Дневник. 2010 год

1 февраля, понедельник.

За окном невероятный ветер - видно, как на пляж несутся волны, зарождаясь где-то метрах в двухстах от берега. На пальмах листья трепещут, как петушиные хвосты. Но погода, знаю по опыту, здесь обманчивая: к середине дня все успокоилось, а утром все равно купался и загорал. При ветре интересный эффект: начинаешь стынуть еще на бегу, но становится блаженно и тепло, когда входишь в воду.

Утром на пляже все-таки начал первые страницы новой книги о В.С. Последовало несколько мучительных проб, пока не выработался принцип - обратное движение от выписок в Дневниках - начать с самого трагического момента, со смерти. Две встречных волны. На этот раз пишу от руки, текст какой-то не компьютерный.

После первого безумства с новой едой стараюсь ограничивать себя в пище и больше двигаться. Но всегда одна и та же проблема: больше двигаться - это меньше читать и писать. Мы пишем, возможно, за счет собственной жизни.

Вечером продолжал изучать «Наш современник». Как обычно, прозу я здесь не читаю. Она слаба. Кроме двух или трех авторов, которым не отказывают в публикации по причине их достаточной известности, но, если бы можно было, отказали бы и им, потому что в здешней прозе главное - собственная маленькая практика заведующих соответствующим журнальным отделом. Вот тут и вспомнишь добрым словом Сашу Сегеня. Но ведь и он ошибся с «Гувернером»! Однако публицистика в журнале прекрасная. Внимательно просмотрев уже четыре последних номера за прошлый год, я понимаю, почему в этом году журнал так сильно вырвался по подписке среди других толстых журналов. Его нынешний тираж, по словам С.Ю. Куняева, равен суммарному тиражу остальных наших «толстяков». Журнал в своей публицистике круто и наотмашь оппозиционный. Кстати, я был не совсем прав, когда день или два назад высказал некоторую критику и в отношении Сергея Куняева и в отношении Куняева-старшего. Вина старшего, что он как редактор не убрал допустимые лишь в научной книге скучные хлыстовские разборки, а младший пользуется попустительством отца как сын и наследник. Но все-таки - какой охват материала и какое знание литературы разбираемого периода! Другие мои претензии к старшему касаются только некоторой прямолинейности в освещении Кюстина. Здесь русские авторы идут напролом, как и обычно; что с них возьмешь - вологодский конвой: шаг в сторону - стрелять буду. Я внимательно перечитал немецкий доклад старшего Куняева. Он, конечно, тоже, как филологическое произведение, очень мощен, собрано в нем многое для аргументации темы. Мне, по правде, близко глубокое презрение к русской лизоблюдствующей интеллигенции, не любящей мой народ. Но Бог снабдил меня рефлектирующим сердцем, четко следящим за несправедливостью и с той и с другой стороны. «Опыт истории показывает, что при всем влиянии интеллигенции она скорее склонна обслуживать тех, в чьих руках деньги и власть, чем «возглавлять восстание» против них» Это пишет Игорь Шафаревич в статье во 2-м номере, где он приводит мнение Трубецкого «о духовном гипнозе «благ цивилизации» и духовного рабства интеллигенции всех романо-германских народов».

Основной материал номера это, конечно, блестящий и доказательный отрывок из книги Александра Казинцева «Возвращение масс», которую он пишет и печатает многие годы. Глава, связанная с Россией и, в частности, с загнанной по отношению к другим этническим составляющим ее русской части. Бедный русский Йорик! Здесь все замечательно точно и последовательно. Россия в руках власти, не любящей ее. В этой главе Казинцев дает тонкий анализ проблемы гастарбайтеров. Два интересных момента: в общем, на душу населения у нас чужаков в два раза больше, чем в Европе, которая уже от них стонет. И второе, этот чужак-гастарбайтер более послушен, нежели наш работяга. Естественно, об огромных диаспорах в Москве и больших российских городах другой разговор: они агрессивны и несговорчивы, если чуть тронуть кого-либо.

Кстати, еще день назад, в Москве, слышал о массовых демонстрациях в Калининграде, где люди протестуют против повышения налогов на транспорт и требуют отставки ставленника Путина Бооса и самого Путина.

Из материала С.Ю. Куняева выписываю, в надежде использовать на занятиях, цитату из статьи под названием «Русская точка зрения» (1925) Виржинии Вульф.

» Именно душа - одно из главных действующих лиц русской литературы… Она остается основным предметом внимания. Быть может, именно поэтому от англичанина и требуется такое большое усилие… Душа чужда ему. Даже -антипатична… Она бесформенна… Она смутна, расплывчата, возбуждена, не способна, как кажется, подчиниться контролю логики или дисциплине поэзии… Против нашей воли мы втянуты, заверчены, задушены, ослеплены - и в то же время исполнены головокружительного восторга».

Она же о романе «Идиот» Достоевского:

«Мы открываем дверь и попадаем в комнату, полную русских генералов, их домашних учителей, их падчериц и кузин и массы разношерстных людей, говорящих в полный голос о своих самых задушевных делах. Но где мы? Разумеется, это обязанность романиста сообщить нам, находимся ли мы в гостинице, на квартире или в меблированных комнатах. Никто и не думает объяснять. Мы - души, истязаемые несчастные души, которые заняты лишь тем, чтобы говорить, раскрываться, исповедоваться».

2 февраля, вторник. Спал и проснулся с ощущением счастья - видел во сне Валю, куда-то с нею ехали на трамвае по Бульварному кольцу. Трамвай был очень занятный, разворачивающийся на месте, как детская машинка. Потом приехали домой, и она послала меня за капустой и морковью. То ли готовила что-то с собой и для себя в больницу, то ли собиралась что-то сготовить и оставить мне.

Как и вчера, утром отправился в пятнадцатиминутное путешествие вокруг отеля. Но сегодня решил круг все-таки завершить, пересечь еще и хозяйственный двор. Какая же сложная машина весь этот гостиничный комплекс! Здесь не только большое число разных «цехов», но еще, как в ГУМе или ЦУМе, подземный въезд для транспорта. Теперь можно не удивляться, каким образом утром на завтраке возникают свежайшие фрукты и йогурты. Тут же стоят и огромные гудящие трансформаторы, питающие прачечные, кухни, бани, холодильники и телевизоры в каждом номере. Жизнь здесь, как и положено, совершенно другая, чем внизу, в саду и на пляже или в столовой, сверкающей сервировкой. Поразила небольшая беседка - ковровое недорогое покрытие, легкие стены - это помещение для молитв и намаза. Возле порога стоят тапочки.

Между прочим, отношения европейцев и местных арабов весьма дружественные. Служащие на пляже с удовлетворением демонстрируют, что могут понимать по нескольку фраз и на английском, и на немецком, и на русском языках. Особенно в ходу русский. Русских тут много, но меньше прежнего, докризисного времени, так же и англичан с немцами. Постояльцы любят вести себя дружественно; получая полотенца, жмут руку местным парням. Какой-то негр из массовиков-затейников, которых на местный лад называют аниматорами, замечательно играет в футбол с европейцами. Но все это разные люди, и вряд ли доброжелательность распространилась бы и дальше. Молитесь у себя в будке и таскайте тяжелые ширмы от ветра к каждому лежаку.

День прошел как-то лениво; дочитывал журнал, что-то писал в свою записную книжку, старался меньше есть. В моем багаже всегда много разных бумажек, которые, уезжая куда-нибудь, я ворохом и забираю, не успев прочитать дома. Вот и еще старенькая вырезка из «Коммерсанта» - аж от 27 января. Юрий Лужков и его жена Елена Батурина снова судятся с Немцовым. Лужков недоволен тем, что Замоскворецкий суд признал неправоту Немцова лишь в одном случае из пяти и присудил взыскать с ответчика лишь 500 тыс. рублей вместо 5 миллионов. Речь идет все о том же материале Немцова «Лужков. Итоги». Лужков хочет, чтобы признали как несоответствующие истине все пункты из работы Немцова, отмеченные в исковом заявлении мэра. «Коммерсант» с садистским наслаждением перебирает то, с чем Лужков не согласен. Уже раз, наверное, пять в различных материалах было повторено. Немцов: «Я считаю, что Лужков коррупционер и вор, а я - нет». Это заявление было сделано в ответ на заявление пресс-секретаря мэра Москвы Сергея Цоя, сказавшего «Коммерсанту», что «Лужков - это фигура, а Немцов - ничто».

Сегодня днем опять был звонок из Санкт-Петербурга от команды госпожи Агафоновой, готовящей на коммерческой основе фестиваль в Гатчине. Фестиваль, на название которого я так и не догадался взять авторское право, стал уже коммерческим мероприятием, на котором зарабатывают деньги. Смысл этого звонка состоял в том, что даже в обычном жюри мне места нет, все разобрано. Не соглашусь ли я все же возглавить читательское жюри? Вот тебе и мои русские соотечественники! Ну, конечно, нет! Жаль память Валентины, которая все это придумала, жаль многих моих усилий. Я в этом году собирался учредить свой приз журналистам - имени Вали. Не вышло. Значит, деньги пойдут на книжку. Тенденция этой культурной политики очевидна: свободного и не ангажированного фестиваля, независимого от киношного начальства, больше не будет. Ну и, слава Богу, мне не придется в этом году опять просить у Сергея Кондратова деньги на призы, нервничать, волноваться, писать статейки в каталог, думать над выступлениями, собирать действительно независимое жюри. А ведь в этом году я вроде уже пригласил А. Соколова, ректора консерватории и бывшего министра культуры.

3 февраля, среда. Вчера вечером посмотрел по ТВ московские новости. Теперь не чувствую себя оторванным от Родины. Наверное, уже три года как я не могу привыкнуть к Медведеву, мне все время в его речах видится какой-то несамостоятельный характер. Впрочем, Путин свои хорошо обкатанные рацеи читает по бумажке, но почему-то к ним у меня доверия больше. Восхищает талантливое поддакивание окружающих и прессы, когда начальник что-то скажет. Все, как китайские болванчики, сразу кивают головами, а затем повторяют услышанное «откровение». Какая у русской чиновничьей команды страсть поддакивать! Можно подобное понять и даже простить, когда говорил царь, - он был хоть помазанник Божий! Я понимаю, Путин восхищался новым военным самолетом, который, пока без вооружения и без специальной техники, все-таки поднялся на воздух. Серийный выпуск этого нового истребителя обещают, кажется, через четыре или пять лет. Подобный оптимизм меня восхищает. То, что сказал вчера Медведев, я сегодня так и не могу вспомнить. Но речь его округлена и правильна, иногда он дает наказы, иногда бывает грозен.

Из всех вчерашних обширных новостей запомнилась по-настоящему только одна. Главный раввин Украины возвращает орден «За заслуги перед Отечеством» господину президенту Ющенко, потому что тот недавно назначил Степана Бандеру героем Украины. Раввин напомнил, что этот самый Бандера с одинаковым энтузиазмом убивал и русских, и евреев. От этого заявления раввина мне вдруг на душе стало как-то теплее. Такие поступки всегда вызывают уважение.

Вчера же вечером долго читал просто замечательную статью Юрия Павлова, профессора из Армавира, «Мемуары последних лет». Я всегда восхищаюсь доказательным и ясным письмом этого человека, хотя, чего греха таить, как-то и обо мне написал он плохо. Правда, мне сразу показалось, что та статья была с некоторой коррекцией на вкусы печатного органа, в котором статья была помещена, и на некоторую рознь, возникшую у меня с тамошним редактором. Главная особенность новой статьи - это ее полная доказательность. На любой тезис мемуаристов у Павлова приведен точный факт. Здесь проза Евгения Евтушенко, Василия Аксенова, Анатолия Гладилина, Бориса Грибанова, Даниила Гранина, Юлиу Эдлиса, Наума Коржавина, Лазаря Лазарева, Бенедикта Сарнова, Станислава Рассадина. Павлов отмечает: все они, за исключением Коржавина, «шестидесятники». Ах, эти шестидесятники, у которых почти у всех общая нынешняя идеология - антикоммунизм! Всех их гнобили, били, затирали, а они добивались свободы и вот, наконец, выросли и преуспели! Прямо на страницах журнала я сделал кое-какие пометки. Они касаются и фактических ошибок, когда ради своих доказательств писатели тянут разную чушь, но есть и вещи пострашнее, как, например, с Бродским. Ох, недобрый человек писатель! Речь идет о мощном импульсе творческой зависти, которая присутствует в жизни писателя.

Зависть - постоянный лейтмотив мемуаров «шестидесятников», одно из ключевых понятий в жизни творческой интеллигенции. Например, Сергей Довлатов в письме к Анатолию Гладилину, которое последний приводит в своих мемуарах, объясняет, что нападки на Анатолия Тихоновича со стороны некоторых представителей третьей волны эмиграции вызваны социальной завистью: дескать, мы сидели в Риге, Ленинграде и т.д., «копались в говне», а вы - в столице - процветали… К тому же Довлатов утверждает, что данное чувство присуще и ему, и Бродскому.

Не комментируя сию мысль, скажу, на мой взгляд, о главном. Довлатов и согласный с ним Гладилин забывают о более мощном «движителе» во взаимоотношениях писателей - творческой зависти. В таком случае чаще всего все другие соображения (место жительства, социальный и писательский статус, материальное положение) не имеют или почти не имеют значения.

Поясню на примере, который приводит Владимир Соловьев в книге «Три еврея, или Утешение в слезах» (М., 2002). Евгений Евтушенко и Александр Кушнер, по сути, одинаково прореагировали на свое поражение в своеобразном поэтическом соревновании с Иосифом Бродским - читке стихов, устроенной на квартире Соловьева. «Евтух (так в компании Соловьева звали Евтушенко. - Ю.П.) забудет о покровительственных - по отношению к Бродскому - своих обязанностях (какое там покровительство), и помрачнеет Саша, превратившись на глазах в маленького озлобленного карлика…».

Оба поэта, по Соловьеву, были заинтересованы в исчезновении Бродского с литературного ландшафта Советского Союза, а Евтушенко, согласно версии будущего Нобелевского лауреата, подтвержденной самим Евгением Александровичем в беседе с автором «Трех евреев…», этому исчезновению способствовал. Евтушенко на вопрос Андропова: представляет ли он будущее Бродского в СССР, - ответил: не представляю. И уже через месяц поэт покинул страну по упрощенной схеме выезда». («НС», n 5, 2009. Стр. 239.)

Крепко достается Борису Грибанову - его мемуары в девятом номере «Знамени» за 2006-й год. Помечаю номер, чтобы не забыть прочесть эту, кажется, пикантную штучку.

«На одной журнальной странице Борис Грибанов собрал самые невероятные слухи о Сталине, находя в них объяснение особенностей его государственной деятельности. По версии мемуариста «собака зарыта» в тайне происхождения Сталина: «Его мать ‹…› была городской шлюхой, красоткой, которая, между прочим, спала с местным князьком. Когда она забеременела, прибегли к старинному способу - нашли бедняка Виссариона Джугашвили, купили его согласие на бракосочетание, после чего он уехал в Тифлис, поступил там рабочим на обувную фабрику Алиханова, а затем канул в неизвестность».

Выписываю эту цитату до конца, потому что у меня идет переиздание романа о Ленине и там кое-какие подробности о И.В. Как бы не опростоволоситься! Я ведь до сих пор, по советской привычке, воспринимаю все напечатанное как проверенное и соответствующее действительности.

"Во-первых, мать Сталина была женщиной религиозной и добропорядочной. Даже Э. Радзинский, падкий на всякие сомнительные, «желтые» сенсации, в своей книге «Сталин» (М., 1997) признает ложность подобных слухов. Во-вторых, Сталин был уже третьим ребенком в семье Джугашвили, то есть версия, что Екатерина Геладзе забеременела еще до брака - полный абсурд. В-третьих, Грибанову не мешало бы знать, что бракосочетание родителей Сталина состоялось 17 мая 1847 года - почти за три с половиной года до рождения Иосифа».

Такое ощущение, что никто уже тексты в редакциях, как в былое время, не читает, целиком полагаясь на авторов. Судя по моим последним наблюдениям, Сережа ездит на встречи «толстых» журналов, а Наташа Иванова целиком занята радио и телевидением.

Больше всего меня поразило, конечно, скрываемое ранее еврейство многих хорошо знакомых мне авторов.

«У всех «шестидесятников» обязательно возникает в мемуарах еврейская тема. Трепетно-живое, почти священное отношение к ней обусловлено устойчивой «левой» традицией (евреи - соль земли, самые талантливые и самый несчастный народ…) и происхождением большинства мемуаристов. Исходит по-разному, но обязательно через сопряжение с еврейским миром.

Бенедикт Сарнов в книге «Скуки не было» откровенно и много пишет о своем еврействе, параллельно обильно мифотворствуя на тему антисемитизма. Станислав Рассадин, бывший друг Сарнова, в «Книге прощаний» (М., 2004) признается, что всю жизнь хотел стать евреем и, констатирую, стал им.

Людмила Петрушевская в очерке «Национальность не определена…» (см.: «В Израиль и обратно». - М. 2004) называет собственное еврейство данностью, от которой никуда не деться, «проклятым горбом и прекрасным даром». Видимо, по «случайному» совпадению, самые денежные в нашей стране премии получают «горбатые» и шабесгои: Людмила Петрушевская, Дина Рубина, Дмитрий Быков, Владимир Войнович, Андрей Вознесенский. Владимир Маканин…»

Пишу об этом, вернее демонстративно цитирую, потому что уже надоело это непрекращающееся стремление людей «с прекрасным даром», тесно сплотясь, выкинуть людей другой национальности из большой литературы. Делается это не без помощи госчиновников.

Попутно с поразительными открытиями о Маканине и Петрушевской возникает одно соображение. Что же получается? Помню, как Борис Михайлович Хессин собирал высокоталантливый «Кругозор». Значит, кто же у нас работал в общественно-политическом отделе? Галина Шергова, единственная не скрывавшая своей национальности, Юра Визбор, Володя Возчиков, уже давно находящийся на ПМЖ, Люся Петрушевская с «неопределенной национальностью». Все были русскими . Ну, еще Игорь Саркисян - здесь все ясно. А уж потом я, ибо выиграл на конкурсе Всесоюзного радио премию за репортаж, да Дима Морозов - вот и вся этническая прослойка русских. Дело здесь не в размерах премий, а в закрытом и недоступном для чужаков-русских мире русской литературы. Но как же в литературе эти талантливые писатели поддерживают друг друга!

4 февраля, четверг. Снились Валя и мама, была какая-то сцена возвращения, когда обе они слились в одно, и мне было тепло и сладко. Эти сны закономерны, потом весь день вчера на пляже писал какие-то воспоминания. Теперь я уже в работе и, значит, все последующее время буду в ауре присутствия в моей жизни этих двух любимых мною женщин.

О купании сегодня и речи быть не может - и холодно, и ветрено. Но отступать некуда, на пляже, отгородившись от порывов специальными ширмами и тюфяками, все утро читаю. Сначала я добил один из номеров, последний, «НС» с отрывком о Николае Клюеве. А потом принялся читать почти детективный роман Воронцова. В повествовании С. Куняева без конца развиваются отношения с Блоком, переписка. За этим стоят, конечно, и религиозные искания всей интеллигенции. Здесь все больше и больше начинаешь понимать и необходимость появления «Вех» и обязательности отпора. Среди вороха подробностей и цитат, которые никогда не запомнишь, иногда возникает кое-что и стоящее. По своему обыкновению, выписываю.

Вот Блок об интеллигенции: «…между «интеллигенцией» и «народом» есть «недоступная черта». Для нас, вероятно, самое ценное в них враждебно, то же - для них. Это - та же пропасть, что между культурой и природой, что ли. Чем ближе человек (Менделеев, Горький, Толстой), тем яростнее он ненавидит интеллигенцию» (N 5, 2009, стр. 108). Отсюда два шага до знаменитого ленинского определения. Все это мне по опыту и размышлениям близко. Второе соображение на тему это уже рацеи самого Клюева о культуре. В ней тоже много справедливого.

«Письмо Ваше я получил, и оно мне дорого - потому справедливо. В одном фальшь, что Вы говорите, что я имею что-то против Вас за тяготение Ваше к культуре. Я не знаю точного значения этого слова, но чувствую, что им называется все усовершенствованное, все покоряющее стихию человеку. Я не против всего этого усовершенствования от электричества до перечницы-машинки, но являюсь врагом усовершенствованных пулеметов и американских ошейников и т.п.: всего, что отнимает от человека все человеческое». (Там же, стр. 113)

Не могу не выписать также и кое-что о Льве Толстом, в частности, по поводу его «крестьянского» «еженедельника» - мысли на каждый день. Этот толстовский проект мне очень нравился в юности. Высказывается епископ Михаил в журнале «Новая земля» (стр. 117): «И пусть мне простит уважаемый Лев Николаевич - его попытки разорвать Евангелие на извлечения и склеить из них «руководство к христианству» были своего рода кощунством. Обесценивалось великое откровение, которое не может быть оторвано от Христова лика и дано гораздо более в евангельских фактах, чем в евангельских словах».

В романе Андрея Воронцова «Необъяснимые правила смерти…» меня не удивили ни ловко раскрученные детективные ходы, ни, как сейчас часто случается, документальная основа, на фоне которой происходят события. Есть на страницах и Александр Мишарин из журнала «Новая Россия», сменившего «Советский Союз», где работал Апенченко, есть и Александр Проханов, начавший свой знаменитый «День» и сейчас часто выступающий по «Эхо Москвы». Мишарина оставим в покое, его уже нет, а вот относительно Проханова в романе находим интересные суждения. Заслуга Воронцова в том, что он хорошо помнит время, поэтому всплывает масса подробностей, мною полузабытых. Это чудесное свойство литературы, когда в ней обнаруживаешь что-то свое, находишь собственные предчувствия. «В то время как осведомленные аналитики «Дня», часто анонимные, уверяли читателей, что Ельцин - это больной, недееспособный, спившийся человек с хулиганскими замашками вместо политической воли, другие авторы твердили, что в воинских частях и на крупных предприятиях работает против «оккупантов» могучий Фронт Национального Спасения. Еще немного - и у армии и народа должно лопнуть терпение, и они сомкнутыми стотысячными колоннами двинутся на Москву». Собственно, это лишь посылка рассуждений Воронцова, вернее его героя. Опускаю здесь всю эпопею Белого дома, штурм, многочисленные жертвы и еще одну из этих жертв, подробно описанную, как эпизод, в романе. Ни армия не пришла, ни рабочее движение не колыхнулось. И здесь идет сначала вывод, а потом уже и более широкое рассуждение. «Я с ужасом понял, что передо мной одна из жертв шапкозакидательских статей «Дня"». А вот теперь и еще бытовое рассуждение. «У пропаганды, конечно, свои законы, но ведь не погиб ни один из витий Фронта Национального Спасения, рвавших на груди рубаху за народ. Все они живы, многие процветают - гладкие, хорошо одетые, на новеньких иномарках ездят, дачи построили, стали лояльными власти депутатами, сенаторами, губернаторами…»

5 февраля, пятница. Из вчерашних новостей интересное и главное, что Конституционный суд Украины признал неконституционным запрет для учителей общаться в школе на русском языке. Следующим этапом, если Янукович выиграет второй тур президентских выборов, станет, по его словам, наделение русского языка полномочиями второго государственного. Украина станет ближе. Я до сих пор не могу относиться к Украине как к чужой, не имеющей ко мне никакого отношения стране. Впрочем, так же я отношусь и к Белоруссии. Это родное и свое.

Сегодня чуть потеплело, к обеду искупался. Несколько слов об отеле. Он довольно полон, в нем больше народа, чем обычно в это время. И народ, я бы сказал, пожиже. Связано это с тем, что из-за кризиса резко снижены цены. Повалили немцы-пенсионеры, японцы, появились даже китайцы, которых прежде я здесь не видел.

6 февраля, суббота. В бане всегда чего-нибудь услышишь интересное. Сегодня опять сильный ветер, но это не останавливает некоторых серфингистов. Здесь можно только восхищаться, как с огромной скоростью летят зыбкие дощечки, перепрыгивая с одной волны на другую. Это останется для меня неосуществленной мечтой, как поход на Эльбрус и многое, еще доступное в молодости, а уже сейчас никак. Все утро на пляже читал как заведенный. Еще раз прочесал пятый номер «НС» и опять поразился своему пренебрежительному отношению к некоторым материалам.

Теперь, собственно, перехожу к разговорам в бане, в сауне. Сегодня со мною парился мой соотечественник, инженер с Южного Урала, ему лет тридцать пять. Ездит он в Хургаду в основном из-за возможности позаниматься виндсерфингом. Это, конечно, спорт молодых и бесстрашных людей. Сначала поговорили об этом, потом выяснилось, что он со знаменитого предприятия «Маяк». Здесь мне все по юности знакомо. Вспомнили даже знаменитого министра среднего машиностроения Славского. Заговорили о старой знаменитой аварии, о которой я узнал, когда был от «Кругозора» в Каслях. Еще тогда удивлялся, почему меня не пускают в литейный цех. Здесь все, оказывается, рядом, сам «Маяк» через озеро. Среди прочего, мой собеседник заговорил о том, что атомную энергетику, по их, специалистов, ощущению, собираются также приватизировать. Я сказал: а разве по аварии на Шушенской ГЭС не понятно, к чему это приводит? Собеседник ответил, что специалистам-то понятно, но кое-кому очень хочется.

7 февраля, воскресенье. Начинаю уставать от лежания на пляже, от чтения, от хорошей еды, от купания, от тридцатиминутной большой - для здоровья - утренней прогулки. Утешает только то, что все очень недорого, почти на такие же деньги прожил бы и в Москве.

На пляже разговорился с милой девочкой Катей, работающей здесь аниматором. Сама тоже, как и мой вчерашний собеседник, с Урала, из Свердловска. Говорила о дешевизне здесь, в Египте, рабочей силы. Всем ребятам - официантам, барменам, уборщикам платят буквально гроши - не более 100 долларов в месяц. «Правда, у них большие чаевые». Не знаю, насколько большие, ведь я, чтобы за столом не было заминки, сую каждый раз официанту по одному доллару. Катя также говорила о том, что здесь довольно много проживает русских и немецких пожилых женщин-рантье. Как правило, они снимают дом, «приобретают» молодого крепкого хлопца и изредка наведываются по делам бизнеса на родину. Есть и молодые русские женщины, которые связывают себя с местными арабами. Катя не может понять, как это они себя ограничивают, ходят в платках и хиджабах. Кстати, на нашем пляже я видел несколько местных молодых и в возрасте дам, купающихся в море в полном своем облачении и выглядящих при этом счастливыми. Рассказала Катя и о своем видении арабов и их цивилизации. Все это у нее поместилось в одну понятную фразу. «Они, конечно, не пьют, потому что в Коране написано, что пить нельзя, но наркотиков нахватаются и ходят как чумные».

Сегодня день выборов на Украине. С самого утра держу телевизор включенным: а вдруг что-нибудь прорвется. Сначала сведения были неутешительные: у обоих кандидатов по сорок с небольшим процентов. Оба кандидата, конечно, по-своему хороши. Янукович в юности у кого-то с головы сдернул, по моде тех отчаянных годов, шапку и, кажется, схлопотал срок, а прекрасная, как лебедь, с косой и белыми в руках розами - такой ее показали по телевизору - Тимошенко, специалист крупного масштаба. Недавно в «НС» я прочел о ней несколько занимательных абзацев.

К вечеру положение несколько изменилось, разрыв между Тимошенко и Януковичем расширился не в пользу премьер-министра с розами. Юля баба боевая, она, конечно, понимает, что Украина не Корея, где под суд уходили даже президенты, но все же… Судя по высказываниям, ее устроит только один вариант выборов, она грозится поднять народ, на что, с усмешками, спокойно Янукович отвечает, что народ, дескать, подустал манифестировать. Но еще, выражаясь фигурально, не вечер, что-нибудь обязательно произойдет.

8 февраля, понедельник. Если благополучно сядем, вовремя придет машина, не украдут за неделю отсутствия в Москве мою машину, которая бедует возле подъезда, если из-за перемены температур и климата не заболею, то слава и хвала тебе, Господи!

Утром разрыв между Януковичем и Тимошенко вырос до десяти процентов. Кажется, поздравив Януковича с победой, на этот раз Путин не ошибется. Особенно этому должен радоваться С.П. - ведь Янукович обещал сделать русский язык вторым государственным. У С.П. сын заканчивает школу в Симферополе.

Со спокойным сердцем собрался, пошел на завтрак, потом полтора часа шлифовал загар на пляже, плавал, рассматривал рыб. Погода самая летняя.

Как и вчера, на пляже писал куски в новую книгу. В сознании поднимаются все новые эпизоды, казалось, навсегда похороненные под грудой дней. Удастся ли мне все так вспомнить, когда повествование подойдет к нашему времени. Пока для меня все в тумане. Здесь я буквально держусь за Валю, она ведет меня от эпизода к эпизоду, и это, в первую очередь, ее присутствие наполняет меня грустным счастьем. Правда, книга о Вале выбивает у меня возможность мемуаров, а может быть, это и к лучшему - это, а не дневники, и есть для меня лучший мемуар.

Две мысли о сегодняшнем полете. Во-первых, надо отметить, что при всем том египтяне смогли замечательным образом организовать и сеть отелей, и безукоризненное обслуживание, и поразительную по качеству службу в своих аэропортах. Десять лет назад было много хуже. Второе - что за чудесная, мощная и удобная машина «Аэробус»!

Кажется, садимся. Стюардесса объявила: в Москве погода хорошая, температура минус 16 градусов. Весь самолет захохотал.

И опять неплохая новость: минут пятнадцать на проверку паспортов, минут пятнадцать на получение багажа, еще немножко подождал машину, уже через час с небольшим был дома. Чудеса!

9 февраля, вторник. К сожалению, Инна Люциановна очень плоха: мне пришлось вести за нее семинар, потом в два часа провел свой, наметил план обсуждений на полгода, а потом принялся за самое трудное и неприятное - план кафедры на целый год в разрезе президентского гранта. Домой ушел усталый, но не без чувства выполненного долга. Наши преподаватели очень большие ловкачи и придумщики по части разных писаний и фантазирования занятных ситуаций. Особенно порадовала меня Олеся Николаева - в ее плане столько собственной сочинительской работы, и роман она пишет, и книгу стихов, и еще одну книгу, и едет на Кубу, что мне вспомнился анекдот про Ходжу Насреддина и кошку. К Насреддину пришел жалобщик, будто бы соседская кошка только что стащила и съела четыре фунта печенки. Насреддин приказал взвесить кошку. В кошке оказалось именно четыре фунта. «Печенка здесь, - сказал Насреддин, - а где же кошка?» А когда же мы тогда, если так много пишем и работаем, занимаемся со студентами? О других занятных историях не говорю, но писателями все же можно восторгаться. Та же Олеся организует для студентов две экскурсии в Переделкино: одна в дом Пастернака - это пять минут от ее дома, другая в дом Корнея Чуковского - это десять минут. И тем не менее, Олеся одна из самых прилежных.

Около семи на семинар к Игорю Волгину пришла поэтесса Инна Кабыш, та самая поэтесса, которая пару лет назад, а может быть и в прошлом году, оказалась лауреатом Московской премии, но из-за чисто бюрократических формальностей премии этой не получила. Был конфликт со школой, где она преподает, и школа не представила «листка по учету кадров». Если бы так же внимательно чиновники следили за тем, как в свое время застраивался «Речник»! В разговоре возникла некая телеграмма, которую по этому поводу из своего прекрасного американского «далека» прислал Евгений Евтушенко незадачливой лауреатке: «Инночка-тростиночка, если есть в небе хоть одна простиночка, ты прости. Ты прости бюрократию, русское наше идолище, за то, что премию тебе не выдали еще…».

Когда пришел домой, то сразу же, отзвонив в охрану, побежал в туалет, вспомнив, что не только поесть, но и пописать за целый день не успел.

10 февраля, среда. Когда утром сдавал на охрану квартиру, обратил внимание, что паролем на сегодня стало название города Харьков. Симптоматично. Объявили первые итоги выборов, они в пользу Януковича, разница в 3%, но это - миллион человек. Практически, Украина разделилась почти поровну на две части: на ту, которая практически русская - Харьков, Донбасс, Крым, и на Западную Украину. Я чувствую, что такое разделение в дальнейшем может оказаться и формальным. Я бы даже этого желал. Без Украины и Белоруссии Россия неполна. Оба этих государства отторгнуты, но не отошли окончательно.

Ездил в институт, отослал книгу Павлу Гусеву, потом позже на Экспертном совете две книги подарил Ю. Соломину и Бусыгину. В институте взял рукопись Маши Бессмертной и в метро прочел. Маша хочет восстанавливаться в институте. Это очень здорово и современно. Здесь почти нет сюжета, так, плывут слова по делам и жизни молодежи, но вырисовывается все до отчаянной ясности.

Вот характеристика одного из героев. «Чем он занимался? Как и все вокруг - в общем-то, ничем. Учился на художника, что-то писал, шил, был натурщиком, моделью, ди-джеем. Он почти всегда терялся, когда его спрашивали о профессии и планах на будущее, - он, кажется, всерьез стеснялся своей беспечной жизни». Вот еще очень тонкое наблюдение, об этом же часто думал и я, но Маша сформулировала. «Люди вокруг меня большей частью давно выбрали музыку. Это легче - мы все ничего не умели толком сказать друг другу». Или вот еще одно точное наблюдение, касающееся очень многих. «В свое время он подавал надежды как художник, но талант в скором времени сошел на нет, оставив за собой взыскательность к чужим работам, работе в принципе». И вот, наконец, о всей компании: «Тигран, Боря, я, Никита, какой-нибудь прохожий, мы все обладаем единственным даром, - мы умеем - только и всего - скользить по жизни, ничего глубоко не касаясь». В другом месте: «Мы были испорченными детьми. Единственное, что мы знали хорошо - надо уметь казаться, надо, чтобы люди вокруг думали, что у нас есть определенное, принципиальное мнение по любому поводу, начиная с какой-то новой сумки и заканчивая ситуацией в Грузии».

Портрет поколения? По крайней мере, этот портрет - верен он или не верен - хорошо написан.

Вечером в 17 был на Экспертном Совете. Все как обычно; довольно взыскательно прошли по именам; начальники, которые ведут Совет, в частности Бусыгин, мне нравятся. С чувством глубокого удовлетворения слушал, как мой друг Паша Слободкин перебрасывался со Смелянским совпавшими киномнениями: им обоим «Покровские ворота» нравятся значительно больше, чем «Москва слезам не верит».

Уходя с Совета, получил комплимент по поводу своих телевизионных выступлений. Потом пообщался по поводу рукописей Дневника с директором Исторической библиотеки. Пора, мой друг, пора, ты слишком много кашляешь! Дома по телевизору - Медведев сообщил всем, что увлекается фотографией. Когда он только все успевает? И музыку слушает, и в Интернете сидит! А теперь вот еще и фотографирует. Коллекционирует мгновенья!

Сходил на почту и отослал Вите в деревню деньги. Он недавно звонил, говорил, что Вика уже лопочет, а Лена устроилась в сельсовет на работу. Мне всегда становится в наше время страшно за близких мне людей. На руках у Вити умерла Валя.

11 февраля, четверг. Утром повез в «Дрофу» новогодние ответные подарки. Перед Новым годом Александр Федотов мне прислал коробку замечательного коньяку. Запоздал, потому что везде должен был справляться один, да и ждал заезда в беспошлинную торговлю. Как с родными, встретился с редакцией. Среди подарков был и том «Молодой гвардии» с моим предисловием. Меня очень интересовало мнение Натальи Евгеньевны. Посидел в редакции, полакомив всех рассказами о дне рождении Дженнифер и ирландскими сплетнями. Когда вернулся домой, то, как удар: умерла Ирина Архипова. Ко мне едет телевидение с канала «Культура». Потом вечером себя видел: оставили две фразы, но я и так доволен, что вспомнили. Но как жаль Архипову! «Культуру» в этот день не выключал - день смерти стал и днем ее замечательного пения. Это отпечатается в памяти многих людей. Среди прочего подумалось: опять я, как и всегда, опаздываю. Ирина Константиновна говорила мне, что даст поддержку на мое награждение, а я поделикатничал, вовремя не подошел.

Вечером у меня были гости: приходила Алена Бондарева, Ярослав Соколов, потом подгреб Игорь. Я еще раньше приготовил традиционный борщ, а к их приходу нажарил котлет. Бутылка у меня есть всегда. Ребята принесли фрукты и не забыли о моем минувшем дне рождения, принесли специально заказанную майку с цитатой на груди из Оскара Уайльда. Надпись, конечно, комплиментарная: «В наше время у каждого великого человека есть ученики, причем его биографию всегда пишет Иуда». Посидели за столом, поговорили, кому писать биографию. Вспомнили наш семинар, мальчиков и девочек, все постепенно выгребают. Аня Морозова вышла замуж и родила, вышла замуж Аэлита Евко, недавно женился и Володя Никитин, ее бывшая любовь. Смотрели по Интернету фотографии, у меня просто щемит сердце от любви к этим девочкам и мальчикам.

Алена принесла журнал «Читаем вместе» с небольшой аннотацией на мою с Марком книгу. Стоит высший балл рейтинга с пятью звездочками. С чувством естественной писательской гордости отметил, что новые книжки кое-каких очень раскрученных авторов имеют по три и даже по две звездочки. Здесь же в журнале и большое интервью Полякова, которое завтра буду читать.

12 февраля, пятница. Утро начал с семинарских материалов. Счастливое мое, как преподавателя, состояние, начавшееся с чтения рассказа Маши Бессмертных, продолжилось. И от Маши я особо многого не ожидал, и теперь вот большой материал Марины Савранской оказался очень хорошим и точным. Это тоже скорее исследование современного человека, недаром называется «Это я? Подборка рассказов и зарисовок». Во-первых, мне показалось, что все-таки это что-то в моем русле, скорее не беллетристика, а раздумья. Может быть, недаром я распинался перед ребятами четыре года? Значит, все же что-то до них долетело. Мысль моя, правда, в преломлении собственной практики, что в большой литературе беллетристический подход умирает. Нужна мысль, мысль! Впрочем, все это вслед за Пушкиным, которым впервые показал в «Истории Петра», как документальный остов может стать и несущей конструкцией и эстетикой. А разве не как документ написана «Пиковая дама»? С какой сухостью в языке и протоколизмом! В Марине я всегда видел некий бескрылый беллетризм, а вот она зашла с другой стороны и то, что было прежде мучительно, теперь получилось.

Что касается Полякова, то он, как всегда, умен, принимаю я его скорее как умного человека, нежели как очень крупного художника. Слишком много игры с публикой, с читателем. Он называет это вежливостью писателя. Не знаю, не знаю… Как умный человек, он просто рассыпает вокруг себя точные наблюдения: «После окончания работы над прозаической вещью мне хочется написать пьесы». А я пишу публицистику. Или: «Обычно литератор реализуется у нас в трех ипостасях: сочинитель, общественный деятель и редактор, в отличие от западной традиции, где сочинительство чаще соединяется с преподавательской или научной работой». Я, значит, соединяю в себе две этих тенденции. Он, так же как и я, сразу читает несколько книг и, как и я, не любит читать чужую прозу, когда пишет свою.

Целиком перепечатываю абзац, посвященный «Большой книге», где Юра в прошлом году председательствовал. Я расценил это как стремление другого лагеря его прикормить. Вот что пишет бывший председатель.

«Вынужден констатировать, что из тринадцати книг шорт-листа как читатель я бы прочитал максимум две-три. Остальные бросил бы либо с первой страницы, либо с первой главы. Они скучны или недоработаны. Очень жаль, что не отмечена книга Аллы Марченко об Ахматовой. Еще печальнее, что сквозь «бутовский полигон» в финалисты «Большой книги» не может прорваться талантливая русская проза из провинции».

Днем, когда я уже уходил к книголюбам, звонила Наталья Евгеньевна. Она прочла мое предисловие к книге А. Киселева и сказала, что как всегда виртуозно, но огромное количество корректорских ошибок. Говорили о том, как много людей греются возле учебной литературы.

В четыре часа открывал выставку экслибриса, посвященную 150-летию со дня рождения А.П. Чехова. Выставка интересная и неформальная. Народа было немного, я говорил экспромтом, в основном о бюрократии наших юбилеев. Отметили и забыли. Что случилось с писателем Гоголем, о котором еще недавно говорили ежедневно по всем каналам? О нем забыли. В речи я говорил о том, что юбилейные торжества начались все же в театре Дорониной. А потом перешел к выставке, в которой отражена многолетняя и последовательная любовь к писателю. Действительно, много хороших работ, но все же лучший - это портрет Гоголя, сделанный Юрой Космыниным.

Уже несколько дней у меня жуткий кашель, я надеюсь, что он пройдет сам собой. Как я завтра поеду на похороны? Может быть, и не пойду.

13 февраля, суббота. Ну, это значит, что я действительно плох, если не поехал на похороны Ирины Константиновны. Это, конечно, не только смена климата, но и простуда. Бедный Владик Пьявко! Совсем недавно потерял мать, а вот теперь и жену. Приехал после панихиды, которая состоялась в Большом зале Консерватории, Ашот. Хорошо, что позвонил мне с дороги, и я попросил его купить, когда будет возвращаться, мне хлеба и молока. Молоко - это главное мое лекарство, пью его горячим. На панихиде, по словам Ашота, народа было не очень много. Но приходила молодежь, часто с музыкальными инструментами в руках. Не было в зале телевидения. Это совершенно точное распоряжение Пьявко, ведь он не хочет, чтобы тысячи людей видели великую певицу в гробу. Миф должен быть всегда жив.

Созвонился с Леней Колпаковым, поговорили о том, как время выкашивает лучших людей. Леня сказал, что хотя газета и выходит только в среду, но без материала об Архиповой они номер не мыслят. Пришлось мне садиться и писать страницу. Через час прочел ее Леониду по телефону.

«Об Ирине Константиновне Архиповой еще долго никто не осмелится говорить в прошлом времени. Она давно уже стала повседневным аргументом недосягаемого в нашем искусстве. И речь здесь не только об опере, а и об абсолютном выражении через оперу человеческого несгибаемого духа и гармонии возможностей, идущих от Бога и собственных усилий. В нашем оперном искусстве только три подобных идола: Надежда Андреевна Обухова, Федор Иванович Шаляпин и Ирина Константиновна Архипова. Удивительно, что во всех троих с предельной откровенностью был выражен русский национальный характер с его прямотой и исповедальной страстью. Впрочем, это давно известно, что высшие достижения невозможны без пределов этической и моральной несгибаемости.

Только что ушедшей от нас великой певице есть чем отчитаться перед Богом. Перед людьми счет свершен - ее оперные сценические создания останутся с нами на всю оставшуюся жизнь. Реквием, составленный в траурные дни на канале «Культура», в этом отношении неповторим. Тому, что было исполнено и вспомнилось, практически нет альтернатив. Ее Марфа, Амнерис, Эболи, Мнишек, Графиня в «Пиковой даме», Азучена, ее легендарная Кармен, даже Комиссар в «Оптимистической трагедии» - это не только совершенное пение в его абсолютном выражении, но и образы, поднятые на уровень всечеловеческого эпоса.

Два факта из жизни великой певицы стали общим местом: ее мировое признание и забота о судьбах оперной молодежи. Многие певцы, ставшие звездами мировой оперной сцены, были впервые замечены ею. Тот же Хворостовский, к примеру.

Ее предельная принципиальность в оценке явлений искусства также хорошо известна ее коллегам - Ирина Константиновна Архипова председательствовала и участвовала не в одном национальном и международном конкурсе. Где был нужен высший авторитет, там нужна была Архипова. Мне это было хорошо известно по многолетней совместной работе в комиссии по присуждению премий Москвы.

Так же как, говоря о Шаляпине и Обуховой, их мы почти никогда не называем по именам, а только по имени-отчеству, еще много десятилетий, обращаясь к памяти и наследию великой русской певицы, мы будем всегда произносить: Ирина Константиновна Архипова.

Сергей Есин, лауреат премии Фонда Ирины Архиповой»

14 февраля, воскресенье, 15 февраля, понедельник. Эти два дня и предыдущий сидел дома, успокаивал клекот в груди и думал о самом грустном. Из головы не шло старое, лет пяти, мельком сказанное Александром Григорьевичем Чучалиным: «Очень часто астма перерождается в опухоль». Называю это деликатнее, дабы не привлечь словом к себе подлинную опасность. Все время работал: кое-что подчитывал из старых дипломных работ, а самое главное - читал и сличал с правкой Дневник 2006 года. Я уже твердо решил, что сниму с себя этот груз неизданных дневников. Боюсь, что уйду, так и не реализовав один из главных моих «жизненных проектов». Практически я перевел свою жизнь последних лет в труху бумажных листов. Не стану ждать никаких издательств и помощи со стороны, ибо на это нет никакого времени, год за годом напечатаю то, что есть, за свой счет. Эту идею мне подал пример Леши Антонова, каждый год, выпуск за выпуском печатающего свои книжечки студии «Белкин». Возникла мысль на следующий год выдвинуть Лешу на премию Москвы. Посмотрим.

Из событий наиболее важным надо считать увольнение IKEA в Санкт-Петербурге двух своих топ-менеджеров только за то, что они знали и не препятствовали, когда одна из фирм, строящих здание их магазина, дала за подключение к электросетям взятку. Только знали! Этим методом IKEA борется с нашей коррупцией. Кстати, IKEA отказывается именно вследствие российской коррупции расширять сеть своих магазинов. Я предполагаю, что в качестве ответного шага руководители IKEA, наверное, ждали, что мы кого-то из чиновников снимем с должностей. Если так, то этого они не дождутся.

Второе - это, конечно, наш полный пока провал на зимней Олимпиаде в Ванкувере. Открытие я тоже смотрел - зрелище было фееричное и дорогое, много компьютерных эффектов, лазеры, выступление певцов и певиц, одна из которых, по словам диктора, никогда не скрывала своей нетрадиционной ориентации. Мне, правда, ближе другой стиль, когда «картины» возникают в среде массы людей, а не при помощи светотехники. Но все равно здорово, с выдумкой! Если говорить все же о некотором неуспехе, то пока только один конькобежец взял «бронзу», а остальное, включая женский бег на коньках и биатлон, - все было провалено, все полные нули. Я полагаю, что это симптоматично по нескольким обстоятельствам. Во-первых, еще до открытия Олимпиады мы начали гудеть, что «наших», дескать, замучили пробами на допинг, что, дескать, оказывается психологическое давление и прочее, и прочее. Но главный признак - это недавнее назначение и открытие министерской по спорту должности. Русская привычка все решать бюрократическим способом. Естественно, министерство пообещало побед и пламенных реляций! Второй признак - это торжественная клятва руководства дать каждому победителю за «золотую» медаль по 100 000 евро. Такого нет нигде в мире. «Эхо» по этому поводу устроило среди радиослушателей дискуссию. А не лучше ли, чем платить такие гигантские деньги, вынутые из кармана налогоплательщика, строить стадионы и плавательные бассейны для массового спорта?

16 февраля, вторник. Утром провел занятие на семинаре И. Вишневской. Боюсь, что с нею повторяется то, что в самом конце жизни было с Валей. Она уже практически не может ухаживать за собой. Вокруг некоторые волнения по поводу остающейся квартиры в центре, с антиквариатом и драгоценностями. Обсуждали пьесу очень славного паренька из Башкирии, Дамира Юнусова. Для первого курса очень неплохо.

В обед, т.е. как всегда с 12.30 до часа, провел заседание кафедры. Было три вопроса: студенческий конкурс ко Дню Победы, который я поручил Г.И. Седых, вопросы наших планов и их выполнение. И доклад С.П. о мультикультурной литературе. С.П. сделал это просто великолепно и меня по-настоящему удивил. Сходные процессы, происходящие в бывшей Британской империи, выучившей своих туземцев в престижных университетах, в первую очередь, английскому языку, идут сейчас и у нас. С.П. назвал имена Волоса и Мамедова. Здесь также «туземная» культура, выраженная посредством русского языка. Что уже давно не было на кафедре, завязалась дискуссия, и у всех осталось впечатление интеллектуальной высоты жизни. На кафедре постепенно создается хорошая и творческая атмосфера. Интересно поговорили с Сидоровым, в частности, о том букеровском лауреате, которого он в прошлом году объявил. Я высказал мысль, что это первый букеровский лауреат, оказавшийся из другого лагеря. Как это они все вынесли! Женя посоветовал мне взглянуть на 1-й номер журнала «Знамя», где по этому поводу высказалась Наталья Иванова.

После доклада и заседания кафедры я отправился к своим ребятам. Все же мои «отличники» держат определенный уровень. И в первую очередь Сема Травников и Ксения Фрикауцан, они точно разграничили и определили и хороший уровень текста Савранской и ее скрытый холодноватый журнализм. Это меня порадовало. Ребята вообще часто формулируют то, что почти готов сформулировать я, но мучаюсь рефлексией, как бы не нанести обиду. На семинаре не было Нелюбы и - удивительно - сразу исчезла атмосфера недоброжелательства. Интересное свойство отдельных людей создавать вокруг себя специфическую ауру.

В конце дня встретились и поужинали с Мариэттой Омаровной. Боже мой, почему именно с этой женщиной у меня столько совпадений! Говорили, как всегда, интересно и о многом. Мариэтта Омаровна, удивительно доверчивый и наивный человек, каждый раз меня предупреждает: не для Дневника. Как-то в беседе сказал, что сегодня звонили от Вити Ерофеева и звали к нему на «Апокриф». Тема: «Писатели и революция». Честно говоря, мне это не очень интересно. М.О. заметила, что отказывается от подобных приглашений довольно часто, и сформулировала четко: поднять собственный рейтинг за чужой счет. Я имел в виду еще, что «чужим» Витя говорить не дает, а потом еще редактирует так, чтобы остаться главным героем.

Как ни странно, на работе немножко отошел и к концу дня почувствовал себя уже сносно. С собою привез целый рюкзак дипломных работ, которые нужно читать.

17 февраля, среда. Ну, слава Богу, хоть какие-то результаты на Олимпиаде! Встал сегодня в пять утра, потому что лег вечером довольно рано, и сразу же принялся смотреть прямую трансляцию из Ванкувера - фигурное катание, мужчины, короткая программа. Бесспорно, победил Евгений Плющенко.

Я вообще сижу, да и сплю с включенным телевизором. Что-то около четырех утра на экране всегда какая-нибудь трансляция из Ванкувера. Удовольствие доставляют наши комментаторы, которые сначала хвалят и «подбадривают» своих участников, а потом ближе к финишу начинают их ругать и придумывать причины их проигрыша.

Утро начал с чтения первого номера «Знамени», о нем мне говорил Е.Ю. Сидоров. Наташа Иванова, о которой я часто пишу в Дневнике, девушка, конечно, своеобразная. Но, - отдадим должное - читаю-то я ее, если попадается, всегда. Вот и теперь она напечатала в «Знамени» некий свой «конспект наблюдений» под названием «Трудно первые десять лет». Выбираю из конспекта лишь то, что меня увлекает или волнует. Что, наконец, восхищает своей точностью. И начну с цитаты, которую Н. Иванова приводит из статьи некой Ольги Мартыновой, написанной для зарубежного издания. И как бы Н. Иванова эту цитату не прилаживала, по существу здесь точно отображенный процесс. И процесс этот еще не закончился.

«"Речь идет ‹…› о терпимом, если не поощрительном отношении к этому явлению со стороны «литературной общественности» за пределами старого «красно-коричневого лагеря» (т.е. если бы Распутину или Белову нравился Захар Прилепин, то в этом не было бы ничего странного или интересного; интересно, когда он нравится Александру Кабакову, Евгению Попову или Александру Архангельскому)». Сейчас, когда я пишу эти строки, по Первому каналу ТВ начинается очередной выпуск новой программы «ДОстояние РЕспублики» - собравшиеся в телеаудитории вдохновенно перепевают популярные советские песни 40-50-х годов. А по каналу «Россия» идут «Лучшие годы нашей жизни», продолжаются триумфы Кобзона, Пахмутовой, идет праздничный концерт ко Дню милиции. Советское - методом погружения. Действительно - «речь идет о культурном реванше"».

Эта замечательная цитата свидетельствует о многом. Можно сказать, что здесь присутствует некая «заказная» ненависть ко всему не только советскому, но всему в культуре созданному в советское время. Одновременно у автора можно спросить, почему новое время не может предложить ничего более востребованного в массовой культуре, чем то, что до сих пор делают старые мастера - и Кобзон, и Пахмутова. Советское, как историческое, невозможно стереть. Верка Серюдчка и Киркоров не закроют «свободного пространства». Борьба у многих современных деятелей литературы и искусства с этим советским идет еще и потому, что многие из них в этом советском успели себя «запятнать». Но в небольшом тексте есть и еще одна «закавыка».

Следует обратить внимание и на тоталитарный окрик в сторону «литературной общественности». А почему вам, высокомудрые писатели, нравится Захар Прилепин? Министерство пропаганды еще не разрешило его любить. Любить, как это традиционно делает сама Наталья Иванова, можно только персон из своего лагеря. А что же тогда делать мне, если я не только люблю Распутина, Прилепина и Лимонова, считая всех троих выдающимися писателями, но и Маргариту Хемлин, и Андрея Битова, да и многих других «не наших».

Недовольна Иванова и тем, что Прилепин вроде бы пишет биографию Леонида Леонова. Он там обязательно сыщет что-то не то! Но такой опытный специалист, как Иванова, не может кого-то пожурить, чтобы еще и не проговориться или чтобы не ударить по своим. Собственно, после текста Ольги Мартыновой размышляет уже Иванова.

«Дело не только в том, что не успели дойти до новых писателей уроки Платонова (они и дойти не могли), - но в том, что их подменили уроками условного Леонова. Именно об этих уроках прямо свидетельствует и биография Леонова, созданием которой увлекся новый писатель нового века Захар Прилепин. Мне возразят: но ведь Алексей Варламов пишет биографию Платонова. Отвечу: Платонов требует десятилетий жизни, как он потребовал у Льва Шубина, Булгаков - у М. Чудаковой, а писать о нем книгу после книг о Грине, Пришвине, Алексее Толстом, Михаиле Булгакове (автором всех этих жезээловских работ и является Варламов) - совсем иное дело: получается, что в наше конкретное время изготовление литературных биографий поставлено на поток. Главное - чтобы источники были опубликованы и, разумеется, обкатаны».

Я ведь не только вписываю в свой дневник умные цитаты из чужих статей, но и конспектирую это умное и поэтому скажу, что согласен с мыслью Ивановой о том, что «одной из самых разрабатываемых прозой двадцать первого века территорий - территория адаптации (литературного века) предыдущего ».

Из обзорной статьи критика иногда многое узнаешь. Оказывается, Аркадий Бабченко - я его, кажется, знаю, бывший военный, и военную прозу его читал - крепко высказался по поводу романа В. Маканина «Асан», который я не осилил. Но здесь я узнал также, что тот ряд новых писателей, для которых в литературе значение имеет скорее тема, нежели что-то другое, которые скорее описывают, нежели придумывают, и которых называют «новыми реалистами», имеют и некое своеобразие. Опять гоню цитату.

«От классического реализма их отличает главное: поэтика. Они, как правило, не создают свою художественнуюреальность, как Лермонтов и Пушкин, Толстой или Достоевский, с героями, которых мы сосуществуем как с более чем реальными,- они описывают существующую. С минимумом художественного преображения. И воображения. (Вот откуда, я полагаю, столь яростная реакция того же А. Бабченко на маканинский «Асан»).

Их проза вызывает в критике противоречивую реакцию- от безусловного приятия до безудержного отторжения. Как правило, с их текстами надо серьезно работать редактору- они недотянуты, недоделаны, недоформованы. Им надо прописывать недостающие элементы. Менять композицию. Не хватает профессионализма? Интересно, в какую «направленческую» сторону стало клониться это литературное явление, представленное, повторяю, писателями не одного поколения-от совсем молодых до вполне себе зрелых.

А клониться- и довольно сильно - оно стало в сторону левую».

Вот здесь я должен признать, что Н. Иванова попала в точку. Она, конечно, женщина с даром провидения, но, получив результат, часто не знает, что с ним делать, или боится идти дальше. Реальная жизнь, даже для писателей с так сказать «демократическим» уклоном в душе, сворачивает их с либерального майнстрима.

Теперь невинные мелочи, но они тоже близки моему сердцу. А внимательно взглянув вовнутрь себя, должен сказать, что когда дело касается литературы, оно, это сердце, мстительное.

«Что утрачено, и, боюсь, окончательно (за эти годы)?

Общие критерии. Каждый может объявить себя писателем, купив издателей, критиков, рецензентов. Издав книгу, можно купить рекламу на «Эхо Москвы», полосу в «Литазете» и даже в «Новой», как показывает случай с А. Потемкиным, на обсуждении прозы которого сошлись А. Марченко и Н. Богомолов. Об Аннинском даже не говорю - он поучаствовал во всем проекте «критики».

Вот кого трудно, если не невозможно купить, - это читателя».

Наконец, последнее положение, вернее кунштюк из статьи Ивановой. Женщины-критики иногда, анализируя такую податливую структуру, как литература, совершают редкие алхимические эксперименты. Например, сводят в две колонки «элементы» начала этого и того, Серебряного века. Вот что получается. Таблица Ивановой. А не Серебряный ли у нас век? Ощущение, что Иванова выполняет специальное поручение В. Суркова. Нагляднее было бы эти две колонки и здесь поставить рядом.

1900-е

Лев Толстой (умер в 1910 г.)

Антон Чехов (умер в 1904г.)

Максим Горький

Иван Бунин

Леонид Андреев

Александр Блок

Иннокентий Анненский (умер в 1909г.)

Андрей Белый

Д. Мережковский

Николай Гумилев

Валерий Брюсов

Константин Бальмонт

Николай Бердяев

Василий Розанов

К. Станиславский

В. Немирович-Данченко

В. Мейерхольд

2000-е

Александр Солженицын (умер в 2008 г.)

Андрей Битов

Владимир Макании

Вл. Сорокин

Виктор Пелевин

Михаил Шишкин

Олег Чухонцев

Александр Кушнер

Елена Шварц

Сергей Гандлевский

Тимур Кибиров

Мария Степанова

Дмитрий Галковский

О. Табаков

П. Фоменко

Л. Додин

А. Васильев

18 февраля, четверг.Сижу дома, но мне не становится лучше. Правда, это утихание моей общественной деятельности способствует приведению в порядок моих личных дел. Часами сижу над сверкой Дневника за 2006 год. А потом также возьмусь за 7-й, 8-й и так далее. Их надо напечатать, забыть и выбросить самому все черновики. Попутно читаю работы учеников Вишневской. Хочешь не хочешь, а их надо тянуть и выпускать. Пока прочел и написал рецензии на пьесы Ж. Гонсалес и Л. Москаленко. В принципе - нормально, хотя, и особенно у Москаленко, которая, конечно, с претензиями, все облегчено, но драматургия такая вещь, что решает все только театр.

Утром даже с вожделением смотрел лыжный спринт. Здесь, наконец-то, у нас «золото». Я даже заплакал, когда наши Никита Крюков и Александр Панжинский завершили заезд буквально рядом, так что лишь электронный финиш определил, у кого «золото», а у кого «серебро». Время даже на электронке одинаковое - имело значение, чей лыжный ботинок на несколько сантиметров оказался впереди ботинка соперника. Вот тебе и искусство - драматизм жизни перебивает все! Во-первых, Крюков оказался в финале почти случайно, не выиграв, как блистательный Панжинский, полуфинала, а показав лучшее, чем все остальные «невыигравшие» участники, время. Потом на лыжне падает норвежец. Наши ребята сразу же, казалось бы, нерасчетливо оторвались - «потом норвежцы станут стеной и не протолкаетесь» - и пошли, пошли… Причем, паровозом был именно Панжинский. А когда норвежцы так отстали, что не догонишь, на финишной прямой и началось соревнование уже между нашими бойцами. Все остальные утренние программы с участием русских были провальными. Проиграли женщины в биатлон, проиграли мужчины. Комментаторы говорили о «почетных» десятках, семерках и пятерках. А мы ведь так привыкли к несгибаемой силе России в лыжах и коньках! В коньках первую победу принес нам Иван Скобрев - это первая наша «бронза».

19 февраля, пятница. Проспал проигрыш Е. Плющенко «золота» американцу Эвану Лансачеку, только серебро. Проснулся около восьми и узнал об этом уже по радио. Американца я видел два дня назад, катается он классно, технически Плющенко, наверное, не уступая, но с поразительной элегантностью. От всезнающего «Эхо» узнал также, что Администрация президента собирается начать строительство еще одной резиденции для президента и высших чинов России на берегу Тихого океана. Собирают для этого деньги. Электроподключение обойдется в 600 миллионов рублей. Но деньги на строительство вроде бы должны дать некие спонсоры. Я ведь понимаю, что значит спонсор - с ним расплачиваются государственной услугой. Под резиденцию собираются оттяпать что-то около 1000 га от заповедника, расположенного на берегу. Но, правда, кому-то этот кусочек принадлежит или входит в какую-то структуру, которая собирается это действие обжаловать. В эфире прозвучало имя сына беглого банкира Смоленского. Но зацепило меня не это. Я вспомнил, что два наших грандиозных чемпиона Олимпиады Никита Крюков и Александр Панжинский - воспитанники детской спортивной школы. Наверняка, это - некий реликт, оставшийся от советской власти. Вот если бы строить не новые резиденции, как Петергоф или Версаль, а строить скромненькие школы и плавательные бассейны, то и на Олимпиадах будет не так грустно.

Утром все-таки преодолел себя и сначала записался, а потом и пошел к врачу. Все было как обычно, и, естественно, оказался у меня сильный бронхит. Опять удивил врач, пожилая уже дама Наталья Львовна Смирнова. Опять она взяла меня за ухо и повела на рентген, потом сама же пошла смотреть снимки, а в заключение наградила меня кучей лекарств. В прописи, которую она сделала, было шесть названий, и это к трем моим обязательным препаратам.

По дороге в поликлинику и обратно прочел новый рассказ Романа Сенчина в «Новом мире». Достаточно простое по языку и не очень закрученное по сюжету произведение. Некий преуспевающий, уже не очень молодой, но все же скромный профессор едет на конференцию в один из областных городов. Как бы по обработанной схеме присутствие на заседании, знакомство с молодой дамой, как бы почти запланированная любовная сцена, но отвлекаться на одну маленькую победу времени нет, поэтому с такими же, как и он, немолодыми учеными жуирами герой отправляется на следующий день в сауну, где молодые дамы уже как бы в меню. Собственно, это и все; возвращается к себе в город, в дом, к жене, детям; теперь опять несколько месяцев рутинной работы. Такая же и дама-доцентша, с которой наш герой встречается. Все такие. Жизнь затоптала, и нет ни возможностей, ни сил сделать ее другой. Рассказ называется очень точно: «Все нормально». По своей внутренней структуре этот рассказ Романа очень напоминает его чуть ли не первый большой рассказ, как я помню, напечатанный в «Знамени», - «Афинские ночи». Герои с тех пор сильно повзрослели.

Вернувшись домой, в этот день уже не работал, а начал читать большой обзор Льва Данилкина в «Новом мире», потом смотрел по Discovery интересный фильм об устройстве быта в эдварианскую эпоху: господа, имение, слуги, быт, еда, образ жизни. Фантастика, как интересно! Как всегда у англичан, высокая точность быта и документальность деталей. В том же «Новом мире» прочел разгромную статью по поводу «Царя» Павла Лунгина. Фильм я, правда, не смотрел, но сама попытка залезть в угодья Эйзенштейна беспокойна и самонадеянна!

20 февраля, суббота. В городе невероятный снегопад. Видимо, снег шел всю ночь, на машинах, видно из окна, шапки в двадцать - двадцать пять сантиметров.

Прочел Аллу Дубинскую, ее фантастическую повесть. Как все-таки расплодился Гарри Поттер! Но дело даже не в этом, Булгаков тоже чувствуется, и иногда он нашей дипломнице кое-что подсказывает. Но, к сожалению, повесть без переработки допускать до диплома нельзя. Со стилем довольно неважно. И дело даже не в серьезной стилистической переработке, а в жесткой редактуре. Эпитеты, словоупотребление, согласование, более простой синтаксис. Я думаю, что Анашенкову - он руководитель - надо сесть и страницу за страницей прорядить.

21 февраля, воскресенье. Утром проснулся в полном отчаянии. Всю ночь сквозь сон думал о смерти и о том, как мало сделано! Все время снится Валя, а теперь еще отец, Юра и мама. Почему я не могу и не решусь наладить свою жизнь и организовать ее! Во всем этом, конечно, сказывается, в первую очередь, неудовлетворенность собственной литературной жизнью. А разве такая уж веселая другая? Вспомнил Валю, ее отчаяние по утрам, и, как она делала всегда, собрал себя в кулак и снова начал жить. Ну что, дружок, начнем с привычных действий - будем пить лекарства, выздоравливать и жить, пока Господь терпит нас на этой земле.

Чтобы как-то себя привести в порядок, начал разбирать бумаги, т.е. как-то группировать и раскладывать по папкам и полкам. Я хорошо помню совет Блока - во всем нужна немецкая аккуратность. Я пытаюсь достигнуть ее всю жизнь, потому что у меня ум немца, но это не получается, потому что душа русского.

Днем, когда что-то делал на кухне, вдруг чуть-чуть, будто открывалась, стукнула, вернее в створе колыхнулась входная дверь. Это означало, что кто-то вошел в подъезд, и воздушной волной тронуло все двери в доме. Я по старому инстинкту подумал: пришла Валя. Так много раз бывало, она раздевалась, и со словами «ку-ку» входила в кухню. Но, может быть, это все дурной сон или сон во сне, и она действительно войдет. Сразу захлопает холодильник, заскворчит сковородка на плите, и я снова стану молодым.

Выходил во двор, чистил машину. Снега за два дня на крыше не меньше полуметра.

Вечером смотрел короткометражки Озона и дочитывал статью в «НМ».

22 февраля, понедельник. Разбирая еще вчера газеты, я нашел в «РГ» занятную статью под названием «Бульварная история». Об ограблении дочери киевского мэра в Париже. И здесь самое время что-то сказать об Украине. Самое главное, что при всей украинской любви к разборкам на любом уровне на государственном они временно прекратились. Проиграв выборы с небольшим отставанием от Януковича - Украина почти поделена по убеждениям и привязанностям пополам - дама с косой, памятуя успех оранжевых разборок, сделала несколько попыток поднять народ, закрутить майдан, но потом успокоилась и даже отозвала свой иск к политическому противнику из суда. В результате чего она сделала такой маневр - неизвестно. Скорее всего, кто-то нашептал ей, скажем, что российская прокуратура сможет снова открыть закрытое нынче дело о воровстве или довести до внимания публики какую-нибудь ее новую проделку, но есть факт - она пока угомонилось. Однако Украина слишком веселая страна. Итак, дочку - есть фото, - дородную даму, ограбили. Произошло это в Сен-Дени, районе, хорошо всем известном, здесь не только усыпальница французских королей, но еще и один из самых боевых, а можно сказать и черных районов Парижа. Какой-то молодец, в то время когда машина дочки киевского батьки стояла у светофора, разбил у «Мерседеса» окно и выхватил сумку. Началась погоня, из сумки выпала пачка купюр - 10000 долларов, но похитителя не нашли. Пропускаю, как типичный и малоинтересный момент, что, по словам славной дочки, в сумке было драгоценностей на 4,5 миллиона евро. Вот что значит, деньги нажиты непосильным трудом! Теперь самое интересно. Ну, что дама в рекордный срок получила новые документы в посольстве и улетела на родину - это интересно, но не слишком. Могут, когда хотят. А вот что на родине в мэрии советница мэра факт ограбления дочки опровергла, вот тут и стоит порассуждать. Молодцы, киевляне, чему-то они у нас научились! Я вспомнил, как в свое время, когда ограбили вице-спикера Думы Любовь Слиску, она, откровенная тетка, всем об этом порастрепала, кто, что и когда подарил. Ясно, конечно, что такого изобилия бирюлек на зарплату не накупишь. Вот и лишилась места. А киевляне молчат. Что для них какие-то 4,5 миллиона! Для нас это тьфу, мелочь, мы еще не столько наживем, было бы почетное и выборное место! Ах, Париж! Прошлый раз, когда я там был, я поражался рассказам гида, как легко тратил деньги какой-то другой киевский олигарх.

Из той же газеты за пятницу - Медведев снял с должностей шестнадцать милицейских начальников, это все генералы, руководители региональных управлений и два замминистра. Когда я увидел по телевизору их лица, я просто обалдел: раскормленные, сытые и ленивые люди. И последнее: казанский «Рубин» разгромил в 1/16 Лиги Европы команду из Израиля. Казанцы забили в ворота противника три безответных мяча. Пишу об этом только потому, что вспомнил свое разочарование, когда наша сборная как-то играла с израильтянами и мы с треском проиграли. Тогда я кому-то сказал: послали бы лучше казанский «Рубин».

Весь день собирался пойти на Лакшинские чтения, но в последний момент почувствовал себя плохо и испугался все-таки тлеющей болезни. С некоторым чувством естествоиспытателя по-настоящему ощутил себя старым человеком. Старику все время хочется спать.

23 февраля, вторник. Мне не отвертеться, придется 25-го делать доклад о литературе в Университете у Вл. Лукова. Но я и так уже давно в поле подготовки к этому докладу, хотя волнуюсь отчаянно.

День Защитника Отечества ознаменован, естественно, мужскими поступками. Во-первых, к счастью, наши девушки, которые в России традиционно сильнее мужчин, заработали на Олимпиаде в эстафете по биатлону золотые медали. Днем по радио «Эхо Москвы» передали странную информацию, которая не идет у меня из головы. Выступая после своего проигрыша, Плющенко - здесь он держался достойно и мужественно - в интервью «ляпнул», что, дескать, фигурное катание - вещь, конечно, изящная, но мы - мужики, и в спорте должен побеждать сильнейший. Имеется в виду, что сильнейший - тот, кто крутит четыре оборота, как он сам, а тот, кто получил золотую медаль, четырех оборотов не крутит. Американцы, прочуяв во всем этом достаточно обычном выступлении нечто оскорбляющее их толерантность к сексуальной неоднозначности, намекнули, что Плющенко может оказаться без визы в Америку. Ну, дело понятное. Сказал ли я, что Плющенко в своем интервью допустил слово «мужики», в противовес как бы «не мужикам».

Слово «мужики» стало у нас расхожим. Но вот о чем я подумал. За последнее время пить водку - так мужики, банк, администрация, начальство - везде мужики. А мужиков, которые бы пахали и косили, ковали сталь и доставали из-под земли уголь, - таких вроде бы и не осталось. Впрочем, современное общество называет их даже не мужиками, а так, разная чухня.

Уже под самый вечер смотрел по Discovery длинную передачу о войне - война всегда дело мужицкое. Это о высадке американцев и англичан в Нормандии.

Вечером в городе был салют.

24 февраля, среда.План дня очень напряженный: до 10-ти утра надо сбегать в поликлинику сдать анализы, потом поехать в институт, где должен в три часа состояться специализированный совет по защитам, а в пять у меня прием у врача. В институте сделал целую кучу дел. В первую очередь, поговорил с самой Аллой Дубинской, а потом с ее мамой. Но к счастью, весь материал Аллы у меня был по рукописи расчерчен и полон моих замечаний. У студентки и ее мамы один аргумент: но ведь раньше хвалили… Они не понимают, что мастер хвалит за первые усилия и все время ждет, когда развернувшиеся наклевышки этих самых усилий и способ их выражения сольются в том, что мы называем текстом и стилем писателя.

В четыре часа состоялся совет. Это уже второй сын из нашего коллектива, на этот раз нашего преподавателя Юрия Михайловича Папяна. Сын в свое время окончил наш институт и особым талантом не отличался. Многие из наших преподавателей его хорошо помнят - Левон Папян. «Тот еще огурец» - это кафедра новейшей литературы. Мне кажется, что и в первом, и во втором случае «сыновьих защит» родители страхуют для жизни своих не очень одаренных детей: в крайнем случае, пойдет преподавать.

С Левоном я успел поговорить еще до защиты. Сразу отметил, что он, как свойственно почти любому юноше с Востока, за три или четыре года, что я его не видел, огрузнел и пополнел с лица. Занятно, что диссертацию он писал аж в Забайкальском университете, у Галии Дафуровны, моей старой знакомой, с которой я и сейчас переписываюсь. Она у нас защищала докторскую. И, кажется, диссертацию Папяна в Забайкалье-то к защите не приняли. Итак, разговор. По-отечески и по собственной традиции я со всеми студентами и выпускниками «на ты».

«- Где ты сейчас работаешь?

- В банке.

- Ну, банк это вполне армянское дело. - Тут я вспомнил председателя банковского сообщества, если мне не изменяет память, Тосуняна. - А кем работаешь?

Как я понял из ответа, мальчик отвечает на вопросы клиента по телефону и здесь, конечно, филологическое образование необходимо. Уговорить, убедить, соблазнить, наконец.

- Так зачем тебе нужна защита и степень? Для визитной карточки?»

По-моему я почти попал в цель.

Реферат у мальчика написан довольно ладно, но кое-какие логические нестыковки я заметил. Естественно, передал А. Камчатнову и В. Ковскому, они, конечно, крови не жаждут, но с вопросами и уточнениями погоняют. В диссертации речь идет о не очень понятных «словесных рядах» и других изобретениях А.И. Горшкова, ученика академика Виктора Виноградова.

Вернувшись из института, весь вечер сидел и монтировал разные цитаты, писал план выступления и боролся с собственной апатией. Но все же ума хватило пораньше лечь спать.

25 января, четверг.Утренний «подарок» - ночью на Олимпиаде канадская сборная с разгромным счетом победила нашу хоккейную «дружину». Когда наши обозреватели говорят «дружина», то все время подразумевается «непобедимая». А это, оказалось, не дружина, а холопы, служащие у разных хозяев, в разных зарубежных клубах, но на короткое время слетевшиеся на поживу, якобы по зову родины. А родина у всех на их банковских карточках. Недаром, как сказала та же пресса, многие из состава сборной, «легионеры», через несколько часов после своей постыдной игры, улетели к месту своей постоянной зарубежной работы, легионерить. Родина-мать зовет!

В девять часов пришел С.П. и мы поехали в МосГУ - Гуманитарный университет. Я ехал в состоянии ступора, ничего не готово, нет мыслей, нет общей идеи. Доклад о литературе, неизвестной аудитории. Тем более я почти не читаю современную литературу. А книг выходит тьма, каждая книга подразумевает уникальность, аннотации сравнивают автора новой книгу с Манном, Кафкой, Джойсом. Но вот что интересно: с Буниным и Тургеневым никто и никого не сравнивает.

Оказалось, когда уже приехали, что это не конференция, а заседание Русского клуба, который ведет ректор университета. Лица почти сплошь телевизионные. Когда я подошел к трибуне, то прямо перед собой увидел страшно постаревшего Сашу Проханова. И тут меня, как говорится, понесло. В этом смысле молодец С.П., который всегда вселяет в меня уверенность. Это он сделал и сегодня. Я начал с некоего сравнения положения в литературе с проходящей Олимпиадой. И там и там разрушение устоявшихся основ. Дальше все полетело, как по маслу: школа, читатель, издатель, положение писателя, общий кризис литературы, ее разделенность, представление о сегодняшней литературе либеральной критики. Здесь пригодились таблицы Натальи Ивановой.

Уехать пришлось почти сразу же после доклада - в четыре часа в институте Ученый совет. На этот раз отчитывался Леша Козлов, наш замечательный издатель. Здесь надо отдать должное БНТ, этот процесс, как постоянный, он наладил. Говорили также о библиотеке, которая все время жалуется, что работы много, а зарплата мала. Л.М. весьма резонно заметила, что преподаватели, когда появился грант, отказались от коммерческой надбавки. Второе ее соображение меня не удивило: мы оказались единственным вузом с правительственным грантом, который сделал подобное. У меня, правда, возникла мысль: как же наше начальство вывернется из ситуации через два года, когда грант закончится? К большой зарплате привыкают быстро, и лишить ее - это почти вызвать бунт. На совете у меня произошла мелкая стычка с Минераловым. Юрия Ивановича мне часто бывает жалко, он ввязывается в какую-то историю, что-то ляпнет, а потом - это видно по нему - сидит и мучается.

Теперь из газет. В «РГ» была небольшая заметочка о том, что следствие вышло на след убийц главы МВД Дагестана. В тексте приводятся адреса арестов подозреваемых, находящиеся в Ботлихском и Унцукульском районах. Эти районы не в низине, как Махачкала, а высоко в горах. Но, боже мой, еще совсем, казалось, недавно для истории, сорок лет назад я весь путь от Махачкалы до Хунзаха, а это выше Ботлиха и Унцукуля, проехал верхом на лошади! И ни тени беспокойства, что меня могут убить или взять в плен, у меня не было. В какой же прекрасной и доброй стране мы жили.

26 февраля, пятница. Утром, когда проснулся, сразу взялся за уборку, потому что к 11 часам должна была приехать корректор из «Терры», Елена Израилевна. Это корректорская правка «Смерти титана». Книгу переиздает «Терра». Из вежливости я не поинтересовался фамилией, а жаль. Корректор она очень хороший, с культурным кругозором, читала очень неформально. Но в одном местечке, где разговор касался сотрудников Троцкого, а я поерничал, она меня укоротила, и слава Богу. Работали довольно долго, почти до трех, переносили и сверяли правку.

Еще раньше, к часу, пришел Леша Карелин, с которым мы должны были посидеть над его дипломом. Пока я занимался ленинской версткой, Леша грел чай и делал бутерброды. А вот после трех я принялся за построчную редактуру Карелина, сделал одну главу, проработали до шести. Работа эта огромная, и как она будет идти, не знаю.

Сначала днем молодой человек, а под вечер дама - и, видимо, молодая - звонили и звали меня в Останкино на передачу НТВ «Что читает Россия?». Как только подумаю, что ехать надо в Останкино, берет ужас. Отчетливо понимаю, что и ехать-то надо на роль бесправного статиста, с которым при монтаже могут сделать все, что только захочется. К удивлению обнаружил, что приглашающие меня люди не очень готовы к отказам. В последний раз еще и спросил, а кого, собственно, пригласили еще на передачу. О, знакомые все лица: Войнович, Эдуард Тополь, Веллер - все, как известно, специалисты по России, по многу лет прожившие за рубежом. Это такие говоруны, которые вполне могут обойтись и без меня.

27 февраля, суббота. До вечера занимался рукописями, Дневником, накопившимися бумагами. А вечером пошел в театр Маяковского - там сегодня премьера. Сергей Арцибашев поставил «Три сестры». По большому счету, впервые я по-другому понял пьесу. Не такая уж она простая, не такая уж она романтическая, не такие уж это глубокие люди. Все они говорят цитатами, вроде бы им всем не хватает своих слов. Спектакль просто меня очаровал. И мне не надо думать и формулировать, у кого спектакль лучше, а у кого хуже, мне следует заботиться только о своих собственных переживаниях в этот момент. Народ был собран самый сливочно-сахарный. От Дементьевой до моего соседа Бэлзы. Ну да, несколько историй, и семья Прозоровых, и Вершинин со своей женой и девочками. Как же Чехов тосковал по детям! Но, главное, здесь собрано сокровенное, личное, чеховское. Здесь человеческая боязнь смерти, ужас перед будущим, которое поглотит все. Какая во всем этом тоска!

Сидя в зале, я тоже много думал о пьесе, но своей. И тут Антон Павлович дал мне урок: писать только то, что тебя занимает по-настоящему. А меня волнует моя история и бесстыдство людей.

28 февраля, воскресенье. Проснулся не рано, посадил на рассаду помидоры, потом поехал в воскресную баню. Во мне столько лекарств, что все это надо выдавливать и выпаривать. Возвращаясь, получил смс от Захара Прилепина. Еще раньше, несколько дней назад, я написал ему, когда прочел в Интернете несколько статей: «Брат, тебя ругают везде, но я с тобой. С.Н.» Я ведь действительно считаю его и Лимонова самыми мощными современными писателями. Какой роман «Санькя»! Прошло несколько дней. И вот:

«Сергей Николаевич, вот парадокс: я сижу в деревне (там связи нет), читаю том, знаете ли, Есина. Жена говорит: поехали домой! Я говорю: погоди, еще страничку! В общем, выехали из леса - тут смс от вас. Чудесно! Спасибо! А что ругают: значит, я есть. Обнимаю».

Когда вошел во двор со стороны Ленинского проспекта, то взглянул на свой балкон. На нем так и стоит кресло, которое я привез с дачи. Валя любила на нем сидеть. Но так недолго все это продолжалось!

Дома дочитал повесть Алены Бондаревой, на которую мне надо сделать рецензию. Она сильно ее дописала и вообще это, конечно, писательница. Сделал заметки, чуть позже закончу уже начатую рецензию. Мне еще предстоит сегодня чтение большого материала Марка Максимова.

Звонила Люся Шавель, говорила, что ее тоже отставили от Гатчинского фестиваля. Здесь, конечно, есть проблема. В какой-то степени Люся - лицо фестиваля, потому что шестнадцать раз закрывала и открывала его. Но против рынка нет приема, и я их понимаю. Мое предчувствие меня не подвело - этот фестиваль превратится в коммерческое предприятие. Таня Агафонова человек денег. В кино их мыть и отмывать легче. Вместо единственного фестиваля, центр которого смещен к литературе, получим еще одну парадную кинотусовку с закулисным бизнесом.