Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

Часть первая «Как аргонавты в старину…» I

В кабинете — просторном, с тёмной дубовой мебелью и тяжёлыми бархатными портьерами на окнах — царил полумрак, едва рассеиваемый настольной лампой. Круг света ложился на зелёное сукно стола, на начищенную бронзу письменного прибора, на курительную трубку с изогнутым чубуком, лежащую поверх папки для бумаг перед хозяином кабинета. Отсветы играли на золотом плетении погон на плечах кителя, на Золотую Звезду на груди.

— Скажи, Лаврентий, а ты уверен, что учёные не ошибаются? А то поднимем шум на весь мир, а у них потом ничего не выйдет?

Сидящий напротив человек, одетый в тёмный гражданский костюм с белой рубашкой и галстуком, снял пенсне, долго его протирал, потом снова водрузил на нос — крупный, мясистый, слишком прямой для уроженца Грузии.

— Когда речь идёт о научных исследованиях, тем более таких, уверенности быть не может в принципе. Да и учёные ничего и не гарантируют, только твердят наперебой, что в случае успеха перспективы откроются грандиозные. Что до шума — я полагаю, Иосиф Виссарионович, что это последнее, что нам нужно. И американцам тоже — с их-то пронырливыми газетчиками! И если мы сумеем договориться, я бы включил в договоренность условие полной секретности. Хотя бы на первое время.

Мужчина в мундире генералиссимуса — на это указывали золотые погоны с большой звездой и гербом СССР — встал, прошёлся по кабинету. Его собеседник остался сидеть, не отрывая взгляда из-за стёкол пенсне. Сталин вернулся к столу, взял трубку — известный всему миру классический бент с чубуком, изогнутым под углом сорока пяти градусов, — и принялся чистить её чашку крошечной блестящей лопаткой.

— Подобные дела любят тишину, и в особенности на этапе предварительных договоренностей. Одно неосторожно вылетевшее слово, просочившееся сообщение — и всё, замысел сорвётся, так и не начавшись. Американцы понимают это не хуже нас — вспомни, какую завесу секретности они создали вокруг своего атомного проекта!

Сидящий издал короткий смешок.

— Тем не менее, мы сумели проникнуть через неё!

— Тем больше причин быть осторожнее. Я понимаю, что рано или поздно об этом станет известно, но чем дольше мы сможем сохранять секретность, тем лучше.

— Согласен, Иосиф Виссарионович. Уж очень высоки на этот раз ставки. Пожалуй, не меньше, чем тогда, с атомной бомбой.

— Больше, Лаврентий, гораздо больше. Тогда речь шла о выживании нашего государства, а сейчас мы без преувеличения можем проложить путь, по которому человечество — всё человечество, не только мы и США! — будут идти даже не годы, а века! Вряд ли мы с тобой до этого доживём, но если учёные не ошибаются, то лет через тридцать-сорок весь мир изменится до неузнаваемости!

Сидящий покачал головой.

— Значит, решение принято?

— Да, Лаврентий, принято. Пообещаем американцам передать всю имеющуюся у нас информацию по гобийской находке вместе с материалами по расшифровке символов, нанесённых на её поверхность, в обмен на их содействие, прежде всего, научное и техническое, в продолжении исследований. И, разумеется, попросим поделиться материалами по этому их проекту…

— «Рейнбоу», Иосиф Виссарионович. По-английски это означает «Радуга». Они успели провести опыт, закончившийся исчезновением целого эсминца… Но стоит ли заострять на этом внимание? Материалы у нас и без того имеются, включая киноплёнку с записью, сделанной в ходе эксперимента. Да вот, смотрите…

Он встал и с громким щелчком повернул верньер на панели телевизора — громоздкого, в деревянном корпусе, с маленьким выпуклым экраном. Экран засветился, пошёл полосами, и на нём возникло изображение военного корабля. Некоторое время ничего не происходило, потом судно оконтурилось пучками лучей и исчезло, оставив пустую водную гладь.

— Любопытно, весьма любопытно… — Сталин отошёл от экрана и постучал трубкой о край пепельницы, выбивая остатки нагара. — А материалы у американцев запросить всё же надо, сможем сверить их с теми, что у нас уже имеются. И надо предложить Трумэну в самое ближайшее время буквально создать объединённую группу из советских и американских учёных, которая в будущем перерастёт в совместный проект по исследованию этого… как его…

— «Звёздного обруча». Учёный-палеонтолог, который его обнаружил, именно так назвал свою находку.

Сталин убрал блестящую штучку, извлёк из коробки «Герцеговина Флор» папиросы, распотрошил их и принялся набивать трубку. Берия терпеливо ждал — он давным-давно усвоил, что прерывать это священнодействие не следует.

— Какой романтичный товарищ… Хорошо, пусть будет «звёздный обруч». — вождь справился, наконец, с процедурой набивки, но раскуривать трубку не спешил, держал её, зажав чашу в ладони. — Начинай, Лаврентий. Вячик посодействует по линии МИДа. Главное сейчас — договориться с американцами негласно, так сказать, доверительно.

— Доверительно? — ироническая усмешка на тонких бледных губах. — Это с американцами-то?

— Ну, во время войны нам это удавалось, особенно когда Рузвельт не соглашался с Черчиллем. Важно, чтобы интересы совпадали — а если ты прав, сейчас именно такая ситуация. И тогда участники этого судьбоносного проекта и всё человечество смогут получить доступ к звёздам. И, главное — надолго, а может, и навсегда забудут о войнах и противостоянии здесь, на Земле. Не так ли, Лаврентий?

Берия кивнул.

— Именно так, товарищ Сталин. Осталось убедить в этом Трумэна. К сожалению, он настроен по отношению к СССР не настолько доброжелательно, как его предшественник.

Генералиссимус чиркнул спичкой по вставленной в бронзовую подставку коробке и поднёс огонёк к трубке. По комнате поплыл голубоватый ароматный дымок.

— Да, Рузвельт наверняка по достоинству оценил бы открывающиеся перспективы. И всё же, не стоит начинать такое грандиозное дело с попыток ловчить, обманывать будущего партнёра. Этим мы мало чего добьёмся, только заложим фундамент для будущих разногласий и, в итоге, неизбежного краха всего проекта. История… — он выпустил клуб табачного дыма. — История, Лаврентий, не простит нам, если мы упустим такой шанс для всего человечества!

Кадр снова сменился — вместо сталинского кабинета на экране замелькали финальные титры на фоне интерьеров «ближней дачи». Здесь они знакомы многим, в резиденции отца народов, как и перед Мавзолеем, принимают в пионеры — а вот я за все эти годы так и не удосужился там побывать. В «той, другой жизни» этого музея попросту не было… или был? Не знаю, не помню, да и неважно это было… тогда.

— Уже третий фильм на эту тему за последние пару лет. — заметил отец, складывая «Правду». Недельная программа передач, напечатанная, как всегда, на последней газетной полосе, пестрела карандашными пометками. — «И когда он успевает смотреть телек? — удивился я. — Хотя, что ещё делать вечерами? Мать в командировке, с друзьями и на работе хватает общения, благо, почти все они трудятся здесь, в Центре подготовки или в королёвском филиале ИКИ. Вот и остаётся проводить долгие вечера перед голубым экраном — в одиночку, или как вот сегодня, вдвоём с сыном, заглянувшим в кои-то веки на огонёк…»

— Четвёртый. — ответил я. — Ты забыл американский сериал о проекте «Великое Кольцо» с Шоном Коннери в роли директора НАСА. И ещё, вроде, французы совместно с «Мосфильмом» собираются снимать полнометражную картину об истории гобийской находки, первого «звёздного обруча», но она ещё когда выйдет…

— А кто в роли Ивана Антоновича, Фернандель? — отец усмехнулся.

— Нет, Жан Рено, есть у них такой актёр, из начинающих. Кстати, меня приглашали в этот фильм консультантом — как же, один из немногих, кто видел живых олгой-хорхоев и даже стрелял в них!

— Так эти твари в фильме тоже будут? Ефремов, вроде, прямо нигде не упоминал о встрече с ними.

Я пожал плечами.

— Куда ж без них? По сценарию там будет нападение на лагерь экспедиции, Ефремов расстреливает электрических червяков из карабина, а потом давит трактором.

Отец покачал головой.

— Да, чего только не навыдумывают киношники! Французы — ладно, от них, как и от американцев, глупо ожидать точности в исторических деталях, а вот наши меня огорчили.

Он ткнул пальцем в погасший экран.

— Накрутили сорок бочек арестантов, а ведь архивы уже три года как открыты — читай, изучай, пиши сценарии, правдоподобные, интересные! Так нет же — гонятся за эффектными сценами, сочиняют невесть что! Спасибо, хоть актёров подходящих нашли — и играют прилично, и внешнее сходство присутствует…

На этот счёт у меня было своё мнение, но я предпочёл оставить его при себе. Не то чтобы меня совсем уж не интересовали новинки отечественной кинематографии, просто были заботы поважнее.

— Ты ведь завтра в Королёве, в Центре Подготовки, на совещании по тому небесному камушку, как бишь его?..

— Полигимния тридцать три. — ответил я. — Или наоборот, тридцать три Полигимния. Только не делай вид, что забыл, всё равно не поверю…

— Не буду. — отец ухмыльнулся. — Тогда, может, после совещания зайдём к нам? Посидим, обсудим результаты совещания, полагаю, там будет о чём поговорить… Или отправишься к себе?

Я пожал плечами. От восьмиэтажного корпуса Центра Подготовки в Королёве, где и состоится завтрашнее мероприятие, до отцовской служебной квартиры (она полагалась ему как одному из ведущих сотрудников Проекта) идти было два квартала — куда ближе семейного общежития ИТР, в котором мы с Юлькой уже год занимали двухкомнатные апартаменты. Сейчас она в Калуге, у родителей, повезла показывать нашего с ней сына — а я, вместо того чтобы коротать вечер в ближайшем кафе, в компании коллег из Центра Подготовки, уехал в Москву, чтобы проведать отца в нашем семейном гнёздышке на улице Крупской. И вот — застрял вместе с ним у телевизора, по которому уже третий вечер крутят многосерийный исторический фильм, посвящённый первому шагу человечества во Внеземелье — каковым и стал запущенный в пятидесятых годах совместный советско-американский проект «Великое Кольцо»…

Машина взвизгнула шинами, обходя неспешно ползущий автобус. Из окна мне помахали руками три девушки — а, может, и не мне вовсе, а тёмно-синему, цвета «металлик» кабриолету с эмблемой Центра Подготовки на дверце? Сегодня матерчатый верх «Пежо» поднят, апрельский ветер не располагает к поездкам с ветерком…

Отец (мы, как и договаривались вчера, поехали в Королёв вместе) заметив эти знаки внимания, иронично улыбнулся. Я сделал вид, что ничего не заметил — давно привык, что подарок Шарля неизменно вызывает на московских улицах лёгкий ажиотаж, который удваивается, когда за рулём Юлька — сидит, небрежно держа руль одной рукой и положив локоть другой на дверку. Набегающий ветерок треплет чёрные волосы, встречные машины сигналят, пассажиры автобусов и троллейбусов машут руками, в точности как давешние студентки, гаишники с улыбкой берут под козырёк — её, как и меня, и других участников экспедиции «Зари» в Пояс Астероидов узнают на улицах, приветствуют, здороваются, улыбаются…

С тех пор прошло почти четыре года. Кванты света — или кварки, кто их разберёт? — в которые превратилось тело Шарля д’Иври, давно покинули Солнечную систему. И, если принять, что при взрыве японской водородной бомбы они разлетелись со скоростью, близкой к световой, то самые быстрые сейчас приближаются к Проксиме Центавра, а также преодолели не меньше половины расстояния до звезды Барнарда в созвездии Змееносца.

Такая вот горькая ирония — старый друг, вместе с которым мы начинали путь к звёздам, уже попал туда, пусть и виде то ли излучения, то ли элементарных частиц — а мы всё не рискуем сделать шаг за пределы пояса Койпера. Если не считать, конечно, прошлогоднего эксперимента с автоматическим зондом «Зеркало-4», сумевшим отдалиться от нашего светила на расстояние пятидесяти семи астрономических единиц. С зондом удалось наладить устойчивую тахионную связь — работы Валеры Леднёва, двинувшегося по следам разработок француза Гарнье, дали-таки результаты, и теперь мы можем обмениваться данными с любым внеземным объектом, на котором имеется действующее тахионное зеркало. Пока что «ширина» подобных каналов невелика, по меркам оставленного мной 2023-го года даже ничтожна — какие-то сотни мегабайт в секунду, — но ведь лиха беда начало! Валерка как-то объяснял, что ограничения накладывают не столько его любимые тахионные зеркала, сколько низкое быстродействие компьютеров, и если он прав — недалёк тот день, когда передача потокового видео на сотню-другую астрономических единиц станет обычным делом.

Скажете, зажрался, потерял берега? Я и сам постоянно ловлю себя на этой мысли. Всего-то восемь лет назад «космические батуты» казались чем-то невероятным — да они и были сущей фантастикой… Инженеры Проекта только-только подступались к проектам лунных поселений и кольцеобразных орбитальных станций, освоение ближнего Внеземелья, в пределах орбиты Луны, считалось делом не самого близкого будущего… Или я один так думал, отравленный воспоминаниями о космической импотенции моего двадцать первого века? Остальные ничуть не удивляются таким темпам; наоборот, они что до той же звезды Барнарда человечество доберётся не просто при их жизни, а вот-вот, года через три-четыре.

Собственно, об этом мне и предстоит говорить сегодня, выступая перед ребятами и девчонками во Дворце пионеров и школьников, на Ленинских горах.

Двенадцатое апреля, День Космонавтики — куда ж без самого известного выпускника кружка юных космонавтов из числа тех, кто когда-либо занимался в его стенах?

…Нескромно, скажете, зазнался, зазвездился? Ну да, есть такое. А что? Имею право…