Джемс Кук

ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ФЕВРАЛЯ

Оугигей (Owhyhee) — один из больших островов архипелага Сэндвичевых. Глубоким полукругом врезалась бухта Каракакуа. С двух концов низкие мысы. Северный — плоский и голый. На нем хижины туземцев. Поселение Коуроуа. Дальше в бухте за высокими скалами, недоступными с моря, роща кокосовых пальм, рядом с ней другое большое селение Какуа. Южный мыс поднимается возделанными полями и пальмовыми рощами в глубь острова. В рощах — хижины туземцев. Рифы черного коралла тянутся по краю всего берега бухты. В сильный прибой не подойти. Только против Какуа берег плоский, песчаный. На нем с одной стороны Мораи — кладбище, с другой — колодезь с пресной водой.

Корабли стали против северного мыса. Вожди туземцев явились на «Решимость» и оставались около Кука, выражая ему знаки всяческого уважения. Они привезли с собой старого жреца Коаа, маленького и худого, со слезящимися, больными глазами и сморщенным телом, покрытым нарывами и гноящимися язвами. Старикашка, согнувшись в почтительном поклоне, подошел к Куку и набросил ему на плечи красную материю, потом, бормоча молитву, положил к его Фогам поросенка. Эта церемония удивила Кука: красная материя и поросенок подносились туземцами изображениям богов. Когда вечером Кук с Кингом и Бейли сошли на берег, впереди них шли четыре человека, державшие в руках палочки с пучками собачьей шерсти и выкрикивавшие одну и ту же фразу, где слово «Ороно» звучало громче других. Толпа туземцев быстро рассеивалась, и только несколько человек у хижин падали ничком на землю и лежали, неподвижно распростершись. Выдумка старого жреца, по каким-то непонятным соображениям обожествившего Кука, окрестившего его именем бога, была принята туземцами всерьез. Ороно — высшее существо, приплывшее на таинственных, крылатых пирогах из страны богов, торжественно шествовало по их земле, предшествуемое слугами мораи. Священные палочки, знак табу — строгого запрета богов, преступить который значит умереть. Табу закрывает вход к алтарям мораи, запрещает, пищу, окружает море и землю, и тогда ни один человек не может оставаться на этом месте. Табу — древний закон богов, ведомый только жрецам, говорящим с богами.

Коаа встретил Кука и повел его в мораи. Там другие жрецы окружили их и запели хером. В глубине полукругом стояли двенадцать деревянных чурбанов. Грубо высеченные человеческие лица скалились кривыми улыбками. Перед ними высокий помост, как в таитянских храмах. Как и там, на нем разложившаяся свиная туша, прикрытая сахарным тростником, и кокосовые орехи, бананы и плоды хлебного дерева. Коаа подвел Кука под помост и снова долго шамкал беззубым ртом слова непонятной молитвы. Потом предложил Куку вместе с ним и другим жрецом войти на помост. Там жрецы долго пели то вместе, то каждый отдельно.

Странно было глядеть спутникам Кука на своего капитана, завернутого в красную материю, стоявшего на этом полусгнившем эшафоте между двумя полуголыми дикими людьми, тянувшими хриплый словно похоронный напев. Кук терпеливо и послушно исполнял ритуал и, сойдя с помоста по указанию Коаа, лег лицом к земле перед средним истуканом и затем, поднявшись, поцеловал его. Началось угощение. Также покорно Кук позволил жрецу тереть себе лицо, затылок, руки и плечи косточкой кокосового ореха, разжеванной стариком и завернутой в тряпочку. И только, когда Коаа протянул к нему свою грязную, покрытую язвами руку, чтобы положить ему в рот кусочек жареной свинины, Кук не мог превозмочь отвращения. Взглянув на протянутые к нему сальные пальца, за полчаса до этого касавшиеся помоста с гнилой тушей, он отказывался есть. Коаа, истолковав это по-своему, взял кусок в рот и, разжевав, предложил снова. Кук не вытерпел и под всякими предлогами дал понять, что ему надо скорей вериться к себе на корабль. С теми же почестями его проводили до лодки. Эта странная и мучительная прогулка радовала Кука одним: туземцы были настроены дружественно.

Несомненно, что жрецы и вожди, встретившие Кука с таким почетом, даже если это имело какой-нибудь скрытый политический смысл в связи с их местными делами и какими-то выгодами, то все равно, был ли Кук для них действительно полубог, обещанный преданиями, или просто удобное лицо для обманывания толпы, он был нужен им в обоих случаях и лично против него они ничего не должны были иметь и не имели, как показало все дальнейшее их поведение.

Довольный приемом, «бог» занялся своими обычными домашними работами, починкой мачт и парусов и новым способом засола свинины.

Туземцы, с утра до вечера вертевшиеся вокруг корабля торгуя и просто глазея, не раз видели Кука за самыми обыкновенными делами, но это не мешало им благоговейно бросать весла и падать на дно пирог, когда он ехал в сопровождении жреца, или к его ногам каждый раз, как он проходил по берегу. Жрецы наложили табу на лагерь англичан, расположившийся рядом с кладбищем и домом жрецов, и любопытные только из-за изгороди с воткнутыми на ней священными палочками разглядывали астрономические приборы, палатки солдат и работавших плотников. Жрецы приглашали Кука к себе в дом и угощали, вожди подносили свиней, кокосы, бананы… «В этих случаях, — пишет Кинг, ведший дневник после Кука, низшие вожди часто спрашивали у нас позволения принести дар Ороно; когда они получали разрешение на это, у о подносили свинью с видом, изъявляющим застенчивость и страх»…

Через несколько дней бухта внезапно опустела, корабли оказались без обычного продовольствия. Оказалось, что на нее наложен табу в виду приезда царя. Некоторые из туземцев пытались нарушить запрет. С «Решимости» было видно, как один из вождей возвращал отплывавших. С корабля дали выстрел из ружья, и тотчас положение было восстановлено: туземцы привезли продовольствие. Вслед за ними явился и сам царь Терреобу, скромно подплывший на пироге с женой и детьми. Осмотрев корабли, он вернулся на берег в селение Коуроуа.

Но на следующий день начались очередные церемонии. Терреобу выехал в торжественном сопровождении разукрашенных пирог. На первой ехал он сам с вождями. На всех были высокие каски и плащи из перьев. В руках — длинные копья и кинжалы. На второй — жрецы, окруженные гигантскими, сплетенными из прутьев, идолами, завернутыми в красные материи и утыканными разноцветными перышками. Сверкали на солнце глаза — перламутровые круги с черным орехом посредине, и гримасничали огромные рты двумя рядами собачьих зубов. Третья пирога была завалена грудой свиных туш и плодов. Жрецы торжественно пели. Объехав вокруг кораблей, процессия направилась к берегу, где был лагерь англичан.

Кук поехал вслед за ними и пригласил царя в палатку. Там начался обряд встречи, и Куку снова пришлось подвергнуться длиннейшему ритуалу. Терреобу надел на него свой плащ, каску из перьев и в руки дал причудливый, пестрый веер. По земле у ног капитана протянулись дорогие плащи и легли четыре свиньи, сахарный тростник, кокосовые орехи и плоды хлебных деревьев. Царь обменялся с ним именем — знак самой верной дружбы у островитян. Тихого океана. Затем длинной вереницей шли жрецы. За ними слуги вели живых свиней, несли бананы и другие фрукты. Главный жрец окутал тело Кука красной материей и преподнес поросенка. Начались молитвы то порознь, то хором, скучные и длинные.

Куку было приятно лишний раз убедиться в хорошем расположении к нему туземцев. За много лет путешествий первый раз он испытывал такое спокойствие и уверенность в мирных намерениях островитян.

Все последующие дни поведение островитян оставалось тем же. Они гостеприимно принимали офицеров, сходивших на берег, угощали их и развлекали, как могли. Капитан Клэрк был принят царем с не меньшей торжественностью, чем Кук. Туземцы устроилидаже в честь англичан большое празднество. Кулачные бои длились целый вечер в присутствии громадной толпы.

Кук старался, как мог, не оставаться в долгу. Он делал всяческие подарки Терреебу и его приближенным и приказывал пускать фейерверки для развлечения туземцев.

Не перечислить всех мелких услуг, оказанных Куку и его спутникам жрецами и (вождями острова… В. последний день, когда капитан объявил о своем отъезде, пироги с ворохами продовольствия окружили корабли, и казалось, что туземцы допили отдать все, что у них было, лишь бы удовлетворить своих гостей. Терреобу от себя безвозмездно подарил Куку целую уйму свиней, плодов и материй и жрецы устроили торжественные проводы Ороно с разукрашенными пирогами, пением и подношениями.

Шестнадцать дней, проведенных в бухте Каракакуа заканчивались, как и начались, полным успехом многолетней работы, неопровержимым доказательством всех утверждений. Куку казалось что он отплывает от Оугигея победителем не только над дикими племенами туземцев, но и над своими лондонскими врагами, точившими перья у письменных столов чтобы в тупых трактатах оспаривать и осмеивать «выскочку-капитана».

Стоянка в Каракакуа затянулась. Кук не хотел терять времени: надо было объехать и исследовать другие острова архипелага и найти другую бухту, лучше защищенную, которая могла бы служить надежной, основной базой мореплавателям. При всех своих достоинствах остров Оугигей не обладал достаточным количеством леса для заготовки дров, и маленький колодезь не мог, как следует, снабдить пресной водой. За день до отъезда пришлось снять на дрова изгородь кладбища, и хорошо, что ни жрецы, ни народ не препятствовали этому. Они могли счесть это за кощунство, за оскорбление святыни, и тогда сразу нарушились бы хорошие отношения. Пожалуй, только на Оупигее и можно было позволить себе эту неосторожность. Да и запасы жителей не были так велики. Не даром они в последние дни похлопывали по растолстевшим. животам матросов и недвусмысленно намекали, что хорошо откормили чужеземцев и не пора ли им ехать к себе домой. По тому, что смогли понять англичане, островитяне были убеждены, что корабли приплыли из страны, пораженной голодом, чем и объясняли худобу матросов. Вообще, трудно было решить, что делалось в этих первобытных головах и какая путаница понятий крутилась в их сознании, одурманенном религиозными верованиями и одураченном политическими ухищрениями высшего класса правителей.

Выход в море оказался неудачным. Сперва наступил штиль, задержавший корабли на двое суток. Затем показавшаяся на следующий день бухта, прельщавшая виднеющимися ручьями и хорошо защищенная, оказалась непригодной для стоянки. Сильнейший ветер с берега заставил лечь в дрейф и раскидал провожавшие пироги. Шли тучи, надвигалась гроза. Ночью разразилась буря. На «Решимости» затрещали мачты, наскоро поставленные в Америк. Брамстеньга рухнула, и надо было во что бы то ни стало скорей искать место, чтоб стать на якорь и чиниться. Итти в таком виде дальше было невозможно.

Кук должен был немедленно решиться на одно из двух: или продолжать путь с риском не найти бухты, или вернуться в Каракаса.

Все говорило за возвращение, и Куку не оставалось ничего больше, как вести корабля обратно в Каракакуа. Сильное течение относило к северу. Двое суток «Решимость» лавировала, рискуя налететь на рифы, то приближаясь, то отходя от берега. Буря угнала «Открытие». Раскаты грома и вой бури заглушали пушки. Только на третий день небо очистилось, ветер утих и корабли, найдя друг друга, вошли в бухту и стали на якорь почти на прежнем месте.

Поврежденную мачту и паруса свезли на берег, где при помощи всё тех же жрецов с их магическими палочками запретили вход за изгородь лагеря, и лейтенант Кинг с капралом и шестью солдатами разбили лагерь и стали охранять рабочих.

Первое, что бросилось в глаза англичанам, это была полнейшая} пустота бухты. Изредка вдоль берега пробиралась одна или две пироги от одного селения к другому. Ни прежней встречи, ни восторженной толпы, никакой радости увидеть вернувшихся. Жрецы объяснили это отъездом царя, «наложившего табу на бухту. Почему? Ни Кук, ни его спутники не верили, в искренность этих объяснений. Некоторые из офицеров с первого же дня отнеслись подозрительно к такому поведению туземцев. Кук не, хотел верить их опасениям, хотя сам видел, что произошла какая-то перемена, но в чем она заключалась и почему островитяне не встретили его, как раньше, он не понимал. Те немногие люди, с которыми удалось разговаривать, выказывали удивление по поводу возвращения кораблей и никакие разъяснения англичан не могли убедить их в вынужденной остановке снова в Каракакуа. Однако все эти тревожные признаки рассеялись на следующий же день, когда вернулся Терреобу и опять разрешил обмен… «Сколь трудно, — пишет Кинг, — делать бесспорные выводы из действий племени, обычаи и наречие коих известны несовершенно… Затруднения, может быть, мало заметные на первый взгляд, встречаемые теми, кои должны определять шаги свои в положении, подобному нашему, в коем ошибка самая малая может повлечь за собою последствия самые роковые…»

Офицер, посланный с отрядом, чтобы запастись водой, пришел к Кингу с просьбой помочь ему, так как у колодца собралось несколько человек вождей, запрещающих нанятым им туземцам помогать матросам катить бочки… Офицер уверял, что поведение вождей чрезвычайно подозрительно, и ему кажется, что они могут насильно не позволить брать воду. Кинг отправил с офицером одного солдата с ружьем и шпагой. Вскоре офицер вернулся снова и рассказал, что туземцы вооружились камнями и держат себя вызывающе. Тогда Кинг решил сам отправиться к колодцу, захватив с собой еще одного солдата. Завидев его, туземцы тотчас побросали камни и после переговоров Кинга с одним из вождей разошлись. Работа возобновилась.

В это время Кук съехал на берег и, узнав от Кинга о случившемся, приказал стрелять во всякого, препятствующего работам. Лейтенант тотчас приказал капралу зарядить пулями ружья часовых.

Наступил вечер. Пустая бухта и пустой берег притаились в тревожном молчании. Набегавший прибой тихо плескался о скалы. Силуэты кораблей покачивались на стали воды. От кладбища долетали удары топоров. Кук и Кинг шли молча к лагерю. Лейтенант хорошо знал командира. За годы плаваний изучил малейшие признаки недовольства, беспокойства, приступы вспыльчивости. По вдруг засутулившейся спине, по сдвинутым густым бровям, по неуловимой на первый взгляд резкости движений этого широкоплечего, всегда спокойного человека он угадывал тщательно скрываемое волнение. По всему было видно, что капитан сильно обеспокоен происходящим, и какая-то тревожная мысль теребит его, не давая покоя. Резкость приказа о стрельбе подтверждала предположения. Кук проверил работу плотников, зашел в дом, где чинили паруса, повторил приказ о перезарядке ружей.

Прошло не более получаса, как со стороны моря послышалась трескотня мушкетов. Стреляли с «Открытия». От корабля быстро уходила пирога. Огонь был по ней. За пирогой шла лодка с корабля, явно догоняла воров. Кук быстро зашагал к берегу. Лейтенанту приказал выслать вооруженных людей в лодке наперерез пироге. Через полминуты Кук и Кинг бежали по берегу, торопясь к месту высадки туземцев. Приходилось бежать, огибая прибрежные камни, теряя время. Туземцы успели удрать. Пустая пирога болталась у берега. Не зная, что лодка с «Открытия» уже отобрала украденное, Кук бросился по следам убежавших. Увлекшись погоней, он был уже в трех милях от лагеря, когда сообразил, что наступает ночь (и неосторожно бежать дальше.Попадавшиеся туземцы указывали дорогу беглецов, но Кук знал, что верить им в таких случаях нельзя и вернулся на берег.

Там ожидала новая неприятность. Оказалось, что офицер с «Открытия», отобравший украденные вещи, возвращаясь к кораблю, увидел бегущего Кука и решил, что должен захватить уплывшую пирогу. Когда же он хотел исполнить свое намерение, появился один из вождей туземцев, объявивший, что пирога принадлежит ему и что он ее не отдаст. В это время подошла посланная Кингом лодка с солдатами, и спор разгорелся. Один из солдат ударил вождя веслом по голове, свалив на землю. Сбежавшись, туземцы схватили камни и забросали солдат, которым пришлось вплавь скрыться за скалой. Туземцы бросились в лодку и начали растаскивать все, что в ней осталось. К счастью, пришедший в себя вождь прекратил воровство и вернул лодку и часть вещей, уверяя в своем миролюбии. Он казался огорченным случившимся и в испуге спрашивал, убьет ли его Ороно и может ли он завтра явиться на корабли? Его постарались уверить, что он будет прощен, и, успокоившись, он даже потерся носом о нос офицера, что по обычаям острова значило полное примирение и дружбу. Теперь он ушел обратно в селение.

Доклад расстроил Кука еще больше. Он ничего не сказал, хотя видно было, что еле сдерживал себя. Тем более при солдатах, озлобленных выходкой туземцев, не место было делать выговор не в меру прыткому офицеру. Кук со своим лейтенантом сел в лодку и приказал грести к «Решимости». Звездный шатер накрыл бухту, опрокинулся в глади воды. Змеились красноватые отсветы корабельных огней. Чернели взъерошенными чудовищами молчаливые скалы острова.

— Я очень боюсь, — тихо сказал Кук, — что островитяне принудят меня принять жестокие меры… — В голосе слышалась грусть и досада. — с Но, знаете, Кинг, ведь нельзя же допустить, чтобы они думали, будто взяли верх над нами?!.. — Голос звучал увереннее.

Вернувшись на борт, Кук приказал прогнать всех оставшихся там туземцев. Лейтенант Кинг проверил часы, отдал распоряжения младшим офицерам и вернулся на берег. В лагере он удвоил караулы. Предосторожность оказалась не лишней: часов в одиннадцать один из солдат заметил пятерых туземцев, ползущих вокруг кладбища. Услышав движение солдат, они скрылись в темноте. В полночь они появились снова, до один подполз совсем близко к палатке с астрономическими приборами. Часовой выстрелил. Туземцы разбежались.

Следующий день 14 февраля начался тревожно. С «Открытия» дали знать, что ночью туземцы сняли с буйка шлюпку и увели. Это известие вывело Кука из терпенья. Надо было решительно положить гонец наглости островитян. Если не принять мер тотчас, показать стою слабость» туземцы, окрыленные успехом, доведут свои выходки до вооруженного нападения и, затея настоящую войну, помешают работам, не дадут продовольствия. Надо немедленно вернуть шлюпку и строго наказать виновных. Он решился на меру, не раз испытанную им и на Новой Зеландии, и на островах Товарищества: взять заложниками царя и его сыновей. Если это удастся, шлюпка будет возвращена, воры выданы, и все быстро восстановится. Лишь бы Терреобу не удрал, напуганный происшедшим.

Клэрк продолжал болеть, и Куку одному пришлось приняться за это дело. Первым его распоряжением было задержать все пироги, которые попытаются уйти из бухты. Поперек бухты стали в ряд лодки с обоих кораблей с вооруженными командами. Артиллерии приказано стрелять по убегавшим.

Около восьми часов утра Кук, лейтенант морской пехоты Филипс и девять солдат сели в лодку. Кук держал в руках заряженное пулями ружье. Стоя в лодке, отдавал последние распоряжения оставшимся на «Решимости» и лейтенанту Кингу, приехавшему с утра. Необычное слышалось в голосе капитана, его маленькие глаза беспокойно блестели, во всех движениях угадывалось плохо сдерживаемое волнение. Торопясь, он не давал говорить, перебивая… «Последние приказания, полученные мною от него: успокоить туземцев, уверяя, что им не причинят никакого зла, не разделять мой маленький отряд и быть на чеку…» Кинг вернулся в лагерь. Лодка пошла к селению Коуроуа, где жил Терреобу.

Кук сигнализировал шлюпке «Решимости», стоявшей у северного мыса, итти за ним. Сойдя на берег вместе с Филипсом и солдатами он пошел в селение.

Встреча как будто была обычней»: туземцы падали ничком на землю и подносили поросят. Значит, никто не подозревал решения Кука. Вызвав сыновей царя, Кук попросил отвести его к Терреобу. Старик дремал на цыновке. Кук рассказал ему про воровство, дипломатично прибавив, что не считает его виновником кражи, и пригласил отправиться с ним на корабль. Терреобу не колебался ни минуты. Его сыновья сели в лодку и ждали отца, ковылявшего рядом с Куком. Несколько человек приближенных шли сзади. В это время в бухте раздались мушкетные выстрелы: матросы с лодок обстреливали уходившую пирогу.

Шедшая за царем старуха закричала, зовя одну из жен Терреобу — мать его двух сыновей. Та прибежала в слезах, бросилась к ногам старика, умоляя не ехать с чужеземцами. За ней следом пришли два вождя и тоже начали уговаривать не садиться в лодку и заставили Терреобу сесть на землю/ Напуганные выстрелами и расставленными в бухте вооруженными лодками, туземцы толпами стали сбегаться к царю, окружая англичан. Дело принимало неожиданный оборот.

Лейтенант Филипс спросил Кука, не лучше ли вывести солдат из толпы и расставить шагах в тридцати в боевом порядке у скал на берегу моря? Кук согласился. Толпа пропустила солдат, сомкнувшись снова вокруг Кука. Он принялся горячо уговаривать Терреобу итти за ним и даже было заставил его встать, но усиливающиеся вопли женщин, крики вождей, силой удерживающих царя, заставили Кука изменить свое решение. Он сказал Филипсу, что миром ничего не сделаешь, а проливать напрасно кровь он не хочет. Дрожащий от страха старикашка, плачущие женщины были ему жалки, а угрожающие выкрики в толпе не предвещали ничего хорошего. Он решил уйти и медленно пошел к берегу вместе с Филипсом. Толпа недовольно галдела.

Кук не оборачивался. Он не видел, как опрометью бежал с другой стороны берега туземец, как, расталкивая толпу, упал к ногам царя и рассказал, что чужеземцы с лодок только что убили одного из вождей, плывшего на пироге. Он не видел, как утащили Терреобу и в один миг все мужчины, отослав женщин и детей, оказались завернутыми в боевые цыновки и вооружились пиками и камнями. Только звук бегущие за ним шагов заставил Кука обернуться. Громадного роста туземец стоял перед ним, потрясая копьем и кинжалом. Он увидел налитые кровью глаза и рот, выплевывающий неистовые угрозы. Кук крикнул на него и выстрелил дробью, не пробившей цыновки. Камни полетели в солдат. Один из туземцев замахнулся кинжалом на Филипса, но был убит ударом ружейного приклада. Кук выстрелил и пулей свалил другого. Толпа с воплем ринулась на англичан. Солдаты и матросы с лодок встретили их залпами из мушкетов. Не испугавшись огня, озверелая толпа набросилась на солдат, не успевших зарядить ружей. Началась общая свалка.

Кук видел, как его солдаты падали под ударами кинжалов, другие бежали с лицами, облитыми кровью, и бросались в воду к лодкам, Видел, как туземец ударил Филипса кинжалом в спину, как лейтенант, стоя по колени в воде, обернулся и выстрелом из ружья убил нападавшего.

Кук подбежал к самой воде, махал руками матросам и кричал, силясь остановить стрельбу. Но навстречу его крикам продолжали бить залпы, кося за его спиной туземцев. Даже в эту последнюю минуту Кук пытался остановить кровопролитие. Один на берегу, он стоял между матросами и островитянами в беспощадной попытке примирения.

Удар в затылок, другой — в спину, третий… Рука выпустила ружье… Дикий, радостный вопль туземцев, смеющийся оскал зубов… Залп с лодок и раскат пушечного выстрела с корабля…

С лодок видели, как туземец ударил Кука копьем в голову и как капитан упал лицом в воду, как другие схватили его за ноги и поволокли к берегу, нанося удары кинжалами. Патроны были расстреляны, и лодкам пришлось отойти под прикрытием артиллерии, не подобрав убитых.

Отряд, оставшийся в лагере, кое-как отбился от нападения туземцев. Хладнокровие и умелая распорядительность Кинга, защищенность стенами кладбища спасли солдат. Пушечный выстрел с «Открытия» и ружейные залпы разогнали нападавших, ранив несколько человек.

В двенадцать часов у капитана Клэрка собрался совет офицеров. Мнения разделились. Кинг требовал немедленных строжайших — мер для наказания островитян. Он горячо доказывал, что проявление слабости повлечет худшие выступления и не даст закончить работы. Ужасная судьба командира и товарища должна быть отомщена. Ему возражали. Говорили, что жестокость только озлобит туземцев, что нельзя рисковать жизнью оставшихся немногочисленных солдат, что кораблям предстоит еще далекое путешествие на север и надо всеми мерами постараться восстановить мирные отношения с островитянами как для починок и пополнения запасов, так и для получения тела капкана. Клэрк встал на сторону возражавших, и было решено послать лейтенанта Кинга для переговоров с вождями.

Кинг отправился с вооруженной командой на двух лодках. Туземцы сначала сбежались на берег с оружием и камнями, но, увидев в руке офицера белый платок, побросали пики и кинжалы и вступили в переговоры. Лейтенант объявил им, что им не сделают никакого вреда, если они немедленно вернут тело Ороно. Один из вождей ответил на это, что тело разрезано на куски и роздано царю и высшим вождям, но что он тотчас пойдет к ним и передаст просьбу. Кинг прождал больше часа и наконец послал офицера на «Открытие» спросить распоряжений. Клэрк приказал немедленно вернуться. Кинг, пригрозив туземцам уничтожением селения, вернулся на «Решимость». В тот же день туда перешел капитан Клэру, заместивший Кука и сдавший командование «Открытием» лейтенантом Гору.

Наступила ночь. На «Решимости» царило уныние. Офицеры и матросы горевали об убитых. Кто мог заменить Кука?.. На корабле удвоили вахту и поставили часовых. В глубине острова пылали костры и доносились грустные стоны женщин. По-видимому жгли трупы убитых и своих, и чужих, взывали к мести богов, приготовляли им лакомый пир. В полночь часовой с кормы обстрелял подходившую пирогу. В ней оказались жрецы, потребовавшие свидания с Кингом (туземцы считали его сыном Кука). Они сказали, что главный жрец прислал (все, что осталось от битого Ороно. Остальное у Трреобу и вождей. Жрец получил для жертвоприношения часть тела и приказал вернуть чужеземцам. Вот она.

В тусклом свете фонаря жрец дрожащими руками развернул небольшой сверток материи. В нем лежало фунтов десять окровавленных клочков человеческого мяса… Смотревшие отпрянули в ужасе… «Возьми, — сказал жрец, протягивая сверток Кингу. Голос его дрожал. — Когда вернется Ороно? Что он сделает нам?»

Жрецы не захотели оставаться ночевать, объяснив, что приехали тайно от вождей и должны вернуться пока темно. Их успели расспросить о происходившем (на берегу. Они рассказали, что в первой схватке убито семнадцать туземцев и пять вождей, а у лагеря восемь, что Терреобу спрятался в пещере высокой скалы, что вожди злоумышляют против чужеземцев.

На следующее утро англичане тщетно ждали обещанного. Никто не явился на корабль, и только в подходивших пирогах туземцы держали себя вызывающе, потрясали оружием, выкрикивая угрозы.

Когда матросы заметили в руках одного из них шляпу Кука, которой туземец нагло, размахивал, явно издеваясь, они потребовали от капитана немедленного распоряжения расправиться с обидчиком. Клэрку пришлось уступить, и пушки смели пирогу и разогнали толпу по берегу. Удержать матросов уже нельзя было. Чувство мести, накопившейся обиды требовало выхода, и когда отряд, посланный за водой, снова подвергся нападению, матросы подожгли селение, разграбили хижины, отрубили двум туземцам головы, водрузив их с торжеством на мачты. Клэрк молчал, видя свою беспомощность. Но пожар оказал неожиданное действие: царь прислал просить мира. Ему ответили, что мир будет восстановлен, как только вернут останки Кука, и в конце дня торжественная процессия потянулась к берегу. Во главе ее шел один из вождей в длинном плаще из перьев, неся что-то завернутое в материю. Он взошел на скалу и начал делать знаки, прося выслать лодку. Кинг поехал за ним. Вождь привез сверток, покрытый плащом из черных и белых перьев.

«Мы нашли в нем кисти рук господина Кука, вполне целые, мы легко узнали их по широкому шраму, разделявшему большой палец от кисти; мы нашли также голову и кость пясти со снятым мясом (волосы были отрезаны, сняты с черепа и приделаны к ушам), нижней челюсти не было; мы нашли также кости обеих рук с висящей на них кожей предплечья, кости ног, но без ступней. Связки суставов были целы. Все, казалось, побывало на огне, исключая кистей рук, сохранивших мясо, но разрезанных в нескольких местах и наполненных солью, по всей видимости, чтобы они сохранились дольше. Часть волос была вырвана сзади, но не было заметно, чтобы череп был пробит»…

На следующее утро явился сын царя и принес оставшиеся кости, два «ствола ружья, сапоги и несколько мелких вещей. Он уверял, что Терреобу хочет мира, что всему виной некоторые вожди, люди которых и увели шлюпку, и что он не может вернуть костей убитых солдат, так как они унесены туземцами в глубь страны. Клэрк отослал посланных, прося наложения табу на бухту на одни сутки.

На «Решимости» застучали топоры и молотки. Плотники сколачивали гроб. На палубах выстроились матросы и солдаты обоих кораблей. Офицеры вынесли останки убитого, закрытые британским флагом. После установленной молитвы закрыли и забили гроб. Над замершей в знойной яркости дня бухтой пронесся раскат пушечного залпа. Барабаны ударили дробь. Покачиваясь на канатах с привешенным грузом, гроб опускался к воде. Через минуту море похоронило королевского капитана Джемса Кука.

На корабле воцарилась сосредоточенная тишина. Матросы разошлись молча, огорченные нелепой и тяжелой смертью начальника.

Офицерский совет решил немедленно уходить от острова, и в тот же день вечером (22 февраля) «Решимость» и «Открытие» вышли из бухты Каракакуа, взяв курс на север.