Дневник дерзаний и тревог

40 лет - Птицы поют в одиночестве

Есть куда более важная дата - 140 лет со дня рождения Ленина, ныне всячески оклеветанного, но кто вспомнит о лжецах, последовавших прямехонько в Дантов Ад, через сто или тысячу лет? А о Ленине человечество не забудет, если у него есть будущее.

Игрою случая моя первая повесть «Птицы поют в одиночестве» была опубликована в апрельском номере нового тогда молодежного журнала «Аврора» (1970), посвященного столетию со дня рождения Ленина, судя по обложке, что могло меня скорее смутить, чем обрадовать. От официоза я был всегда далек, а моя повесть, начиная с ее названия, тем более. Тем не менее в редакции мне сказали, что она украшение номера.

К моему смущению, первая публикация привлекла внимание читателей и критиков. Я по сей день слышу слова одобрения в отношении «Птиц...», нередко за счет всего, что я сделал впоследствии. И вот именно с 140-летием со дня рождения Ленина я вдруг догадался, что первой моей повести 40 лет. Целая жизнь! И две эпохи: одна мирная, светлая, жизнеутверждающая, а другая - бардак, беспредел. Но жизнь, какая ни есть, продолжается - не в пределах великого государства, а усеченной и разграбленной РФ, с угрозой ее распада.

Вчера я выбрался на прогулку, по Невскому проспекту через Фонтанку, со знакомыми с детства видами налево и направо вдоль реки, почти до Невы и Летнего сада; мимо Аничкова дворца, театра постройки Росси, мимо Публичной библиотеки, Гостиного двора, Казанского собора, здесь я вступал в места, где жил три года школьником в общежитии по Большой Конюшенной и бегал через Невский и вдоль Мойки на занятия...

Я вышел к Адмиралтейству и через сад прошел мимо Исаакия к Медному всаднику и к Неве со зданиями Университета на той стороне... Город моей юности и постоянных прогулок, когда в университетские годы и позже мы жили в доме по Шпалерной, в двух шагах от Таврического сада. Именно в эту пору были написаны и опубликованы «Птицы поют в одиночестве».

Возвращался я снова по Невскому, поглядывая вокруг, как всегда, видя каждого и всех. Лица узнаваемые, - вообще природных типов лиц, независимо от этнических особенностей, немного, определенные типы лиц я узнаю с детства, и, как тогда, в пору моей юности и молодости, ныне следуют мне навстречу и мимо все новые поколения, нередко очень знакомые, будто из моей юности, и с ними я снова юн, пусть я для них старец, но лет моих нет, как у Гомера в сфере песнопений.

Отошедшая эпоха смыкается с настоящим днем, и слова моего героя словно сегодня звучат:

«Я вышел на Невском и пошел пешком, я шел и смотрел на людей. С каждым прохожим и со всеми на улице я был чем-то связан: кто-то мне очень нравился, а кто-то мне был гадок, и мое настроение колебалось, как свет и тени на воде. Был уже глубокий вечер, но улица, фонари, машины, стены домов сияли, словно погруженные в светлую воду.

Я видел множество молодых хорошеньких женщин, и они сегодня, сейчас мне нравились, и я думал о каждой и о всех вместе с нежностью и грустью. И мне казалось, что и они смотрят на меня с нежностью и грустью, пока идут навстречу, а там идут навстречу другие, и так без конца.

Мы отлично одеты, нам по семнадцать-двадцать семь лет, у нас есть все: и друзья, и человек, которого мы любим и мучаем, - нам хорошо! Это правда! Вот откуда эта спокойная уверенность, милая вежливость, и нежность, и важность, и тайная грусть, и вечная юность, потому что пройди я здесь и через сто лет - все так же будут идти люди непрерывным праздничным потоком...»

Да будет Россия в яви и в вечности!