Диверсанты Хроноса

Глава 6

Он в который раз украдкой смотрел в маленькое зеркало, которое выпросил как-то у медицинской сестры, ухаживающей за ним, пока он не смог самостоятельно вставать и заботиться о себе сам.

Его собственное отражение уже перестало его пугать. Он привык смотреть на безволосый обожженный череп, на лишенное бровей и ресниц лицо, обезображенное багровеющими рубцами, и уже не содрогался от отвращения. Он просто сквозь эту страшную маску хотел разглядеть себя прежнего. Или хотя бы вспомнить.

Он не помнил ничего из своей прошлой жизни, кроме того, что являлось ему во сне или в бреду. Он не помнил, кто он.

Ему сказали, что его зовут Марк Рудель. Имя он воспринял, как свое, но более в его памяти ничего не шевельнулось.

Он пилот, военный пилот, обер-лейтенант. Он участвовал в боях на восточном фронте и сбил несколько десятков русских самолетов. Его отметили как специалиста по бомбардировщикам, так как в списке сбитых им самолетов их было большинство, и отправили на западный фронт.

Англичане и американцы активизировали налеты своих бомбардировщиков на промышленные центры Германии и каждый способный сражаться с ними пилот-истребитель был на счету. Тем более с таким опытом как у Марка Руделя. Он усмехнулся. Хорош опыт, о котором ничего не помнишь.

Пока он поправлялся в госпитале, он заново привыкал к мысли, что он человек без прошлого и его жизнь как бы начинается с нуля.

Как выяснилось, родных, которые помогли бы ему вспомнить детство, у него нет. Все погибли год назад от англоамериканской бомбы.

Однополчане, навестившие его в госпитале и узнавшие диагноз: амнезия в результате полученных травм — пытались расшевелить его память, но он не узнавал их. Даже своего ведомого, Александра Типельскирха, с которым бок о бок провоевал более года.

А они, закаленные в боях пилоты, с ужасом и состраданием всматривались в обожженные черты лица, вслушивались в сипящий голос, пытались определить, что осталось в этом обгоревшем подобии человека от их боевого товарища Марка Руделя.

Но в том, что это был он, они не сомневались. Они оставляли ему фрукты и уходили, качая головой, а он силился вспомнить их, себя в окружении однополчан, но ничего не получалось.

Доктор сказал, что такие случаи амнезии известны, и довольно часто память возвращается к человеку после очередного потрясения или если что-либо подтолкнет его, напомнит о чем-то важном из забытого. И тогда память вернется.

В чем он был уверен, так это то, что он действительно летчик и что, скорее всего, Марк это действительно его имя. С первой секунды, как он очнулся в госпитале после ранения и услышал это имя, он отозвался на него естественно, как на свое. Фамилия Рудель не вызвала у него никакой реакции, и похоже к ней придется привыкать заново. Как и ко всей жизни.

Несмотря на первоначальные опасения врачей, Марк быстро шел на поправку. Раны затянулись, оставив на коже уродливые красные рубцы, стягивающие ее в самых неожиданных местах и придающих его безволосой голове и лицу вид исчадия ада.

Через месяц он был практически здоров и руководство госпиталя, связавшись с учебным полком, в который в соответствии с документами должен был прибыть обер-лейтенант Рудель, подтвердило, что приказ остается в силе.

В надежде хоть что-то вспомнить о себе он прибыл в эту часть и окунулся в обучение.

Военная машина затянула его в свои недра и он убедился, что в прошлом он точно был военным. Тут сомнений быть не могло.

Листая справочники, читая газеты и общаясь с сослуживцами, он с радостью стал выуживать из памяти кое-какие сведения, которые похоже только и ждали, когда о них вспомнят. Благодаря этому он очень быстро усвоил по справочникам, плакатам и бюллетеням люфтваффе все типы своих и вражеских самолетов.

Инструкторы, поначалу заметившие некоторую нерешительность Марка в кабине новейшего истребителя и списавшие это на посттравматический шок, убедились, что тот легко осваивает новую технику.

А Марк находился в постоянном состоянии дежавю.

Навыки управления самолетом тело "вспомнило" практически в первом полете. Руки и ноги действовали автоматически, а вот расположение приборов почему-то показалось ему незнакомым, и пришлось какое-то время привыкать. Удовольствие, которое он получал от полета, окончательно подтвердило его крылатое прошлое.

Истребитель, который он осваивал, был новейшей модификацией ФоккеВульф-190, вооруженный четырьмя 20 мм пушками и двумя крупнокалиберными пулеметами, и также мог нести на внешней подвеске бомбы.

И хотя броня, прикрывающая летчика и двигатель, добавляла массы, самолет был маневренным и скоростным.

Правда, Марку во время первых полетов почему-то казалось, что он привык к гораздо более высоким скоростям, но скоро это ощущение прошло.

Марк освоил самолет досконально, буквально сжившись с машиной.

К удивлению остальных летчиков эскадрильи, он вместе с пожилым механиком Фридрихом подолгу ковырялся в моторе, настраивая его словно настройщик фортепиано.

И самолет ему отвечал тем же. Он точно реагировал на все манипуляции пилота и даже, как казалось Марку, помогал ему. И скорость набирал чуть быстрее и в вираж входил круче, чем получалось у других пилотов. В учебных воздушных боях Марка "сбили" всего один раз, и то когда он откровенно расслабился и не заметил вовремя зашедшей на него снизу в хвост пары истребителей.

Руки и ноги среагировали на рулях мгновенно, но не слишком скоординировано. Истребитель вошел в "бочку" неровно и слишком резко, тут же потеряв скорость. Имевший значительное преимущество в скорости ведущий атакующей пары не смог удержаться в хвосте Марка и, проскочив вперед, неожиданно вписался ему в прицел.

Марк успел нажать на спуск, и фотопулеметы отщелкали положенное количество кадров, зафиксировав "сбитие" противника.

Но и самого его "сфотографировал" ведомый вражеской пары, успевший сбросить скорость и прицелиться.

Марк потом анализировал этот учебный бой и понял, что "неправильную" бочку можно использовать для превращения преследующего противника в дичь. Резко теряешь скорость и ловишь проскочившего вперед врага в прицел.

Освоение новых машин закончилось, и эскадрилья в полном составе на своих новых самолетах перелетела во Францию. Сверху были видны пострадавшие от бомбардировок города. Изрытые воронками великолепные немецкие автострады.

Американцы и англичане на весь мир объявляли, что бомбят исключительно объекты военной промышленности, но под бомбами почему-то оказывались мирные женщины и дети.

Вспыхнувшее в одном из кошмаров воспоминание о разбомбленном медицинском эшелоне с беженцами заставило Марка сжать зубы и застонать.

Это было его единственное воспоминание о жизни до ранения, но и этого хватило, чтобы желание бить лицемерных англосаксов горело в душе ярким пламенем.

Странно было то, что он ничего подобного не испытывал к русским, с которыми, судя по летной книжке более года воевал не на жизнь, а на смерть.

И хотя гебельсовская пропаганда на все лады расписывала ужасы, которые творят русские на своих и захваченных территориях, он, как ни копался в себе, не мог найти ни искорки ненависти к России.

Видимо, чтобы ненавидеть, необходимо помнить. А у него пока с этим были проблемы.

В новом полку он получил ведомым в пару совсем молодого девятнадцатилетнего пилота, не имевшего боевого опыта:

— Унтер-офицер Ульрих Мецке, господин обер-лейтенант, — ведомый глядел на Марка с невероятной помесью чувств, выразившихся а еще не знавшем бритвы лице.

Своей нынешней физиономией Марк мог вогнать в ступор кого угодно. Но парень оказался молодец, и уже через несколько секунд справившись с собой, толково отвечал на вопросы.

Марк пожал ему руку.

Несмотря на волнение, рука ведомого осталась сухой и прохладной. Хороший признак.

"У парня отличное самообладание", — отметил про себя Марк и представился.

— Марк Рудель. Твой командир с этой секунды, — парень сразу подтянулся. — Но вне службы, просто Марк.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Вне службы, просто Марк, — Мецке оттарабанил все это на одном дыхании, по стойке смирно, и тут же улыбнувшись, почти без перехода, предложил уже нормальным голосом.

— У меня есть варенье, крыжовниковое. Моя тетя делает его сама.

— Отличная мысль, Ульрих, — поддержал его Марк, — только давай сначала устроимся и зайдем к интенданту, а то все лучшие комнаты разберут без нас.

На оружейном складе очкастый фельдфебель с неимоверно увеличенными в стеклах очков глазами долго сличал фотографии на личной имущественной карте Марка Руделя с нынешним лицом Марка.

Не нашел никакого сходства и, вздохнув, выложил перед ним новенький, только что очищенный от заводской смазки "Вальтер" с кобурой и запасным магазином, патроны к нему в серой картонной коробочке и нож в ножнах.

Марк взял нож в руки и, отщелкнув клапан, предохраняющий от случайного выпадения, извлек клинок из ножен.

Приступ очередного дежавю, нахлынувший на Марка, буквально заставил его, почти машинально, подбросить нож в воздух и, поймав его за лезвие, метнуть в дальний угол склада.

Короткий свист, четкий удар и нож, вонзившись прямо в центр угловой поддерживающей балки, мелко завибрировал рукоятью.

Привычность движения была такой силы, что Марку на миг показалось, что он что-то вспоминает, но в этот момент раздался возглас, полный восхищения.

— Вот это да! — Ульрих, стоявший позади Марка, восторженно смотрел на дрожащую рукоятку ножа. Кладовщик посмотрел на Марка, поправил очки на переносице, подошел к ножу, с трудом выдернул его из балки и аккуратно вернул обратно в ножны.

— Распишитесь вот здесь, — фельдфебель ткнул пальцем с тщательно подстриженным ногтем в строку с фамилией Рудель. Марк поставил росчерк химическим карандашом. И долго смотрел на свою подпись, в которой угадывалась буква "М", но ничего напоминающего "Рудель" он не увидел.

Фельдфебель терпеливо ждал почти полминуты, а затем осторожно вытащил журнал выдачи оружия из-под руки такого странного офицера и, сославшись на занятость, исчез в глубине склада.

Боевую тревогу объявили на рассвете. Марк проснулся мгновенно, вскочил, скрипнув зубами от боли в не до конца оправившихся от ранения ребрах, и быстро облачился в форму.

Ульрих, который успел одеться раньше, подал ему ремень с кобурой и сумку-планшет с картой района прикрытия.

Летчики эскадрильи собрались у летного поля под навесом, под которым были оборудованы стол и доска, по типу школьной. На ней висела карта района западного побережья Франции, Ла-Манша и части побережья Англии.

Зона ответственности авиаполка была выделена синим контуром.

Легкий утренний ветерок трепал плохо закрепленный угол карты и майору, проводившему брифинг, приходилось его постоянно придерживать.

— Господа, — майор указал на карте указкой участок французского побережья, — в этом районе ожидается прорыв большой группы англо-американских бомбардировщиков.

— Но это зона ответственности соседнего полка, — высказался один из пилотов.

— Верно, — согласился майор, — но командование решило подстраховаться. Если янки решат прорываться восточнее, то попадут на стык наших зон. И мы должны будем подержать соседей.

— У них будет истребительное прикрытие? — спросил кто-то из пилотов.

— Об этом в донесении ничего не сказано, так что будьте внимательны в воздухе.

Фридрих уже прогрел двигатель на малых оборотах, когда Марк загрузился в кабину своего "фоккевульфа" и пристегнул ремни. Двинул сектор газа вперед и двигатель весело заревел на повышенных оборотах.

Отсалютовав механику, Марк закрыл фонарь кабины и снял шасси с тормоза. Самолет плавно тронулся и покатился, покачиваясь на неровностях к месту старта на взлетной полосе. Марк чуть убрал газ, чтобы не разогнаться слишком сильно и, вырулив машину на стартовую позицию, вновь включил тормоз. Сзади на полосу подрулил самолет Ульриха.

На рулежке, сквозь стекло кабины, Марк успел заметить его сосредоточенное лицо и, в очередной раз, порадовался, что ему достался толковый ведомый.

Взлетели без происшествий. Шасси с шипением подтянулись к брюху истребителя и с щелчком встали на замки в гнездах. Взгляд скользнул по приборной доске. Все в норме. Посмотрел назад влево. Успел заметить, как убрал шасси ведомый.

Как будто почувствовав, что на него смотрят, Ульрих качнул крыльями и пристроился в левый пеленг к истребителю Марка. Захотелось перекинуться с ним парой слов по рации, но приказ о радиомолчании никто не отменял. Пришлось просто в ответ качнуть крыльями.

По мере того, как группа забиралась все выше, земля становилась все меньше и совсем игрушечной. Высота почти скрыла уродливые следы войны, подернув зеленый ландшафт белесой дымкой.

Высота более 5 тысяч. Марк перевел двигатель в высотный режим и нацепил дыхательную маску. На этой высоте кислорода было уже недостаточно для нормального дыхания, а они забирались еще выше.

Янки, опасаясь зенитной артиллерии, бомбили, как правило, с предельных высот. Точность бомбометания становилась значительно ниже, но при ковровых бомбардировках по площадям это было уже не важно. Зато зениток малого и среднего калибра можно было не опасаться. Важные объекты, конечно, прикрывались 88-ми зенитками, но не так густо, как хотелось бы.

Шесть тысяч. Небо стало темно-синим, каким бывает только на большой высоте. Истребитель командира группы довернул вправо, вставая на маршрут патрулирования.

Тут же, как и было оговорено заранее, две пары отделились от основной группы и ушли еще выше.

Там в синеве они займут эшелон с километровым превышением над основной ударной восьмеркой и будут составлять звено прикрытия. На случай появления вражеских истребителей.

Марк считал, что для плотного прикрытия, километр — это далековато, но командир звена ответил, что высота лишней не бывает, а прикрыть он всегда успеет.

Лейтенант и его звено были из второй эскадрильи и видимо считал себя очень опытным боевым летчиком. На борту его машины красовались 42 креста. Ну, дай бог…

Под левым крылом раскинулось побережье Франции и водная гладь Ла-Манша, простирающегося вдаль, за туманной дымкой можно было даже разглядеть берега Англии.

Картина раскинувшихся пейзажей так увлекла Марка, что он не сразу заметил, что один из ведомых командира группы вдруг вырвался вперед и, дважды покачав крылом, развернулся в сторону пролива.

Это был условный сигнал, что противник обнаружен. Группа довернула в указанную сторону, и Марк, напрягая зрение, разглядел множество черточек на той же, что и они высоте.

На первый взгляд, их было десятков семь или восемь, но по мере приближения Марк понял, что во вражеской эскадре не менее сотни бомбардировщиков.

"Слишком много", — пронеслось в голове.

Чтобы заставить такую армаду отказаться от своих планов, нужно не двенадцать истребителей, а как минимум вчетверо больше. Хорошо еще, что это не четырехмоторные "крепости" В-17, а менее мощные двухмоторные машины. Точно тип он определить пока не мог. Еще далеко, но с каждой секундой все ближе.

Восходящее за спиной солнце светит прямо в глаза пилотам бомбардировщиков и они, похоже, еще не обнаружили грозящую им опасность. Это нужно использовать.

Словно услышав мысли Марка, в шлемофоне щелкнуло и раздался голос командира группы:

— Внимание, группа, берем лидирующую девятку. В лоб.

В лидирующей девятке бомбардировщиков находились ведущий экипаж всей армады, а также ведомые лидера, которые брали на себя командование в случае гибели ведущего самолета.

По их командам все бомбардировщики выдерживали курс, перестраивались в воздухе, выводились на цель и сбрасывали свой смертоносный груз. Если выбить эту девятку самолетов, то строй бомбардировщиков без единого командования перестанет быть единой системой.

Обычный человеческий страх, не скованный приказом командира, заставит пилотов самостоятельно искать спасения от атак истребителей. Повинуясь инстинкту самосохранения, пилот сбросит бомбы, чтобы облегчить самолет и с этого момента, когда выполнение боевого задания лично для него станет невозможным, он будет думать только о том, как спасти свою жизнь. Его бомбардировщик, дымя форсируемыми двигателями, вывалится из строя и на максимальной скорости помчится к еще такому близкому родному английскому берегу, до которого через Ла-Манш рукой подать. Сначала один, потом другой, а там, глядишь, паника охватит и остальных летчиков. Но сначала надо выбить лидеров.

Лидирующая девятка бомбардировщиков шла чуть ниже основного строя. Таким образом, строй как бы прикрывал своих ведущих от самого вероятного нападения сзади сверху.

Но сейчас угроза шла в лоб. Похоже янки наконец что-то разглядели на фоне утреннего солнца. Строй их самолетов стал теснее, принимая максимально-плотный оборонительный порядок.

Но фоккевульфы ударной группы уже вышли на боевой курс и стремительно сближались с лидирующей группой бомбардировщиков. Соблюдать радиомолчание смысла уже не было.

— Ульрих, бери крайнего левого, — передал Марк ведомому, выводя прицел на избранные цели. — Я буду бить ведущего.

Марк понимал, что на лидера всей группы нацелился командир, поэтому своей целью выбрал ведущего тройки бомбардировщиков, идущей слева от лидера.

Двести метров в секунду. Такова скорость сближения. Четыре тысячи метров. Он уже ловил отблески солнечных лучей от остекления кабины "своего" бомбардировщика.

Пять секунд и три километра до цели. Видны прозрачные круги винтов, буравящих и отбрасывающих назад разреженный воздух. Нужно сблизиться на 600 метров и тогда будет еще две секунды на то, чтобы открыть огонь и еще секунда, чтобы уйти от столкновения лоб в лоб.

— "Лайтнинги"! — предупреждающий крик кого-то из группы прикрытия заставил Марка оторвать взгляд от прицела. То, что он увидел, заставило его выругаться.

Вражеские самолеты, которые он поначалу принял за идущую верхним эшелоном группу бомбардировщиков, оказались американскими двухмоторными истребителями Р-38 "лайтнинг".

И теперь два десятка серебристых молний стремительно пикировали на их ударную группу с явным намерением если не сбить всю группу с одного захода, то основательно ее проредить. А прикрытие явно не успевало.

Эфир разом взорвался предупреждениями, криками и руганью. Сверху воздух прошили трассы снарядов с "лайтнингов". Видимо, у кого-то из пилотов Р-38 не хватило выдержки, и он слишком рано открыл огонь. Его примеру последовали и другие.

Но дистанция для прицельной стрельбы была все еще велика. Огонь получился скорее заградительный и, в общем, свою задачу выполнил.

"Фоккевульф" ведущего ударной группы дернулся от прямых попаданий.

Марк успел увидеть, как пара снарядов разорвалась на капоте и в основании крыла ведущего, и он, задымив, понесся к земле.

Он летел впереди всей группы и большинство Р-38 целились именно в него, как в командира группы. Отвернуть он не успел, а проскочить сквозь стальной ливень снарядов, испускаемых десятками пушечных стволов, он просто не смог по теории вероятности.

Наверное, благодаря этому рой вражеских снарядов перед Марком оказался не столь густым, и он, резко поставив машину на крыло, тем самым уменьшив площадь возможного поражения истребителя, пронесся сквозь заградительный огонь.

Вздыбившаяся было слева земля снова встала на свое место. Марк выровнял истребитель. Огляделся. Ульрих держался за ним как привязанный.

"Молодец!"

Остальные истребители ударной группы прекратили атаку бомбардировщиков и ввязались в бой с "лайтнингами". Получилось, что они вдвоем с Ульрихом атакуют восемьдесят бомбардировщиков. До цели оставалось каких-то полтора километра или несколько секунд полета.

— Атакую лидера, — сообщим Марк в эфир, разворачивая самолет на ведущего вражеской армады, который с каждым мгновением все более разрастался в прицеле. Палец задеревенел на кнопке открытия огня.

Еще, еще ближе! Вот уже пулеметы носовых турелей бомбардировщиков открыли огонь, и навстречу Марку понеслись огоньки трассирующих пуль.

Пора!

Палец вдавил кнопку электроспуска всего бортового оружия, и воздух перед носом и крыльями Фоккевульфа-190 взорвался грохотом и пламенем шести стволов.

И грохотал целую секунду.

За это время Марк успел увидеть, как первые снаряды его пушек, прочертив в пространстве дымные следы, накрыли цель. Как покрылись вспышками разрывов нос бомбардировщика с кабиной пилота и передней пулеметной турелью, заклинил и резко встал правый двигатель.

Он отстал от своих собственных снарядов всего на какую-то секунду, едва успев поддернуть машину вверх, чтобы избежать столкновения и тут же снова открыл огонь, поскольку один из бомбардировщиков, летевший сзади и выше лидера девятки, удачно вписался с прицел.

Вроде бы опять попал. Но рассмотреть как следует не успел.

Пришлось с перегрузкой тянуть ручку на себя и уходить свечой вверх, подальше от сотен пулеметных стволов, трассы из которых уже потянулись к его машине.

Набрав с разгона метров шестьсот высоты почти вертикально, Марк сделал полупетлю и, положив машину практически на спину, бросил взгляд на результат своей работы.

Раскинувшаяся под ним картина грела душу.

Самолет командира бомбардировщиков, оставшись без управления, оно было либо повреждено, либо, что более вероятно, пилоты были убиты первыми же снарядами Марка, развернулся в сторону поврежденного двигателя и неожиданно столкнулся со своим ведомым справа.

Оба бомбардировщика, разваливаясь и теряя плоскости, понеслись к земле сквозь туманную дымку. Еще один, нещадно дымя левым двигателем, вывалился из строя и стал разворачиваться со снижением в сторону Ла-Манша, из его бомболюков посыпались бомбы. Летчик лихорадочно избавлялся от опасного груза в надежде, что так ему удастся дотянуть до своих берегов.

Еще за одним бомбардировщиком из первой девятки тянулся дымный след. "А этого-то кто?" — подумал Марк, следя за подранком.

Внезапно тот стал терять высоту, и из поврежденного фюзеляжа вырвался длинный язык пламени. Самолет вдруг задрал нос и, тяжело перевалившись через правое крыло, понесся к земле. Факел пожара на его борту разгорался все сильнее, и было видно, что самолет обречен.

— Ульрих, твоя работа? — Марк знал, что ведомый сейчас тоже смотрит на падающий самолет.

— Не уверен, командир, — голос ведомого подрагивал от возбуждения. — Я стрелял, но не знаю, попал или нет.

— Значит, попал, как видишь. Поздравляю с первой победой!

Тем временем "лайтнинги", увлекшиеся было боем с истребителями, вдруг заметили, что их подопечные несут потери.

Четверка серебристых машин резким маневром отделилась от общей свалки и ринулась на обидчиков.

Дрогнувший было строй бомбардировщиков вновь стал стабилизироваться.

Кто-то твердой рукой принял командование и решил во что бы то ни стало выполнить задачу и отбомбиться по цели.

"Ах вот это кто!" — Марк увидел, как второй ведомый сбитого лидера выдвинулся вперед и, покачав крыльями, занял место во главе строя.

— Ну ты у меня сейчас домахаешся крыльями, — пробормотал Марк. Бросил взгляд в сторону четверки Р-38. Те уже заходили в заднюю полусферу для атаки.

Опасно, но ковать надо пока горячо. Если сбить и этого новоявленного лидера, вряд ли кто-то захочет стать следующим со всеми вытекающими последствиями.

— Ульрих, прикрой! Атакую лидера, — крикнул Марк ведомому и с переворотом через крыло сорвал истребитель в глубокое отвесное пике. Поймал в прицел головную машину.

Стрелки десятка ближайших бомбардировщиков открыли бешеный огонь, но вдруг почти сразу замолчали.

"Свои истребители боятся задеть", — сообразил Марк, — значит они уже близко.

Оборачиваться было некогда. Марк ощущал каждым миллиметром спины, каждым волосом на затылке нацеленные в него зрачки пушек вражеских истребителей.

Желание обернуться было почти непреодолимым.

Инстинкт требовал свое, вопил: "посмотри, ну посмотри же на того, кто убьет тебя сейчас". Но Марк задвинул его подальше и оставил копошиться где-то в дальнем закутке сознания.

Распластанный на фоне земли растущий крест бомбардировщика прошел через прицел и уткнулся носом во внешний круг прицельной рамки.

Огонь! В ту же секунду Марк увидел, как его снаряды, выпущенные практически в упор, вспороли фюзеляж бомбардировщика и тот… взорвался!

Наслаждаться зрелищем пришлось не более трети секунды, поскольку снаряды стали рваться на броне его собственного самолета. Тяжело ударило в бронеспинку. Брызнуло стекло фонаря и ледяной ветер ворвался в кабину через пробоину. Марк рванул ручку вправо, чтобы выйти из-под обстрела, и едва не столкнулся с горящим "лайтнингом" с ревом несущимся к земле на предельной скорости.

Машина как-то сразу отяжелела, стала вяло откликаться на рули.

— Командир, ты жив? Командир, тебя подбили! — в раздавшемся в наушниках голосе ведомого слышались панические нотки.

"Беспокоится", — с благодарностью подумал Марк, пытаясь оценить повреждения и оглядывая пространство. Расслабляться было рано. Бой еще не закончен, хотя непосредственной угрозы не видно. За самолетом тянулся белесый след. Наверное, пробило гидравлику и что-то с двигателем, судя по растущей температуре.

Он постучал пальцем по уровню топлива. "Похоже, теряю горючее. Отсюда и след за хвостом".

— Доложить обстановку, — приказал он ведомому.

— Они уходят! — тут же радостно доложил Ульрих, — сбрасывать груз и уходят со снижением мелкими группами и по одиночке.

"Чего это они вдруг так резко?" — удивился Марк и тут же понял, точнее разглядел причину панического бегства вражеской воздушной эскадры.

На помощь сражающейся в неравном бою группе немецких истребителей мчались три десятка фоккевульфов соседнего авиаполка.

Собственно, через их зону и должны были, по разведданным, лететь англо-американцы. А теперь они спешили, чтобы все-таки поучаствовать в отражении налета. Но, благодаря Марку и Ульриху, успели только на сладкое.

Им оставалось только догонять и уничтожать отдельные бомбардировщики янки, да гоняться за "лайтнингами" растерявшими свой боевой пыл вместе с численным превосходством.

Сейчас они пытались оторваться на пикировании и уйти, забыв о своих бомбардировщиках. Но Фоккевульф-190 сам пикирует не хуже Р-38. Так что, по крайней мере, для шести "Молний" это пике стало последним. Сто девяностые нагоняли их и расстреливали либо на самом пикировании, либо у земли, на выходе из него.

Такое развлечение сейчас для Марка было недоступно. До дома бы дотянуть.

— Ульрих, у меня повреждения, иду домой.

— Понял, командир. Не беспокойся, я прикрою, — ответил ведомый и пристроился слева сзади от покалеченной машины Марка.

— Спасибо, кстати…

— За что командир?

— Если бы ты его не завалил, он бы меня добил.

— Тридцать восьмой, что ли? Он так вами увлекся, господин обер-лейтенант, что не видел ничего вокруг, — Ульрих от волнения снова перешел на "вы".

Похоже, его потряхивало. Еще бы! Первый бой не шутка.

"Кто переживет первый бой, будет жить дальше." — так говорит солдатская мудрость. До самой смерти жить будет!

Двигатель вдруг стукнул, выдал облако дыма, и винт встал как вкопанный. И произошло это в самый неподходящий момент. При заходе на посадку, когда скорости уже нет, и высоты, чтобы выброситься с парашютом, тоже не хватит.

Марк рывком затянул привязные ремни, отдал ручку от себя, надеясь хоть чуть-чуть набрать скорость перед самой землей. Самолет нехотя опустил нос и лишь слегка увеличил скорость.

А вот и земля. Марк рванул ручку на себя и уперся ногами в приборную доску. Истребитель так же лениво поддернул нос и тут же чуть ли не плашмя ударился о поросшую травой землю.

Удар был такой, что аж зубы клацнули и заныли. Самолет протащило брюхом по кочкам, развернуло на девяносто градусов и, наконец, отпустило.

Марк осторожно открыл глаза. Он сидел, упершись всеми конечностями во все, что можно, и только поэтому не разбил лицо о приборную доску, а вот левую кисть, пожалуй, слегка растянул. Это он понял сразу, когда попытался левой рукой откинуть фонарь кабины и чуть не взвыл от резкой боли.

Пришлось использовать правую руку, а потом еще и ногу, поскольку рама была повреждена, и фонарь никак не хотел съезжать назад.

Когда он наконец выбрался на крыло, к самолету уже подъехали машины аэродромных служб.

Их вызвал по радио Ульрих. Он как раз зашел на посадку, едва не посбивав выпущенными шасси фуражки с голов аэродромного персонала, прибывшего на помощь Марку.

Сделав короткий пробег, ведомый съехал с полосы и, не дожидаясь, когда двигатель заглохнет окончательно, выскочил из кабины и бросился к самолету командира.

Марк махнул ему рукой, показывая, что с ним все в порядке. Полковой врач тем временем осмотрел его левую руку и вынес вердикт. Простое растяжение в кистевом суставе. Тугую повязку и через день-два рука будет как новая.

До полосы он не долетел каких-то полсотни метров. Марк осмотрел истребитель и насчитал тринадцать пробоин, причем две из них в капоте двигателя. Как долетел, вообще непонятно! Он погладил забрызганную машинным маслом обшивку самолета и мысленно поблагодарил самолет.

Рядом вздыхал Фридрих и, качая головой, прикидывал, какие запчасти нужно выписать на складе. Душа механика рвалась на части и плакала глядя на изуродованный истребитель.

Послышался звук двигателей. На посадку заходили остальные летчики группы.

Марк насчитал пять машин. Как сбили командира он видел, а остальные четверо видимо были сбиты в собачей свалке с "лайтнингами", когда у них было двойное численное преимущество.

Остается надеяться, что пилоты спаслись на парашютах.

Рядом затормозил "Опель" командира полка. Но в машине за рулем сидел адъютант, молодой нелетающий лейтенантик, а не фельдфебель-водитель командира полка.

Лейтенантик бодро выскочил из машины и, вскинув руку в воинском приветствии, отчеканил:

— Господин обер-лейтенант, господин полковник просит вас прибыть на командный пункт. Срочно! — добавил он и распахнул дверцу на заднее сиденье машины.

Меньше всего Марку хотелось куда-то ехать. Спадающее напряжение боя сделало тело каким-то вялым. Хотелось просто сесть на траву, и чтобы полчаса хотя бы никто не трогал.

Но начальство пригласило и даже прислало машину. Придется ехать. Марк махнул рукой Ульриху, дескать, "что стоишь, тоже давай лезь в машину", и взгромоздился на заднее сиденье.

В штабе царило деловое оживление, когда Марк с Ульрихом переступили порог просторной комнаты, где, собственно, этот штаб и располагался. Едва пилоты вошли, кто-то из офицеров подал знак худощавому полковнику и тот, оторвав взгляд от расположенной на столе тактической карты, повернулся к вошедшим.

Марк вскинул, было руку, но полковник упреждающе махнул рукой.

— Вы сегодня герой дня, обер-лейтенант Рудель, так что давайте без формальностей.

Полковник подошел и крепко пожал руку сначала Марку, а затем Ульриху, отчего тот, похоже, несколько смутился и даже покраснел.

— Поздравляю с первыми сбитыми.

— Благодарю, господин полковник, — Ульрих покраснел еще больше и больше напоминал старшеклассника, которому на день рождения старшие товарищи подарили пачку презервативов.

— Ваш бой с земли наблюдал сам генерал Фольке со своим штабом. Он распорядился летчиков, первыми прорвавшихся к бомбардировщикам и обеспечившим победу, представать к награде. Насколько мы поняли из радиопереговоров, это были вы, господа. Докладывайте.

Доклад Марка затянулся минут за пять. Полковник уточнял подробности, отмечая что-то в своем блокноте.

Стали подходить остальные летчики вылетавшей группы. Безумно уставшие, в мокрых от пота комбинезонах и с беспокойством в глазах о своих сбитых товарищах. Двое из пришедших были легко ранены и щеголяли свежими повязками.

Боковым зрением Марк отметил, что в помещение вошел лейтенант, который командовал звеном прикрытия.

Своей вины в том, что "лайтнинги" сходу прорвались к атакующей группе и гибели командира группы, он похоже не ощущал. На его лице играла довольная улыбка. Он тоже сбил "лайтнинг" и чувствовал себя победителем.

Марк вздохнул и высказал свою точку зрения на работу группы прикрытия. Полковник вздерну брови и отложил блокнот в сторону. Он со все возрастающим вниманием слушал Марка.

Марк почувствовал, что атмосфера в помещении как-то натянулась. Похоже, критика товарищей была здесь не в ходу.

— Значит, вы считаете действия командира группы прикрытия ошибочными? — спросил полковник, глядя Марку в глаза. Чувствовалось, что он прилагает определенные усилия, чтобы не отвести взгляд от изуродованного лица.

— Так точно, считаю, — ответил Марк. — Из-за слишком большого расстояния, группа прикрытия просто не успела перехватить "лайтнинги" и в результате командир атакующей группы был сбит в самом начале атаки.

— Моя группа сбила трех янки…, - лейтенант, о котором шла речь (Марк никак не мог вспомнить его имя), почти закричал.

Марк посмотрел в его сторону и увидел почти бордовое от ярости лицо и испепеляющий взгляд. Ну, это он как-нибудь переживет. Все-таки боевая слаженность группы в полете важнее личных амбиций. От этого часто зависит жизнь и твоя, и твоего товарища.

Полковник взмахнул рукой, прекращая агрессивный порыв лейтенанта и принял из рук связиста записку.

— Соседи потеряли три истребителя, мы — пятерых, — произнес он, прочитав записку. — Наземные войска подтвердили падение тридцати шести вражеских машин. Правда, соседи сообщают о сорока двух сбитых только ими самолетов, но их данные пока не подтверждены. В любом случае, господа, вы прекрасно выполнили задание.

Он снова подошел к Марку и вновь пожав его руку, добавил:

— Благодарю за службу Великому Рейху, обер-лейтенант Рудель.

Все это он проделал громко и почти помпезно, что Марку показалось, что полковник кому-то что-то демонстрирует. Разбираться в этом не было желания, и Марк еще раз просто ответил на рукопожатие.

За окном протарахтел мотор приземлившегося связного самолета "Шторх".

Маленький, неказистый, но крайне удачный самолет, был способен взлетать и приземляться буквально на пятачке. И обычно его использовали для оперативной связи между частями или для доставки начальства.

Прошло не более минуты, и в штаб вошел, почти вбежал довольно тучный офицер, судя по мундиру, целый генерал и его худой лейтенант, кажущийся еще более худым на фоне своего патрона.

Все вытянулись в струнку. Полковник отдал честь и шагнул навстречу.

— Господин генерал, задача по прикрытию объекта и отражению налета выполнена…

Генерал прервал доклад полковника на полуслове:

— Видел. Наблюдал все своими глазами. Молодцы! Отличившихся представить к награде.

Генерал повернулся к летчикам, столпившимся у стены.

— Полковник, представьте мне этих героев, — генерал явно выискивал кого-то глазами.

— Так точно, господин генерал. Обер-лейтенант Рудель и унтер-офицер Мецке прорвались и выбили лидирующую группу бомбардировщиков, — полковник чуть выдержал паузу, выразительно посмотрев на Марка, — и лейтенант Фольке. Прекрасно осуществлял прикрытие ударной группы.

Не удостоив вниманием Марка и Ульриха (на Марка он, впрочем, взглянул и тут же отвел взгляд), генерал прошагал прямо к лейтенанту и заключил его в объятия.

— Я знал, что буду тобой гордиться, сын. Ты настоящий Фольке!

"Во, значит, как! Получается не просто однофамильцы". Марк, наконец, догнал смысл всех красноречивых взглядов полковника.

Похоже, генерал плотно держал под крылышком своего летающего сына и продвигал его карьеру. И, похоже, что те, кто активно не содействовал этому продвижению, сразу попадали в разряд неблагонадежных.

Лейтенант Фольке сдержанно улыбался, не забывая при этом зло зыркать взглядом в сторону Марка.

Марк не помнил, были ли у него враги в полку в России, но здесь уже, похоже, появились. Когда все расходились, он просто кожей чувствовал бросаемые на него сочувственные взгляды боевых летчиков.

Ульрих догнал его, когда он был на полпути к стоявшему на краю аэродрома поля общежитию. Некоторое время шли молча.

— Лейтенант Фольке это так просто не оставит, — Ульрих заговорил первым. — Извини, Марк, я не успел тебя предупредить, что он за жук. Его папаша, генерал, главный самодур на этом участке фронта, но под его дудку вынуждены плясать все. Слишком уж у него большие связи в Берлине.

Марк продолжал не спеша идти по летному полю. Ветер дул прямо в лицо, колыхал некошеную траву и, похоже, обещал дождь. Внезапный порыв его поднял и метнул в лицо Марку длинную соломинку. Тот машинально поймал ее рукой, не дав коснуться лица, и сунул кончик между зубов.

— Но ведь он хороший летчик, — Марк старался быть объективным, — у него столько побед, а ошибки бывают у всех.

Ульрих криво усмехнулся.

— Сразу видно, что ты не заходишь в офицерский клуб ("Да уж, с моей-то рожей", — подумал Марк), а то был бы в курсе всех сплетен. В угоду его высокопоставленному папаше, ему записывают победы погибших летчиков. Ну и еще результаты свободной охоты, когда он вылетает в паре со своим неразлучным Фердинандом, возвращаются с израсходованным боезапасом и рассказывают, сколько и кого они сбили. А подтверждения, естественно, никто не требует. Вот так он и "насбивал" за два с небольшим месяца сорок два самолета, не оцарапав даже краску на истребителе. Как и его ведомый, Фердинанд.

Марк еще раз прокрутил в памяти картину боя. Фольке со своей прикрывающей четверкой находился выше на километр и не мог не видеть изготовившиеся к атаке "лайтнинги". Значит, мог бросить машины вниз и в лобовой атаке постараться связать истребители противника или хотя бы отвлечь часть из них от основной группы. В крайнем случае открыть заградительный огонь.

Но создалось впечатление, что Фольке чуть задержался и атаковал, когда вся группа "лайтнингов" бросилась на ударные "фоккевульфы". Прикрыть своих Фольке уже не успевал, но зато появилась возможность относительно безопасно сбить какого-нибудь янки на выходе из атаки.

Сбил он кого-нибудь или нет, Марк сказать не мог. Не до этого было. Но вся картина в целом предстала в несколько ином свете.

— Чего же он не отмазался от сегодняшнего задания? Бомбардировщики в строю не шутка. Стрелки в два счета собьют, да и истребители не подарок.

Ульрих хмыкнул:

— Это он две недели назад по пьянке поспорил, что первый собьет "летающую крепость", едва они появятся на нашем участке. Теперь летает на перехват бомбардировщиков, но почему-то в группе прикрытия.

Теперь хмыкнул уже Марк. "Летающая крепость" B-17 — четырехмоторный монстр с десятью членами экипажа и тринадцатью тяжелыми пулеметами оборонительного вооружения.

Новейший американский бомбардировщик, по разведданным появившийся на западном фронте, но пока не участвовавший в налетах на Рейх.

Крупная группа таких самолетов, даже без прикрытия могла успешно противостоять атакам истребителей. Плотность огня, создаваемая турельными пулеметами, была такова, что одинокий истребитель, попавший в зону эффективного огня, был практически обречен.

Марк выплюнул соломинку. Хрен с ним, с этим Фольке. Важнее придумать, что делать с этими "летающими крепостями", когда они стаями ринутся на Германию.

Уже в общежитии их нагнала весть, что командир ударной группы хауптман Купфер погиб.

Он сидел в кабине, мерцающей цветными экранами. Над ним выгнулось куполом сине-голубое небо. Казалось, протяни руку, и дотянешься. Но мешал прозрачный фонарь кабины истребителя. Да, это был истребитель, но истребитель гораздо более могучий, чем его "фоккевульф".

Его лицо закрывала прозрачная маска, ограждая глаза от яркого света. А впереди в небе, в каких-то трех-четырех километрах армада из десятков бомбардировщиков.

Руки сами произвели необходимые действия, готовя самолет к бою. Могучая машина с трудом сдерживала свою мощь, как свирепый охотничий пес, которому показали стаю лисиц и не дали команду догнать и разорвать в клочья.

Истребитель стремительно нагонял армаду.

— Цели опознаны и захвачены, командир, — раздался с шлемофоне голос. Оператор систем вооружения Жора сидел в задней кабине, и Марк вспомнил о нем, лишь когда услышал голос.

— Подойдем поближе, чтобы наверняка. Выйдем из облаков и начнем.

Истребитель вошел в облачность и через минуту вывалился из нее прямо над эскадрой. Бомбардировщики были под ними и впереди, сверкая на солнце остеклением кабин и пулеметных турелей. На крыльях и фюзеляжах красовались кресты.

— Огонь! — Жора скомандовал сам себе.

— Стой, Жора! Отставить! Это наши! — Марк закричал, уже видя, как с пилонов истребителя сорвались тяжелые ракеты и понеслись в самую гущу немецких самолетов.

— Командир, что с тобой? — голос Жоры стал меняться, переходя в лающий немецкий язык.

— Марк, что с тобой, проснись! — Ульрих стоял рядом с кроватью Марка в одних кальсонах и тряс его за плечо.

— Все в порядке, Ульрих. Кошмар приснился.

Марк сел на кровати и потянулся за полотенцем, чтобы вытереть выступившую испарину.

Картина сна стояла перед глазами.

"Что это было? — Марк зажмурился и потер виски. — Просто сон или прошлая жизнь?".

Внутри жила уверенность, что все это с ним происходило на самом деле. Он взглянул на Ульриха.

Тот уже улегся в свою кровать, но не спал, а смотрел на Марка. И судя по взгляду его что-то беспокоило и на языке вертелся какой-то вопрос. Марк ждал, что ведомый его задаст, но Ульрих промолчал и спросил совсем про другое.

— Тебе не нужен свет, командир, а то я бы еще поспал?

Марк погасил настольную лампу и, накинув на плечи китель, вышел на улицу. Воздух окатил его ночной прохладой. Марк вздохнул полной грудью, поднял взгляд к небу. Там были звезды. Россыпи звезд. Марк узнавал их, а в голове возникали странные названия: Эригон, Туван, Титау.

В его душе рождались чувства, что это не просто слова. Он как будто знал, что там, в космической глубине, есть что-то, что связано с этими странными названиями. Иногда ему казалось, что он вот-вот вспомнит. Но память молчала. И звезды тоже молчали.