Дневник дерзаний и тревог

Лучше поздно, чем никогда

16 января 2006 года.

Вопреки развалу в стране и свистопляске в СМИ, вопреки всякого рода житейским проблемам, - остатки от последнего гонорара, на которые я мог бы прожить безбедно год, обесценились в один миг, в это время в течение года заболели и умерли родители Лели, - я сознавал, что совершил прорыв в творчестве, хотя и поздно.

«Поздно» даже не в смысле возраста, лет своих я не ощущал, ведь меня принимали за мальчика, с возвращением юности, уже после тридцати, и молодость моя длилась, как бы возвращаясь вновь и вновь, с обновлением жизни вокруг и во мне, как по весне...

«Поздно» - лучшее время для изданий я упустил. Ныне журналы и издательства заранее сообщают о том, что рукописи не рецензируются и не возвращаются. Литературный процесс прерван с самого, еще предварительного, начала... Он прерван и на уровне изданий - литературная критика исчезла даже на страницах «Литературной газеты».

Но лучше поздно, чем никогда. Заканчивая последнюю обработку, с большими сокращениями, трагедий «Державный мастер» и «Мусагет», я уже носился с рядом замыслов пьес. С завершением мировой драмы «Аристей» я почувствовал, что у меня развязаны руки для исполнения все новых замыслов драм в стихах - с охватом величайших эпох расцвета искусств и мысли в истории человечества, к которым меня влекло с детства, верно, недаром, с осознанием и открытием Ренессанса в России ныне. И тут можно сказать: «Лучше поздно, чем никогда».

Начало XX века в России, серебряный век русской поэзии и культуры сегодня у всех на слуху... Но кризисная эпоха, которая за короткий исторический срок недаром ведь разрешилась тремя революциями, воспринимается сусально. Столетие первой русской революции, получившей в свое время громадный отклик в Европе и во всем мире, в России не отметили, но собираются отметить столетие Думы, прямое достижение первой русской революции, всячески извращенное Николаем II, который не понимал, что, разгоняя и унижая Думу, он губит себя и свою семью, вместо того, чтобы в ней найти опору и защиту.

У нас сегодня, не принимая Октябрьской революции по разным причинам, называя ее переворотом, будто это меняет смысл исторического события, вообще утратили представление, что такое революция. Говорят взахлеб об «оранжевых революциях», когда речь идет всего лишь о выборах и методах предвыборной борьбы, с приходом к власти представителей одной из партий или объединений со сходными программами. Революция - не смена политических ориентаций в рамках одной идеологии, а смена социально-экономической формации. Такова Великая французская революция, нравится она кому или нет, ни империя, ни реставрация не перечеркнули ее смысла и значения, а лишь вызвали еще ряд революционных потрясений.

Такова и Великая Октябрьская социалистическая революция, приведшая к коренной смене социально-экономического строя, какого еще не было в истории человечества. Именно события такого масштаба, нравится это кому или нет, и называются революциями.

Реставрация капитализма в России со вздохами о монархии и белом движении, что каким-то образом сочетается в установках интеллигенции и олигархии с такими понятиями, как права человека, демократия и свобода,- явление временное, как показывает опыт истории, не заключающее в себе ничего позитивного и плодотворного, поэтому столь разрушительное для экономики страны и гибельное для населения. Если это состояние беспорядка и смуты будет продолжаться еще длительное время, распад РФ неминуем даже при стабилизации экономического развития.

Обесценение всех ценностей и понятий в России приобрело масштабы национального бедствия. Профессионально-технические училища называют колледжами или лицеями, институты узких профилей - университетами, предвыборные баталии - революциями и т.д. Только величайшее событие в истории человечества зарекаются называть революцией. Слишком страшно кому-то. А вот сусальничать в отношении Николая II и ее супруги не страшно, хотя именно они породили революцию, вместо конституционной монархии, к чему привела было первая русская революция. Словом, полная подмена понятий! Говорят о национальных проектах, как о грантах, вместо разработки всеобъемлющего плана выхода страны из кризиса... Вероятно, скоро объявят об организации агентств по национальным проектам, как для Швыдкого это сделали.

Начало XX века в России, трагическая эпоха трех революций, сегодня, как ни странно, менее всего известно новым поколениям. Станиславу Говорухину впору писать новую книгу «Россия, которую мы потеряли». Не ту - аристократическую, купеческую, кондовую, а героическую, новую, с высокими стремлениями к добру, к свободе и к справедливости, в унисон с идеалами и новым гуманизмом великой русской литературы, что витало в воздухе эпохи, как дуновенья весны. Вы помните «Девушку, освещенную солнцем»?

На рубеже XIX-XX веков в России вступало в жизнь уникальное поколение - несколько ярчайших плеяд поэтов, артистов, художников, архитекторов, ученых, революционеров, издателей, в миросозерцании которых уже совершился переворот, что выразил Чехов устами одного из героев: «Здравствуй, новая жизнь!»

Та эпоха оставила богатейшую мемуарную литературу, по сути, сокровищницу поэзии и культуры, ныне оттесненную воспоминаниями представителей эмиграции, что составляет малую толику и имеет специфический интерес. Россию мы не теряли. Возьмите в руки «Автобиографические записки» А.П.Остроумовой-Лебедевой. Она не теряла ни старой, ни новой России, несмотря на перемены, какие происходили, кстати, по всему миру.

Дворянство превращалось в миф не только в Советской России, но и по странам Европы, к власти приходили социал-демократы, а задавала тон буржуазия, которая лишь во второй половине XX века в развитых странах Запада стала превращаться в средний класс с демократическими установками, собственно, как интеллигенция в СССР, правда, без политических свобод для инакомыслящих и сколько-нибудь значительной частной собственности, что она вполне могла иметь, одна из роковых ошибок руководства страны.

Интеллигенция в России традиционно была малообеспечена, но это ее не занимало, ее интересы всецело лежали в духовной сфере, а отличительной ее чертой, как известно, было сочувствие народу, желание служить ему. Не все отваживались идти в революционеры, но сочувствие революционерам, независимо от их политических ориентаций, было повсеместно. На благотворительных концертах, на которых выступали самые знаменитые артисты, шел сбор средств для голодающих крестьян, нуждающихся студентов или в пользу разных политических партий. Если случались выступления студентов, с избиением их городовыми и казаками, - это всегда вызывало потрясение во всех семьях, в которых росла молодежь. Юная девушка, обучаясь с самозабвением живописи и читая античных философов, бесконечно далекая от политики, при первых известиях об избиении студентов во время демонстрации у Казанского собора буквально слегла, с нею случился нервный припадок, словно и по ней прошлись нагайкой казаки.

Одна из лучших актрис Художественного театра, генеральша, красавица, - ее красотой восхищался Лев Толстой, - во время вооруженного восстания в Москве, когда против револьверов рабочих палили из ружей и пушек, не только заливалась слезами, брала себя в руки, выходя на сцену, а организовала лазарет для раненых при театре, - потом станет известно, что она стала профессиональной революционеркой в то же время, как вступила на сцену, принимая самое активное участие в создании Художественного театра. Для нее это естественное выражение ее свободолюбия и таланта.

Целая плеяда исключительных по красоте и талантам женщин, помимо мужчин, потянулась к свободе... Отчего?! Ренессансные явления - это не только достижения в сфере искусств и наук, но и жизнетворчество, рождение и воспитание новых поколений, - появлению галереи изумительных портретов Левицкого и Боровиковского предшествовало рождение плеяды новых людей в России в условиях преобразований, начатых Петром I, а также блистательных художников.

Подобную картину мы наблюдаем и в эпоху Пушкина. Кроме героев Отечественной войны 1812 года и декабристов, золотой век русской поэзии и культуры богат и исключительными женщинами. Одна из них Анна Керн, воспетая Пушкиным. С детских лет она вдохновенно училась; выданная рано замуж за генерала Керна, она приглянулась императору Александру I; в пору увлечения ею Пушкиным, когда он находился в ссылке в Михайловском, она оставила мужа и поселилась в Петербурге, где снова увиделась с поэтом, поскольку успела подружиться с его другом Дельвигом и младшим братом, а также с Михаилом Глинкой, которому отдала автограф Пушкина «Я помню чудное мгновенье...», чтобы он написал романс.

Но женитьба Пушкина и смерть Дельвига, а также то, что ее богатые родственники не хотели ее знать из-за разрыва с мужем, обрекли ее на одиночество и почти нищету. И в это время она полюбила молодого человека, который имел всего-то клочок земли, но любовь и общие интересы к литературе их свели на всю жизнь.

Из дворянок, в юности блиставшая на аристократических балах с участием императора, воспетая Пушкиным, Анна Керн с новым мужем, с их бедностью и неугасающим интересом к литературе, с чтением всех новинок новой русской литературы, оказалась одной из представительниц разночинной интеллигенции, воплощением уже новой эпохи. Она умирала под стук колес, везших памятник Пушкину, который стоит в Москве. «Давно пора» - промолвила она. В тот год в Петербурге во флигеле во дворе, где жил ректор Петербургского университета, родился Александр Блок.

С завершением трагедии «Утро дней», с основными действующими лицами эпохи первой русской революции, я набросал две комедии «Соловьиный сад» и «Анна Керн». Так составилась моя первая книга пьес, разумеется, с «Державным мастером» и «Мусагетом».

Яков Гордин посоветовал мне подать заявку в комитет по печати при правительстве Санкт-Петербурга, которое оказывало финансовую помощь при издании социально значимой литературы, то есть принять участие в конкурсе. При этом надо было найти издательство, которое собственно и подает заявку, а поскольку денег выделяется заведомо мало, не всякое издательство решалось участвовать в конкурсе. Требовались также две рецензии достаточно значимых лиц.

Звоню одному критику. Жена, вдова, говорит, что он умер. Звоню к другому - в ответ странно отвечают, и я догадываюсь: умер тоже. Статью «Трагедия России, как эстетический феномен» в свое время я показывал одному известному литературоведу. Но можно ли к нему обратиться за рецензией, если он за последнее десятилетие сделался известным целителем и очень занят?

Между тем издательство нашлось, а комитет по печати, с которым я связался, отдал рукопись книги «Утро дней» «на экспертизу», как выразились, в театр имени А.С.Пушкина. Искусствовед, работающий заместителем директора, одобрил рукопись, что дошло до Смольного. Прошел год. Говорят мне в издателсьтве: заявка не прошла. Но позже выясняется, что это издательство не отчиталось за ранее выделенные суммы, поэтому заявка не прошла.

Пришлось все начать заново. К этому времени с некоторыми пьесами ознакомились Борис Никольский и Яков Гордин. Они-то написали рецензии, а заявку решился подать генеральный директор издательства «Летний сад» (Санкт-Петербург) Ерофеев Александр Алексеевич, хотя редакция находится в Москве. Это была исключительно его добрая воля.

После первого провала я боялся поверить, что город выделит, а когда через полгода деньги были выделены, 50000 рублей, я не верил, что книга выйдет, поэтому даже не читал верстку, о чем пришлось пожалеть после. Вкралось много ошибок, в некоторых местах, можно подумать, кто-то нарочно вносил изменения, имея, может быть, какие-то новейшие понятия об орфографии. Все это сразу испортило всю радость, когда книга неожиданно быстро вышла в свет - на самом исходе 2002 года. Редактор не указан, но я его знаю, он звонил мне по поводу каких-то весьма неважных поправок и уверил, что вмешиваться в текст без моего ведома не станет. Думаю, на какой-то стадии его заменяли, ошибки участились где-то в середине книги. Хорошо еще - менее всего пострадали «Державный мастер» со скрытыми цитатами из документов времен Петра и «Мусагет».

Уф! Кажется, можно радоваться и даже гордиться, по крайней мере, к 300-летию Санкт-Петербурга, воплощению и символу Русского Ренессанса, успел! Увы! Увы! Правительство города поддержало издание книги и издательство, но не автора. О гонораре, кроме пятидесяти экземпляров, бартер, не было и речи.

Но самое обескураживающее - полное отсутствие отзывов и критики. В России литературная критика была и злободневной публицистикой, и философией, ныне она сошла на нет. Оскудела мысль.

Существуют лишь две внутренние рецензии. Мне кажется, имеет смысл привести здесь краткий «Отзыв на рукопись книги П.Киле «Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга» Якова Гордина.

«Замысел Петра Киле, который он реализовывал не один год, - показать великих персонажей русской истории как действующих лиц грандиозной античной драмы, - заслуживает несомненного уважения. Работа Киле напоминает мне известное высказывание Иосифа Бродского, который в письме Ахматовой из ссылки писал, рассуждая о фундаментальных чертах любого творчества: «Главное - это величие замысла». Он, таким образом, повторил в ином варианте известное утверждение Пушкина о «Божественной комедии».

Замысел Петра Киле грандиозен и писатель воплощал его с упорством, достойным всяческого уважения. Он тщательно изучил исторический материал, тщательно выбрал героев, - так, чтобы перед читателем книги выстроилась многообразная картина движения русской культуры от петровской до блоковской эпохи. Он совершенно правильно выбрал творцов из разных сфер. Первый император творит новое государство, Пушкин творит новую литературу, Серов - новый взгляд на воспроизведение мира, Анна Керн - любовью творит собственную жизнь, которая тоже была явлением культуры своего рода, и, наконец, Блок создает опасный симбиоз живой жизни и литературы.

П.Киле разнообразит жанровую стихию, ориентируясь - как он сам свидетельствует в программном предисловии - на античный театр. И замысел, и огромный труд автора безусловно заслуживает уважения и поддержки».