Добрый

Глава 6

Глава 6

Выйдя из комнаты, мы свернули направо и пошли по просторной галерее, в которой не было окон, украшений, да и вообще чего-либо, кроме дверей по левой стороне и факелов — по правой. При первом же взгляде стало понятно, что галерея всё время поворачивает вправо. Значит, башня, решил я. Вот почему в окно я не углядел соседние стены. Факелы же мерцали неестественным огнём, выкидывая всполохи пламени в причудливом танце. Причём каждый факел танцевал сольную партию, но впечатление от всего огненного ансамбля было фантастическим и бесконечно завораживало. Тени и всполохи метались по стенам в таком причудливом ритме и создавали такие нереальные узоры, что я невольно залюбовался и чуточку приотстал от уверенно вышагивающей Мары.

— Шагай резвее, вкусненький. Сейчас обо всём договоримся и пущу погулять. Налюбуешься вволю.

— О чём договоримся? — обратился я к Маре, догоняя её.

— Не мешай, — отмахнулась от меня лапкой принцесса, — дай сосредоточиться. Просто не отставай и помалкивай. Там всё узнаешь.

Дальше мы двинулись молча. Впрочем, долго наше путешествие не продлилось. Мара резко остановилась у одной из дверей, прикоснулась к ней лапкой, прошептала что-то непонятное и толкнула вперёд.

Помещение было как две капли воды похожее на то, в котором недавно прибывал я, за тем небольшим исключением, что в нём находилась Хлоя. Она сидела у окна и пристально вглядывалась вдаль, хотя нет, просто смотрела в одну точку. На наше появление она даже не отреагировала.

— Привет, принцесса, — сходу по-простецки поздоровалась Мара, — тоскуешь?

— Здравствуй, Хлоя, — поздоровался я.

Ответом было молчание.

— Это правильно. Потосковать иногда — милое дело, — продолжала между тем Мара, нисколько не обращая внимания на молчание Хлои. — Слабые души тоска съедает без остатка, а вот сильные подталкивает к решительным действиям.

— Не дождёшься, — Хлоя решила явить себя этому миру целиком, а не просто верхнюю оболочку. — Я знаю, что ты специально посадила меня в эту комнату, хотя эта мужская часть башни. Ты думала, что только один взгляд в сторону моего дома заставит меня принять все твои условия. Ты ошиблась, Мара. Да, там мой дом, но он захвачен чужаками. В нём нет никого, кто был мне дорог. Мои родители убиты, моих братьев там нет...

— Знаю, они у Трёхпалой скалы, — отмахнулась Мара.

— Откуда… — впервые потеряла невозмутимость Хлоя. — Ах да, я позабыла.

— Но, там есть твой народ?

— Мой народ нуждается во мне живой, способной править ими, способной повести их в бой, если нужно. Мёртвой я не нужна своему народу. Я не пойду на обмен, Мара. Это верная смерть. Я не приму её даже ради того, чтобы ты убедилась, что мои слова правда.

— Да сядь ты, Сергей, — переключилась на меня Мара, — не маячь столбом. Не видишь, девушки беседуют. Встал тут посередине — ни обойти, ни перепрыгнуть. Побудь в сторонке, твоё время ещё придёт.

Вот по поводу «ни обойти, ни перепрыгнуть» я мог бы поспорить. Да Мара в мгновение ока оббежала бы вокруг меня раз десять. А уж прыгнуть на высоту моего роста смогла бы, оттолкнувшись одним коготком задней лапки. Видел, помню. Но сейчас я ей явно мешал, стоя психологическим барьером между ней и Хлоей. Решив не лезть в бутылку, я потихоньку удалился в сторонку, заняв место в зрительном зале, согласно выданного билета.

Хлоя же бросила прощальный взгляд вдаль, видневшуюся за окном, и решительно повернулась.

— Я не хочу воевать с тобой, Мара. Мы не были с тобой подругами из-за разницы в возрасте, но я всегда любила тебя. Любила тебя пищащим комочком, только что народившимся на свет. Любила тебя маленькой отвязанной бесовкой, когда ты устраивала такие шалости, что у твоих родителей шёрстка вставала дыбом от твоих проделок. Любила даже тогда, когда в очень юном возрасте ты собрала ватагу детей знатных варов, таких же юнцов, как ты, и вы отправились добывать дролонга. Когда все высокопоставленные семейства узнали, куда делись их дети, они чуть не подняли восстание и не свергли твоих родителей. Ведь последний дролонг был добыт так давно, что об этом остались только легенды. А все смельчаки, которые пытались добыть его, пропадали бесследно. И вы ведь добыли его.

— Я добыла, — поправила Мара очень тихо. — Все остальные разбежались при первом его рыке. Мне пришлось потом неделю собирать их по лесам, чтобы привести домой целыми и не совсем покалеченными.

— А кстати, Мара, как ты его добыла?

— Он просил не говорить.

— Кто?

— Дролонг.

— Мара, дролонги не умеют разговаривать.

— А ты пойди добудь и поговори с ним, Хлоя. Мы столько всяких небылиц насочиняли про дролонгов, что мне было стыдно, общаясь с ним. У меня даже шёрстка краснела до самых кончиков.

— Вот видишь, Мара, какое прекрасное было время.

— Да, Хлоя, а теперь идёт война. Война безжалостная и беспощадная. И твой народ навязал нам её. Гелы первыми напали на нас.

Гелы? Значит, народ Хлои называется гелы. Странно, я только сегодня первый раз услышал это название. А ведь, чёрт возьми, я раньше даже не задавался этим вопросом. И в мыслях даже не было.

— Мара, я не знаю, почему гелы напали на варов. Я тебе уже рассказывала, моих родителей убили. Нас закинули в другое измерение.

— Стоп! Не будем ходить по кругу. Это всё слова. Слова и ни одного доказательства. Дай хоть одно, и, может, я тебе поверю.

— У меня их нет, — понурила голову Хлоя.

— А у меня гибнет мой народ! — воскликнула Мара.

— Мой, как оказалось, тоже, — тихо прошептала Хлоя.

— Но первым напал твой! — Мара, похоже, не собиралась сбавлять тон.

— Я не знаю, — прошептала Хлоя ещё тише.

— Зато я знаю, Хлоя. Знаю, что при помощи тебя я остановлю эту войну.

— Мара?!

— Хлоя, дай мне доказательства, что тебя здесь не было и что ты не знала о войне?

— Но как? — Хлоя ещё ниже склонила голову и задумалась.

— Может, он поможет? — Мара указала коготком в мою сторону.

— Чем? — покачала головой Хлоя.

— Я могу посмотреть в его памяти, — предложила Мара.

— Нет. Это не поможет. Я была там в другом образе. Ты не поверишь.

При этих словах Мара довольно щёлкнула язычком и запрыгнула на подоконник, молча устремив взор вдаль.

Вот так и сидели. Мара любовалась окрестностями. Хлоя изучала мозаику на полу. А я переводил свой взгляд с одной принцессы на другую. И над всем этим созерцательным театром весела гробовая тишина безысходности.

— Мара, — первой не выдержала Хлоя, — загляни в мою память, ты же стала сильной магичкой, я чувствую.

— Сильной — да. А вот дурой — нет. Даже половины магических способностей, которые есть у тебя, достаточно будет, чтобы навязать мне любые образы и выдать их за истинную правду. Ай, яй, яй! Хлоя, а я уже начала тебе верить.

— Тогда выхода нет. Мне нечем доказать свою правоту, Мара.

— Открой мне память Хвана, — медленно произнесла Мара.

— Нет! — Хлоя в мгновение ока резко выпрямилась и превратилась в статую холодного надменного божества. — Ты же знаешь, что это невозможно.

— Это возможно, Хлоя, — всё так же медленно и отчётливо продолжала Мара, — и не мне тебе об этом рассказывать.

— Но его память закрыта при рождении очень мощными заклинаниями, — не сдавалась Хлоя.

— Как и у всех особ королевских кровей, — спокойно продолжала Мара.

— Эту защиту нельзя взломать!

— Взломать — нет. Попробовать обойти при согласии и помощи со стороны Хвана можно.

— Но если хоть что-то пойдёт не так, мозг Хвана уничтожит сам себя.

— Ты мне поможешь, Хлоя. Я направлю все силы на преодоление барьеров памяти, а ты будешь поддерживать жизнь Хвана, и он не умрёт.

— И превратится в бездумное, безвольное растение.

— Но есть шанс, что этого не произойдёт. Такие примеры наша история знает.

— Один пример! — Хлоя не выдержала и закричала. — Всего один, Мара! Хван мой брат, я не стала бы им рисковать даже при большей вероятности успеха.

— Идёт война, — спокойно продолжила Мара. — Гибнут наши народы. Сейчас есть реальный шанс её остановить. Ты сможешь её остановить, Хлоя. Но я должна понять как. Хван — единственный вариант раскрыть твоё прошлое передо мной. И тогда мы решим, что делать в будущем. Ты можешь подумать до вечера. Только до вечера. — Мара резко соскочила с подоконника и направилась к двери, но вдруг остановилась. — Я бы отдала жизнь за свой народ, Хлоя. И ты бы отдала. Почему ты думаешь, что Хван не способен на это?

Поняв, что очередное действие спектакля окончено, я тоже решил покинуть занятое в зрительном зале место, дабы не мешать одной из главных героинь спокойно подумать в одиночестве. Тенью скользнув за Марой, я чуть не впечатался в резко захлопнувшуюся передо мной дверь. Решив, что про меня просто забыли в пылу происходящего, я, даже не обидевшись на бестактность, предпринял попытку эту самую дверь отворить. Тщетно. Она просто сделала вид, что её никогда здесь не было, и умело притворилась стеной. Нет, конечно, внешне она осталась дверью, но про свои функциональные обязанности напрочь забыла.

— Не ломись в неё, Серёжа. Она не поддастся. Здесь за́мок Мары, и даже пылинки подчиняются только ей. Прикажет задушить — набьётся в рот и нос в таком количестве, что не прочихаешься.

— Да я, собственно, просто попробовал.

При этих словах я немного сконфуженно отвернулся от двери, подумывая, правда, пнуть её с ноги в отместку. Но, в последний момент решив, что дверь здесь ни при чём, передумал это делать. Дверь, как мне показалась, облегчённо вздохнула и погрузилась в спокойную дремоту, словно профессиональный охранник. А вот я, напротив, растерялся, не зная, что делать дальше, застыл посередине комнаты и даже расставил руки в стороны.

— Подойди ко мне, Серёжа, — попросила Хлоя. Но в её голосе послышалось что-то такое, что заставило меня мгновенно преодолеть расстояние, разделяющее нас.

— Хлоя?

— Помолчи, — остановила она меня. — Просто помолчи.

Послушно захлопнув рот и прикусив до полного омертвления так и не сумевший выбраться наружу несчастный вопрос, я попытался поймать взглядом глаза Хлои. Она не сопротивлялась и, распахнув передо мной две изумрудные бесконечности, позволила нырнуть в них. Искорки и на этот раз не прискакали полюбоваться на мою вторгшуюся персону, предпочитая отсиживаться где-то на берегах чудесных Хлоиных век, поросших перелеском бархатистых ресниц. Мне стало как-то неуютно, одиноко и тревожно. Я даже пару раз моргнул, пытаясь отогнать эти неприятные чувства, но они не пожелали удаляться, а напротив, вцепились в меня мёртвой хваткой. Я предпринял очередную попытку стряхнуть их, прогнать и заменить на добрые, нежные и приятные. Они с лёгкостью парировали все мои поползновения.

— Он мой брат, Серёжа. Он мой брат, — тихо произнесла Хлоя.

— Я понимаю, — как можно нежнее подхватил я.

— Он часть меня, — продолжила Хлоя, и мне на миг показалось, что говорит и, собственно, смотрит она сквозь меня, как мы смотрим сквозь оконное стекло, совсем его не замечая.

— Да, конечно, — я снова попытался превратить монолог в диалог.

— Мара не понимает, что если с ним что-то произойдёт, я не переживу.

— С ним всё будет хорошо, — попытался успокоить я Хлою.

И тут Хлоин взгляд словно подёрнулся туманом и поплыл куда-то вдаль. Я попытался остановить его, поймать, не дать уйти, ещё ничего не понимая. Все мои усилия были тщетны. Хлоя резким рывком разорвала наш визуальный контакт и, уткнувшись мне в грудь, уже не смогла сдержать водопад обиды и горечи.

Рыдала Хлоя долго и как-то очень по-взрослому. В этом рыдании не было щенячьего повизгивания от боли в придавленной лапке. Детской обиды по поводу сломанной игрушки. Женской истерики как защитной реакции на проявленную несправедливость. Прижимая её голову к своей груди и нежно гладя по волосам, я даже не чувствовал той обиды, которую рыдающий человек старается выплеснуть со слезами. Рыдая, Хлоя как будто старалась размыть барьер внутренних чувств, сковавший волю и мешающий принять то единственно верное, но такое до боли нежеланное решение. Каждой слезинкой она рушила свой родной, привычный мир. Рушила и пыталась создать его заново. Снова рушила и снова пыталась создать. Я ей не мешал. Да и что я, собственно, мог? А если бы даже и мог, то от меня не приняли бы ничего. Это было её горе и её выбор. И я это знал. Я просто это знал. И старался не мешать. Только плотнее прижимал её хрупкие вздрагивающие плечи да старался получше спрятать мокрое от слёз лицо на своей груди, чтобы тем самым хоть чуточку оградить её от этого мира и дать возможность побыть наедине с собой.

Рыдания Хлои закончились сразу, почти мгновенно. Вот ещё её хрупкие плечи подрагивают в моих объятиях. Проходит буквально секунда, и её кулачки уже упираются мне в грудь...

— Пусти, задушишь, — просипела Хлоя в тот самый миг, когда смогла отвоевать капельку свободного пространства между своим лицом и моей грудью.

Я ослабил объятья, но полностью её не отпустил. Попытался поймать её взгляд и соединиться в этом взгляде.

— Нет! Не смотри! — лицо Хлои снова спряталось на моей груди на долгую минуту. — Просто отпусти меня и отойди к окну, — продолжила она после затянувшейся паузы. — Только не оборачивайся.

Я медленно отпустил её, и как только всё моё Я перестало чувствовать её прикосновения, резко шагнул к окну, оставляя её за спиной.

— Спасибо, — долетел до меня её благодарный шёпот.

Блаженная улыбка в мгновение ока появилась на моих устах. Взгляд полетел в изумрудную даль окрестностей, впрочем, ни за что не цепляясь. Мне было просто хорошо. Вот так вот — раз, и просто хорошо. И я пытался растянуть во времени это прекрасное чувство.

***

О том, что Хлоя поговорит с братом и попросит Хвана открыть свою память, Маре было объявлено вечером.

— Но я настаивать не буду, — в очередной раз повторяла Хлоя, — уговаривать и упрашивать тоже.

— Конечно, конечно, — в очередной раз твердила Мара, давая распоряжения слугам, носившимся как ужаленные пчёлами в одно пикантное место.

Я же, мешаясь под ногами суетящихся слуг, от нечего делать просто бродил по замку, изучая его архитектуру и виды из окон. Надо отдать им должное: ещё ни один слуга не налетел на меня. Да что там налетел — даже не задел краешком чего-либо. Каждый раз эти пушистые комочки тормозили в метре от меня, почтительно кланялись и размазывались по стеночке, давая возможность мне беспрепятственно пройти. Выглядело всё это довольно умилительно и весело. Особенно размазывание. Смысла в этом не было никакого. Коридоры имели такую ширину, что в них спокойно могли разойтись два слона, и даже им пришлось бы шагнуть друг к другу, чтобы поприветствовать собрата пожатием хобота.

Выступление к Трёхпалой скале на встречу с братьями Хлои было назначено на утро. Во дворе замка уже вовсю складировались тюки, и получали усиленную пайку ездовые животные, которых называли вихрами.

Перед тем как отправиться спать, Мара позвала меня в комнату Хлои.

— Присядьте, чтобы не упасть, — обратилась она к нам. — Как ты думаешь Хлоя, твои братья доберутся завтра до Трёхпалой скалы?

— Если не будут отсиживаться в болотах гургутов, то дня через два, наверное, доберутся, — ответила Хлоя, прикидывая что-то в уме.

— Медленно, медленно, — Мара задумчиво заходила по комнате.

— А от чего это мы должны упасть? — бесцеремонно влез в разговор я.

— Не торопись, вкусненький, всё узнаешь. — Мара продолжала нарезать круги по комнате. — Хлоя, а ты можешь мысленно связаться с Хваном и спросить, где они сейчас?

— Попробовать, конечно, можно, — тени сомнения пробежали по лицу Хлои. — Только если меня продолжают отслеживать, то мгновенно вычислят, как только я попытаюсь установить связь. Моей силы не хватит, чтобы прикрыть этот канал от посторонних.

— Да, даже если я подключусь, то полностью мы канал не закроем, — Мара встала посередине комнаты как вкопанная. — Проблема.

— А к чему такие трудности? Братья будут ждать меня в условленном месте. Даже на вихрах прибудем туда не сильно раньше.

— А потому что мы будем там уже к обеду.

— Мара, это невозможно, — усмехнулась Хлоя.

— По земле да. А вот по воздуху...

— В нашем мире что-то изменилось, пока меня не было? — в вопросе Хлоя зазвучал явный сарказм. — Вары отрастили крылья?

— Вары — нет, — Мара явно решила подыграть Хлое и тоже добавила в свои слова существенную толику сарказма. — А вот их принцесса да.

— Повернись-ка, дай мы посмотрим на твои пушистые крылышки.

— Мои пушистые крылышки будут завтра с утра ждать нас у ворот замка. И вовсе они не пушистые, а очень даже лысенькие и кожистые. Мы полетим на дролонге.

У Хлои натурально отвисла челюсть и пропал дар речи. Она во все расширившиеся глазюки смотрела на Мару и пыталась выдавить из себя хоть капельку чего-нибудь членораздельного. Получалось откровенно плохо. Точнее, никак не получалось.

— Хм, — самодовольно хмыкнула Мара, наслаждаясь произведённом эффектом и снисходительно поглядывая на Хлою снизу вверх.

Как у неё получалось так снисходительно поглядывать при её росте, для меня осталось загадкой.

— Вот для этого я и попросила садиться. А то упали бы от неожиданности, побились, покалечились. Лечи вас потом ущербных. А времени и так нет.

Вдоволь насладившись Хлоиным столбняком, Мара обратила взор на меня любимого. И тут уже пришла её очередь удивляться. Нет, ротик она не растопыривала, глазки не выпучивала. Но во всей её пушистой натуре читалось явное удивление.

— Я не поняла, вкусненький, ты чего, на дролонгах каждый день летаешь?

— Ну, на самолётах летал несколько раз.

— Са-мо-лё-тах. — Мара посмаковала незнакомое слово. — Нет, такие звери у нас не водятся. А на дролонгах, значит, не летал?

— Не летал. Но если через дьюти фри да бизнес-классом, то можно и на дролонге. В дролонге бизнес-класс предусмотрен?

— Слушай, вкусненький, ты не мог бы расшифровывать некоторые словечки, которые вворачиваешь в свою речь? — обратилась ко мне Мара, задумчиво почесав лапкой за ушком. — Я, знаешь ли, девушка вспыльчивая. Ругательств не переношу. А твои словечки звучат как ругательства. Могу ведь и покалечить ненароком.

— Да чего тут непонятного? — поспешил ответить я, отходя на всякий случай так, чтобы Хлоя была между нами. — Дьюти фри — магазин, ну лавка, по-вашему, где торгуют товарами разными. Бизнес-класс — специальные кресла для высших особ. Вы же принцессы. Значит, знать. А я типа так. Примазаться. Вместе с вами.

— Вот так и говори, — успокоилась Мара.

— А я и говорю.

— Значит, лавка с товарами нам не нужна, — продолжала между тем Мара. — Необходимое нам уже приготовили. На первое время хватит. Остальное мои слуги на вихрах доставят. А вот кресла дролонг на себя цеплять не даст. Да и некуда там.

— Мара, но ведь дролонги очень опасные звери, — наконец вышла из ступора Хлоя.

— Опасные — возможно. А вот по поводу зверей... знаешь Хлоя, я бы советовала при нём не упоминать слово «звери». Может и обидеться. А я на обиженном дролонге летать не хочу. На не обиженном приятнее и веселее.

— Мара, что ты несёшь? — снова сделала большие глаза Хлоя. — Это дролонг — самоё опасное существо в нашем мире. Какое веселье?

— Терпение, терпение и ещё раз терпение. Только это, Хлоя, в обморок не падать. Он слишком сентиментальный и ранимый. Грохнешься при нём без чувств, и мы завтра никуда не полетим. Заставит уложить тебя в постельку, поить отварами да создать тишину, уют и спокойствие. И молнии в него не метать. У него на них аллергия. Тут уж его в постельку укладывать придётся. Хотя, — Мара на минутку задумалась, — может, конечно, и обманывает. Но чихал очень натурально.

С этими словами Мара вышла из спальни, даже не попрощавшись. И как мне показалось, ведя диалог сама с собой.

Дверь за ней послушно затворилась, но на этот раз она не приняла грозный вид нерушимой стены и стальной обороны, а прикинулась доброжелательным швейцаром, готовым с улыбочкой предоставить проход.

— Даже не сказала, во сколько отбываем, — задумчиво произнесла Хлоя, всё ещё смотря вслед ушедшей принцессе.

— С первыми лучами солнца! — рявкнула дверь, отчего я подпрыгнул.

Довольная произведённым эффектом, дверь премиленько улыбнулась и приняла невинный вид. Типа, ну дверь, ну говорящая, делов-то. Ещё и гладью вышивать могу, но за отдельную плату.

Я всё же на всякий случай зажмурился и, помотав головой, снова уставился на живую дверь. Та прикинулась обычной бездушной деревяшкой, а я начал сомневаться в своей психической нормальности.

— Слушай, Хлоя, а почему я понимаю вашу речь? — неожиданная мысль осенила меня, и я не преминул её озвучить. — Вы что, говорите по-русски?

— Нет, — коротко ответила Хлоя на второй вопрос. На первый ответа не последовало.

— Тогда ты намагичила мне понимание вашего языка? — не сдавался я, поскольку вопрос начал занимать меня всё больше и больше.

— Нет, — выдала, Хлоя с упорным постоянством.

— А кроме постоянного отрицания, полезную информацию получить можно? — начал потихонечку закипать я.

— Да, — лаконично ответила Хлоя, не удостоив меня даже взглядом.

Такого явного игнорирования моя эгоистичная сущность вынести не могла.

Да что она, собственно, себе позволяет, эта девчонка? Мало мне издевательств со всех сторон. Теперь ещё и отношение как к мебели сделаем! Вот сейчас так отшлёпаю, что завтра на дролонге на животике полетит, остужая то, к чему сегодня моя рука душевно приложится.

Собственно, решив не откладывать в долгий ящик столь полезное с воспитательной точки зрения занятие, я быстренько нашёл в комнате стул, разместил его за спиной Хлои и, усевшись, стал многозначительно изучать, так сказать, поле последующей экзекуции. Несмотря на то, что его прикрывало довольно просторное платье из плотной ткани, поле деятельности меня вполне удовлетворило. Конечно, не столь обширное, чтобы, войдя в раж, начать метаться по нему в беспорядочном хаосе, но и не малюсенькое, чтобы накрыть с одного удара. К тому же привлекательная выпуклость говорила о том, что отбить ладошку мне сегодня не грозит, как ни старайся. Я даже подумывал о том, а не задрать ли подол повыше, чтобы изъять его как абсолютно ненужную прокладку, но вспомнив, какие на самом деле эти лохмотья, решил этого не делать. Ведь сто процентов дёрнется от неожиданности. Ломанётся вперёд. Изношенная дерюжка не выдержит и опадёт на пол пошарпанными лоскутками. Этого я допустить не мог. Воспитание воспитанием, а вот излишний эротизм здесь не уместен. Вся наука коту под хвост. Хотя и заманчиво, чёрт возьми.

— Только попробуй, — донёсся до меня спокойный и от этого ещё более угрожающий голос Хлои.

— Чего попробуй? — проблеял я как пацан, пойманный за подглядыванием в щёлочку окошка женской бани.

— Того самого. Не строй мне тут невинного ягнёнка. За раздевания взглядом я ещё, может, и прощу. По крайней мере подумаю. А вот за дальнейшие мысли...

— Так ты, значит, мои мысли читаешь?! — взвился я от этого факта, как уж на сковородке. — И не стыдно? — перешёл я сходу в наступление. А что мне, собственно, оставалось делать. — Кто кричал «А-а-а! Мыслей не слышу! Всё!»?

— Мара, — спокойный ответ Хлои сбил весь мой боевой пыл с лёгкостью цыганского кнута.

— А как же про мир, который принял меня? — схватился я за последнюю соломинку, понимая, что спасительной она, увы, не будет.

— Наш мир тебя принял, — улыбнулась Хлоя. — Но это не значит, что ты можешь опускаться до похабства и непотребства.

— Да я! Ну... это... в воспитательных же целях, — совсем сник я и окончательно повесил голову.

— Ой ли? — усмехнулась Хлоя. — Поначалу решил задать мне тумаков, как обиженный мальчишка, на которого не обратила внимания девочка.

— А вот и неправда. Просто хотел преподать урок против заносчивости.

— Потом откровенно стал пялиться на мою... эту... — Хлоя тоже на мгновение пришла в замешательство.

— И нет там у тебя никакой «этой»! — быстро выкрикнул я, не найдя достойных аргументов для банальной отмазки. — Точнее, это… — позднее раскаяние за вылетевшее явное оскорбление повисло затравленной гримасой на моих устах.

— Негодяй и извращенец, — резюмировала Хлоя, вкладывая в слова весь богом ей данный цинизм. — Представляю, куда бы ты зашёл, если бы я тебя не остановила. Да ты маньяк! Тебя на сто метров к приличным девушкам подпускать нельзя. И к неприличным, кстати, тоже. Завтра скажу Маре, чтобы тебя заковали в кандалы, надели намордник, и... и... и пусть дролонг несёт тебя в пасти — для нашей безопасности. А лучше пусть сожрёт. А теперь пошёл вон. — Указательный палец Хлои указал в сторону двери, которая с готовностью распахнулась.

— Да я, собственно... и всё ты не так поняла... я же... это... — мямлил я, отступая к дверному проёму.

— Вон! — рявкнула Хлоя.

Этот завершающий вопль Хлои развернул меня на сто восемьдесят градусов и придал хорошее ускорение. Настолько хорошее, что я проскочил мимо двери с такой скоростью, что опередил несчастную не на десятые доли, а на целую секунду. Она, эта коварная дверь, явно вознамеривалась дать мне хорошего пинка всем своим корпусом. Но в итоге, лишь толкнула поток воздуха мне вслед, душевно врезалась в свой же косяк и жалобно заскрипела.

Я же, ни на мгновение не тормозя и не сбавляя скорости, понёсся в свою спальню, показав коварной двери неприличный жест.

В итоге этот жест был единственным, хоть и маленьким, но утешением в том океане горечи, обиды и стыда, который накрыл меня на всю ночь. А может даже и на больше.