Дикий и Зверь

15

Когда Дикий читал про викингов, то не уставал радоваться, что родился сейчас, во времена куда более мирные, тихие, почти нежные. А войны и убийства… Так куда же от них денешься — так было и будет всегда.

«Ярл Хакон воевал с сыновьями Эйрика: то ему, то им приходилось оставлять страну. Конунг Харальд, сын Эйрика, пал в битве у Хальса в ЛимФьорде, на юге, в Дании. Его там предали. Ему пришлось биться с Харальдом, сыном Кнута, которого звали Золотой Харальд, и с ярлом Хаконом. Тогда пал в битве вместе с конунгом Харальдом и херсир Аринбьярн…»

«Трехсотлетняя история викингов, начавшаяся с разбойничьих походов небольших групп, закончилась борьбой за королевскую власть во многих государствах средневековой Европы. И победой…»

— Вот именно — победой! — соглашался Дикий.

…Стояло лето. Погода отличная. На душе пели птицы, что случалось редко в последние годы. Валера приехал в Киев из Ростова проверить Антиквара, который никуда, похоже, убегать не собирался. Новую порцию информации Валера тут же отправил с курьером в Москву. Там Дикий готовится к операции — всякая информация ему очень нужна.

Появилось свободное время. Валера прошелся по пустынному офису, сварил себе кофе, сделал пару глотков. «Все, кажется, все. Ничего не забыл, — подумал и улыбнулся. — Можно позвонить Зое». Была у него в Киеве, можно сказать, любимая девушка. Она работала в компьютерном центре.

— Привет, — произнес в телефонную трубку.

— Ой, Валера! Это ты? Я так рада.

— И я рад. Встретимся?

— Конечно, встретимся! Только я до пяти работаю. Раньше никак не получится!

— Отлично, встретимся в полшестого на нашем месте.

«Наше место» — это такое кафе на Крещатике.

До пяти еще оставалось времени навалом. Валера отпер сейф и достал сафьяновую коробочку. Открыл — заиграли лучиками два обручальных кольца с махонькими брюликами. На душе было просто и легко.

Не сиделось. Стал ходит по кабинету от окна к двери. С Зоей он знаком уже пять лет — достаточно для того, чтобы решиться…

Решил поболтаться оставшиеся часы по городу. Так быстрее пройдет время. Вышел из офиса и приветливо улыбнулся круглорожему, веснушчатому охраннику, который тут же заулыбался в ответ. Постоял на ступеньках лестницы, спускавшейся к тротуару. Предвечернее солнце отражалось в окнах дома напротив — тысячи ярких кружков весело горели на стеклах. Хорошо! Хорошо все-таки жить на земле. Хорошо несмотря ни на что!

У противоположного тротуара припарковалась серебристая «ауди». Открылась задняя дверца и из тачки вылез коренастый плешеватый мужчина в темных очках и ослепительно белой рубашке. В руке коренастый держал огромный до нелепости букет роскошных гладиолусов.

«Тоже вот, — подумал Валерий, расслабленно представляя, как мужчина идет на свидание и дарит девушке эти гладиолусы. — И мне тоже надо купить цветов».

И ему повезло. Потому что мысль о цветах оказалась его последней мыслью. Лучше умереть, думая о цветах, чем ненавидя кого-нибудь. Впрочем, это только лишь догадки…

Цветы скрывали небольшой автомат. Что-то вроде «узи». Это и не важно. Важно другое — девятимиллиметровая пуля, выпущенная из этого автомата, попала Валере точно в правую глазницу, разорвав мякоть, прошла через мозг, высадила черепную коробку вместе с убитыми мозгами. Кровавое желе выплеснулось на стеклянные двери офиса, и те от кровавых мозгов красивее не стали. Его вообще не стало, поскольку пуля была не единственная — их из букета прилетела целая очередь. Охранник тоже получил по рыжим веснушкам и тоже скончался, как говорится, на месте…

Мужчина в белой рубашке даже не вспотел. Он бросил короткоствольный автомат с длинным черным глушителем на проезжую часть, скрылся в тачке, и через мгновение «ауди» улетела прочь.

…Вчера Валера умотал к себе в Киев, и появилась возможность заняться собой, то есть, говоря по-простому, отдохнуть. Отдохнуть, как получится. Развеяться после напряженных и опасных будней. Дикий теперь в Москве и начинает работать, а с его, Николая, стороны пока что все сделано…

Может на диване проваляться сутки, может баньку организовать с выпивкой, может, еще что? Валерка, вон, собрался жениться. Отколется, значит, от мужской компании. Николай вспомнил вчерашний разговор.

— Давай, — сказал он тогда, — женись. Леха наш — уже. Дикий рано или поздно сподобится. Ребенок у него есть. Да и я тоже.

— Я и не знал, — удивился Валера. — На тебя не похоже.

— Похоже — не похоже, — засмеялся Николай. — Закон природы! Давай осенью и женимся за компанию.

— Такие дела за компанию не делаются, — не согласился Валера.

— Почему не делаются? Очень даже делаются! И вообще! Будет, допустим, куча «бабок» к старости. Зачем они, если один останешься?

— Я тоже так думаю. Но работа у нас опасная. Боюсь вдовой оставить.

— Богатой вдовой.

— Все равно боюсь.

— А ты плюнь и не бойся…

Такой состоялся разговор. Бессмысленный по своей сути.

Николай решительно отказался от лежания на диване и от банного промысла. Он позвонил Алене, и та сказала, что сегодня в Ростове выступает питерский ансамбль ДДТ, она любит их песни, ей нравится певец Шевчук. И Николаю нравился Шевчук — брал за душу. Николай любил хороший блатняк, старинные тюремные песни, Высоцкого, когда тот не мудрствовал, нравился ему и Шевчук с песней про осень.

— Эх, Александр Сергеевич Пушкин! — Николай даже попытался спеть, но получилось не ДДТ, а воровская песня.

Николай заехал за Аленой, и они сходили на концерт, где сидели на лучших местах. Девушка у Николая была самая лучшая в Ростове, а бойцы, присматривавшие за порядком — самые умелые, преданные и трезвые в городе. Денег у Николая в Ростове тоже было больше всех.

После концерта Николай устроился с Аленой на заднем сиденье «мерса», а за руль сел Дима — лучший водитель юга России, участник всяческих гонок по бездорожью.

Они ехали не долго, но Николая несколько разморило. Он положил свою тяжелую голову Алене на колени, а та гладила его по затылку.

— Валерка жениться собрался, — пробормотал Николай, когда они выехали из города.

— Повезло ему, — чуть слышно ответила Алена.

— И я хочу, — договорил Николая, а девушка замерла, ожидая продолжения, и Николай продолжил: — Может, мне на тебе жениться? Если ты не против, конечно.

Она была не против. И они стали говорить об этом.

День догорал на западе, осталась от него лишь красная полоска.

Через некоторое время тачка остановилась возле ворот загородного дома. Водитель нажал на клавишу дистанционного пульта, но тот отчего-то не сработал и ворота не открылись. Чертыхнувшись, вылез из тачки. Сзади остановился джип, в котором ехали охранники.

— В чем дело, Саш?

— Электроника чертова заела!

— Эти в доме тоже спят. Вызываем — ноль эмоции. Завтра всем разнос устрою. — Из джипа выбрался старший, и они вместе пошли к воротам.

Каждый занимался своим. Одни чертыхались и открывали ворота, другие пускали слюни и рассуждали о том, как станут бракосочетаться, третий… Третий сидел в кустах со снайперской винтовкой, прицеливался. Прицелился и спустил курок. Пуля преодолевала в секунду восемьсот тридцать метров, но до «мерса» было намного меньше. Пуля пробила стекла, разорвала ткань пиджака, кожу, ребра, пробила сердце жениха. Вторая пуля с той же скоростью ударила Николаю в шею, прошла через ткани горла, разрубив по пути позвоночник, выскочила наружу, тут же, как нож в масло, вошла в голову девушки и, пробив ее насквозь, продырявила дворцу «Мерседес-Бенца» и ушла в мягкий, нагревшийся за день асфальт.

Сразу же после снайперских выстрелов яркая полоса прочертила полосу в ночи и ударила в машину охраны. Это сработал 76-миллиметровый реактивный гранатомет. Тишина вместе с джипом лопнула жутким грохотом и в мгновение ока ослепительный шар-гриб стал подниматься над месте, где произошла расправа. Не стало дорогих тачек. Не стало живой плоти в тачках. Все превратилось в бессмысленную, огненную материю.

От ближайших кустов в сторону пожарища рванули две человеческие тени. Тени-человеки, одетые в удобную черную одежду. До пожарища и трупов им дела не было никакого. А вот, водила-охранник, залегший у ворот… Как всегда что-то заклинило, что-то оказалось в другом месте. Так и заканчивается по ошибке жизнь… Подбежавшие начали стрелять из короткоствольных автоматов и убили водилу-охранника с первой очереди. Люди-тени выпустили по второй и третьей контрольной очереди и тем удовлетворились.

В «Мерседос-Бенце» горело тело Николая и тело его девушки. Фамилия у Николая была Драгунов. Раньше не было повода ее назвать, а теперь повод появился…

Вчера Алексей звонил Николаю в Ростов и узнал о том, что Валера уехал в Киев, а Дикий в Москве готов начать операцию. И еще Николай сказал, что собирается денек-другой отдохнуть.

— О'кей! — согласился Леха. — Отдыхай. Созвонимся.

У Алексея тоже дел поднакопилось. Следовало подписать договора с местным элеватором на поставки риса. Бизнес бизнесом, но когда поживешь в деревне, то невольно становишься крестьянином.

Полдня Леха провозился на элеваторе. Люди, с которыми договаривался заранее, опаздывали, время шло. После куда-то подевались бланки с типовыми договорами, после еще что-то. Но эта русская безалаберность не раздражала. Традиция такая. И ничем ее не исправишь. Да и зачем?…

Сидя со станичниками на завалинке, Алексей вспомнил, как вчера отправлял Свету к ее родителям. Света забрала малыша Дикого и уехала — бабушка хотела понянчиться со внуком. И еще Света сказала о том, что дом под Питером почти готов. Можно мебель заказывать. Мебель! Алексей не мог представить босса копающимся в грядках… С другой стороны, сколько им еще будет все сходить с рук. Могут когда-нибудь и убить. Очень даже могут. Пуля, она не разбирает. Какими бы умными они все ни были, но прошмыгнет случайная пуля и — мозги вдребезги! И еще Алексей вспомнил, как Инна вчера вечером заявила, что и им пора заводить детей. Леха был не против. Очень даже за. Но сперва не мешало б закончить дела, связанные со стрельбой и кровавыми разборками. Всего-то немного осталось потерпеть…

Закончив, наконец, дела с медлительными крестьянами, Леха отправился домой, ехал не спеша — было приятно смотреть по сторонам, наблюдая мирную жизнь и никуда не торопиться.

Он вырулил на свою улицу и, подъезжая к дому на второй скорости, стал мягко тормозить. Когда он поворачивал, ему что-то в окружающем его пространстве не понравилось. Не понял — что. Напротив лехиного дома стояла темно-синяя «семерка» с тонированными стеклами, скрывавшими тех, кто был (или не был) в салоне. «Ага, — мелькнула мысль, — соседи тачку купить сподобились. Давно собирались». На машине не было номеров — поэтому Леха так и подумал. А подумал он так, потому что расслабился, проведя день на рисовых просторах и болтая на элеваторе с бесхитростной публикой. Постоянно находиться в напряжении никто не может.

Леха сделал несколько шагов к калитке, из-за которой ему приветливо махала рукой Инна. Но вот в ее лицо что-то изменилось — Леха успел заметить гримасу ужаса, сменявшую улыбку. Более он не вглядывался и правильно делал. Тут уже сработал инстинкт. Он мгновенно отклонился в сторону, к своей тачке, а тачка у него была обычная — «Мерседес-Бенц». Леха юркнул, оказался на корточках, выхватил из-под летного полотняного пиджаки «Макарова».

— Инна, ложись! — крикнул.

Инна не заставила себя упрашивать.

«Вот тебе и детки, — мелькнула у Лехи мысль. — Вот тебе и грядки». Он видел, что у «семерки» открыта задняя дверца, а в салоне видел мужчину в знакомой маске, державшего в руке пистолет с глушителем. Повидал Леха таких людей и пистолетов, сам таким был. «Пук-пук-пук» — это началась стрельба. Отдаленные шумы тачек на шоссе, шум ветра, кряканье уток — выстрелы никак не выделялись на общем дневном фоне.

Леха перекатился по земле к багажнику, вскочил и выстрелил в ответ. Вместо пистолета из «семерки» поливали уже автоматным очередями. Выстрелы разорвали в клочья несколько штакетин на заборе. Инна вскочила и побежала к дому. «Лежи», — хотел крикнуть Леха, но не успел. Его жена надела утром красный сарафан. Что-то от сарафана стало отделяться, какими-то точками, многоточиями…

«Попали! В Инну попали! Подонки!» Инна стала падать, падать, упала. Это были обрывки, а не мысли. Леха нажимал спусковой крючок, и пули летели в сторону тачки. И в его сторону летели. Ударило в плечо и в грудь. Бросило на землю. На пыльную летнюю землю. «Какая пыльная», — подумал Леха и потерял сознание.

Те, кто приехал в «семерке», тоже особенно не радовались, да и не могли они. Последние пули стрелок выпускал уже мертвым; поскольку одна из лехиных пуль пробила ему сердце. Водиле тоже не повезло. Мозги у него были вдребезги и он уронил кровавые остатки головы на руль. Голова врубила клаксон, который траурно загудел, сообщая окружающей действительности, данной нам в ощущениях, о том, что в станице появились покойники…

— К вам Коненков, — доложил секретарь.

ВП нажал кнопочку селектора и ответил:

— Пусть войдет.

В приоткрытое окно в комнату сочился сквозняк. Лето продолжалось, и Нева свинцово текла все в ту же сторону, а шпиль Петропавловки блестел, как ему и положено. Отдавались приказы, приказы выполнялись, дело двигалось.

Массивная дверь отворилась и в кабинете возник Артем Коненков. ВП сидел, удобно расположившись в мягком кресле, и листал журнал в глянцевой обложке. Коненков прошел по ковру с толстим ворсом и остановился перед шефом.

— Присядь.

Артем устроился в кресле напротив, но не стал разваливаться, как хозяин, а примостился на краешке.

— Говори, — велел хозяин.

— Гм, — Артем прокашлялся коротко и начал: — По «фигурам» в Киеве и Ростове все улажено.

— Замечательно.

— На Кубани немного не в цвет…

— Забудь ты этот жаргон! — ВП поморщился. Он не любил когда при нем изъяснялись на «блатном» языке, считая, что занимается серьезными делами и нечего тут «малину» разводить…

— Извините. — Артем холодно улыбнулся. — На Кубани неудача, — сказал он. Двое моих людей, проводившие операцию, сами уничтожены «фигурой». «Фигура» же тяжело ранена, но пока жива и находится в реанимации. Там же и его жена, которая тоже ранена. Пока сложно сказать — выживут они или нет.

— Что с исполнителями? Проблемы есть?

— Проблем нет. Ксивы… Простите. Все документы и прочее не настоящие. По отпечаткам пальцев милиция тоже ничего не выяснит. То же самое и с их машиной. С этим все в порядке.

ВП смотрел на Артема в упор, и под его тяжелым взглядом тот невольно замолчал.

— И это ты называешь — в порядке?!

— Я уже нашел нужных людей. Как только «фигура» придет в себя и станет ясно, что он выживет…

— Какое к черту «ясно»?! Как это он придет в себя?! Ты должен был сразу доложить о том, что у нас появились проблемы! Почему утаил?

Артем замолчал, потупил очи долу. Шефу трудно угодить. Хотя он, по-своему, прав. Угодить — выполнить задание на сто процентов. А задания не простые. Они ведь не пионеров отстреливают, а опытных гадов. Прав шеф. По-своему…

— Вот! — ВП бросил на полировку журнального столика лист с машинописным текстом и прикрепленной к листу фотографией. Шеф ткнул указательным пальцев в фотографию и произнес раздраженно: — Этот человек в Одессе. Найти его сложно, но можно. Возможные места появления известны. Еще одного, последнего, найти еще сложней. По последнему после поработаешь, а я еще информацию поищу. Но — делать! Делать! Концы на Кубани зачистить! Все! — ВП раскрыл журнал, отложенный в начале беседы, и углубился в чтение. К Артему он относился прекрасно и верил ему, как себе, понимая, к тому же, что задание не простое и разные случаются обстоятельства. Но надо давить на честолюбие. Надо спрашивать строго. Чтобы личные симпатии не мешали делу. Артем поднялся.

— До свидания, босс, — сказал и направился к дверям. ВП не ответил, листал журнал. Когда Артем вышел, унося с собой листок и фотку, раздался звонок секретаря.

— Слушаю.

— Его выпустить, босс?

— Выпусти… После ко мне зайди.

Секретарь вошел в кабинет.

— Если за две недели Коненков не управится, или напорет что-нибудь, или еще что… тогда его заменишь Скобелевым. А с Артемом… Тогда и решим.

Вот так. Слова сами соскочили с языка, а за свои слова ВП привык отвечать. Не следует ни к кому прикипать душой. Рано еще. Дело надо делать, а дел еще невпроворот.