Утром, когда я проснулась, их уже не было. На кухонном столе я обнаружила лист бумаги с адресами туристических агентств, где можно было получить информацию по поводу поездки. А рядом на тарелке красовались еще теплые бутерброды, явно приготовленные Петровичем. Волна умиления исподволь нахлынула на меня. Я поставила чайник, приготовила себе чашку кофе, взяла бутерброд и подошла к окну. День обещал быть ясным и солнечным, и негоже сидеть дома, предаваясь грустным мыслям о своей разбитой судьбе.
Я села на диван, взяла салфетку и стала рисовать. Со мной этого не было уже лет пять. Я рисовала дом, который увидела во сне. С колоннами и башенками. Вышло очень похоже. Отложив ручку в сторону, я долго смотрела на дом и понимала, что он мне безумно нравится. Наверное, счастливы люди, которые живут в нем. Жаль, что мне никогда не светит стать хозяйкой такого дома. Я отложила в сторону рисунок. Хватит мечтать. Самое лучшее, что я могу сделать, это одеться и выйти на улицу. Хотя бы для того, чтобы прогуляться.
Я пошла в Таврический сад. И решила, что немного поброжу по саду, а потом пойду в одно агентство на Кирочной и куплю путевку дней на пять в какой-нибудь пансионат в Репине.
В саду ноги сами привели меня к бару со смешным названием «Три ступеньки». Я мысленно улыбнулась. Чашка кофе — это именно то, что мне нужно.
Интерьер бара меня порадовал. Здесь было ненавязчиво уютно, и обстановка располагала к тихому и спокойному времяпрепровождению, что, собственно, мне и было нужно. Я заказала чашку кофе, а к нему только что испеченную булочку с вишней, которую настоятельно рекомендовала мне барменша.
С подносом в руках я направилась к ближайшему свободному столику. И вдруг услышала:
— Присаживайтесь. Я очень рада вас видеть.
Я обернулась и увидела Ксению Измайлову. Она сидела почти напротив меня, элегантная, подтянутая, одетая в брючный костюм, который невероятно ей шел. Ксения приветливо мне улыбалась и жестом приглашала за свой столик. Не могу сказать, что я обрадовалась этой встрече. Скорее наоборот. Мне хотелось побыть одной. Подумать, прислушаться к своим чувствам. К тому же прошедшая ночь не прошла бесследно. Я чувствовала себя разбитой и опасалась, что светская беседа может лишить меня остатка сил.
— Я действительно очень, очень рада вас видеть, — сказала Ксения, когда я подсела к ней. — Мне понравилась ваша работа. Поверьте, я знаю, что говорю. Я работала со многими журналистами, и далеко не всегда меня радовало то, что получалось в итоге.
— Спасибо, — пробормотала я и попыталась вымученно улыбнуться.
Ксения вытащила из золотого портсигара длинную тонкую сигарету и вставила ее в мундштук. Медленно закурила и задумчиво посмотрела на меня, пуская тонкие колечки дыма.
— Все-таки удивительно, что судьба снова свела нас. Вот так, случайно.
Я лишь пожала плечами. Подумаешь, пересеклись в кафе. Наш город только кажется таким большим, на самом деле случайные встречи происходят сплошь и рядом. Но Ксения, видимо, придерживалась другого мнения.
— Я не верю в случайности. Их просто нет. Каждая встреча обязательно что-нибудь значит.
— Правда? — переспросила я. — И что же означает наша встреча?
— Пока не знаю.
Ксения глубоко затянулась и снова поглядела на меня так, что мне показалось, будто она проникла в самые сокровенные глубины моей души.
— Вы чем-то расстроены?
— Что, так заметно?
Она промолчала, предоставляя мне право выбора. Я могла ответить, а могла перевести разговор на другую тему. Например, поговорить о погоде или о тряпках. Что, собственно, в данной ситуации было почти равнозначно.
Я оценила ее деликатность. И подумала: все равно она скоро узнает, так уж пусть лучше от меня.
— Меня уволили с работы.
— Не может быть! Вы шутите!
— Да нет, я говорю абсолютно серьезно. Я больше не работаю в программе «Страна и мы».
— Почему? В чем причина?
— Мой непрофессионализм. Я вам процитировала шефа. Это была его формулировка.
Брови Ксении недоуменно поднялись вверх. Она отпила глоток кофе, помедлила с ответом, а потом твердо сказала.
— Ваш шеф — недальновидный человек. Впрочем, это, как теперь говорят, его проблемы. Но мне кажется, я поняла, зачем мы встретились.
— Интересно бы узнать.
— Вы мне посланы свыше, и я буду буквально умолять вас спасти меня.
Я удивилась такой неожиданной фигуре речи, но потом поняла: Ксения — актриса, актриса с большой буквы. И сейчас наверняка находится в образе. Так что, сама того не желая, я попала на спектакль, пусть и одного актера.
— Буду счастлива, если смогу помочь, — вежливо ответила я, убежденная, что дальше какой-нибудь банальности дело не пойдет.
— Вы понимаете, моя соседка — отменная кулинарка. И это было бы еще полбеды, но она еще и большая моя поклонница. Понимаете… Она выражает свои чувства единственно доступным ей способом. Она меня закармливает. Например, вчера принесла мне шикарную фаршированную рыбу.
Ксения снова эффектно замолчала. Я же, как могла, подыгрывала ей и смотрела на бывшую кинодиву широко открытыми глазами.
— А я, естественно, просто не в состоянии съесть это произведение искусства по той причине, что уж слишком оно велико.
— Чем же я вам могу помочь?
— Так спасите меня! Приходите ко мне в гости на рыбу!
— Когда? — опешила я.
— Да прямо сейчас! А то ведь пропадет любезная.
Мне стало смешно. Ксения так уморительно-умоляюще на меня смотрела, что я не в силах была устоять.
— А давайте, — согласилась я.
В своей квартире Ксения смогла создать, то, к чему так стремилась я, и то, что у меня пока не очень получалось. Свой мир. Едва я переступила порог, как тотчас почувствовала особую атмосферу, царившую здесь. Атмосферу уюта, обволакивающую со всех сторон и расслабляющую помимо воли. Все было подобрано со вкусом, но главное, каждая деталь, каждая мелочь, подчеркивала индивидуальность хозяйки.
Мы прошли в просторную комнату, которую Ксения называла столовой. Посередине — большой стол, покрытый белой льняной скатертью ручной работы. Вокруг него выстроились шесть изящных стульев очень удобной конструкции… «Наверняка, они стоят кучу денег», — подумала я, оценивающе глядя на них. Вдоль стены стоял массивный буфет с дорогой фарфоровой посудой и безделушками. Но что меня поразило больше всего — это обилие цветов. В красивых вазонах, в специальных подставках и кашпо, они создавали эффект некой оранжереи. А еще вазы… Они были самых разных причудливых форм, и в них стояли хризантемы, составленные в невероятные букеты.
— Присаживайтесь, — сказала мне Ксения. — Знаете, терпеть не могу есть на кухне. Мне кажется, это место исключительно для приготовления пищи.
— Не только, — возразила ей я. И потом неожиданно для себя добавила. — Мы с отцом очень любили сидеть на кухне, пить чай и болтать. Обо всем на свете.
И я немного рассказала ей об отце.
Она очень внимательно слушала меня, не перебив ни разу.
— Вы действительно очень его любили, — задумчиво сказала Ксения.
— Да… Мне до сих пор его не хватает.
— Некоторые потери невозможно восполнить. Но жизнь идет, и в самый близкий круг входят новые люди. Однако что ж мы все беседуем. Давайте же пробовать рыбу.
И Ксения принялась накрывать на стол. А я стала исподволь наблюдать за ней. Интересно, сколько же ей лет? Нет, не по киношной легенде, а на самом деле. Наверное, уже под шестьдесят. Но выглядит она… Мне бы так в ее годы! Не знаю, каким образом ей это удавалось, но Ксения была по-прежнему красива. Темно-русые волосы с сединой, которая органично вплеталась в них, тонкие изящные черты лица, ставшие от возраста еще более точеными. Она напоминала мне хорошее вино, которое чем старше становится, тем больше ценится. И я невольно подумала: как жаль, что отец после смерти мамы не встретил такую женщину. Возможно, он прожил бы дольше и, возможно, мы оба были бы избавлены от самого темного периода в его жизни. Дело в том, что отец лет за пять до болезни пустился, как сейчас говорят, вразнос. Он словно пытался удержать если не молодость, то вполне устраивавшую его зрелость. Нет слов, чтобы передать, как я страдала тогда от его романов с молоденькими девицами, годящимися мне по возрасту в подруги. Только потом я поняла, что таким образом он пытался отсрочить приближение ЕЕ. Старости. Пытался и боролся с ней, как мог. А вот если бы рядом с ним была такая женщина, как Ксения, наверное, он принял бы старость очень даже достойно.
Я смотрела, как Ксения доставала тарелки. Тончайший фарфор, расписанный изящным узором из цветов и листьев. Наверняка антиквариат. Женщина перехватила мой взгляд.
— Люблю старинный фарфор. Особенно японский.
Я улыбнулась, удивительно, сколько общего у меня с этим, в общем-то, чужим человеком. Она поставила на стол посуду и повернулась ко мне.
— Я оставлю вас… Принесу ее, любезную. Я мигом.
И Ксения выскользнула из комнаты. Пока я усаживалась поудобней, она вошла, толкая перед собой небольшой столик-каталку. В центре него возвышалось старинное блюдо, на котором и находилась виновница сегодняшней посиделки. Ее даже не нужно было пробовать, поскольку рыба буквально кричала о том, что она неимоверно хороша, а главное, вкусна. Рядом с ней на тарелке лежали малюсенькие кусочки хлеба, обжаренные до золотистой корочки, с ними соседствовали нарезанные овощи, и завершал этот натюрморт маленький запотевший графинчик с водкой. Ксения принялась расставлять эти яства. А я с удовольствием наблюдала за тем, как ловко у нее все получается.
— Что ж вы не пробуете? — спросила Ксения, после того как положила мне на тарелку огромный кусок рыбы.
— Сейчас. А вообще-то она так живописно выглядит, что даже рука не поднимается отправить в рот.
— Знаете, а давайте рыбу под водочку? Ведь нам же нужно отметить и встречу, и наше знакомство, которое, надеюсь, со временем перерастет в приятельство.
Мы чокнулись и с воодушевлением принялись за еду. Но все это время меня не отпускало ощущение, что Ксения пристально за мной наблюдает. И точно прочитав мои мысли, она спросила.
— Лера, вы расстроены так из-за увольнения?
— Не только.
— Может быть, расскажете? Иногда это помогает. На душе становится легче…
Я задумалась. Мне очень хотелось выговориться. Рассказать о том, что произошло на студии, о разрыве с Максом. Но к своему удивлению, я обнаружила, что все-все-все — мне рассказать некому. Так уж сложилось. У меня ни с кем не было настолько доверительных отношений, чтобы я могла вот так, запросто, говорить о самом сокровенном. Слишком долго я жила в какой-то раковине, которая автоматически закрывалась от чрезмерного внимания. Меня давно стали воспринимать как человека закрытого, и, как правило, не находилось никого, горящего желанием перейти черту и сократить дистанцию. Но сейчас, видимо, настало время самой разрушить барьер. Я взяла сигарету, закурила и стала рассказывать.
Ксения очень внимательно слушала. Когда же я закончила, то увидела, что она смотрит на меня с нежностью.
— Лера, я думаю, ваши друзья правы. Вам обязательно нужно отдохнуть.
— Да… — машинально ответила я. — Но… я не могу простить себе, что влюбилась в Макса. А что еще хуже, мне его очень не хватает. Я скучаю и… если бы он появился, то простила бы ему все. И опять согласилась бы на то немногое, что он может мне дать.
— Он ничего не может дать. Хотя бы потому, что привык только брать. Да и полюбили вы не его.
— Вот как! А кого же?
— Копию своего отца. Макс ведь чем-то напоминает его?
— Да… Что есть, то есть. Жесты, манера поворачивать голову, улыбаться. У них похожая улыбка. А еще глаза… У Макса такие ярко-зеленые глаза, в них точно чертики прыгают.
— Ваш отец был по-настоящему талантливым человеком.
— Вы так говорите, будто знали его.
— О… совсем чуть-чуть. Мы несколько раз встречались в компаниях, на выставках. Но этого было достаточно, чтобы у меня сложилось мнение о нем. Он действительно был незаурядной личностью, и именно это делало его картины такими необычными.
Я смотрела на Ксению и блаженно улыбалась. А она тем временем продолжала.
— Простите меня, но Макс — это пустышка. Красивый фантик, яркая вывеска, за которой ничего нет. Рано или поздно вы бы это сами поняли. Так что… жалеть особенно не о чем. Скажите ему спасибо, вы ведь хорошо провели время, и… отпустите его.
Она замолчала, а я сидела, стиснув руки, не в силах справиться с самыми противоположными чувствами, нахлынувшими на меня. Здесь была и злость на себя, на пустом месте придумавшую героя, а затем влюбившуюся в него. Получилось почти как в дурацкой песне: «Я тебя слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила». И все возрастающая симпатия к Ксении, благодарность за то, с какой теплотой и деликатностью она отнеслась ко мне.
— Вы уже решили, куда поедете отдыхать? — перевела разговор Ксения.
— Пока нет. Но вы правы, уже пора что-то решать.
— Но есть хотя бы наметки?
— Одно я знаю точно, я хочу уехать за город.
— Вам нравится Выборг?
— Я была там всего несколько раз, и то в детстве. Практически не помню этот город. Кажется, там есть замок, он очень древний.
— Средневековый.
Мы улыбнулись друг другу.
— Лера… я хочу вам предложить пожить в моем доме под Выборгом. Дом — это, конечно, громко сказано… Подождите, не отказывайтесь, выслушайте меня! Вы принесли мне удачу. После нашего интервью мне предложили роль в двенадцатисерийном проекте. Большую роль. И интересную. Роль отъявленной стервы. Там есть что играть, да и сама идея фильма мне нравится. Через неделю начинаются съемки.
— Поздравляю! Я очень рада за вас.
— А уж я-то как рада… Это здорово поправит мою финансовую ситуацию. Но давайте вернемся к нашему разговору. Я хочу хоть как-то отблагодарить вас. Поэтому и прошу погостить в моем доме столько, сколько вы сами сочтете нужным. Места там замечательные, да и мне будет спокойней.
— Ксения, спасибо, но я не могу… я, право, не знаю, но…
Мне было крайне неловко. С чего это вдруг на нее напал приступ благотворительности? Почему она предлагает мне, практически незнакомому человеку, которого она видела всего несколько раз в жизни, не только стол и кров, но еще и проживание чуть ли не в святая святых — собственном доме? Это совсем не укладывалось у меня в голове, и я ждала разъяснений Ксении.
— Я ведь уже сказала — вы принесли мне удачу. Без вашей программы мне бы не сделали это предложение. А потом… — Ксения задумалась.
— Что? — спросила я.
— Дом не может стоять пустым. В нем должны быть люди. Я в последнее время редко там бываю. Прошу вас. Не отказывайтесь.
Она так проникновенно на меня смотрела, что у меня язык не повернулся сказать «нет». Хотя я так до конца и не поняла, зачем Ксении заниматься благотворительностью. И чтобы не расстраивать радушную хозяйку, я выдавила из себя, что подумаю. Но внутренне я уже знала, что соглашусь.