Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва

ДАЧНЫЙ СЕЗОН

Мы с Ксенией стояли возле старинного дома, отгороженного от внешнего мира изящным резным забором, который и сам по себе вполне мог претендовать на звание произведения искусства. Это здание вот уже несколько дней волновало мое воображение, и невольно передо мной всплывали картины, рисующие нечто таинственное, связанное с обитателями дома. Но самое главное, то, из-за чего я каждый вечер приходила к этому дому с Ксенией, лежало в области ирреального. Этот дом был как две капли воды похож на дом из моего сна. Те же колонны, те же две башенки, украшающие с двух сторон крышу, та же необычная смесь готического и колониального стиля. Видимо, его хозяин видел нечто подобное в иных странах и воплотил это в чертежах усадьбы. Но больше всего мне нравилась старинная ручка в форме головы льва, с кольцом, торчащим из его пасти. Я не могла отвести глаз от усадьбы.

— Какая прелесть! — не удержавшись, воскликнула я. А потом повернулась к Ксении. — Давно хочу спросить вас, кому раньше принадлежал этот дом?

— Это усадьба графа Белопольского. Их род владел этой землей двести лет.

— А что потом?

— Известно что… Революция. Экспроприация экспроприированного. Белопольские эмигрировали не то во Францию, не то в Новый Свет, как тогда называли Штаты.

— А теперь? Кто здесь живет? Мы столько раз приходили к этому дому, но я ни разу не видела его обитателей.

— Теперь это снова усадьба. Одного богатого человека, не помню его имени. Он здесь практически не появляется. А живет тут его управляющий. Он должен был вчера вечером приехать из Москвы.

Я исподволь взглянула на Ксению. Вот уже несколько дней, как я живу в ее доме. Вернувшись домой после нашей случайной встречи, я долго размышляла над ее приглашением. И поняла, что хочу поехать. По многим причинам. Но главная — это возможность побыть в обстановке, где тебя совершенно никто не знает, и в абсолютном одиночестве. Ксения как раз и делала упор на то, что пробудет со мной максимум несколько дней, а потом возвратится в Питер, где должны начаться съемки.

Если уж быть до конца откровенной, общество Ксении мне очень нравилось и ничуть не тяготило. Более того, мне хотелось сойтись с этой удивительной женщиной как можно ближе. Всякий раз, общаясь с ней, я испытывала то, о чем часто писала, но никогда не чувствовала в общении с незнакомыми людьми. Духовное родство.

В общем, в тот вечер я позвонила и сказала, что согласна. И уже на следующий день утром заехала за ней на своем стареньком «Форде», чтобы вместе отправиться в Выборг. Ксения по дороге много рассказывала о городе, куда мы держали путь. Ведь Выборг славен не только старинной крепостью, но еще и тем, что находится в Карелии, краю лесов и озер. И это означало, что жить мне предстоит в местах удивительных, знаменитых не только своей природой, но и целебным воздухом, который будет так полезен моим прокуренным легким.

Впрочем, поселок, где жила Ксения, был довольно далеко от Выборга, да и сам город мы проскочили, стараясь до темноты попасть домой. Поэтому осмотр достопримечательностей я оставила до лучших времен. Зато сам поселок мне очень понравился. Это было довольно живописное место, в котором причудливо соседствовали пятиэтажки, деревянные домики и внушительные строения недавних лет, выставляющие напоказ материальную состоятельность своих владельцев.

Дом Ксении был очень старым. Как она мне рассказала, он принадлежал еще ее родителям, а им достался по наследству от двоюродной тетушки, которую сама Ксения ни разу не видела. Вначале они часто приезжали сюда всей семьей и проводили здесь лето, а потом Ксения выросла, у нее началась другая жизнь, и она стала навещать стариков все реже и реже. Пока… Пока в ее жизни не настал момент, когда ей самой понадобились тишина и уединение. Вот тогда дом переродился заново. Ксения, как могла по тем давнишним меркам, благоустроила его. Во всяком случае, «удобства» перекочевали со двора в дом, также она установила котел, который отапливал дом и нагревал воду. Провела газ и телефон. И теперь здесь можно было чувствовать себя так же комфортно, как и в городской квартире.

Рядом с домом располагался сад. Он не был ни ухожен, ни подстрижен, как это теперь модно, не коснулась его и рука дизайнера. Наоборот, он производил впечатление некой заброшенности, которая придавала ему особую прелесть, избавляя от чрезмерной прилизанности. В саду была беседка, где мы, если вечер был теплый, пили чай, и разговаривали. О чем только мы с Ксенией не переговорили за эти дни! И я часто ловила себя на мысли, что после этих бесед чувствую себя обновленной.

А еще я думала о том, как же все-таки странно устроена жизнь. Мама умерла, когда мне было тринадцать. То есть я была уже достаточно взрослой и хорошо помнила наши с ней отношения. Безусловно, их нельзя было назвать плохими. Но почему-то в них напрочь отсутствовали теплота и нежность, сквозившая в каждом слове, каждом жесте Ксении. Точно мама боялась, что, если покажет мне, как сильна ее любовь, то сделает уязвимой меня. А может быть, себя? Не знаю. Но свои чувства она тщательно скрывала за излишней требовательностью и придирчивостью. Во всяком случае, я не помню, чтобы мы с ней сидели за чашкой чая и доверительно беседовали. С отцом — да, а с ней нет. Если же разговоры и начинались, то заканчивались они неизменно какими-то разборками, ссорами, после чего я обиженно уходила к себе в комнату, а отец говорил ей: «Леля, ну нельзя же так! Она ведь перестанет с нами делиться». Я не очень понимала, чем же таким я с ними делюсь, ведь у меня ничего не было, а игрушки мои родителям не нужны. И частенько ворочалась в постели без сна, пытаясь понять, как мне вести себя с мамой, чтобы она перестала меня ругать.

— О чем вы задумались? — прервала мои мысли Ксения.

— О доме. Точнее, о домах. О своем, о вашем и об этом.

— Каждый фасад — лицо хозяина?

— Да… Что-то в этом духе. Интересно бы узнать историю этой усадьбы.

— Она и в самом деле довольно любопытна. Этот дом раньше называли домом с привидением.

— Шутите?

— Нисколько. Жена последнего графа внезапно исчезла. Точно растворились. Уж судейские ее искали, искали, но без толку. Однако уголовное дело против графа возбудили. Подозревали его весьма серьезно.

— И что?

— Да ничего. Не нашли ее. Графа отпустили за недоказанностью улик. Но пятно на нем осталось на всю жизнь, и даже родные подозревали его в убийстве.

— Не понимаю. Что же он мог с ней сделать?

— В лесу, рядом с озерами, много пещер. Они как катакомбы. Если знать ходы, то можно спрятать тело так, что его никто и не найдет.

— А при чем здесь привидение?

— Ну как же! Графиню-то не похоронили. Вот она и бродит по ночам, все пытается найти убийцу и отомстить. А я думаю, что душа ее не может успокоиться, все бродит, неприкаянная.

Я пристально посмотрела на свою старшую подругу и увидела, как в глазах Ксении появились смешинки.

— Ловко вы меня! А я чуть было не поверила.

— На самом деле я лишь чуть-чуть приукрасила. Об этом привидении много говорили, но только очень давно. Когда я еще была девчонкой. Но пойдемте, у нас еще уйма дел.

Ксения сегодня уезжала, и ей нужно было еще собраться. Зная мою слабость к этой усадьбе, она так повела меня через лес, который окружал дом, чтобы по дороге мы могли увидеть его со всех сторон. И вот мы с Ксенией вышли на тропинку, которая, если по ней чуть-чуть пройти, упиралась бы прямо в выход с торца усадьбы.

— Давайте покурим, — предложила я. — А то у меня сейчас начнется кислородное отравление.

Я достала сигарету и уже щелкнула зажигалкой, как дверь дома отворилась. И на дорожку вышли двое мужчин. Одному из них было лет тридцать. Внешне он был чем-то похож на викинга, каким его растиражировал наш кинематограф. Высокий, атлетически сложенный, с длинными светлыми волосами, спускающимися до плеч. Довершая сходство с героем киноэкрана, лицо его украшала аккуратно подстриженная бородка, которая придавала его облику благородные штрихи.

Другому мужчине было около сорока. Он был коренаст, невысок, русоволос, с неправильными, но приятными и мужественными чертами лица. В принципе, такие не в моем вкусе. Но как только я увидела его, я уже не могла отвести глаз от его лица. Более того, я даже выронила сигарету. Сердце ухнуло куда-то вниз, и, несмотря на довольно прохладный день, меня обдало жаром. Я даже немного расстегнула куртку, поскольку стало тяжело дышать.

Что же это такое? Нечто острое и щемящее пронзило меня изнутри, и мысль о стреле Амура, поразившей прагматичную городскую девушку, промелькнула у меня в голове почти на полном серьезе. Я застыла на месте, ловя на себе удивленные взгляды Ксении. Когда-то я читала, что у каждого человека — и мужчины, и женщины — есть свой, подсознательно сформированный психотип идеального партнера. И если мы вдруг, нечаянно-негаданно, встречаем человека, один к одному похожего на этот глубоко спрятанный внутри образ, то… влюбляемся, очертя голову. И окунаемся в это чувство, точно в омут головой, невзирая ни на какие доводы рассудка.

Тем временем мужчины шли, о чем-то оживленно беседуя, я бы даже сказала, споря. Потом тот, который был постарше, подошел к машине, рывком открыл дверь, плюхнулся на сиденье. Хлопнув дверцей, он рванул с места, даже не попрощавшись со своим визави. «Викинг» с недоумением смотрел вслед отъезжающей машине. Затем он обернулся и увидел нас. Некоторое время он еще постоял, точно о чем-то раздумывая, а потом, словно, приняв решение, пошел к нам навстречу.

— День добрый, Ксения, давно вас не было, — сказал «викинг» низким, но в то же время бархатным, завораживающим голосом.

Он улыбался, а я удивленно смотрела то на него, то на Ксению.

— Добрый, добрый, Митя. Рада нашей встрече. Я показывала Лере вашу красоту. Очень уж ей нравится этот дом.

— Да… — протянул Митя. — Дивное место.

Он пристально посмотрел на меня. У него были синие-синие пронзительные глаза. Казалось, они проникали глубоко в душу, почти до самого дна…

— Знакомьтесь. Моя дальняя родственница Лера. А это — управляющий всего этого великолепия…

— Дима, — представился «викинг».

— Очень приятно.

— Я рада, что мы встретились, а то уже хотела вам звонить, — сказала Ксения.

Она вообще как-то очень приветливо смотрела на Диму. И он тоже чуть ли не светился, когда говорил с ней. Глядя на них, я поняла, что они куда больше, чем соседи, скорее всего, добрые приятели. А еще — что Диме очень приятно общество Ксении. Как только она закончила фразу, его лицо тут же приняло обеспокоенное выражение.

— Что-то стряслось? — спросил он.

— Нет, к счастью, ничего. Просто я завтра рано утром уезжаю, и Лера остается здесь одна. Мало ли что ей может понадобиться, так вы уж за ней присмотрите.

— О чем речь! С превеликим удовольствием.

— Спасибо. Ну мы пойдем, а то мне еще собираться, — заторопилась Ксения.

— Как? — удивился Дима. — И даже в дом не зайдете? Показать родственнице все великолепие изнутри?

Ксения насмешливо улыбнулась и в упор посмотрела на Диму.

— В другой раз. Мне и правда сейчас некогда. А вы… при случае обязательно ей все покажете.

— Ну ладно, — добродушно согласился он. — И все-таки жаль. Зашли бы… Хоть чаю бы попили. Что ж… Если вы не возражаете, я возьму шефство над вашей родственницей.

Ксения кивнула. Дима подошел ко мне. Взял мою руку и церемонно поднес к губам. Ксения чуть насмешливо за ним наблюдала, а я слегка растерялась. Но он, не выпуская моей руки, тотчас же заговорил.

— Очень рад нашему знакомству. Надеюсь, теперь мы станем чаще видеться?

— Может быть, — неопределенно сказала я.

— Вы уже были в местном баре?

— Еще не успела.

— Обязательно сходите. Кухня там отменная. Да и столы неплохие.

— Какие столы?

— Бильярдные. Впрочем, не знаю, прельщает ли вас это?

Я улыбнулась, но ничего не стала объяснять. Взяла под руку Ксению, и мы пошли домой. Нам предстояло еще множество дел перед ее отъездом.

Дома Ксения устроила небольшие сборы и самый настоящий переполох. Она вечно что-то теряла, сетуя на то, что вещи куда-то пропадают непонятным образом. Потом находила их, складывала в сумку, потом вытаскивала и говорила, что нет, это совершенно не то. А вот где лежат совершенно необходимые ей вещи, она не помнит. Ксения смеялась и жаловалась, что старость, как и слабоумие подкрадываются незаметно. Всегда исподтишка. Я, в меру своих сил, старалась помочь. Правда, на мой взгляд, не очень-то успешно. Но наконец-то сумка была упакована. Ксения, которая до этого носилась по комнатам с такой энергией, что могла переплюнуть батарейки «Энерджайзер», обессиленно опустилась в кресло.

— Все… — выдохнула она. — Не могу больше. Что ни говори, а годы берут свое. И скорость не та, да и голова подводит.

— Вы кокетка, Ксения, — не удержалась я, чтобы не съязвить.

— Старая кокетка, увы… Лер… Если вы мне хоть немного друг, пожалуйста, сварите кофе.

— Легко. Только переоденусь.

Я поднялась к себе в комнату. Дом у Ксении был двухэтажный. На первом этаже располагалась гостиная с камином и мягкими удобными креслами. Рядом просторная кухня, которую я тут же полюбила за простоту и комфорт. А на втором этаже находились три спальни.

Одна из них на некоторое время стала моей. Как только я в нее вошла, я чуть не вскрикнула от чувства, которое в детстве называла щенячьим восторгом. Стены, оклеенные веселыми обоями под ситец; добротная мебель, видимо, доставшаяся Ксении еще от ее родителей, была хорошо отреставрирована. Вдоль стены стоял старинный буфет, рядом комод и довершал эту композицию шкаф для одежды. У противоположной стены располагалась кровать. Такая, о какой я мечтала всю жизнь. Это была большая двухспальная кровать с красивым пологом. «Наверняка на ней лежит перина», — подумала я. И действительно, чуть присев на это великолепие, я сразу утонула в воздушной мягкости, которая манила, обещая самые приятные сновидения. «Ксения умница», — промелькнула мысль. Такую комнату мог предложить мне человек, либо хорошо знающий меня, либо тонко чувствующий. Но согласитесь, что и то и другое приятно.

Я вбежала в комнату, сняла толстый джемпер и надела на футболку свою любимую толстовку. После в том же темпе помчалась на кухню варить кофе. И уже с подносом в руках предстала перед Ксенией. Расставила чашки и села напротив.

— Вы заметили, как Митя на вас смотрел? Определенно, вы ему понравились, — заявила Ксения.

— Нет, не заметила. Мне, наоборот, показалось, что он старался быть любезным потому, что обожает вас!

— Да… Я его знаю всего пару лет, но… Вот что любопытно… Оказалось, что Митя мой давний поклонник. Представляете, он смотрел все фильмы с моим участием. Это очень трогательно. И он действительно искренне радуется, когда видит меня. Мы иногда болтаем, пьем кофе в баре. И все… никаких предосудительных поступков.

Я смутилась. У меня и в мыслях не было намекать на какие-то особые отношения между Ксенией и Димой. Хотя в неярком электрическом свете Ксения выглядела ослепительно. И я решилась на вопрос, который давно хотела ей задать, но боялась показаться бестактной.

— А почему вы не вышли замуж?

— Ну что вы, Лера! Замужем я была, и неоднократно.

Мы обе рассмеялись, вспомнив известную пьесу Арбузова.

— А серьезно? Вы ведь так красивы!

— Вы так считаете? На самом деле я только кажусь красивой.

— Это как?

— Ах, Лера, вы сами подталкиваете меня к теме, о которой я уже несколько дней хочу поговорить с вами.

— О чем же?

— Да о вас. Вы ведь очаровательны, а ведете себя, точно какая-то дурнушка.

— Я и есть дурнушка. Я всегда об этом знала, — немного обиженно произнесла я. Вот не ожидала от Ксенин такой бестактности.

— Это не так! Совершенно не так! Вы просто очень низко себя оцениваете. В этом все дело.

— Не понимаю…

— А вы знаете, что меня считали самой некрасивой девочкой в классе? И на танцах я стояла в ожидании кавалеров, подпирая стены?

— Не может быть…

— Представьте себе. А потом мне это надоело. И я открыла нехитрый секрет. Нужно полюбить себя.

— О, нет. Только не прописные истины! Это все я слышала уйму раз. Вся эта позитивная психология — книги для дам — буквально кричит об этом.

— И в этом есть рациональное зерно. Нужно полюбить себя целиком, со всеми недостатками.

— Да?! С этими толстыми ногами? И выпирающей попой? И такими чертами лица, которые если вечером увидишь, то утром не вспомнишь?

— У вас идеальное лицо актрисы. Оно может быть очень разным. Вы можете выглядеть как красавицей, так и дурнушкой. Но это уже на ваше усмотрение.

Ксения ласково посмотрела на меня.

— Если вы позволите, я бы дала вам совет. Пересмотрите свой гардероб. Несколько ярких вещей смогли бы полностью вас преобразить, и вы навсегда бы отказались от роли дурнушки.

Я едва заметно улыбнулась. Роль дурнушки была мне намного ближе, во всяком случае, привычней.

— Знаете, Джейн Фонда однажды сказала: «Я знала многих красавиц, которых считали дурнушками, и много дурнушек, которых считали неотразимыми. Важно то, как ты сама себя воспринимаешь». И я с ней полностью согласна. Возьмите Марлен Дитрих, ее ноги были далеки от совершенства, впрочем, как и ее лицо. Но она себя сделала. То же самое относится и к Грете Гарбо.

— Ну вы и хватили. Эти женщины — символы красоты.

— Возможно, но символами они стали благодаря собственным стараниям и мужчинам, которым казались безумно красивыми. Вспомните знаменитый «Гранд Отель». Джон Берримор говорит Гарбо: «Я никого не видел красивей вас», а ведь он только что восхищался привлекательностью Джоан Кроуфорд. Но за внешностью Гарбо помимо красоты было что-то еще, чего была лишена честолюбивая стенографистка. Это то, что в избытке есть у вас.

— О чем вы?

— Об обаянии и о нестандартной личности. Вы просто излучаете это. Красота без внутреннего содержания — ничто. Она меркнет вслед за уходящей юностью. А вот то, что внутри человека, постепенно проявляется, и это уже навсегда.

Ксения замолчала, я тоже не стала ничего говорить. Я тоже любила «Гранд Отель» и восхищалась не только игрой великих артистов, но и неожиданными поворотами сюжета. Мне всегда казалось, что гениальность этого фильма как раз и состояла в образах, проходящих перед зрителями. Я всегда затаив дыхание следила за перипетиями судеб и сопереживала героям. А еще… Этот фильм разрушил мое представление о женщинах-«пышечках», которые были якобы в моде в тридцатых годах прошлого века. И Грета Гарбо, и Джоан Кроуфорд были тоненькими, как тростиночки, и мужчины на протяжении всего фильма восхищались их фигурами. Я тогда еще подумала, как незначительно меняются вкусы сильной половины человечества. Но что же делать таким, как я? Женщинам, далеким от растиражированных стандартов красоты. Нас ведь великое множество. И неужели только из-за погрешностей фигуры мы будем лишены любви и счастья?

Но в то же время я не могла не согласиться с Ксенией в том, что внешность многих кинозвезд далека от идеала. И только наше восприятие делает их неземными красавицами. Значит, секрет не в форме и величине тех или иных частей тела. А в том, как женщина сама себя воспринимает. Да… Будет о чем подумать, когда я останусь одна.

И все же я решила переменить тему. Я больше не хотела говорить о женских секретах красоты, а хотела получить ответ на свой вопрос. Поэтому так и сказала:

— Вы ушли от ответа на мой вопрос.

— О замужестве?

Ксения вновь взяла сигарету, вставила в мундштук и долго молчала. Я понимала: либо она сейчас скажет правду, либо сменит тему. И то и другое было ее правом. Но она ответила.

— Вы были правы, я очень нравилась мужчинам. Однажды в меня влюбился целый симфонический оркестр из Баку. Они заваливали меня цветами, обрывали телефон, готовы были исполнить любой каприз. Мне дарили много драгоценностей, среди которых попадались действительно старинные вещи. Спустя годы они здорово выручили меня. Можно даже сказать, спасли.

Ксения стряхнула пепел в пепельницу. И стала внимательно изучать свою сигарету, будто увидела ее впервые. Потом продолжила.

— Это поклонение и массовая влюбленность были даже забавны. Вначале. Потом… Успех становится таким же тривиальным и утомительным, как и безразличие. К тому же мне уже было почти сорок. И за плечами остались два брака. Так что выйти замуж еще раз я не очень-то хотела. Мне нравились и моя свобода, и мое одиночество. К ним ведь быстро привыкаешь. А еще… Я понимала, что если еще раз выйду замуж, то только за человека, которого полюблю сама. Полюблю по-настоящему. Понимаете, в браке, когда ты позволяешь себя любить, мало хорошего. Помимо угасания и без того невеликих чувств к партнеру, ты еще и постоянно испытываешь чувство вины из-за своей холодности. А это слишком тяжкая ноша. Во всяком случае, для меня.

— И что? Вы так и не встретили такого человека?

Ксения опять долго молчала, потом решительно загасила сигарету и поднялась.

— Нет. Не случилось.

Она взяла наши уже пустые чашки и направилась в кухню, а я смотрела ей вслед. И меня не оставляло ощущение, что последняя фраза была неискренна. Ксения просто не хотела ворошить прошлое. Что ж… Пусть оно само хоронит своих мертвецов, и нечего их воскрешать. Тем более что нам нужно думать о дне сегодняшнем и идти вперед. Я взяла кофейник и последовала за Ксенией. А по дороге размышляла. Ксения, безусловно, права. Замуж нужно выходить только тогда, когда ты будешь уверена в своих чувствах на сто процентов. Это слишком важное событие, чтобы пускать его на самотек.

И тут… у меня перед глазами возник образ мужчины, которого я видела возле усадьбы, и сразу же мелькнула мысль, что, если бы он сделал мне предложение, я бы согласилась, не раздумывая, не взвешивая и ничего не проверяя. Вот такая железная женская логика получается. А может, это что-то такое из области вообще нелогичного? Того, что нельзя измерить ни доводами рассудка, ни здравомыслием, а можно только почувствовать и пропустить через себя?