Джек Бестелесный

ГЛАВА VIII

Раи, Нью-Гемпшир, Земля. 24-25 августа 2051

Гидра висела высоко в небе и смотрела на языки пламени.

То желтые от морской соли в горящем плавнике, то голубые над косточками от свиных отбивных – Адриена потребовала, чтобы, обглодав косточки, они бросали их в костер. Дура Адриена. Вон она кружит среди взрослых и детей, проверяя, чтобы салфетки, бумажные тарелки, картофельные очистки и другие остатки пикника тоже были аккуратно брошены туда же. Командирша Адриена! Она была даже хуже своей матери Шери! Вечно всех теребила, когда им хотелось только лечь на песок у воды и отключиться.

Гидра всмотрелась сквозь пляшущее пламя в тиранку старшую дочь Шери Лозье-Дрейк и Адриена Ремиларда и решила, что в один прекрасный день хорошенько о ней позаботится.

Привет, Гидра! Как вижу, предаешься прекрасным мыслям!

…Черт! Это же Фурия! Господиспасиипомилуй Фурия, я ТАК рада что было ТАКдолгоТАКдолго я уж думала ты растаяла на манер ЗападнойКолдуньи! Это дерьмо психоЛЮБОВЬ Содружество последнее время дышать не дает.

Просто дожидалась своего часа Гидра. Всему есть свойчередчередчеред и приходит НАШ черед.

(Смешок.) И вот ты здесь. Значит ли это…

Да. Сегодня эта НОЧЬ.

(Тягажадностьсексуальное возбуждение… страх.)

Тебе нечего бояться Гидра не бойся я буду руководить тобой покажу тебе как доверься мне это будет нечто космическое.

Лучше нервобомбы?

На сотню световых лет. Отбирание жизненной силы таким способом это предельный кайф.

Хитра же ты Фурия… КТО?

Посмотри на воду вон туда. Видишь? Вот его. !!!..?

Гидра, не боишься же ты…

Чертдеридерьмонахер НЕТ! Только покажи мне как! (А ему так и надо. Мразь! И ей бы тоже глупой зазнавшейся стерве но я понимаю почему должен быть он и все будет отлично нет правда Я ЭТО СДЕЛАЮ!)

Еще только полночь. Тебе придется немного подождать.

Хорошо. (Упоенная вибрация.)

Веди себя естественно. Ложись спать, как все, когда искупаетесь в последний раз. НО НЕ СПИ. Если заснешь, то подведешь меня. Я скажу тебе, когда начать, и все остальное, что тебе надо знать, милаяГидраголубушкаГидра…

Нервобомбу! НЕРВОБОМБУ! Пожалуйста чертчертчерт нервобомбу сделай ее мне сделай еемне… ааааааах! Фурия как я тебя люблю!

Маленький белый траулер покачивался, разводя концентрические багряные круги по черной, подкрашенной костром Атлантике. Через некоторое время он встал на ровный киль, и по воде перестала бежать рябь. Они лежали навзничь на палубе, сцепив руки, медленно возвращаясь, глядели на неподвижные звезды и летящие спутники, слушали отдаленный смех и возгласы, доносившиеся с берега, где не все еще угомонились.

Его наручный коммуникатор – единственное, что было на нем надето, – дважды постучал по сухожилию.

– Полночь, моя прелестная Кэт. Поздравляю с днем рождения!

Она притворно застонала.

– Бретт, ты свинья. Так уж обязательно было напоминать? Сорок два года!

– Бессмертная лицемерка. Ты прекрасно знаешь, что выглядишь двадцатилетней. Ты удивительно неотразима я по тебе с ума схожу и ты опять мне нужна мое утешение моя любовь моя радость моя жена мы нужны друг другу отбрось последние сомнения поднимись ко мне успокой нас обоих.

Он чуть-чуть левитировал, перевернулся и, раскинув руки, завис над ней. Она протянула к нему руки и прошептала:

– Я не покину тебя и нашу работу ни за что на свете, Бретт. Даже за все Содружество. Никто не может меня заставить. Никто.

Ее длинные белокурые волосы разметались, поблескивая, по циновке и палубе и по ее обнаженному телу, закрывая его до самых колен. Она зажала его лицо в ладонях, а он целовал ее губы, ее веки, ее ладони, прежде чем направить их к своему уже пробудившемуся члену.

Он протелепатировал: «Они будут настаивать. Соблазнять тебя властью. Взывать к твоей семейной гордости. (Шутливость.) Убеждать тебя не ломать Кольцо!»

(Смех.) Моя семья – ты и дети. Моя гордость – наша работа, и так будет продолжаться, как продолжается наша любовь.

Кэт моясамаямилаясамаялюбимаясамаянесгибаемая Кэт.

Он раздвинул густые пряди на ее груди и коснулся языком одного соска, затем другого, усиливая ток психотворящей энергии, который вновь возник между ними. Она ласкала его, усиливая этот эротический ток, повышая нервический ритм с помощью волшебства, которым владели только операнты. Их тела медленно соприкоснулись. Пряди ее волос плавно колыхались в воздухе, искали его плечи и бедра, поглаживали их, с мягкой настойчивостью обвивали его руки и ноги, поднимая ее к нему, окутывая их обоих словно струящимся шелком, мерцающим в свете звезд. Они парили, слившись воедино, но храня неподвижность, позволяя нарастать метапсихическому напряжению. Они удерживались на грани, пока оба не ощутили, что уже не могут дольше сопротивляться потребности их сознаний в разрядке. Волна взметнулась, обрушилась и медленно преобразилась в прилив тепла и умиротворения. Откатываясь, она вымыла из его сердца последние остатки иррациональной злости и вины, а из ее сердца унесла слабое желание поддаться искушению.

– Вместе, – прошептал он. – Мы будем жить и работать вместе. Всегда.

…Пусть даже Галактическое Содружество и требует иного.

Экзотические законодатели на Орбе взвесили внутри таинственного Единства, как они его называли, достоинства каждого взрослого операнта среди людей и по каким-то им одним ведомым критериям из сотен тысяч отобрали всего сто для возведения в число первых среди людей Магнатов Консилиума. Никого не удивило, что в этот список попали все семеро членов так называемой Династии Ремилардов. Однако Катрин Ремилард, единственная в своей семье, не стремилась к такой чести и ясно дала понять, что ее это не интересует. Став членом правительства Содружества, она вынуждена будет оставить Проект детской латентности, которому она и ее муж Бретт Дойл Макаллистер отдали под эгидой министерства образования Конфедерации Землян последние семнадцать лет своей жизни. Программа уже принесла внушительные плоды – более пятидесяти тысяч латентных детей в возрасте от пяти до девяти лет обрели оперантность с помощью тончайшей психотворческой методики, которую Кэт и Бретт разработали вместе в тщательно поддерживаемом метаконцерте. Но работа еще не была завершена. Методика все еще оставалась ориентированной на младший возраст и мало помогала большинству латентных детей старше девяти лет.

Экзотики в Консилиуме, видимо, готовы были пожертвовать творческим единением Ремилард – Макаллистер во имя какого-то туманного большего блага, но Катрин ничем жертвовать не собиралась. Накануне, во второй половине дня, она известила Интендантскую Ассамблею в Конкорде и Консилиум, что отказывается стать Магнатом. Ее решение вызвало сенсацию.

Конечно, предстояла семейная ссора. Чтобы хоть па время избежать ее, а также укрепить свою решимость, Катрин с Бреттом (под предлогом ее дня рождения) сбежали из своего научного центра в столице Земли и на яйце добрались до Рая, где на берегу стояла летняя вилла Адриена, младшего брата Катрин, и его жены Шери Лозье-Дрейк.

Это огромное старинное здание всего в полукилометре по пляжу от более скромной дачи Дени Ремиларда и Люсиль Картье, было собственностью семьи Дрейк на протяжении жизни нескольких поколений. Двадцатикомнатное строение превратилось в настоящую обузу. Но все переменилось, когда Шери вышла замуж за одного из знаменитых сыновей Дени и Люсиль. Она родила Адриену шестерых детей, а со временем они обзавелись ордой оперантных племянников и племянниц, числом более тридцати. К счастью, Шери любила детей, обожала принимать гостей, была приверженицей родственных связей, так что с конца мая по сентябрь огромный дом на пляже почти всегда был полон юными членами клана, а Шери почти не заглядывала к себе в мастерскую. Занятые своей работой родители приезжали, когда у них выбиралась свободная минута, а другие родственники приглашались на праздники, особенно на ежегодный пикник Четвертого Июля на пляже, и на банкет из крабов и омаров в День Труда, которым по традиции завершался летний сезон.

Катрин и Бретт, четверо детей которых были примерно ровесниками детей Адриена и Шери, держали перестроенный голландский траулер «Дулиттл» у причала яхт-клуба в Рае, менее чем в километре к югу от виллы. Другие члены рода, приверженные морю, – особенно Поль, владелец чудесного николсоновского кеча, и Анн, целыми днями участвовавшая в гонках на своем «Лебеде», – презрительно фыркали по адресу макаллистеровской «вонючки». Но Бретту и Катрин не нравилось постоянное физическое напряжение возни с парусами. Поездки на «Дулиттле» приносили тихую успокоенность, а тот факт, что бывший траулер стал тесен для их четырех подрастающих детей, вполне устраивал Бретта и Катрин…

Когда они вновь оказались во власти силы тяжести на палубе, он осторожно выпутался из ее волос.

– Твое решение, конечно, вызовет семейную бурю, Кэт. Но потом они примирятся с ним. Даже Поль. Все оперантные педагоги Конфедерации понимают важность нашей работы. Ведь никто, кроме тебя, даже отдаленно не способен продолжить программу.

Она куснула его за ухо.

– Ты хочешь сказать, никто больше не в состоянии уловить суть твоих формирующих структур. Мой талант исчерпывается умением найти практическое применение твоей теории.

– Нам все еще нужно не меньше года, чтобы все уточнить и довести до совершенства. Но зато, ты только представь, миллионы подростков с латентными метапсихическими способностями будут разблокированы, получат возможность использовать скрытые силы своего сознания. Миллионы подростков, которые иначе были бы обречены оставаться «нормальными» до конца жизни…

Катрин резко приподнялась и села.

– Бретт, ты знаешь, мы не должны говорить так. «Даже думать так не должны хотя мы истинные люди и знаем что мы избранные элита будущие наследники и преемники злополучного нормального человечества Господи может быть я поэтому и чувствую всю неотложность нашего проекта он даже важнее вступления в Галактическое Содружество пропасть разделяющая операнта и неоперанта должна быть уничтожена и как можно скорее не только ради них но и ради нас…»

– Так и будет, – сказал он вслух, утешая ее.

Я не говорила тебе но этот подлый Гордо все еще прячет метаханжеский комплекс я его все-таки не нейтрализовала гадкий мальчишка просто затуманил мозги собственной психоматушки!

Бретт засмеялся. Он встал и натянул холщовые брюки. Поднялся прохладный бриз, и он протянул Кэт бархатный халат.

– Гордо уже одиннадцать. Возможно, за него пора взяться старику папаше. Применить более строгие терапевтические меры.

– Что ж, это следует обдумать. Последнее время я просто не могу добраться до мальчика.

– Не тревожься, – сказал Бретт. – Ни о детях всего мира. Ни о наших собственных. Думай сейчас только о любви.

Она начала заплетать великолепные волосы в тугую косу. И произнесла тихим голосом, а мысли у нее были горьковато-нежными:

– Я думаю о ней. О тебе и обо мне, о нас. Всегда. «И я хочу чтобы так продолжалось вечно и к черту нашу ответственность перед оперантным человечеством к черту вознадеявшихся нормальных и надменных экзотиков и все и вся кроме тебя меня и моря. И звезды – просто огонечки в небе».

– Ш-ш-ш. Ты сама знаешь, что не думаешь так.

Он обнял ее, поцеловал в последний раз, а потом они пошли в» рубку и включили двигатель белого бывшего траулера и повернули назад в гавань.

Гидра пряталась у причалов яхт-клуба, укрывшись за большим мусоровозом, пока «Дулиттл» наконец не встал на свое место среди стаи ремилардовских судов – плотный белый гусь, такой на вид неуклюжий, возле изящных крачек и буревестников.

Она ждала.

Ждала.

И пришла минута. Никто не бодрствовал на яхтах и катерах, а сторож укрылся в своей будочке, смотрит порнофильм, ублажая себя.

Тихо-тихо. Надави своим принуждением на обоих до максимума.

Хорошо Фурия. (Спотыкается.) Дерьмо! (Ужас с раздражением.)

Черт тебя возьми! ТИХО. Если они тебя сканируют. То конец. Навеки! Всегда!

Нетпрошутебянет видишь никтоничегонезаметил всевпорядке…

Прекрасно. Ну, давай… легче-легче… НАЧИНАЙ! Сначала тебе понадобится вся твоя мощь только чтобы погрузить ее в РЭМсон. Так! Отлично… Теперь быстрее на борт! Оттащи ее в каюту. Хорошо! Теперь он! Готова Гидра? Готова наконец моя нежная Гидра? Совсем готова? Так… Начинайсмакушки!

Катрин Ремилард проснулась на заре, совсем замерзшая, испытывая ноющую боль во всем теле и легкую тошноту. О корпус траулера с легкими шлепками разбивались маленькие волны, с пристани доносились голоса трех рыболовов, спорящих о качестве наживки. Она лежала на койке, ничем не укрытая. Голова у нее разламывалась. Непонятно…

По привычке метапсихических супругов она пошарила, нащупывая ауру мужа. Но, видимо, его поблизости не было. Она чертыхнулась, встала, достала из рундука одежду потеплее, надела ее и пошла на нос к рубке.

И нашла Бретта там. И закричала.

Он лежал ничком. Брюки и свитер сгорали на его теле. Кожа почти вся обуглилась и растрескалась, открывая жуткую мокрую красноту.

Особенно глубоки и черны были ожоги на затылке и вдоль позвоночника, однако по сторонам его виднелись семь странных белесых пятен величиной с ладонь – вдавленностей, полных пепла, с прихотливым четким абрисом цветка. Семь разных, многолепестковых.

Сознание Катрин Ремилард утратило способность мыслить рационально, и она не заметила их формы. А только кричала, кричала, кричала, пока не прибежали трое рыболовов и ночной сторож, а через несколько минут и полицейские.

А Гидра уже давно спала в своей постели, пресыщенная, вне достижения Фурии.