Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

V

Королёв за эти несколько лет изменился разительно. Кварталы, где расположились комплекс Центра Подготовки и филиал ИКИ и раньше-то смотрелась выходцами из недалёкого будущего, описанного Стругацкими — а теперь они и вовсе поражали воображение гостей из глубинки, какого-нибудь Тамбова или Нижневартовска. Нет, изменения тектонического масштаба, переживала вся страна (да что там, весь мир!) — но здесь они были особенно заметны.

Я не был здесь больше года и с трудом узнавал город. Сюрпризы начинались с первого шага — прежний «батут» (между прочим, первый из построенных такого вот «малого» класса) оделся в обтекаемый кожух, скрывший путаницу кабелей, трубопроводов и индукционных катушек, раньше выставленных напоказ. Сооружение имело вид то ли футуристического отеля где-нибудь в Дубае (образ из «той, другой» реальности,) либо планетолёта «Хиус» из «Страны багровых туч» в котором зачем-то провертели сквозную дыру, оставив от корпуса корабля узкий обод, установив его вместо высоких пяти реакторных колонн, на множество мелких, низеньких. Городские постройки тесно обступили получившийся гибрид, отодвинув километра на полтора лётное поле аэродрома с ангарами, вышкой диспетчерской и куполом пассажирской секции батутодрома, через которую я, собственно, и прибыл на Землю. Здесь сюрпризов не предвиделось и не случилось: металлически поблёскивающая рамка Нуль-портала, поверхностный досмотр на выходе, оформление документов — всё, свободен! Таможенник привычно-уважительно покосился на комету «Знака Звездопоходца» на моей куртке — в последнее время этой почётной награды удостоились многие, но она по-прежнему привлекает к себе внимание.

С батутодрома я отправился прямиком в Центр Подготовки, в его административный корпус — узнал, что действительность, как это нередко случается, грубо вторглась в мои планы. Встреча, ради которой, я прилетел с орбиты, не состоялась — мой визави уехал в Москву и, как сообщил секретарь, намерен пробыть там до конца рабочего дня, а он у высокого начальства может закончиться и за полночь. Что ж, пенять было не на кого — я не предупредил о своём визите, рассчитывая на эффект внезапности, и вот, пожинал плоды. В любом случае, появляться в Центре Подготовки раньше восьми вечера не имело ни малейшего смысла, и я решил использовать образовавшийся зазор по времени с толком — отдохнуть, развеяться, обдумать предстоящий разговор в спокойной, непринуждённой обстановке. К примеру, на Гоголевском бульваре, в кафе на Старом Арбате или Тверской (простите, на улице Горького) — да хоть в электричке! Обычно я перемещаюсь по Москве на машине, своей или служебной, реже на такси — а тут вдруг решил прибегнуть к услугам общественного транспорта. На автобусе добрался до станции «Королёв» Ярославской дороги, взял в кассе билет. До Ярославского вокзала было четверть часа езды; я устроился у окна и принялся созерцать проплывающие мимо городские пейзажи.

В «той, другой» жизни я частенько проезжал эти места по железной дороге. Было это в конце девяностых — начале нулевых; в столице, да и по всей стране царил сплошной бардак, так что контраст я наблюдал разительный. Ни граффити на любой подходящей поверхности, ни груд мусора, наваленных вдоль путей, ни полусгнивших гаражей и покосившихся заборов — хотя и до порядка с благолепием, царящих в центре города тоже далековато…

Ощущение было странным, забытым — примерно так я себя чувствовал в первые дни своего «попаданства». Только сейчас оно ещё и усугублялось поразительным несоответствием окружающего с интерьерами орбитальной станции, которую я оставил пару часов назад. Там — кольцевые, загнутые вверх коридоры, металлические, с пластиковыми покрытиями стены, всюду образцы самых передовых технологий, бархатный, усеянный звёздами космос за обзорными блистерами, медленно вращающийся на его фоне зелёно-голубой, весь в облачных спиралях, шар Земли. А тут — перестук колёс на рельсовых стыках, плывут за окнами московские окраины; пацаны палят костерок на косогоре, собачонка греется на солнышке, торчат из-за выстроившихся вдоль путей домишек довоенной постройки панельные многоэтажки, а над их крышами прокалывает небо игла Останкинской башни…

А, в общем и целом, всё здесь осталось прежним. Ярославское направление всегда было порядком запущено, и даже ко второму десятилетию двадцать первого века ситуация не слишком-то изменилась, разве что, местами, в деталях. Ну а сейчас, когда буйно разросшаяся зелень многое скрывает — можно вволю предаваться рассуждениям о том, как тут всё хорошо и замечательно в сравнении с покинутой мною реальности. Так это или нет — вопрос отдельный; в конце концов, могу я потешить себя иллюзиями?

А вот что действительно стало другим — так это поезда. Нет, пассажирские составы дальнего следования и товарняки остались прежними, а вот электрички не узнать. Конечно, попадались ещё зелёные «гусеницы» с забавными полукруглыми козырьками на лобовых фарах и сиденьями, узкими, тесными тамбурами и вагонными лавками, набранными из узких деревянных реек, покрытых ободранным жёлтым лаком — но их в-основном заменили образцы новой, космической эры, вызывающие в памяти стремительные «Сапсаны» и «Ласточки». Начинка вагонов соответствует: кресла, как в междугородних «Икарусах», широкие проходы, закрывающиеся багажные ящики над головами и — дело невиданное для советских реалий! — туалеты с рукомойниками, не стерильные, конечно, но и не наводящие на мысль о «чужих», которые, того гляди, полезут из унитазов… Что ж, прогресс движется семимильными шагами — и не только во Внеземелье, но и на таком вот бытовом уровне. Когда-нибудь — возможно, не в столь уж отдалённом будущем — самолёты, поезда и даже трамваи с автобусами заменит Нуль-Т — но до этого ещё далеко, а транспорт следует содержать в порядке…

Об этом я и думал, когда состав втянулся в путаницу путей «Москвы-Ярославской», затормозил и, дёрнувшись пару раз, замер возле дебаркадера. Пассажиров в вагоне было немного; я не торопясь сошёл на перрон, обогнул здание вокзала и оказался на вечно шумной, бурлящей, полной автомобилей и автобусов Площади Трёх Вокзалов.

Ну, здравствуй, столица, давненько я тебя не видел — с этой, знакомой любому приезжему стороны…

Улицы в центре Москвы практически не изменились. Разве что в потоке машин много иномарок — по большей части, французских и американских и немецких. Японские тоже встречаются, но реже, корейских же нет вовсе. Зато много велосипедистов — в отличие от «той, другой» реальности, где мода на двухколёсный транспорт появилась ближе к нулевым…

Всё прочее — знакомое и родное, из детства. Киоски «Мороженое» и «Союзпечать», красно-сине-белые будки, торгующие «Пепси-Колой»; стенды с «Правдой», «Известиями», «Трудом» и «Красной Звездой». Часто попадаются ларьки чистильщиков обуви с выставленными на узкой застеклённой полочке шнурками, стельками и разноцветными пузырьками с нитрокраской, смуглые, горбоносые ассирийцы, сидящие на низеньких табуретках. Автобусные и троллейбусные остановки, на которых постоянно толпится народ, повсюду мальчишки и девчонки в школьной форме — три часа пополудни, уроки в старших классах только-только закончились.

Стайка школьников класса шестого-седьмого на трамвайной остановке, загомонила, указывая в небо. Я поднял взгляд и увидел над головой, на высоте метров в пятьсот, дирижабль. Белый, с синей, сужающейся к хвосту полосой и большими красными буквами «СССР», он плыл со стороны Замоскворечья к Пресне, и прохожие поднимали головы и приветственно махали воздушному кораблю.

Дирижабли над Москвой появились не больше полугода назад. Я видел их своими глазами всего дважды, и всякий раз давал себе слово на них прокатиться. Аппараты легче воздуха — моя неразделённая любовь ещё с «той, другой» жизни, где дирижаблестроение не раз пытались под разными предлогами возродить, да так и не собрались. Здесь же величественные воздушные корабли строят крупными сериями — с тех пор, как стартовали грандиозные программы освоения труднодоступных территорий Восточной Сибири, Дальнего Востока и Аляски. Этим занимается совместная советско-американская фирма; до сих пор со стапелей её заводов в Новосибирске и Сиэтле сходили летающие краны и большие грузовозы, но с развитием отрасли дело закономерно дошло до пассажирских кораблей, числе, прогулочных и круизных. Четыре таких аппарата, рассчитанные на шестнадцать пассажиров кроме троих членов экипажа уже полгода совершают воздушные экскурсии над столицей.

Я проводил дирижабль взглядом, пересёк улицу, свернул в узкий переулок, и спустя десять минут неспешной ходьбы оказался на улице Горького, поблизости от здания Центрального Телеграфа. Здесь тоже мало что изменилось — время массового сноса зданий, построенных в шестидесятых, здесь ещё не пришло, стеклянный фасад отеля «Интурист» по-прежнему на своём месте — как стоит между «Маяковской» и «Белорусской 'Минск» и, конечно, главная столичная гостиница, «Россия». Но сейчас отели меня не интересовали; перейдя по подземному переходу на другую сторону улицы, я пошёл в сторону Манежной площади, носящей, как и во времена моей молодости, гордое имя 'Пятидесятилетия Октября".

…ох уж эти мне московские переименования! И когда я, наконец, перестану в них путаться?..

В кафе-мороженом «Космос» я был… постойте, когда же? Да, всё верно — ещё до спасательного рейда к засолнечной точке Лагранжа и сатурнианской эскапады. Тогда я вернулся с лунной станции «Ловелл» и щеголял только что полученным «Знаком Звездопроходца». И вот сейчас, увидав очередь у входа (не чрезмерную, человек на десять, всё же середина рабочего дня…) я пристроился в хвост, не подумав даже воспользоваться служебным положением — сотрудников Внеземелья в заведение пропускали без очереди, после предъявления удостоверения. Или без него, если жаждущий отведать лучшего в Москве мороженного был по форме одет. Я же сегодня был «в штатском», и хоть корочки лежали, как им и положено, в нагрудном кармане, размахивать ими я не спешил — подождал четверть часа и, войдя внутрь, поднялся на нависающий над залом балкон. Я всегда занимаю место именно там, у дальней стены, выложенной сверху донизу стеклянными шариками, синими, зелёными и желтоватыми. Но есть и другая причина: на стенах, увешанных фотографиями космических кораблей и видами звёздного неба имелись и портреты покорителей Внеземелья, и среди них моя скромная персона. Если меня узнают — не избежать автограф-сессии, так что я постарался устроиться как можно дальше от портрета и заказал кофе и сразу две порции мороженого. Его тут подают порциями по три шарика, ванильный, шоколадный и ягодный в вазочках из нержавейки, политыми вареньем и посыпанными шоколадной и ореховой крошкой.

Так вот, о портрете. Сделан он был в шлюзе станции «Гагарин», когда мы прибыли из Пояса Астероидов. Честное слово, я не лез вперёд — просто, усаживаясь в лихтер, доставивший нас с «Зари» на земную орбиту, устроился возле самого выходному люку. Багажа при мне тогда не было, и пока остальные возились со своей поклажей, я успел преодолеть гибкую переходную трубу и перебраться из безгравитационной зоны станции в жилой «бублик». Там-то, на пороге переходной секции меня и подловил фотограф — и не моя вина, что на снимке, впоследствии обошедшем все газеты и журналы, я оказался в одиночестве.

Эта фотография и украшала нижний холл кафе — и я искренне радовался, что выбрал место, откуда меня не видно никому, кроме улыбчивых официанток — а у них я вряд ли вызову интерес. Здесь повидали достаточно знаменитостей из числа «покорителей Внеземелья», и недаром многие из портретов украшены автографами…

Как писал когда-то профессор Толкиен (между прочим, здесь все три части трилогии «Властелин Колец» вместе с «Сильмариллионом» переведены и изданы немаленькими тиражами) — «о хоббите речь, а хоббит навстречь». Не успел я покончить с первым шариком, как возле моего столика возникла дама эффектной наружности, лет, примерно, сорока пяти, оказавшаяся директором кафе. Я её узнал — это она во время прошлого моего визита принесла мне заказанный пломбир, отказавшись брать деньги. «Презент от заведения» — объявила она громко, на весь зал, не забыв обратиться ко мне по имени и фамилии.…

На этот раз публичное разоблачение мне не угрожало -вместо подноса с порцией мороженого в руках у неё был тот самый портрет (пока я угощался, его успели снять со стены и избавить от стекла) и чёрный фломастер. Делать было нечего — я поставил на фотографии размашистую подпись и церемонно чмокнул директрисе ручку, за что был вознаграждён милой улыбкой и лёгким пожатием ухоженных пальчиков.

… вот интересно: а как она среагирует, вздумай я сейчас намекнуть на свидание? Разумеется, я не стал проверять это на практике, старательно спрятав ухмылку — вот же старый кобель, у самого дома молодая жена, а ты никак не уймёшься, пусть и в фантазиях…