Джекпот для миллиардера. Создана для тебя (СИ)

Глава 24

— Да, Эдуард. — Алекс сидел в лобби отеля и пил кофе. — Так. Она подписала все документы? Отлично. Переводи на счет двенадцать миллионов. Да. Всё. Завтра ждём окончательного решения. Передай Николаю, пусть готовит джет послезавтра на шестнадцать часов. Пулково. Хорошо.

Алекс нажал отбой. Всё вышло даже лучше, чем он ожидал. Свобода обошлась ему достаточно дёшево: вилла в Коста-дель-Соль, дом в Майами и двенадцать миллионов долларов. Взамен этого он получил сына и освободился от Ларки.

Он купил в лобби бутылку коньяка и поднялся в номер. Сашка убежал на море в сопровождении одного из ребят охраны. Алекс весь день был предоставлен сам себе. Он вышел на террасу, закурил и налил в бокал коньяк.

Телефон завибрировал. Он глянул на экран. Катя. Алекс хмыкнул.

— Ты соскучилась, сладкая девочка?

Открыл сообщение.

«Доброе утро».

— Господи, детский сад, Екатерина Владимировна.

«Кать? Будем строчить СМС, как подростки, или всё-таки позвонишь?»

«Задумчивый смайлик».

«Смайлик с языком».

«Савицкий!»

Море восклицательных знаков.

«Хохочущий смайлик. Ну, я вообще-то о другом, Екатерина Владимировна, но мне нравится ход ваших мыслей!»

«Краснеющий смайлик».

«Я хочу тебя. Всю. Везде. Всегда».

«Савицкий!»

Бесконечное море восклицательных знаков.

И тут Алекс понял: у его Катюшки никогда не было этих подростковых переписок. Этих шуток ниже пояса, этой бесшабашной молодости, когда всё позволено и вся жизнь впереди.

«Я тебя люблю!»

«До неба и обратно?»

«Даже больше! Ты знаешь, о чём я сейчас думаю?»

«Даже знать не хочу».

«Я думаю о том, изменился ли цвет твоих сосочков и их чувствительность?»

«САША!»

Так, восклицательных знаков-частокол на три страницы.

«Значит, изменился».

«Ты невозможен. Отключаюсь».

«Трусишка. Ты в чём, что на тебе надето?»

«Шуба, валенки, шапка, бабушкины носки и трусы а-ля Бриджит Джонс!»

«Значит, твое тело розовое и тёплое. А когда кожа теплая, знаешь, как ты божественно пахнешь. Я помню твой запах и вкус. А трусы… Солнышко, я сниму их с тебя зубами, покусывая нежную кожу под ними».

«О-о-о! Иди ты! Знаешь куда?»

«В тебя?»

«Ты невозможен!»

Файл с песней Билана «Невозможное возможно».

«Кать, я не могу без тебя».

«Что написано на букве?»

«Если ты хочешь это услышать, дождись вечера, родная».

«Я хочу сейчас!»

«Если бы ты знала, как я ХОЧУ сейчас и до самого вечера, даже до утра. Снова и снова».

«О-о-о! Ты невозможен! Ты только об этом и думаешь!»

«Котёнок, я взрослый здоровый мужчина и сексуальный аппетит у меня соответствующий. Ты должна была это понять».

Ответы Кати приходили почти мгновенно, а это говорило о том, что она пишет их, не успевая обдумать. Алекс решил рискнуть.

«Как там малыш? Тошнит по утрам сильно?»

«Уже меньше. Всё хорошо. Завтра придёт врач».

«Маленькая моя, я невероятно счастлив! Я так тебя люблю!»

Он только успел отправить сообщение, как предыдущее исчезло.

«Это не то, о чём ты подумал!»

«Зайка, родная, а о чём я подумал?»

«Я не беременна!»

Очередной частокол восклицательных знаков.

«Согласен, ты просто ждёшь нашего ребенка».

«О-о-о! Всё, я ушла!»

«Вечером я звоню. Целую твой животик».

Краснеющий смайлик.

«И ниже. Ниже. Ниже. Там, где ты самая сладкая, самая горячая, самая влажная».

«Савицкий!»

«Хочешь, пришлю фото, чтобы ты не скучала?»

Смайлик с выпученными глазами, краснеющий и стесняющийся.

«Солнышко, ты о чем? Я совсем не об этом. Это я тебе в натуральном виде покажу, надеюсь, скоро, но, как ты понимаешь, мне очень и очень нравится ход твоих мыслей, моя испорченная девочка».

Алекс делает селфи и отправляет.

«Это ты меня испортил!»

«И я рад этому. Но надеюсь, что это только начало. И весь процесс твоей дальнейшей порчи будет очень и очень страстным, развратным и до безобразия откровенным».

«Ты выглядишь усталым, Саш».

«Как только ты засопишь рядом с моей подмышкой, я стану выглядеть значительно лучше».

«Мне пора, Саш».

Грустный смайлик.

«До вечера, малышка. Люблю тебя».

Катя отключилась.

Алекс посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Нужно пойти поработать. Он не занимался делами уже два месяца. А это чревато для бизнеса. Набрал номер.

— Ксения Викторовна, в течение часа перешлите мне на почту все отчеты за последние три месяца. Да, по всем холдингам и компаниям. Жду. И котировки наших акций на фондовых биржах.

Сходил в душ. Переписка с Катей его здорово распалила. И до самого вечера работал, легко войдя в привычный для него рабочий ритм.

Без пяти семь телефон завибрировал. Алекс взял трубку. Улыбнулся, представляя, как она вытирает влажные ладошки, ожидая, когда он возьмёт трубку.

Экран засветился мягким светом. Он включил камеру.

— Катя! Ты где? — Ему стало страшно. — Катя, что случилось?

Её лицо. Бледное, с синяками под глазами. Белые стены с системой подачи кислорода.

— Саш, не волнуйся. У меня всё в порядке. — тихо говорит она, облизывая губы.

— Катя? Ты…

Он почувствовал, как дрогнул его голос.

— Нет, — она улыбнулась. — Я никогда бы этого не сделала.

Он выдохнул и, закрыв глаза, сдавил переносицу.

Вопрос с беременностью только что был окончательно закрыт. Она приняла то, что он знает о ней.

— Не пугай меня так, родная.

— У нас правда всё хорошо.

Как же это здорово звучит: «У нас». Алекс улыбнулся.

— А теперь живо рассказывай, почему ты оказалась в больнице?

— Я порезалась.

— Катерина, это как нужно было порезаться, чтобы угодить в больницу?

Она показала руки, перевязанные от запястий до локтя.

— Твою мать! Малыш, тебя вообще нельзя ни на минуту оставлять одну! Ты что, с аллигаторами сражалась?

— Нет. — она улыбнулась. — Всего лишь с окном.

— Я привяжу тебя к себе, чтобы быть спокойным. А ещё лучше, не выпущу тебя из кровати.

Она покраснела и заправила за ухо прядь волос.

— Саш, я тут подумала… — она замялась, и он увидел, как задрожали её пальцы.

— Да?

— Я решила… Ну вот тут подумала и решила… — она замолчала и отвернулась.

— Катя?

— Саш, не надо тебе разводиться. — она шумно выдохнула. — Я могу просто быть в твоей жизни, вот так, как сейчас.

— Солнышко, — Алекс сглотнул, чувствуя прилив и нежности, и злости, и раздражения, и любви, и желания её придушить одновременно. — Откуда в твоей голове берутся такие умопомрачительные мысли?

— Так будет лучше, Саш. — прошептала она.

— Давай раз и навсегда поставим точку в этом вопросе. Во-первых, мой развод с женой — дело решённое, и, честно говоря, ты к нему не имеешь никакого отношения, так как с самого начала это было самым идиотским решением в моей жизни. Во-вторых, я никогда не оскорблю любимую женщину предложением стать моей любовницей. Это понятно?

Она кивнула.

— И в-третьих, я никогда не позволю своему ребенку расти без отца. Кстати, Лариса подписала все бумаги, и завтра я заканчиваю тут дела. Поэтому, Катюш, будь хорошей девочкой и пришли мне этот долбанный адрес, где ты живёшь! Я уже не могу без тебя. Я хочу тебя во всех смыслах этого слова, хочу навсегда. Мы и так потеряли много времени.

— Саша, — её голос стал серьезным. — Я ещё раз говорю, что ты ошибаешься. Возможно, я просто похожа на девушку, о которой ты говоришь, но это не я. Мы никогда не знали друг друга. Я правда тебя не знаю.

— Может, ты просто меня не помнишь, родная?

— Нет! Я бы не смогла тебя забыть!

— Тогда скажи мне, пожалуйста, откуда я знаю, что на букве «А» выгравировано «Ты моя навсегда»?

Она задышала, шумно втягивая носом воздух. Зрачки расширились.

— Ты не можешь этого знать! — прошептала она.

— Я не мог бы этого знать, — тихо сказал он, — если бы не я выгравировал эти слова. Ты моя навсегда, Катюша. Ты всегда была моей. Кстати, Ираида перенесла встречу на десятое. Я выясню всё, что с тобой произошло.

— Саш, давай просто оставим всё в прошлом. — Катя сглотнула.

— Нет, родная, я не позволю никаким демонам прошлого стоять между нами. Завтра я вылетаю. Пришли мне адрес.

Она отвернулась.

— Катя? Солнышко, ну пойми ты, наконец. Я всё равно тебя найду, или ты сама сдашься. Скоро ночь, ты готова к тому, что я опять приду к тебе? И как ты сказала? Буду брать тебя по-всякому? А потом это будешь делать со мной ты. Ты будешь брать меня по-всякому. Пока мы потные и обессиленные не упадем на влажные простыни. Но даже тогда я всё ещё буду находиться в тебе.

Она покраснела вся, даже милые розовые ушки стали красными.

— Прекрати, Саша. — прошептала она

— Никогда. Кстати, — он стал серьезным, — Ираида с тобой?

— Мама рядом.

— Надеюсь, не настолько рядом, чтобы слышать наш разговор, родная?

Катя улыбнулась.

— Передавай привет. Скоро мы будем вместе, Катюша. Я тебе обещаю.

Он поднял руку и провел по экрану.

— Екатерина Владимировна. Вы готовы?

Он увидел, как она подняла голову и кивнула.

— Скажи мне, — тихо попросил он, — скажи мне это.

— Я люблю тебя, — прошептала она и отключилась.

Алекс встал и вышел на террасу. Он помассировал затекшую шею и несколько раз глубоко вздохнул. Город уже съели сумерки. Воздух был влажным и соленым, со сладким ароматом гибискуса. Мир наполнился стрекотанием цикад и сверчков. Море тихо, маленькими волнами, накатывало на прибрежный песок и с шорохом отступало.

Алекс закурил. Вернулся в комнату и налил коньяк, рассчитывая на то, что алкоголь даст ему уснуть, и желание не поднимет его опять ночью в состоянии болезненной и чертовски неприятной эрекции.

Телефон завибрировал. Ксю.

— Да? Что ты нашла? Этого не может быть. От какого числа, можно выяснить? Октябрь десятого года? Ты уверена? Перешли мне.

Отбой. Телефон мигнул. Ксю отправила файл. Алекс его открыл. Легкая волна прошла по его телу. Он был уверен, не осталось ничего, кроме этого браслета, что послужило бы доказательством того, что они с Катей когда-то знали друг друга. Но, как обычно говорила Ксю: «Все, что попадает в сеть, остается там навсегда».

Он открыл фото, сделанное в октябре месяце, за месяц до Катиного дня рождения. Небольшой коллаж из четырех фотографий. Они тогда не пошли в школу, а уехали в Павловск. И бродили весь день по осеннему парку. Сашка тогда попросил прохожего их сфотографировать. У Катюшки на голове был венок из разноцветных кленовых листьев. И он целовал её в нос. Она улыбалась. Алекс вспомнил этот день так же ясно, как если бы он был вчера.

Он вспомнил, как они целовались. Катя стояла, облокотившись на ствол старой липы, а он целовал ей в губы, слегка касаясь их своими сухими, обветренными губами. Вот это фото. Алекс тут же почувствовал напряжение в паху.

А вот на последнем фото они пьют горячий глинтвейн, глядя друг на друга влюбленными глазами. Он помнил, как долго ему пришлось уговаривать продавщицу продать ему два бумажных стаканчика с горячим, одуряюще пахнущим напитком, разбавленным красным вином.

Он сделал два больших глотка. И написал сообщение:

«Родная, если у нас не было прошлого, тогда откуда эти воспоминания?»

Он прикрепил файлом фото, пересланное Ксю.

Не прошло и пары секунд, как телефон завибрировал.