Дикий и Зверь

27

ВП потирал руки. Он потирал ноги. И плечи. И яйца. Все — куда руки достали. Такова была его радость.

— Капитализм — это война! — говорил он господину Беленькому, сидевшему напротив и тоже потиравшему от радости разные места.

— Да, босс! — говорил тот счастливо. — Война, босс!

— А на войне, как на войне! — почти хохотал ВП.

— Так точно, босо! Именно так!

ВП обычно был сдержан в проявлении чувств, но иногда можно и расслабится.

К Дудаеву прошел первый транспорт с оружием и первые деньги поступили на заграничные счета. Деньги были хорошие, Дудаев казался хорошим. Беленький казался замечательным, генерал по фамилии Водолаз — своим в доску… Милый, милый его сердцу капитализм!

— Позвонил Скобелев, — улыбнулся ВП.

— Как там ваш мальчик? — услужливо спросил Беленький.

— Подчищает Хохляндию, — уклончиво ответил ВП. — Отлично работает.

— А Голтарес?

— С Голтаресом союз! Скоро… Я что думаю! Сорос, к примеру, сделал и делает бабки на понижении курса валют. И у нас он «черный вторник» организовал. Но деньги — деньги только средство. А Сорос хочет миром управлять. Сделать открытые границы и деньгами управлять. Несерьезно. Мы станем управлять с Голтаресом. Если… Россию возьмем, к примеру! Если Россия станет большим наркоманом, то куда она от нас денется?

— Никуда не денется, босс! Вы — гений!..

«…Он был лендрман, могущественный и богатый, а по силе, росту и происхождению — полувеликан…»

По коридорам бежали со скоростью Армина Хари, пробежавшим первым в истории человечества стометровку за десять секунд ровно… То есть, бежали быстро. Впереди несся майор Зверь. Как старый, но гепард. За ним Дикий, Саша-Леша, Геннадий. Пробежали пару металлических дверей, пронеслись по лестнице. И на воле неслись к ограде как борзые за зайцами…

И тут земля под ногами качнулась. Долгий протяжный гул захватил пространство. Спотыкались и падали в темноте. Поднимались и бежали за ограду к деревьям. Только успели упасть у деревьев, как раздался звук-удар — это финальный взрыв, взрыв-точка. Точка получилась впечатляющая. Основные события происходили под землей, но кое-что прорвалось и наружу — полетели комья дерна, куски бетона, железа.

Четверо уцелевших лежали под деревьями, вжимаясь в землю. Они старались отдышаться после сумасшедшего бега при этом страстно желая, чтобы по голове не дало напоследок куском бетона. Оставалось только молиться об этом. Инстинктивно. Кто как умел.

Бог убийства услышал и смилостивился. Никого даже не царапнуло…

И тут все стихло. Взрывная волна покатилась дальше. Бетон и арматура, подброшенные взрывом, попадали. Оказалось, что теплая украинская ночь продолжается. И молодой месяц даже высунул на черно-мерцающее небо свой иудейский профиль. Птахи божии, конечно, унеслись прочь, но трава, цветы, все осталось, пахло замечательно…

Болели и слезились от напряжения глаза. Затекли и ныли шея, плеч, бедра. Не так долго Дикий пробыл в подземелье, но иногда короткое время становится бесконечным. После он станет вспоминать — что сделали правильно, а где ошиблись. И почему погиб Серега. Зверь, Саша-Леха и Геннадий сидели тут же, переводили дыхание.

Дикий подполз к майору, спросил:

— Что теперь? Отваливаем?

— Отваливаем. — Зверь закашлялся, а прочистив горло добавил: — Отваливаем немедленно. Сейчас прилетит группа прикрытия.

— Какого прикрытия? — спросил Геннадий.

— Такого. Поднимаемся.

Встали и отряхнулись. Осмотрели «кипарисы», проверили боезапас.

— За мной! — крикнул майор и побежал в лес.

Побежали за ним. Всего сотню метров и успели. Посреди ночи возник звук. Это прилетел вертолет по их души. Встали возле деревьев, замерли. Лес был слишком редок, чтобы укрыться. Кроны деревьев, конечно, как-то скрывали их.

Гул удвоился и раздвоился одновременно.

— Два вертолета, — сказал Зверь.

Вертолеты шли невысоко и на малой скорости. Проскользили над головами.

— Темнота нам не поможет, — объяснил Зверь. — Они сканируют лес. На тепло.

— Тогда отрываемся?

— Отрываемся…

— Нас засекли! — срывающимся голосом вскрикнул Геннадий.

Действительно, вертолеты сделали круг и возвращались по их души.

— Так! — Зверь скомандовал в полный голос. — Как только подлетят и зависнут, лупим изо всех стволов! По-другому не выйдет! Убежать не дадут! Догонят! Дадим им в брюхо! Надеюсь, не бронированные!..

Майор прокричал еще какие-то взбадривающие слова, хотя о какой бодрости могла идти речь…

— Тра-та-та, тра-та-та…

С вертолетов стали стрелять первыми, еще на подлете. Дикий видел, как красные мигающие огоньки понеслись к земле. Красивые пунктиры трассирующих пуль! Чуть правее из второго вертолета протянулись к земле две непрерывные прямые-кривые — так со стороны смотрится стрельба из скорострельных пулеметов.

Из неба пока мазали. Срезали кроны деревьев чуть в сторонке. По линиям огня и красным сигнальным огням цель была видна отлично. Врезали по цели из всех стволов. Только Дикий разрядил в небо два рожка из «кипариса», мечтая об АКМе с подствольником. «Сейчас бы им в пузо гранатой…»

«Вертушки» все-таки накрыли их свинцом. Но все равно били в ответ. Вопрос — ответ. Ответ — вопрос. Вдох — выдох. Выдох — вдох…

«Вертушки» не зависали, кружили. Целиться в них так сложнее, но и они мазали. Иногда начинали стрелять в сторону.

Вот им надоело. Или еще что. Они набрали скорость и отвалили.

— Майор! Гена! Кто жив? — У Дикого в ушах звенело, и он орал, как мог.

— Порядок, — раздалось рядом. — Не кричи так.

— Кто это? — Дикий вгляделся и узнал Зверя.

— Остальные?

— Посмотрим.

Бросились к соседним деревьям, из-под которых стреляли по «вертушкам». Гена и человек майора Саша-Леша.

Гена лежал на спине, почти разорванный пополам очередью. Крупнокалиберные пули разорвали живот и перебили позвоночник. Теперь это было месиво, а не Гена. Только голова… Костистая голова. Аккуратная прическа. Тонкий профиль. Саша-Леша лежал несколько в сторонке с тем же диагнозом.

И тут — захотелось. Да, Дикому захотелось застрелить майора и это желание показалось такими естественным, что он даже направил ствол «кипариса» в сторону Зверя. Казалось, наступил момент истины! Столько ребят погибло за последние дни. И почему? За что? За какие-такие коврижки?… И Дикий бы убил Зверя. Но истина лежала на поверхности. И Дикий увидел ее. При чем тут майор?! Это он, Дикий, босс, главарь, ярл викингов: это он втянул всех. Это его гордыня! Воевать с государствами! По логике вещей он должен был убить себя. Но себя — не стал. Себя убивать — дикость, язычество. Хотя викинги были язычниками. Но он, Дикий, хоть и дикий, но не язычник до такой степени. Каждый знал на что шел, когда брал ствол в руки. И он, Дикий, никого не уговаривал. Парни за стволы подержались достаточно и до знакомства с ним. А в таком случае… В таком случае… Майор не виноват — его дочь взяли в заложники. И он тоже не виноват. Так сложились звезды на небе. Вот он ответ — во всем виноват Космос!..

— Уходим, Дик. Сейчас за нами придут.

Так сказал Зверь, и больше его убивать не хотелось. Если Космос виноват, то винить некого.

«Вертушки» снизились невдалеке и высаживали людей. Эти люди не грибы собирать станут.

Дикий согнул руки мертвому Геннадию и вложил в ладони гранату. Майор делал тоже самое. Дикий выдернул чеку и майор выдернул. Они вместе упали в ямку, которую приглядели перед тем. Ухнул взрыв, уничтожая лица покойников, осколки разлетелись. РГД сделали свое дело. Теперь Дикий и Зверь могли уйти.

Надели приборы ночного видения и побежали прочь. Оторваться от «грибников» не получилось. Убегающие были измотаны ночным боем, догоняющие — свежие огурчики!

Первая очередь прошила лесок совсем рядом, разрывая кору на березках и елочках.

— Ложись! — крикнул Зверь, и Дикий упал.

…Приемы Харальда и его боевая изворотливость приводили Дикого в восторг. Одну Сицилийскую крепость он одолел так же, как Ольга — Искоростень. Его викинги наловили городских птичек и привязали к их спинкам сосновые стружки, смазанные воском и серой. Подожгли и отпустили. Те вернулись в город. Город загорелся, крепость пала.

Второй город взяли с помощью подкопа, который вывел викингов и пиршественный зал, где сразу и порезали жующих и глотающих.

А перед третьей крепостью викинги затеяли… игры! Играли в мяч, прыгали и скакали. На викингах не было оружия и горожане, осмелев, стали выходить из города, чтобы поглазеть. Доглазелись! Зенки-то им в итоге повыкалывали!..

Дикий лежал, укрывшись за корнями какого-то дерева. Майор тоже примостился где-то слева. А те, что выскочили из вертолетов, надвигались, стреляя, старались взять в клещи. Пули летали вокруг как живые, а одна из них чмокнула корень, вошла в смолистую ткань возле виска.

Дело шло к смерти. Человек и так к ней идет. Просто некоторые события такой процесс ускоряют. Но тело еще сопротивлялось, подчиняясь инстинктам — Дикий прищелкнул к стволу «кипариса» глушитель, который снимал, когда лупил по вертолетам, — глушитель снижает мощность оружия. И еще у Дикого на спине висел подсумок, который он и подтащил на бок, выхватил из него оптический прицел в пластмассовом футляре-коробке. Достал и прикрепил на автомат импортный прицел «Siemens».

Дикий через прибор ночного видения как те бежали. Выбрал первую цель. Вражья голова высунулась из-за камня. Дикий нажал на спуск. Пуля полетела и убила голову. Раздались хлопки слева — это Зверь стрелял и тоже, наверное, попадал.

Рацию Дикий потерял. Какие теперь рации!

— Уходи, майор! — крикнул он Зверю.

— Уйдем вместе! — ответил тот.

Инстинкт и апатия. Страсть боя и странное желание лежать себе под деревом и стрелять. Сколько можно бегать. Страсть, похожая на неистовство берсерков. Но после страсти приходила у берсерков апатия. Дикий чувствовал, что она приближается, но не успевал думать о ней. Просто хотел лежать под деревом и все…

Дикий еще одного отправил к праотцам. Заставил себя откатиться на пару метров, поменять позицию.

— Слева заходят! — крикнул майор, и Дикий стал стрелять туда, откуда заходили.

Попадал он хорошо, а в него пока мазали.

— Тебе еще дочь забирать!

— Мать перемать! — ответил Зверь.

Пули летели со стороны наступивших обильно — ударяли в землю и в стволы деревьев. Комочки земли бросались в лицо, летели щепки и кора…

…Пока Харальд грабил Сицилию, его племяш захватил-таки власть в Норвегии и Дании, и захотелось викингам вернуться домой. В Константинополе они так и заявили императрице Зое — желаем, мол, плыть к дому. Но Зоя решила викингов тормознуть. Обвинила она Харальда в том, что тот присвоил добычу флотоводца Маниака, и бросила наемников в темницу. Чудесным образом Харальду со товарищами удалось бежать и на прощание они пробрались и спальню нового императора Михаила Пятого Калафата и выкололи ему глаза…

Ярослав Мудрый, мудро хранивший сарацинский общак, присланный Харальдом из Африки, приветливо принял Харальда и вернул тому добычу и отдал в жены Харальду свою дочь Елизавету…

Неожиданно Дикий увидел цель буквально в пяти метрах от себя. Что ж, чем ближе — тем лучше. Выстрелил — нет цели больше.

И тут… зачесалась пятка. Странный, нервный зуд и желание сбросить кроссовку и чесать; чесать пятку, забыв обо всем. Но ведь не дадут забыть. Не дадут почесать от души. Убьют! За воротник камуфляжной формы также набилось иголочек и земли. Зуд тела и страсть боя. Тело подождет, а бой — нет, он ждать не станет.

Дикий бился. Стрелял и перекатывался с места на место. Что-то дернуло рукав куртки. Понятно что! Но пуля только порвала ткань и обожгла кожу. Не успел Дикий ничего подумать, как вторая пуля попала в приклад автомата и срикошетила в землю, чудом не ранив.

— Уходи, майор! — снова прокричал Дикий.

Лучше б не кричал, а стрелял. Хотя он и стрелял тоже. Не помогло. Теперь ему в ногу попало. Та онемела мгновенно. А вот боль еще не успела прийти.

— Вы что, бляди, снайперами стали! — прокричал Дикий в ту сторону леса, из которой стреляли, и откатился в канавку возле кустарника.

…Какая нога? Правая! Наше дело правое — победа будет за нами! За кем — нами? За ними, за викингами! Сколько их теперь развелось — все свое дело правым считают. А левые? Левые в Думе думаем, в парламенте, мать, парламентируют. А их дело какое? Левое? Или тоже — правое? У викингов было правое дело, поскольку они силой… И отбивали все. У либералов такое же — правое, сильно отбирательное… Ой, а вот теперь больно…

В канавку возле кустарника пули не попадали. Но одна уже попала, и боль горела в ноге синим пламенем. Дикий достал аптечку, выхватил из нее шприц и быстро всадил себе прямо через штанину несколько выше колена. Вытащил еще один шприц. Вколол в ногу. Лучше больше да лучше!.. Нашел резиновый жгут и перетянул бедро…

Теперь жить можно! Какое-то время!..

Чтобы прожить подольше, перевернулся и выхватил гранату. Дернул чеку и, не поднимаясь, бросил через голову.

А то уже подбегали. Дикий слышал шорох ног. Несколько секунд прокатилось и — ба-бах-ну-ло! Теперь не пошуршат.

И еще бабахнуло. Это майор. Кличка у него Зверь, вот он и зверствует.

— Отходим, Дик!

— Уже не отходим!

— Ты ранен?

— Ранен. Ты уходи. А я уползу. Уходи! Я прикрою!

Не всех порвали еще. Возникла в двух шагах фигура. Несколько пуль всего фигуре в брюхо — нет ее, будто и не было.

Зверь подполз. Это свой зверь.

— Куда тебя?

— Нога.

— Укол?

— Есть укол.

— Я тебя вынесу.

— Не вынесешь! Вали, майор. Политинформация закончена!

Фигуры выскакивали из-за стволов, приближались. Выскочила фигура из-за ближайшего ствола и рванула мимо кустарника туда, откуда майор приполз. Дикий выстрелил и убрал фигуру…

…Странные шахматы получались. Сделал ход, убрал фигуру. Пожертвовал фигуру. Отдал качество. Шах — королю. Гардэ — королеве…

На дружескую или вражескую беседу времени не было. Майор по прозвищу Зверь положил на землю рядом с Диким последнюю гранату и два рожка. Приобнял его за плечи.

— Прощай, сынок, — сказал. — Выживешь — отдам дочь за тебя.

За деревьями опять зашевелились, Дикий выстрелил, но не попал.

— Вали, майор! А то я сейчас заплачу!

Майор понял и пополз прочь…

…Харальд снарядил на Руси три драккара и уплыл в Швецию. Чуть погодя он основал город Осло, а с 1048 года регулярно терзал Данию своими викингскими набегами. Подбадриваемый русской женой, он попытался покорить Англию, и это у него почти получилось. В решающей битве под Стамфордбриджем английская стрела попала ему в горло и убила. Через девятнадцать дней Вильгельм Завоеватель из Нормандии доделал то, что не успел почти русский Харальд. В битве при Гастингсе англичан разбили и воцарилась на острове франко-нормандская династия…

Эх, не попади тогда в Харальда стрела, стала б дочь Ярослава Елизавета английской королевой!..

В конце-то концов, вертолеты не безразмерные!

Стрельба с «той» стороны стала пореже и, воспользовавшись затишьем, Дикий выполз из кустарника и хромая проковылял к более надежному укрытию — узкому, но довольно глубокому оврагу, похожему на траншею. Несколько дней назад шел дождь, и, несмотря на дневную жару, вода не высохла полностью. Кроссовки зачавкали в грязи и этот бодрый, живой звук странным образом давал надежду.

Поскользнулся, упал. Измазался. Теперь не о красоте думать. Поднялся и высунулся из окопчика. Прибор ночного видения работал отлично. Лучше б он не работал! Когда чего-нибудь не видишь, то этого и нет. Быстрая и простая смерть тогда! Но он видел. То, что видел, как-то даже радовало. С одной стороны, видел — значит, живым был! С другой стороны — они бежали. Точнее оказать, они не бежали, а боялись. Перебегали от ствола к стволу, прятались. С третьей стороны — их осталось мало! И это главное. С четвертой стороны… Нет, они наступали только с одной стороны. Так мало их осталось. Так они, Дикий и Зверь, поработали.

Хорошо сидеть в канавке-окопчике и барахтаться в позавчерашнем дожде. Но — гранаты! Не только Дикий да Зверь такие умные! В окопчике получить гранату — самое то!

Шевелиться надо — прыгать, падать, перекатываться, убегать-догонять.

Дикий стал шевелиться, несмотря на ногу. Приподнялся над окопчиком и пустил несколько пуль в соседние кусты, за которыми угадывалось шевеление. Упал на землю, на сочную травушку-муравушку, покатился в сторону от окопчика. И вовремя он так поступил. Окопчик стали забрасывать гранатами и забросали, разорвали землю и кустарник в хлам. А Дикого — нет, его не в хлам. Но не далеко он успел укатиться. И ему досталось между делом. Ударило волной звука, грохотом. И тут же острая чужая материя воткнулась в правый бок.

Дикий давно приготовился к смерти, но все равно было больно. И эта новая боль странным образом проявила желания. Одно желание. Убить, победить, выжить. Последние часы он именно это и старался делать, но делал, как машина убийства-выживания. А не как человек. Проснулось человеческое. Первобытно-викингское. Безумие берсерка!!!

Почти потеряв сознание, повторяя бессмысленную фразу:

— Снайперами, значит, бляди, стали, — Дикий опять вытащил из куртки аптечку.

Сделал сразу три укола и разгрыз капсул, проглотил наркотик.

Теперь станет настоящим нарко-берсерком, если успеет. Берсерки викингов тоже наркотики лопали, мухоморы глотали или еще какие природные гадости.

…Фляга! Была фляга, а во фляге еще оставалась вода. И раны, и наркотики. Уже не понять — где свои руки и ноги? а где чужие оторванные валяются по всему лесу! Фляга в кармане. Глоток, другой. Вода! Наркота в крови! Круто! Силы в каждом волокне! И не страшно! Смелости много! И воевать хочется так же, как солдату трахаться! А боль вытекла, как из раковины мыльная вода!..

Таким еще не был. Или — был? Таким сильным, быстрым и ловким. Дикий подхватил автомат и побежал зигзагами вперед. В атаку! «Наше дело правое-левое — победа будет за нами!» Вспышки со всех сторон. Мимо! Дикий же стрелял и попадал. Одна вспышка погасла, другая — потухла, третья — тоже накрылась…

…Стрела летела, летела. А Харальд стоял с мечом в руке и кричал. Стрела летела, летела ему в горло и собиралась убить. Но Харальд успел увидеть, успел вспомнить русскую жену, успел представить английский трон, который он собирался занять с русской женой. Успел! Успел отвернуться и стрела пролетела мимо. А он, Харальд, ставший берсерком, завопил, перекрикивая грохот боя:

— Вперед за наше правое дело!

И бросился в кучу-малу крошить всех подряд…

Все замерло и будто остановилось. «Все здесь замерло до утра…» И вот — лицом к лицу. Последний остался. Стоит и дергается. Чего это он? Заклинило автомат? Патроны кончились? Можно спросить. На каком языке? На русском? украинском? на языке НАТО? Какой у них язык? Причем здесь НАТО? При том!

А у Дикого автомат не заклинило и патроны не кончились. — Оружие, парень, надо протирать и смазывать, — сказал Дикий назидательно и выпустил последнюю очередь.

И теперь тишина настоящая. Никто не бежит вокруг. Никто не ползет, не шуршит.

А вертолеты? Их же два! Захватить вертолеты и полететь? На одном в Киев влететь и раскрошить к чертовой бабушке! А на другом в Москву! И стереть Кремль с лица. Как угорь выдавить!

Но даже под наркотиками Дикий не стал захватывать вертолеты, потому что это сложно — одному на двух вертолетах и в разные стороны. Можно, конечно, но сложно. И еще он ранен…

В другой раз.

У майора все получилось. Он добрался до рощи, где они спрятали две тачки. Но так уж получилось — он остался один на две машины. Сперва Зверь хотел поджечь БМВ Дикого, дабы уничтожить лишние следы, но не стал. Шанс был нулевой, но — все-таки… А вдруг?… Чудес не бывает, но иногда случаются…

Он забрался в джип и поехал проселком прочь.

«Вертушка» прилетит через час, и за этот час предстояло сделать многое. Доехать до лесника и забрать дочь. Вот, что нужно сделать. И не нарваться по пути.

Ночь стояла вокруг. Она висела и лежала теплой летней пеленой. В свете фар пролетали мотыльки и прочие букашки, способные летать. Метнулась серая тень через ухабы. Заяц? Ночь была живой. И он, майор по прозвищу Зверь, тоже был живым. Но и покойников в этой ночи хватало.

Как там Дикий? Когда майор бежал прочь, то слышал выстрелы. Приглушенные. Интеллигентная резня! Глушители для того, чтобы не потревожить сон мирных селян!

Сперва слышал выстрелы, а после перестал слышать. Потому что далеко ушел? Или Дикого убили? Может быть, Дикий всех завалил? Скорее — его…

Зверь въехал за изгородь, прокатил до дома лесника и остановился. В окнах света не было видно, но дверь тут же отворилась, и на крыльце появился лесник.

Он спустился по ступенькам и подошел к Зверю, выкарабкавшемуся из тачки.

Дед посмотрел на майора и спросил глухо:

— И это все?

— Да, батя… Это все, что осталось.

Дед пожевал губы, лицо его стало скорбным.

— Значит, остальные… — произнес он. — А Дик?

— Его ранили. Он прикрывал меня.

— То есть — бросил?

— Не бросил, дед, — майор начал раздражаться. — Это бой! У него есть законы.

— То есть — законы? — продолжил лесник. — Законы бросать друзей. А ты, выходит, живой. Для них законы, а тебе — жить?

На крыльцо выбежала девушка.

— Отец! Папа!

— Собирайся скорей. Мы опаздываем.

— А Дик и парни?

— Они на машинах уедут, а мы, доченька, полетим. Проветримся.

Видок у Зверя был еще тот. Хорошо, что в ночи почти не различить его камуфляж, измазанный кровью и землей. Но запах — запах пороха остался.

— Папа! Но все-таки?

— Ничего, дочка, ничего.

Настя поняла, уткнулась отцу в плечо, но… но заплакала, подняла голову и спросила:

— От всего этого хоть кому-нибудь станет лучше? Скажи, отец, правду.

Майор по прозвищу Зверь, действительно похожий в этот момент на зверя, вдруг смутился, отвернулся, не зная что сказать. А не знал он что сказать по одной простой причине — он не знал пользы во всей этой стрельбе. Он просто отвык задумываться о какой-либо пользе своего дела. Он однажды, много лет назад, поверил в такую пользу, дал присягу. Он просто выполнял приказ. А в последнем случае просто спасал свою дочь, которую никогда не видел до этого, спасал инстинктивно себя. А Дикий, люди Дикого, люди полковника, которые погибли… Такая работа. Многих хороших парней встречал Зверь на своем пути. Некоторые оставались жить. Некоторые погибали. Некоторых и ему самому приходилось убивать.

— Надо уезжать, дочка.

— Да, папа, поехали.

Настя уже не настаивала на ответе. Она устала от переживаний. Папа теперь позаботится о ней, а после скажет, объяснит все. А Дикий, Дик… с ним все будет хорошо. И в слово «хорошо» Настя не привносила никакого смысла. Просто — хорошо.

Майор открыл дверцу джипа, и девушка забралась внутрь. Зверь обошел машину, задержался на мгновение и обернулся к леснику. — Спасибо, батя, — сказал, не зная как продолжить.

— Как тебе ответить, мил человек. — Дед стоял чуть в сторонке и плакал без слез. — Бывай, мил человек. Дочку береги. А я стану сына ждать. Он мне почти как сын.

— Тогда жди, батя.

— Прощай, дедушка. — Настя высунулась в окошко и добавила: — И бабушке здоровья!

— Прощай, дочка.

Майор по прозвищу Зверь врубил двигатель, развернулся и укатил к тому месту у реки, куда вот-вот должен был прилететь вертолет из России…

…У ВП были большие, белые, как булки, ладони и слегка загорелые кисти. ВП потирал их радостно. Беленький был похож на ВП, только пожиже. Он тоже потирал руки.

И чего бы им их не тереть! Оружие шло в Чечню, и та набухала от оружия. Ярл Джохар уже приготовил свой драккар и желал сразиться с конунгом Борисом. Сотни ярлов пахали на конунга, но многих уже купил чеченский ярл…

Совсем мало времени оставалось до предательского штурма Грозного, до Буденовска, до предательских перемирий, во время которых ВП и такие как он перевооружали армию ярла Джохара. А после предательская сдача Грозного, и еще много, много, много предательств…

Все это грядущее уже не будет иметь никакого отношения к нашей частной истории. Все это будущее рассудит — назовет героев и подлецов.

Пока славяне крошили друг друга, чечены точили нож.

Бесконечна история набегов и грабежей. Вся история цивилизации складывается из них. Но парадокс истории заключается в том, что любая вещь, любой замок, любая земля меняет хозяев. И чистоты рас нет. Все перемешано. И все принадлежит всем. Богу, Космосу, Высшему закону, Справедливости, как мы ее понимаем…

Сидели до первых петухов, хотя это теперь только так говорят. У лесника петуха не было. Всего два существовало в ближайшей деревеньке.

Но, тем не менее, и без петухов заканчивалась ночь, одна за другой гасли гирлянды созвездий. Луна уползла прочь, а на востоке стало оживать пространство — черноту растапливало первое свечение.

Старик со старухой сидели в горнице не зажигая света. Молчали. За долгие годы совместного житья-бытья они вполне могли обходиться без разговоров, понимая молчание.

Каждый по отдельности и вместе думали о веселых, сильных парнях, появившихся у них, о Диком, к которому относились почти как к собственному сыну. Их долгая жизнь была нелегка и старики привыкли к потерям. Привыкли скупо горевать и забывать горе. Но того, что происходило сейчас, они не понимали. Почему? Какая-такая вдруг война навалилась? Но если людей убивали, значит война была…

В глубокой тишине утра было слышно лишь, как они тяжело, по-стариковски дышат. Но вот возник звук. Какой-то скользкий скрип сперва, а после скрипа толчок и короткий удар.

— Что это, бабка? — вздрогнул дед Григорий.

— Что такое, старый? — спросила глуховатая Арсентьевна.

— Стукнуло что-то, поди?

— Мерещится тебе. Я не слышала.

— Так ты глухая.

— Зачем тогда глухую спрашиваешь?

Дед поднялся из-за стола, за которым просидел последние два часа, снял двухстволку, висящую тут же на стене, осторожно приоткрыл дверь и вышел на крыльцо.

Пахнуло утренней свежестью, захотелось глубоко вздохнуть. Дед вышел из дома, за ним вышла и бабка. Если бабка была глуховата, то лесник — подслеповат. Пока он всматривался в утро, бабка уже начала ахать.

— Что кудахтаешь, старая?

— Да вон же, вон!

Дед вгляделся и увидел большую черную машину, упершуюся в колонку. Фары у машины не горели, да и вообще — никаких признаков жизни. Только, кажется, вздрагивал двигатель, работая на холостом ходу.

— Дика машина! — сказал дед испуганно.

— Не разбираюсь я в машинах. Так ты чего стоишь? Посмотри?

Дед сделал несколько боязливых шагов, выставив вперед охотничье ружье. Сделал еще шаг, побежал. Арсентьевна зашаркала за ним.

Оказавшись возле машины, дед дернул на себя ручку дверцы. Та открылась легко.

— Ох, ты, мать честная! — За рулем почти лежал, положив голову на руль, Дикий. — Это же наш Дик!

— Он! Точно — он!

Дед с бабкой стали суетиться возле машины. Вытащили кое-как Дикого и положили на траву.

— Что это? В чем-то испачкалась, — проговорила бабка.

— Кровь это, старая, — объяснил лесник. — Крови, мать, что ли, не видела?

— Живой он, нет?

Стали разглядывать, щупать.

— Живой пока, мать. Живой.

— А на голове у него что? — спросила бабка.

— Такая штука, мать, чтобы ночью видеть.

— Неужели?

…Дикий не стал захватывать вертолеты и лететь на Киев и Москву одновременно. Даже через наркотики, даже через безумство берберка он понял, что пора уходить. По второму разу всех убивать необязательно! И тогда Дикий побежал лесом прочь. Бежал, терял дорогу, находил. Обнаружил-таки свой БМВ и мысленно поблагодарил майора. Действие наркотика начинало ослабевать. Какой там теперь Киев, какая Москва, какое бешенство берсерка! Закрыть бы глаза и забыться. Но — инстинкт. Инстинкт самосохранения. Инстинкт приказал и Дикий послушался, врубил двигатель, стал рулить по кочкам и колдобинам, не зажигая фар, чтобы никто не заметил. В прибор ночного видения дорога казалась полной опасностей. Чудились тени, прыгающие из-за деревьев. Несколько раз он порывался стрелять. Но — кончились патроны. Кончились гранаты. Все кончилось, к чертовой бабушке… Жизнь почти кончилась. И не было более желания убивать… Он рулил, рулил, а затем потерял сознание. Рулил уже без сознания. И почти без жизни. Но ее все же хватило дорулить до лесника…

— Сердце, хоть и слабо, но бьется, — заявила Арсентьевна, исследовав тело.

— В дом бы его надо отнести. Поднимем?

— Поднимем, небось. И не такое поднимали.

С превеликим трудом дед и бабка потащили Дикого в дом. Несколько раз останавливались и укладывали того на землю. Бабка щупала пульс и довольно заявляла:

— Стучит сердце! Жив парень.

Подняли на крыльцо. Внесли в дом, положили к старухе в уголок. Бабка потребовала воды и велела деду притащить все банки с мазями, какие тот найдет в подвале. Дед забегал по дому, роняя табуретки.

— Свет чего не зажжешь, старый!

— Так что зажигать — утро!

Действительно, первый луч вырвался из-за ближней рощи и заскакал по окрестностям, поджигая сонные окрестности.

— Как, бабка, вытащим парня? — спросил лесничий.

— О другом и думать не смей, — ответила она.

…Харальд уклонился от стрелы и побежал вперед с мечом. Но стрела смертоносно летела, дальше. Викингов вокруг было до фига. В кого-то она все-таки попадет…