Дневник дерзаний и тревог

Золотой век Афин, Перикл

23 января 2006 года.

Еще в пору, когда я закончил трагедию «Утро дней», было отчасти уже набросано продолжение - об эпохе Первой мировой войны и Февральской революции - «Провидение», с коллизиями у трона, с новым кругом действующих лиц, куда входили княгиня Юсупова, князь Феликс, Распутин, разумеется, с Николаем II и Александрой Федоровной, но этот материал, насквозь пропитанный мистикой и истерией, настолько мне надоел, что меня потянуло к чему-то отрадному, к комедии «Соловьиный сад», - именно в это время, на исходе столетия и тысячелетия, вызрел внезапно новый замысел - античной вещи.

Мне не нужно стремиться воспроизвести форму античной трагедии или комедии, также нет нужды ориентироваться прямо на Шекспира, сознавал я, ведь у меня своя поэтика трагедии, и она изначально связана с античной мифологией, только теперь мне предстоит воссоздать непосредственно классическую древность.

Эпоха Перикла - самая героическая и самая блистательная, с зарождением демократии и расцветом искусств и мысли, Золотой век Афин и античной культуры, вместе с тем предстает как трагедия Греции, что прояснивает и судьбу России. Здесь, видимо, неизбежность, Рок: высшее развитие - Ренессанс - и спад, распад. Значит, дело уже не в России с ее историей, а в противоречивых тенденциях развития цивилизации и культуры.

С началом очередной предвыборной свистопляски в СМИ (в марте 2000 года) в России становилось неприятно жить, и во мне впервые вспыхнуло чувство: куда бы уехать из России?! Некуда уехать, разве что за пределы Земли унестись на Золотом паруснике, но это же чувство дает мне возможность сознательно выйти за пределы истории России на мировую арену и отныне там осуществлять новые замыслы, соответственно вновь продумать содержание и структуру мистерии «Аристей», чтобы сделать ее всесветным произведением. Если даже никаких новых изменений и дополнений в ней не будет, всеобъемлющее ее содержание прояснится вполне в связи с новыми замыслами, охватывающими ренессансные эпохи всех времен и народов.

С изучением исторического материала для меня все более прояснивалось: передо мною уникальная история Древней Греции в два-три десятилетия ее наивысшего взлета и заката, в чем проступает вся история человечества в прошлом, настоящем и будущем, да еще в ее единственной, классической форме.

Греческая веселость, красота, ум и трагизм бытия. Если эпоха Возрождения в Европе связана с воскрешением богов Греции, то Ренессанс в Элладе, наоборот, обнаруживает впервые тему гибели богов, смыкаясь, если угодно, с эпохой Просвещения в Европе и в особенности с Ренессансом в России?!

Стало быть, в трагедии «Перикл», кроме исторической судьбы Греции, кроме расцвета искусств и философии, что ляжет в основу европейской цивилизации и культуры, кроме судьбы непосредственно Перикла, Аспасии, Фидия, Анаксагора, Сократа, - необходимо затронуть - не просто чисто философски, а в поэтических картинах, - и судеб богов?!

Запечатлеть, как пошатнулся весь мировой порядок, установленный олимпийскими богами, сохраняющих свое значение лишь в мире песнопений и высокого классического искусства. Это - и величайший прорыв человеческой мысли, это и свобода, и высокая трагедия, что народы переживали вновь и вновь целые тысячелетия и пребывают в этой трагической ситуации и сегодня, правда, без остроты переживаний и мыслей древних греков!

С пробуждением мысли вера в богов, наивная, спонтанная, детская, пошатнулась, и тогда греки воссоздали богов в прекраснейших произведениях искусства, как в эпоху Возрождения в Европе, с тем они пережили и трагедию Грецию, и Ренессанс. И такое состояние мира и моих чувств я несу в себе с детских лет, теперь ясно почему, - в условиях Ренессанса в России, ныне наблюдая его закат.

Ах, вот почему тема Ренессанса, запавшая в душу еще в детстве, - моя единственная и всеобъемлющая тема, а трагедия - ее высшая форма, которой я овладел лишь с осознанием трагедии России, с осознанием вообще Ренессанса как высокой трагедии. Так было в Афинах V века до н.э. Так было в странах Европы в эпоху Возрождения. Человеку дано высшее, но большего - нет.

Эллада развилась прежде всего в соприкосновении с Востоком, а Запада не было, в соприкосновении с Азией, а Европы как таковой еще не было, это все произошло на стыке древних культур Ближнего Востока и Египта, с обретением классической формы в Греции.

Жизнь в Афинах, кроме войн и подготовки к ним, к защите отечества, была пронизана празднествами; даже театральные представления были продолжительными празднествами. Большое значение имели Элевсинские мистерии, во что вникнуть нелегко, поскольку таинства нельзя было разглашать, но, по сути, это было одно из древнейших театральных действ со специально выстроенным зданием и, возможно, с подземными катакомбами.

Элевсинские мистерии - это попытка преодоления ужаса бытия, рока, смерти, обретения бессмертия, это поклонение первобытного человека к хтоническим богам и, по сути, христианские таинства, а среднее звено - светлое мироощущение, связанное с олимпийскими богами, здесь то уникальное, что создали древние греки, и христианство ничего нового не сказало за 2000 лет, все было уже у греков.

Жизнь в Афинах, по сути, это театр, с прекраснейшими декорациями, что представляет из себя античная архитектура, с изваяниями богов, а актеры - сами афиняне, воспитанные на поэмах Гомера и хоровых партиях из трагедий Эсхила, Софокла, Еврипида. Исчерпывающая полнота классического искусства и жизни.

Единственное, о чем я мечтал, это достижение, создание чего-то высшего, всеобъемлющего; этим только я и жил, терпя неудачи в малом, непрерывно постигая лучшие создания искусства всех времен и народов, хотя изначально, с детских лет знал, чувствовал, предугадывал это лучшее, высшее, классическое, с явлением олимпийских богов на небосводе над Амуром, заронивших в мою душу золотую меру вещей - красоту. И этот мир, эту красоту я воссоздам теперь непосредственно.

Это записи в ходе работы над «Периклом» в марте 2000 года. Возможно, это всего лишь проявления «энергии заблуждения», о которой говорил Лев Толстой, иное название вдохновения, а выйдет - что бог даст. Я-то имею в виду Аполлона.

Между тем - в апреле - президентом был избран Путин. Злоба дня проникала в мои мысли о классической древности. Ничего хорошего. Теперь все пойдет более спокойно, после катастроф последних десяти лет, с разрушением народного хозяйства и убылью населения, как в годы войны, более плавно - по тому же пути псевдореформ, то есть разрушения России как великой державы, основы СССР.

Путин мог бы остановить этот процесс, нежданно обретя доверие народа, но он, видимо, последыш Собчака и Ельцина, этим все сказано. Он настоял на ратификации СНВ-2, чего семь лет добивался безуспешно Ельцин, и теперь, при полном развале ВПК, будут уничтожены последние ракеты с разделяющейся боеголовкой, достигающие территории США. Они устаревают, да, но ведь надо же остановиться, договор СНВ-2 подписала сверхдержава, а Россия ныне что?

Таким образом, великая эпоха Российской империи и СССР завершилась, что рано или поздно должно было случиться, как это произошло с Грецией и Римом. Как в отношении Греции Шеллинг говорит: «Красота Греции была в прошлом», можно сказать: «Мощь России, чего Европа никогда не признавала и всегда терпела поражение от нее, в прошлом».

Ренессанс в России, так и не осознанный еще до конца, закатился. Это естественный процесс, независимый от воли и целей народов и отдельных личностей, и с этим философ должен смириться. Россия одна или в союзе с республиками бывшего СССР может вполне стать процветающим государством, имея неисчерпаемые ресурсы, но это не на новых путях к будущему, а на периферии мировой цивилизации.

Открытость, свобода, демократия, громадные пространства - при перенаселенности других стран и континентов - могут привести к потоку эмигрантов со всего света, чего, в сущности, не надо было избегать в СССР с его интернационализмом, и тогда бы рухнули в соперничестве США. От идей в современном мире нельзя отгородиться, а эмигранты - это дополнительный ресурс для развития страны. А у нас все шло наоборот.

Рост населения в России возможен многократный - при ее пространствах, с ее природными ресурсами, при всех возможных противоречиях развития и конфликтах, с воссозданием СССР с его новой гуманистической идеологией, выработанной Русским Ренессансом, - как стартовая площадка для освоения человечеством Космоса?!!

Еще одна историческая неожиданность? Но парадигма такого развития заложена историей Российского государства, идеями Ренессанса в России, вплоть до первого полета человека в Космос. Созидательный процесс не закончен, а получает - после жесточайшего кризиса - новый импульс и новое, более всеобъемлющее направление?! Отгородившись от мира, нельзя было стать его светочем (одна из роковых ошибок руководства СССР). Открыться и вобрать весь мир в себя, вот что значит стать его светочем, сохраняя при этом, разумеется, свои идеи и традиции, высшие достижения Ренессанса в России .Куда меня занесло?

Набрасывая хоровые партии к «Периклу», по сути, сонеты, я ощутил полное исчезновение дистанции, как если бы я жил в век Перикла в детстве на Дальнем Востоке. Мое восприятие природы и преданий старины, с ужасом смерти, и тут же солнечных богов и богинь Олимпа и лирики Пушкина, русской жизни, моих учительниц, - все это, я вижу теперь, близко мироощущению и миросозерцанию греков, то есть я пророс каким-то чудом через классическую древность, не подозревая об этом, с острейшим ощущением трагизма бытия, спасаясь красотой, мечтая о бессмертии, как о славе. Именно трагизм бытия - первооснова миросозерцания греков - лежит и в моем мироощущении с детства.

С распадом СССР трагическое мое мироощущение пробудилось с новой силой, и я вдруг обрел себя как поэта, а именно трагического поэта. Удивительное чувство - спокойствия, силы, мужества?! Ощущение трагизма бытия - это вовсе не пессимизм, что нашел Ницше у греков, а нечто иное - как воспринимал Пушкин - мужество и героизм при природной веселости, что находило исход и в театре Диониса, и в мистериях, и в празднествах. Конечно, это чувство постоянно сохранять невозможно. Или это и есть катарсис?

Трагизм бытия и красота порождают катарсис?! И лучшего, большего, высшего не дано?

В ходе работы над трагедией «Перикл» я увидел возможность нового возвращения к лирике, основанной на воспоминаниях детства и юности, теперь уже даже не в русле антологических стихотворений, а более органично и непосредственно, чем у меня в сонетах, как в «Перикле». Мне открылась классическая древность воочию, как мировосприятие и миросозерцание из моего детства.

Таким образом, окончательно определяется моя поэтика трагедии и лирики?! Через воссоздание классической древности и ренессансных эпох в истории человечества?! У меня установилась непосредственная связь - через мое детство и познания - с первоистоками человеческой культуры и цивилизации, как Мережковский говорит о Пушкине и Гете?

Что ж, если теперь пойдут стихи, неважно, в какой форме, это несомненно благотворно скажется на набросках и завершении «Перикла». Неужели еще возможна такая удача?! Чего еще я могу ждать от судьбы?

Лирика приводит к трагедии, а трагедия - к лирике? Две стороны человеческого духа и бытия? Личность в ее самосознании уясняет во всей остроте высший трагизм бытия и ищет счастья и свободы в любви и красоте, но спасения нет, возможен лишь катарсис. И - смерть.

Вот что пережил во всей полноте греческого миросозерцания Перикл, участвуя в войнах за свободу, в строительстве вместе с Фидием Парфенона, в празднествах и в Элевсинских мистериях, а в конце жизни - угроза поражения Афин, эпидемия чумы...

В Прологе мы видим в небесах Афину; она, сходя на землю, обращается к богам Олимпа и вместе с тем к зрителям:

Сияние Олимпа исчезает, богиня застывает высоко над Акрополем Афиной Промахос, бронзовым изваянием Фидия.

А действие начинается у пещеры нимф, где мы видим молодого Сократа с гетерой Аспасией, а за ними наблюдают сатиры и нимфы... Современные события погружены в мифы - так воспринимали греки действительность. Перикл, аристократ, неизменно избирался Народным собранием в число десяти стратегов и был первым среди равных, его недругами и врагами были олигархи и демагоги... Рядом с ним мы видим Фидия, Анаксагора, Софокла, Еврипида, молодого Сократа и юного Алкивиада и Аспасию, одну из знаменитых женщин древности, как Фрина или Клеопатра. Блестящий круг Перикла постоянно подвергался нападкам со стороны его врагов: то Фидия обвиняли в краже золота, выделенного ему для громадной статуи Афины в Парфеноне и в святотатстве из-за изображений на ее щите, в которых узнавали скульптора и первого стратега, то Анаксагора - в безбожье, то Аспасию - за чтение книги философа, а в условиях войны со Спартой и чумы и Перикл был обвинен в растратах и устранен от руководства военными действиями, и, хотя народ его снова призвал, силы его были истощены, и он скончался, возможно, от чумы, как его сын на его руках.

Так, в Золотой век Афин начинается трагедия Греции, которая проступает в судьбе Сократа уже после смерти Перикла, в пору возвышения Алкивиада с головокружительными перипетиями его жизни и с поражением Афин. Замысел новой трагедии вызрел само собой в ходе завершения «Перикла».

Чтобы заинтересованный читатель получил представление о трагедии «Перикл», приведу здесь Эпилог.

Вид на Акрополь откуда-то сверху. В ослепительном сиянии паросского мрамора Парфенон. В стороне среди статуй проступает мраморный бюст Перикла в шлеме с его именем.