Ангелина подняла из подвала в стольную залу вскрытый деревянный ящичек, с двумя пыльными динамитными шашками и полметра высохшего ломкого огнепроводного шнура. Всё, что осталось от запасов, с помощью которых видать, и вскрывали скалу при закладке погребов будущего дома.
— Даже, не знаю, будет ли от них толк, — произнесла Ангелина, с хрустом распрямляя пальцами согнутый шнур.
— Посмотрим, — произнес я. — Снарядить и держать подальше от огня. Ты ответственная.
— Точно? — удивилась Ангелина. — А мне показалось — ты и сам не прочь чего-нибудь взорвать на досуге.
— Обязательно взорвём, — отозвался я. — И не раз. Весь континент в труху. Но это потом. А пока ты у нас главный гранатометчик. Дерзай. Нас самих только не взорви.
Ангелина шутливо мне отсалютовала от полей кожаной шляпы, облепленных подвальной паутиной.
Из кухни за стольной залой, в подвал, оказывается вела ещё одна собственная лестница, к подземному сводчатому залу с полками, на которых когда-то хранились припасы и заготовки, к теперь лежала жирная грязь. Дальше в сторону выхода закрытого двустворчатыми воротами, был наш гараж, в котором теперь стояли две машины, «Антилопа Гну» и желтая пролетка Степана.
В другую сторону шли еще два зала, в первом явно когда-то был винный погреб, но не осталось ничего, кроме станин для огромных бочек и винного запаха. Интересно, алкоголь был привозной или местный? Тётка Марго должна знать, возможно мы с нею на эту тему ещё побеседуем…
В самой дальней зале, заваленной разнообразным хламом, из которого Ангелина и извлекла свой взрывоопасный ящичек, находился генератор, пока не запущенный, ящики с каким-то не разобранным пока сельскохозяйственным инструментом. Посреди зала даже валялась наковальня, которую похоже пытались упереть некие хозяйственные посетители, да не потянули вес.
Ангелина поставила свою вахту разбирать хлам в этой части цокольного этажа и притащила добычу похвастаться.
— Кроме взрывчатки из снаряжения нашлось это, — Ангелина с грохотом бросила на стол вороненую металлическую руку от ростового кавалерийского доспеха, от оплечья с высоким вертикальным ребром, покрытого виноградной резьбой до латной рукавицы с мелкокольчужной ладонью. Все ремни сохранились, хоть сейчас надевай, затягивай ремешки, и в бой.
— А где остальное? — спросил я.
— Не нашли, — ответила Ангелина. — Но нашли это.
Она махнула двум мужикам из своей вахты, мол, заносите.
Мужики занесли.
О, да вещь исключительная, для тех кто понимает. И похоже, я знаю теперь почему владение так назвали.
Это был фламберг. Здоровенный двуручный меч с пламенеющим клинком. С заточкой клинка как у пилы, если по простому.
— Ух ты, — я протянул к мечу руку. — Ну-ка, дайте его мне сюда.
Это был очень гармоничный, пропорциональный экземпляр, прямо леонардовский Витрувианский Человек среди двуручников. Довольно длинный, почти с меня ростом, неожиданно навороченная корзина над рукоятью — кузнечный шедевр, с широкими плечами гарды. Незаточенная часть клинка для ручного хвата, покрытая тонкой резьбой из листьев винограда. И два «кабаньих клыка», нечто вроде дополнительной гарды или стоппора, изогнутые в сторону острия, отделяли незаточенную часть меча от пламенеющего лезвия.
Рукоять, разделенная кольцевым ребром на две секции, обтянута проволочным плетением. Яблоко на конце рукояти в виде тяжелой виноградной грозди.
Лезвие лишь слегка тронуто ржой после пребывания в подвале.
Меч оказался чуть более увесистым, чем я ожидал. Или это я в кистях слабоват? Ну, ничего, сроднимся ещё…
— Ножен не нашли, — Ангелина улыбалась во всю ширь.
Ну а что, имеет право, это она от души, от души. Подгон засчитан.
— У таких мечей обычно не бывает ножен, — произнес я, поднимая меч острием вверх.
Я даже понял, где он тут висел. Вон там, над камином — крюки из стены торчат очень подходящие. Создавал с оленьим черепом завершенный гарнитур.
— Однако, каков красавец… — проговорил я.
Лучше любой огромной пушки может быть только вот такой здоровенный ножичек.
— С таким мечом можно идти хоть на дракона, — произнес я.
А потом понял, что все собравшиеся в зале смотрят на меня. Все как один. Женщины, дети, мужики. И в их глазах отражались огоньки масляных фонарей.
Я понял, что они видели. Свою единственную надежду. Надеяться им было больше не на кого.
— Ты ещё скажи, что умеешь обращаться с таким? — произнесла Ангелина, и слова её нарушили этот всеобщий фокус на моей персоне.
Я осторожно выдохнул. И вдруг понял — что да, могу.
— Бой в доспехе в моей почтенной Альма Матер — это старая добрая физическая дисциплина, — ответил я, поднимая меч и вставая в позицию быка, когда меч направлен в противника от головы. — В былые времена мои предки водили в бой десант имперской панцирной морской пехоты, а потом эскадроны дизельных автоматонов.
— Я смотрю, на твоем обучении не экономили, — произнесла Ангелина.
— Точно, — согласился я опуская меч. — Я весьма всесторонне и качественно подготовлен. И это меня радует. Весьма кстати, как оказалось…
— Ладно, отдавай его мне, я его начищу до блеска, — Ангелина протянула к мечу руку.
— Ну, ты уж постарайся, — усмехнулся я, не сомневаясь, что подтекст до неё дойдет.
Ангелина только скривила гримаску, мол, «ага, поняла».
Меч утащили на полировку, и ко мне подошел Рустам.
— Посты расставил, — доложил он. — Оружие проверено. Ждем зверя.
— Ну, надеюсь мы не зря собрали эту самую большую приманку в округе, — негромко произнес я. — Должен прийти.
— Зверь очень не простой, — произнес Рустам.
— Заметил, да? — улыбнулся я, чтобы не пугать всех тех кто наблюдал за нашим разговором не слыша слов. — Мы в него минимум трижды попали, а ему хоть бы что. Регенерация просто впечатляющая. Надеюсь, взрывная ампутация его проймет. Или останется действительно его только двуручником распиливать. Но тут его надо будет подержать, а это тяжеловато.
Рустам покивал, мол, надо, поддержим, только приказ дайте…
С тем, начали собираться ложиться спать. Ночка то ожидается ого-го., надо хоть на полчаса глаза сомкнуть…
Разбудили меня в начале моей Волчьей вахты, разбудил Рустам. Я зевнул, умылся холодной водой из ведра в свете фонаря, в который как раз подлили масло, и он разгорелся ярче. Чёрт бы побрал эти дорогие аккумуляторы.
В камине яркой горой тлели угли, оттуда со сквозняками накатывали волны тепла. В зале сопели, храпели, чесались. Общага в осаде, блин. Нужно срочно приводить в порядок мои господские покои, нельзя же постоянно спать в зале на столе? Есть же у меня тут господские покои? Должны же быть…
Это я всегда со сна такой несобранный, щаз сконцентрируюсь…
— Как дела? — спросил я Рустама.
— Да всё тихо, — негромко отозвался он. — Не показывался.
— Понятно, — сказал я, сунул обрез в кобуру на бедре и пошел на пост у дверей в галерею.
Тьма снаружи непроглядная, в дверное окошко ни черта не видно.
Так, зевая просидел с мужиками на посту ещё час.
А потом зверь явился.
В бойнице, выходящей на галерею, стало вдруг темнее тёмного, я наклонился к бойнице, а оттуда вдруг пахнуло горячим дыханием снаружи и в бойнице зажегся раскрывшийся глаз зверя, заглянувшего внутрь снаружи с галереи, посмотревший мне прямо в лицо. Я отшатнулся, выдергивая обрез из кобуры, а когда сунул стволы в бойницу, тень снаружи уже пропала. Вот черт!
Мужики увидев мои действия, всполошились, светили фонарями в бойницы. Всё безуспешно. Пока они метались, едва не разбудив половину спящих, я прислушивался к тихим звукам снаружи.
Зверь перестал таится, понял, что обнаружен. Вот царапнул панцирь об угол дома у лестницы, вот лязгнуло в траве железо выброшенное сегодня из гаража.
— Что там? — тихо спросила Ангелина с лестницы на второй этаж.
Вышла в пыльнике, накинутым прямо на ночнушку, чутко спит девица, нас услышала. Я приложил палец к губам, продолжая прислушиваться. В дальнем конце залы, поднялся Рустам с автоматом, стволом к потолку, вопросительно глядя на меня. Я и ему махнул, тихо мол, слушаем все.
Ангелина первая поняла, куда зверь стремится.
— Кухня, — громко прошипела она скатываясь по лестнице. — На стену в пролом лезет!
Мы все уже мчались, оттаптывая чьи-то ноги к дверям на кухню в конце стольной залы.
Мы выкатились в выгоревшую в давнем пожаре кухню без крыши, под зябкое после тепла залы ночное небо, я впереди за мной Рустам с фонарем, потом Ангелина, мужики…
Было хорошо слышно, как зверь с хрустом всаживает когти в швы между камнями, взбираясь всё выше по стене, всё ближе к нам. Я взвел курки обоих стволов обреза, и над кривым краем уцелевшей стены показалась когтистая лапа. Одним рывком зверь сдернул вниз рогатку, опутанную колючей проволокой. Она задержала его ровно на две секунды.
— Взрывчатку мне! — выкрикнул я повернувшись к вытаращенными от возбуждения глазам Ангелины. Она выдернула из нагрудного кармана пыльника, под которым спала, динамитную шашку с хвостом огнепроводного шнура и сунула мне.
Лапа зверя, огромные как ножи когти зацепились за серые булыжники.
— Огня! — крикнул я Рустаму, и тот сунул мне фонарь с откинутой дверцей.
Я сунул кончик шнура в огонь и тот ярко вспыхнул разбрасывая синие искры.
Над стеной показалась огромная голова, оскаленная пасть, пахнуло жаркое дыхание. Я кинул шашку вниз между зверем и стеной, и вытянув до предела руку с обрезом, пальнул с обоих стволов разом в эту когтистую лапу, сбив ее с булыжника, аж засвистела вокруг отрикошетившая картечь.
Зверь полетел вниз, вслед за динамитной шашкой, я присел у стены накрыв голову руками.
Дыдыщ!
Дом слегка качнуло у меня под ногами, камни, землю, подбросило над краем стены и засыпало всех, кто был в этот момент в разрушенной кухне.
В ушах звенело. Я, не слыша собственного крика, вскочил, протянув руку ошалевшей от близкого взрыва Ангелине, она подала мне вторую шашку, не потерялась. Сунул шнур в подставленный Рустамом фонарь и огнепроводный шнур вспыхнув, мгновенно сгорел по всей длине, Вспыхнув, догорел хвостик на входе в шашку прямо у меня в руке
— Твою мать, — не слыша себя произнес я и бросил шашку в темноту.
И она тут же взорвалась прямо в воздухе.
Взрыв разорвал меня в клочья.
Ну, так мне показалось.
Меня привел в чувство поток воды, заливавший грохот в моей голове.
— Да хватит уже! — возмущенно крикнул я. — Утопите меня сейчас!
Ангелина тут же прекратила лить воду из фляги мне на макушку. Вот же затейница, а если я тебя так?
— Чего? — смущенно произнесла она, пряча флягу. — Я думала, ты вообще помер уже.
— Размечтались… — прошипел я через грохочущие в башке молотки. — Что случилось?
— Шашка взорвалась почти у тебя в руках, — произнесла Ангелина.- Шнур пересох. Ну и вот…
— Вот так вот, один единственный раз доверил ей взрывчатку, и она меня чуть не подорвала.
— Я тоже там была, — мрачно произнесла Ангелина. — Ну и не взорвала же?
— Ладно, — отмахнулся я, поднимаясь на ноги — В другой раз справишься. Что со зверем?
Рустам с Ангелиной встревожено переглянулись.
— Слушай, — произнесла Ангелина. — Не стоит тебе о нем сейчас беспокоится. Скоро взойдет солнце, и мы посмотрим, что от него осталось.
— Вы не понимаете, похоже, — поморщился я. — У нас нет времени, чтобы его терять. Этот зверек с очень мощным восстановлением, и наверняка это его элементали-симбионты, поддерживают. По отблеску в глазах видно, и температура тела слишком высокая. Я про таких реликтовых тварей в универе читал. Мы очень удачно сейчас его подловили, но запросто он там живой остался. Сейчас забьется в какую-нибудь нору, залижет раны и вернется ученый, и тогда мы хрен его когда ещё на расстоянии выстрела увидим. А я не допущу, я не позволю резвится ему тут как хорьку, я его успокою. Где мой меч?
— Александр Платонович.
— Саша.
— Молчите уж, оба. Заголосили. Меч мой дайте. И сторожите, тут пока не вернусь. Чтобы все были живы, понятно? Понятно, я спрашиваю?
— Понятно, — ответили они хором.
Вот так я и оказался с мечом в одной руке и фонарем в другой на темной галерее, один против зверя во тьме, позер хренов. Ну, да, понт — наше все, репутация должна сжигать все перед собой и не оставлять лишних свидетелей после себя.
Рогатку, что мы оставили здесь вечером зверь просто раздавил. Я спустился по лестнице к воротам гаража, обошел дом, заглянул за угол прежде чем выскакивать. Там обнаружилась отличная воронка в земле, и брызги крови на стенах.
И широкий кровавый след, уходящий под деревья.
— Вот же тварь, — прошептал я. — Опять выбрался.
С огромным мечом на плече, подсвечивая путь фонарем, я пошел по кровавому следу.
С каждым шагом крови становилось все меньше, а путь мой опаснее. Зверь исцелялся.
— Да где жы ты есть, падла живучая? — шептал я. Я почти уже дошел до края парка окружавшего дом.
У дороги на Номоконовск я его нагнал.
Зверь хромал вдоль дороги, и когда я, ломая подлесок, выбрался на дорогу, остановился и тяжело развернулся ко мне.
Ну, вот мы и снова вместе. Ты против меня. Один на один. Только ты, только я и никого больше во всем свете.
— Иди сюда, падла, — прошептал я, поднимая меч. — Щаз я тебя располосую.
Зверь, припадая к земле захромал в мою сторону, кровь капала из пасти, где блестели осколки выбитых клыков. Его здорово тряхнуло взрывом. Но и меня тряхнуло — будь здоров. И он был еще в силах выпустить мне кишки. Я остро пожалел, что сейчас один на этой темной дороге. Никто не узнает как мы здесь под покровом ночи убивали друг друга. Никто не расскажет чем для меня это закончилось…
Зверь перешел на бег.
— Иди сюда, волчара, — прорычал я, бросаясь ему на встречу.
Зверь прыгнул и прыгнул так высоко, что меч мой рассек пустоту.