Дикий и Зверь

24

«…сыновья Атли Сухопарого напали на Альвира Хнуву в его доме и хотели его убить. С ними была такая большая дружина, что Альвир не мог сопротивляться и спасся бегством. Он поехал тогда на север и встретил там конунга Харальда. Альвир стал дружинником конунга и поехал с ним в Трандхейм.

Тогда же ярл Рагивальд направился в Фирдир и разузнал через разведчиков, где проезжал конунг Вемунд. Ночью он явился в селение, где Вемунд был тогда на пиру. Ярл Рагивальд застиг Вемунда врасплох и сжег его в доме и вместе с ним девять десятков человек…»

А ГАИ, вот, и нет дела до чудом спасшихся! Они, злые ГАИ, могли запросто тормознуть БМВ и тогда пришлось бы и по ним пулять из «кипариса», а это уже бессмысленное убийство. И еще неизвестно кто кого убьет!..

Дикий выехал на трассу и, проехав с пару километров, свернул на проселок, погнал по ухабам — благо тачка была чужая. Он смутно представлял где находится, да и девушка-спасительница мало чем тут могла помочь. После перенесенного она говорила с трудом.

Ночь еще продолжалась, продолжал действовать и допинг. Но дело шло к утру, а допинг тоже действует не вечно. На все дела оставалось где-то час времени.

Несколько раз Дикий выезжал на трассу, а затем съезжал с нее. На подъезде к Киеву пришлось бросить БМВ и тормозить проезжавшие машины. Никто не останавливался, девушка-спасительница еле стояла на ногах, небо начало розоветь. Все оружие было убрано в сумку — не доставить же его посреди шоссе, заставляя какую-нибудь тачку остановиться?!

Неожиданно притормозил старенький «Москвич». Из него выглянул морщинисто-веселый дедок, спросил:

— Где ж тебя, сынку, так угораздило?

Дикий покосился на свою рваную и окровавленную рубаху, усмехнулся и ответил:

— Да вот тут на танцах приключилась беда. Теперь, вот, с девушкой полночи бегаем.

— Какие полночи, сынку?! Утро ведь.

— Подвезешь, отец?

— Садись, сынку.

— Только у меня денег нет.

— Какие с тебя теперь деньги.

Они сели в «Москвич» и поехали. Дикий вспомнил ближайший адрес одного знакомого, не являвшегося членом его бригады, но вполне своего парня. Звали его Эмилем. Дедок сказал, что это ему по пути.

Короче, доехали до знакомого. Народ еще спал в основной своей массе, и никто не заметил Дикого, когда он подходил к дому. Да и знакомый оказался у себя.

— Ну и видок же у тебя, Дик! — Эмиль при виде окровавленного и опухшего приятеля моментально проснулся. — Проходи быстро. Где это ты так круто покувыркался?

Дикий и спасительница вошли в прихожую.

— Защищал девичью честь, — пошутил Дикий и попросил: — Пусть она полежит. Есть свободный диван?

— Есть! — хохотнул Эмиль, но, глянув на избитое лицо Дикого, заткнулся.

Девушка-спасительница не сопротивлялась, и Эмиль отвел ее в гостиную, где предложил прилечь на диване. Она не стала жеманничать и отказываться. Она легла и тут же уснула. Эмиль вернулся в прихожую и сказал, зевая:

— Дела!

— Я позвоню от тебя.

— Нет проблем, Дик.

— Ты иди досыпай. Извини, что побеспокоил.

— Какие тут сны! Твоя физиономия приснится — вообще не проснешься.

С этими словами Эмиль, очевидно не боясь такой перспективы, развернулся и ушел в спальную. Дикий набрал номер Анжелы и почти сразу же услышал ее сонный голос.

— Алло.

— Это я.

— Дик! Где ты? Что с тобой?

— Мне нужна твоя помощь.

— Конечно, конечно! Говори.

Дикий сказал, куда ей следует приехать на такси и привезти кое-какие вещи. Речь шла о документах, которые Дикий приготовил заранее, фальшивых, конечно же, но сделанных с такой тщательностью… Одним словом, предстояло выкручиваться…

Поговорив с Анжелой и повесив трубку, Дикий зашел в ванную комнату и посмотрел в зеркало. Нет, он был не робкого десятка, однако — испугался. Как вообще можно было двигаться с такими повреждениями! Но он двигался. Еще где-то с час продвигается. А потом? Потом действие допинга кончится.

…Плечо опухло, но не сильно. «Врач» ковырялся в плече иглой, желая вызвать сильную боль. И только! Ребра были целы, но болели. Голова гудела. От сотрясения или от допинга? Интересно было бы знать. Самые страшные гематомы образовались на роже. Рожа, однако, рожа и есть. Все пройдет. Главное, что позвоночник не сломан и прочие крупные кости. За это он и убил гадов быстро и безболезненно.

В ванной комнате на веревочке висела летняя рубаха Эмиля. Дикий не стал ломиться к приятелю в спальню, посчитав, что тот ему бы рубахи не пожалел, сбросил с торса окровавленные лохмотья и надел рубаху Эмили. Сыроватая, она приятно холодила тело.

— Господи, что же это такое делается! — начала было причитать Анжела, увидев Дикого.

Дикий жестом остановил ее.

— Пойдем в сквер.

Они устроились на скамейке, и Дикий раскрыл сумку, привезенную вдовой.

— Молодец!

— Все как ты просил.

В сумке находились документы, деньги и ключи от старой тачки. Не такая уж она и старая! БМВ все-таки, хоть и не самой последней модели. «У каждого ярла свой драккар».

— Теперь возвращайся домой.

— Как домой? А ты?

— Сейчас у меня нет времени, милая, все объяснять. Все в порядке. Худшее позади. В жизни мужчин случаются и более серьезные неприятности.

Анжела коснулась его лба губами, прослезилась. Было больно даже от простого прикосновения. Она поднялась и ушла не поворачиваясь.

Дикий помнил о допинге и поэтому спешил. До гаража, в котором стояла тачка, почти добежал. Огляделся. Чисто. Открыл замок и ступил внутрь. И там никого. Машиной давно не пользовались, и Дикий боялся, что аккумулятор сел. Ничего. Не сел. Двигатель врубился с пол-оборота. В самом гараже имелся тайник со всем необходимым в боевой и мирной жизни. Кое-что Дикий из тайника забрал, переложил в тайник тачки.

Выехал из гаража, закрыл его и погнал к Эмилю. Документы были в порядке, тачка была в порядке. Вот только рожа не в полном порядке и допинг скоро перестанет действовать. И так в теле произошли какие-то изменения, внутреннее пламя теперь не так жгло…

Остановил БМВ возле соседнего дома, поднялся по лестнице и позвонил. Эмиль открыл сразу же. Он уже встал и побрился.

— Все в порядке? — спросил.

— Как она? — ответил Дикий вопросом на вопрос.

— Спит.

— Спасибо тебе. Мы сейчас уедем.

— Дик, ты уверен, что тебе в таком виде стоит куда-то ехать?

— Не уверен, но поеду.

Он прошел в гостиную и сел на краешек дивана, на котором мирно спаса девушка-спасительница. Сон ее казался таким чистым и невинным, что не хотелось будить…

Дикий коснулся плеча девушки, слегка потормошил, сказал:

— Вставай, милая.

Девушка открыла глаза и не сразу поняла где находится. Но неведение длилось не долго. Она помрачнела, ответила:

— Да, да. Я готова.

Спала она не раздеваясь, поэтому они через несколько минут уже ехали по городу.

А еще через какое-то время Дикий успешно миновал пост ГАИ и погнал по трассе в сторону Харькова. Прощай, так сказать, гостеприимный Киев!

В БМВ была аптечка — такими обычно пользуются спецназовцы. Дикий велел блондинке достать из нее капсулу и проглотить.

— Хорошо, — согласилась девушка.

— Скоро я вырублюсь — ты поведешь. Ты машину водить умеешь?

— Умею. Не то чтобы очень… Но по прямой дорого проеду.

— Вот и хорошо.

Дикий притормозил на обочине и предложил девушке поменяться местами. Девушка села за руль.

— Классная машина, — сказала.

— Можешь сама разобраться?

— Да. Вот — сцепление, тормоз, газ. Так… Скорости. Все вроде.

— Тогда поехали. Я тебя в процессе подучу. Пока смогу.

— Но у меня документов — ноль! А у тебя?

— С документами все в порядке. Если гаишники остановят, скажешь, что в городе на вас напали бандиты, мужа избили. Твою сумочку украли… Проблем не будет. Скажешь, что боишься сотрясения мозга. Если завозникают, тогда я вмешаюсь.

— Хорошо.

— Слышь, давай знакомиться. Тебя как зовут? Я даже имени твоего не знаю.

— Меня Настей зовут. А вас как? Там в доме… Они говорили — Дикий.

— Так и зови.

— Как? Просто Дикий?

— Не «просто Дикий», а Дикий. — Дикий заулыбался и тут же схватился за челюсть. — Больно, блин! — застонал. — Так губы расколотили, что даже посмеяться нормально нельзя…

Действие допинга явно заканчивалось.

— А с рукой как? — спросила Настя.

— Не смертельно.

— Тогда едем?

— Едем, едем. А то я уже начинаю вырубаться…

«…Когда под власть Харальда подпали эти новые фюльки, он стал зорко следить за лендрманами и влиятельными бондами…»

…Гаишники за ночь насосались — денег. И поэтому новый день встретили на удивление честно. Эта их честность первой половины дня оказала измордованному Дикому и его спасительнице неоценимую услугу, поскольку гаишники их нигде не останавливали. Мало ли что б им пришло в голову! Одна рожа Дикого чего стоила! Никакие паспорта, даже самые-самые «левые», не удостоверяли его личность. Личность — от слова лицо. А лица не было…

Допинг уже не действовал, и Дикого крутило-вертело. Каждое мягкое и твердое место болело или ныло. Болела голова, подташнивало. А губы сочились какой-то гниловатой жидкостью.

Дикий довольно долго пролежал на заднем сиденье. Даже забылся на часок. Очнулся и заснуть снова не смог.

— Останови, милая, — попросил чуть живым голосом.

Девушка вела машину довольно уверенно и с интересом, как это делают люди, которым не часто удается посидеть за рулем.

— Как ты там?

— Так себе.

— Меня Настей зовут. Забыл?

— Нет, не забыл, Настя.

Она остановилась на обочине, и Дикий пересел на переднее сиденье. Справа и слова от дороги желтовато колосились злаки. Виднелись зеленые острова рощ. Птицы — ласточки? стрижи? — носились, как автоматные очереди.

— Красиво, — застонал Дикий. — поехали дальше.

Они поехали. Дикий смотрел на серую полосу шоссе впереди. Думать было не о чем. Тогда он спросил:

— Почему ты помогла мне? Теперь об этом можно спросить. Раньше времени не хватило.

Девушка смотрела на дорогу не отрываясь. Впереди показалась колонна грузовиков, Настя ответила только тогда, когда колонна миновала:

— Очень даже все естественно! Я ведь закончила медицинский институт… Ты сам спросил! Тогда и слушай.

— Конечно, Настя! Мне интересно. У нас времени навалом. Еще ехать и ехать.

— Ну, вот… — Настя облизнула губы, сосредоточились, подыскивая первую фразу. — Я никогда не знала своего отца и жила с мамой. То есть, по ее словам отец нас не бросил, просто у него была такая работа. Я в детстве спрашивала — кто он? где он? что за работа такая и когда будет отпуск? После подросла и перестала спрашивать. И уже маме не верила, думала, что она всю эту историю про работу специально для меня придумала. И еще я ей не верила потому, что в доме не было ни одной его фотографии…

В голове у Дикого что-то зашевелилось, какие-то серые валуны. Это были мысли. Им было больно. Избитые мозги не хотели думать. Но Дикий был почти уверен — он знает отца Насти, еще как знает!

— …А недавно… Да, недавно появились какие-то люди. Приезжали на «Вольво», показали документы. Поговорили со мной ласково. Заявили, что если я хочу увидеть своего отца, то… А я так мечтала увидеть отца! Все детство, долгие годы!.. Они сказали то же, что и мама говорила — папа, мол, выполняет важное государственное задание. Смогу я его увидеть в специальном месте, и встреча будет недолгой… Я и поверила. Мама далеко сейчас. Я там в общежитии жила… Привезли меня, одним словом. И тот, что в очках и с сединой, представился отцом. Он много знал обо мне и маме. Так хорошо рассказывал. Через несколько дней «папа» заявил, что обстоятельства переменились, что мне будет безопасней находиться под его присмотром. На другой день они позвонили маме и я поговорила с ней. Мама тоже сказала: «Оставайся, дочка. Если папа говорит про безопасность». Теперь я-то понимаю. Маму тоже обманули. Или ей пригрозили… Потом… Дали что-то вроде работы по специальности. Не маленькая, мол, буду работать на секретную службу и жить подле отца. Секретная служба занимается террористами и шпионажем. Я заполнила разные анкеты, подписала бумагу о неразглашении… Как-то в тот дом, который ты поджег, приехали новые люди, и «папа» с ними пил весь вечер, спорили они довольно долго. И я случайно разговор подслушала. Стояла в коридоре и слушала, как они говорили. Оказалось, очкастый мне вовсе не отец. Настоящий же мой папа выполняет какое-то их грязное задание. Делает это он потому, что я оказалась у очкастого в заложниках. И еще есть заложник. Кто, где — этого не расслышала. Я не нарочно их разговор подслушала!.. И тут «папа» в коридор вышел и увидел меня. Хорошо, что у меня в руках салфетка была — сказала, что иду на кухню убираться. Предложила им что-нибудь в гостиную принести. Закуску какую-нибудь. Он так на меня долго, подозрительно смотрел. «Папа, ты совсем пьян, — говорю ему. — Иди лучше отдохни». Ну, он и поверил. Сказал какие-то приятные слова — дочка, мол, не обращай внимания на отца, друзья приехали и т. д…

— Так это было до моего появления.

— Да. До тебя они еще двоих допрашивали. Один довольно быстро назвал твое имя. Дикий! Тогда я это имя первый раз и услышала.

— Как звали того человека?

— Кажется, Андрей. Если не соврал. Но не думаю. Скорое всего — правду сказал. Его и не мучили совсем. Он сам говорил. После его увезли и я его больше не видела. А второй…

— Как его звали?

— Я так его имени и не узнала. Он все время плакал. Нес околесицу. Его почти сразу увезли. Мне после сказали, будто бы я видала террористов. Они русские, мол, но на самом дело международные наемники, террористы.

— А как они выглядели? Описать можешь?

Настя стала вспоминать, как те выглядели, но даже по тому приблизительному описанию Дикий узнал в первом пленном Харьковского Андрея. «Колонулся, значит, Андрюха до самой задницы. — Стало грустно, но не очень. На то он и Дикий, чтобы стоять до конца. — Да, знал Андрюха не так, чтобы очень… Но и этих данных хватило, чтобы выйти на след. Убили парня, наверное. Таких свидетелей не оставляют. Я бы тоже не оставил. Второго же я не знаю».

— Еще «папа» сказал, что террористы уничтожили много невинных людей. Что это они здесь такие, а на самом деле… Говорил, чтобы я не жалела их. Я и не жалела.

— Это были не террористы.

— Теперь-то я понимаю. Но как ты мог сопротивляться им?! Казалось, ты ими командуешь!

— Есть разные методики тренировки, — уклончиво ответил Дикий.

— Я сразу поняла, что если я тебе помогу, то ты вырвешься и меня вытащишь.

— Так-то уж и сразу.

— После того, как врезал Алексею Леонидовичу.

— Кому?

— Ну, тому, кто тебя иглой мучил.

— Ах, этот! Он того заслужил.

— Я, вообще-то, в анатомичке насмотрелась всякого, но когда при тебе терзают живого человека… Я никогда не думала, что смогу выстрелить в живого человека.

— Я тоже когда-то не думал. — Дикий провел языком по деснам. Зубы шатались. Зато не выпали — и на этом спасибо. Язык болел, но уже не казался таким опухшим. Чувствовал себя Дикий хреново, очень хреново, однако намного лучше, чем можно было ожидать. Живучее все-таки животное человек…

— Жутко, — сказала Настя и замолчала.

Машина все так же неслась по шоссе, и все тот же веселый летний день искрился солнцем и зеленью полей вокруг. Изредка пролетали встречные машины. Так бы ехать и ехать, зная, что впереди тебя ждет море, нежные волны, влажный песок под ногами, быстрые черноморские закаты. Что друзья и милые девушки будут вокруг смеяться и веселиться, будет ощущение счастья…

— Правда, что ты работаешь с моим настоящим папой?

— Что? — Дикий сперва не понял вопроса.

— Ты работаешь с моим папой? — повторила девушка вопрос.

Дикий ответил не сразу, но постарался сделать это как можно правдивей:

— Да. С некоторой поры. Совсем недавно. Мы заняты теперь одним важным делом. Я не обманываю тебя.

Девушка следила за дорогой, и Дикий смотрел вперед. Ему захотелось посмотреть на Настю. Превозмогая боль, он повернул голову. Какое чистое лицо! Небольшой, чуток курносый носик. И ямочка на щеке. Шея тонкая, и руки тонкие, почти не загорелые. В такой руке сложно представить пистолет.

— А какой он? Мой отец.

Что Дикий мог ответить? Не рассказывать же как майор устроил им ловушку в доме и сколько в итоге людей перебили снайперы Зверя!.. Какой он «зверь» Дикий знал теперь хорошо. И еще он знал его в лицо. Лицо и стал описывать. Моложавое, мол. И т. д. и т. п.

— Характер серьезный и решительный, — закончил Дикий описание Зверя.

Девушка гордо выпрямилась, и глаза ее весело блеснули.

— Таким он и должен быть! — решительно и радостно заявила она. — Я его таким себе и представляла. Всегда!

Настя поддала газу, и БМВ, и так летевший со скоростью выше разрешенной, понесся еще быстрее.

— Эй! — Дикий попытался сопротивляться. — Меня и так уже били-колотили. Не хочу очнуться в канаве.

— Боишься! — засмеялась девушка, но скорость сбросила.

— Попробую вздремнуть, — сказал Дикий, убедившись, что, его спасительница успокоилась и не намерена более лихачить. — Мне очень фигово. Не хочется снова глотать стимуляторы. Надо перетерпеть.

— Конечно! Попробуй уснуть. Я управлюсь. Когда тебя разбудить?

— Когда будем подъезжать к Харькову. В город въезжать не станем. Я должен буду пересесть за руль.

— Хорошо. Спи!

Дикий закрыл глаза и провалился в черную яму забытья.

…Очнулся он резко, будто и не спал. Настя, БМВ, обочина шоссе, солнце жарит прямо в темечко. Все на месте. Колющая, ноющая, плавающая боль тоже на месте.

Настя сидела вполоборота и смотрела молча.

— Красивый, да? — Дикий провел по лицу ладонью, почувствовал какое оно опухшее, покрытое кровавой коркой.

— До свадьбы заживет, — ответила девушка.

— Заживет… А почему остановились?

— Мы проехали указатель. До Харькова семьдесят километров.

Дикий оглядел окрестности — все те же поля и рощи, какие-то деревянные строения за полем, иероглифы электропередач.

— Молодец. Остановилась вовремя, — Дикий открыл дверь и попытался выбраться. Получилось не сразу. Хрустнула коленка, загорелась ссадина на бедре.

— Помочь?

— Я сам, Настя. Дикий сел за руль, а девушка перебралась на его место, не выходя из машины.

— Не помнишь — был указатель «Валки»?

— Помню такой. Километров двадцать до них.

— Ага! Это хорошо. Как Полтаву проехали?

— Без проблем. Гаишников — ноль!

— Везет нам, милая.

Дикий крякнул, врубил двигатель и нажал на газ. БМВуха полетела — хорошая тачка!

Вот и Валки — нехитрый такой поселок. Дикий свернул с трассы влево и по плохонькой шоссейке погнал в сторону Богодухова, но проехав деревню под названием Ковяги, свернул на пыльный проселок, который как бы пародировал известный термин «русская дорога». Но БМВ, северная тачка, этот варяжский драккар, знающий путь из варяг в греки, знающий все волоки — тачка, одним словом, не подвела.

Через полчаса волока по колдобинам БМВуха достигла вершины холма, с которого ловко скатилась, затормозив у ворот. Сбитые из жердей, их так можно было назвать условно. Направо и налево тянулся изготовленный из такого же материала забор. Изгородь, скорее.

Перед глазами возникали и гасли разноцветные круги, но Дикий пересилил себя, выбрался наружу и открыл ворота. Проехал еще с километр и уперся в стандартный деревянный дом. Еще несколько строений находилось рядом.

— Это, Настя, лесничество, — сказал Дикий. — Здесь, милая, все свои.

На крыльце дома появился пожилой и сухопарый мужчина. Посмотрел на подъехавшую тачку, приложив ладонь ко лбу козырьком. Узнал гостя и поспешил навстречу. Сразу скажем — старик сей прошел огонь и воду, командовал разведротой во время Отечественной войны, после попал в ГУЛаг и строил Волгодонский канал.

Дикий и Настя тоже выбрались из БМВ, пошли к дому. Старик разглядел лицо Дикого, хмыкнул и спросил:

— Живой хоть, сынок?

И сам себе ответил:

— А если живой, то теперь — не умрешь. А это кто? — спросил, кивнув на девушку. — За нее, небось, отмолотили?

— И за нее тоже, дед!

— Ладно. Счас тебя моя бабка справит. Пару дней — и будешь, как новый пятак!

— Пятаков-то, батя, давно нет.

— Нет, нет… А ты будешь! Как девушку-то величают?

— Настя. — Спасительница протянула руку и старик церемонно пожал ее.

— У нее неприятности были. Поэтому она и со мной, — постарался как-то объяснить присутствие девушки Дикий.

— Ты не оправдывайся! — кхекнул старик. — Привез так привез. Пойдемте в хату!

— Сперва надо машину загнать. — Дикий повернулся и пошел к машине. Его шатало из стороны в сторону.

— Может, помочь тебе?! — крикнул старик в спину.

— Не надо. Я сам.

— Ладно. Твоя-то другая у меня в схороне. Я ее как-то осмотрел. Ну и машину отгрохали! Чья будет-то?!

Дикий обернулся и ответил старику:

— Американская, батя. Американский джип.

— Американский… — Старик попробовал незнакомое слово: — Жип!

Дикий уже забрался в БМВ, когда дед крикнул с крыльца:

— А другая? На которой приехал?

— Немецкая.

— Тьфу ты, нуты! Дали им развернуться. Ладно, загоняй ее в сарай и пойдем к столу!

— Дед, считай, что это твой трофей!

— Ну! — дед смягчился. — Трофеи я люблю.

Дикий стал разворачиваться, стараясь большой машиной ничего не повредить перед домом. С крыльца до него доносились слова старика, обращенные к Насте:

— Проголодалась, поди, с дороги? А я пока вам баньку стоплю. Украинцы, они не умеют баньки-то делать, а мы, чай, русские! Нам без баньки нельзя…

Дикий свернул за дом и загнал машину в сарай. Кое-как приковылял обратно.

А в большой и чисто подметенной горнице бодрая старушка в цветастом летнем платье хлопотала возле стола. Увидев вошедшего, близоруко сощурилась, охнула и запричитала:

— Что ж это такое делается на белом свете! Какие ироды-разбойники! Война, что ли, какая?

Дикий подошел к старушке и приобнял ее за плечи.

— Все нормально. Все нормально, — пробормотал смущенно. — Ну, — пошалили малость.

— Ты присядь, присядь!

Дикий сел к столу возле Насти.

— Дед! — приказала хозяйка. — Слазай в погреб. Мазь мою принеси.

Дед и бабка поругивались между собой, но выходило это у них не зло. От такой ругани хотелось смеяться. Настя и смеялась. Дикий тоже улыбался, только от улыбок болело лицо.

Старикам было скучновато жить одним, и они явно радовались гостям.

Лесничий приходился родным дедом одному из парней Дикого. Как-то парень обратился к Дикому за помощью — замучили, мол, дедушку браконьеры, которые не тайком по ночам шуровали в лесу, а в открытую заготавливали дрова, пилили и сам лес, целыми делянками вывозили на продажу. Лесничего поносило начальство. Дед полез на браконьеров, и его сильно помяли. Бабка еле его выходила… Пришлось Дикому взять несколько бойцов и пошуровать в округе, проехаться по адресам. За день они отметелили столько мужиков, что и со счета сбились, а вожаку браконьеров, который велел лесничего побить, Дикий прострелил ногу. На память…

Более никто без разрешенья лесничего в лес не лез.

Так и подружились они. Иногда Дикий брал парней, приезжал сюда отдохнуть, иногда что-нибудь чинил в доме.

Дед вернулся из погреба с небольшой темной бутылкой. Бабка тут же стала мазать Дикому лицо, сказав, что на ночь придется еще помазать.

— Это пока для смягчения, — добавила. — После баньки я тебя серьезней подлечу.

Мазь жгла лицо, но Дикий не сопротивлялся. Старикам казалось приятным заботиться о нем. Ему тоже нравилось.

Тем временем поспела картошка. К картошке хозяйка подала маринованные грибы и небольшие, хрустящие на зубах, огурчики собственного посола. Выставили хозяева на стол и большой жбан холодного кваса.

Захотелось есть! Дикий забыл это естественное человеческое желание за последние несколько суток. Язык, десны — все болело, но он уминал угощение за обе щеки.

— Аппетит имеется, парень. Жить будешь, — хвалила его старушка.

— Какое все вкусное. Настоящее, — благодарно говорила Настя.

Холодный квас пили не спеша — глоток за глотком.

Дед, ушедший заниматься банькой, через какое-то время вернулся и заявил — скоро банька поспеет.

— Арсентьевна, — обратился он к старушке, — приготовь полотенца.

— Сама знаю. — Старушка встала из-за стола и вышла из горницы. Скоро она появилась с охапкой белья — несколько вафельных полотенец армейского образца, пара простыней, две чистые домотканые длинные белые рубахи. Все это добро она отдала Насте и стала объяснять как лучше разминать Дикому побитые мышцы. Настя слушала внимательно. Дикий заметил, что она даже несколько покраснела. Ему было лень что-либо объяснять, да и после той мясорубки, в которой они побывали, совместная баня ничего не могла значить…

— Дед Гриша, — обратился он к лесничьему, — а венички имеются?

— Обижаешь! А то как же?! Как без веничков-то? Я их уже заготовил, родимых. Махнешься от души. Да и Настюшка поможет.

Девушка покраснела еще больше.

— Краса девица! — восхищенно воскликнул дед. — Ишь, как стыдлива! Но обижай ее, сокол. Ясная она.

— Да будет тебе, старый! — прикрикнула Арсентьевна на старика. — Наш Дик сам знает!

Оказавшись в бане. Дикий не стал скромничать и, показывая пример, разделся догола в предбаннике и юркнул в парную. Забрался на верхний полок и лег на живот. Банька была небольшая, построенная бог весть когда, но починенная лесничим при помощи Дикого. Крохотное окошко запотело. В противоположном от полков углу над топкой краснели камни. Было довольно темно и уютно. Через несколько минут вошла Настя. Дикий не стал на нее смотреть, только сказал:

— Ложись на нижний полок. Там не так жарко.

Она молча легла.

Жар постепенно пробирался в каждую пору, которые открылись не сразу, постепенно тело стало покрываться первыми каплями пота. Оно потело все больше и больше. Ссадины на лице и на теле защипало. Большего удовольствия и представить было нельзя…

Свои длинные волосы Настя собрала в пучок. Дикий спустился с полка, зачерпнул ковшом воду из тазика и бросил ее на камни. Вода зашипела, превращаясь в жаркий пар. Дикий лег обратно и спросил:

— Не жарко тебе?

— Нет, нормально, — ответила Настя. — Кто тебе эти милые старички? Родня?

— Нет, родственники одного из моих приятелей.

— А у тебя самого кто-нибудь есть?

На этот вопрос Дикий не ответил.

После Настя осмелела и, не стесняясь особенно своей наготы, отхлестала Дикого веником. После он ее отхлестал. И никакой эротики тут не просматривалось. Обычная банная процедура. «И ничего во мне даже не шевельнулось, — усмехнулся Дикий про себя. — Может, мне, того, отбили самые ценные органы?»

Через пару часов, переодетые в длинные льняные рубахи, похожие на персонажей славянского эпоса, Дикий и Настя вернулись в дом.

— С легким паром! — дружно встретили их хозяева.

Сели за стол. Арсентьевна потчевала окрошкой, разными соленьями, картошкой и зеленью с огорода, квасом. После пили чай…

Недавние пытки и стрельба казались Дикому какими-то нереальными видениями, кошмаром других измерений или цивилизаций. Истерзанным, правда, оставалось тело, но и оно после целительной венично-банной экзекуции отходило, оживало, успокаивалось.

И тут Дикий понял, что еще пять минут — и он упадет под стол, заснет, его после оглоблями колоти — не разбудишь.

Настя тоже намаялась, держалась с трудом. Старики заметили, что гостей сморило.

— Ну и в пользу! — весело вскрикнул дед. — Я вам, детушки, уже на сеновале постелил. Днем там самое милое дело отдохнуть. На ночь я вам на печку перестелю!

Ах, да! день еще продолжался. Какой бесконечный и волшебный получался день.

Запах сена лишь усилил ощущение кайфа. И хотя сон уже запеленал мозг, каким-то краешком сознания Дикий запомнил, что дед Гриша стащил с него рубаху, еще раз помазал раны.

А во сне, в самом этом легком и чистом сне не появилось ни покойников, ни стрельбы, ни кричащих ртов, ни ментов, ни наркодельцов! Сон получился пустым и бесконечно наполненным одновременно. Такое ощущение бывает, когда лежишь в лодке, а лодка плывет по морю. Несколько часов всего целебного сна и — только синяки на теле. Ломота, боль, непроизвольные судороги не беспокоили более. Дикий повернулся во сне, сухая травинка попала в нос, и он чихнул, проснулся. Открыл глаза и сразу вспомнил, где находится. Настя лежала рядом с открытыми глазами, смотрела на него и загадочно улыбалась.

— Привет, милая.

— Привет. Знаешь, я словно заново родилась. Лежу, вот, и думаю… Почему мне с тобой так легко и спокойно? Должна ведь себя чувствовать наоборот.

— Не знаю что тебе и ответить.

— А ты-то как себя чувствуешь? Болеешь еще?

— Сейчас проверю.

И только тут Дикий обнаружил, что лежит голый, что дед Гриша лишь набросил на тело снятую перед тем рубаху. В бане это одно, а вот так вот на сеновале рядом — это совсем другое. Зачем себя и ее искушать?.. Дикий натянул рубаху и, продолжая сидеть, стал разминать пальцы, кисти рук, плечевые суставы. Стал делать повороты корпусом, проверяя и разминая позвоночник. Мышцы хотели двигаться. Связки были эластичны и помогали мышцам. Мази, баня и сон на сеновале сделали то, чего не дала бы и неделя в больнице.

Дикий поднялся и сделал несколько разминочных упражнений для ног. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее. Стал имитировать удары ногами и руками. Никаких болевых ощущений!

— Фантастика! — воскликнул Дикий и встал на руки. Постоял так несколько секунд и, опустив ноги за спину, встал на мостик…

— Фантастика! — повторил Дикий и упал на сено.

— Прошлой ночью ты бы так не смог. Это точно! — прокомментировала Настя.

Затем они спустились с сеновала и пили молоко, которым их угостила хозяйка. Дикий стал расспрашивать деда Гришу про внука. Когда, мол, приезжал последний раз и с каким настроениям? Лесничий с удовольствием отвечал. Был, мол, внук днями. Все у него отлично. Теперь уехал к брату в Днепропетровск. Жду его через три дня…

«Что ж, значит, у парней все в порядке, — решил Дикий. — Всех, как говорится, не перестреляешь. Сегодня — отдых. Завтра с Сергеем встречусь. Пора готовиться к приезду майора. Майора по прозвищу Зверь».

День закончился безоблачно. На ночь Дикого и Настю уложили на русскую печь. Девушка уснула мгновенно, а Дикий — нет, не сразу. А если не сразу, то выходит бить его били, да не все побили. Во сне девушка повернулась к Дикому, уткнулась лицом в плечо. Дикий с час пролежал на спине, стараясь не побеспокоить девичий сон нечаянным движением. Так и уснул.

Проснулся рано — за махонькими окошками утро только начинало заниматься. Осторожно соскользнул с печи, оделся и вышел на крыльцо. Посидел на ступеньках, прислушиваясь к телу. Все в порядке! Захотелось двигаться. Спустился с крыльца и прошелся по траве, которая приятно и холодно щекотала пятки. Достал из колодца ведро воды и умылся. Стал делать упражнения, разминку «тай цзи цуаня». После отправился в сарай и открыл багажник БМВ. Порылся в тайниках и достал оружие. У лесничего имелся верстак, над ним лампочка без плафона. Дикий включил свет и стал готовить оружие — протирал и смазывал механизмы. Сегодня он собирался выехать в Харьков и решил взять с собой карманный «вальтер» ППК. Пистолет имел серьезный калибр, а поместиться мог и в рукаве. Хотя для рукава Дикий в свое время приобрел шестизарядную «стрелку». Разобравшись с «Вальтером», Дикий занялся короткоствольным АК-74 калибра 5,45 мм. Классная штука. Наш АК — он и в Африке АК…

Ни единого звука не омрачало утра. И в этой абсолютной, девственной тишине что-то зашелестело, похожее на человеческие шаги. Береженого бог бережет — Дикий передернул «Вальтер» и выключил свет.

Скрипнула дверь и в дверном проеме возникла тень, в которой Дикий узнал деда Гришу.

— Дик, ты? Что в темноте шаришься?

Дикий убрал пистолет и воткнул штепсель в розетку.

— Смотрю — нет тебя! Кто рано встает, тому бог дает.

— Или забирает.

— Как здоровьице?

— Отличное! Спасибо. Здоровье как у новобранца.

Дед увидел АК, лежавший на верстаке, подошел, осторожно взял в руки.

— Хорошая машина, — произнес завистливо. — нам бы такие в сорок первом… Может покажешь, как разбирается?

— Конечно, — улыбнулся Дикий и не спеша разобрал АК.

Дед смотрел внимательно.

— Дай-ка я. А?

Дикий уступил лесничему место. Тот довольно ловко и быстро собрал автомат, старательно вытер смазку, выступившую из пазов подвижных частей. Подержал автомат, погладил.

— Красавец! — крякнул, а после поднял глаза на гостя и спросил глухо, почти грубо: — Что, сынок, плохи дела?

Дикий не ожидал вопроса, но постарался ответить честно:

— Это, батя, как карта ляжет.

— Что ж за война у тебя? Какая у меня была — я знаю.

— У меня своя война. Без названия.

Дед покачал головой.

— Коли так, — произнес печально, — береги себя. Вы ж теперь герои на это дело. — Лесничий еще раз коснулся автомата. — Ничего не боитесь — ни власти, ни смерти… Эх, я бы тоже вспомнил молодость!

— Ладно, батя, — засмеялся Дикий. — В следующий раз сгоняем в лес, постреляешь по банкам.

— По настоящим бы банкам пострелять.

— Это тебе, батя, ни к чему.

— И то верно… Так ты сейчас едешь? Али позавтракаешь на дорожку?

— Кружку чая можно.

— Серьезные, видать, дела. Мы тоже перед боем не ели. Мало ли, в живот дура угодит.

Дикий приобнял лесничего и постарался успокоить:

— Все путем, батя! Я просто по утрам мало ем. Настя пусть у вас останется на некоторое время. Лады?

— О чем разговор? Будем за ней ухаживать, как за дочкой.

— Она вам, скорее, во внучки годится.

— Внучка так внучка.

— Она у плохих людей в заложницах была. Под это дело ее отца против России заставили работать.

— Подлюки. Это, поди, наши самостийщики.

— Толком пока не разобрались. Разберемся!

— Что ж ты сразу не сказал! — Дед снова взял автомат, оттянул затвор, вгоняя патрон в патроннику поставил на предохранитель. У меня тоже кое-что имеется. Держал на случай, если опять НКВДэшники заявятся.

Дикий знал, что дед Гриша во время войны лично взял сорок двух «языков». И за такую службу его наградили тремя медалями «За отвагу», четырьмя орденами «Красной звезды». Его даже представляли к «Герою»… Особист арестовал по пустяшному обвинение друга-разведчика, Григорий избил особиста. Чуть под расстрел не попал за самоуправство… После войны ему вспомнили тот случай и влепили пятнадцать лет лагерей… Такая, вот, судьба.

Дикий оставил деду Грише АК, пару запасных рожков и две осколочные гранаты Ф-1. Осчастливив бывшего разведчика, Дикий сел в тачку и укатил.