравнятся с грозным великолепием, которое можно наблюдать с «Лагранжа». Один Сатурн с его кольцом чего стоит — да и серебристый ледяной шарик Энцелада куда эффектнее невзрачного Деймоса…

Из-за кромки обзорного окна неторопливо выплыл буксировщик, прилепившийся к пирамиде грузовых контейнеров — стрельнул выхлопами и пополз к планетоиду. Километров десять ему так ползти, прикинул Серёжа, хотя наверняка не скажешь — в пространстве порой трудно верно оценить расстояния…

— Больше сорока тонны полигимния. — прокомментировал Юрка-Кащей. — Я говорил с Валеркой, у него уже всё готово к приёму груза. Как только получат сверхтяжёлый — сразу заложат его в картриджи и можно приступать!

— Куда-куда загрузят? — переспросила Мира. — Она не отрывала взгляда от ползущего через диск планеты металлического жука.

— Капсулы такие, из легированной стали. Сам сверхтяжёлый очень трудно обрабатывать, он не поддаётся ни одному инструменту, кроме, может, плазменного резака. Да это и не требуется — Леднёв загрузит в эти картриджи по несколько сотен килограммов полигимния и разместит их в пробуренных по всему контуру планетоида скважинах. Он потому и выбрал Деймос — по условиям требуется расположить образцы правильным кольцом максимально возможного диаметра. Наибольший диаметр Деймоса немного больше двенадцати километров, хотя формой он весьма далёк от правильной сферы. Так Валерка что придумал: они создали модель планетоида, разрезанного по диаметральной плоскости, и рассчитали, где и на какую глубину нужно пробурить скважины, чтобы спущенные в них картриджи с полигимнием образовали идеально правильное кольцо диаметром как раз в двенадцать километров!

Серёжа постарался представить себе схему эксперимента.

— К чему такие сложности? Я понимаю, на Земле нельзя, опасно — ну так поставили бы это кольцо на поверхности Марса, или хоть на Луне, подальше от обитаемых баз. И проще получилось бы, и дешевле!

— Валера так и предлагал. Но ведущие учёные Проекта и в первую очередь, Евгений наш Петрович, он же И. О. О., выставили категорическое требование: проводить эксперимент в пространстве. Леднёва с его аппаратурой поначалу вообще хотели загнать в систему Сатурна, на Диону или Рею, но он отстоял-таки марсианский вариант. Теперь сидит на Деймосе, злой на весь свет, и твердит об интригах завистников…



— На Деймосе — то есть здесь, на станции? — уточнил Серёжа. С момента прибытия на «Деймос-2» прошло немногим больше часа, он только и успел, что отстыковать от шаттла контейнеры с полигимнием, те самые, которые волок металлический жук…

— Да нет, как раз на самом планетоиде. — Юрка показал пальцем на медленно вращающуюся за круглым окном «гальку». — Шахтами с образцами полигимния дело не ограничивается. В центре образованного ими кольца расположен «детонатор» — по сути, обыкновенная головка тахионной торпеды, вроде тех, что используют на «Заре». Чтобы поместить её туда, Леднёв со своими сотрудниками три месяца бурили этот камешек, спускали в шестикилометровую скважину приборы, прокладывали проводку, прогоняли тесты…

— И что будет, когда эта штука сработает? — спросила Мира. — Возникнет «тахионное зеркало», как в батутах?

Юрка пожал плечами.

— Я сам не вполне понимаю. Валера уверяет, что никакого «зеркала» не будет, зато возникнет «теневая червоточина» — уж не знаю, чем она отличается от обычных, порождаемых «батутами» или вспышками тахионных торпед, — которая позволит собрать информацию, необходимую для того, чтобы в будущем самим создавать огромные «звёздные обручи», пригодные для перемещения на межзвёздные расстояния. Наши-то «батуты» пока позволяют преодолевать дистанции максимум, в половину диаметра Солнечной Системы — но Леднёв уверен, что использование полигимния позволит изменить ситуацию кардинальным образом. Потому он и торопился с экспериментом, потому и подгонял нас с грузом…

— Что-то мне это всё не нравится. — объявила Мира. Она придвинулась поближе к своему спутнику, продев руку ему под локоть. — Никак не могу забыть, какой ужас творился тогда в Японии, на Сикоку… А если Валера и тут устроит что-нибудь в этом роде — ты об этом не подумал?

Юрка поморщился — воспоминание, в самом деле, было не из приятных — даже для него, не участвовавшего непосредственно в упомянутых событиях.

— Леднёв уверяет, что массы используемого полигимния не хватит для создания полноценной «червоточины», а значит, никакой опасности нет. Ну, разве что, отдельные порции сверхтяжёлого потеряют стабильность, и тогда в картриджах –не всех, в некоторых — начнётся тлеющая ядерная реакция. Но и она быстро затухнет, дело закончится выплавленными в толще камня кавернами диаметром в пару десятков метров. В любом случае, — он покосился на персональный браслет, где зелёные циферки показывали 16.24 — через два… нет, уже полтора часа мы увидим всё это своими глазами.

— Юр, мне правда страшно! — теперь голос скрипачки дрожал, и Серёжа увидел в её глазах набухающие слёзы. — Давай улетим отсюда, а? Вот прямо сейчас, на Серёжином челноке! Ну, давай, Юр, очень тебя прошу…

Кащей мягко высвободил локоть.

— Ну, Мир, что ты говоришь? Челнок — это не наши персональные «Жигули», на нём нельзя разъезжать, куда в голову взбредёт. К тому же, его ещё к вылету надо готовить, верно, кадет?

— Да, так и есть… — Серёжа поспешил прийти Юрке на помощь. — Сжиженными газами заправить, аккумуляторы зарядить… Ещё проверка бортовых электронных систем, то-сё… часа два, не меньше!

— Вот видишь! — Кащей ласково погладил скрипачку по чёрным волосам. — Да не переживай ты так, ничего не случится. Уверен, мы отсюда даже и не заметим ничего, всё произойдёт на глубине в несколько сотен метров. Зато потом сможешь рассказывать, что присутствовала при эксперименте, открывшем человечеству дорогу к звёздам. Так, во всяком случае, утверждает Валера — а он, как все твердят, гений…

— Про Гарнье тоже говорили, что он гений. — Мира упрямо опустила голову. — А чем дело кончилось, не забыли?

— Да ладно тебе!.. — Юрка обнял девушку за плечи. — Вот увидишь, всё будет хорошо. А когда вернёмся на Землю — ты ведь назад пойдёшь с нами, на «Заре»? — с меня ужин в лучшем ресторане «Джемини-Хилтон». Закажешь свои любимые устрицы к шампанскому, и мы вместе посмеёмся над твоими страхами!

Загрузка...