Дикий кoт

ГЛАВА 8

Позже вечером в дверь моей спальни постучали, и вошла Грейси. Даже с кое-как собранными на макушке волосами, в старой футболке и пижамных шортах бледно-розового цвета, моя сестра умудряется выглядеть превосходно, когда садится на кровать рядом со мной.

Я добавляю еще немного деталей к эскизу, над которым работаю, прежде чем показать его ей, и радуюсь, когда у Грейс вырывается мечтательный вздох.

— Я уже люблю его, Эви.

— Это потому, что он белый с пудровым. По сути, это половина твоего гардероба, только более шикарная.

— Ничего не могу поделать с тем, что мои фирменные цвета в нежно-розовых оттенках.

Я добавляю еще немного розового цвета на пояс платья.

— Ты всегда любила «Стальные магнолии»[xiii].

— Все еще люблю, — она перекладывает подушку на колени и проводит пальцами по розовой бахроме.

Ладно, может, не только ей нравится этот цвет.

— Ты ведь знаешь, что она умерла? — мы говорили об этом миллион раз на протяжении всей жизни.

— Не напоминай мне, — она прислонилась спиной к моему изголовью и снова вздохнула. — Ты собираешься однажды создать для меня дизайн моего свадебного платья, сестренка?

— Как будто я доверю это кому-то другому.

Я соединяю свой мизинец с ее мизинцем, а затем склоняю голову на ее плечо.

— Уже выбрала парня?

— Пока нет… Только платье. А ты?

— Вряд ли, — смеюсь я, стараясь казаться равнодушной.

— Итак… как прошло твое свидание?

Я закрываю глаза, и мою кожу начинает покалывать при воспоминании о губах Кросса на моих.

— Ужасно, — ворчу я. — В основном потому, что оно было идеальным.

— Тогда почему ты не выглядишь более счастливой? — Грейс отдергивает палец и тянет за мой.

— Потому что я не хотела, чтобы он был идеальным, Грейс. Он взял меня на Осенний фестиваль.

— Вот задница, — вздыхает она до смешного драматично. Но она моя версия «беги или умри» до самого конца.

— Ты не понимаешь… Он открывал для меня двери… и держал меня за руку, — я сажусь и бросаю свой этюдник на тумбочку, затем поворачиваюсь к ней и одеваю очки на голову. — Он даже шел со внешней стороны.

Глаза Грейс увеличиваются вдвое.

— Типа по краю тротуара? Как папа?

Я киваю.

— Да. У меня никогда не было парня, который бы так делал.

— Ага. У меня тоже, — соглашается она. — Крысиный ублюдок.

— Что ты делаешь? — я застонала, немного расстроенная тем, что она считает это забавным.

Грейс скрещивает лодыжки, на ее ногах пушистые носки — сегодня они белые с ярко-розовыми сердечками, которые как нельзя лучше характеризуют личность моей сестры.

— Я пытаюсь согласиться с тобой в том, почему твое свидание было ужасным. Я имею в виду, парень с манерами, держал тебя за руку, открывал двери и ставил тебя со внутренней стороны. Мама клянется, что так поступают только хорошие парни. Папа говорит, что тот, кто этого не делает… киска, а не мужчина, — произносит слово шепотом. Грейс ни была против ругательств и не была ханжой, но грубые слова все равно выводят ее из себя.

— Не смейся надо мной, — хмурюсь и понимаю, что выгляжу как плаксивая сучка, но я дуюсь по справедливым причинам. — Действительно не хочу ему нравиться, а он делает это очень трудным для меня. Он серьезный, парень для отношений, отец, и давай не будем забывать, что он профессиональный хоккеист.

Грейси аккуратно собирает цветные карандаши, разбросанные по моему одеялу, и кладет их на тумбочку со своей стороны кровати, затем подтягивает колени к груди и наклоняется ко мне.

— Объясни. Имею в виду, что могу представить себе отца-одиночку серьезным парнем, в этом есть смысл. Если именно дети заставляют думать, что это не для тебя, имеешь полное право на это — она наклоняет голову, чтобы видеть мои глаза, когда я отказываюсь смотреть на нее. — Но не думаю, что в этом настоящая проблема.

— Нам по двадцать три, Грейси…

— Да, маме было двадцать три, когда она была беременна нами. Я пойму, если это то, что заставляет задумываться, но Эви… не думаю, что дело в этом.

Ничего не говорю, потому что она права. Дело не в детях.

— Он поцеловал тебя на ночь? — Грейс продолжает свою игру в гляделки.

Я вспоминаю, как он провожал меня до нашей двери, потому что Кросс, конечно, не мог просто высадить меня на парковке.

Как его руки обхватили мое лицо, прежде чем его губы опустились к моим.

Мурашки пробежали по моей коже, как электричество по проводам.

Как я спросила его, не хочет ли он зайти, и что я почувствовала от его ответа.

— Нет, Золушка. Однажды мы уже поторопились. Теперь мы будем делать это медленно. Ты позволишь мне снова пригласить тебя на свидание, позволишь без споров встретить тебя у дверей и проводить обратно в конце вечера. Потому что это то, чего ты заслуживаешь, и то, что делает мужчина. Мы не будем торопиться, и, возможно, в следующий раз, когда захочешь быть упрямой, просто останешься, а не будешь отстраняться, пока не будешь готова двигаться вперед. Я терпеливый мужчина, Эверли, и что-то подсказывает мне, что ты стоишь каждой секунды ожидания.

Его тело прижало меня к двери, и он поцеловал меня. Он прикусил мою губу, а затем успокоил жжение языком, пока я не почувствовала боль и потребность, а затем он отступил.

— Увидимся позже, Золушка.

— О, ничего себе, серьезно? — щеки Грейс раскраснелись, вероятно, так же, как и мои, когда я рассказывала ей о конце ночи.

— О да, — если я плотно закрою глаза, то все еще смогу почувствовать его запах. Сандаловое дерево и мыло. Весь Кросс. — Грейси… Думаю, я действительно могу влюбиться в этого парня.

— Мне нужно, чтобы ты разъяснила мне, почему это плохо.

— Я думала, что уже сказала, — я перечисляю причины на пальцах. — Он Мистер Серьезность. Отец двоих детей. И профессиональный хоккеист, — я держу пальцы перед ее лицом. — Есть три большие и очевидные причины.

Грейс переплетает свои пальцы с моими и держит наши соединенные руки на коленях.

— По-моему, это больше похоже на оправдания, чем на причины. Он серьезен. Ну и что? Видела, что ты так же серьезна, как и все, если хочешь этого. Не слушай мальчишек и всех остальных, кто пытается сказать, что это не так. И бу-бу-черт-возьми-бу, он спортсмен. Как и папа, и дядя Брэйди, и дядя Мерфи, и дядя Бэш. Не говоря уже о дедушке. Наши братья — спортсмены. Каллен — спортсмен.

— Каллен, возможно, не самый твой удачный пример, — перебиваю я.

— И то верно. Ладно, не будем о мужчине-потаскуне… — она прикусывает губу и прячет улыбку. — Не обращай внимания на Каллена, но серьезно, папа боготворит маму. И ты не можешь сказать мне, что наши дяди не поклоняются нашим тетям. Дядя Брэйди и тетя Нэтти — вот на чем основана половина ее книг. О них есть целое телешоу, и они вместе еще со школы. Понимаю то, о чем ты вчера говорила про спортсменов. Но… что, если Кросс — исключение из этого правила, и ты упустишь шанс, потому что отнесла его к тем придуркам, с которыми встречалась раньше?

— Грейс… — прошу, но не уверена в том, что именно хочу услышать от нее.

— Ты никогда не узнаешь, если не дашь ему шанс.

— Но без этого шанса он никогда не причинит мне вреда, — тихо отвечаю я. Так тихо, что, если бы не Грейси, сидящая напротив меня, — Грейси, с которой, клянусь, у меня есть инстинкт двойняшки, — никто бы больше не услышал этих едва слышных слов. Но мы с ней понимаем друг друга на другом уровне. И всегда понимали.

— Всем нам когда-то бывает больно, Эви. Вот почему все хорошее в жизни так приятно. Если бы все было легко, как можно было бы сделать что-то удивительное?

— Ненавижу, что ты всегда права, — признаюсь я с досадой. — Вот почему ты хороший близнец.

— Нет. Они называют меня хорошим близнецом, потому что ты их пугаешь. Ты бесстрашный близнец. Ты всегда была такой. Ты все пробуешь первой, поэтому, когда я что-то делаю, мне легко, потому что я уже знаю, что это безопасно. Так было с тех пор, как мы были маленькими. А когда я не любила говорить, ты делала это за меня. Они говорили, что ты громкая, но это было не так. Ты защищала меня. Из-за этого ты казалась дикой и властной, а я — милой и застенчивой. На самом деле ты была храброй, а я боялась.

Она засовывает ноги под мое одеяло и выключает свет рядом с собой.

— Можно я сегодня буду спать здесь, сестренка?

Я щелкаю выключателем на лампе со своей стороны и натягиваю на нас одеяло.

— Всегда, Грейси.

— Ты уже закончила свой проект для финала, Эверли? — тетя Кэйрис смотрит через мое плечо на накидку, которую набрасываю за прилавком в «Le Désir»[xiv], и перелистываю предыдущую страницу, чтобы показать свой дизайн для осеннего показа мод.

— Нанесла последние штрихи сегодня утром. Осталось найти подходящее кружево, — я провела пальцем по образцам. — Ни одно из них не подходит.

Кэйрис позволила мне разработать дизайн трусиков, которые носим мы с Грейси. Остальное придумали она и Хлоя.

— Я все еще не могу поверить, что ты заставила Кингстонов согласиться на это, — добавляет Кэйрис, снова рассматривая варианты кружева.

— Моя лучшая подруга — одна из них. Как только я взяла ее на борт, мне не потребовалось много усилий. Никто не может отказать Линди.

Когда несколько месяцев назад мне пришла в голову эта идея, я подумала, что шансы невелики. Белье Кэйрис и Хлои такое нежное и сексуальное, но они хотели расширить границы своего маркетинга. Моя идея была связана со спортом. Этот городок и половина высококлассных клиентов из города крупнее, которые делают здесь покупки, имеют какое-то отношение к профессиональному спорту. Поэтому мы с подругами собираемся пройтись по подиуму в финале в самых дорогих кружевных и шелковых трусиках. Шортики, бикини, французские, хипстерские и стринги с местным спортивным укуклоном

До сих пор в шоке, что Бринли согласилась на стринги, но у нее действительно отличная задница, так что кто может ее винить? Бринн ежедневно тренируется в «Крусибл», тренажерном зале MMA ее отца. Эта девушка приседает так, будто от этого зависите жизнь, а ее тело просто безумие.

— А ты уверена, что твой отец не против? — подталкивает Кэйрис. Она уточняла это уже несколько раз, а я все время давала ей один и тот же ответ.

— Мне двадцать три. Мне не нужно папино разрешение, чтобы ходить по подиуму.

Кэйрис — сводная сестра отца, и замужем за младшим братом папы, Купером, но это уже совсем другая история… Ее мама вышла замуж за дедушку после того, как дядя Купер окончил школу и поступил на флот. Вот почему, хотя Каллен всего на неделю старше нас с Грейс, он наш дядя. Определенно, это незапланированный ребенок, и мы никогда не позволяем ему забыть об этом.

Кэйрис смотрит на меня глазами того же цвета, что и у Каллена. Когда кто-то из них злится, они приобретают темно-изумрудный оттенок, а ее глаза сияют, как самый темный изумруд, который я видела.

— Может, ты и достаточно взрослая, чтобы голосовать и пить, малыш, но я еще достаточно молода, чтобы твой отец мог меня убить.

— Мама ему не позволит, — закрываю свой этюдник и кладу его под прилавок, когда в магазин заходят младшая сестра Мэддокса, Кейтлин, и еще одна девушка. — Привет, Кит Кэт.

Кэйрис кивает в сторону задней части магазина, где у нее офис, и уходит.

— Привет, — Кейтлин проводит рукой по черно-белой мини-ночнушке в горошек, висящей в передней части магазина, пока ее подруга молча стоит рядом.

— Ты убьешь меня, если купишь это, малышка, — предупреждаю я.

— Эверли…, — надувается она, и ее подруга поднимает голову.

— Не надо мне тут «Эверли». Не говорю, что не продам его тебе, просто говорю, что не упоминай мое имя, если твоя мама увидит это.

— Ты не имеешь в виду моего отца? — спрашивает Кейт.

— Черт, нет, — смеюсь я. — Весь город может бояться твоего отца, но тетя Амелия пугает меня до усрачки. Дядя Сэм замирает, как только мы говорим о девчачьих проблемах. Ты видела его после ужина в прошлом месяце, когда спросила, есть ли у твоей мамы тампон? Я думала, он умрет.

Она смеется, но ее подруга все еще смотрит, поэтому я подхожу и представляюсь.

— Привет. Я Эверли. Могу я помочь тебе найти что-нибудь?

Молодая женщина с длинными темными волосами и миниатюрными тонкими чертами лица неуверенно смотрит на меня.

— У тебя красивое имя, — она улыбается и добавляет. — Оно необычное.

— Спасибо, — отвечаю я, немного застигнутая врасплох.

— Я Беллами, — нерешительно говорит она. — Уайлдер.

Что ж, дерьмо.

Я отмокаю в ванне, когда поздно вечером звонит мой телефон, и, не буду врать, я более чем удивлена, увидев имя Кросса, мелькнувшее на экране.

— Привет, здоровяк, — отвечаю и подключаясь к FaceTime.

О боже… Кросс лежит, как понимаю, в гамаке на улице, судя по сумрачному солнечному свету и мягкому покачиванию телефона. Под его подбородком примостился пухленький малыш, завернутый в красно, темно-синее муслиновое одеяльце. Не могу объяснить, как замирает мое сердце от этого восхитительного зрелища.

— Привет, Золушка, — доносится его усталый голос.

— Кто это у тебя? — спрашиваю, балансируя своим телефоном, чтобы убедиться, что он видит только мое лицо, а не пип-шоу из ванны с пузырьками.

— Ты в ванне, Эверли? — его губы приподнимаются в сексуальной улыбке, которая заставляет меня задуматься, является ли мой вибратор водонепроницаемым.

— Может быть. Ты на качелях? Телефон двигается.

— У Джекса режутся зубки, и это делает маленького человечка несчастным сегодня. Движение гамака всегда вырубает его. Почти уверен, что в одну из этих ночей я буду спать здесь, — он прижимается губами к тонким волосам на голове сына. — Как дела? Как работа и тренировки?

— Тренировки прошли легко. Команда уехала на выходные, так что неделя будет более простой. Работа была… — думаю о своем неожиданном клиенте. — Ну, это было немного интереснее.

— Да? — что-то есть в его голосе сегодня.

Он звучит устало.

Почему усталость звучит сексуально?

Мой белый лебедь зевает, вытянув руки над головой: «Потому что он устает, заботясь о семье. Нет ничего сексуальнее, чем мужчина, заботящийся о тех, кого он любит».

Мой черный лебедь закатывает глаза, прежде чем выгнуть спинку: «Оргазмы сексуальнее».

Но сейчас не думаю об оргазмах.

Сейчас думаю только о том, как бы мне хотелось тоже лежать в его объятиях.

К черту мою жизнь.

— Эверли… — Кросс словесно подталкивает меня.

Упс.

— Я сегодня познакомилась с твоей сестрой.

— Правда? — он улыбается, прежде чем нахмурить брови и наморщить лоб. — Какого черта она делала в магазине?

— Большинство женщин покупают белье в магазине нижнего белья, Кросс, — тихо поддразниваю я.

— Женщины покупают белье, чтобы их мужчина увидел его. У Беллами нет мужчины… или женщины, — его улыбка исчезает с лица.

Теперь моя очередь улыбаться.

— Женщины покупают белье, чтобы чувствовать себя красивыми для себя, не для мужчины. Не для партнера. Конечно, приятно, когда кто-то другой может это оценить, но сначала нужно суметь оценить это для себя.

— Я уже говорил, как невероятно сексуальна твоя уверенность в себе, Эверли? — рычит он, и я чувствую бас в его голосе от самых кончиков пальцев ног до макушки головы, и это божественное ощущение.

— Нет… ты этого еще не упоминал, — не говорю ему, как мне нравится, что он это сказал.

— Это невероятно привлекательно. Это первое, на что обратил внимание в тот вечер в «Уэст-Энде». Я слушал, как ты разговаривала с барменом…

— Мэддокс, — перебиваю я.

— Да, с ним. Я не повернулся, чтобы посмотреть на тебя. Я просто слушал, как ты с ним споришь, излучая уверенность в себе, не терпела его дерьмо…

— На самом деле он меня не доставал, Кросс, — говорю в ответ.

— Может, хватит меня перебивать? — дразнит Кросс, его голос лениво ласкает мою теплую кожу. — Это моя память. И помню, как ты надрала ему его задницу, и подумал: «Черт… Я должен узнать эту женщину».

— О да… Ну, думаю, ты узнал меня.

— Уверен, что даже не расколол скорлупу.

Крошечный кулачок Джексона вырывается из одеяла, и он испускает жалобный крик.

— Я поговорю с тобой позже, здоровяк.

— Спокойной ночи, Золушка.

Наш разговор заканчивается, бросаю телефон на стойку, а затем погружаюсь под воду, надеясь заглушить шум в голове. Потому что сейчас, уверена, было бы слишком легко упасть сильно и быстро. Не уверена, что смогу позволить себе это сделать. Не снова. Даже ради него.

Привет, шайбовая стая

В пятидесятых была «крысиная стая». В восьмидесятых была «стая сорванцов».

Есть ли у нашего десятилетия «Шайбовая стая»?

За последние несколько недель Бун Кент, Арес Уайлдер, Эй Джей Бенсон и Нэш Уиттерс неоднократно появлялись в городе. Однако прошлой ночью их сфотографировали, когда они весело проводили время, пили хорошую выпивку и общались с симпатичными друзьями… Друзьями, состоящими в основном из, скажем так, представительниц слабого пола. Одной из таких приятельниц удалось сделать довольно откровенное селфи с мистером Бенсоном и мистером Уиттерсом, которые были полностью раздеты, в компрометирующих и слегка неудобных на вид позах, а также с ней и еще одной счастливицей. Ходят слухи, что руководство Philadelphia Revolution не в восторге. Очевидно, не всякая пресса — хорошая пресса. Следите за новостями, все вы, прекрасные люди.

#ХроникиКройдона