— О… эта свеча пахнет «Файерболлом», — поддразниваю я, садясь на диван рядом с Линди и с радостью забирая у нее из рук спящего Гриффина. Этот малыш появился на свет на несколько недель раньше, чем все мы ожидали и возможно, я потеряла частичку своего сердца в день его рождения. Ему всего две недели, но думаю, что он мой новый любимый человек в этом мире.
— Эй, Злобный Близнец… Мы, непьющие, называем этот запах корицей, — передразнивает меня Каллен из другого конца комнаты.
Линди бросает в него подушку.
— Не знала, что ты так разбираешься в пряностях, потаскун.
— Неважно. Моя мама делала тосты с корицей. Я люблю корицу. Оставь меня в покое, — отбивается он.
— Осторожнее, Каллен, или я расскажу дедушке, почему ты опоздал на тренировку на прошлой неделе.
Грейс щелкает его по уху. Дядя или нет, но Каллен всего на неделю старше нас с Грейс, и мы росли все вместе. Мучить друг друга — это, по сути, наш язык любви.
Наша семья состоит как из кровных родственников, так и из друзей, которых мы выбрали в качестве родных. В общем, у нас полный беспорядок. Раздражающий беспорядок, но я бы не изменила это ни за что на свете.
— Ты бы не стала, — Каллен подтрунивает над Грейс, и она улыбается ему в ответ.
— Я скучала по тебе, Грейс. — провожу кончиком пальца по носику Гриффина и наслаждаюсь тем, как маленькие ручки сжимаются в кулачки.
Сегодня вечером мои друзья впервые собрались все месте с тех пор, как Грейс уехала в турне в начале года. Дела шли настолько хорошо, что его продлили, и она вернулась только вчера.
Через минуту вместе с Мэддоксом входит муж Линди, Истон, и несет столько коробок с пиццей, что ими можно накормить небольшую деревню.
— Ты взял…
— Да, принцесса. Я принес твою, с ананасами и ветчиной, — говорит Истон Линди, прежде чем она успевает закончить фразу, открывает эту коробку первой и протягивает ей кусочек.
— Чувак, тревога, — простонал Мэддокс. — Это чертовски отвратительно.
— Будь повежливее, — укоряет его Кензи, сестра Истона и одна из моих соседок по комнате.
Мэддокс поднимает бровь.
— Я думал, что закидоны с едой во время беременности должны прекращаться после рождения ребенка.
— А я думала, что ты достаточно умен, чтобы не задавать вопросов гормональной женщине. Похоже, мы все ошибаемся, — огрызается Бринли, другая моя соседка по комнате.
Грейс счастливо вздыхает.
— Да. По этому я и скучала.
Линди жила с Грейс, Кензи, Бринли и мной до того, как вышла замуж за Истона. К счастью для нас, она переехала всего на один этаж ниже, когда съехала.
— Перепалки? — спрашивает Кензи, и Грейс качает головой.
— Нет, быть здесь с семьей, не нужно узнавать обо всем через смс.
Она улыбается.
— Скучала даже по тебе, Мэддокс.
Она откидывает голову на спинку дивана и переводит взгляд на Безумца, который смотрит на нее сверху вниз и улыбается. Потому что именно такую реакцию Грейс получает от всех.
— Я хочу услышать обо всем.
Она тоскливо вздыхает.
Каллен стонет и Безумец дает ему подзатыльник.
Я смеюсь, а Грейс осторожно забирает у меня Гриффина.
— Каллен просто злится, что его поймали, когда он трахал ту модель прошлой ночью.
Мне нравится цепляться к Каллену. Он просто делает себя такой легкой мишенью.
— «Хроники Кройдона» хотят знать, ушел ли ты с рынка.
— Неважно.
Он бросает мне в лицо кусок пепперони.
— Ты рассказала Грейс о том, что тебя застали за траханьем парня из бара в «Уэст-Энде», Злобный Близнец?
— Эй!
Линди ловит пеперони и указывает на Каллена.
— Нельзя разбрасываться мясом рядом с ребенком.
— Профессиональный спортсмен, Линди. Пеперони вообще не приблизилась к Гриффину, — протестует Каллен.
Смущение смешивается с чертовски горячими воспоминаниями, когда я представляю себе ночь с Кроссом в «Уэст — Энде».
Этот мужчина фигурирует в каждых моих фантазиях с того дня два месяца назад.
Грейс смотрит на меня взволнованными глазами — зеркальным отражением моих собственных.
— Подожди. Отмотай назад. Она, должно быть, умолчала об этом.
Она подгибает ноги под себя на диване и оживляется, когда остальные девочки хихикают.
— Парень из бара, да? Я думала, это лето очищения, сестренка.
Я закатываю глаза.
— Прекрати… Это была ошибка в суждениях. Я практически отказалась от… сладкого… на несколько недель. А он был как… Ну, он был большим куском тройного шоколадного торта с помадкой из пекарни «Сладкие искушения».
— О-о-о, да, — практически стонет Линди. — Истон, — зовет она мужа, который переместился на кухню.
— Уже заехал и купил капкейки, принцесса, — отзывается он.
Линди радостно хмыкает, а затем оглядывает всех нас.
— Заткнитесь.
— Я хочу услышать больше о сексе в «Уэст-Энде», — подталкивает Грейс и я еще глубже вжимаюсь в диван.
— Что ты хочешь знать, Грейс? Как Эверли трахнула чувака у моей, Блять двери. Пока я колотил по ней кулаком, потому что она заперлась? В моем Блять офисе.
Мэддокс застонал.
— Или как насчет того, что она вышла босиком?
— Все никак не отпустишь, да? — я отмахиваюсь, отказываясь смущаться.
— Босиком? Что? — Грейс хихикает и прикусывает губу. — Тебе так повезло, что он не вошел.
Не в силах сдержать румянец, признаюсь:
— Я заперла дверь.
— Это я тот, кому повезло, — простонал Мэддокс. — Черт, мне не нужно видеть Злобного Близнеца голым. Никогда больше не смог бы смотреть на свой кабинет. Мне еще там работать.
Он берет пиво, которое Истон протягивает ему и качает головой.
— Не то чтобы я видел вас вместе с той ночи.
— О… Почему нет? — Грейс толкает меня, и я чувствую, что краснею все сильнее.
— Неподходящее время, — говорю я им. — Его не было в городе несколько недель, а потом у меня начались дела в USO.
— Теперь ты дома… — подталкивает Линди.
— Да.
Встаю, желая получить кусок пиццы… и возможно уйти от этого разговора.
— Полагаю использовала это время для того, чтобы возобновить свой детокс, — смущенно признаюсь я, направляясь на кухню.
У меня на тарелке уже лежит кусок белой пиццы с жареным чесноком, когда позади меня заходит Грейс.
Она хватает бутылку с водой и забирается на стойку, становясь похожей на мое зеркальное отражение. В моей семье есть несколько двойняшек, но мы с Грейс — единственные однояйцевые близнецы. Мама всегда называла нас зеркальными близнецами, потому что у меня крошечная родинка на правой щеке, а у Грейс — на левой. Только так люди, которые нас не знают, могут легко нас отличить.
— Итак. Почему ты не рассказала мне о нем?
— Нечего рассказывать.
Я откусываю кусочек чесночной вкуснятины и смотрю, как она наблюдает за мной.
— Что?
В ее глазах появляется блеск, словно она открыла какой-то секрет.
— Он тебе нравится.
— Я видела его всего один раз… — протестую я.
— Ага. Обманывай себя, если хочешь, сестренка, но ты знаешь, что не можешь врать мне. Тебе нравится этот парень. Ты хочешь увидеть его снова.
Черт бы побрал ее за то, что она всегда такая наблюдательная.
Я осторожно пожимаю плечами.
— Может быть.
— Ты говорила с ним с тех пор? — она придвигается ко мне и откусывает кусочек пиццы. — Блин, я и забыла, насколько хороша пицца из «Милано».
Я передаю ей свою тарелку и беру еще одну.
— Хорошо, съешь еще, ты выглядишь так, будто похудела.
Она хмыкает, откусывая еще кусочек.
— Не меняй тему, Эви.
— Ладно. Я с ним не разговаривала, но мы переписываемся, — я ерзаю секунду, потом откусываю свою еду, выигрывая время. — У нас все как-то поверхностно.
— Что ты имеешь в виду?
Я вспоминаю те немногие разговоры, которые у нас были.
— Кросс умеет задавать вопросы. Я… Ну, я как бы оставила это на его усмотрение.
— Ты не спрашивала о нем самом? Почему?
Она наклоняет голову, затем ставит свою тарелку на стойку и соединяет свой мизинец с моим.
— Ты ведь знаешь, что не все парни собираются причинить тебе такую боль, как Кит, верно?
При упоминании моего бывшего я вздрагиваю. Большую часть из трех лет наших отношений мы то сходились, то расходились. Он был там в ту ночь, когда я встретила Кросса. Он был причиной моего очищения. А потом случился Кросс.
— Я знаю. И я думаю, что этот парень может быть другим…
— Но? — она надавливает еще сильнее.
— Но… я пока не уверена.
Грейс улыбается мне в ответ.
— Хорошо. Мы пока оставим эту тему. Итак… мне нужна услуга.
— Ты только что вернулась домой. Что тебе может понадобиться?
Она гримасничает.
— Слушай, мама спросила меня, не буду ли я вести субботний утренний класс для малышек-балерин, который начнется завтра.
— Хреново быть тобой.
Я смеюсь, пока не вижу ее лицо.
— Ох, да ладно.
Мы обе полжизни давали классы в маминой студии «Харт энд Соул». Но это не значит, что я хочу заниматься этим в двадцать три года.
— Эви… Мне нужно немного отдохнуть. Необходимый перерыв, прежде чем я снова надену пуанты, — умоляет она.
— Тебе не нужны пуанты чтобы тренировать детей, Грейс. Да ладно. Я танцую каждый вечер на тренировках.
Она дуется, и я тут же сдаюсь.
Ее надутые губы — это зло.
Она — белый лебедь.
Я — черный лебедь.
Так было всегда.
Я знала, что как только она спросит, я отвечу «да».
— Отлично. Во сколько я должна быть там?
Ее глаза загорелись.
— Занятия начинаются в девять.
Девять утра в субботу.
— Ты мой должник.
Она соединяет наши мизинцы.
— Что угодно.
Знаменитые последние слова.
— Что ты здесь делаешь, милая? — спрашивает мама со стойки регистрации, когда я вхожу в дверь «Харт энд Соул» на следующее утро. — Я думала, что этот класс ведет твоя сестра.
Я закидываю на плечо свою сумку для танцев и двигаюсь через холл, который мы ласково окрестили «аквариумом», потому что родители могут сидеть и наблюдать за тем, как их дети танцуют в студии, через окно в комнате. Как только оказываюсь рядом с мамой, она целует меня в щеку и поправляет пучок. Протягиваю ей один из двух кофе, которые взяла в соседней пекарне мамы Мэддокса «Сладкие искушения».
— Благослови тебя Господь, — бормочет она, жадно хватая у меня свой любимый кофе и делая глоток. Аннабель Синклер — красивая женщина. Ей сорок с небольшим, но она не выглядит ни на один день старше тридцати и я часто благодарю Бога за ее хорошую генетику. Бывшая прима-балерина, вернувшаяся в город после смерти родителей, она стала законным опекуном моего дяди Томми и к счастью для моих братьев, Грейс и меня, она влюбилась в нашего отца, а еще она святая.
Со мной и Грейс никогда не было легко.
Ну… со мной не было. Грейс просто за компанию, из-за того, что она была близнецом. Но три моих младших брата заставляли нас выглядеть ангелами. Они просто ад на коньках, все трое. Все всегда шутили, что у мамы с папой будет своя футбольная команда. К большому разочарованию моего отца, все три парня играют в хоккей. Бедный папа.
Мама гладит меня по щеке.
— Иди переоденься, Эви. Скоро должны прийти девочки.
— Какая возрастная категория? — спрашиваю я, возвращаясь в ее кабинет.
— Три и четыре сегодня. Малышки, — слышу я в ответ, прежде чем закрыть дверь и снять угги и свитшот. Я надеваю черную юбку поверх балетных трико и поправляю розовый свитер. Нужно выглядеть соответствующе. Несколько шпилек, воткнутых в мой пучок, а точнее, в мой череп, — потому что, если не будет больно, этот паразит не останется на месте — и я готова к выходу. Настолько готова, насколько это возможно в субботу в такую рань.
Когда я открываю дверь кабинета и выхожу в коридор, меня встречает шум взволнованных маленьких девочек, я тянусь обратно в кабинет, чтобы взять свой кофе. День предстоит долгий.
Я захожу в первую студию, затем включаю мамин плейлист для малышек-балерин и немного разминаюсь. Не то чтобы я действительно собиралась танцевать, но мышечная память настаивает на этом. Я отпиваю последний глоток кофе и натягиваю на лицо улыбку, прежде чем отвести плечи назад и войти в аквариум, чтобы поприветствовать малышей.
Но когда там стоит высокий, смуглый и красивый мужчина, держащий за руку малышку-балерину, мои слова застревают в горле.
Этот великолепный мужчина под руку с маленькой девочкой в розовой пачке, которая выглядит ужасно нервной, не заметил меня, потому что он присел перед ней на корточки. Ее белокурые локоны уже выбились из пучка, и она прижимает к груди розового зайчика. Я стою, как зачарованная, наблюдая, как Кросс что-то шепчет девочке, а потом целует ее в лоб, когда она кивает в знак согласия.
Ее маленькие глазки переходят на меня, когда он встает и я улыбаюсь и сажусь на корточки так же, как он.
— Привет. Меня зовут мисс Эверли, а как зовут тебя?
Большие голубые глаза переводят взгляд с меня на отца, который смотрит на меня так, будто только что увидел привидение, прежде чем положить свою большую ладонь на ее маленькую спину.
— Давай, детка. Скажи свое имя.
О. Боже. Мой.
Могут ли яичники взорваться?
И если да, то какого хрена взорвались мои?
У меня никогда не было фетиша на папочек.
Маленькая девочка снова смотрит на него и он кивает, подсказывая ей.
— Керриган, — шепчет она и хватается за ногу Кросса.
Я протягиваю ей руку и она нерешительно берет ее.
— Ты готова повеселиться, Керриган?
Она кивает своей маленькой головой и ее пучок покачивается на месте, когда глаза Кросса наконец-то встречаются с моими.
— Вы можете присесть вон там и понаблюдать за уроком, мистер… — наверное, мне стоило спросить у Кросса его фамилию до сегодняшнего дня.
— Уайлдер, — говорит Кросс и я улыбаюсь.
— Увидимся после урока, мистер Уайлдер.
Керриган поворачивается и передает Кроссу розового кролика.
— Пока, папочка.
Думаю, это ответ на вопрос.
Мне действительно следовало задавать больше вопросов.