Дикая Омега

Глава 2

ТЭЙН

— Этот ебучий псих нас всех прикончит, Тэйн!

Голос Виски гулко разносится по Шато, пока мы возвращаемся после очередной миссии. Кровь всё ещё капает с его сломанного носа.

Это он первый придумал это название — Шато. Словно мы живём не в разваливающихся хозяйственных постройках, прижавшихся к горам на границе Пустошей, а в изысканном поместье. Хотя… лучше, чем «Дом Неудачников», как раньше называл это место Чума.

Виски у нас местный клоун — и как самый младший из Призраков, нашей стаи, связанной кровью и братством, он обычно самый расслабленный. Он ещё не успел ожесточиться. Но сегодня он в подвешенном состоянии, и я не могу сказать, что не понимаю его.

Он уже снял последнюю маску, которую стащил с поля боя как сомнительный трофей, обнажив синяк, который уже начал наливаться под одним из своих светло-карих глаз. Его распухший, сломанный, залитый кровью нос — единственное, что нарушает его раздражающе правильные черты лица. Даже в коротких, но всё равно растрёпанных каштановых волосах запёкшиеся брызги крови.

И нет, это не следы миссии — это последствия нашего «триумфа».

Я не уверен на счет правильности того, чтобы снять чертову футболку. Маску — ладно. Но футболку? Он всегда был чересчур горд своими пресловутыми «кубиками», хотя у него они самые менее заметные из всех нас. Последние месяцы миссии были относительно лёгкими, а сочной еды неожиданно много, и он даже не пытался её экономить. Иногда мне кажется, что само слово «рацион» противоречит его мировоззрению.

Хотя, возможно, это единственный моральный принцип, который у него вообще есть.

Чума, наш полевой медик, выступает вперёд:

— Сядь. Дай вправлю этот нос обратно, — произносит он сурово, голос приглушён маской. — Если, конечно, тебе нравится выглядеть как картина Пикассо.

Чума вообще не похож на врача. По крайней мере, на того, к которому ты бы добровольно пошёл. Его «манеры заботы» ничем не лучше. Но здесь, в Пустошах, он единственный, кто хоть как-то приближается к медицине. Его маска — та самая, благодаря которой он получил своё прозвище: чёрная кожаная маска чумного доктора под тёмным капюшоном, плавно переходящим в бронекевлар и кожу так же, как у всех пятерых из нас. Под маской — длинные чёрные волосы и бледное лицо с резкими чертами, отчего он выглядит не менее пугающе.

Кроме Призрака, только Чума носит маску даже вне миссий. Но у него причины совсем не такие, как у моего брата — единственного, кому действительно нужно её носить. Чума просто до ужаса боится заражения. Не смерти — смерти он смотрит в лицо без дрожи.

Именно заражения.

Из угла комнаты раздаётся тёмный смешок Валека. Обычно он носит капюшон палача поверх простой кожаной маски с двумя прорезями для глаз, за которыми — только тени. Сейчас маска лежит у него на коленях, обнажая его возмутительно выточенное лицо.

— Пусть срастается криво, — говорит он на своём густом вриссийском. — Нашему красавчику из-за океана полезно немного понизить самооценку.

— Иди нахуй, Валек, — огрызается Виски. — Вы знаете, что я прав. И перестанете ржать, когда в следующий раз он на вас устроит свой ядерный пиздец.

Я тяжело выдыхаю.

Призрак.

Мой брат не по крови, но по всему остальному. Наша непредсказуемая карта в смертельной колоде. Его приступы становятся всё чаще. Всё сильнее. Перед глазами до сих пор стоят кадры сегодняшней резни: как он рвал врагов, будто сам чёрт вылез из преисподней.

Для других — он чудовище.

Для меня — семья.

Это не в новинку. Его жутковатая, почти нечеловеческая способность убивать — именно то, благодаря чему мой отец пощадил его жизнь много лет назад. Но, как и атомные бомбы, стершие всё за тщательно охраняемыми границами Райнмиха, он — невероятно эффективное оружие, влияние которого почти невозможно контролировать.

— Он не хотел тебя ранить, — говорю я, снова переходя в режим «спасай репутацию Призрака». В последнее время я больше похож на его пиар-менеджера, чем на лидера самого опасного спецотряда под командованием Совета. — Если бы хотел — ты бы сдох.

— Это должно меня утешить?! — Виски почти визжит, голос звучит гнусаво из-за крови в ноздрях.

— Мне плевать, что ты чувствуешь, — прорычал я. — Ты знаешь, что нельзя лезть ему под руку, когда он в таком состоянии.

— «В таком состоянии?» — передразнивает он. — Ты говоришь так, будто он ребёнок, который истерит, а не семифутовый ебучий монстр, устроивший бойню!

Валек склоняет голову:

— Ты знаешь его точный рост?

— Что? — Виски поворачивается к нему. — И что это сейчас вообще значит?

— Просто странно, — отвечает Валек, разваливаясь на диване и закидывая грязный ботинок на стену — мы, конечно, полный рассадник варваров. — Я знаю, что у меня шесть и девять футов, а большие мальчики выше меня. Но чтобы прям точно…

— Я видел, как он стоял у холодильника, — вмешивается Чума, окончательно махнув рукой на попытки починить нос. — Холодильник — шесть футов. На нём были банки кофе, фут каждая. Он был примерно на полторы банки выше холодильника. Так что я бы сказал: семь и пять, семь и шесть максимум.

— Это что, блядь, задачка по математике? — орёт Виски.

— И всё равно это не так странно, как то, что ты его рост до дюйма знаешь, — не унимается Валек.

— Мы вообще не знаем его точный рост, — отзывается Чума своим тихим, раздражающе воспитанным северным акцентом. — У меня в его карте только группа крови. И то лишь потому, что я сам взял образец.

Мы все одновременно на него поворачиваемся.

— Как ты вообще умудрился взять у него кровь? — спрашиваю, и в ту же секунду понимаю, что нахрен не хочу знать ответа. Нет ни единого шанса, что Призрак добровольно согласился.

Хотя… Я как-то замечал Чуму возле своей кровати пару месяцев назад.

Хм.

— Да какая, блядь, разница?! Это вообще не по делу! — взрывается Виски. Он поворачивается ко мне, глаза сверкают вызовом, которого я ждал скорее от Валека, но не от него.

Похоже, всё зашло дальше, чем я думал.

— И какая же у тебя мысль, Виски? — спрашиваю ровно. — Пока что ты только ноешь как сучка.

Его глаза сужаются, и он подходит ближе, тыкая мне пальцем в лицо. В груди сразу поднимается альфовская ярость, но я умею её давить. В последнее время это даётся всё сложнее. Наверное, из-за клаустрофобии. Как бы ни была велика территория Шато — мы всё равно пять альф, запертые вместе, и только бесконечные миссии позволяют не разорвать друг друга.

— Мысль, — выплёвывает он горько, — в том, что ты — лидер этой шайки. А значит, этот псих — твоя ответственность.

— Следи за языком, — рычу я сквозь зубы, и в голосе прорывается рычание. Не то, что я позволяю себе использовать на своих альфах — тем более на членах моей Стаи — просто так. — Этот «псих» — мой брат.

— Тем более ты должен держать его в узде, — выплёвывает Виски.

Мы стоим нос к носу, уставившись друг на друга, и ни один не собирается отводить взгляд первым. И тут справа из ниоткуда вылетает чёрная перчатка — и, прежде чем я успеваю среагировать, Чума хватает Виски за сломанный нос и одним резким движением вправляет его назад.

Воздух разрывает фонтан крови, а младший солдат издаёт истошный вопль, хватаясь за лицо.

— Блядь! Это больно, ты психопат! — воет он.

— Проще, когда не ожидаешь, — спокойно отвечает Чума, как будто только что не сломал человеку лицо вторично. Он достаёт из кармана красный платок — как какой-нибудь старомодный джентльмен — и тщательно вытирает кровь со своих перчаток.

— Кстати, ты потолстел. И это не мышцы, — добавляет он, кивком указывая на голый торс Виски.

— Ты что несёшь, чувак?! Я набираю массу!

Чума хмыкает:

— Ну, масса-то масса, но замедлять тебя она будет. Да и ты у нас и без того не самый ловкий альфа, как показала сегодняшняя миссия.

Виски яростно разворачивается и уходит из основного зала, бормоча под нос целую подборку птичьих проклятий. Валек идёт следом, охотничьей походкой, и ржёт так, что аж стены дрожат. Он любит боль. Любую. Хотя предпочитает быть тем, кто её причиняет. Впрочем, учитывая, что он был настоящим серийным убийцей в коридоре смерти, пока Совет не забрал его в мою коллекцию психопатов — причинённого им зла более чем хватит.

Но для него подойдёт любая боль.

Своя. Чужая. Главное — интенсивная.

Чума задерживается. Складывает оставшиеся инструменты обратно в свою кожаную врачебную сумку. Это точно не стандартное армейское снаряжение.

У него свой образ, что уж.

— Спасибо, — бурчу я.

— За что? — спрашивает он невинно, даже не поднимая головы, аккуратно укладывая стеклянные флакончики с антисептиками в сумку. Звон стекла о стекло — неприятный, режущий по нервам.

— За то, что остановил меня от того, чтобы надрать пацану зад.

— Вот оно что, — говорит он абсолютно бесстрастно — и как всегда невозможно понять, это сарказм или он правда считает нас научными образцами.

Я вздыхаю, проводя рукой по своим растрёпанным каштановым волосам. Мне давно пора постричься, если не побриться наголо, но кому вообще есть дело до внешнего вида в этих горах? У нас нет военных регуляций здесь, за пределами цивилизации.

— Он ведь и правда не ошибается, — говорит Чума, не оборачиваясь. — Поведение Призрака становится… более нестабильным.

Я сжимаю челюсть. Мне неприятно слушать это от него не меньше, чем от Виски, но отмахнуться не могу.

— Ты считаешь, он опасен.

Большая пауза. Он застёгивает сумку и поворачивается ко мне лицом.

— Я не совсем честно выразился, когда сказал, что у меня нет данных по нему, — произносит он. — Он не проходил ни одного медосмотра за всё время службы, но у меня есть доступ к его личному делу. Насколько оно вообще существует у Совета. Если я правильно помню, его нашли одного в Пустошах в возрасте примерно двенадцати лет. И он тогда убил тринадцать вооружённых до зубов альф. Его собирались утилизировать… пока твой отец не вмешался.

Я сжимаю челюсть сильнее. Ни одно слово не ложь. Но Призрак — тема, на которую я не способен реагировать рационально.

— Вот и я так думал, — произносит Чума. — Значит, опасность — неизбежный факт.

— И что ты предлагаешь? — рявкаю. — Опасный он или нет — он спасал тебе жопу больше раз, чем я могу посчитать. И мою — тоже.

Чума медленно кивает.

— Он — оружие, — произносит он задумчиво. — Но любое оружие полезно ровно настолько, насколько ты можешь удержать его от того, чтобы оно обратилось против тебя.

Мой взгляд случайно цепляется за отражение в зеркале. Ну да. Вид у меня тот ещё. Глаза темнее обычного, почти чёрные. Губы в полуоскале. Несколько прядей волос слиплись от крови — явно на пользу образу это не идёт. Я выгляжу как первобытный дикарь.

На самом деле…

Это недалеко от истины.

— И дело не только в Призраке, — добавляет Чума, поднимая руки в жесте капитуляции. — Мы все на грани. Пять альф, запертые в горах, и ни один из нас не видел омегу уже много месяцев. Напряжение — естественно.

— Ага, сейчас же включу в расписание экскурсию в ближайший бордель, — сухо отвечаю я.

Чума фыркает.

— Ну, это бы не помешало.

Он разворачивается и уходит, а его последняя фраза продолжает крутиться у меня в голове. Он не ошибается. Ни про Призрака. Ни про остальных. Мы как коробка, набитая динамитом. Где каждый отдельный кусок ещё и курит, рискуя поджечь фитиль соседа. Рано или поздно что-то рванёт. И я не уверен, что хоть кто-то из нас — а уж тем более любой бедолага рядом — выживет, когда это случится.