Дни нашей жизни

3

Все началось с того, что Ася затеяла генеральную уборку и полную перестановку в квартире. Повязав го­лову косынкой и надев старый, выцветший сарафан, Ася с утра принялась обметать потолки и мыть щеткой стены. Провожая мужа на завод, она взяла с него сло­во, что он придет домой сразу после работы, чтобы по­мочь ей передвинуть мебель, и не останется на вечер, как обычно, в цехе.

— Хорошо, Ася, конечно, обязательно! — покорно обещал Воловик, хотя сегодня этот вынужденный пере­рыв казался ему особенно несвоевременным.

Вот уже третий день он снова работал в турбинном цехе на снятии навалов, на «досадной» работе, ненави­димой всеми слесарями, которой он упорно добивался больше месяца. Он пошел в турбинный цех с радостным ощущением, что теперь во что бы то ни стало найдет, найдет последнее, недающееся решение. Но к концу второго рабочего дня его охватили сомнения, тем более сильные, что внешних препятствий уже не было: облопаченные диски ротора находились перед ним, он час за часом проникал исцарапанной рукой в узкие щели между лопатками и осторожно спиливал наросты лиш­него металла — тем самым движением, которое беско­нечно повторял мысленно, отыскивая способ заменить человеческую руку умным и точным механизмом. Он думал: «А может быть, нужно не следовать за ручным процессом, а, наоборот, оторваться от него? Может быть, у меня не хватает именно широты мышления и смелости, без которых не рождалось ни одно изобретение?»

— Похоже на то, что я пошлю к черту все сделан­ное, — сказал он Жене Никитину, — и начну искать со­всем новое решение.

Женя охнул от удивления и, забывшись, неосторож­но двинул рукой. Острое ребрышко лопатки взрезало кожу на его руке.

— Ч-черт! — выругался Воловик. — Иди промой и залей йодом.

Когда Воловик в самом грустном настроении вер­нулся домой, он сразу попал ногой в большую лужу, стоявшую посреди передней. Ася, вспотевшая и грязная, весело закричала из кухни:

— Вытри ноги и не наследи в комнатах! Я кончаю! Действительно, обе комнаты сверкали чистотой.

Мебель была передвинута на новые места: спальня пе­реехала в столовую, а столовая — в спальню. Рабочий стол Воловика тоже переехал к другому окну, и на­стольная лампа сиротливо стояла среди груды книг с закрученным вокруг абажура шнуром, так как штепсе­ля возле нее не было. Воловика озадачила такая непро­думанная перестановка, но он был слишком доволен тем, что Ася ожила и проявляет энергию, чтобы сер­диться.

— Как же ты одна все передвинула, Ася? — с упре­ком спросил он, на цыпочках пробираясь в кухню.

Кухня тоже была до блеска вымыта от потолка до узкого пространства под плитой, где обычно накаплива­лись пыль и мусор, так как поддерживать порядок изо дня в день у Аси не хватало прилежания и охоты.

Ася вытерла лицо тыльной стороной ладони, разма­зав по нему потоки грязи и лучезарно улыбнулась.

— А я понемножку, понемножку, — объяснила она. — Мне хотелось, чтобы к твоему приходу все было конче­но. У тебя там штепселя нет, — виновато добавила она. — Ты пока займись, а я домою. Провод я купила, он на подоконнике.

Она купила провод, но забыла ролики и штепсель. Сообразив это, она расхохоталась и, бросив уборку, присела на окруженный лужицами табурет. Ей очень шло, когда она смеялась, и она знала это.

Воловик подошел и поцеловал ее раз, и другой, и третий, пока она не заметила, что он тоже перепачкался.

— Два трубочиста! — воскликнула она и схватилась за тряпку. — Ступай, займись чем-нибудь! Или, еще луч­ше, сбегай за своими роликами и купи чего-нибудь по­есть, я не успела сготовить.

Когда она домывала переднюю, пришел Женя Ники­тин. Начав помогать Воловику в работе над новым стан­ком, Женя всей душой привязался к старшему товари­щу и к его жене. На Асю он действовал успокоительно и ободряюще. Может быть, потому, что она знала, как надломлено его здоровье несколькими ранениями, жиз­нерадостность Жени покоряла ее, в то время как жизне­радостность здорового, сильного Воловика зачастую ко­робила.

— А у меня обеда нет! — огорченно ахнула Ася. — Бедняги вы, голодные, а я не позаботилась! Саша, беги скорее в магазин! Женя, вы поможете Саше расставить книги? Я ему все перевернула вверх дном!

Женя одобрил перестановку, но поморщился, увидав детский стол и диванчик, которые Ася не решилась вы­нести.

— У вас антресоли есть?

— Есть. В передней, — шепотом ответила Ася.

— Поставьте-ка там лесенку или табуретку, — при­казал Женя и решительно вынес в переднюю малень­кий стол и диванчик.

Увидав, как он убирает их на антресоли, Ася припа­ла к стене и всхлипнула.

— Перестаньте, Ася! — сказал Женя, касаясь рукою ее плеча. — У вас еще будут дети, и тогда я сам все сниму.

Ася стремительно повернулась к нему, широко рас­крыв глаза. Слезинка еще висела на ее щеке.

— Женя! — еле слышно прошептала она. — Вы ду­маете?..

— Конечно, Ася! — уверенно сказал Женя и под­толкнул ее к кухне. — Идите вымойтесь и переоденьтесь, а то на кого похожи.

Ася заглянула в зеркало, рассмеялась, снова всхлип­нула и через минуту уже полоскалась под краном.

Вернулся Воловик. Он сразу заметил исчезновение детской мебели, благодарно стиснул плечи друга и, ни слова не сказав, позвал его разбирать книги.

Воловик уже несколько лет с увлечением и тщатель­ностью собирал библиотеку. После каждой получки он отправлялся по книжным магазинам, выискивая технические книги и художественную литературу. Денег на все, что манило его, не хватало, и он время от времени сбывал прочитанные книги, чтобы купить побольше но­вых. Он мечтал, что в будущем у него будут подобраны классики марксизма-ленинизма, все русские классики и основные иностранные — хотя бы в однотомниках. Кроме того, он собирал книги о путешествиях.

С тех пор как Женя Никитин впервые вошел в квар­тиру Воловиков, он заразился страстью к приобретению книг. Влюбленно подражая своему более взрослому и талантливому другу, Женя стремился во всем сравнять­ся с ним и ревниво следил за тем, что покупает, что читает Саша Воловик. Теперь он так планировал свой бюджет, чтобы выделить из каждой получки «книжные» деньги, и они отправлялись вместе с Воловиком по ма­газинам, рылись на прилавках старой книги, охотились за новинками. Увлекающийся Женя был иногда непрочь соблазниться каким-нибудь диковинным изданием, но Воловик рассудительно останавливал его:

— Зачем? Она же тебе не нужна!

И Женя с сожалением клал книгу на прилавок.

Решив передвинуть полку в другую комнату, Ася свалила книги на столы и подоконники как пришлось, и теперь друзьям предстояло наново разобрать их и рас­ставить.

— Вот вам тряпки, оботрите пыль, — напомнила Ася, бросив им с порога два лоскута.

Это было приятно: руки как бы ласкали и оглажи­вали корешки и переплеты, невольно раскрывая то одну книгу, то другую, и глаза всегда выхватывали на слу­чайно раскрывшихся страницах давние заметки, сделан­ные карандашом или ногтем. Было интересно припом­нить, что привлекло внимание при первом чтении.

Заговорившись, оба на некоторое время забывали о разборке книг, пока голос Аси не возвращал их к делу:

— Вы кончаете? Сейчас буду кормить вас, освобо­ждайте стол!

На кухне все четыре горелки газовой плиты горели самым высоким огнем; пар подбрасывал крышки каст­рюль; бурно гудел, закипая, чайник; шипело на сково­роде масло.

— Скорее, скорее, у меня все сгорит! — торопила Ася.

Освободив край стола, они сели обедать. Ася болта­ла, довольная новым устройством и тем, что ей удалось сегодня вытащить мужа домой пораньше.

Они пили чай, когда под окном раздался протяжный голос:

— Точи-ить! Точи-ить! Ножи, ножницы, ко-му точиить!

— Ой, как удачно, у нас все ножи тупые! — вскрик­нула Ася. — Сашенька, ты спустишься?

Ася никогда не знала удержу: раз уж взялась за хо­зяйство, хотела, чтобы все было сделано в один день. Завтра или послезавтра крик точильщика оставил бы ее равнодушной, ножи могли бы лежать ненаточенными еще год.

Воловик послушно взял ножи и пошел вниз.

— Саша! — перегибаясь через перила, вдогонку крикнула Ася. — У тебя деньги есть? Купи вина, мы се­годня устроим новоселье, хорошо?

— Какого, Ася?

— Какого хочешь, только сладкого. И пряников. В общем, посмотри сам, что приглянется!

Возле точильщика уже стояло несколько домашних хозяек. Заняв очередь, Воловик зашел в магазин и ку­пил бутылку сладкого вина и пряников, на другое у не­го не хватило инициативы. В последнюю минуту он уви­дел маленькие плитки шоколада с зайчиком на обертке и купил плитку для Аси. Ему было неловко и стыдно оттого, что он устроил себе свободный вечер и ушел из цеха, малодушно покинув изобретение как раз тогда, когда следовало переломить себя и заново продумать, пересмотреть все сделанное. Десятки людей надеются на него. А он будет пить вино, как будто сегодня ему есть что праздновать!

Прижав к себе покупки и держа наготове обернутые бумагой ножи, он вернулся к точильщику. Одноглазый инвалид с искривленной ранением бугристой бровью шу­тил и пересмеивался с хозяйками, плавно подставляя затупившуюся сталь кухонного ножа под вращающийся наждачный круг. Отточенное ребро ножа светилось тонкой полоской. Точильщик провел пальцем по ребру, от­ложил нож и взялся за следующий.

Ожидая своей очереди, Воловик рассеянно наблю­дал, как стремительно вертится серый круг, как возникают на лезвиях светлые полосы, как при соприкоснове­нии стали с вращающимся кругом высекаются чуть вид­ные при дневном свете искры. Он прислушивался к шуткам точильщика и к ответным шуткам женщин, к легкому скрежету наждака, обтачивающего металл, и даже, пожалуй, не думал ни о чем. Но точильщик, жен­щины, улица вдруг куда-то отступили, исчезли из поля зрения, и остался только быстро вращающийся круг, обтачивающий металл, — не этот, а другой, более тонкий и прочный круг еще неведомого сплава, который свободно, несомый легко разворачивающимся послушным суппор­том, входил в узкие щели между рядами лопаток и, неж­но прикасаясь к их ребрышкам, быстро и точно подрав­нивал их, снимая наросты лишнего металла.

Это видение было так неожиданно и так чудесно, что Воловик чуть не выронил покупки. А круг продол­жал быстро вращаться, плавно двигаясь между рядами лопаток, послушно меняя направление, наклон, силу нажима и придавая сотням острых ребрышек ту идеаль­ную одинаковость, какой никогда не достигнет самая искусная рука человека.

— Женя, круг, понимаешь — круг! — задыхающим­ся голосом повторял Воловик, стоя на пороге квартиры и прижимая к себе бутылку, пряники и так и не отдан­ные точильщику ножи.

Ася выбежала в переднюю и замерла, увидев мужа.

— Нашел, Ася, — прошептал он, свалил покупки на стол, поднял Асю в воздух, поцеловал в губы, в щеки, в лоб, в нос и засмеялся: — Круг, понимаешь, круг! Же­ня, круг!

Он увлек обоих к столу, спихнул с него книги, схва­тил листок бумаги и карандаш, попробовал нарисовать, прорвал бумагу острием карандаша, снова засмеялся и стал раскачиваться, дергая себя за волосы.

— Ох, и дурак же я! Ох, и дурак! Ведь так просто, милые вы мои, так просто, что и думать-то было нечего!

Он снова схватился за бумагу и неуклюже нарисо­вал схему станка.

— Понимаешь, Женя? И ведь, главное, думал я о круге! В самом начале подумал и отбросил. Как же так, а?

Он силился вспомнить ход мыслей, заставивший его сразу отказаться от использования круга. Хода мысли не вспомнил, но понял, что с самого начала находился во власти ручного процесса спиливания наростов, и все усилия направил на то, чтобы воспроизвести в механиз­ме, скопировать ручной процесс. А надо было отвлечься от знакомого процесса и найти не механическую копию, а самостоятельное решение. Ведь и первый самолет был создан только после того, как ищущая человеческая мысль оторвалась от копирования движущихся и взма­хивающих крыльев птицы.

— Это будет так, именно так, Женя! — говорил он через минуту, уже спокойно повторяя схему станка. — Мы еще выверим, рассчитаем, испытаем... Но я уверен, уверен! Женя, пошли немедленно на завод, я должен сейчас же поговорить с Полозовым, с Яшей. Пошли!

Уже в дверях он вспомнил об Асе.

— Асенька, ты уж прости! Сама видишь... Мы вер­немся.

Он старался не глядеть в ее напряженно улыбающе­еся личико.

— Да, я ведь тебе шоколадку купил! Мы скоро, Асенька! И вина тогда выпьем — уже теперь будет за что!

Ася закрыла за ними дверь, вернулась в комнату, к неубранной посуде, разбросанным книгам и забытым листкам с чертежами. Она устала за день и уже ничего не хотела убирать. Села на подвернувшийся стул, сор­вала обертку с зайчиком и откусила кусочек шоколада, с трудом удерживая слезы.