Утром поехал в поликлинику, и ничего хорошего мне врач-эндокринолог не сказала. Сахар у меня в крови гуляет, он довольно высок; пока на месяц посадили на строгую диету. Из поликлиники поспешил на работу. Обычные рабочие хлопоты, отдал готовые рецензии на дипломников Вишневской и отправился читать тридцать страниц Марка Максимова.
Вышла «Российская газета» с анонсом на первой странице: «Возвращение на землю. С 1 марта оформить право собственности на дом и участок станет легче». Под этим жирным заголовком огромная фотография Дмитрия Быкова, без рубашки, с граблями на плече и крестом на груди, и подпись: «У писателя Дмитрия Быкова тоже есть дача - одноэтажный дом и участок в восемь соток, который регулярно зарастает, несмотря на все попытки его облагородить». Вот это и называется реклама, вот это и называется свой.
В той же газете опубликован материал об аресте мэра Смоленска. «Как утверждает следствие, мэр и его заместитель вымогали у директора строительной организации взятку в виде трехкомнатной квартиры, стоимостью более 2 миллионов рублей, в новом доме, угрожая в противном случае не выдать разрешение на ввод в эксплуатацию как самого этого дома, так и магазина, построенного компанией». Тут же и портрет мэра, и кое-какие комментарии. Они-то меня и настораживают. Нет ли здесь подставы под неугодного для местной вороватой элиты начальника? Это становится модным.
2 марта, вторник. С утра два семинара: мой и Вишневской. И.Л., говорят, совсем плоха, но, тем не менее, обычно под вечер, у нее наступают просветления. Живет она после смерти мужа одна, родственников никаких. Сейчас, в последней фазе ее жизни, вокруг нее крутится много народа, внимательно рассматривающего главное ее достояние - квартиру в центре. Впрочем, кажется, она все же завещала квартиру своему врачу - я его знаю, - который возится с нею уже не один десяток лет. По Москве о ее болезни ходят разные слухи, мне их озвучили в театре, в воскресенье. Вокруг Инны вьется еще и некий мужчина средних лет, как бы поклонник творчества, постоянно подвозивший ее на собственной машине в институт. Всем раньше казалось, что он делает это, так сказать, просто из уважения к ее человеческим качествам, но вдруг возник слух, что он просил у нее сначала генеральную нотариальную доверенность, а теперь вроде бы предложил ей стать его женой. Все это в точности повторяет сцены Бальзака. А мы еще жалуемся, что нет сюжетов!
На семинаре по драматургии прочли две небольшие пьесы, и я рассказал ребятам о внутренней полноте пьесы классической. На моем собственном семинаре разбирали рассказы Марка Максимова. Предполагал, что опять мне придется выступать против целого семинара, но ничего подобного не случилось. Встала сначала Светлана Глазкова, а потом и Ксения Фрикауцан и сказали обе, что я мог бы отметить случайную образность в разбираемых текстах. И, тем не менее, отчасти я понимаю, что Марк смело идет каким-то своим туманным, но собственным путем.
Вечером ездил на заседание Клуба Рыжкова в Даниловский монастырь. Привез туда около сорока своих книг - «Твербуль» и «Дневник», - выпущенных «Дрофой». Пришлось потратиться - заплатил тысяч пятнадцать. Сидел рядом с Леной Богородицкой. Она рассказала такой анекдот. Некие жители села в письме, которое они пишут президенту, между прочим, сообщают, что хотя у них давно нет электричества, не подвозят хлеба, отсутствует медицинская помощь, но, тем не менее, их очень интересует вопрос о выносе тела Ленина из Мавзолея.
Во время ужина кормили судаком.
3 марта, среда. Сегодня по радио передали, что председатель Олимпийского комитета Тягачев после приезда из Ванкувера заболел . Сразу после этого сообщения было сказано, что Счетная палата инициирует проверку целесообразности использования госсредств при подготовке к прошедшей Олимпиаде. Результаты проверки появятся в сентябре.
Вечером ходил обедать к Михаилу Михайловичу, своему соседу-врачу. Тары-бары, поговорили что-то с час, пообедали, схватились по поводу отношения к Сталину. Михаил Михайлович еще в юности составил таблицу, где в один столбик выписал тиранов: Грозного, Петра, Наполеона, Сталина. Я предложил дополнить табличку именами Николая II (9 января) и Ельцина (предложившего расстрелять парламент, и реформы которого оборвали жизнь десятков тысяч людей). В ответ Михаил Михайлович дал мне статью - очередное открытое письмо Минкина президенту, напечатанное в «Московском комсомольце». Что касается «сталинской» аргументации - она не интересна. Журналист все протестует против предложения столичной мэрии в дни нашего военного юбилея вывесить портреты главнокомандующего - Сталина. Но есть в минкинском «письме» кое-что о сегодняшнем режиме, в частности, о недавнем праздновании юбилея Собчака. Здесь отметились оба ученика последнего - Путин и Медведев. Меня удивила в этой цитате полная перекличка с некоторыми сценами моего нового романа.
«Но, г-н президент, вы, кажется, забыли, что против Собчака было возбуждено уголовное дело, был выдан ордер на его арест, подписанный, если не ошибаюсь, Генеральным прокурором России. Собчак немедленно (как это случается с губернаторами) заболел и был нелегально вывезен на самолете за границу. С гражданской точки зрения настоящий демократ и профессор права должен в таких случаях добиваться суда и там доказывать свою правоту и чистоту. А нелегальное бегство от ареста - это правовой нигилизм. А? Где теперь уголовное дело Собчака? в чем его обвиняли? - все теперь быльем поросло, оставим мертвых в покое. Но зачем создавать мифы? Вы создаете себе из Собчака безупречного «духовного отца» - этот путь ведет в точности туда, где уже висит образ Отца народов, Корифея всех наук, Генералиссимуса».
Закончим это дело, каждый останется со своим мнением.
Сегодня, как всегда по средам, вышла «Литературка». Я сразу же взялся за статью о «Царе» Павла Лунгина. Вся его «христианская» серия меня невероятно раздражает уже самими придыханиями прессы. Помню, как кадили над «Островом», с Петром Мамоновым в главной роли, теперь то же самое творят над «Царем». Так вот, о «Царе», выявляя фантастические ошибки, пишет доктор-историк Михаил Бабкин.
«В современных российских реалиях, на фоне распространяющейся вширь, ввысь и вглубь клерикализации, фильм «Царь» представляется определенным заказом «партии священства». Подтверждением тому служат и состав консультантов фильма, и соответствующие исполнители ролей: например, «сектовед» Александр Дворкин (сыгравший архиепископа Новгородского Пимена) и священник Московского патриархата Иван Охлобыстин, служащий в центре Москвы (роль беснующегося шута Вассиана). Вместе с тем фильм представляет собой сгусток церковно-исторических несуразностей, в том числе и вероучительного плана.
Фильм привел меня к убеждению, что Александр Дворкин и «его команда» распространяют лживые и мракобесные взгляды на историю Московской Руси. Созданный под патронатом церковных консультантов, фильм «Царь» однозначно (!) поставит своей «исторической правдой» враскорячку мозги у тех миллионов людей, особенно у детей, которые его посмотрят…»
Был Леша Карелин со своим дипломом, я сидел и правил его текст, а он схватился и что-то начал оттирать на кухне.
4 марта, четверг. Опять день выпал из работы. Утром сначала поехал за глюкометром - прибором, который мне прописала врач, потом в институт, а оттуда - открывать выставку в музее экслибриса. Магазин, где продается этот прибор, почти возле дома Лёвы Скворцова. Без него я бы и не нашел. К прибору полагаются еще полоски-тесты. В общем, все обошлось мне почти в пять тысяч рублей. Но жалко не денег, а времени, наверное - это я проверю, - подобные приборы продаются во всех аптеках, но врач на специальном бланке наметил для меня именно этот магазин. Пока мне проверяли прибор и отсчитывали сдачу, я умудрился как-то ловко спросить, сколько получает врач за подобную «наводку» покупателя. Женщина, выдававшая «товар», немножко помялась и сказала: получают «наводчики» не с общей суммы, а с каждого аппарата - 100 рублей.
В институте быстро продиктовал рецензию на пьесу выпускника Вишневской Сергея Леденева - читал ее все утро, - посмотрел отчет кафедры за месяц и полетел к книголюбам. На этот раз открывали совершенно уникальную выставку - из собрания австрийского коллекционера Генриха Шеффера. Коллекцию накануне привез сам Шеффер и, как мне рассказали, со своими пятью деревянными кофрами проходил через таможню чуть ли не два часа. Повесили все за ночь. Здесь не только более сотни прекрасных экслибрисов, но еще и как бы история изобразительного искусства за последние полтораста лет. Совершенно иной стиль и иные решения, нежели у нас. Это какая-то своеобразная рифма к выставке Пикассо в музее Пушкина. Попаду ли? Народа там, в очереди, стоит тьма. Но был и еще один увлекательный момент. Австриец-то устроил выставку за свой счет, а это и деньги и всякие хлопоты. Я подумал, конечно, о наших меценатах, особенно в связи с тем телевизионным разговором, завязавшимся на Первом канале вчера ночью. Звездою здесь был экс-министр спорта Фетисов, рассказывавший, как он, специалист, не мог справиться со спортом, который весь огородился федерациями, где в руководстве давно уже сидят несменяемые люди. Видел председателя Федерации фигуристов некоего Писеева - каменный человек.
Все выступавшие после меня на открытии говорили об экслибрисе, о значении любой такой выставки для профессионалов. Тут мне потребовалось еще сказать, в самом конце, когда мы уже наградили Шеффера медалью Ивана Федорова, что, так радуясь новой выставке экслибриса, мы не должны забывать, что экслибрис лишь книжный знак, за которым стоит книга. А с книгой у нас в стране все не так-то и просто.
В «толстушке» «РГ» целая колонка под выразительным названием «Побойтесь бога» - десять недельных эпизодов ареста высокопоставленных взяточников. Под заголовком, кстати, стоит: «только факты». С садизмом брошенного государством гражданина перечисляю только названия должностей, на которых воруют: замминистра финансов Московской области, начальник административно-хозяйственной службы ОАО «502-й завод по ремонту военно-технического имущества», глава муниципального образования Ейского района Краснодарского края, два зама главы администрации города Анапы, мэр забайкальского города Нерчинска и глава Читинского района Забайкалья, глава Вольской администрации (взятку получал прямо в церкви), глава Озернинского района Московской области, министр природных ресурсов Пермского края, замначальника отдела выездных проверок МИФНС России по Московской области, мэр Смоленска. Все что-то вымогали, просили, и все были задержаны.
5 марта, пятница. Проснулся в ужасном настроении; на улице серо; все же отправился сначала в аптеку за «оксисом», а потом заглянул в сберкассу, где стояла толпа народа. С одной стороны, предлагают всем пользоваться банковскими карточками и платить через Интернет, а с другой, по крайней мере, Сбербанк, в котором царствует многоумный Греф, в нашем районе закрывает всем привычное отделение и создает немыслимые очереди в отделении на Ленинском проспекте. В результате часть зарплаты, которую я собирался внести в банк, теперь долго еще будет валяться у меня в секретере.
Полдня не мог взять себя в руки. Единственное, что мне удалось сделать, это научиться брать у самого себя кровь на сахар. Утром, как ни странно, было хорошее соотношение - 5,3, такое же сохранилось и перед обедом.
Вечером приходил Ашот, приносил мне какие-то бумаги. Среди прочего он рассказал, что был у врача и видел, что кушетка в кабинете у того вся завалена подарками - подношениями пациентов. Собственно такое положение везде - клиент в России на каждый праздник что-то несет своему патрону. В этом смысле мартовский женский праздник - только повод вручить женщинам-начальницам легальную дань за будущие или прошлые услуги.
6 марта, суббота. Чтобы не нервничать весь день, потому что самочувствие было неважное, начал читать работу к семинару. На этот раз не мучался и не искал, чем бы в перерыве от чтения заняться. Просто запоем и с радостью прочел рассказы моей Саши Осинкиной. Здесь так все сбито, так плотно и так просторно для домысливания! Но это ее мир, сгущенный в потемках существования, и как у любого стоящего писателя, только отчасти похожий на мир подлинный. Здесь и «сестры и брат», стиснутые на пространстве одной квартиры, с ненавистью от тесноты друг к другу и каждый со своим тяжелым духовным мирком, и некая девица из богатой и привилегированной семьи, стремящаяся вырваться из «золотой клетки», здесь же и «офисный планктон» со своими крошечными задачами урвать . Мир, может быть, и не вполне существующий, но доказанный писателем.
7 марта, воскресенье. Ну, наконец-то утром нашел надолго потерянную в эфире радиостанцию «Эхо Москвы»! Кто-то был у меня в гостях и шевельнул регулятор. С неделю на своем несовершенном радиоприемнике я не мог обнаружить нужную волну, хотя искал вроде бы очень внимательно. Пытался сжиться с «Маяком» и «Вестями» - не получилось: крикливо, часто угодливо. Слушал «Книжное казино» с Майей Пешковой и Аллой Демидовой. Алла, оказывается, переписывается с Томом Батлером. И вот кто-то, то ли Майя, то ли Алла, сообщает - это, дескать, первый или один из первых случаев прижизненной публикации писем! Как будто год назад не вышла моя переписка с Марком! Кстати, и прием использован тот же: письма и собственные дневники. Ну, к этому я уже привык. Как всегда у Майи, в первую очередь - вопросы о Бродском.
Потом часа три писал некую статью о своей кафедре, которую мои начальники приказали мне сделать для какого-то буклета. По обыкновению, я делал это серьезно и по-настоящему. Когда в перерыве в следующий раз включил радио, то там Ксения Ларина беседовала с Юрой Поляковым. Он был интересен и умен. Но Юра такой человек: ни при каких обстоятельствах не забывает себя. Среди прочего он прекрасно сформулировал две мысли. Первая, что в литературе сейчас засилье филологов, которые, дескать, всего начитались и, не обладая особым талантом, принялись писать. А вторая мысль связана с театром и кино: здесь сейчас, по мнению Полякова, царствуют внуки бывших лауреатов Сталинских премий. Тут же кто-то вспомнил про Федю Бондарчука. Приди сейчас снова к нам Шукшин, он мог бы и не пробиться. В соображениях вполне обеспеченного Юры здесь чувствовалось и много личного. Видимо, хочется в академические левые театры и очень хочется в большое кино.
8 марта, понедельник. В постели, борясь с бессонницей, взял лежавший рядом старый, за прошлый год, томик «Литературной учебы» и наткнулся на большой материал - интервью с главным редактором еженедельника «Литературная Россия» Вячеславом Огрызко. Как-то при предыдущем чтении номера я эту статью пропустил, потому что с Вячеславом находился в плохих отношениях. Но вот удивительно: сразу же попалось мое имя. Уже в самом конце обстоятельного и толкового интервью - с Вячеславом общается Максим Лаврентьев, он это интервью и сделал - Огрызко говорит:
«Еще одна проблема с наличием неприкасаемых фигур в нашей литературе. Вспоминаю, как лет десять назад Олег Павлов принес нам критическую статью о Сергее Есине, которую отказались печатать и правые и левые издания. Хорошо это или плохо? Это плохо для всех: и для литературы, и для Есина. У него, кстати, есть много замечательных качеств, которым можно только позавидовать, но были ведь и творческие неудачи. Почему о них нужно молчать? Зачем возвращаться к советскому времени, когда литгенералов можно было только хвалить; зачем провоцировать у людей озлобленность?»
Но, кажется, и Слава эту статью не напечатал. Если мне не изменяет память, Олег Павлов, после того как его статью никто не захотел публиковать, разместил ее на собственном сайте. Ее и сейчас может прочесть каждый. И речь в этой статье шла не о есинских литературных неудачах. После всех событий, о которых я уже писал в Дневнике, после выступления Павлова на Ученом совете (кстати, именно с моего разрешения, я ведь все-таки был тогда председателем совета), - после того , когда Ученый совет не согласился с воспаленными доводами Павлова, он и написал обо мне достаточно несправедливую статью. Если бы я когда-нибудь был литературным генералом! Но в «правой и левой» прессе меня все-таки неплохо знали. Несправедливость статьи была очевидна, не хотели мазаться, вот поэтому, Слава, статью-то и не напечатали!
Вечером по телевизору смотрел, перемежая с Discovery, трансляцию большого концерта, который должен был выявить претендента на поездку от имени России в Осло на конкурс «Евровидения». Честно говоря, мне очень не нравится идея с смс-голосованием, дурной это тон. Выбор должен оставаться за знатоками. Но, с другой стороны, у любого нашего эстрадного жюри такая плохая репутация, они тут все так разбиты на группы, что недоверие вполне естественно.
9 марта, вторник. Уже на работе выяснилось, что материал о кафедре, который я писал вчера целый день, не сохранился в компьютере. Видимо, заканчивая, я произвел какое-то неверное действие. По крайней мере на флэшке, привезенной мною из дома, ничего не было. Все мои надежды, что, может быть, удастся как-то отыскать материал в домашнем компьютере, в «корзине» или среди других документов, не оправдались. Я в ужасе от того, что всю эту работу надо будет повторить.
Единственное утешение от дня - два хорошо проведенных семинара. И на семинаре Вишневской, в первую очередь, мне было интересно, и на моем семинаре хорошо обсудили Сашу Осинкину. Естественно, всех не любящая, в соответствии со своей фамилией, Нелюба что-то заметила о правописании. Естественно, кое-кто из девочек поджал губы. Но все-таки некоторые отважно сказали, что текст просто прекрасный. Я тоже так полагаю, хотя где-то надо бы разрядить его и, может быть, поменять заголовки. Но меня просто охватывает священный трепет, когда я подхожу к этому тексту! Семинар Вишневской прошел тоже очень живо, прочли вслух и обсудили одну небольшую пьесу второкурсницы - здесь пожилая женщина беседует со своим отражением. К сожалению, хотя задумка, как говорится, неплоха, но многое недокручено, нет настоящего действия, к тому же пьеса проигрывает в языке.
Главная новость для меня наступила во время обеда. Миша Стояновский сообщил мне информацию, которую я каким-то образом прослушал раньше. В Министерстве высшего образования опять перестройка. Опять нет агентств, снова, как и при советской власти, как раньше, существует только само Министерство. Ах, добродушный толстяк Крылов! Как ты был прав, написав знаменитую басню «Квартет»! Перемена означает, что новаторская идея Высшей школы экономики, которая, как мне кажется, в основном и дает советы, как правительству организовать прибыльную жизнь, рухнула. Это была прелестная задумка: дураки в министерстве формируют и придумывают законы и правила, а дельцы и менеджеры в агентствах распределяют денежные потоки. Все натыкается на некоторое географическое и историческое своеобразие нашей страны. В «РГ» нашел большой материал на эту тему; самое пикантное, что те же чиновники, которые в свое время приветствовали появление агентств, сейчас разводят руками перед государственной мудростью президента, ликвидировавшего эти агентства.
По радио болтают о том, что Янукович, обещавший сделать русский язык вторым государственным, пока говорит об украинском языке как о едином языке своей страны. Это занятно в плане предвыборных обещаний, но что он сделает с отменой указа предыдущего президента относительно Степана Бандеры? А ведь обещал-то ликвидировать тот указ до Дня Победы!
Собственно, так и прошел день. Вечером дома копался в бумагах, смотрел по каналу «Культура» передачу о цивилизации американских индейцев. Очень здорово и глубоко, но, естественно, сделано не нами. Сейчас по Discovery показывают «в цвете» Гитлера и его окружение. Это уже передача о борьбе англичан и французов с гитлеровскими войсками в сороковом году. Тоже все было непросто, и, конечно, на уровне обывателя и школьника, учившегося по нашим учебникам, это неизвестно.
10 марта, среда. В три часа в институте показал своим ребятам два документальных фильма. Это «Приближение к образу» - о русской иконе, и «Семечки». Народу собралось немного, человек пятнадцать, в основном, девчонки.
Сразу же после киносеанса в той же аудитории начался небольшой турнир поэтов. Мило только то, что парни и девушки безумно молодые, и смотреть на них было приятно. Но должен сказать, что с подобными, как у наших стихотворцев, произведениями, в МГУ, в литобъединении моего времени, не посмел бы публично выступить ни один из тогдашних студентов. Почти никто ничего не смог внятно сформулировать, а что касается формы, то это все полупроза, так настойчиво внедряемая нашим поэтическим сообществом. Много дурной филологии и мало настоящего чувства.
К шести часам пришел на концерт в Оружейной палате, который давал фонд Архиповой в ее память. Здесь пели лауреаты конкурса имени М.И. Глинки и участники программы «Опера - новое поколение». Как всегда, дали возможность осмотреть Оружейную палату, нижний зал, а потом начался концерт в зале верхнем, где серебро и иконы. Невероятная грусть охватила меня, когда я только сел на место. Вспомнил, как последний раз сидел здесь рядом с Ириной Константиновной, вспомнил ее цветы, улыбку. Она ведь еще в декабре в последний раз провела свой конкурс. Как и прежние концерты, этот вела и прекрасно говорила Надежда Кузякова. В частности, сказала, что весь выводок современных мировых звезд вышел из рукава Архиповой. Кузякова долго перечисляла: Хворостовский, Нетребко, Бородина, Гулегина… Сразу же, когда совершенно изумительно запела Мария Горелова вокализ Рахманинова, я заплакал. Пел и Паша Быков, сначала Елецкого, а потом вместе с Гореловой и заключительную сцену из «Онегина» - успех у этой довольно сдержанной публики был огромный. В конце Владислав Пьявко исполнил рахманиновские романсы. Названия говорят сами за себя: «Все отнял у меня…», «Отрывок из Мюссе», «Я опять одинок». Он пел это все бесстрашно, как всегда, но горестно, со слезами на глазах, и я во время его пения снова расплакался. Невольно опять с какой-то щемящей болезненностью вспомнил Валю - «все отнял у меня казнящий Бог…»
11 марта, четверг. Я теперь каждое утро панически измеряю сахар и обнаружил тенденцию: когда ем после десяти вечера, то на следующее утро сахар в крови повышенный.
Слушал радио. Оставляю без комментариев новость, что предприниматель и бизнесмен Лисин вышел теперь в России по миллиардам на первое место, оставив за собою и Потанина и Фридмана. А вот известие об «Острове фантазий», построенном так же, как и «Речник», по сути незаконно, пропустить не могу. Мысль, прозвучавшая по радио в обзоре прессы, следующая. Временный мораторий, который властью наложен на уничтожение домов в «Речнике», возник лишь потому, что рядом на этом самом «Острове фантазий», оказывается, поселились наши виднейшие чиновники. В частности, семейная пара министров - Христенко и Голикова. В той заметке, которую цитировало радио, есть еще и такая мысль: а откуда чиновник Христенко взял деньги на эту покупку? Журналисты даже подсчитали: чтобы оплатить новоселье, Христенко, ничего не тратя на себя, должен был работать 37 лет!
День опять прошел без серьезного чтения. Утром приходил Леша Карелин, и я опять два часа гнул шею над его дипломной работой. К счастью, многого можно достигнуть простым вычеркиванием и переакцентировкой, есть фактура, хотя и незамысловатая. Вот так вертелся до часу дня, а потом пришлось ехать на Поварскую, в МСПС. Накануне звонил Максим Замшев и попросил меня войти в жури конкурса Юрия Долгорукова. Конкурс организован для русскоязычных писателей Украины. Все надо сделать быстро, почти бегом, потому что первое заседание жюри состоится 16 марта, второе - 18-го, а уже 25-го надо будет выехать на вручение в Киев. Я согласился, потому что мне посулили, что на вручении премии в Киеве будет посол России на Украине, господин Зурабов. Ах, как мне хочется взглянуть вблизи на этого человека! Книги, полагаю, будут не самого первого ряда.
В МСПС все, как и всегда. Правда, мой портрет на общей доске актива в вестибюле переместился немного ниже, но зато появилось два новых - портрет Вани Переверзина рядом с портретами Маркова, Симонова и Фадеева и на другом стенде портрет В. Бояринова. Из общих разговоров я узнал, что наконец-то в Минюсте приняли выборные документы Московского отделения, а что касается МСПС, то из-за судов и тяжб у них пока нет даже печати.
Дома с наслаждением смотрел телевизионную передачу по любимому каналу о поисках гробницы одного из императоров эпохи Тан. Показали Сиань, где я был с В.И. Гусевым, музеи, городскую стену, - знакомые места. Было так приятно и так грустно, что жизнь заканчивается, хотя повидал я не так уж и мало. Как же интересно устроена жизнь и как мало знаем мы о вечном ее устройстве! Все торопимся куда-то вперед…
12 марта, пятница. Утром удалось написать страничку в мою новую книгу. Как, оказывается, быстро встает и поднимается былое, когда начинаешь распутывать узлы в ловушках памяти! Я пишу как бы свою жизнь, в которую постепенно все плотнее и плотнее вплетаю жизнь Вали, при этом «себя» приходится укорачивать, а так все полно и интересно, ради этой книги придется пожертвовать и собственными мемуарами.
В двенадцать вышел из дома, чтобы ехать в институт, но перед этим позвонил Святославу Бэлзе - надо было передать ему книгу. Он живет в соседнем подъезде. Потом шли вместе до метро и разговаривали о многом и разном. Собеседник он, естественно, замечательный. В том числе обнаружил, как не приспособлен я к какой бы то ни было борьбе за себя. Когда я заговорил о Кюстине, то Бэлза напомнил мне, что сейчас как раз идет год Кюстина (2010-й - год Франции в России и России во Франции. - Прим. ред. ), и если бы еще в прошлом году я подсуетился, то наверняка получил бы на издание романа грант.
Из института выехали на автобусе на ВВЦ. Там, на книжной выставке, которая открылась еще десятого, наш институт ведет какой-то круглый стол или конференцию по литературе, связанной с Великой Отечественной войной. Как я и предполагал, опираясь на свой опыт, народа было немного, но все же был: и несколько фронтовиков, и кое-какая публика, но в основном наши, институтские. Приехала, уже не на автобусе, а своим ходом, даже Галя, секретарь БНТ. Ею окружающие как-то не очень довольны, однако все, что я прошу ее сделать по работе, она делает быстро и безропотно, хорошо. Но не об этом.
«Гвоздем» конференции и главным ее событием стал генерал Григорий Федотович Кривошеев, автор серии книг «Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь». Его надоумил позвать Владимир Павлович Смирнов, довольно зорко следящий за всем, что происходит в русской общественной жизни.
Но сначала о самой выставке. Как обычно, в центральном холле кто-то играл и пел, все те же «письменники» из лучшего народа значились в программе, однако возникло у меня ощущение, что книг стало меньше, а больше киосков с платками, с брошками, с другой прикладной бижутерией. Если и не толпы, то все же довольно много народа кучковалось возле стендов с литературой, отвечающей русской идее, возле издательств, специализирующихся на русской истории. А возле В.С. Бушина, который что-то рассказывал за одним из «региональных» стендов, собралась, действительно, толпа: и знают, и читают.
Когда проходил по коридору в свой зал N3, то через стекло увидел опять целый сонм лиц - это под водительством И.Н. Барметовой собрался еще один писательский «стол», кажется, по итогам последнего десятилетия в литературе. За некруглым столом на бегу узнал Алису Ганиеву, Романа Солнцева, Дмитрия Новикова и кого-то еще. На бегу же помахал Алисе рукой, она мне улыбнулась. В конце нашего «стола» в зал пришли она и Максим Лаврентьев.
Возвращаюсь к нашим участникам, за наш стол. Открыл все и довольно ловко и точно БНТ, а потом дал слово Григорию Федотовичу. Перед тем как привести сенсационные итоги своей работы, генерал сказал, что начата она была не по инициативе правозащитных организациий, а еще по распоряжению министра обороны Язова, который вызвал Кривошеева к себе в 1988 году и приказал довести все важные данные, особенно по потерям, до общественности. Первоначально в группу входило семь человек, но через двадцать два года осталось только трое.
Вот несколько цифр, которые привел генерал. Я цитирую их по своей записной книжке.
Кто нам противостоял. На 1940 год население СССР - 196,7 миллиона человек, Германия и ее ближайшие сателлиты - 160 миллионов, всего на стороне Германии - 283 миллиона человек. Это, так сказать, первоначальные ресурсы, и ясно, что, имея подобную статистику, Германия была вправе рассчитывать на победу. Теперь относительно наших потерь, ибо приводятся цифры фантастические. Опять на основании документов, а не лукавых расчетов. В СССР было 93 млн. мужчин. Из них допризывного возраста - 30 млн. Мужчин в возрасте свыше 50 лет - 23 млн., призывного возраста - 40 млн., причем свыше 5 млн. получили бронь - железнодорожники, оборонка и прочее. За время войны было призвано в Красную армию 34,5 млн. Очень интересны цифры, связанные с пленом у врага и возвращением. Было взято в плен и пропало без вести 4 млн. 559 тыс. советских военнослужащих, вернулось 1 млн. 836,5 тыс., и около 200 тысяч эмигрировало в другие страны. В фашистских лагерях находилось 2 млн. 16 тысяч. Из них около 1 млн. встало опять в строй, 600 тысяч ушли в тыл для работы в промышленности. Вернувшись из плена, попало в «сталинские» лагеря 339 тыс. человек. Таких лагерей было 21. Основная цифра: наши безвозвратные потери 8 млн. 668 тыс. 400 человек. Это - погибшие в боях, пропавшие без вести, не вернувшиеся из плена, а также погибшие в результате несчастного случая. Санитарные потери - раненые, контуженные и обмороженные - 18 млн. человек. Но боюсь, что я тут мог и ошибиться - все брал на слух.
Из наших говорили В.П. Смирнов, я, А.М. Ревич, А.С. Орлов, и наш, кажется, выпускник, по крайней мере литературный человек и друг покойного Юрия Казакова, Юрий Николаевич Пахомов. В своих речах несколько выступающих ссылались на меня. Я же говорил о недостатках школы, о кампанейщине в нашей пропаганде, о принижении роли русского народа.
13 марта, суббота. В выходные можно себя не насиловать. Поэтому утром, не вставая с постели, взялся я за чтение нового романа Германа Садулаева и - как хорошо! А после, когда к двенадцати закончил и встал, на душе так славно, так возвышенно. Одно огорчает: после вчерашнего банкета на ВВЦ и домашней большой порции творога с кусочком яблока сахар опять 8,3 - это много. Но думаю, что это скорее от усталости, от того, что много пью якобы низкопроцентного молока и ем «обезжиренный» творог. Кто знает, как его обезжиривают, если он пользуется спросом, - не прямо ли в палатке, пользуясь только фломастером? Такое недоверие ко всей системе нашей торговли, лишившейся каких-либо норм и ГОСТов! Ах, как бы не помешать мелкому бизнесу! У мелкого бизнеса на рынке в палатках я вообще брезгую что-либо покупать, а если и беру, то с сомнением. Как выращена, с применением каких агротехнических норм и минеральных удобрений эта сочная зелень с Юга? Недавно узнал, что население Азербайджана составляет 7 миллионов человек, а в Москве азербайджанцев живет аж 3 миллиона! Ну, не буду больше об этом.
В общем, книга Садулаева о жизни Чечни в период с 1995-го по 1999-й. Сейчас это все как бы история, но по таким именам, известным всей стране, - Басаев, Масхадов, - как по вехам, я иду и по своей жизни, по всем неправдам, которые в меня вбили. У книги много достоинств.
Сразу же перепечатываю несколько цитат. Импульс, как всегда, дала литература.
«Задолго до Хрущева с его «кукурузацией» всей страны кукуруза стала царицей полей в Чечне. Это неприхотливый злак, очень простой в культивации - кукурузу можно сажать «под штык», просто забрасывая зерно под лопату. Чудесное растение - из одного зернышка вырастает несколько початков и стебель, которым можно кормить коров. Ничего не пропадает!
Чеченцы давно полюбили кукурузу. Вы помните, в той нашумевшей повести Анатолия Приставкина, злые чеченцы набили разорванный живот убитого маленького мальчика початками кукурузы - на, жри, сучий выродок, русское семя! Кошмарная сцена. Она всегда вызывала у нас отчаянные возражения. Папа говорит: нет, не могли чеченцы так поступить с ребенком…».
Следующая мысль, на которую я обратил внимание, просто напрямую, как говорится, корреспондируется с предыдущей. Начинается все с той же мысли о детях, но вот заканчивается еще одним поворотом литературного сюжета.
«…неслыханное дело, в Чечне появились беспризорные дети. Не русские беспризорники, уже свои, чеченские дети, которые никому не нужны…
Потому что не было и родственников? Или потому что родственникам самим нечего есть?..
Многие из них снова пойдут сыновьями полка и будут подрывать танки и бронетранспортеры на улицах Грозного, во вторую войну, как в первую.
Гавроши.
Я далек от романтизации этих мальчиков, сражающихся в войны и революции. Аркадий Гайдар и его сверстники в Гражданскую войну. Гитлерюгенд с фаустпатронами на улицах Берлина. Чеченские мальчики с гранатометами в подвалах».
Роман Садулаева полон удивительных наблюдений. Собственно они, а не трагическая любовная линия и составляют внутреннюю основу романа - точность взгляда - это металлическая конструкция, на которой и держится вся постройка. Вот еще несколько любопытных пассажей.
«Дорогой мой, мне надоели все эти ваши «воспоминания о войне». Меня тошнит от них. Какая война, о чем вы? Не было войны, как не было и мира, как не было и такого врага, такой страны - Ичкерия. Мне говорят, что у меня конфабуляции, что я грежу наяву, но я-то все помню и все знаю. Это вы галлюцинируете, вместе со всей Россией, вместе со всем миром.
«Я был на войне», «А ты был на войне?», «Он воевал во вторую чеченскую…»
Тошнит.
Послушаешь, так по России миллионы мужчин прошли через «войну» с «Чечней». Если не миллионы, то сотни тысяч. Где же и с кем они все воевали, родимые? Только в своих снах, со своими кошмарами. Некоторые теперь писатели, или журналисты, или вообще просто - мачо. И смотрят так, несколько свысока, мол, что они понимают - гражданские! Вот когда я был на войне…
Или во дворе - вышел недавно, навстречу пьяный, в стельку, - дай прикурить, брат! Дал. Мы, говорит, выпили, с товарищами фронтовыми, сам понимаешь… кто с этой войны нормальный пришел? Вот и пьем.
Да, пьют, и эти беседы: «когда мы были на войне…».
У меня в детстве был сосед, маленький мальчик, его потом убило бомбою, так вот, он говорил: когда я был большой, я ходил охотиться на волков!»
Заканчивается это весьма справедливое рассуждение следующим.
«Но ведь это не так, дорогие мои, вы все врете.
Было бы честно, было бы правильно, если бы вы рассказывали о себе: я служил в карательном отряде.
Но это не красиво, не романтично - девушки не будут ахать».
Теперь пассаж о милиции. Кстати, сам герой этого романа милиционер. И вот наступило время, когда их организацию решили, как теперь у нас и в остальной России, быстрой на изменения, модернизации, реконструкции и перестройки, переименовать. Стали думать о подходящей аббревиатуре.
«…как-нибудь вроде РОВД или РУВД. Но это было бы совсем как в России. А нашим ичкерийцам хотелось выпендриться. Вот и назвали мою контору - Шалинское управление полиции.
Мне это сразу не понравилось. Что же я теперь, полицай?
Я сидел в кабинете Лечи - теперь уже в своем кабинете, хоть и ненадолго, как окажется, - и делился своими переживаниями с Мусой Идиговым. Он хоть и шариатчик, и дурень смешной, но вроде в стукачестве не был замечен.
- Полиция, милиция - какая разница? Полиция - даже красивее. Как в американских фильмах, - говорил Муса.
- Эх ты, Муса! А еще мусульманин! Ты же знаешь, Америка - главный враг Ислама!
- Да, - вздохнул Идигов, - но фильмы хорошие! И в чем все-таки разница?
- Понимаешь, милиция - это как бы народное ополчение, это когда народ сам вооружается, чтобы охранять порядок. А полицейских вооружает государство, чтобы охранять государственный порядок и саму власть, в том числе от народа. Такая историческая разница. Понятно, что и в СССР милиции давно не было, была полиция. И в России, и у нас тоже. Но все равно, слова - они имеют свою силу, за ними традиция».
Самое поразительное, что после всего, что я о Чечне прочитал, именно эта книга создает ощущение последней инстанции. Какими декорациями после всего этого кажется «Асан» Владимира Маканина, который так торопливо завалили похвалами и премиями! Критикам, восторженно писавшим об этом романе, теперь надо долго отмываться.
В двенадцать часов позвонил С.П., у него в университете отменили какие-то занятия, он освободился: «Может, съездим к вам на дачу?» А почему бы и нет? Я принялся названивать Маше и Володе, нашим постоянным компаньонам. Холодная дача, баня, снег у ворот, неизвестно как еще пойдет машина. Без них будет трудно. Согласились.
14 марта, воскресенье. Невероятно хорошо выспался, хотя не так чтобы уж очень рано лег. Это, конечно, так действуют дачная тишина и свежий воздух. Кстати, колодец совершенно пустой, но когда я натаял снега, чтобы помыть посуду, вода оказалась совершенно чистой. Попробуй так сделать со снегом в Москве! Но с дачи торопился скорее в город, потому что вечером нужно идти в «Ленком», где я должен посмотреть «Вишневый сад». Какой это, интересно, по счету «Вишневый сад» в моей жизни - десятый, пятнадцатый, двадцатый? И каждый раз смотришь чеховскую пьесу как новую, пытаясь разгадать ее загадку. Попутно вспоминаю: именно по «Вишневому саду» я писал сочинение, поступая в МГУ.
Дорогу через снежные заносы по нашим участкам и скольжение по шоссе до Москвы пропускаю. Все пролетело довольно быстро, уложился в два с половиной часа. Но, видимо, падает давление, чувствую себя довольно слабо. Хотя, может быть, это связано с работой - и на дачу собираясь, смотрел деловые бумаги, и утром часа полтора просидел над рукописью. Перед поездкой в театр пришлось выпить кофе.
Когда еду без машины, на метро, по традиции покупаю в дорогу «Новую газету». Начал покупать ее после знакомства с Мурадовым, главным редактором «Новой», на одном из заседаний комиссии по жалобам на прессу. Здесь много обычного для оппозиционной газеты. Например, письмо в газету певца Лещенко, Он, видите ли, откликнулся на материал, напечатанный в одном из предыдущих номеров по поводу «мерседеса», который вез вице-президента «Лукойла» Анатолия Баркова. История известная - «мерседес» врезался в небольшую машину, где сидели две женщины-врача. Насмерть! Милиция «доказала», что вроде бы именно дамы выехали на встречную полосу. В это я никогда не поверю, это не в характере женщин, они почти всегда законопослушны. Но тому, что Лещенко, так сказать, не утерпел и «лизнул», заранее представив Анатолия Баркова невиновным, я поразился. В материале есть фраза: «Я часто выступаю перед нефтяниками, знаком не понаслышке с их нелегким трудом». У меня естественный вопрос: а в каком размере эти «нефтяники» выплачивают ему гонорары?
В «Ленкоме» давно не был. Еще раз поразился, какое это немыслимой красоты здание (бывшее здание Московского купеческого собрания. - Прим. ред. ), в каком находится образцовом порядке! На служебном входе - я ходил вместе с Леней Колпаковым - завлит спросила: не хотим ли мы попить чаю, она, дескать, откроет кабинет Марка Захарова. Мы, естественно, чаю не захотели.
Теперь сложное впечатление от спектакля. Наибольший эффект произвела декорация. Это огромная стеклянная стена, двигающаяся по сцене, чрезвычайно выразительная и запоминающаяся. Фрагмент старого барского дома Раневской. Довольно быстро во время действия вспомнил статью Г.А. Орехановой относительно Чехова в дни чеховского юбилея на ведущих сценах. Но, так сказать, неожиданная эротика в отношениях помещицы Раневской и молодого купца Ермолая Лопахина меня удивила меньше, чем то, как абсолютно скомкана и высмеяна вся линия Ани, дочери Раневской, и Пети Трофимова, которого Дмитрий Дизбрехт играет почти как идиота. Но все можно было бы еще оправдать, даже эту сомнительную концепцию, если бы Раневскую играла актриса с бульшим внутренним «дворянством» и обаянием, нежели у Александры Захаровой. Сюда бы Алису Фрейндлих или Татьяну Доронину! У спектакля есть, конечно, свой шарм, определенная целостность, но все это подается на каком-то экстатическом нерве, на кромке и под аккомпанемент визжащего еврейского оркестра - а хочется больше грусти, больше русского мечтания о свободной и трудовой жизни. Отдельно надо сказать о Фирсе, его играет легендарный Леонид Броневой. Здесь все раздроблено на крошечные эпизоды, сыгранные в манере собственного бенефиса. Публика неистовствует, Фирс, не спеша, говорит голосом бессмертного Мюллера.
В конце спектакля случилось совершенно мною непредвиденное, возник, я бы сказал, прием, почти грандиозный: стеклянная стена, которая во время действия ездила по сцене, раздвигалась и сдвигалась, вдруг по-настоящему рухнула, с пылью, со звоном разбитого стекла - конец имению, разрушение дома! Спектакль я видел еще и в прицеле Премии Москвы. У меня в этом году будет сложная ситуация: на премию выдвигается и спектакль Бородина «Берег утопии». В прошлом году Премию Москвы получил «ленкомовец» Александр Збруев, достаточно ординарно сыгравший в захаровском спектакле Гаева, и уже несколько раз получал эту премию коллектив А. Бородина.
Когда мы покидали театр, опять по тому же роскошному служебному проходу, видели спину Марка Захарова, заходящего к себе в кабинет: розовый затылок, седая голова, спина совершенно старого человека.
15 марта, понедельник.Единороссы дружно победили на региональных выборах. У коммунистов везде стабильно двадцать процентов, таким образом, они везде вторые, но все же в Иркутске с убедительным перевесом победили на выборах мэра. По этому поводу довольно долго говорил по радио «Эхо Москвы» заместитель Грызлова Володин.
Прочел в «Литературке» статью бывшего руководителя ельцинского телевидения и крупного комсомольского работника Олега Попцова, которую откладывал раньше. В ней удивительная смесь точных высказываний о сегодняшнем времени и неких реверансов в сторону нынешней власти. По поводу первого мне все время хотелось спросить у автора: а кто, интересно, помогал ельцинскому режиму доламывать все лучшее, что оставалось в советской системе, и так беззастенчиво ее хаять? А что касается второго, то создается впечатление, что Олегу Максимовичу, отстраненному от работы, душевно нелегко сидеть дома и так снова хочется во власть… Но, тем не менее, не могу пропустить несколько умных высказываний умного человека. Впрочем, это то, о чем много раз задумывался и я.
«Наша рассудочная философия упрощена до состояния абсурдности. Во всем виновато советское прошлое. Откуда неконкурентность нашей промышленности? Оттуда. Допустим. А как же ВПК, который вывел СССР на самые передовые позиции? Это что, происходило в другой стране, вне пределов социалистического развития? И не на государственных промышленных предприятиях? Значит, дело не в политической системе и форме собственности, а в наличии средств и уровня профессионализма в управлении. А там, где этих средств не было, не было и развития. Но подобные рассуждения тяготят, потому что лишают нас возможности оправдания ошибок, совершаемых ныне».
Боюсь, что здесь Олег Максимович все же несколько заблуждается: для нашей страны имеет значение и форма собственности, и политическая система. Но дальше он справедливо рассуждает о милиции.
«А вот состояние современной милиции вводить в реестр скверного советского наследия - по меньшей мере, заблуждение. Это вам скажет не только милиционер, отслуживший в те годы, но и любой гражданин, безопасность которого была гарантированной. Отсюда бренд тех далеких лет: «Моя милиция меня бережет».
Попробуйте сказать это о сегодняшней милиции - вас непременно сочтут умалишенным.
И коррупцию не впрессуешь в советские времена. Коррупционный бум - это на 95 процентов продукт развития страны за последние 20 лет».
Кстати, и коррупционный бум не сам по себе возник. Мы все за него ругаем и браним чиновников. Но разве не сама новая система - все разрешено, что не запрещено - его создала? Разве было запрещено кому-нибудь делать подарки? Коррупцию в страну ввел сам бизнес, который лелеяли господа бизнесмены и предприниматели, сами теперь от коррупции же и страдающие. Это как с кроликами в Австралии. Или что там колонисты туда ввезли?
Естественно, я не стану цитировать вторую часть текста, где Попцов прославляет статью Медведева «Россия, вперед!». Статью эту если еще не забыли, то через пару лет уж точно не вспомнят, как не вспомнят и о любом подобном документе. Но есть смысл посмотреть, что же представляет собой наше правительство, а значит и сам Медведев, вылетевший из того же гнезда.
«Социальное расслоение, которого достигло наше общество, не поддается никаким измерениям. Разрыв между богатыми и бедными материализуется цифрой, которая вызывает шок, - в 40-50 раз. А официальная статистика фиксирует - 17 раз.
И опять надоедливый вопрос: зачем мы себя обманываем? Нельзя преодолеть отставание, пребывая в придуманном мире. В России сегодня самая богатая власть. Ничего подобного нет ни в одном цивилизованном государстве. Там стараются разъединить власть и бизнес. У нас все наоборот. И депутаты, и чиновники побуждаемы одним стремлением - стать еще богаче».
16 марта, вторник.Не только я, оказывается, заметил героический поступок певца и кумира Лещенко, довольно иронично о нем по радио говорили и «эховцы». Певец - кто бы мог подумать - автор гимна знаменитой нефтяной компании!
В одиннадцать начал семинар Вишневской. Разбирали некое танцевально-драматическое действие, некое либретто, которое написал младший Лавровский. В качестве первоосновы здесь использованы проходящие сочинения Тонино Гуэро, сценариста фильмов Феллини. Поставит на сцене это, видимо, отец студента, когда-то знаменитый танцовщик. Если говорить о самом тексте, то тут, практически, одни лишь расширенные ремарки, потому что основное содержание, текстом не обеспеченное, будет выражено в танце. По своему принципу, которого я придерживаюсь еще со времен «Кругозора» - «не положить материал в корзину, а вынуть из нее», - стал я как-то вокруг этих «этюдов» фантазировать. Может быть, что-то младший Лавровский и напишет еще толковое.
В два часа следующий семинар - обсуждали пятнадцать страниц Маши Бессмертной, под названием «Северное сияние». Были отдельные критические замечания, но в целом замечательный материал - жизнь одной компании, современной «позолоченной молодежи». Для меня это еще и тест на сегодняшнее ее, молодежи, состояние.
17 марта, среда.Еще накануне по электронной почте пришла записка от В.А. Лукова, а с ней и прикрепленный файл со стенограммой моего выступления в Русском клубе. Стенограмму надо прочесть, выправить и отправить обратно. Все это, оказывается, распространяется через Интернет. Правка довольно большая, сразу же за нее взялся. Но пришло еще и занятное письмо от Анатолия Ливри. Я посылал ему цитату из «Литературки», касающуюся его старого противника, сына Набокова, который только что выпустил черновой вариант последнего романа отца, несмотря на то, что тот просил после своей смерти роман уничтожить. В письме Анатолия, среди многого, есть занятный пассаж о моей ученице. Но в дневнике я стремлюсь сохранить и все наиболее важное и интересное для литературы.
«После Вашего мэйла я купил «ЛГ» в цюрихском «Пинкусе» и с интересом прочел ее. Конечно, у Набокова-сына немало проблем, кажется, скорее психиатрического свойства: издатель «Лауры» (Бибиков?) сообщил моему московскому знакомцу, что Дмитрий Набоков не смеет, уже который год, возвращаться к себе в Швейцарию, потому что ему кто-то ляпнул, будто я его убью. Так и сидит в США, отказываясь лечить паранойю.
Надо, однако, признать, что г-н Мнацаканян по-журналистски излишествует, напирая, например, на «гитлеровскую партию». Это анахронизм: рассказ Лихберга, кстати, марбургского уроженца (мир тесен!), был опубликован в конце Первой мировой войны, да и не думаю, чтобы будущие идеологи национал-социализма были в восторге от педоманских фантазий. То есть и «Лауры» издавать не стоило, и несуразностей писать о ее авторе тоже. Хотя реакция Дмитрия Набокова на открытие профессора Маара, - это он разыскал в 2005 году немецкий рассказ «Лолита» (который Набоков, живший в Германии с 1923 по 1937, конечно, читал или, по крайней мере, слышал о нем), - столь же бескультурна и пошла: «Мой папа не мог копировать нациста!». Впрочем, я всегда сурово реагирую на пошлость, что не прибавляет мне друзей.
Что же о том, чтобы «не давать Ливри премий и не упоминать о работах Ливри», то история эта давняя, методы всем известны, а информация у всех на виду. Например, стоит журналу «Нева» опубликовать меня, как заместителя главного редактора Мелихова приглашают на конференцию в Сорбонну (билет + гостиница + питание) и обещают еще; стоит мне получить премию Книжного форума в Петербурге, как чету Виролайнен-Аверин (Пушкинский Дом, СПбУ) приглашают на такую же программу в Израиль (а у них сын инвалид - как отказаться? вот и делают уважаемые профессора подлость); Чупринина приглашают в Сорбонну, он возвращается и дает наказ Анне Кузнецовой: «не упоминать!», а заодно подчиненным передаются «тезисы из Сорбонны», которые надо выдавать, если вдруг заходит речь обо мне».
Я всегда предполагал, что мой друг Анатолий несколько преувеличивает командную роль французских славистов в мировом сообществе русской литературы и преподавания русского, но что-то в его рассуждениях есть серьезное. Почему в Германии не переведен «Марбург» - мой роман о знаменитом немецком городе? Этот роман можно ведь продавать в Марбурге в каждом табачном киоске! Занятно и соображение Ливри, вернее, замечание относительно взаимоотношений со «Знаменем». Анна Кузнецова, моя ученица, когда-то написала курсовую работу о чем-то, написанном мною. А как потом устроилась в «Знамя», как стала работать со своим разделом «Ни дня без книги», так уже ничего из того, что пишет ее бывший профессор, не замечает. В связи с этим я вспомнил маленькую белую собачку, которая всегда поднималась на задние лапы, когда ей говорили «служи!». Хорошо служит.
К двум часам, как и договаривались накануне, заехал в Скарятинский переулок, а потом вместе с Максимом Замшевым на его машине отправились в фонд имени Юрия Долгорукова. По инициативе Максима я оказался председателем жюри премии этого международного фонда. И фонд, и премия финансируются Московским правительством. Пока еду представляться руководителям фонда, а сам он располагается на Народной улице возле Таганки. Здесь когда-то жила с мужем моя двоюродная сестра Елена. Сколько с нею у меня связано! Мужики из фонда оказались довольно симпатичными людьми. Одного, директора, зовут Василий Евгеньевич Зуев, другого, видимо зама, Олег Вольдемарович Санин. Посидели за столом, поперебирали книги, наметили лауреатов. Здесь надо было учитывать и отзывы рецензентов и эхо из мест, где книга писалась. Оказалось, что премия эта имеет три, так сказать, «куста»: Украина, Молдавия, Приднестровье - первый, второй - Средняя Азия, третий - Прибалтика. Система конкурса такова: рейтинги по отзывам рецензентов, затем окончательное мнение членов жюри. Мне это не очень нравится, я все привык читать сам, рецензентам всегда во многом не доверяю. Но здесь надо было со всеми мириться, потому что книги прибывают буквально за несколько дней до заседания жюри. В жюри я попал, кажется, вместо Феликса Кузнецова.
В среду же неожиданное известие - мне присудили Горьковскую литературную премию. Не могу сказать, что рад самой премии, потому что к подобному уже несколько привык, да и к старости желаний стало меньше, но рад тому, что еще раз напоследок вылез из дыры забвения. В жюри Горьковского конкурса входили В. Толстой, П. Басинский, А. Варламов. Было всего десять прозаиков, но всерьез претендовал еще, кажется, только Миша Попов. Его мне, честно говоря, жалко.
18 марта, четверг.Утром во время завтрака вдруг услышал уверенный радиоголос, что-то говорящий о романах Александра Потемкина. Говорил голос спокойно, не уступая женщине-ведущей. Я еще подумал: ну кто же из критиков решится на подобный разговор? Тем более, что несколько месяцев назад по радио все время шла реклама, наверняка платная, нового потемкинского романа. Я специально дослушал передачу, чтобы узнать имя говоруна, - Роман Багдасаров. Что редакция по собственному желанию остановила свой взгляд на романе и пригласила критика - исключено. Эх, хорошо для писателя быть богатым!
Все утро сидел за компьютером и правил свой боевой текст на Русском клубе. Дело это оказалось трудоемким. Вот тут и начинаешь чувствовать разницу между устной речью, когда все можно иногда объяснить и дополнить интонацией и жестом, и речью письменной. Текст должен быть закован в смысл.
Был в институте. Когда ехал из дома, то на Комсомольском проспекте, на переходе, ведущем к МГПУ, вдруг увидел женщину, переходящую дорогу. Она была с лицом Вали - тот же приоткрытый рот, то же выражение лица. Я даже обернулся, рискуя потерять управление, потом вспомнил, о чем и не забывал, что в субботу у Вали день рождения.
19 марта, пятница.Я все раздумываю, в какое из трех мест, куда меня сегодня пригласили, мне идти. Во МХАТе на Тверском премьера спектакля по розовской пьесе, Светлана Николаевна Лакшина обсуждает книгу своего покойного мужа, а в Литмузее открывается выставка Маши, дочери Виктора Адольфовича Вольского. Скорее всего, пойду поддерживать молодежь.
Около пяти поехал в Литературный музей. Еще ночью было очень холодно, а к вечеру температура стала плюсовой. Сразу понял, что на машине ехать было нельзя. И не ошибся! В переулках и на самом Новом Арбате машины стояли длинными вереницами, проносились только чиновничьи кортежи, нагло светя своими мигалками.
Выставка оказалась интересной и сама по себе, и тем, что собрала много молодежи - Машиных друзей. Тут все несколько по-другому, нежели в писаниях моих студентов, изображающих тусовку столичных маргиналов. Две девочки замечательно играли на фортепиано. Все-таки, конечно, это была в основном еврейская молодежь, но такая замечательная.
20 марта, суббота.Утром дочитал «Шалинский рейд» Германа Садулаева. Конечно, это совершенно другая чеченская война, нежели та, которую мы видели по телевизору. В этом и значение книги - объем и иной ракурс. Садулаев, кажется, русский по матери, сохраняет видимость объективности, освещая позицию и «федералов», и чеченцев. Надо сказать и по отношению к войне, и по отношению к быту и те и другие хороши. Но книга, конечно, очень неоднозначна, иногда повествование переходит то в политический памфлет, то в репортаж. По обыкновению выписываю то, что как-то мне легло на душу.
«…И Масхадову нужны были деньги. Ичкерии больше не было. Государственных денег не было. Пенсии и пособия из России уже нельзя было взять и пустить на вооружение. Накоплено было совсем немного - вернее, совсем ничего. Оставался единственный источник финансирования - это братья мусульмане, экстремисты с Ближнего Востока. Значит, через Хаттаба. И полностью зависеть от арабских добровольцев.
Масхадову нужно было другое, дополнительное, альтернативное финансирование. Чтобы он мог показать: он тоже имеет влияние. У него самого есть ресурсы. Чеченская республика Ичкерия существует, а он - президент.
Таким источником могла стать помощь чеченской диаспоры в России и за рубежом. В первую войну это работало. Многие чеченские бизнесмены помогали деньгами, транспортом, даже сами закупали для чеченской армии оружие. Были целые структуры, работавшие на суверенную Ичкерию.
Хотя финансирование, которое, как говорят, организовывал один Борис Березовский, превосходило всю помощь сочувствующих чеченцев из России, вместе взятых. Теперь уже не было Березовского. Березовский был отодвинут. Но ведь чеченцы остались! И они должны сочувствовать борцам за свободу родной земли. И если не участвуют в Сопротивлении, то помогать материально.
…Таков был набор оснований и аргументов, с которыми я должен был вдохновить удачливых земляков на пожертвования в фонд сепаратизма и терроризма.
Не знаю, как у других моих коллег, но мои результаты были более чем скромными. Впрочем, думаю, и у остальных было, примерно, то же самое.
Никакого энтузиазма помогать борьбе за свободу в среде земляков мы не встретили…»
В два часа поехал на Донское кладбище. У нас на рынке возле метро купил десять замечательных тюльпанов почти фиолетового цвета. Так же как и зеленый, это - Валин цвет. Пока ехал на трамвае, вспоминал, как всякий раз в этот день я с утра начинал носиться, собирать на стол, а вчера я должен был бы делать заливного судака.
Колумбарий утопает в снегу. Все заметено почти до третьего яруса ниш. Мне показалось, что на фотографиях мама и дядя Федя смотрят куда-то вдаль, через мое правое плечо, а Валя смотрит точно мне в глаза.
Чуть не забыл: звонила Лена из Германии, она тоже помнит о дне рождения Вали. Ругала меня за антисемитизм, который она выискала в моих дневниках и даже в последнем романе. Я сначала оправдывался, а потом хохотал. Поздно вечером еще раз перезвонила и порекомендовала мне «Настольную книгу диабетика».
По Discovery смотрел передачу о медицине в Риме и в Греции.
21 марта, воскресенье.Вчера и сегодня утром читал работы на семинары. На прозу - Лику Чигиринскую, а на драматургию - Никиту Ворожцова. И там и там все очень неплохо. У Чигиринской за три последних года образовался свой стиль, а Никита - драматические этюды - упорно ищет форму и содержание. Но уже есть точность языка и интонации. В каком-то смысле ребята заложники времени - оно не дает простора для мысли, душит своим бытом. Именно поэтому у Чигиринской снова показана жизнь богатой девушки - это мы уже не раз на семинаре проходили.
Довольно долго колебался, ехать ли мне на «Апокриф» к Виктору Ерофееву, и все-таки поехал, а потом был рад. Передача посвящена литературным студиям. Главные гости - Игорь Волгин, у которого вышла книга его студийцев из «Луча», и Сергей Филатов. В слушателях и оппонентах Бершадский и еще несколько человек, кажется, наших бывших студентов - лица знакомые. Рядом со мной сидел Миша Елизаров, автор «Библиотекаря», недавно получивший Букера. Огромный, с длинными волосами парень. Я брал слово несколько раз и, конечно, не знаю, что теперь оставят. Но, по крайней мере, когда я рассказал о Лите и о студии МГУ, которую вел когда-то Павел Антокольский, на меня потом несколько раз ссылались. Все потихоньку дудели в свою дуду, кроме Елизарова, взорвавшего, наконец, мирную обстановку. Он говорил не о стайном писателе, а об одиночестве творца. Здесь мне спорить было ни к чему, я совершенно с ним внутренне согласился. С.А. Филатов немного говорил о сборе талантов в Липках. У них в прошедшем году было 450 заявок, а допустили они только 150 человек. Ну, это далеко не конкурс в Лите, у нас-то минимум 1 к 10 допускаются до вступительных экзаменов! Я не преминул заметить, что, когда открывается сбор в Липках, нам приходится отменять семинары - именно наши преподаватели ведут семинары там. У Филатова было еще одно знаменательное высказывание, я его записал. «Я вышел из политики, и мне важно было, чтобы молодежь узнала, что делается в стране».
Не обошлось и без небольшого курьеза. Перед передачей с нами, когда мы уже сидели на своих местах, долго говорил шеф-редактор Роман Семиновский, просто «накачивал», о чем бы ему хотелось, чтобы мы сказали. Я выступил и по этому поводу - такое со мной на телевидении случается впервые.
После передачи подвозил Елизарова к месту его работы - он продает книги в клубе «Гараж». Вот так, известный писатель - пять дней работает, чтобы два дня писать. Заодно увидел и знаменитые Бахметьевские гаражи, которые, оказывается, Ельцин безвозмездно передал хасидам. Теперь это помещение в аренде у какой-то из родственниц Березовского, которая крутит здесь культурные программы.
22 марта, понедельник. Весь день сидел дома и выходил только в «Перекресток». Написал несколько страниц в книгу о Вале, потом ремонтировал Дневник, читал и перечитывал тексты к семинару, а главное, начал писать один текст о космосе - для французов. В папке архивных материалов, привезенной мною с дачи, оказался просто клад. Как ни странно, все-таки взошли помидоры-черри, которые я посеял две недели назад.
23 марта, вторник. У меня ощущение, что несколько ожил семинар драматургии. Никита Ворожищев вроде бы собирался уходить в академку, но теперь сказал, что стало интересно на семинаре и он, пожалуй, все это отставит. По крайней мере, мне с драматургами интересно, они ходят в театр и ведут себя на семинаре теперь более активно. Плохо то, что сведения об Инне Люциановне приходят не самые утешительные. Как обычно, за полчаса провел заседание кафедры. На повестке отчеты за март, студенческий конкурс ко Дню Победы, сообщение Сидорова о Насте Клюкиной - в магистерской диссертации у нее нет творческого компонента, изменение в программах стандартов третьего поколения и сообщение Андрея Василевского о тенденциях в прозе.
Здесь Василевский отмечает как общую тенденцию, уже многократно отмеченную критиками, - распухание романа, нечеткую сюжетную линию. Я тут же добавил, что и в наших дипломах тоже растет объем, который не представляет собою художественной ценности. Однако вопреки всему названному, Андрей отмечает три больших произведения, вызывающих, несмотря на свои объемы, читательский интерес и интерес критики. Это, в первую очередь, книга Мариам Петросян - она пишет на русском - о детском доме. Книга Петросян будто бы засветилась еще на прошлой «Большой книге», но никаких премий не получила. В качестве второго примера Василевский приводит роман одной живущей за границей барышни (фамилию забыл), а в качестве третьего - «Шалинский рейд» Германа Садулаева, который я только что прочел.
Свой семинар провел я довольно быстро и определенно. Мои умненькие ребята без долгих словоблужданий выявили основные недостатки Лики Чигиринской - плохое знание ситуаций, о которых она пишет, погрешности вкуса, разбалансировка в характерах, неумение свести возрастные характеристики героев в единую систему, и ошибки стиля. Но в принципе, я вспоминаю, как эту девочку, не самую блестящую, мне не рекомендовали брать из-за каких-то еще и дополнительных характеристик, а я все же решился - и не ошибся. Она, конечно, сделала движение вперед.
Вечером читал «Литературную Россию», в которой много очень неровных материалов, и статью из Интернета Ольги Мартыновой «Загробные победы социализма». Эта статья была упомянута в литературном обзоре в «Знамени», принес ее мне - я как-то упомянул о ней на семинаре - мой студент Марк Максимов. Поразительно, но и статья Мартыновой, и статья в «Лит. России» некого Маркелова, за которой явно прослеживается псевдоним, упоминают о еврейской проблеме в литературе. На фоне недоумения, почему русская литература и рынок перестали интересоваться экспериментальной литературой, Мартынова и дает ряд интереснейших характеристик.
«И тут возникает практическое основание для возвращения литературы соцреализма: она сама по себе была массовой литературой с претензией на серьезность. Есть и субъективная сторона: на решающих позициях в этих концернах работают бывшие чиновники советской книготорговли; редакторы, успевшие послужить в советских издательствах; читатели, воспитанные советскими писателями. Эта литература им, скорее всего, искренне нравится».
Судя по всему, Мартынова живет за границей, в Германии, и все ее привязанности не на стороне глубинной русской литературы: «…каждый раз я узнавала этот стиль, тяжелое полуграмотное дыхание советских писателей типа Валентина Распутина и Юрия Бондарева». В соответствии с этим и со своими вкусами она и конструирует сдвинувшиеся читательские интересы. Но я продолжаю прерванную цитату, которая, покружив вокруг имен, устремляется к «любимой» проблеме.
«В ход были пущены советские знаменитости. Но на старой литературе не проживешь, читатель требует «современности». Появились новые «звезды», такие как (это только примеры, можно было бы назвать больше имен) Дмитрий Быков, разнообразный во взглядах, интересах и темах, но никогда не расстающийся с пафосом правоты - и своей собственной, и всего советского «образованного слоя». Или Людмила Улицкая, от «женской чернухи» перестроечного времени перешедшая сначала к «женской» чувствительной прозе, а в самое последнее время - к религиозно-нравоучительной беллетристике с антисемитским привкусом («Даниэль Штайн»)».
Какой удивительный нюх у Ольги Мартыновой! Просто так в огромной литературе не живется . Она продолжает.
"Стоп. Здесь необходимо маленькое отступление, не относящееся к делу, потому что имеет место поразительная разница контекстов, проявившаяся в реакциях на это мое совершенно безобидное замечание, относящееся к вполне заметному в романе высокомерию по отношению к верующим евреям и… вообще… Вот отрывок из предсмертного монолога героя: «Может, я слишком еврей? Я знаю лучше, чем другие? Нет, нет… Все-таки нет! ‹…› Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй…». А присочиненная к жизни умершего своей смертью прототипа гибель при нераскрытых обстоятельствах с намеками на ритуальное еврейское проклятие, встроенными в псевдодокументальную прозу типа Юлиана Семенова (помнит еще кто-нибудь?), слегка напоминает кровавый навет. Но, конечно же, реакции на мое замечание были в разы более антисемитскими по отношению к г-же Улицкой, чем вся ее полемика с иудаизмом. Очень неприятно также, что значительная часть откликов на мою статью сфокусировалась на этой реплике «в сторону», поскольку в данном случае меня не интересовали ни евреи, ни антисемиты - меня интересовала литература"». Так ли?
Статья Маркелова, названная «Есть ли у «толстых» журналов шанс выжить», помимо рассуждений на эту тему, ставшую актуальной, почти впервые формулирует и истинную основу литературной борьбы в отечественной словесности: «…необходимо незамедлительно приступить к решению «национального» вопроса в отечественной литературе. Противостояние условно «либерального» и условно «патриотического» лагерей на самом деле вуалирует куда более острую проблему сосуществования в едином языковом и общекультурном пространстве двух основных шовинизмов - еврейского и русского». Уж не знаю, можно ли это слово шовинизм употреблять в родительном падеже множественного числа, но по существу все довольно точно.
Выше в своей статье приводятся и некоторые другие очень точные наблюдения на эту тему.
«В момент наибольшей слабости государства, утратившего жесткий контроль над печатной продукцией (что хитроумно превозносилось заинтересованными силами как торжество «гласности» и «демократии»), в условиях тяжелейшего нокдауна государствообразующей нации, в искусстве, и в том числе в литературе, произошел тихий «еврейский реванш» - своеобразная расплата за десятилетия гонений, вынуждавших еврейскую интеллигенцию в СССР скрывать свою истинную национальность под русифицированными фамилиями и псевдонимами. Быстро сплотившись в новых реалиях, литературные деятели еврейской диаспоры в России попытались выдавить из профессиональной среды писателей коренной национальности. Гораздо более невыносимую форму приняла русская националистическая периодика, сформированная частью «литературных изгоев». Реакцией на скрытую русофобию стала в большинстве случаев весьма откровенно подаваемая юдофобия (в сочетании с агрессивным прославлением всего русского, православно-славянского, имперского и т.д.) на страницах так называемых патриотических изданий».
25 марта, четверг.Я все-таки иногда умею собраться и работать интенсивно. Но ум у меня не быстрый, я люблю обтачивать некоторые вещи, чтобы появился новый смысл. Утром снова сел за статью о космосе и удивился тому, что текст этот приобретает бульшую объемность, чем я задумывал. Воспользовался я и советом Мариэтты Омаровны, рекомендовавшей мне попробовать написать об инструменте цензуры в советское время. Это как раз прекрасно получается на таком материале. Дополнительный смысл. Я, честно говоря, не ожидал, что в своем архиве найду что-либо о космосе, а когда нашел, то удивился, как много мне удалось сохранить. Кроме номера «Кругозора» в папке оказались и правленая цензурой передача, которую на основе «Кругозора» я делал для «Маяка». Кстати, нашел я и еще один ход: выделил разными шрифтами то, что цензура требовала исключить категорически, то, что она подчеркивала и требовала согласовать, и то, наконец, что без нее, по своему разумению резало само умное радионачальство .
В три часа начался ученый совет. Отчет Л.М. Царевой об экономической деятельности был не случаен. Судя по всему, президентский грант к зарплате не придет, и надо было перекрыть невыгодное впечатление бывшими успехами. Президентский грант, уже вроде выданный и через казначейство переведенный, поступил в Министерство, а потом в Агентство, но вдруг Агентство упразднили. Сами по себе эти рокировочки знаменательны: сперва создают Агентства, которым дают, как клопам, напиться живой крови, а потом, когда дело не идет, возвращают все к советской или даже царской модели, отработанной десятками лет управления. Но вернемся к литинститутским деньгам. Министерство теперь снова реорганизуется. Деньги, наверное, не пропадут, их, видимо, опять вернут в Казначейство, а уже затем, через несколько месяцев, доплывут они и до наших берегов. Л.М. все это хорошо объяснила, что, однако, не помешало мне, как опытному бюрократу, привыкшему играть с системой, бросить реплику: «За своими деньгами всегда следует наблюдать!» Две ассистентки Царевой, Ирина Алексеевна и Зоя Михайловна, встрепенулись. Делают они это до неприличия подобострастно. А кого вы, дескать, С.Н., имеете в виду?
- Я имею в виду ректора и Людмилу Михайловну.
Кстати, подобные реплики не портят моих отношений ни с Л.М., ни, тем более, с ректором. Так что зря, девы, стараетесь.
Что касается общей ситуации с деньгами, то по сравнению с прошлым годом фонд зарплаты уменьшится. Уменьшается он в связи с общими внутренними веяниями - чиновники для извлечения собственных доходов придумывают ежегодно что-то новенькое. Меньше будет и денег от аренды. Видимо, не так уж велики и доходы от разнообразных курсов. Я недаром, когда Л.М. проговаривала годовые цифры, связанные с курсами, спросил: «Это цифры прибыли или дохода?»
- Прибыль, Сергей Николаевич…
- Я знаю, что такое прибыль.
Потом утверждали план институтских изданий на 2010 год. Когда дошли до моих «Дневников ректора» за 2004 год, то, как обычно, не сдержавшись, бедный Ю.И. Минералов пробурчал: «Можно издать мою переписку с тещей!». Я на это совершенно спокойно ответил: дескать, издал ведь Василевский записки своей матери - и это оказалось явлением литературы.
Неугомонная З.М. здесь сказала что-то о стихах самого Василевского, дескать, а сам-то каков…
В шестом часу был дома, еще посидел за компьютером над статьей о космосе и поехал на вокзал.
26 марта, пятница. Несмотря на беспокойную ночь, проснулся довольно рано. Вот и Киев, мост через Днепр. Встречают, кажется, люди из посольства. По крайней мере, транспорт посольский. Поселили в гостинице на Крещатике, которая раньше называлась «Москва», мы с Валей здесь останавливались. Теперь гостиница эта называется «Украина», номера неплохие, но в ванных комнатах по-прежнему явлена бедность московских окраин.
В три часа повели обедать в находящийся здесь же на площади Дом профсоюзов. Обед был простой, но по-украински обильный. Очень вкусно, с привкусом национального пренебрежения собственным здоровьем и стройностью. Пишу об этом потому, что и сам оскоромился, всего попробовал понемножку. На закуску: селедка, кусок ветчины, немножко домашней колбасы, горка капустного салата. Потом украинский борщ с мелко нарезанным буряком, сметаной и пампушками. Потом кусок жареной свинины с рисом. Был еще компот и булочки с маком, на которых я и сорвался. Вернулся в гостиницу, поплутав в подземных переходах Майдана Незалежности.
Собственно, здесь первый и быстрый взгляд на город. С одной стороны, в центре больше старых зданий, чем в Москве, и энергетика здесь не такая дьявольская, нежели в столице нашей Родины, с другой - ощущение временной декорации, будто создатель этой красоты не уверен, что она долго простоит. На самом майдане нелепая римская колонна с какой-то символической фигурой наверху. Слишком много символов! Когда-то здесь стоял Ленин. Опытные люди знают, что памятники, поставленные на месте, где когда-то стояли другие кумиры, долго не держатся. Тем не менее, здесь есть похожесть на римский Форум, да и солнце здесь другое, не московское. Органичнее смотрятся стеклянные «прыщи», которые, по примеру Москвы, киевляне высадили у себя на майдане. И все же, и все же - вот он, имперский стиль великой страны: лучшее и заметное в городе - это здания советской или царской постройки.
Днем после обеда не пошел на прогулку по городу, а продолжал читать рукопись Толи Королева о романе Булгакова. Самое интересное в ней - попытка вскрытия всех библейских аллюзий. Королев делает это со студенческим энтузиазмом и любовью к терминологии недавнего выпускника филфака. Впрочем, так оно и есть, работа писалась двадцать лет назад. Иногда в своем взыскующем поиске Толя заходит так далеко, что это начинает уже отдавать кощунством. Тут есть что-то нерусское, и мне становится жутковато. Обязательно попрошу его смягчить некоторые места.
Поблаженствовать с Толиным текстом мне довелось не долго. В три часа уехали на встречу только что прилетевшего Платонова с представителями русской общины. Проходило все это на Подоле, в новеньком Русском центре. Что-то мне удалось застенографировать на карманном компьютере. На встрече и пресс-конференции присутствовало человек пятьдесят. Каждый выступающий представлялся. Я записывал с пропусками и почти без титулов.
Начало, посвященное политической риторике, выпускаю.
Первый вопрос - о плохом состоянии храма, в котором покоятся останки князя Юрия Долгорукова. Украина на реставрацию денег выделить не может. Не поможет ли Москва?
Платонов: «Не знаю, выделим ли, но вопрос будет поставлен».
Видимо, Платонову эта проблема известна, но здесь есть некоторое сомнение в подлинности княжеских останков. Пропускаю разговор об анализах ДНК.
Вопрос от объединения «Русь». У них юбилей - хотелось бы от Москвы неких почетных грамот и российских книг.
Ответ пропускаю целиком, он очевиден.
Вопрос с оттенком рассказа. Ассоциация преподавателей русского языка и литературы. В Киеве на пятьсот школ с преподаванием на украинском языке приходится только шесть школ, где преподавание ведется на русском! С 1991 года на Украине не издаются книги русских классиков, которые все еще входят в школьную программу.
Ответ тоже очевиден.
Вопрос с обстоятельствами истории. На Украине не сохраняются памятники, связанные с русской историей. В частности, памятники знаменитым участникам Бородинской битвы. Пожилой человек, который держит слово, фамилий не называет. Но говорит о некоем адъютанте Кутузова. Говорит также о неравенстве в сохранении памятников деятелям нашей общей истории. На стенах Киево-Могилянской академии огромная мемориальная доска, посвященная философу Сковороде, и крошечная «досточка», посвященная Ломоносову, который тоже в этой академии учился.
Ответ у меня не сохранился, но что-то дельное Платонов все же ответил. Вообще в его ответах была уверенность и знание материала. Чувствовалось также, что все это московскому правительству интересно и подходы к подобным вопросам прорабатывались.
Вопрос: планируется ли открыть в Киеве Дом Москвы?
Ответ: «У нас есть свой московский закон о работе с соотечественниками, мы делаем все что можем. Но в Киеве уже есть неплохой Дом России».
Вопрос о позиции Дома Украины в Москве - там, дескать, все время выполняется программа негативная правительству.
Здесь Платонов начал большую речь о новом составе депутатов в Думе. В этом составе только две фракции - «Единая Россия» и коммунисты. Последних всего три человека. Но все разногласия утихают, когда речь идет о городе. Надо заметить, что в маленькой делегации, которую с собой Платонов привез на встречу с киевлянами и их городскими депутатами, один парень был коммунистом.
Заведующий отделом культуры «Рабочей газеты» говорит о том, что в Киев постоянно приезжают крупные артисты из Москвы. Все они дают пресс-конференции, мы, журналисты, о них стараемся писать, но мы не можем попасть к ним на спектакли. В частности, говорил он Жене Миронове. На пресс-конференции Миронов якобы сказал журналистам: «Встретимся вечером». Но билеты на его спектакли стоят от пяти до восьми тысяч гривен! Это от полутора почти до трех тысяч рублей.
В ответ Платонов пообещал воздействовать на московские театры.
Самый острый вопрос задал, конечно, Ефим Гофман - критик, публицист. О портретах Сталина в Москве во время празднования Дня Победы.
Платонов свой ответ начал с того, что есть, дескать, подмонтированная ялтинская фотография, на которой ветераны войны - Рузвельт и Черчилль, а Сталина нет. Чья это победа? Подробно и точно Платонов разъяснил, что к празднику будет изготовлено две тысячи рекламных щитов, всего на десяти из которых воспроизведут плакаты военной поры с изображением Сталина.
В моем компьютере в этом месте стенограммы есть интересное и правильное определение - не помню, кто его дал: русское общество - это люди, которые любят русскую культуру и русскую историю.
В заключение пресс-конференции, после того как Валера Иванов-Таганский произнес пламенную речь о немыслимых достоинствах председателя нашего московского парламента, выяснилось, что у Платонова есть премия - «самого нескандального политика». Дальше было интересно: «Я обязан этим маме и московской коммунальной квартире, в которой жил много лет».
Теперь наступает, как я думал, последний акт моей киевской деятельности - оттрясти кудрями на вручении премии. Вручение состоялось опять на майдане - в зале филармонии. Мне кажется, что в этом же здании находится и местная национальная Академия музыки. Здание советской постройки, скорее театральное, нежели филармоническое. Довольно большой зал с амфитеатром и двумя ярусами. Зал этот был полон, но много присутствовало ребят и девушек в форме - курсанты налоговой академии. И конечно, пожилые люди - все те, кому не хотелось уступать русский язык и русскую культуру в стране, где эта культура и язык начинались. Старые шляпки, ношеные кофточки, вышедшие из моды туфельки…
Церемония пролетела довольно быстро. Представили наше очень неполное жюри, потом на сцену вызвали Платонова. Зурабова, к моему крайнему разочарованию, не было, он, полагаю, сопровождал приехавшего позавчера в Москву премьер-министра Украины. Был его советник по фамилии Лапшонок. Все, естественно, высказывались. Потом вызвали Максима Замшева и меня. Я должен был сказать небольшую речь. Не так чтобы готовился, но кое-что сумел сплести. В частности, памятуя о мысли Платонова, что в политике ценится то, что политики принесли и оставили после себя, и, глядя на московский памятник Юрию Долгорукому, огромное изображение которого висело над сценой, я начал с того, как мальчиком наблюдал за копкой фундамента под этот памятник. Сказал о черной материковой земле, по которой ходили наши предки… Пришел князь из Киева, политик, и вот оставил после себя след… Потом опять я вспомнил Киев, русский язык, мемориальную «досточку», прикрепленную на стене Киево-Могилянской академии. И близко к тексту пересказал знаменитую цитату Ломоносова о русском языке.
Когда все премии и дипломы были вручены, состоялся концерт - пели, играли. В основном местная молодежь. В программе русская классика и Верди. Хорошие, чуть неуклюжие, голоса; понравился, по большому счету, лишь парень с занятной фамилией Пальчиков. Но буквально потрясли меня ребята и певица, которые ехали со мною из Москвы в поезде. Певица оказалась очень известной Надеждой Кадышевой. Задним числом я вспомнил, что весной она проходила на звание народной артистки России через экспертный совет и не прошла. Ах, если бы я прежде слышал, как она поет и как заводит зал! А ребята - они все балалаечники и лишь один из них, Дима, аккордеонист, - оказались виртуозами высшей пробы. Они трое ехали со мною в одном купе, и я еще тогда понял, кто-то из них в Гнесинке преподает. Теперь выяснилось, что аккордеонист Дима там заведует кафедрой народных инструментов.
Вечером было два фуршета. Один, когда провожали Платонова, прямо в филармонии. Здесь все было почище и поизысканней, здесь были московские и киевские депутаты и неизменное украшение любого украинского праздника - сановные казаки. Кстати, во время цветастых речей кто-то из украинских депутатов процитировал что-то из моей небольшой речи. Другой фуршет был поскромнее, в столовой дворца профсоюзов - но все равно, хотя и побывала на нем половина Киева, кормили хорошо.
27 марта, суббота. Весьма скромный завтрак в гостиничном ресторане. Есть какие-то моменты, когда на Украине тебя не могут не надуть или обокрасть. Через тончайшие листики сыра просвечивало металлическое дно подноса, в блюде, как осажденная крепость, стояла крошечная кучка творога, но все искупали собой вареные яйца и два совершенно роскошных омлета!
До запланированного похода к писателям мы с Николаем Переясловым совершили замечательную прогулку по городу: Софийский собор, бульвар над Днепром. Спустились снова вниз на площадь Незалежности. Все-таки Киев - один из самых красивых городов мира! Но это город богатых людей - все это их дома и их ландшафты. Особенно показателен Киевский вокзал. Впрочем, сначала надо пересказать одну историю, которую поведал мне главный редактор «Дружбы народов» Александр Эбонаидзе. Если коротко, то одна гражданочка в троллейбусе, интересуясь, кто выходит перед ней, объявила: «Господа плебеи, кто выходит на следующей?» Город, конечно, сделан для господ, но господа плебеи тоже могут пользоваться. Вот и на вокзале - большой и просторный зал ожидания на втором этаже. С первого этажа отправляются только литерные, почти правительственные поезда. А вот попробуй инвалид пропереться на второй этаж с вещами! Даже мне это сделать тяжело. Поставлены два эскалатора. Два. Но оба, которые должны были бы по идее обслуживать господ плебеев, не работают, висит на них, всех попугивая, тяжелая с замком цепь.
Из гостиницы - это рядом - нас троих, Василенко, Эбонаидзе и меня, повели в Союз писателей Украины. Вчерашний лауреат Анатолий Исаакович Крым устроил там что-то вроде утреннего приема. Коньяк, кофе, печенье, мандарины. Но главным подарком был особняк Союза, который им отдал, шутили украинские письменники, Н.С. Хрущев вместе с Крымом. Лепнина по стенам и на потолке, роскошные изразцовые печи и камины, стильная, массивная и, видимо сохранившаяся еще с дореволюционных времен, мебель. По стилю этот дом напомнил мне дом Набокова в Петербурге, где сейчас помещается Союз композиторов. Построен особняк - писатели знают о доме лишь в самых общих чертах - в конце XIX века и сначала в нем размещался губернатор Трепов, по-видимому, тот самый, а потом дом купил сахарозаводчик Либензон. По словам одного из гостей, в одном из флигелей была даже устроена когда-то домашняя синагога с раздвижной крышей - чтобы богу было слышнее.
Разговоры велись о творческих союзах, и у меня сложилось ощущение, что на Украине с положением писателя все обстоит несколько легче и проще. По крайней мере, особняк этот - писательская собственность. Славно так с часок поговорили, но все же основное для меня: перемолвился с редактором «Радуги», который обещал вроде бы перепечатать «Твербуль», и с редактором одного странного журнала, выходящего на трех языках: русском, украинском и немецком. Я, конечно, тут же вспомнил о «Марбурге». Издание это, естественно, распространяется и в Германии. Занятно, что журнал выходит в Каневе, где похоронен Тарас Шевченко.
Последнее, что скорее вписываю, нежели, как положено, органически вплетаю: два наших русских знаменитых деятеля, усатый Киселев, который блистал во время перестройки на НТВ, и неотразимый затейник Савик Шустер, теперь регулярно ведут свои программы в стольном граде Киеве, расположившись в местном эфире, как у себя дома. Не пропали!
28 марта, воскресенье. В семь часов утра был уже дома, в Москве, часок доспал и принялся приводить в порядок Дневник. В электронном ящике скопились: материал к семинару Антона Яковлева, письмо Анатолия Ливри. На этот раз мы с последним занялись моей бывшей ученицей Анной Кузнецовой. Толя вспомнил о ней в предыдущем своем письме, а я рассказал, что Аня писала обо мне работу, когда училась, но затем, перейдя в «Знамя», не проронила больше ни слова, будто бы я уже умер. Так уж сошлось, что у нас обоих есть о ней сведения. Несколько наивный и упертый на особом к нему отношении прессы Анатолий приводил мне примеры до тех пор, пока я в это не поверил, хотя сам нахожусь практически в том же положении. И вот - новое письмишко. «Вклеиваю» его в мои записки, так обруганные Ю.И. Минераловым.
«Отвечаю Вам сразу, потому что тема, которую Вы затронули, вдруг стала актуальнейшей в Париже.
У меня же лично к этим «людям» (славистам) презрение необычайное: проституируя родной язык в университетах, они вынуждены играть еще и роль «ученых», конечно, измываясь над наукой. В действиях их, однако, имеется и та капля комедии, когда, объединяясь в свору, пошляки начинают грызться меж собой и, завязнув в этих «разборках», приходят к странному результату, а именно, начинают воспринимать свою «принадлежность к науке» всерьез. Тут-то они и могут стать персонажами произведения.
Что же произошло в Париже? Моя литагентка (очень деловая русская дама) месяц назад выступила по радио «Соurtoisie», рассказав обо всех моих «происшествиях» в прямом эфире. Наши «друзья» - которые все слушают - тотчас позвонили туда, чтобы передачу прекратить. Их же проявления недовольства, без всякого уважения к их положению, записали. А на прошлой неделе агентка - следуя, наверное, принципу «лечить подобное подобным», - устроила конференцию в Польше, в Освенциме, собрав в этом «святом месте» кого надо и рассказав, как все это используется славистами в личных целях, да еще и прокрутив пленку записи угроз на радио от лица славистов Сорбонны. Давно так в Освенциме, видно, не развлекались.
Все это, конечно, вернулось бумерангом в Париж, в Президиум Сорбонны, и будет зачитано на «Саnаl Academie».
Будет любопытно сделать следующее: если Вы напишете пару строк о моей прозе или поэзии для любой российской газеты (журнала), а потом мы проследили бы за цепной реакцией, как эту рецензию будут выкидывать в помойку, вежливо отказываться от публикации. И затем мы проанализировали бы случившееся.
Ведь в России следят за всем, отчетливо сознавая, о ком можно писать, а о ком запрещается. Между «деловыми людьми» все говорится откровенно: в России кризис, и если, например, Анна Кузнецова (которую Вы знаете лично, а я - нет) напишет обо мне, то она потеряет зарплату, как она откровенно сообщила моей агентке. Ее мэйл разошелся всем через мою агентку; шлю его Вам.
Всего наилучшего, Анатолий»
Дальше шла цитата из письма моей ученицы.
«Я тоже пережила кризис успешно - на одной из моих работ всех уволили, а мне дали еще одну зарплату - именно потому, что я разбираюсь, о ком писать, а о ком не стоит».
Стоило ли учиться у того, о ком не стоит писать, или так ее потом уже научили?
По возвращении нашел в электронном ящике еще и вырезку из статьи Оли Шервуд, которая всегда в «Санкт-Петербургских ведомостях» писала о Гатчинском фестивале. Я поменяю местами два абзаца, которые меня заинтересовали в ее статье. Текст, кстати, был опубликован до начала фестиваля.
Абзац первый. «Ну да что греха таить - Гатчинскому фестивалю до сих пор не удалось окончательно определиться, как стать по-настоящему профессиональным. Он все еще переживает смену команды (в этом году свое же детище окончательно оставил писатель Сергей Есин), корректирует позиции, регламент и прочее. Тем не менее, такое мероприятие, очевидно, нужно городу и области, раз они его поддерживают».
Абзац второй свидетельствует о том, что когда-то уникальный фестиваль превращается в обычное коммерческое киношное производство. «Вот уж действительно нелегкая работа предстоит основному жюри под руководством Дмитрия Месхиева. А также ныне учрежденному литературному жюри во главе с прозаиком Еленой Чижовой. Кстати, они оба высказались в том смысле, что литература - всего лишь часть фильма, следовательно, оценивать они будут, прежде всего, фильм как таковой, а вовсе не то, как в нем проявились дух и буква литературного произведения. Вопрос, как говорится, интересный, ибо тогда непонятно, чем именно этот киносмотр отличается от всех прочих».
29 марта, понедельник. Ужасный день - утром на моей линии метро было совершено два теракта. Я услышал об этом буквально через несколько минут - радио у меня включено почти постоянно. И тут же обожгла мысль, что С.П. наверняка ехал на работу по этой же линии. Насилу дозвонился до него. С.П. сказал, что проехал «Лубянку» за пять минут до взрыва. Радио почти постоянно, отменив все программы, кроме рекламы, говорило об этих взрывах. Уже к часу дня набралось чуть ли не 35 жертв, к ночи их количество выросло до 39. После обеда, кажется, спускался в метро Медведев, еще позже передали его грозный наказ усилить борьбу с терроризмом. Потом сообщили, что в завале тел нашли останки двух женщин и установили, что, судя по всему, они шахидки. Прессе сегодня действительно было о чем писать и говорить. Вертолеты спускались на Садовое кольцо, москвичи проявляли выдержку и героизм. По радио голоса порхали по верхам, пока не пришла Юлия Латынина и не сказала несколько очень интересных вещей. Главное: это не обязательно, как постоянно в Москве думают, чеченцы. Латынина привела убедительные примеры, а потом выдвинула версию, что это или акт возмездия за смерть Саида Бурятского, или месть за смерть другого, но тоже не чеченского боевика Астемирова. Одновременно с этой версией Латынина вообще нарисовала очень убедительную картину положения на Кавказе, в частности, террористической борьбы, которая идет там все время. А мы кричим и страдаем, только когда дело касается Москвы. Весь день я был под впечатлением этого события.
Готовился к семинарам и до глубокой ночи конструировал очерк про Гагарина. Перерыв часа на полтора сделал лишь в шесть - ради Вили Люкеля, приехавшего в Россию мужа Барбары из Марбурга. Он, как обычно в это время года, в Москве, на курсах преподавателей русского языка. Барбара, к счастью, уже ходит. Вспомнили былые дни и наших общих знакомых. Вилли я накормил супом и мясом, которое поджарил на новом аэрогриле.
30 марта, вторник. Утром ехал в институт, на повороте с путепровода на Садовое кольцо, возле радиальной станции метро, стоит автомобиль телевидения - доснимают вчерашнее. И у вестибюля станции «Парк культуры» - целая толпа изнывающих без дела милиционеров. Рыцари вчерашнего дня. Занятно, что уже после семинара у драматургов, когда мы обедали с Мишей Стояновским, он рассказал, что сегодня, когда ехал на работу, внизу, на станциях, не заметил ни одного милиционера, все тусовались только на улице. От Миши узнал я и еще одну удивительную подробность. Ежедневно с Северного Кавказа, оказывается, в Москву приходит от восьмидесяти до ста автобусов с пассажирами. Автобусы не досматриваются, пассажиры не проверяются. В газетах уже не без иронии объявляют цифру 726 миллиардов 844 миллиона 703,7 тысячи рублей, которые Россия тратит на «национальную безопасность и правоохранительную деятельность».
Провел, как и обычно за последнее время, два семинара. К концу дня устал страшно. С Вилли, который сегодня был у ректора, передал Барбаре небольшой подарок - свою книжку переписки с Марком Авербухом и всю в золоте праздничную водку. Последнюю пусть Барбара поставит на стол, пируя с друзьями. Ей уже семьдесят.
Как ни странно, материал Антона Яковлева семинар принял почти единогласно. Мне он тоже понравился, лишь бы мальчик весь не ушел в бытописание студенческой пьяной жизни.
Лег рано, по радио говорили о провале наших спецслужб, которые должны были бы предотвращать подобные взрывы. Приводились в пример порядки в лондонском метро. Надо сказать, что задним числом, по еще теплым следам наши спецслужбы работают споро и оперативно. Версия о двух шахидках обрастает новыми подробностями. Уже по видеосъемке обнаружено, где они сели - на Юго-Западной, - и что сопровождали их две женщины более старшего возраста и мужчина славянской внешности. Другой раз было сказано, что одна из них прямо на платформе совершила намаз. Уже есть и везде висят фотороботы. Нет только прямых доказательств этих складных историй.
31 марта, среда. Сегодня в шесть часов состоится вручение Горьковской литпремии. В номинации прозы - «Фома Гордеев» - кое-что достанется мне. Весь день я об этом думал, расхолаживался, кормил себя, лежал, ходил на улицу и лишь привел в порядок очерк о Гагарине, который завтра понесу сдавать Тарасову. Он у нас здесь координатор. Кажется, должен написать что-то подобное еще и Королев. Вот так время подошло к пяти, когда надо было ехать. По случаю этого маленького праздника моего честолюбия, хотя с утра настроение было не мажорное, решил устроить премьеру своего нового костюма, купленного в Дублине. Удивительно, как уверенно и хорошо чувствуешь себя в добротных и по мерке приобретенных не случайных вещах!
Ехал не торопясь и, естественно, вышел на станции метро «Парк культуры». Именно здесь вчера произошел теракт. Сейчас уже тридцать девять человек погибших и около восьмидесяти раненых и контуженых. Надо сказать, что для москвичей этот теракт оказался сильнейшим потрясением, каждый почувствовал себя потенциальной жертвой. На станции установлены два стола, заваленных цветами. Здесь же зажжены свечи, я не люблю это название - «поминальные».
Премию, как и в прошлый год, вручали в фонде, которым руководит Людмила Путина. Фонд помещается на Воздвиженке, в обычном старом доме, выпотрошенном и внутри превращенном в нечто удобосовременное, где есть и довольно большой зал, и буфет и, видимо, кабинеты и все что надо для конторской работы. Народу было много, лица знакомые, в том числе и Светлана Василенко, которая несколько лет назад тоже, как и я в этом году, получила «Фому Гордеева». Позже мы с нею вместе сфотографировались - «Два Фомы». С моей стороны я пригласил на это вручение А.Ф. Киселева, Н.Е. Рудомазину, которая мою книгу редактировала, И.Л. Андреева. Я знал, кстати, что Александр Федотович Киселев дружит с Путиной. Были еще С.П., Сережа Федякин, с которым мы работаем в институте, Максим Лаврентьев и Алиса Ганиева с целым ворохом знаменитых литературных девушек - Пустовой, Погорелой и какими-то еще другими.
Должен сказать, что в этом году, по сравнению с прошлым, вся церемония прошла и серьезней, и интересней. Вел, как и обычно, Александр Гордон. Здесь же был и его отец Гарри Борисович - поэт и прозаик. С обоими я познакомился еще в Гатчине. Здесь особо надо говорить об интонации, с которой начал Алексей Варламов, вместо ожидаемого Юры Полякова возглавлявший жюри в прошлом году. Но перед ним достаточно серьезно говорила Людмила Путина - о писателе и о выборе им пути. Здесь можно было придираться к не слишком ловким формулировкам, но главными были искренность и готовность к самостоятельному и сложному мышлению. На этот раз каждый член жюри, вручавший премию в той или иной номинации, произнес довольно толковую речь. Была и «загадка» для публики - зачитывались «вехи» биографии лауреата, и гости должны были отгадывать его. А потом - диплом, поцелуи, медаль, конверт с «загадочным», речь члена жюри и ответная речь. Голова в тот момент у меня была совершенно пустая, проскальзывали только некие импульсы, кого надо бы поблагодарить. Жюри небольшое: Алексей Варламов, Павел Басинский, Алексей Налепин и Владимир Толстой. Соответственно, награжденные: поэт Леонович, кажется я с ним знаком, живет в Костромском крае, наш выпускник поэт Игорь Маламед, критик Сергей Беляков и я. О каждом были сказаны определенные слова. Так, основным посылом в речи Варламова обо мне было то, что он за жизнь начитался дневников и мемуаров - это вполне естественно, столько он написал биографий! А дальше говорил он, что это было неспокойное чтение, что он возмущался, спорил с автором, возражал ему… В конце речи Алексей вспомнил тезис Басинского: «Боюсь, что нашу нынешнюю литературу потомки будут судить по дневникам Есина».
В ответной речи у меня было несколько тезисов. Я вспомнил о Горьком, которого последние двадцать лет все время пытались оттеснить из первого ряда писателей, а на его место поставить малых классиков Серебряного века. Но Горький стоит, а малые классики комфортно разместились за его спиной. Потом я - в основном потому, что вдруг заметил в зале Игоря Шайтанова - заговорил о наших больших премиях, которые почти всегда бьют мимо цели, и сказал, что, возможно, вехами литературы будущего станут произведения не больших премий, а именно малых, какой является и Горьковская премия.
Мне показалось, что сидящая в первом ряду Путина и расположившаяся рядом с ней Людмила Карханина мне кивнули. Потом, испытывая какую-то невероятную потребность, начал вспоминать и Галю Кострову, пришедшую сюда вместе с Володей, и Наталью Евгеньевну, и Александра Федотовича, и сказал в самом конце, сколь многим обязан я Литинституту, который стал и моей жизнью и моей судьбой.
Отдельно замечу о «денежной составляющей». В этом году все взял на себя ОТП-банк, которым руководит наш бывший и недоучившийся студент Алексей Коровин. Мне тут же вручили банковскую карточку с шестьюдесятью тысячами рублей на счете. Фуршет был выше всех похвал, всем всего хватало, а я так даже выпил полрюмки какой-то божественной водки.
Вернувшись домой, узнал: в Кизляре сегодня произошли два теракта - погибло двенадцать человек.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги