Дневник. 2010 год

Весь вчерашний день радио «Эхо Москвы» говорило о разгоне демонстрации, посвященной защите 31-й статьи Конституции на Триумфальной площади. Схватили и отправили в отделение милиции чуть ли не сто человек. Радио намекнуло, что по указанию свыше пощадили только Эдуарда Лимонова и Людмилу Алексееву. Задержания проходили с отменной грубостью. И все это на фоне многозначительной беседы рокера Юрия Шевчука с В.В. Путиным, где Путин говорил о свободе собраний, что запрещать их нельзя, но что место определяет региональная власть. Естественно, ни один телеканал противостояния народа и милиции не показал.

Радио и сегодня все говорит и говорит об этом. В частности, со своим «особым мнением» выступает знаменитый адвокат Барщевский. Особенность его выступления заключается в либеральной сущности адвоката и его административных пристрастиях. Крутится и так и так, чтобы и съесть рыбку и сесть на колышек. Впечатление отвратительное. Сразу же после того, как отбалаболил Барщевский, под вечер раздался телефонный звонок от Ирены Ивановны, переводящей сейчас мою статью. Она мне сообщила ужасную новость - умер А.А. Вознесенский. Сравнительно недавно я говорил с Зоей Богуславской и понял из ее слов, что А.А. вроде бы лучше. Как и почти у любого поэта, проживающего долгую жизнь, он стал почти невостребованным, но в свое время его стихи значили очень многое. Впрочем, то же и нашим раньше, и вашим - теперь. «Уберите Ленина с денег!». Кстати, об этом… Сегодня ездил на рынок в Теплый Стан. Встретились там с С.П., возвращавшимся со своей дачи. Так вот, по пути, на пересадке с троллейбуса на метро, заходил в книжный магазин. И представьте, стоят на одной полке и Сталин, написанный Рыбасом, и Пастернак, написанный Дмитрием Быковым.

Весь день читал дипломы. Сначала довольно туманный «Сепсис» Елизаветы Черкасовой (рук. А.А. Михайлов) . Есть какая-то умозрительная выдуманность, но все довольно точно и грамотно, только скучно. Не без фрейдизма в его современных поворотах. Общий сюжет: томительная, но взаимная любовь брата к сестре. Автор понимает, что повесть не совсем отечественная и на всякий случай дает героям нерусские имена. Прочел также диплом Ольги Кузьминой «"Быть или не быть». Проза». Здесь опять руководитель А.А. Михайлов. Правда, диплом огромный, поэтому приложенную пьесу читать не стал, но маленькие рассказы, похожие на этюды, прелестны. Здесь есть юмор, точное слово, понимание социальной природы, острота и политическая страсть. Поразили два эпизода, относящиеся скорее к публицистике, нежели к изящной литературе. Я перепечатываю целиком фрагмент диплома, названный «Всяк сверчок». Пусть это будет некая вставная новелла, подобно «Повести о капитане Копейкине». Только автор здесь не я, грешный, а выпускница Лита.

"По-разному складываются судьбы людей. Казалось бы, великий российский поэт Василий Тредиаковский! Основоположник русской словесности, автор бессмертной «Телемахиды». Соратник Ломоносова. И что? - спросит любознательный читатель. В чем проблема? Закончил Сорбонну, учился в Голландии. Для восемнадцатого века совсем неплохо. Разумеется. Но вот что стало с ним дальше? Где его прах? Куда мы, благодарные потомки, можем принести цветы, почтив память любимого поэта, гордости отечественной культуры?

Есть на Лубянке при выходе из метро в начале Мясницкой вентиляционная шахта. Вот под ней и покоится ныне отец «Телемахиды». Ни мемориальной доски, ни памятника там нет. Как же угодил туда Василий Кириллович?

Самым что ни на есть обычным для российской истории способом: останки академика были перевезены из Санкт-Петербурга в Москву и захоронены в церкви на Лубянке. Там же, кстати, находился и прах математика Л.Ф. Магницкого, чьей «Арифметикой» пользовалось не одно поколение дореволюционных гимназистов. После прихода коммунистов церковь взорвали. На ее месте вознесся музей певца революции Маяковского. С останками автора «Телемахиды» решили не возиться и перезахоранивать не стали.

Чем не угодили большевикам Василий Кириллович с Леонтием Филипповичем? Сложно сказать. Возможно, расположившийся в личном мавзолее Ильич в свое время плохо успевал по математике или получал «неуды» за «Телемахиду»?

Но чем тогда провинился перед вождями композитор Модест Мусоргский? Чей прах покоится ныне… на одной из автобусных остановок культурной столицы. На месте уничтоженного монастыря. Сочинения великого композитора с успехом исполняются во всем мире, а у нас не хватает ни средств, ни желания достойно захоронить его. А может, чего-то другого???

Мы часто видим по телевизору, как поисковые группы находят безымянных солдат, сообщают родственникам, с почестями предают земле найденные останки. В случае с Тредиаковским, Магницким и Мусоргским все гораздо проще. Место «захоронения» и имена известны, необходима только добрая воля и уважение соотечественников. То есть нас с вами. С этим оказывается сложнее.

Мы в состоянии перевезти из-за границы и торжественно перезахоронить прах русского философа Ивана Ильина и в то же самое время устраиваем на могиле композитора Мусоргского автобусную остановку…»

Прочел также, после чего глаза у меня окончательно заболели, и несколько глав романа Ольги Кентон «Запах кофе». Это ученица В.В. Орлова и очень умелая и точная беллетристика. Чем-то все напоминает «Гламур» Кончаловского, правда, здесь двигают не девочку, а мальчика. Все написано спокойным стилем советской литературы 1970-х, но с некоторым налетом пошлости. В принципе работа вполне кондиционна. Но вот беда: в этом году Владимир Орлов, наверное, набирать семинар не будет, а кем его заменить - я не знаю. И таких, как Варламов, и таких, как Королев, больше нет.

Вот и заканчиваю день плохим известием. Открыл «РГ» - умер в 53 года Роман Козак, главный режиссер театра им. Пушкина. Наш сосед по Тверскому.

2 июня, среда.Утром все же написал от руки страничку в книгу о Вале. Но больше ничего сделать не успел. Уехал на работу - в три часа должен был состояться специализированный ученый совет по защите диссертаций. Встретил Женю Сидорова, он жаловался, что каждую неделю вынужден писать по некрологу. Поговорили о Вознесенском, оба вспомнили, что, по словам Зои Богуславской, последнее время ему стало лучше. Женя сказал, что недавно Вознесенский был в Германии, где ему вроде сделали какую-то операцию по удалению тромба, но вот теперь вскоре возник тромб другой. Кажется, операция была на мозге. Я всегда против того, чтобы слишком уж сильно трясти организм.

Из институтских новостей это демарш З.М. - она требует, чтобы мы защиты проводили каждый день, тогда она успеет лучше подготовиться к выдаче дипломов. Вроде бы ректор согласился, и будто бы даже возникло при этом мнение, что не надо бы С.Н. все и читать, а пусть полагается на оппонентов. Для меня это неприемлемо: защита дипломов - это наш последний семинар, и наш студент, а особенно студент платный, должен получить последний совет и знать, что о нем думает и оппонент, и его преподаватель. У нас часто забывают, что вуз - творческий, и главное здесь именно творчество, а не бумага с печатью и какая-то дополнительная информация.

Защищалось две диссертации. Докторская - Жилина Наталья Павловна «Концепция личности в русской литературе первой трети XIX века в свете христианской аксиологии». Кажется, Жилина из Калининграда. Что такое аксиология, с трудом вспомнил - некий центризм, средняя, но основная линия. Вторая диссертация - это Владимир Угрюмов «Стиль прозы С.Т. Аксакова». Обе диссертации, на мой взгляд, очень неплохие. В качестве основного игрока от нашего ученого коллектива, была Мариэтта Омаровна Чудакова. Я всегда слушаю ее, открыв рот. Какая бездна знаний и каково понимание процесса самой литературы! Подарила мне книжку-сборник. Буду читать ее статью, связанную с цензурой.

Накопилось некоторое количество газетных фактов. Во-первых, колонка Л. Радзиховского в «РГ» «О бедном буржуе замолвите слово». Здесь какая-то странная для либерала Радзиховского защита Абрамовича. «Многочисленные политики и СМИ подливают масло в огонь: выделяют среди владельцев «Распадской» легендарного Абрамовича, который на шахте сроду не был. В Междуреченске траур - у него в Лондоне праздник: «Челси» выиграла кубок по футболу. Черт подери! И это - СПРАВЕДЛИВО». Ну ладно, словечко «легендарный» Радзиховскому простим, но дальше он чуть ли не четверть своего материала посвящает столь же легендарной фирме «Интеко». Какие, дескать, прекрасные менеджеры! По поводу своих «выдвиженцев» колумнист довольно долго готовит аргументацию, и ее можно было бы принять во внимание, если бы все, что случилось, не происходило на наших глазах. Мы ничего не забыли и знаем, как возникал первоначальный капитал. К «Распадской» еще, наверное, придется вернуться, ее не забывает «Новая газета». С.П. недавно передал мне несколько уже прочитанных им номеров.

Во-вторых, это заметка в той же «РГ», написанная в правительственном стиле, о грубом разгоне демонстрации на Триумфальной. Заголовок сам за себя говорит. «Демарш на Триумфальной. В центре Москвы участники несанкционированной акции блокировали движение транспорта».

Наконец, в-третьих, - это замечательная статья там же писателя и художника Максима Кантора о Сталине. Но об этом чуть позже. Устал невероятно. Все-таки Дневник каждый день забирает по часу из жизни.

3 июня, четверг.Утром сначала читал дипломную работу, потом ходил за творогом на наш рынок. В палатке, где я постоянно его покупаю, продавщица сказала, что видела меня по телевизору. Подробностей я не спрашивал. Видимо, это была передача Гордона. «Сначала узнала по голосу, а потом посмотрела - точно вы, похож». Это уже второй раз, когда меня узнают именно молочницы. Первый раз в Воробьях, где я раньше всегда покупал продукты, но там обезжиренного творога не бывает.

По поводу этой передачи получил письмо и от Марка. Или он мною отчасти недоволен, или внял моему наставлению не очень меня хвалить, но в его письме собственно обо мне самом и любимом довольно немного, зато есть о многих других. Вставляю письмо с некоторыми купюрами.

«Впечатления от «Закрытого показа» останутся надолго. Конечно, я не разделяю гордоновского едко-скептического отношения к герою фильма с его мелко-торгашескими советами, куда гений должен или не должен вкладывать свои нобелевские деньги. Подозреваю, что в бытность нью-йоркских общений поэт не очень жаловал интервьюировавшего его репортера и это его ответная реприза, но следует признать, что программу он ведет мастерски, все держит под контролем и на этот раз не позволил звуковым децибелам выйти на уровень нецивилизованного общения. Я не нашел ни одного неинтересного, незаинтересованного дискуссанта, даже из тех, кто не принял фильм или его героя.

Участники обсуждения представляют интеллектуальную элиту современной России, и тем приятнее нам с Соней и ряду друзей, у нас собравшихся, было видеть среди них Ваше, не поддавшееся времени, лицо и слышать речи.

Я давно уладил свои отношения с Бродским. Все его юношеские прегрешения: форца, бесчисленные штурмы и захваты женских крепостей и т.д. - плешь по сравнению, как говаривал один случайный знакомый, встреченный в Новгороде лет сорок назад, с его поэтическим даром, живым воспарением духовной мощи. И то, что его славе и признанию способствовали случайные повороты судьбы, - не есть весомый аргумент. Сотни тысяч были расшвыряны по ссылкам, тюрьмам, ушли в эмиграцию, но кто же из них или нас добрался до бродских высот и глубин, лишь несколько исключительно одаренных и избранных. И спасибо Вам, что выделили главное и тронувшее - его поэзию. Об этом же ярко говорил Э. Бояков, сожалея лишь об отсутствии ее в фильме как главной, лейтмотивной линии. Душевный же, искренний монолог Марины Тимашевой вообще был на уровне Дорониной. В хорошей, не мелкой, возвышающей компании были Вы в тот достопамятный вечер. Вот видите, прекрасно Вы востребованы, четко и так необходимо для единения культур сбалансированы и мои пожелания: так держать!

По Вашему письму. О деталях вечера Вульфа когда-нибудь почитаю в Дневнике. Непонятна фраза, после очерка о Гагарине: Теперь мелкие придирки и замечания….

Жаль Вознесенского, мы с Вами видели его и во Франкфурте, и в Париже, уже очень немощного. Во Франкфурте он был, похоже, без Озы. В конце одного из дней, когда мы с Соней вышли из выставочного здания, мы увидели его, совсем одинокого, он подошел к такси и договаривался с шофером о доставке в гостиницу. В Париже, где он уже был с женой, ей пришлось играть роль микрофона. Теперь слово за историей и временем».

Что касается дипломных работ, то сегодня опять очень сильны выпускницы Орлова. Это «Переполох в царстве мертвых богов» Оксаны Биевец и «Дерево вечности» Татьяны Баландиной. Что касается первой работы, то это все же фэнтези, но полусумасшедшее, веселое, как «Прекрасная Елена» Оффенбаха. Не обошлось здесь и без влияния мастера - дыхание «альтиста Данилова» слышно в задышке ученицы. Что касается Баландиной - то это самобытно, мощно, по-мужски и очень органично. Это человек и природа, точнее, тайга. Завидую. Скольким из наших выпускников можно позавидовать, а потом все это растворяется вне литературных имен! Или это жизнь так растворяет? Жаль. Сегодняшние молодые заочники люди очень талантливые.

Получил письмо от нашего бывшего слушателя ВЛК Волкова. Он не очень здоров. Жалуется, что никто не хочет пробивать его поэзию.

4 июня, пятница.Машину утром оставил в институте и пешком пошел в ЦДЛ. Еще рядом с домом, возле Университета, купил две роскошных ветки подмосковных лилий. В институте по суете шоферов понял, что наши собираются везти венок, но, как и всегда бывает, все молчком, молчком, без объявлений устных и письменных. Может быть, в другое время и прицепился бы, но тут не стал и по жаре в черном костюме пошел по Бронной и потом дальше, знакомым путем, через Гранатный переулок и Малую Никитскую. Возле ЦДЛ накапливался народ, вдоль улицы стояли машины с телевизионными антеннами, двери, как и всегда бывает здесь во время прощаний, широко распахнуты.

Внизу, вернее на лестнице, на первом пролете, хороший, со вкусом выбранный портрет Андрея Андреевича уже в зрелые годы. На меня это произвело впечатление, потому что телевизионные кадры, взятые в основном из «Заставы Ильича», где Вознесенский молодой и напористый, сильно раздражали. Зал наверху был полон, прощаться все шли по левому проходу. Потом по одному, а не сплошной цепочкой, подходили к гробу, клали цветы, многие крестились. Потом спускались со сцены по другому проходу. Перечислять присутствующих не стану, были практически все действующие фигуры современной литературы. Однако стоит заметить, что молодежи не было, поэта хоронило его поколение. Современная молодежь ищет другой язык и других кумиров. Тенденция времени - все и скорее забывать.

Когда спускался со сцены, меня окликнула Олеся Николаева. Вместе с нею и Верой Сидоровой сидел минут двадцать в зале. Народ шел и шел. Откуда-то из потаенного хода вдруг появился Швыдкой, очередь приостановилась, Михаил Ефимович сделал все необходимое, положил цветы, посмотрел. Вечером по телевизору я видел улыбающегося М.Е. в телевизионной передаче «Прожекторперисхилтон».

На панихиду не остался, надо было кое-что сделать в институте и, главное, - сегодня магистерский экзамен. Потом Лёва мне рассказал, что выступали в ЦДЛ все те, кого и ожидали с выступлениями.

Мое время и поколение крошится.

Дома опять читал дипломные работы и готовил фаршированного судака. Возникли сложности, потому что на работе позабыл сотовый телефон, а там у меня все нужные контакты. Отпылесосил и вычистил квартиру. Неужели уже прошло почти два года без Вали! Но пустота, вызванная ее уходом, так ничем и не затянулась.

Заочников, конечно, читать легче, хотя они и многословны, и часто, поэтому, для функционального чтения утомительны. У них за более длительную, чем у студентов очных отделений, учебу, накопилось, и теперь они хотят быть выслушанными. Как правило, все они еще боятся идти по льду, лед еще тонковат, прогибается, трещит, большинство из них кружат вокруг недавнего: детства, юношеской биографии, работы. О собственной исключительности речей почти нет.

«Моя реальность» - так назвала свою работу Лариса Кин. Это, практически, длинный репортаж об «офисном планктоне» - работе в офисе мелкой компании. Не очень молодая женщина все время находится в колесе рабочих дел, наблюдает за сослуживцами, влюбляется, дружит с мужчинами, постоянно ищет партнеров для дальнейшей жизни. Возникает ощущение жизни еще тебе неведомой, тяжелой и монотонной. Кин - ученица С.П. Толкачева. Очень неплохо, хотя и длинновато, есть повторы, мало структурировано, несколько плосковат язык.

В девятом часу уехал на дачу, где уже собралась вся знакомая компания. Приехал в первом часу ночи, по дороге опять заезжал в «Перекресток» - молоко и творог на неделю, фрукты, овощи.

5 июня, суббота. Погода еще вчера испортилась, ночью шел дождь, а на подъезде к даче началась гроза. Чувствую себя вяло, как и всегда, когда много дел, требующих большого расхода времени. Главная забота - это чтение дипломов, которые не дают мне заниматься ничем своим. Те не менее, утром, пока все спали, то есть до двух часов, прочел и одну дипломную работу и большую статью о Василии Розанове в «Литературной учебе».

Из дипломов - это опять ученица С.П. - Ирина Болтакова. На сей раз ждала меня серия очень непростых рассказов под общим названием «Таня и Пегас». Пегас - это сгоревший в конюшне жеребенок. В первую очередь обращает на себя внимание замечательный вступительный текст. Умение рассказать о себе - тоже искусство. Тема рассказов, как правило, обращена в собственное детство. Школа-интернат для одаренных детей. Об этом Ирина пишет в биографической справке. Здесь сны, разные встречи, всё чрезвычайно субъективно. Проза плотная, продираться через нее не очень-то легко.

Читая подобные, в принципе очень зрелые вещи, я все время думаю, что с такими писателями сделается дальше, когда надо будет доставать материал не только из собственной биографии?

Днем ездил в Обнинск, купил новую газовую плиту. Проредил морковку.

6 июня, воскресенье. Рано встал, прополол рассаду астр, полил огурцы, посадил несколько новых, на зелень, луковиц - и оставил сонное царство. Я предпочитаю уезжать раньше, чем потом часами мучаться в пробках. Сразу же из дома поехал в институт в надежде все же найти свой потерянный мобильник. Машину оставил, по дороге в метро читал Холмса по-английски. Запоминаю новые слова плохо. Правда, еще и когда ехал в машине, слушал английский текст. От этого я получаю удовольствие. В институте я телефона все-таки не нашел, хотя охранник открывал мне даже отдел кадров, где я был перед тем, как уехать в пятницу домой. Нигде нет, надежда еще на Ксюшу и на случай.

На обратном пути снова делал разнообразные закупки: вино, фрукты, красная рыба. В связи с отсутствием телефона потерян контакт с несколькими людьми, которых я собирался завтра пригласить. Я так в этот день трачу деньги, будто собираюсь от чего-то откупиться.

Вернулся домой, снова принялся читать дипломы. На этот раз это рассказ и повесть Алексея Оболонкова. По своему пафосу и внутренним ходам это просто советская литература в официально-парадном изводе. Причем редчайший нынче зверь - производственная повесть. Повесть «Мосты» - о строительстве кольцевой дороги в районе Сочи. Интересным образом здесь перемешалось два мира - трудяги и «отдыхающие». По характеру какой-то своеобразный репортаж. Здесь же редчайшее нынче слово - «коллектив», здесь же правдоискатель и даже традиционный, как бог, справедливый начальник. Повесть о двух обществах в одной стране. Рассказ «Вепрь» - тот же тип-правдоискатель, но молодой, неуживчивый. Есть ли такие? Скорее всего, тут пожелания автора, некая фантазия. Это, конечно, другая литература, не для журнала «Знамя», но хорошо, что она еще водится. И даже внушает некоторые надежды.

Разноображу свой Дневник, выписывая из статьи в «Новой газете» некоторые данные, касающиеся и нашей промышленности, и «Распадской». Сначала о проблемах технадзора, который, по нашему постсоветскому мнению, должен был бы предотвратить аварию. Но вот данные: 17 мая «Новосибирский облсуд вынес приговор экс-главе управления Ростехнадзора по Сибирскому федеральному округу Леониду Беклицкому, человеку с двумя паспортами». Взятки. Имущества следствие арестовало тьму: «банковские счета, более 4 млн акций ВТБ, шесть объектов недвижимости…». «Беклицкого взяли… при получении взятки в 465 тыс. рублей».

Ближе к «Распадской». «История о том, что в прошлом году Ростехнадзор четыре раза обращался в суд с иском о дисквалификации директора «Распадской» Игоря Волкова, и безрезультатно, несомненно, сказочная».

Дальше в статье идут выводы. «…сырьевой бизнес России базируется на низкой стоимости человеческой жизни. Отсюда катастрофы. Если вдруг эти цены начнут расти, рентабельность бизнеса станет исчезать».

19 мая передано в суд «дело в отношении бывшего руководителя забайкальского Ростехнадзора Бориса Шевченко…» Тоже взятки… А перед этим «в суд направили дело Енисейского межрегионального территориального управления Ростехнадзора Сергея Аржанова. Тоже взяточничество».

Уже почти ночью пек блины - завтра 2 года, как умерла В.С.

7 июня, понедельник. В принципе я люблю хозяйственную возню перед тем, когда у меня собираются люди. Но раньше Валя всегда сидела в торце стола в широком кресле, а напротив нее в таком же кресле сидел я, и всегда за столом был интересный разговор. Она всегда так хорошо говорила.

С точки зрения хозяйства все происходило, как бывало раньше и как она любила: я сделал фаршированного судака, а С.П. с собою принес студень, без которого у нас стол не предполагался. Купили еще много разных закусок, салатов, были фрукты, овощи, С.П. сварил традиционный свой куриный плов. К пяти собрался небольшой народ: Лена, Алла, Л.И. с Таней, Слава Басков, С.П.

Когда я сел на свое место, я заплакал. Неужели больше ничего не повторится? Валя просто у меня перед глазами, и я чуть ли не физически ее ощущал. Потом как-то разговор увел меня, когда немножко выпили, в другую плоскость. Заговорили о работе, о приближающихся выборах ректора, о литературе. Жалко, что не было Лени Колпакова - сегодня понедельник, выпуск газеты и он, конечно, не смог приехать. Кстати, я накануне с ним говорил, операция у него прошла благополучно.

Прошло два года. Но неужели и дальше все запечатленное в моей душе будет посещать меня с такой же силой явственности?

8 июня, вторник. После вчерашнего вечера сахар у меня мгновенно вырос - 7,8. Тем не менее, утром чувствовал себя совсем неплохо. Дочитал прекрасную работу Александра Мокина «Мой дембильский альбом». Опять излюбленный студентами С.П. прием - короткий рассказ или репортаж. Казалось бы, здесь все очень просто, но - удивительно просто и мужественно.

Снова ничего не читаю, не смотрю, не посещаю театр, а только читаю дипломные работы и хожу в институт. Сегодня - защита у магистров и два дипломника, отставших от основного курса. Пришлось ехать.

Окончательно выяснилось, что мой мобильный телефон пропал в институте. Ксения вспомнила, что я его, действительно, забыл на столе у Надежды Васильевны. «Он все время звонил и меня раздражал». Но милая Ксения не удосужилась спрятать его в стол или отложить. Потом пришла Галина Ивановна Седых. Она тоже прекрасно про телефон знала, видела его. «Я не уверена, что хорошо закрыла дверь, когда уходила». Как это все не похоже на меня. Ксении, почти без раздражения, я сказал, что подобное равнодушие, которое она проявила, неизбежно скажется на ее творчестве.

У А.П. Торопцева был талантливый парень Илья Трубленко с дипломом, однако, довольно еще сырым. Отрывок из повести назывался «Циланцил». Диплом я не прочел, но заглянул мельком - замечательный язык. Наши преподаватели часто на защитах начинают критиковать собственных студентов, как бы заранее страхуя от замечаний оппонентов. И на этот раз я не мог не заметить А.П., что лучше бы он диплом своего студента довел до кондиции, чем теперь критиковал. По поводу второго диплома, уже студентки А.В. Королева, все обстояло почти так же. Александра Горелова, «Тени города n», отрывок из романа. В принципе, защиты прошли довольно благополучно.

Интереснее обстояли дела у магистров. Здесь были две отличницы - Анна Аликевич и Анастасия Клюкина и примкнувший к ним Григорий Шувалов. Мне показалось, что и у Аликевич и у Клюкиной была дополнительная поддержка, хотя обе работы и так очень неплохие. Если критиковать их дипломы, то у Клюкиной вообще не было «творческой» части, а только одна большая работа о Бенедиктове, которым она занималась чуть ли не три года. Стихи Аликевич имели своим основанием книжность, а не подлинность переживаний. Обе нацелились на аспирантуру и обе, думаю, попадут. Клюкина наверняка станет аспиранткой Минералова. О. Николаева и А. Варламов довольно жестко разобрали и Аликиевич и Клюкину. Дискуссия возникла вокруг работы третьего магистранта, Григория Шувалова. Но это тот род дискуссий, когда каждый хочет приобщиться к чему-то значительному. Возможно и, может быть, очень скоро, я буду гордиться, что в свое время взял учиться трех поэтов: В. Попова, Г. Шувалова и Г. Назарова. Руководитель Гриши Шувалова Е. Рейн в своем отзыве написал:

«Его тема - это его жизнь. И ему хватает дарования увидеть ее истинную суть и именно на ней основать его поэзию.

Поэзия эта ничуть не примитивная, но она и не поднимается на трибуны. В ней естественность, буквальность - ее достоинство.

Таких поэтов (тут есть некоторый парадокс) очень немного в каждом поколении.

Стихи Шувалова предельно естественны и на первый взгляд просты. Но есть в них неизменная тонкость чистой и ясной души. И дар поэта таков, что он находит единственные слова, чтобы это выразить.

Взирая на трубы завода

И церкви разбитый хребет,

Выходит поэт из народа,

Как тени выходят на свет.

Течет-утекает водица,

Как этот денек голубой.

Хотел бы я снова родиться

И встретиться снова с тобой».

В целом высоко ценя поэзию Григория Шувалова, оппонент Л.Г. Баранова-Гонченко останавливается на некоторых его инвективах в сторону советской власти и строя, не всегда обусловленных поэтом. Они часто идут от заблуждений и неведения. «Мировоззренческое объяснение я нахожу в стихотворении «Привет, Шексна! Как старое сукно…»: «Здесь не найдешь ни храмов, ни крестов. Как торжество советского закона поднялись вышки вместо куполов и остановка под названьем «Зона"».

В своей теоретической работе Шувалов анализирует ряд поэтов советской эпохи и в качестве источника общей работы приводит, в том числе, и тринадцатитомное собрание сочинений И.В. Сталина. Здесь, критикуя Шувалова за некое легковесие собранного материала, Л.Г.Баранова-Гонченко полемически совершенно блестяще приводит документы, напечатанные в этом собрании. Если читал Сталина, то куда ты при этом, батенька, глядел? Для меня это тоже отчасти новость. Но автору работы надо об этом знать четко! В таком случае, возможно, удалось бы избежать не всегда точных исторических суждений.

«Циркулярное письмо 1923 года, N 30» - указание Троцкому «Об отношении к религиозным организациям», в котором - «воспретить закрытие церквей». Подписано письмо Сталиным.

1923 г. Строго секретно. «ЦК считает невозможным проектирование застроек за счет разрушения храмов и церквей».

1939 г. Опять Сталин - Берии. «Остановить практику НКВД в части ареста священников». Кажется, там же «Указание тов. Ульянова (Ленина) 1919 г. «О борьбе с попами и религией» - отменить. Сталин».

И, наконец, введение Сталиным Патриаршества.

Под вечер уже по городскому телефону домой позвонил Юра Поляков, поговорили с ним о литературной ситуации, в частности, о премии «Юрий Долгорукий». У него сведения, что прошлый раз московское жюри в Таллинне не очень благоволило к русским писателям в Эстонии. В процессе разговора возникла и ситуация с Международным Литфондом. Ваня Переверзин потихонечку проигрывает судебные дела. Недавно в пылу споров, выходя после очередного проигранного дела из суда, он ударил Надежду Кондакову. Милиция, шум, врачи, экспертизы. «Литературная газета» в ближайшее время об этом подробно напишет.

9 июня, вторник.Опять утром читал студентов, а потом пришлось поехать в институт. Здесь было два обстоятельства. Во-первых, надо было с Леной навестить В.Харлова, у Лены к нему дело, а во-вторых, отправлял в украинский Канев журнальный вариант «Марбурга».

Писал ли я о том, что, когда весною был в Киеве, то познакомился с неким писателем Александром Апалковым? В свое время что означает, еще в советское - он закончил институт и был профессиональным переводчиком. Если коротко, то, когда все развалилось, он нашел свою нишу и стал издавать журнал русской и украинской литературы на немецком языке. Журнал коммерческий, подписчики живут в Германии, это и понятно, там наших бывших соотечественников немало. Поговорили в Киеве, пофантазировали, я прислал Александру «Марбург», изданный «Дрофой», он мне в ответ - два письма. Первое - о том, что хорошо бы взглянуть на журнальный, более короткий вариант, это понятно, а второе, менее обнадеживающее, - «читаю вашу книгу с прицелом на трудности перевода». Здесь мне тоже все понятно и, ясно, что надежд у меня немного. Фраза о трудностях продолжена так: «Однако благодарю Вас за смелое и верное слово. Собственно тут - те сложности». Но уже дело как-то сдвинулось. «Я уже говорил с моим компаньоном, Шелибергом, о «Марбурге». Примерно в начале осени подъедет переводчица из бывшей ГДР. Она владеет русским «в совершенстве», если так можно владеть родившемуся в Германии…»

Надежд, повторяю, я испытываю мало, но когда принес домой ксерокс «Марбурга» и принялся читать лучшую в журнале главу, а именно - первую, буквально списанную с меня и нашей былой с В.С. ситуации, я вдруг понял, что имею полное право вставить ее в будущую книгу о Вале.

С Леной дошли от института до Охотного ряда. Долго смотрел ей вслед, когда она шла к станции «Площадь Революции». Кроме Валеры и его сыновей, это, пожалуй, единственное для меня родное существо. Что-то есть в зове крови и в кровном родстве.

Теперь к студентам. Прочел «"Упражнения». Рассказы» Ольги Калмыковой. Я эту девушку смутно помню по фамилии Бритвина и как ученицу Анатолия Приставкина, теперь она заканчивает у Анашенкова. Судя по рассказам, вещи все не новые, нынче Ольга работает здесь со мною рядом, на Юго-Западе, в театре Армена Джигарханяна. Вообще-то занятно получается - театр здесь, а Армен живет в Америке. Это все гримасы нашей Перестройки. Со временем ведь, наверное, или сам он или наследники продадут и театр, и здание. Кстати, от Владимира Харлова я узнал, что возможна приватизация института. Вот это будет занятно!

Рассказы Ольги Калмыковой пять лет назад производили сильное впечатление, теперь все это, пожалуй, устарело. «Геморрой» - это о том, как молодую проститутку поставили на «субботник» в баню к пятерым милиционерам. А перед этим она была у одного научного работника, который имел с нею анальный секс. Ей больше так не хочется, тогда «мамка» - бригадирша проституток - отправляет несговорчивую работницу впервые на «субботник». Остальные рассказы держатся в той же зоне. Провинциальная скучная тусня. Вот что у Калмыковой-Бритвиной есть, так это владение сленгом, современной молодежной интонацией. Здесь она волшебница. Но и тут мне кажется, что все это уже ушло и скисло. Пришли новые бойцы.

Удивительная вещь, как быстро подобная, скорее этнографическая, нежели духовная литература стареет! У меня ощущение, что все это я уже читал, хотя, как и положено беллетристике, читаются эти «упражнения» легко и весело, правда, не навевая сочувствия к героям.

«Предания Северных Земель» (главы первой части повести) я уже читал раньше, когда возник конфликт - допускать Аллу Дубинскую до диплома или не допускать. Возможно, Анашенков кое-что здесь подделал. Не моя литература, но если девочка так видит мир через призму Интернета - пусть, что-то сказочное, завораживающее, вроде сладенького дымка анаши, здесь есть.

«"Корзина со снегом». Рассказы и сказки» Людмилы Иванцовой. Производят приятное впечатление. Это уже ученица Торопцева. Мило, последовательно - в основном любовные истории. Все на месте: пейзаж, завязка, обстоятельство действия, развязка, детали. Заключительная фраза и мораль, будто повисшая в воздухе. И все - невероятно сентиментально. Это какие-то особые способности и особый талант. Здесь же чуть наивные сказки - реминисценции услышанного в детстве, знакомые интонации бессмертного Андерсена.

10 июня, среда.Утром звонил Саша Колесников - умерла Марина Семенова, 30 мая ей исполнилось 102 года. Она жила в доме на улице Горького, напротив бывшей гостиницы «Минск». Это был первый кооператив Большого театра, там жило много великих артистов. А еще несколькими днями раньше похоронили Эдика Хруцкого, кажется, он дослужился до генерала, хороший был писатель-детективщик, я помню его еще по «Московскому комсомольцу», где у него был бурный роман с Верой Максимовой. К теме смерти, еще одна деталь, которую мне поведал Саша: во время похорон Вознесенского к его гробу приходила, ее вели два человека, Инна Люциановна Вишневская. Вряд ли ее просила об этом Богуславская, жена Андрея Андреевича, ее ближайшая подруга, это собственный, почти несгибаемый большевистский характер - неизбывное чувство долга. И сюда же - мысль, высказанная на валиных последних поминках: там меня ждут три женщины: Валя, мама и Долли, моя собака. Любовь не бывает не взаимной - всех трех я так же сильно, как и они меня, люблю.

Утром, когда уезжал из дома в институт, вынул «Литературную газету» и уже в метро просто ахнул. То, что Юра Поляков сказал мне по телефону, а я хотя и серьезно, но воспринял не очень глубоко, посчитав за некоторое преувеличение, оказалось действительным фактом уже нашей русской литературы. Прямо на первой полосе помещен материал, созвучный своим заголовком с содержанием знаменитого стихотворения Андрея Вознесенского. И статья и стихотворение начинаются одинаково: «Бьют женщину!». Героем ее оказался тот самый Ваня, который со мною судился. Не могу не выписать начало. «Председатель Литфонда России, первый заместитель председателя Международного литфонда, преемник С. Михалкова на посту председателя Международного сообщества писательских союзов небезызвестный Иван Переверзин избил известную поэтессу Надежду Кондакову. Избил прямо в Савеловском суде. Избил на глазах изумленных истцов, ответчиков и служителей Фемиды. Избил буквально перед тем, как она, в качестве свидетеля, собиралась опровергнуть очередные измышления Переверзина о «ненасытных писателях», мешающих процветанию дирекции Литфонда». Дальше идет журналистская разводка, факты, многочисленные детали из жизни писателей и этого драчуна. Заканчивается статья следующим пассажем. «Кроме того, хотелось бы знать, как расценивают случившееся безобразие те, кто со странным упорством поддерживает Переверзина во всех его буйных начинаниях. А именно: председатель Союза писателей России В. Ганичев, первый секретарь Союза российских писателей С. Василенко, главный редактор «Нашего современника» С. Куняев…» Список не продолжаю, еще идет несколько фамилий…

Писатели поддерживают, как правило, не личность, а возможность что-нибудь получить…

Занятно, что мое переложение этого эпизода в институте вызвало огромный интерес у ректора. Я рассказал и о самом событии, и о статье перед самым началом ученого совета. Рассказал громко, не без садистских намерений, тем более что рядом сидел и В.И. Гусев, который тоже Переверзина поддерживает. Я все-таки из Исполкома, когда запахло Переверзиным, ушел, а Гусев-то остался. Вообще, странноватая организация Международное сообщество писательских союзов. Судя по моим собственным наблюдениям, она обслуживает лишь горсть привилегированных и начальствующих в данной организации не самых известных писателей. Но кажется, наш ректор какие-то добрые отношения с Литфондом имеет.

Из «Литгазеты» же, но из прошлого номера, один любопытный исторический факт. Видимо, до самого конца я буду копать и копать, разыскивая справедливость и заглядывая под благообразные маски былых героев. Вот и еще один, великий мудрец и пламенный коммунист.

«В 1990 году была проведена так называемая линия Шеварднадзе-Беккера, поделившая Берингово море между США и СССР. По подсчетам старшего научного сотрудника Совета по изучению производительных сил РАН Андрея Горохова, из-за просчетов, допущенных при том разделе, Россия ежегодно недовылавливает около 150 тысяч тонн рыбы. Что за прошедшие два десятка лет обошлось стране в сумму, равную 1,6 миллиарда долларов».

Наверняка со временем эта простенькая информация обретет и фактор личной заинтересованности.

Ученый совет проходил не в табельное время из-за отъезда ректора куда-то за границу. Он не любит об этом лишний раз никого оповещать. Вопрос был один: у целого ряда, чуть ли не у тридцати наших преподавателей заканчивается срок договора. Чтобы договор продлить, надо обязательно дать объявление в газету, не найдутся ли еще соискатели, а после выставить всех претендентов на тайное голосование. Обычно эта процедура оказывается пустой формальностью. В академической среде принято, что на штатное место никто претензий не предъявляет, чужаки выходят только на вакантные места. Но на этот раз на две должности, из чуть ли не тридцати, оказались два претендента. Один - это все тот же Николай Переяслов, о котором я уже писал и который кафедру не прошел. Переяслов метил на живую ставку Самида Агаева. Почему он оказался на совете, я не знаю, обычно такому претенденту говорят, что кафедра его не рекомендовала, и этого бывает достаточно, чтобы притязания закончились. Мне до сих пор непонятно, как человек, который готов вести семинар «поэзии, прозы, критики и драматургии», не пришел поговорить со мною, я бы смог ему объяснить стилистику института. Второй претендент - это преподавательница на договоре Ковалева, которую именно я вроде отправлял в свое время в Корею в университет и которая, отбыв там несколько сроков, вдруг решила пойти на живое место Надежды Годенко. Правда, Надежда попивала, пропускала занятия, дело это давнее, в прошлом году ее уже предупреждали, в этом году все повторилось, но все же, все же… тридцать лет в институте, своя . Если говорить об этом скользком моменте, то я полагал, что еще год-другой и утихомирится.

Естественно, оба голосования прошли вполне благополучно. Что касается Самида, то за него было подано абсолютное большинство голосов, единогласно, а за Надежду - один, именно Гусев, воздержался, зачеркнув обе фамилии, он у нас лояльный, а остальные проголосовали со счетом 16:4. Жалко было Мишу Стояновского, который вынужден был докладывать это абсолютно проигранное дело. Но все же и мое терпение заканчивается, и если в этом году ничего не изменится, то на следующий год я поступлю иначе. Собственно, Надежду спасло выступление Горшкова, который говорил об особом, литинститутском компоненте преподавания у нас стилистики. Надежда эту специфику, где часто анализируются работы мастеров, знает. На эту тему у нее недавно была написана работа. А потом об этом же говорил и я. Кстати, эту если не специфику, то «школу писателей Литинститута» первым выделил в одной из своих ранних книг Ю.И. Минералов. Целесообразнее перевоспитывать, чем менять курс. По Самиду пришлось снова выступить мне. Но здесь было проще.

11 июня, пятница.Опять нагрузился дипломными работами и уехал на дачу. Команда подъедет несколько позже. Утром звонил В.В. Сорокин, рассказал мне историю Переяслова, который учился у него на ВЛК. В то время Николай был священником и говорил, как покойный Солоухин в официальных инстанциях, с раскатистым нажимом на «о».

Утром, пока, не торопясь, собирался и очищал холодильник, услышал по радио занятную беседу двух литературоведов, прежде мне не известных. Они говорили о творчестве Потемкина. Памятуя, что чуть ли не всю зиму я слушал коммерческие объявления с рекламой новой книги Александра Петровича, я понял, что он делает последние героические и, почти наверняка платные, рывки, чтобы попасть в классики современной литературы. Для этого у него, казалось бы, все есть: и огромные знания современной жизни, и деньги, чтобы организовать себе досуг, за который мы, рабы литературы, платим здоровьем, горбатясь на работе, и возможность печататься в собственном издательстве, и распространение - но любви и признания цеха нет. Вспомнил я также и то, что совсем недавно в «Новой газете» видел большую статью - интервью с Потемкиным. Внизу странички мелким-мелким шрифтом было напечатано, что статья помещена в качестве рекламы. Подумать только, мы имеем бесплатно то, ради чего миллиардер готов заплатить большие деньги!

12-13 июня, суббота-воскресенье.Есть нечто общее, что объединяет не только эти два дня на даче, но и вообще мое здесь пребывание. Я ведь живу как-то особняком от своих гостей с их баней, с их застольем, купанием в реке, смотрением телевизора. Маша замечательно обо всех передачах, которые она смотрит, как мне кажется, неотрывно у себя дома, еще и рассказывает. Здесь я невольно вспоминаю В.С., которая всегда была неким моим «связным» с телевидением. Уровень, правда, другой.

О В.С. я здесь вспомнил не случайно, потому что все эти дни параллельно возился на участке и сам, и давал указания Маше и Володе. Володя постелил линолеум во «втором» тамбуре, Маша, как швейная машинка, без остановки полола кабачки и огурцы. Кстати, первые четыре огурца пошли на окрошку. Но, самое главное, сумел собраться и крепко продвинул книгу о В.С. Здесь пишу не на компьютере, как Дневник, а от руки, и картины нашей с нею молодости разворачиваются одна за другой. Но еще и все время, чередуя занятия, читал дипломные работы. Это уже, как в геометрии Лобачевского, некая третья параллель. Здесь работаю, постоянно формулируя на полях текста замечания, а на последней странице диплома еще и общие соображения.

Постоянно в этом случае думаю: а зачем я еще все это заношу в Дневник? Попытка ли это создать параллельную, литинститутскую историю нашей словесности или это крик по утраченному и расползающемуся времени и, собственно, расплывающейся жизни? А может быть, эта работа как-то внушает мне мысль о собственной значимости? Хорошо по собственному опыту знаю, что Дневник оттягивает меня от того, что мои студенты называют «творчеством», а я - дополнительной работой. Надо бы все это летописание бросить и дописать хотя бы эту книгу, но бросить не могу, распыляюсь. С.П. говорит, что современный человек должен различать приоритеты, а я не могу, скорее инстинкт нашептывает мне: продолжай жить, как живешь, и будешь жив, пока не выполнишь назначенный тебе урок.

Самая сильная из прочитанных работ - огромный стостраничный диплом Евгении Резниковой. Когда появляется хорошая работа, я не могу, хотя и все уже ясно, остановиться и дочитываю все до конца. Здесь несколько рассказов и сказки. Невольно здесь же возникает раздражение на Ю. Анашенкова: ведь знает, что норма 50-60 страниц, а сдает 100. Хочется задать и мастеру и дипломнице вопрос: что-нибудь принципиально поменялось бы, если бы в работе было на одну сказку или на один рассказ меньше? Не без некоторой претензии все это еще и названо - по заголовку, правда, одного из рассказов - «Работа неизвестного автора». Отдадим и должное - отобрал все-таки Резникову в свой семинар покойный Приставкин. Чутье на талантливых, но, как правило, маргиналов в творчестве у него было редкостное.

Замечаний у меня почти нет. На последней странице я написал несколько строк, теперь вот перепечатываю: «Есть, конечно, свой стиль, видение, интонация. Хорошие конструкции, знание черного быта, скорее как характерность очерчены герои. Для себя: почти у всех пишущих девушек в основе их писаний лежит циничный и безжалостный взгляд на жизнь». Работа, конечно, на фоне других, блестящая. Но, правда, здесь и возраст для прозаика немалый - 35. В объеме, втиснутом, конечно, насильно, я вижу усталость ожиданий… А слава все не приходит!»

«Моя душа живет на разных этажах…» Это ученица Торопцева Людмила Верещагина. Здесь тоже дама и даже уже более чем зрелого возраста - 52 года, в этом возрасте учить, вернее, переучивать чему-нибудь трудно. Основу диплома составили стихи, не без чувства, то есть, скорее, не без чувствительности. Вкус дело не возрастное и не наживное - он от рождения. Очень неплохое, хотя и не до конца сделанное стихотворение, давшее название работе, вернее первая строчка из этого стихотворения, в свою очередь называется до жути плоско - «Прогулки души». В стихах много школьного по мысли - все о природе, и по рифмам - все простые, уже себя издержавшие. Мало звучит внутреннее слово.

У детских семинаров тяжелые критерии: и стихи в своей простоте не дотягивают, и проза. Надо будет обязательно напомнить дипломнице: классические детские стихи - Чуковский, Барто - всегда были сюжетными. Дипломница, кажется, занимает какой-то большой чин в прессе Армавира, где она проживает. Приложена публицистика, все о несчастных, слишком «прочувствованно», слишком все благостно. Начальству такая публицистика нравится - несмотря на трагичность отдельных случаев, жизнь идет хорошо.

Еще один диплом ученицы А.П. Торопцева - «Приключения Ежонка, Бельчонка и их друзей» Анны Кичайкиной. Содержание видно и из названия. Я бы сказал, что все очень мило, все визуализировано, но без второго смысла, без глубины. Но это не означает, что девочка критически о себе думает. Ее «биографическая справка» полна смешных сентенций вроде: «моя творческая деятельность расцвела буйным цветом». Или: «…именно в Литературном институте я смогла продолжать заниматься своим хобби, которое оказалось моим настоящим призванием». Или: «…мой творческий путь, начавшийся еще в(предлог пропущен, путь торопит) детстве, будет иметь продолжение». Не знаю, с кого здесь спрашивать, с руководителя или со студентки?

И еще один диплом заочника. Кстати, работа прекрасно переплетена в дорогую папку. Руководитель опять А.П. Торопцев, диплом называется «Пройдет и это, милый друг». Здесь литература - дело любимое. Это опять немолодой человек, ему за пятьдесят, ему литература нужна как любимое дело, а не как профессия и род занятий. Маслов Сергей Николаевич. Здесь уже в чистом виде благородное любительство. "Литература это мое большое увлечение, связанное с природной потребностью высказаться, но высказаться не просто, а интересно». Почти альбомные стихи и милые зарисовки. Почти альбомная лирика. Судя по всему, обучался платно, никаких внешних целей не имел, по профессии поэт - штурман. На последней странице диплома осталось: «очень добрая, спокойная, выражающая доброго человека проза».

14 июня, понедельник. Утром выстриг газонокосилкой весь участок и долго решал, садиться ли за новую книгу, которую я пишу о Вале, продолжать читать книгу Ирвинга Стоуна о Шлимане, которую разыскал, перекладывая книги, или поколдовать над Дневником. Как там, интересно, живет страна - с субботы, когда смотрел футбольный матч между Америкой и Англией, телевизор больше практически не смотрю. Правда, вчера включил на несколько минут НТВ, - там передача «Народные артисты». Это о певцах и певицах, которые скулят на дисках и в «живых» концертах. В основном это люди, поющие тюремную или блатную лирику. Такое ощущение, что наше интеллигентное телевидение хотело бы переориентировать весь народ на психологию и форму общения воров и бандитов. И кажется, судя по успеху этих солистов, это удается. Неужели мы все скоро будем жить в лагере? Среди прочего показали и певицу, которую в свое время слушал Витя и которая нравилась мне, Катю Огонек.

Оказалось, она уже умерла, родители говорят, что она в тридцать лет не могла умереть от цирроза печени - за этим чувствуется опять какая-то криминальная история. Девичья, кстати, фамилия Огонька - Пенхасова, судя по лицам родных, по их типу, это не русская семья. Самое бы время вспомнить таничевский «Лесоповал» и напомнить, кто разжигает эту блатную страсть, но вот соображение: а что, совершенно русские девки разве не поют такую же гадость?

Мои долгие выборы закончились альтернативой: сел читать «Новую газету». В смысле критики режима она уже давно обошла и «Независимую газету» и «Правду». Причем, как мне кажется, эта критика идет скорее по линии жизни и свобод не интеллигенции, а именно простого народа. На следующий год обязательно на газету подпишусь. С.П. эту газету стал регулярно получать и, прочитав ее, привозит ко мне на дачу. Я в ответ отдаю ему плохо за последнее время читаемую «Литературную газету».

Пока прочел две больших статьи. «Жизнь на обочине «Сапсана"». Это приблизительно то, о чем мне рассказывал Ю.И., правда, без деталей, доступных газете, когда мы ехали с ним в Петербург. Жуткие подробности и этой самой русской обочины, и самой скоростной у нас железной дороги. За сутки по дороге проходит 16 «сапсанов», тьма электричек, грузовых и скорых поездов. Одна из «очевидиц» этой обочины, путевой обходчик: «А с моего опыта: если человек выпил немножко и по путям, 50 процентов, что не дойдет. Зимой больше - по откосам сугробы, и люди идут ровно по рельсам. Не каждый успеет отскочить». Часто все это происходит потому, что на «обочине» нет настоящего транспорта, а людям надо на работу, в больницу, просто в город. «Запомните: когда поезд сбивает человека, он не останавливается, - говорит Анна Чеславовна. - Нет смысла. И если кто-то выскакивает на пути прямо перед паровозом, машинист чаще всего не притормаживает даже. Потому что тормозной путь у «скорых» обычно за тысячу. А если включить экстренное, вагоны через головы полетят. Просто звонят дежурному: «На таком-то километре человек попал под поезд». Не «мы сбили», а просто - «под поезд». И все, рейс продолжается».

Теперь мне становится ясно, почему огорожены железнодорожные пути в Германии, почему столько всяких заграждений стоит в Ирландии, когда не на «Сапсане» мчишься, а едешь вдоль моря на тихоходной электричке.

Автор второй статьи - мой знакомый и член клуба, в котором я состою, Леонид Абалкин. Ее бы надо переписать всю, потому что ее внутренний протестующий взгляд абсолютно соответствует моему образу мыслей. Но выписываю только вопиющее или удивительное.

Сначала об идеологии, против которой, даже как термина, новое общество в лице ее славных представителей долго протестовало. Не забудем, что Абалкин был заместителем Председателя Совета Министров СССР (1990-91). «Мне вспоминается участие в заседании правительства, где в ответ на мое замечание Егор Гайдар ответил: «Мы готовы рассмотреть любые предложения, если они не противоречат нашей идеологии"».

Теперь о старом герое и об ошибках, которые никто не хочет исправлять. «Помните программу монетизации льгот, проведенную Зурабовым? Она принесла колоссальные потери. Потом она была отменена, но идеолог и сегодня находится во властных структурах».

Точка зрения знаменитого экономиста на статью Конституции о «социальном государстве». Или: кому это выгодно?

«Уже около десяти лет идут споры о прогрессивном налогообложении доходов физических лиц. А ведь такая система существует во всех странах с развитой рыночной экономикой. Доказано, что введение прогрессивного подоходного налога никак не влияет на размер инфляции, потому что не увеличивает объем денежной массы в стране.

Доход ниже прожиточного минимума вообще не должен облагаться налогом. Те, кто получает от прожиточного минимума до, скажем, ста тысяч рублей в месяц, могут платить, как и сегодня, по ставке 13%. В это множество попадает большинство граждан России. А вот если свыше ста тысяч в месяц - должна действовать прогрессивная шкала, с еще одним интервалом - свыше пятисот тысяч в месяц. По этому поводу есть расчеты, есть аргументы, но решение не принимается.

Почему? Нужно посмотреть, кто у нас получает большие доходы. Это и депутаты, и крупные бизнесмены. Они составляют лобби, препятствующее принятию закона о прогрессивном налогообложении».

К этому я могу добавить лишь следующее. Леонид Иванович в свой коротенький список противников прогрессивного налогообложения не вписал министров. Может быть, не прочел в газете об их доходах, а может быть, постеснялся. Но статья называется «О героях и толпе». Судя по подтекстам статьи, героев у нас в стране только два. Остальные «берут под козырек и выполняют решения».

15 июня, вторник. Не пишу о непрекращающейся уже неделю бойне на юге Киргизии. Можно сказать, что это - следствие волевого раздела советской властью Ферганской долины между республиками. Но советская-то власть, как власть, имеющая в своем основании благо, все же этнические противоречия сглаживала. А что касается воды и земли, то в этом районе всегда были сильны противоречия, в частности, межнациональные, за которыми, однако, в первую очередь стояли причины экономические. Сейчас в Оше идет погром узбекских селений. Узбеки закрыли границу - им даже своих по крови родных «киргизов»-беженцев (т.е. этнических узбеков) впускать просто некуда. Какие замечательные и обильные то были края когда-то! Но как давно я там жил, почти мальчишкой, купался в хаусах, какой был сытый и добрый этот восточный мир! Всегда и везде я там чувствовал себя как дома.

Вчера вечером все же не утерпел и прочел еще один диплом - это работа Елены Медведевой, которую в прошлом году ее руководитель Юра Апенченко снял с защиты. Год, потраченный Еленой на доработку, не прошел даром. Ее дипломная - «Неизвестный А.В. Чаянов, очерк», наверное, одна из лучших среди урожая этого года. Из самого текста, многочисленных сносок и примечаний получился прекрасный гипертекст, широко и вольно показавший эпоху. Для меня неожиданными фрагментами оказались литературные труды Чаянова, а также страницы, посвященные его роману, как бы предшествующему «Мастеру и Маргарите» Булгакова. Там тоже дьявол и тоже идет соревнование за душу. Читал почти до двух, жадно и с огромной радостью. Это еще книга нашего русского фона (я имею в виду работу Медведевой). Сама работа возбуждает желание исследовать и видеть пока сокрытое.

16 июня, среда. Утром поехал на конференцию «65 лет Великой Победы: итоги, уроки и прогнозы на будущее» в Социальном университете. Довольно быстро добрался, машину поставил напротив проходной. Когда-то я здесь уже был, все знакомо, зал на четвертом этаже. Все здесь сделано с размахом, стол президиума приподнят, кресло председателя похоже на трон. Новое в зале - трансляция. Перед каждым телевизор и видно по трансляции лицо выступающего. Следите за мимикой и нюансами. Все как в Кремле во время заседания правительства. Встречал сам хозяин - Василий Иванович Жуков. За последнее время он стал увереннее, хозяйство огромное, судя по залу и территории, содержится все в образцовом порядке. На этот раз взял я с собою маленький компьютер и четыре часа, как миленький, все хоть и с пропусками, но записывал.

Начал собрание Н.И. Рыжков. Записавшихся, дескать, много, будем ужиматься и закончим не в пять, как хотели, то есть после обеда, а в два часа. Я обрадовался, у меня ведь сегодня еще презентация книги А.Ф. Киселева. На торжественный обед не пойду, а успею вернуться домой и чуть посидеть в своих пенатах. На презентацию поеду потом на метро.

Сразу же Рыжков дал слово «хозяину».

В.И. Жуков. В наше время правда о войне является величайшей ценностью. Говорил о многочисленных фальсификациях в прессе и даже в научной литературе. Говорил, что у них в университете 106 ветеранов и среди них 7 участников войны. Рассказал, что из Коминтерна, на территории которого сейчас университет, на войну не брали, но все же 25 человек ушли добровольцами. Что их вело? Говорил Жуков на этот раз складно и хорошо. Кстати, ветеранам к празднику дали по 65 тыс. рублей. Я подумал, что это большие деньги и значит в университете, у которого чуть ли не десяток филиалов в разных городах России, деньги есть. Жуков посетовал, что не все обещания президента выполнены и выполнены не все обещания правительства. Главное здесь, конечно, конкретная забота о ветеранах.

Н.И. Рыжков - «Военная экономика в годы Великой Отечественной войны». Первая книга на эту тему - Николая Алексеевича Вознесенского, председателя Госплана в 1948-м, через два года его расстреляли. Дальше Рыжков упомянул книгу министра обороны Устинова, в известной степени она и о развитии военной техники. Победа ковалась в тылу. Сейчас кажется непонятным, как страна выдержала на грани порабощения.

Экономика врага ко дню начала войны в июне 1941 года превосходила экономику Советского Союза. Германия тогда находилась на 3-м месте в мире по объему промышленного производства. К этому времени у немцев было уже сформировано и полностью укомплектовано техникой 90 дивизий. Ездили немцы на французских автомашинах, чешская «Шкода» выпускала танки. Это все братья, с которыми мы потом стали обниматься. Человеческий ресурс противника с сателлитами - 290 миллионов. У немцев за 2 года войны в Европе погибло 72 тысячи человек, и казалось, что такой же будет война на Востоке. У них был принцип - войну кормит война, то есть ресурсы и промышленность всей Европы. Это уже после разгрома под Москвой Гитлер принял решение об укрупнении собственной промышленности. Стало ясно, что надо выпускать не тяжелые самолеты для бомбежек, а истребители. В начале войны у немцев была директива не связываться с русским Т-34, он превосходил все немецкие образцы, а к сражению под Прохоровкой у них появились более сильные танки, лучше оснащенные артиллерией. Они могли бить за 1,5 км., а наши - только на 800 м. Сталин тогда же запретил выпуск старой модели «тридцатьчетверки», начали выпускать «броню» с новым орудием.

Оборонная промышленность к началу войны располагалась в Москве, Ленинграде, Туле, Днепропетровске, Харькове. Лишь 20 процентов военных заводов находилось за Волгой. Беспрецедентна в мировой практике эвакуация 1530 предприятий в районы, где часто приходилось начинать практически с нуля. Вторая эвакуация, в 1942 году, касалась промышленного юга - здесь было эвакуировано 200 предприятий. За период, пока все это было на колесах, в армию наше собственное, а не союзническое вооружение вообще не поступало. В войсках наших в то время было 5 млн. человек, но лишь 30% призывников получили винтовки. Наши устаревшие танки погибли в самом начале войны. В это же время Харьковский завод, где их производили, переехал в Нижний Тагил. Положение было настолько катастрофично, что, когда за месяц один из заводов недодал лишь 15 пулеметов «Максим», Сталин пригрозил, что будет наказывать дирекцию как врагов народа. О темпах перестройки оборонной промышленности говорит такой факт. В 1942 году Ижевский завод выпускал по 12 тыс. винтовок в сутки. Значит, за сутки можно было вооружить целую дивизию.

В самом начале войны в Красной Армии не имелось противотанковых ружей. Их перед войной сняли, так же как и пулемет «Максим», с вооружения и с производства. Здесь имел место какой-то извив теории. У врага, дескать, тяжелые танки - и выстрел из противотанкового ружья не пробьет броню. Пехота была вооружена только бутылками с зажигательной смесью, «коктейлем Молотова». «Коктейлей» немедленно сделали 3 миллиона штук. Рабочий день в те времена в промышленности продолжался 11 часов.

В авиации к началу войны 80% наших самолетов были устаревшей конструкции. Воздушная стратегия у немцев - не помогать пехоте, а поражать аэродромы противника. Именно так была уничтожена значительная часть советской авиации. Но не безнаказанно. За две первых недели боев нами было сбито 800 немецких самолетов. Перед самой войной немцы, не таясь, показывали нашим специалистам свое авиационное производство: все равно русские так не сделают! Но уже в 42-м году у нас произвели 43 тысячи самолетов.

Девять заводов выпускали танки - за войну их было выпущено 105 тысяч. Наши танки превосходили немецкие во много раз, и фашисты, если удавалось захватить эти машины, воевали на них. Вся советская тяжелая техника работала на дизельном топливе, после Финской войны мы с бензином простились, а германские «panzerwaffe» - на бензине. Именно поэтому танки немцев легко горели.

Дальше Н.И. Рыжков останавливается на вопросах «ленд-лиза». Вознесенский писал в своей книге, что вооружения и различные товары, полученные по «ленд-лизу» за все время войны, составили лишь 4 процента от нашего производства, американцы же утверждают, что 10 процентов. В целом, как считает Рыжков, «ленд-лиз» составил за 4 года что-то около 4,8 %. При том, что поставки американцы постоянно задерживали под различными предлогами. Крупные поставки оружия начались уже после Курской битвы, когда для всех стало ясно, кто победит. Вначале мы просили горючее и алюминий. В конце же войны наша промышленность с этим справилась, и мы уже стали просить жратву для народа. Существенными были американские «посылки» с автотехникой. «Армия стала на колеса». Штатовцы поставили в СССР 300 тысяч «студебеккеров» через Иран. По условиям, оружие и горючее поставлялись безвозмездно, но вот за прокатный стан, за завод, который мог работать и после войны, надо было платить. Англичанам же американцы все это полностью списали.

Д.Т. Язов, Маршал Советского Союза. Путь к победе в начале войны был трагичным. Говорит о двух героях: одном герое Финской, а другом герое войны в Испании, о генералах Павлове и Кирпоносе, назначенных перед войной командующими в Киевский и Белорусский военные округа. Оба оказались недостаточно компетентными. Перед вторжением врага ни Сталин, ни Тимошенко не представляли, где будет направление его главного удара. Казалось, что, скорее всего, на киевском направлении, но немцы всей тяжестью обрушились на белорусское. Наши военные предполагали, что сначала пойдет пехота, а уже вторым эшелоном - танки, но все получилось наоборот. Советские войска в целом ряде мест даже не успели занять оборонительные рубежи, так как граница не была перекрыта.

Расчет у немцев был таков: быстро взять Прибалтику и Ленинград, а уже потом бросить освободившиеся войска на Москву. Но враг увяз в боях под Ельней и Смоленском. Жуков, став во главе Резервного фронта, сумел дать отпор. Киев тоже пал не так быстро, как рассчитывали немцы. Язов подчеркивает, что там, где были хорошо подготовленные командиры, такие, как Черняховский, вражеское наступление увязало в стойкой советской обороне.

Язов говорит и об авантюризме Гитлера. Переориентировал вермахт нанести главный удар на Москву. Положение в столице было тяжелое, уже была определена дата эвакуации советского командования. «Сталин уже ходил возле вагона, но остался». Однако немецкое наступление выдохлось на подступах к городу, и 5 декабря мы перешли в контрнаступление. Говорит о Коневе и Жукове, о недостаточном оснащении войск. При прорыве в районе Рузы у нас было 37 артиллерийских орудий на километр фронта. Но во время взятия Берлина - уже более 200.

Ни одна операция не начиналась без утверждения ее Сталиным. Это известно. Тем не менее американцы выпустили книгу «100 великих полководцев». В ней Жуков стоит на 87-м месте, нет Сталина, Конева, Рокоссовского, но есть Гитлер.

Вечером был в Доме русского зарубежья на вечере, посвященном двум книгам - «Увидеть Россию заново» А.Ф. Киселева ( об этой книге я писал и в ней целых два моих предисловия) и «Великие соотечественники». Вторая книга очень любопытная: большие, в лист, графические портреты сорока пяти наших соотечественников - это первая волна эмиграции, и к каждому портрету очерк. Авторов очерков довольно много. Здесь и наш Модестов, написавший о Матильде Кшесинской, и Ванслов о Баланчине, и моя ученица Алена Бондарева, которая писала и об Аркадии Аверченко и об Иване Бунине, и о Гайто Газданове, и о Зинаиде Гиппиус, и о Георгии Иванове, и о Дмитрии Мережковском, и о Владимире Набокове, и об Алексее Ремизове - уроки и лекции Литинститута не прошли даром. Вдобавок Алена прихватила еще и двух художников - Зинаиду Серебрякову и Василия Кандинского. Здесь то же самое, что и в книге Киселева, - стремление поделиться знанием, расширить кругозор молодого человека.

Мне пришлось выступить, говорил о Киселеве и о его книге. Как и всегда, влез в полемику. Выступавший передо мной Л.В. Козлов, художник книги - работы у него, на мой взгляд, прекрасные, - говорил, как часто бывает, о тяжелой жизни в Советской России. Он подарил Дому портрет Рахманинова и тут же прокомментировал, что при советской власти его, дескать, запрещали слушать и наслаждались мы его музыкой на самодельных пластинках, «на ребрах». Я тут же пояснил, что у меня дома хранится винил с «Литургией» С. Рахманинова - купил в России, и выпущен он в конце семидесятых или в начале восьмидесятых «Мелодией».

17 июня, четверг.Весь день занимался защитами. Успешно защитились все заочники-драматурги и еще моя Оксана Гордеева. Я немножко побаивался пристального взгляда ее оппонента Руслана Киреева, воспитанного на либеральной прозе, но и у него была блестящая рецензия.

18 июня, пятница. Утром прочел дипломную работу студента-дневника Юрия Лунина «Пастораль». Парню, правда, 26 лет, но очень редкое качество для дневного отделения - знает жизнь. Это ученик А.Е. Рекемчука. Здесь звездная композиция, почти как в «Апельсинах из Марокко» у В. Аксенова. Семейная коллизия молодежи - семья и двое детей, Илья и Настя. Отчасти та же проблематика, что и в сериале «Школа», идущем по телевизору. Кстати, недавно узнал, что сценарий к так понравившемуся мне фильму Гай Германики «Все умрут, а я останусь» написал мой ученик Саша Родионов. Но вернемся к Лунину. Во-первых, предельная искренность и стремление разобраться, в том числе, и с вопросами человека и Бога. Во-вторых, достаточно жесткая картина современной жизни. Все колесики и шестеренки наша жизнь цепляет одно за другим, вовлекая в беду и правых и виноватых. Страшная и одновременно просветляющая вещь. И убийство, и насилие, и тюрьма для главного героя. Правда, есть и некоторая литературная сгущенность. Но, в принципе, здесь бесспорная удача и, видимо, будет очень высокая оценка. Редкое для прозаика умение вглядываться пристально. Великолепно.

К двум часам поехал в институт, на день рождения Александра Николаевича Ужанкова. Стол. Речи. Это начало предвыборной кампании.

Весь вечер что-то еще читал из дипломных работ.

19 июня, суббота. Спал хорошо, потому что почти час вчера после двенадцати гулял - старался сбросить с себя бесконечное вечернее чтение. Наверное, часов в девять уже выехал в Обнинск. Ехал по Киевскому шоссе, дорогу модернизировали почти до Селятина, до Апрелевки роскошное полотно без светофоров, с разъездами, звуковыми ограждениями, фонарями, разделенными специальным барьером четырьмя полосами движения. Долетел мигом, правда, в «Перекресток» за продуктами не заезжал - это мое привычное Старо-Калужское шоссе.

Приехал на дачу, все спали, быстро поел и залез в помидоры и огурцы, в теплицу. С собою привез четыре или пять работ, читать. Здесь как следует не подышишь и не понаслаждаешься природой - долг призывает. Только сейчас подумал, что уехавший на десять дней в Венецию ректор по отношению ко мне поступил довольно жестко - если уж не может читать Турков, то грузить все на одного заведующего кафедрой, по меньшей мере, не по-товарищески. Я бы здесь, как, впрочем, и бывало, сел и разделил нагрузку. За последнее время я довольно много думаю о Тарасове - какая удивительная забота о себе и стремление всем сразу овладеть! О примерах не пишу, наверное, просто потому, что так поступать не в моей природе.

К пяти часам прочел работу Станислава Пастера - «Повесть о рок-н-ролле и настоящей любви». Это ученик М.П. Лобанова, заочник, 28 лет. Естественно, пишет о себе, но есть и еще аспект - некая страница летописи 1980-х годов, интересно по деталям, кое-что новое в мыслях и приемах. Хитрец автор сделал примечание: вначале повесть называлась «Заповедник, или Повесть о рок-н-ролле и настоящей любви». Переименовано по просьбе руководителя семинара. Думаю, что здесь Михаил Петрович перестарался, вот и опять случай, когда сработала еще советская самоцензура. Но возможно и другое - «Заповедник» - так называется одна из повестей С. Довлатова.

Я ведь все внимательно читаю, потому что все время учусь. Довольно занятно, как двое парней поменялись судьбами и местами - один вместо другого пошел в армию. Неизвестно, насколько все это реально… Кое-что из этой повести решил выписать, значит, обожгло по мысли. Я вообще думаю, что писатель получается тогда, когда он не только умеет описывать и держать пространство и время, но и, обязательно, если умеет, - думать.

Стр. 41 . «Сейчас легко е время, да! О, жить в легкое время трудно, потому что за идею не спрячешься, за тирана-вождя - не спрячешься, за революцию - не спрячешься. Ты один, ты голый».

Вот тебе и не давали слушать Рахманинова!

Стр. 69 . «"Моя совесть чиста и карман пуст», - лозунг рок-героя восьмидесятых. А теперь все это мелко и стыдно… И лучшие музыканты становятся менеджерами, юристами, кассирами, грузчиками, кем угодно…»

Я это тоже очень хорошо понимаю и чувствую. Вспомнил эту цитату, когда уезжал на дачу и встретил своего, в общем-то, хорошего приятеля Анатолия, который живет в том же подъезде. Он, окончивший блестяще МГУ, всегда говорит, что сейчас он только спекулянт, продает что-то из электротехники. Но когда я, который, так сказать, «задействован» в пяти или шести разных энциклопедиях и словарях разговариваю с ним, я помню, что я не езжу на «Мерседесе», что не так питаюсь, не так, как он, отдыхаю, и в свои почти семьдесят пять лет вынужден работать и тянуть из-за денег лямку.

Стр. 70 . «…Никто не оценит, никто не поймет, что внутри тебя осталось столько слов, слез и рвоты… И этого не высказать, не выплакать, не выблевать вовек. Ладно, выйди из себя, сорви галстук-поводок и спой о сырых подвалах. Куда тебя никто не гнал, которые ты сам выбрал. Не для того, чтобы петь об этом, задрав подбородок? Боялся превратить свою жизнь в конвейер: работа-дом-работа, а во что ты ее превратил? Звезда подвалов и бетонных плит… но все равно - звезда, да?»

После обеда моя компания - С.П., Маша и Володя, - уехали на «Жигулях» в магазин и на заготовку веников. Через час они вернулись, затарившись пивом и забив весь большой багажник и даже заднее сиденье березовыми ветками. Володя начал обрезать от грубых сучков ветки и вязать их в веники. Делает он все, как обычно, тщательно. Одновременно он топил баню, а Маша занималась огородом. С.П. - наверху, а я внизу в своей норе с кухней и террасой продолжал читать дипломы.

После блестящей работы Елены Медведевой о Чаянове работа Александры Ломовой (Оболонковой) «Одиноким одиноко… Очерки и один рассказ» меня разочаровала. Здесь мало того, что я называю публицистикой, но чистая, быть может, и неплохая, журналистика. Девочка с гордостью пишет, что стала лауреатом премии Союза журналистов России за 2008 год. Это довольно облегченные очерки о бомжах и энтузиастах помощи обездоленным людям. Написано все в той манере, которая сложную жизнь делает линейной. Можно порадоваться, что кто-то делает эту работу, но восхищаться классом сделанного диплома я не могу. Обычный информативный язык, поэтому воспринимается все только на уровне разума. Не захватывает. Для того чтобы с этой темой управиться, нужен новый взгляд и свежие слова.

Значительно лучше, на мой взгляд, работа Екатерины Злобиной «Час ночи (рассказы)». Это опять ученица Лобанова, мастера, работы студентов которого мне так нравятся. Автору 34 года, для прозаика такая ремарка не кажется мне лишней. Это спокойная по тону и потрясающая по деталям работа. Особенно меня впечатлил, кроме первого рассказа о старой артистке «Роза Грехоff», еще один рассказ, как моют посуду после поминок - «Другое утро». Великолепная работа. Хорошо написана и вступительная часть. Цитирую потому, что сам был всего этого лишен, а то ведь как бы могла измениться моя жизнь.

«Мне очень повезло вырасти в полной, большой и патриархальной семье: с сестрами, папой-мамой, бабушками-дедушками, дядьями-тетками, кошками-собаками, домами-огородами, множеством «эпических» домашних вещей, под аккомпанемент бабушкиных сказок и «бывальщин"». И очень здорово в конце этого небольшого рассказа о себе: «Не слишком ли много «Я» - для Автобиографии».

20 июня, воскресенье. Хорошо вставать рано. Впрочем, меня поднимает еще и чувство беспокойства. Вот чем я обязан Петровичу, так это перенятой у него чрезвычайно плодотворной привычкой утром читать и делать основную работу.

Значит, утром прочел диплом ученицы С.П. Толкачева Карины Бадалян "Стихи и проза». Сначала, по рассказам С.П., студентка, которая училась очень небрежно, просто сдала диплом из одних стихов, а потом все же добавила два рассказа. Рассказы странноватые - один о неком старом учителе, по деталям это даже не мой возраст, а старше, и второй рассказ об инквизиции. Мне здесь совершенно не ясна личность автора и его позиция. В стихах масса банальностей, даже любительщины. Все это и в ее автобиографии (выделяю курсивом): «К достижению мной юридического совершеннолетия в качестве своей профессиональной стези я выбрала журналистику… Я реализовала свой творческий потенциал в печатных СМИ… В последние же три года тружусь на ниве отечественного телепроизводства - снимаю документальное кино для телеканала «Первый"». Далее - … «моя творческая биография…» Здесь еще раз видно, что журналистика и то, что мы называем творчеством, совсем разные, а порой и враждебные вещи.

Уехал с дачи довольно рано и один, оставив своих гостей продолжать вязать веники и поливать участок. Сам утром полил огурцы и, наверное, с час подвязывал помидоры. Дома, уже в Москве, по радио, когда я вошел в квартиру, говорили: старая фронтовичка где-то в провинции кончила жизнь самоубийством, потому что ей опять не дали квартиру. Говорили о президентских обещаниях.

Уже дома прочел еще две работы. Одну совершенно простую и очень хорошую. «Торнадо» - это о развале Советского Союза с точки зрения людей, живущих на его окраинах. Партия послала. Это работа Ольги Гороховской - и опять семинар Лобанова. Главы из «семейного романа» - по сути редкий и поразительный документ. Есть, конечно, некоторая литературная сделанность, когда одна из героинь рассматривает при переезде старые фотографии, и тем не менее - работа прекрасная. Язык прост и веществен. Читал с жадностью. Автору 31 год.

21 июня, понедельник. Уже утром, тоже с жадностью, читал повесть Екатерины Меньшиковой "Некроман». Это студентка-заочница Е.Ю. Сидорова. Боюсь, что наши студенты стали тащить в свои работы буквально все, что они слышали, чем занимались или чем увлекались. Здесь подробный рассказ о волхвовании и увлечении миром мертвых. Сюжет топорный: парень, естественно, по законам русской литературы, увлекается некроманией, общением с потусторонним миром, встречается с девушкой. Когда она погибает, герой, его зовут Руслан, вроде пытается как-то при помощи магии встретиться с ее душой. У него ничего не получается, и он бросает это дело. Естественно, парень работает в морге - нам демонстрируют целую серию достаточно жестких картин. Не нравится мне все это. Не нравится и автор и его повесть. Зато узнал, что много, оказывается, ребят занимаются готикой и некроманией. В повести полный инструктаж по этому вопросу. Читать, тем не менее, будут. Я думаю, что и Е.Ю. был от работы своей ученицы не в восторге.

Утром до отъезда на работу еще два часа занимался словником к Дневнику-2004. Надо добивать. Сегодня, кроме защиты дипломных работ, еще и театр вместе с Сашей Колесниковым и интервью о выставке Глазунова. День очень насыщенный и тяжелый по впечатлению.

Если о телевидении, то приехала милая девушка Даша Ли, кореянка в третьем поколении - совершенно обрусевшая. Порадовался, что в противовес многим приезжавшим ко мне с телевидения девушкам умна и начитанна. Даже поинтересовался, что заканчивала: не журфак МГУ, а РГГУ. Очень мило и ненавязчиво тянула меня на конфликт с И.С. Глазуновым, а я на него не шел, говорил вокруг да около. Взгляды на творчество Глазунова меняются со временем. Его удивительная популярность в народе связана еще и с протестным чувством. Он стоит, безусловно, у истоков затеянного когда-то частью советской интеллигенции разговора, во-первых, о русском начале в нашей жизни, а во-вторых, о русской истории, которую все время стирали в интернационализм. В каком-то смысле он диссидент. Правда, многое у него схоже с линией поведения Евтушенко - удивительный сплав с властью, но это как житейский и расхожий компонент.

Защита тянулась долго - три часа, потому что было восемь человек, но прошла удачно. Защищались студенты С.П. Толкачева, без осложнений.

Полетел сразу же после защиты в театр. Давали вампиловского «Старшего сына», спектакль этот я видел раньше. Просидел с огромным удовольствием первое действие. Когда сижу в театре, все время думаю о том, что надо бы снова написать пьесу. Медленно все во мне проворачивается, но писать надо не потому, что хочется, а потому что наболело. Но как для того, что наболело, найти форму? Зато как гениально и с какой невероятной легкостью творил это Вампилов!

Дома еще два часа занимался Словником, все, что смог, добил, чтобы завтра сдать Леше Козлову.

22 июня, вторник. Лег поздно, встал от переутомления рано, часов в шесть, весь день буду вялым.

Защита, как ни странно, опять прошла успешно, и я бы сказал, даже радостно. Защищались студенты В.В. Орлова. Володю я не видел уже больше года. Он пришел с палкой, большой, чуть оплывший. Написал очень подробные и большие отзывы. Перед началом самой процедуры зачитал некоторое заявление. Оно, судя по тому, о чем в нем говорилось, было программным. Здесь он посетовал на падение уровня в институте, даже на падение уровня поколения. Так ли это? Говорил еще Орлов, что многие его ученики растерялись перед серьезными трудностями обучения. Набирал-то он 25 человек, а до диплома дошло только четверо. Возможно, признавался Володя, это связано и с тем, что он недостаточно уделял им всем внимания. Это, конечно, связано и с его болезнью.

Если подводить общий итог, то двое получили у него, все-таки, отлично. Это Дмитрий Калмыков, который в свое время очень понравился и мне, и Ольга Кентон, здесь мы, конечно, чуть натянули, но то, что это грамотная работа, было очевидно. На нашей комиссии хорошо поругали и «Переполох в царстве мертвых Богов» Оксаны Биевец, и «Некроманта» Екатерины Меньшиковой, но в последнем случае я уже говорю о студентах Е.Ю.Сидорова. Из сидоровских дипломников «отлично» получил паренек из Ленинграда Алексей Сергеев. Потом выяснилось, что он как-то был у меня на семинаре.

Сергеева я не прочел, потому что его диплом появился на кафедре только 23 мая и все время был у двух рецензентов - у А.Б. Можаевой и А.К. Антонова. Но возможно - причины будут изложены чуть дальше - мне его не дали и специально. Здесь некий смешанный жанр: стихи, отрывки из дневников, случаи из жизни, выписки, цитаты, эссе, любовные истории. В общем, по мнению рецензентов, работа интересна. Пошушукались, дали с «отличием».

Тем не менее, меня это немножко волновало, взял диплом домой, к часу ночи прочел. Вот теперь вставляю цитаты. Из сергеевского дневника.

Стр.41 . «Д. мечтала скандально прославиться романом на злобу дня «В постели с Есиным». Пока обдумывала подробности - ректор сменился».

Дневник Алексея такой же лукавый, как и мой собственный. Он стреляет, навешивая снаряды над расположениями противника. Какой невинный мальчик! И кого он имел в виду, выводя некоторых голубей в следующем отрывке?

Стр. 54-55. «Прохаживался неспешно в окрестностях Герцена. Пытался размышлять о влиянии Паскаля на русскую словесность. В животе недовольно урчало, мысль предательски смещалась к одному: какие же неприлично жирные голуби во дворе ЛИТа… Просто жуть!

Со сменой ректора свершилось два изменения: отремонтировали неприглядные туалеты в главном корпусе, но перестали студентов кормить. Конечно, кормежка была порой номинальной: слипшиеся макароны, хлебная котлетка, подкрашенный «жженкой» чай. Но хотя бы раз в день пищеварительный тракт студента ощущал на себе заботу alma mater, не дающей умереть голодной смертью. Теперь же - только сияющий сортир… Видимо, в этом и заключается коренное различие между левыми и либеральными ценностями».

Здесь требуется комментарий: действительно, заочников и платников, вроде бы кормить перестали из-за какого-то нового распоряжения. Но есть вообще тревога, что кормить перестанут и всех. У Альберта какие-то трения, связанные то с арендой, а то и с продажей спиртного, без чего его точка существовать не может. Но далее. В дневнике Сергеева возникает новая тема. Все в жизни не так просто. Мы зорко следим за нашими студентами, студенты так же зорко обсматривают нас. Судя по инициалам, речь идет обо мне, хотя на меня все это не похоже, но в институте жизнь, после разрухи начала перестройки, я действительно перестраивал, и сильно.

Стр. 57. «Необходимо обустраивание жизни с разных сторон. Нельзя больше жить как ветер в поле. Руслан Киреев говорит в «Сестре моей смерти» о Е.С.: «В этом он весь - маленький, умненький человечек, великий обустраиватель собственной жизни». Там слова эти носят некоторый негативный оттенок. Не думаю, что это справедливо. Плохо не само обустраивание, а если бы человек шел по головам. Да и можно не обустраивать, когда все есть… Когда нет - преступно не обустраивать».

Подошли ко второй и последней цитате. Сравнительно недавно мы с Русланом обменялись книгами, он как раз и подарил мне в ответ на «Твербуль» свои «Пятьдесят лет в раю». Здесь у него каждый год его писательской жизни сгруппирован вокруг какого-то, чаще всего писательского лица. Книга печаталась в «Знамени», и я ничего особенного от нее не ожидал. Правда, Руслан всегда отличался некоторой своей прямотой и честностью, так не свойственной писателям, но писатели - особая статья. «Друг другу мы тайно враждебны…», как справедливо заметил Александр Блок.

Когда я прочел очерк Руслана, то сразу решил, что в дневнике его комментировать не стану. Как чувствовал, что комментатор рано или поздно найдется.

Стр. 78. «Р. Киреев пишет о С.Е., что он «артист», «ему нужна публика». Был на семинаре прозы, киреевские наблюдения верны, но это и здорово… Весь семинар на одном дыхании или это от того, что есть еще и посторонние зрители? Очень хорошо С.Е. чувствует реакцию, знает - когда «поддать пару», чтобы не было скучно и у студентов - горели глаза. На выходе хозяин семинара поинтересовался: «Ну, как Вам, Алеша?..»

Характерно начало его «Гладиатора» - первое предложение, сразу завладевающее читателем. Очень важно хлесткое, а не вялое начало, об этом хорошо писал в свое время Юрий Трифонов».

Сразу же после заседания комиссии по защите дипломов побежал во МХАТ им.Чехова - там на малой сцене давали «Дворянское гнездо». Спектакль, в принципе, мне понравился, хотя по жанру он местами напоминал «литературные чтения», что так ловко делали мы в литдраме на радио. Самым интересным, пожалуй, были те замечания, которыми мы шепотом делились с Сашей Колесниковым по ходу спектакля. Здесь было много о драматургии, о многоуровневых связях русской литературы, о том, как внимательно Чехов читал «Дворянское гнездо», что везде мелькают одни и те же архетипы, что русская жизнь - это бесконечные приезды и отъезды, что Варвара - это Раневская в «Вишневом саде». Мне страшно понравился Дмитрий Назаров, игравший роль немца-музыканта. Лаврецкого играл Дмитрий Дюжев, это, скажем, не плохо, но это не Лаврецкий в моем понимании, он ведь, кажется, был сыном крепостной?

24 июня, четверг. В час дня началась защита последней порции наших дипломников. Здесь я еще раз столкнулся с безобразно организованным институтским расписанием и всем учебным планом. В три часа должен состояться выпускной, скажем так, бал у очного отделения, на котором не будет преподавателей, ибо те сначала принимают экзамены у заочников, а потом часть их пойдет на ученый совет, последний в этом году. Заняты не только люди, но и аудитории. В 6-й идет подготовка к празднеству, в 3-й госэкзамены у заочников, дипломы защищают в Розовской аудитории.

Вечером еду в Таллин.

25 июня, пятница. Под утро после жуткой ночной жары в поезде повеяло прохладой, а тут и граница - сначала русская, а потом и эстонская. Не такие уж звери, как считалось, эти эстонские пограничники. Все проходило довольно цивильно, правда, и русские, и эстонские поинтересовались, заглянув в мой портфель, что же за книги я везу. Удовлетворились, когда обнаружили, что мои собственные.

Ну вот наконец после долгой стоянки на русской стороне поезд тронулся. Проплыли крепостные стены Иван-города, а потом, на другой стороне реки, и город Нарва, который штурмовали Иван и Петр. За последние три столетия оба города срослись так, что их теперь трудно разделить, общими были и электроэнергия и водоканал. В связи с переездом границы зашевелился и наш сосед на верхней полке. Судя по всему, человек он очень осведомленный.

Эстония, по крайней мере та часть, которую мы проезжали, не очень сильно отличается от России: те же бедные домишки, жалкие теплицы, ничтожные огородики. Вдоль железной дороги один за другим стоят небольшие вокзалы с заколоченными досками окнами и дверями. Осведомленный сосед разъяснил: железную дорогу купили американцы, а их ничего кроме грузоперевозок не интересовало. Купили за 3,5 миллиона долларов, а потом, уже совсем недавно, государство железную дорогу выкупило за 11 млн. Оповестил нас осведомленный попутчик и о том, что грузоперевозки, которые шли из России последнее время, особенно когда начались сложности с переносом памятника русскому воину-освободителю, сильно уменьшились. Шли удобрения, мазут, нефть, и с каждой тонны Эстония получала 15 евро. Цифра тоннажа этих перевозок, до того, как они пошли через Латвию, была так велика, что, опасаясь путаницы, я не рискую ее назвать. Между прочим, наш спутник сказал, что и бензин в Эстонии согласно нормам Еврозоны стоит в два раза дороже, чем у нас.

26 июня, суббота. Утром отправился сначала на небольшую церемонию в собор Александра Невского, а потом за покупками и гулять. Чтобы покончить с покупками, сразу признаюсь - купил пар семь теплых и прочных шерстяных носков. Таллин такой своеобразный и небольшой город, что везде центр. Базарчик с шерстяными свитерами, кофтами и подобными изделиями в самом конце улицы Виру. Прямо под старой городской стеной. Именно здесь когда-то режиссер Хилькевич снял знаменитый проезд мушкетеров на лошадях.

Как-то так получается, что, куда бы я ни поехал, всегда встречаю С.В. Степашина. Он, кстати, когда мы с ним увиделись, тоже это отметил. На сей раз Степашин, прибывший вместе с московским вице-мэром Виноградовым устанавливать какие-то новые экономические отношения, еще и вручал митрополиту Корнелию некоторую церковную утварь - подарок от Лужкова.

Собор не очень старый, поставлен на самом высоком месте города. Церковный вход установлен прямо напротив здания парламента, который в каком-то своем изводе работал и при царской власти. Злые языки утверждают, что будто бы так собор и поставили, чтобы, крестясь и кланяясь перед входом в храм, верующий невольно свою корму демонстрировал парламенту.

Проведя выходные в Таллине, рано в понедельник поездом я вернулся в Москву и тут же полетел на дачу.

28 июня, понедельник. Весь день, как каторжный, читал приемные работы абитуриентов. В этом году никаких рецензий в Дневник вносить не буду. Настроение унылое: во-первых, работы слабые, как всегда, многие девочки, наглядевшись в телеящик, где каждая ведущая и каждая шлюшка позиционирует себя еще и как писательница, тоже вдруг в одночасье решили заделаться «инженерами человеческих душ». Во-вторых, правила, диктуемые министерством, как единые для всех, не позволяют все читать заранее. Раньше ребята начинали сдавать работы чуть ли не в феврале, и мы потом весь июнь и почти весь июль читали только опоздавших, а теперь оценка должна быть выставлена уже 8 июля. Сегодня прочел двадцать семь работ, просто страшусь, сколько их будет завтра.

29 июня, вторник.Против всех своих правил, так как читал вчера допоздна, выехал с дачи утром не в пять, а только в девять, вот и пер до Москвы три часа. Загруженные дороги - это довольно точный показатель нескладности нашей жизни. Мы все во главе с нашим молодым президентом уповаем на компьютеры, но компьютер ничего не может придумать, интуиции - самого сильного оружия человека - у него никакой. Приехал и сразу принялся за газеты, телевидению я уже не доверяю. Оно отбирает факты слишком поверхностно, и, как требовала Екатерина Великая от сатиры, слишком «улыбательно».

В институте, кроме зарплаты за три месяца, - отпускные, но вообще хорошего немного. Встретил З.М., видимо, из-за жаркой погоды сегодня по-особому недоброжелательную, которая посетовала, что я вчера не пришел на выпуск заочников, «ни один мастер не был». Я отчасти уже был готов отбрехаться, потому что и ректор меня обрадовал: дескать, вчера утром мы вас ждали на аттестацию. Ему тоже пришлось сказать: «Не слишком ли вы на меня грузите? Я уже сегодня принес в институт 27 прочитанных работ абитуриентов». По его глазам, я понял, что он и сам отчетливо догадался в этот момент, что переборщил. Что касается нашей отличницы Зои, то опять не мешало бы вспомнить, как она нажимом сократила мне дипломную сессию минимум на два дня. Чтобы не перетрудиться перед самым началом отпуска, она настаивала на защитах каждый день, а я предлагал это растянуть во времени. Вот тогда бы мы всё и успели и с выпускникам встретились. Дипломы им, видите ли, мало времени заполнять! Раньше за ночь заполняли.

Когда уже под вечер поехал домой, то на троллейбусной остановке встретил Сашу Титкова. Он куда-то отправился с поручениями. Пока ждали транспорта, перебросились словами. Вот тут я и получил последний штрих к своей поездке. Саша, которому скоро сорок, в Таллине был во время Перестройки. Молодой и, видимо, крепко пьющий. Рассказал, что так по поводу либеральных веяний в Эстонии напился, что, обессилев, прилег на каких-то камнях в центре города. А в Таллине везде центр. Милиция тогда, как он подчеркнул, была еще наша, советская. И вот он в своей нетрезвой дремоте слышит, как возле него останавливается автомобиль, потом буквально возле его лица появляются милицейские ноги. Отчетливо слышит он такой разговор:

- Давай заберем и отвезем в часть.

- Лучше не надо. Потом к утру выяснится, что он из какого-нибудь народного фронта, такая вонь поднимется в газетах, а мы только будем виноваты.

Оставили бедного мальчика дозревать на древних камешках.

В СМИ новый всероссийский скандал. После благостного визита нашего президента в США там объявили о дюжине разоблаченных русских шпионов. Наши другие новости? Убили двух инкассаторов. Сын одной из женщин, погибшей в дорожной катастрофе на Ленинском проспекте, когда автомобиль столкнулся с «Мерседесом» вице-президента крупной нефтяной фирмы, забрал свои претензии из суда. По этому факту порассуждал юрист Барщевский, каким-то образом совмещающий служение либеральному обществу и Кремлю. Какие-то сведения об очередном воровстве, переходе коммуниста, мэра одного из больших городов, в «Единую Россию» и прочее и прочее. Тошнота подступает.

30 июня, среда. Спал беспокойно, вечером читал Инонена, как всегда извлекая из него много интересного. Чувство беспокойства согнало меня с постели рано, вспомнил, что к сегодняшней аттестации моих студентов второго и третьего курсов не написал характеристик. К счастью, был список и фрагменты самоотчетов почти каждого.

На аттестации, которую, меняясь, проводили ректор и Миша Стояновский, ожидаемые трудности произошли только с Ольгой Мацкало и Володей Репманом. Обоих перенесли на осень. Кроме меня и наших мастеров на аттестации не присутствовал ни один из преподавателей смежных кафедр. Здесь опять пришлось вспомнить «замечание» ректора. Я, кстати, попозже ему посетовал: день, проведенный в институте, - пустой день, ничего не делаешь ни для себя, ни для института, так, сплошная мелочь и текучка. Здесь-то мы отлично поняли друг друга.

Обедал с Мишей, говорил о сегодняшней политике и об инновационных проектах. Я во все это не очень верю, страну надо поднимать, не навязывая ей что-то сверху, а в первую очередь меняя политику в образовании и поднимая каждого члена общества выше. Подобные центры, какой возник в Силиконовой долине, возникают, а не насаждаются. Не очень-то я верю и в любимую игрушку Медведева - Интернет, он не вылечит страны и даже вряд ли серьезно поможет. Если уже очевидно, что несколько путинских проектов, в частности, образования и медицинской помощи, жестоко провалились, не втравливает ли теперь кто-то Медведева в Сколково, чтобы положение двух нынешних лидеров оказалось симметричным? Где образование, где медицинская помощь? Современная Россия - это страна слов.

Вечером пошел в Зал Чайковского, где со своим ансамблем выступал Леша. Его пока держат на третий линии, он несколько не такой, как все, чуть более углублен в себя, то есть с индивидуальностью. Вырос он за последнее время невероятно. В тех местах, когда, танцуя, он слушает себя, а не думает, как бы не сбиться, он замечателен. У меня даже мелькнула мысль поискать балетмейстера, который поставил бы ему эстрадный номер. Концерт прошел очень успешно, но все же в захаровских интерпретациях много неровного, иногда пошловатого. Все эти восточные танцы и пантомимы с девушками под покрывалами не самого высокого вкуса, так же как и пение солистов во время представления. Но очень здорово смотрятся «массовки» - первый парижский канкан, это когда девицы не похожи на слоних и не носят на себе тонны перьев на каркасах. Хороша оказалась и «Хава нагила».