Ду-ду-дут!
Происходящее на экране напомнило Серёже американские игровые автоматы «Астероиды» — они только недавно появились в СССР, и мальчишки с девчонками, да и взрослые тоже, получили возможность перед киносеансом вволю пострелять ракетами по возникающим на экране угловатым каменным глыбам. При попадании глыбы взрывались, порождая яркую вспышку, а автомат издавал электронный писк, имитирующий взрыв. Серёжа видел такие в фойе кинотеатров — и всякий раз с трудом удержался от соблазна потратить пятнадцатикопеечную монету за несколько минут стрельбы по астероидам, нарисованным пучком электронов на экране лучевой трубки.
Изображение и сейчас было ненастоящим, телевизионным — разве что, жидкокристаллический экран был гораздо совершеннее тех, что стояли в игровых автоматах. А вот каменные глыбы были вполне реальными, как и несущиеся навстречу им бомбозонды. Эти маленькие снаряды имели собственные ракетные двигатели, твердотопливные, оставлявшие на чёрном фоне космоса полупрозрачные, быстро тающие шлейфы. Объектив прицельной камеры был смонтировал в непосредственной близости от амбразуры ПУБЗа и слегка смещался при каждом выстреле — в результате дымные трассы появлялись из-за обреза экрана в разных местах и тянулись навстречу медленно вращающемуся в пустоте обломку. Большая их часть пролетала мимо цели, вспыхивая вдали яркими цветными звёздочками — Юрка-Кащей, заколачивая в приёмник обойму, выставлял взрыватели на минимальную дистанцию подрыва, желая облегчить напарнику процесс наводки. И, то ли это сработало, то ли дело было в обыкновенном везении — но уже четвёртая очередь бомбозондов угодила в самый центр глыбы. Экран на мгновение вспыхнул, почернел, покрылся рябью помех — а когда изображение появилось снова, Серёжа обнаружил, что обломок сместился из перекрестья прицела и медленно дрейфует к краю экрана.
— Отлично, Лестев! — раздалось из динамика. — В яблочко! Этот больше не опасен, пройдёт метрах в ста от нас. Следующий — на шесть-двадцать, дистанция три с половиной километра. И поскорее, а то что-то он уж больно шустрый…
Серёжа задвигал рукоятками, ловя новую цель. Радиодальномер, совмещённый с прицелом, послушно выдал дистанцию — судя по тому, как быстро менялись цифры на крошечном экранчике, скорость этой глыбы была заметно выше.
— Готово! — гаркнул Кащей, и Серёжа, закусив губу, надавил большим пальцем на рубчатую кнопку, встроенную в рукоять вертикальной наводки.
Ду-ду-дут!
— Мажешь, Лестев! — раздалось из динамика. — Выше бери и немного правее!
Лязг позади, новая обойма встала на своё место.
Серёжа поймал себя на мысли, что вот так, наверное, комендоры русских боевых кораблей наводили свои пушки на японские миноносцы — а те раз за разом уклонялись от летящих в них снарядов, и те бесполезно вспенивали воду за кормой, возле бортов, перед острыми форштевнями, не задевая стремительных стальных корпусов…
— Готово!
— Пли!
Ду-ду-дут!
И снова…
Ду-ду-дут!
Ду-ду-дут!
Ду-ду-дут!
— Лестев, Кащеев, отбой! Задробить стрельбу!
Серёжа усмехнулся этому сугубо военно-морскому обороту — общение с Алексеем Монаховым мало для кого проходило бесследно, в том числе, и для капитана «Зари» — и откинулся на спинку стула. Руки ощутимо тряслись, одежда под гермокостюмом насквозь пропиталась потом. Всё, хватит с меня на сегодня, решительно подумал он, поскорее в каюту, душ и спать… Когда он спал в последний раз? Часов двадцать назад — здесь же, на «Заре», сумел придавить подушку на полчасика перед отбытием на «Деймос-2»…
Позади раздался жестяной дребезг, будто кто-то пинал по асфальту пустую консервную банку. Юрка-Кащей отстёгивал от казённика ПУБЗа парусиновый мешок со стреляными гильзами — не будь этого незамысловатого приспособления, толстенькие латунные цилиндры так и летали бы по «бомбовому погребу» после того, как их выбрасывала наружу отсечка-отражатель. Серёжа припомнил, как Дима Ветров, рассказывал, что раньше на ПУБЗах этого мешка не было, и приходилось после каждой очереди бомбозондов ловить горячие, остро воняющие пороховой гарью гильзы по всему отсеку. После первой же «боевой стрельбы» (они изучали с помощью бомбозондов атмосферу спутника Сатурна, Титана) Дима пожаловался на это неудобство, и Монахов предложил сшить из брезентовых чехлов небольшие длинные мешки. Такие, объяснил он, ещё в Первую Мировую крепили к казённикам авиационных пулемётов, чтобы стреляные гильзы не сыпались куда попало, в том числе, и за шиворот сидящему впереди пилоту…
Серёжа повернулся — в иллюминаторе, на фоне чёрного космоса и куска марсианского диска, высовывающегося из-за обреза большого иллюминатора, расплывалась бледно-бурая полоса пылевого облака. Показалось даже, что он различает в ней крошечные, едва заметные глазу вкрапления — каменные глыбы, вроде тех, которые они только что расстреляли бомбозондами. Но это, конечно, было не так — зрение обманывало, услужливо дополняя картину отсутствующими подробностями.
Люк с шуршанием отполз в сторону, на приборный щиток легли отсветы ламп под потолком кольцевого коридора. Юрка-Кащей прицепил мешок со стреляными гильзами к стеллажу и выплыл наружу.
— Ну что, Соколиный Глаз, пошли на мостик? Можно вертеть на груди дырочки для орденов, имеем полное право. Семь каменюк, как в тире — а ещё не хотел стрелять, упирался!
— И вовсе я не упирался… — попытался протестовать Серёжа, но Юрка уже не слушал.
— Не припоминаешь, был такой американский фильм про высадку в Нормандии в июле сорок четвёртого?.. Черно-белый, ещё шестидесятых годов…
— В июне. — Серёжа нашарил за креслом шлем своего «Скворца» и надел, не опуская забрала. — Союзники высадились в Нормандии шестого июня. А фильм — помню, конечно. «The Longest Day», там ещё Джон Уэйн и Генри Фонда играют…
— Вот-вот, он самый. — кивнул Юрка. — Знаешь, сдаётся мне, что у нас сегодня как раз этот самый длинный день и был…
И он кивнул на экранчик электронных часов. На бледно-зелёном светились светящиеся цифры — «23:59». Мигнули и сменились четырьмя нулями.
— Да… — Серёжа снова посмотрел в иллюминатор, на бледную полосу на фоне бархатно-звёздной черноты. В лучах появившегося из-за диска планеты Солнца — здесь оно было почти вдвое меньше земного, — пыль казалась рыжей. — Да, наконец-то этот день закончился… надеюсь.
— Ну и что тебе не сиделось на «Скъяпарелли»? — ворчливо осведомился Юрка. — Пришла бы в себя, отдохнула, а там и я прилетел бы, всё равно собирался…
— А ты что, не рад? — Мира насмешливо сощурилась и вручила Юрке футляр с инструментом. — «Батут» на «Скъяпарелли» уже заработал, и когда я узнала, что к вам отправляется лихтер — сразу побежала договариваться…
— Скажешь тоже — не рад! — физиономия Кащея расплылась в довольной улыбке. — Концерт-то на «Заре» дашь?
Мира пожала плечами.
— Какой теперь концерт? Концертные платья вместе с прочим багажом остались на «Деймосе-2», я только скрипку и успела прихватить, да нщё сумочку со всякими мелочами.
— Да пофиг дым, играй хоть в комбинезоне! — предложил Юрка. — Хочешь, сейчас сгоняю, принесу свежий? Тебе какую каюту выделили?
— Двенадцатую. — сказала Оля. Она вместе с Юркой и Серёжей явилась к шлюзу, встречать маленькую скрипачку. — Грубый ты, Юрка, неделикатный… для артиста важно не просто выступить, но и выглядеть на сцене соответственно! А ты — комбинезон… фу!
— А я что, я ничего… — заторопился Кащей. — Так значит, не будет концерта?
— Будет обязательно. — Мира тряхнула головой, отчего её волосы, чёрные, как вороново крыло, рассыпались по плечам. Только уговор — место чтобы было во вращающемся бублике. Терпеть не могу играть в невесомости!
— Давай у меня, в рекреационном отсеке! — предложила Оля. — Там просторно, стулья из столовой можно взять, это рядом. Вы же принесёте, ребята?
И она мило улыбнулась Юрке с Серёжей.
— Куда мы денемся. — вздохнул Юрка. — Так комбинезон-то что, нужен?
— Неси, пригодится, а то этот весь изгваздан, да и порван– Мира покосилась на свой рукав с нашивкой станции «Деймос-2», под которой красовалась прореха. — Я его больше суток не снимала, пропотел весь, изгваздался. Хотела взять другой на «Скъяпарелли» — но не успела, боялась опоздать на лихтер.
— А я тогда загляну к себе. — сказала Оля. — Есть у меня платьишко, не концертное, конечно, не в пол, но миленькое. Ты, правда, пониже меня и в талии тоньше…
Она критически оглядела фигурку скрипачки.
— Ничего, подошьём! — Мира беззаботно тряхнула шевелюрой. — Концерт устроим после ужина, так что времени много. А ты, Юр, иди, комбинезон мне, и правда, нужен…
И, забрав у Юрки футляр, вслед за Олей пошла по коридору.
Платье мало напоминало концертное — в крупную шотландскую клетку, короткое, едва до середины бёдер, оно превратило скрипачку в сущую школьницу. Серёжа подумал, что такое платье пошло бы и Татьяне. Увы, в данный момент его напарница скучала в медотсеке, в компании Влады, и собиралась наслаждаться скрипичным концертом через внутрикорабельную трансляцию.
— Я думала, от него ничего не осталось… — Мира смотрела в большой, метра полтора в диаметре, иллюминатор рекреационного отсека. Стеклянный кругляш был глубоко утоплен в обшивку, образуя что-то вроде металлического подоконника, только кольцевого. — А он, оказывается, целёхонек!
За толстенным, не меньше ладони, стеклом ползла по кирпично-красному фону планеты неровная каменная глыба.
— Это от Деймоса ничего не осталось, пыль да обломки. –сказал Поляков. Узнав о предстоящем концерте, он поспешил присоединиться к остальным членам экипажа в рекреационном отсеке. — А это — второй спутник Марса, Фобос.
— Правда? — Мира посмотрела на Фобос с недоверием. — Что ж, надеюсь, он не взорвётся, как тот, другой…
— Ну, шахт с полигимнием на Фобосе нет, как и героических тахионщиков. — с усмешкой заметил Кащей. — Так что, как кружил он по орбите сколько-то миллионов лет — так, надеюсь, и будет кружить ещё столько же…
— Юр, тебе не стыдно? — Оля посмотрела на Юрку с упрёком. Валерка погиб, с ним ещё пятеро учёных, а ты иронизируешь!
Кащей хотел возразить, но тут из динамика под потолком раздался мягкий звон.
— Пора. — Мира открыла футляр и извлекла из него «Гварнери». — Просьба зрителей занимать места согласно купленным билетам!
Она уселась на металлический «подоконник» иллюминатора, положила ногу на ногу, поправила подол и, подняв инструмент к плечу, взмахнула смычком.
— Что-то ты сегодня взмыленный! — заметил Юрка. Они сидели в «Сюрпризе. Вернее, парили в воздухе или медленно плавали по отсеку. поскольку силы тяжести в помещении бывшего резервного мостика 'Зари» не имелось.
— Будешь тут взмыленным! — отозвался Поляков. Он вслед за Олей, Мирой и Кащеем с Серёжкой отправился в традиционное убежище бывших «юниоров» сразу после концерта. — Если вы не против, посижу тут, приду немного в себя. Мира, радость моя музыкальная, сходи за кофе, а? Сил нет с кресла встать…
— А ты не вставай — оттолкнись, и сам полетишь. — Юрка ухмыльнулся. — А Мирой нечего командовать, она тебе не подчиняется. К тому же, не по форме одета, куда ей идти?
Мира смущённо улыбнулась и в очередной раз одёрнула подол своего школьного платьишка. Она делала это каждые секунд десять-пятнадцать, причём без сколько-нибудь заметного успеха — платья и юбки плохо сочетались с невесомостью. Или, наоборот, хорошо — с точки зрения представителей противоположного пола, которые могли наслаждаться открывающимся зрелищем.
— На борту все, и члены команды или пассажиры,= подчиняются приказам капитана. — сказал Поляков, старательно отводя взгляд от точёных ножек скрипачки. — Если капитан требует кофе — все должны немедленно бросать дела и бежать в буфет, имея при этом вид лихой и придурковатый…
— Я схожу, Андрюш… — Оля отстегнула ремень и всплыла над креслом. — Кому-то ещё принести?
— Мне соку. — сказал Юрка. — Вишнёвого или яблочного.
— И рогалики с сыром. — улыбнулась девушка. — Помню, всё помню.
— Рогалики — это для Лёшки, а он сейчас на Большом Сырте. А мне сочник возьми… или два. Они у здешнего автомата выходят ничуть не хуже рогаликов, если свежие, конечно…
Под потолком зашипело — включился динамик общей вутрикорабельной сети.
— Со «Скъяпарелли» передали — обломки Деймоса падают на Деймос. — сообщил женский голос. — Подробностей пока нет, ждём.
— Ну вот и попил кофе… — сказал Поляков. — ладно, я на мостик, а вы тут отдыхайте…
Он щёлкнул замком ремня и взмыл над креслом.
— Может, я туда принесу? — забеспокоилась Оля. — Ты же зелёный от усталости, вот-вот заснёшь!
— Капитан всегда должен был бодр и готов принимать решения! — назидательно заметил Поляков. — А нести не нужно, у нас там свой автомат…
Юрка, повиснув перед пультом, защёлкал клавишами. Под потолком, рядом с динамиком интеркома, вспыхнул небольшой выпуклый экран. Звук стал громче.
— Что-то слишком скоро эти камешки посыпались на планету, как бы не задело Сырт или Берроуз. — он подкрутил ручку настройки, на экране замельтешили разноцветные полосы помех. — Чёрт, не ловит…
— Ну, это вряд ли. — Капитан покачал головой. — Простейшая теория вероятности: на Марсе только две крупные базы, да ещё десятка полтора временных постов, там и люди-то не всегда есть. Думаю, обойдётся… Надеюсь.
Сквозь рябь проступила картинка — дюны, небо, прочерченное наискось светящимися полосами, белые купола вдали. Над куполами поднимался столб дыма.
…отмечены три попадания в строения Большого Сырта. — продолжал голос в динамике — Информации о масштабах разрушений и жертвах нет. Начата эвакуация персонала базы…
— Не обошлось, чтоб его… — Поляков невнятно выругался. — На базе полсотни человек, «батут» не действует, а на краулерах и гирокоптерах много не увезёшь. Да и куда везти-то?
— Наши, Лёшка, Середа сейчас там. — медленно произнёс Кащей. Физиономия его сразу осунулась, потемнела. — Что-то никак он не закончится наш самый длинный день…
Конец третьей части