Глава 13
Пробуждение на этот раз пришло как-то резко. В смысле, вытолкнуло меня в реальность одним махом. Чувствовал я себя настолько бодрым и жизнеспособным, что готов был свернуть горы. Ну или по меньшей мере раскатать какого-нибудь гургута в тоненький мясной блинчик необъятных размеров. Да что там одного гургута? С дюжину гургутов! Увы, данных детей болот в обозримом пространстве не наблюдалось. Да и вообще с разумной живностью было не ахти. С неразумной, впрочем, тоже не особо. Всевозможная флора вокруг меня присутствовала, радуя глаза сочными, разнообразными красками. А вот с фауной, мягко сказать, было не очень. Точнее, совсем никак. Вот просто не было её.
— И где разумная жизнь этой планеты? — выдал я риторический вопрос в пространство.
Пространство продемонстрировало полнейшее наплевательское отношение к моей персоне и с ответом напрягаться отказалось.
— Может, полуразумная? — весело скорректировал я свой вопрос.
Результат в процессе отвечания не изменился ни на йоту. Окружающему миру я был не интересен.
— Ой, да и подумаешь. Не очень-то и хотелось.
Ещё раз оглядевшись, я выбрал наиболее предпочтительное направление и, насвистывая похабненький шансончик, двинулся обозревать окрестности. Определённой цели у меня не было. А поскольку единственным возможным для меня сейчас действием было бесцельное перемещение в пространстве на своих двоих, то именно ему я и предался.
Окрестности, впрочем, поражать меня какими-то интересностями собирались ровно настолько, насколько раньше собирались отвечать на мои вопросы. То есть ничуть, нигде и никак. Типа, иди нафиг и не отсвечивай. Не до тебя сейчас. Обижаться на них за это не входило в мои планы. Вот совершенно не то было настроение. И поэтому, чтобы хоть чем-то разбавить скучный пейзажик, я занялся единственным, что было для меня доступно — диалогом с самим собой. Со стороны это, наверное, смотрелось презабавненько. Или даже несколько сумашедшенько.
Идёт себе человек. Этаким прогулочным хозяйским шагом. Беседует активно сам с собою. Вид умный. Взгляд придурковатый. То ли сцена плачет, то ли психушка. В некоторых случаях это места взаимозаменяемые. Вот хоть сейчас бери и сажай в любое из них.
— А вот скажите мне, Серёжа, а какого это хрена у вас такое преомерзительно-приподнятое настроение?
— А вот не пошли бы, в свою очередь, Серёжа, в известном каждому россиянину направлении со своими неуместными вопросами.
— Это грубо, Серёжа, очень грубо. Вульгарщинкой попахивает.
— А нечего, Серёжа, совать свой нос непонятно куда да ещё там активно принюхиваться.
— Да, хамить, Серёжа, вы научились первостатейно. Особенно, когда ответ на мой простейший вопрос не может сформироваться в вашем мозгу при всех немыслимых потугах.
— И этот человек говорит мне о хамстве.
— Да уж по крайней мере не молчит, как некоторые.
— Ладно, проехали. А позвольте, достопочтимый Серёжа, и мне в свою очередь задать вам маленький вопросик. Надеюсь, ответ на него будет столь же красноречив и быстр, как ваше неподражаемое сквернословие.
— Несмотря на то, что вы, любезный Серёжа, так и не изучили значение большинства употребляемых вами слов, в связи с чем создаёте из них бессмысленные предложения, я постараюсь перевести ваш вопрос на понятный язык и незамедлительно вам отвечу.
— Всё, хватит ёрничать! Что у тебя с Хлоей?
— Опа, вот это новость. Даже сформулировал без ошибок. Донёс смысл с первого раза…
— Значит, на поставленный вопрос ты отвечать не собираешься?
— Собираюсь. Ещё как собираюсь. Нечего так истерить на пустом месте.
— И?
— Да нет никакого «И». Вообще ничего нет. Ни «И», ни «В», ни «НА».
— Это как так?
— Это просто. И не надо выносить мне мой мозг. И твой, кстати, тоже. Всё происходило на твоих глазах. Ты был непосредственным участником всего этого. И все возникающие вопросы задай самому себе. И сам же на них и ответь.
— Приехали. А я сейчас чем занимаюсь?
Всё, дальше разговор с самим собой перестал носить какой-либо смысл. Как будто он до этого какой-то носил. Ругаться с самим собой мне абсолютно не хотелось. Настроение упало до состояние омерзительно противного. Даже передвигать нижними конечностями стало лень. Сейчас я был похож на истеричную дамочку, которая в разговоре с любимым сама спросила, сама себе ответила, сама с собой поругалась. Короче, зашёл мужик побриться, а вышел и ванной уже разведённым человеком. Что-то не замечал я раньше за собой таких наклонностей. Наверное, местный воздух был мне вот совершенно не по климату.
— Хватит прохлаждаться! — раскатистый рык заставил меня подпрыгнуть. — Народ там все ножки сбил по самые подмышки, тебя обыскавшись, а он тут прогуливается.
— Имею право, — буркнул я в ответ, оглядывая окрестности в поисках вторгнувшегося в мою личную жизнь. Судя по голосине, это был взбесившийся мамонт.
— А ну отскочи в сторону. Дай присесть на сухенькое.
После этих слов я наконец догадался поднять свои очи до небу. Поднял и мгновенно застыл ледяной статуей. Прямо на меня, блистая огнём отражённого в каждой чешуйке солнца, с грозным рыком заходил на посадку дролонг. Зрелище, доложу я вам, впечатляюще-завораживающие. От этого зрелища я, наверное, и глазки раззявил, и слюнку пустил. Впрочем, ненадолго. Дролонг на посадке — это, конечно, красиво, но ещё и до безобразия мощно.
— Брысь в сторону! — в очередной раз рыкнул летающий ящер. — Зашибу!
Естественно, я не успел не то что отпрыгнуть, а даже присесть толком не получилось. Мощный поток воздуха почти опрокинул меня на спину. Именно что «почти», поскольку завершил процесс моего падения подзатыльник краешком крыла.
— А полегче нельзя? — выплюнул я претензию вместе со мхом, набившимся мне в рот.
— А порезче отпрыгнуть? — по-еврейски повёл себя дролонг, разворачиваясь на месте. — Я что, должен свою задницу об кусты обдирать, если ты занял единственную пригодную для посадки полянку. Хватит того, что я кровавые мозоли под крылышками натёр, разыскивая тебя с утра до ночи.
— Разыскивая?! — вскипел я на пустом месте. — А не твоя ли чешуйчатая морда скинула меня в болото на верное утопление?
— Не болото, а озеро. И вообще, скажи спасибо, что не на камушки. Сам видел, кто на нас напал.
— Не видел, — честно признался я. — А вдруг я плавать не умею?
— Жить захотел бы — выплыл, — отрезал звероящер. — Держался бы крепче, улетел бы со всеми. А раззявил рот — получил водные процедуры.
— Нет, посмотрите на него, эта летучая скотина ещё и издевается. Я тебе сейчас рыло чешуйчатое начищу.
— Ничего не попутал? Не хиловат в поджилках?
— Чем больше шкаф, тем громче падает, — безапелляционно заявил я и уверенно полез в драку.
Полезть-то, конечно, полез, а вот что дальше делать, было непонятно. Ну, саданул я с размаху по чешуйчатой морде. Костяшки в кровь — толку ноль. С досады врезал с ноги куда попал. Минимум — растяжение, а ящеру хоть бы хны. Примерился уже в запале и головой боднуть, но дролонг предусмотрительно поймал меня на мягкое крыло.
— Уродоваться не надоело? — вежливо осведомился ящер, подбрасывая меня на крыле, как на батуте.
— Замолкни, я с тобой ещё не закончил, — злобно огрызнулся я.
— Ну-ну, — ухмыльнулся ящер и скинул меня в моховую кочку. — Устанешь — дай знать.
Кочка оказалась настолько пушистой, мягкой и уютной, что мгновенно впитала в себя мой боевой запал. Остатки ущемлённого мужского самолюбия сделали ещё несколько попыток поднять моё тело в атаку, но потерпели безоговорочное фиаско. Всё, на что меня хватило, — это выдать нечто нечленораздельно-матерное и по-тихому заткнуться.
— Всё? — осведомился дролонг, когда я отдышался.
— Иди ты, — нехотя откликнулся я.
— Предлагаю пойти вместе, — лукаво прищурился ящер. — Могу в зубах понести, если ножка бобо.
От такого хамского предложения я снова взвился на месте, и ломанулся на дролонга, но, сделав пару шагов, повалился на мох. Ножка не просто бобо. Это самое «бобо» было с огромной буквы «Б». Скорее всего, множественный перелом со всевозможными смещениями.
— В этом мире есть кто-нибудь, кого можно попинать без тяжелейших травм? — прошипел я от резкой боли. — Или вы все бронированные по самое не балуйся?
Дролонг неопределённо хмыкнул и, аккуратно ухватив пастью мой воротник, почти без разбега взмыл в небеса.
***
— Какого дьявола ты его так уделал?
— Я?
— Нет! Я ему ногу переломала.
— Да он сам на меня накинулся.
— Ты себя со стороны видел? Накинулся! Да чтобы желание хоть плюнуть в твою сторону появилось, нужно мозг отбить со всем старанием и усердием до полной потери чувства самосохранения.
— Может, в озере какая коряга была притоплена, об неё и шваркнулся. Или потом кто накостылял. Я откуда знаю? Мне он уже таким достался.
— И почему я тебе не верю?
— Пушистая, хватит из меня тирана делать. Когда я его нашёл, он сам с собой разговаривал. Потом в драку полез. И в итоге вот… Головой ещё хотел об меня стукнуться. Но я не дал. Может, зря? А если бы мозг на место встал? По крайней мере, хуже бы точно не было.
— Всё, хватит шипеть, ящерица, не мешайся. Срастутся кости неправильно, ломай потом по новой.
— Вот и не отвлекайся. Занимайся молча. А я умываю руки… то есть крылья… короче, полетел я. Дела, знаешь ли…
Порывы ветра заставили меня окончательно очнуться.
— Привет, вкусненький. — Мара в привычной манере щёлкнула меня по носу. — Где шлялся?
— Я шлялся?! — попытался взбрыкнуть я от столь наглого поклёпа.
— Лежать! — привычная пятка мозолистой лапки пригвоздила мою голову к земле. — Я ещё с твоей ногой не закончила. Надо же додуматься — пинать дролонга.
— Сам виноват.
— Ты?
— Он.
— А перелом у кого?
— А какого вы такие все… железобетонные?
— Слова такого я не знаю. Но, надо понимать, что это сродни камню. Теперь будешь знать, что дролонг не пушистая ящерица, и морду ему чистить голыми руками не стоит. Впрочем, и не голыми тоже. Ладно, сейчас будет самое интересное. Хлебнёшь настоечки или так потерпишь?
— Хватит с меня настоечек.
— Ну, тогда «ой».
На последнем Марином «Ой», мою ногу прожгла резкая, острая боль. Вместо «ой», естественно, прозвучало краткое, русское, забористое и совершенно нецензурное.
— Красиво, — резюмировала Мара. — Потом повторишь, с первого раза не запомню.
— Да иди ты…
— Если пойду я, то ты будешь ползать на трёх конечностях. Лежи. Дальше больно не будет.
Мара ещё несколько минут колдовала над моей конечностью. Больно действительно не было. А то покалывание, которое будоражило ногу, оказалось даже приятным.
— У вас все тут хирурги от бога или только избранные?
— Опять непонятными словами ругаешься. Я ведь предупреждала.
— И ничего не ругаюсь. Просто лекарем тебя назвал.
— А звучит как ругательство. Всё. Можешь идти. И не испытывай больше конечности на прочность о местную живность.
— Точно можно? — усомнился я.
— Да точно-точно. Давай лапу.
Мара ловко ухватила меня за руку и одним рывком поставила на ноги. Как этот пушистый комок раза в три меньше меня по весу мог так свободно дёргать моё тело в любых направлениях, так и оставалась для меня загадкой. По всем законам физики это было противоестественно. Но, видимо, физику в этом мире не изучали. А если и изучали, то наплевали на эти законы с высокой башни, и не стали заморачиваться с их применением.
Нога действительно не была больше сломана. Просто нога. Просто моя. Просто для ходить. Бить ей гургутов и дролонгов категорически не стоит. Других, наверное, тоже не стоит. Хотя я пока и не пробовал.
— Мара, — обратился я к пушистому комку.
— Значит, так, Серёжа. Чтобы не было долгих разбирательств. Давай отрезок от вылета из замка до этой полянки просто вычеркнем из памяти. Сейчас нет времени на долгие разбирательства: кто кого потерял, кто кого чуть не поджарил, и прочее, прочее, прочее. Захочешь — вернёмся к этому лет через сто. Просто вылетели, просто тут приземлились. Всё. Остального не было. Согласен?
— Я просто хотел сказать спасибо, — недоуменно произнёс я.
— Пожалуйста, — фыркнула Мара в ответ. Заложила лапки за спину. И с независимым видом направилась прочь. — Да, — тормознула она буквально через секунду, — поешь вон у того костра. Хлоя там тебя покормит.
Коготок одной из Мариных лапок указал мне направление. Потом лапка снова сцепилась в дружеский замок со второй, и Мара, не обернувшись более, прошествовала дальше.
Внезапно на меня нахлынуло такое чувство голода, что я готов был умять за один присест парочку дролонгов и закусить их дюжинной гургутов. И начхать было бы, что разумных существ потреблять не принято. Схомячил бы за милую душу! И даже не то что бы не лопнул — вширь бы и то не растянулся. Ноги мои уже сами собой несли меня к костру, а в мозгу пульсировала только одна мысль. ЖРАТЬ!!! Наверное, эта навязчивая мысль была написана на мне огромными буквами. Поскольку, узрев меня ещё на подлёте к костру, Хлоя, не слова ни говоря, выдернула самый большой шмат мяса на кости и молча всучила его мне в руки. Вгрызаясь в аппетитную хрустящую корочку, я испытал поистине кулинарный экстаз и понял, что жизнь удалась. По крайней мере сейчас и здесь. Прошлого и будущего просто не существовало.
— Интересно, Хлоя, а в их мире все такие?
— Какие, Мара?
— Ненасытные. Ты посмотри, он уже съел половину своего веса, а задор всё не пропадает. Ещё чуть-чуть, и я начну переживать.
— Не бойся, Мара, он не лопнет.
— Да лопнет — не страшно. Заштопаем и забудем. Страшно будет, если по запарке нас проглотит. Как-то не хочется выбираться из его организма через неприятное отверстие.
— Фу, Мара, какая ты пошлячка.
— Я реалистка. Кинь в него остатками тушки и отойдём подальше. Если не насытится, зададим стрекача, и будем бегать, пока не устанет.
Две принцессы одновременно прыснули и залились звенящим, весёлым смехом. Наверное, именно этот смех был той вишенкой на торте, которая завершила моё пиршество.
— Всё, — устало выдохнул я и завалился прямо там, где сидел. — Всем спасибо. Все свободны.
— Уф, — выдохнула Мара сквозь смех. — Живём, Хлоя.
— Пока живём, Мара. Может, уже сразу ужин готовить? Вдруг Серёженка оголодает?
— Язвы, лучше бы винца плеснули.
— Водички сколько хочешь, — махнула рукой Хлоя.
— До речки дотащить или сам доковыляешь? — поддержала подругу Мара.
— Спелись, язвы, — пробормотал я в ответ и, хоть и с трудом, но поковылял к реке. Пить действительно хотелось невыносимо.
— За штанишки подержать?
— Чтоб не утоп.
— Не только язвы, но ещё и стервы, — огрызнулся я в ответ и больше решил не обращать на них внимания.
— Может, макнём зануду? — предложила Мара.
— За стерв можно и макнуть, — поддержала Хлоя.
Дальнейшее случилось как по щелчку пальцев. Точнее, целой россыпи щелчков.
Щелчок. И принцессы уже возле меня.
Ещё щелчок. И меня берут под белы рученьки.
Щелчок. И я отрываюсь от земли.
И финальный щелчок. Моё бренное тело летит в холоднючую, глубокую речку.
Брызги. Семиэтажный мат. Занавес.
Хотя нет. С занавесом я явно погорячился.
Не успел я выбраться на берег, стуча зубами и проклиная двух мегер, как некая сила снова опрокинула меня на середину реки. И не просто опрокинула, а окунула пару раз и тщательно прополоскала.
— Всё-всё, хватит! — взмолился я. — Достаточно.
— А где извинения? — в унисон вопрошали принцессы.
— Вот ещё! — фыркнул я.
Фыркнул, а зря. Очередной плюх в воду не заставил себя долго ждать. Мало того что плюх, так ещё и эта неведомая сила перевернула меня вниз головой, поставила в позу синхронистки и заставила выписывать ногами различные па. Точнее, различные па выписывал я сам по своей собственной инициативе, пытаясь банально вынырнуть и хлебнуть свежего воздуха. Что-то водичка не пришлась по вкусу моим дыхательным путям. Вот только тело всё никак не желало принимать правильное положение — головой кверху. Лёгкие, требующие новую порцию кислорода, уже ощутимо покалывало. В мозг явственно стучалась паника. В пору было писать завещание, хотя и мысленно, поскольку вынырнуть, по-прежнему, не было никакой возможности. В какой-то момент я, наверное, на мгновение потерял контроль над собой, поскольку хлебнул водички. Точнее, не хлебнул, а от души вдохнул, подсознательно стараясь загасить разрывающее лёгкие пламя. Вдохнул и даже не закашлялся. Напротив, вода из реки принесла долгожданное облегчение. Облегчение и успокоение. Успокоение и столь необходимый моему бренному телу кислород. Я мог дышать, и почему-то меня это не удивляло. Вот ни капельки. Словно я всегда это мог, а вот потом просто позабыл про это и долго этим не пользовался. И именно в тот момент, когда я понял, что утопление мне не грозит, та самая сила, которая удерживала под водой, беспардонно вытолкала меня на берег.
— Смотри, Хлоя, какой синенький.
— Прямо загляденье. Глаз не оторвать.
— Предлагаю так и зафиксировать. Пусть народ радует и веселит.
— Я сейчас кому-то зафиксирую по мягкому месту. Такой колер наведу, что и показать не стыдно будет. Вот только спать придётся стоя или на животе.
— Мара, мне кажется, что нам кто-то хамит.
— А мне, Хлоя, кажется, что нам кто-то угрожает.
— Хамские угрозы — это, наверное, уже чересчур.
— А угрожающее хамство — вообще ни в какие ворота.
— Продолжим макать?
— Продолжим.
— Отставить макать кап…
Договорить я не успел. Остатки знаменитой в моём мире фразы вырвались из меня с изящным бульканьем и скрылись вдали нечленораздельными переливами. Я же рванул совершенно в другую сторону. Поглубже и подальше от разбушевавшихся ведьмочек. Думать о причинах внезапно отросших у меня жабр или трансформации моих лёгких в энную субстанцию, способную регенерировать кислород из водной среды, у меня не было ни желания, ни подобающего настроения. А вот поиздеваться кое над кем, уже изрядно доставшим меня, желание было. Огромное желание, прямо-таки неугасимое.
Прильнув ко дну, я ухватился за водоросли и, перебираясь по ним, стал медленно передвигаться к противоположному берегу. Мой мозг упорно выдавал картинку деревьев, похожих на земные ивы. Наверное, успел их срисовать, когда меня макали в воду. И вот эти «ивы» с усердной флегматичностью поласкали свои многочисленные веточки в водах реки, создавая приличный маскировочный шатёр над тем берегом. Если удастся незамеченным пробраться под этот шатёр, то можно поиграть в утопленника и вдоволь насладиться паникой.
Конечно, это форменное издевательство над несчастными девицами. Но видит бог, не я эти издевательства начал, и не мне их заканчивать. Да и не такие эти девицы несчастные. Те ещё язвы, мегеры и прочие порождения женской зловредной фауны. И если банальной грубой силой противостоять их издёвкам не получается, то поиграем на девичьих эмоциях. Посмотрим, как эти крутышки будут рвать на себе волосёнки от ужаса за содеянное.
— Куда крадёмся?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что первые секунд двадцать я не придавал ему значения.
— Ещё раз глухим прикинешься, ущипну за то, что ближе всего к поверхности.
Мои глаза непроизвольно посмотрели на это «ТО», и я решил от греха подальше припрятать это место, банально сев на него.
— Умный, да? Мне без разницы за что щипать. Могу и за ухо.
Я инстинктивно закрыл уши ладошкам, но через пару секунд снова вцепился ими в водоросли, поняв, что всплываю на поверхность. А это в мои планы не входило, даже несмотря на агрессивную слуховую галлюцинацию. Чем-то иным это быть просто не могло. Поскольку в пределах видимости ничего, способного разговаривать, не наблюдалось. Если только говорящие водоросли. Но тогда они давно бы уже цапнули меня за руки, с учётом того, как ни милосердно я их сжимаю в ладонях.
— Головой можешь не вертеть. Всё равно не увидишь, пока. Да и сам можешь расслабиться, с берега тебя тоже не видно — я щитом невидимости прикрыла. Поговорим?
— Как поговорим, когда не известно с кем? — выдал я закономерный вопрос. И вместе с вопросом из меня вырвался внушительный пузырь воздуха, неизвестно как оставшийся в моих лёгких.
— Не булькай, всю позицию демаскируешь! — возмутилась непонятно кто. — Мозгом разговаривай. Как дитё малое, честное слово.
И эта мои мысли читает.
— Точно дитё. Нашёл чему удивляться.
— А что, не должен? Мне тут недавно некоторые утверждали, что прочесть их невозможно.
— Это те, которые сейчас по берегу сломя голову носятся?
— Они, — подтвердил я, вглядываясь сквозь водную толщу.
— Врут безбожно. Нельзя быть таким доверчивым. Для здоровья не желательно.
На берегу меж тем разворачивалось именно то, что я и ожидал увидеть. Нет, массовой паникой это было назвать ещё нельзя. А вот зарождающейся истерикой вполне. Кажется, Хлоя с Марой уже вполне прочувствовали результат деяния рук и лап своих и теперь активно обвиняли друг друга в моем преднамеренном утоплении. Жалко, что звук под водой выключили, интересно было бы послушать — для общего непристойного развития.
Впрочем, пререкались они недолго. Наверное, решив, что матом делу не поможешь. А вот действием помочь ещё ох как можно. Первой была Мара попыталась с разбегу рыбкой сигануть в реку. В последний момент её за лапу поймала Хлоя. Сила инерции, естественно, не преминула воспользоваться своим правом, и обе ведьмочки шлёпнулись в воду у самого берега, подняв тучу брызг. На этот раз мне даже показалось, что отборный мат сумел преодолеть водное сопротивление. Или моя фантазия дорисовала звук? Настолько красноречивы были мимика и жесты мокрых девиц.
— Да, спасатели из них конечно… — изрёк меж тем голос. — Ты уже раз пятьдесят утонул.
— Бери больше — раз сто, — уточнил я.
— Может, пора всплывать? — предложил невидимый водный обитатель.
— А давай ещё посмотрим? — предложил я в ответ.
— Мне потом с ними не разбираться.
— Да, ладно, не впервой, прорвёмся.
На берегу, меж тем, события приняли другой оборот. Мара, так не вовремя ограниченная Хлоей, в рвении поработать водолазом, скорее всего смирилась с этой мыслью, но не замедлила родить другую. И эта другая мысль воплотила на берегу летающего ящера. Как она с ним так быстро связывалась — для меня загадка. Тем не менее сейчас пушистый комок что-то эмоционально втолковывал дролонгу, активно размахивая лапками. Судя по эмоциям, читавшимся на морде ящера, ему это положительно не нравилось.
— А этот-то что здесь делает? — озадачилась моя невидимая соседка.
— Если это вопрос ко мне, то на данный момент понятия не имею. А так, вообще, по жизни, это ручная зверюшка вон того пушистого комка.
— Дролонг — ручная зверюшка?! Не смеши меня. Это самые опасные и самые независимые обитатели этого мира.
— Мне не веришь — сама посмотри.
Видимо, не добившись своего чисто даром убеждения, Мара смачно плюнула на песок, ухватила дролонга за усы, топорщащиеся на морде, и натуральным образом потащила ящера к реке. И самое интересное, что дракон засеменил за ней мелкими шажочками. И из всего сопротивления — только явное недовольство на морде.
— Вот видишь, что с самым опасным и независимым зверем вытворяют? Плетётся, как собачонка на привязи. А ты мне не верила.
Дотащив дролонга до реки, Мара шлёпнула его морду на песок у самой кромки воды, шустренько оббежала вокруг ящера и засандалила ему смачного пинка по самый хвост.
— Быстро сматываемся! — прямо-таки завопил голос в моём мозгу. — Сейчас эта ящерица тут конец света устроит.
Не дожидаясь ответа, невидимая обладательница глубин уцепила мою руку и резко рванула против течения, набирая скорость с завидным упорством. В определённый момент сопротивление воды возросло до состояния неприятной болезненности, и я уже хотел было возмутиться по этому поводу, но не успел. Резкое торможение. Смена курса. И вот я уже смачно приложился спиной о песок, у прибрежной коряги.
— Сдурела! Больно же.
— Больно — это не смертельно. Надеюсь, что из-за волны, поднятой этим ящером, наше бегство не заметили. В противном случае пришлось бы прибегнуть к методам этого пушистого комка.
— Это ещё что за методы? — осведомился я.
— Хвостом под зад, и уже обсыхаешь на солнышке.
— Каким ещё хвостом? Ты что, рыба?
— Сам ты рыба, — разобиделись в ответ. — Ты посмотри на него, он ещё и хамит. И откуда только вас, таких хамоватых, набираю?
— Вот те придурошные в реке топят, — не обиделся я в ответ.
— До тебя никого не топили.
— Значит, тебе повезло, и в твои воды угодил уникальный экземпляр. Первый и единственный в своём роде. Меня за подарок можешь не благодарить, а вот их, — я махнул в сторону берега рукой, — пока не советую. Хотя утопление тебе не грозит, но, боюсь, твоё «спасибо» по достоинству не оценят. А могут ещё и зверюшку ручную натравить. Девки-то безбашенные. Это я на собственном организме не раз проходил.
— Плохо проходил, — улыбнулись в ответ. — Я бы сказала — некачественно. Это если судить по шкуре.
— А ты что хотела? Чтобы я тут в рубцах и шрамах красовался? Или культяпками в твоём водоёмчике водичку загребал?
— Ладно, насмешил. «Рыбу» прощаю. Но впредь следи за языком. Во-первых, с дамой разговариваешь. А во-вторых, за хамство здесь его тебе мгновенно ампутируют, даже зубов твоих не разжимая.
— Добрые тут у вас все, как я погляжу. Прямо спасу нет. Вот прямо куда ни плюнь — в сплошного добряка попадёшь.
— Это точно. Есть такое дело. Ладно, хватит попусту молоть тем, что ещё на месте. Надоело мне от дролонга по корягам прятаться. Давай решай: если к своим, то могу подкинуть на тот берег. Если нет — можешь рвануть со мной вверх по течению. Как вариант, жди, когда на тебя эта рептилия наткнётся. Повзёт — живым останешься. Не повезёт — девчонки не зря страдали. Окропят слезами, прикопают под кустиком на бережку, волосёнки себе повыдирают, да и напьются с горя. Чем не вариант достойной кончины?
— А вот это вот фигушки. В мои планы пока не входит так быстро умирать. У меня, как оказалось, столько дел в этом мире...
— Значит, со мной?
— Заманчиво, но нет. Что-то мне подсказывает, что отсиживаться в водных глубинах — это совсем не мой путь. Поигрались в утопленника, пора и честь знать. Надо на сушу, к девчонкам выбираться.
— Не боишься, что пришибут в порыве праведного гнева?
— Нет, ну скандал, конечно, закатят, тут к бабке не ходи. А потом всё, как ты и говорила. Сопли, слёзы, обнимашки. Если совсем повезёт, то и по бокальчику совместно пропустим. Но это если очень сильно повезёт.
— Как знаешь. Я твоей судьбе не хозяйка.
— Это точно. Ты меня вон за те кустики незаметно подкинуть сможешь? Откинусь там без сознания, глядишь, и вовсе без скандала обойдётся. Дролонг-то больше вниз по течению бороздит, туда он ещё не заглядывал. Вот и сделаем вид, что я из последних сил туда выплыл, а там уж эти силы меня и покинули.
— Хитёр. Думаешь, проскочит? Не поверят, что ты под водой да против течения столько выгреб.
— Поверят, не поверят — это их проблемы. Других вариантов у меня нет. Будут сильно не верить, включу наезды, перейду в наступление. Не я же их в реку макал. Так что ещё отхватят у меня по первое число. Поэтому выбор у них не богатый. Или поверить и раскаяться, или нарваться на грозного меня со всеми вытекающими из этого последствиями.
— Ладно, протяни руку. Сейчас я тебя вмиг под кустики положу.
— А может, напоследок, удовлетворишь моё нездоровое любопытство? Оставишь, так сказать, визуальный облик в моей склерозной памяти. Ведь уже практически как родные.
— Чего?
— Я говорю, к чему всё это баловство с невидимостью?
— А, ты про это. Пожалуй, нет. Давай в следующий раз. Если готов будешь.
— Да я и сейчас готовее всех готовых.
— Давай уже руку, готовый. Тебе сейчас вон о тех, кто по берегу скачет, думать нужно. А со мной ты ещё увидишься, и чувствует моё сердце, увидишься не раз. Вот тогда и посмотришь.
Мне дали понять, что диалог закончен, несмотря на мои возражения, схватили за руку и, применив всё то же, аккуратненько вытолкали под кустик на противоположном берегу реки.
— Прости, конечно, но так тебе будет сподручнее. А то не верю я в чувство самообладания этих девиц.
В этот момент я огрёб такую затрещину, что даже искры не успели посыпаться из моих глаз. Или успели, но я на это не обратил никакого внимания. Вот прямо совсем никакого внимания. Ведь для того чтобы обратить хоть какое-то внимание, нужно обладать хотя бы минимальным сознанием. А его из меня вышибли качественно, капитально и, похоже, надолго.