Сашка курит одну за одной, стоя у окна. Его опять нет! Вместо его тепла пустота и холод.
— Кать. — Ларка протягивает руку и накрывает мою ладонь. — Ну как вы? Как Сашка? Я скучаю по нему.
Она улыбается и вздрагивает.
— Странно, когда он был рядом, я ничего, — хриплый шёпот, — ничего к нему не чувствовала. Так, помеха. А сейчас… Как подумаю, сердце разрывается от боли и вины. Женька сказал, что…
— Не надо, Ларис.
Сашка оборачивается и смотрит на неё. Во взгляде усталость и растерянность.
— Ты можешь забрать его в любое время, но, как ты понимаешь, я всё равно останусь в его жизни. Он и мой сын.
— Спасибо. — Она встаёт, обхватывая себя руками. — Я не могу её видеть, Кать! Она виновата во всём! Из-за неё в нашей жизни всё кувырком! Почему она не сказала! Столько ошибок!
Она закрыла лицо руками и расплакалась.
— Не хочу! Не хочу, не хочу! — кричала она.
— Прекрати! — сухой Сашкин окрик.
Истерика заканчивается мгновенно.
— Это не дело личных отношений, это дело наших жизней и будущего! Взяла себя в руки!
— Сволочь ты, Савицкий! — шикнула Ларка, вытирая слезы. — Как ты с ним живёшь, Кать?
— Никак. — Хмыкаю я. — От скандала до скандала.
— Я запомнил. — Зло бросает Сашка.
Через полчаса Ларка укатила после звонка Троянова: у Маруськи поднялась температура.
Мы остались одни. Странное чувство неловкости, как трещина между нами. И он, и я её чувствуем. Такого не было никогда, и что с этим делать…
— К чёрту! — Сашка разворачивается и подходит ко мне, садится на корточки и берёт мои холодные ладони в руки. — Не смей! Слышишь, никогда не смей этого делать!
Я даже не понимаю, о чём он говорит. Поднимаю на него удивлённые глаза.
— Невероятно! — смеётся он. — Это невероятно, Кать. Ты даже не понимаешь, что транслируешь себя в прямой эфир, заставляя меня чувствовать то, что чувствуешь ты! Лариска свихнулась на мне из-за тебя! Пока ты её не отпустила. Паучок ты мой. Твоя паутина бесконечна, и мне из неё уже точно не выпутаться. Поэтому давай прекращай мне транслировать свои обиды и неуверенность. Нет никаких трещин и иже с ними. Иди сюда, котенок.
Его руки везде, его губы и он сам. Всё неважно, малозначимо. Просто не существует. Все сложности я оставлю на завтра. А сегодня только он, только мы. Снова и снова, бесконечно нежно. До утра. Пока первые лучи рассветного солнца не проникли в дом, не легли на его лицо.
Он застонал и повернулся на бок, прижимая меня к себе. Тело сладко ныло, пульсировала каждая клеточка.
— Ммм. — Он уткнулся носом в шею, жадно втягивая мой запах, слизывая солёный пот с кожи. — Ты сладкая. — Шепчет Сашка.
— Не придумывай! — Шиплю я. — От меня несет потом и…
— Мной. — Хмыкает он. — Ты пахнешь мной, котенок. И это самый чудесный запах на свете. Любимая женщина должна пахнуть своим мужчиной, особенно с утра. И мне кажется, этот запах самое время обновить и усилить.
Его рука скользит вниз, лаская кожу бедра круговыми движениями, разводит мои ноги, закидывая одну на свои бедра, рука тут же устремляется к нежным складочкам, ласкает их, поглаживает, пальцы ныряют внутрь.
— Сладкая, горячая, — срывающимся голосом шепчет он в ухо, — моя.
— Сааааш, — стон срывается с губ, тело выгибается, раскрывается перед ним. — Пожалуйста, Саш!
— Покажи, как ты меня хочешь, Катюш. — Его язык проходит по шее вдоль позвонков. — Катя…
Я вздрогнула от того, что он мне транслировал. Нееет, так нельзя! Это невозможно! Это только в плохих фильмах показывают.
— Шестью шесть — тридцать шесть. — Прозвучало в моей голове.
И в ту же секунду он ворвался в меня, глубоко и мощно. Я вскрикнула и развела ноги ещё сильнее, впечатываясь ягодицами в его пах. Его ладони обхватили мою грудь, слегка сжимая соски, лаская. На что они тут же ответили белыми каплями молока. Я попыталась отвести его руки, смущаясь реакции своего тела на его прикосновения, но Сашка рыкнул, вышел из моего лона и перевернул меня на спину, нависая надо мною.
— Никогда не смей этого делать, слышишь? — Срывающимся от желания голосом цедит он. — Ничего запретного, ничего постыдного, никогда! Поняла меня? Ты — часть меня, котенок. И я хочу твою чёртову таблицу умножения. — Улыбнулся муж. — Но сначала я попробую то, от чего так кайфует Манька.
Его глаза стали чёрными, черты лица заострились, вены вздулись на руках и шее от сдерживаемого желания.
— Не двигайся, котёнок, я прошу тебя. Дай мне.
Я застонала и откинула голову, выгибаясь навстречу его жадному рту.
Его губы обхватили тугую вишенку соска. Их цвет изменился, стал тёмно-вишнёвым, почти коричневым, как дорогой бельгийский шоколад. Он провёл языком по самому пику и резко втянул его в рот, чувствуя, как в нёбо ударила тугая струя молока. Его движения стали жадными, требовательными, а по моему телу расползался жар, жидкими лепестками пламени, поглощая меня, накрывая блаженством.
— Саша! — Руки вцепились в волосы, прижимая его голову к груди. — Пожалуйста! Сейчас!
Не отрывая рта от моей груди, он развел мне бедра и ворвался в тугой жар лона. Взрыв в сотни, тысячи мегатонн, новая вселенная. Дикими, безумными толчками он входит в меня и одновременно… Господи, разве такое возможно? Разве такое можно пережить? Тугие струи молока бьют ему в рот, и он его пьет, рыча от удовольствия. Волны сотрясают моё тело одна за другой, ввергая в бесконечное блаженство. И его голос где-то на краю вселенной:
— Ты моя душа. Люблю тебя.
Моё тело еще долго дрожало. По нему то и дело пробегали спазмы, заставляющие пальчики сжиматься, а меня тихо постанывать.
— Саш… — прошептала я срывающимся голосом.
— Ммм?
— Ты знаешь… Я тут подумала… — взгляд опущен вниз.
Я с предельным вниманием и сосредоточенностью изучаю свои пальцы, прекрасно понимая, что сейчас от него услышу.
Сашка хмыкнул, приоткрыл глаз и скосил его в мою сторону.
— Что, позволь? — улыбнулся он, — Ты опять занялась этим муторным делом, Катюш?
Я вскинула голову и, глянув в его глаза, хлопнула мужа ладошкой по груди.
— Прекрати!
— Ну разве я не прав, котенок? Если провести анализ твоей жизни за последние девять месяцев, то единственное правильно принятое тобой решение было в самом начале нашего повторного знакомства, а именно в ночь с шестого на седьмое июля. Всё! На этом аттракцион генерации здравых мыслей у мадам Савицкой был торжественно закрыт.
— И какое? — улыбнулась я, прекрасно понимая, о чём он говорит.
— То самое! — смеётся Алекс.
В тишине раздаётся трель Сашкиного телефона.
— Не бери, — я стараюсь перехватить его руку, чувствуя липкий страх. — Саш!
Но он уже протянул руку и принял звонок.
— Да, Володя? Что? — он резко встал. — Когда? Едем!
Отбой. Он поворачивается ко мне и говорит.
— Собирайся. Маруся.