Добрый

Глава 22

Глава 22

— А почему бы тебе просто не выйти, броситься на грудь к любимой матушке и честно во всём признаться? Так, мол, и так, монархические мысли, вбиваемые изо дня в день учителями, вскружили юную голову, каюсь, грешна, виновата, больше не буду. Пять минут взаимных рыданий. Обнимашки. Поцелуйчики. Прощение сумасбродной дочери. Конец войне. Недельное празднование по случаю всеобщего мира. Братание варов с гелами. Создание коалиции. И как финал — торжественное принятие гургутов в общее братство трёх равноправных народов. И ещё недельное похмельное празднование по этому поводу.

— У тебя совсем мозги съехали? — ласково поинтересовалась Хлоя.

— Подожди, — остановил я принцессу. — Только представь перспективу. Ты остановишь войну. Вырвешь гургутов из болот и вернёшь их в общество. Потом образуешь союз государств и встанешь во главе его. Всё, о чём ты мечтала, только бескровным путём.

— А может, их и не было? — задумчиво произнесла принцесса.

— Откуда такая жажда убийств и тирании?

— Хотя нет, я точно помню, что были. Вот только не заметила, в какой момент ты их пропил.

— Хлоя! — Я не выдержал её спокойного тона и сильно стряхнул за плечи. — Свой разум включи на секунду.

— Убрал руки, — не меняя интонации, приказала Хлоя.

— Вот же ведь… — в бессилии практически прошипел я, но руки убрал, от греха подальше.

— И совсем не «ведь», — с нажимом произнесла принцесса. — С девушкой, между прочим, разговариваешь. Причём с девушкой, которая, в отличие от тебя, головой не поехала и ещё хочет жить.

— А я тебе что, предлагаю с разбегу о стену убиться?

— Ты мне предлагаешь отправиться к моей матушке, а это почти верная смерть. Я своей силы до конца не знаю, зато прекрасно представляю её силу и силу магов в её окружении.

— Она твоя мать!

— После того, как она узнает, истинную картину моего исчезновения, я для неё не дочь. Я для неё даже не враг. С врагом можно договориться. Меня же просто не должно быть. И если ты думаешь, что это остановит войну, то нет. Война только усилится. Мать лучше погибнет, чем признает такой позор. Или погибнут все, кто о нём знает.

— Если всё то, о чём ты говоришь, является не плодом твоих буйных фантазий, то вы все не просто шандарахнутые на всю голову. У вас тяжёлые патологии с момента зачатия.

— Не раскисай, — почти весело усмехнулась принцесса. — Когда этот мир станет моим, я сделаю его намного лучше. А ещё лучше, если мы сделаем это вместе. Предлагаю поучаствовать.

— Да я лучше сдохну, — честно признался я.

— А вот это у тебя, дорогой, не получится. Я тут на тебя одно заклятье наложила, и если ты попытаешься причинить себе вред или добровольно сдохнуть… бр-р-р, нехорошее слово, забудь про него. Так вот, если ты попытаешься вот это вот нехорошее слово, которое ты забыл, то твой организм тут же перестанет подчиняться тебе. И будет подчиняться кому?

— Дай подумаю? — иронично попросил я. — Наверное, тебе?

— Молодец, — демонстративно похлопала в ладоши принцесса. — Прими мои поздравления. Разум ты не пропил. Просто не всегда умеешь им пользоваться. И пока тебя не покинула эта гениальная способность, предлагаю вернуться к вождю и попробовать родить хоть какой-то план.

— По прятанию мяса на просторах болотистой местности?

— Ты, кстати, так и не рассказал, куда деваются убитые на войне, — проигнорировала мой вопрос принцесса.

— Это я должен был рассказать? — вспыхнул я. — Что-то я не помню такого обещания. А вот о том, что мне должны что-то доказать, помню прекрасно. И как я понимаю, не доказалось.

— А всё-таки, где же трупы? — проигнорировала мою колкость Хлоя.

Если принцесса и ждала ответа от меня, то делала она это совершенно напрасно. Гены оракула в меня не подселили, да и провидица Ванга не возродилась во мне в очередной реинкарнации. И вопрос гелско-варских трупов перестал занимать меня. В моём проспиртованном мозгу родилась интересная (по крайней мере для меня) идея. А вот способ осуществления этой идеи рождаться не спешил, и чтобы ускорить его появление на, нужно было элементарно подумать и обязательно в гордом одиночестве. Но предоставить эту возможность Хлоя не хотела. Уже, кажется, и Великий вождь всё понял и оставил меня в покое. Или не поэтому, но это неважно. Уже и гургуты удалились за линию бесшумности: это когда их видно, но абсолютно не слышно. Даже, кажется, окружающая природа поутихла. А Хлоя всё щебетала и щебетала. И если представить хотя бы на минуту, что так будет вечно… чёрт, мне захотелось снова нырнуть в омут лесного ручья и не всплывать оттуда никогда. И пусть какая-нибудь хвостатая тварь попробует меня оттуда вышвырнуть! Общиплю чешую по одной чешуйке!

— И это будет правильно, и ни как иначе. Все меня услышали? А если услышали, то, я надеюсь, и запомнили. В противном случае, я буду предпринимать совсем другие меры. Или не буду, я пока не знаю. Хотя расслабляться вам не стоит. Поверьте моему опыту, мои решения меняются с поразительной быстротой и непредсказуемостью. А вот это уже по-настоящему страшно, ибо я страшен в своей непредсказуемости и неожиданности. Надеюсь, до всех дошло? А если до кого не дошло… короче, кто не спрятался — я не виноват. Всё всем ясно?

Ответом мне была тишина. Да и кто бы мог ответить, когда я разговаривал сам с собой? Как оказалось, все давно покинули лесную поляну, даже Хлоя, и только я пялился на водную гладь и вёл диалог, как оказалось, сам с собой.

Так и до дурки недалеко. Хотя… как назвать то, в чём я сейчас нахожусь? Именно она родимая и есть. Дурка дуркой, дурнее не придумаешь. Только врачей нет. Кто первый халат надел — тот и врач, а остальным остаётся на выбор. Вон одна властительницей мира обозначилась, и ничего — гургуты схавали. Чем остальные хуже? Проглотят, пусть даже и поморщатся. Как говорится, куда я попал и где мои вещи. Вот можно было бы сейчас силой мысли перенестись на свой диван, ни на секунду не задумывался бы. Но, увы, это так здесь не работает. Или работает? Ведь захотел я остаться один и подумать. И на тебе — все испарились в добровольном порядке. Думай сколько влезет. Хотя какой нахрен думай. Куда все исчезли? Я один здесь не выживу.

— Хлоя! — немного неуверенно позвал я. Ответом была тишина. — Великий!! — уже намного громче крикнул я вождя. Результат был тот же. — Кто-нибудь!!! Ау!!!

И никого. И ни ау. И вообще, иди лесом. Вот это было мне молчаливым ответом. Впору было придаться панике.

***

Паника на этот раз оказалась девушкой своенравной и просто так, по ежесекундным хотелкам, отдаваться мне на придание не собиралась. Не скажу, что сильно свербело её уговаривать, но, с другой стороны, сидеть и хладнокровно взрывать свой мозг одной мыслью о том, что меня тупо забыли, было во сто крат хуже.

Бежать вдогонку? Тоже не вариант. Я просто не знал, в какую сторону. Вот представьте — не заметил. Был увлечён другим.

Тупо ждать, когда они опомнятся и вернутся за мной? А если не дождусь? Вдруг меня какая тварь схомячит, или я от голоду ласты заверну?

К чёрту пессимизм! Если истерическая паника мною побрезговала, то пускай и этот меланхолик носа не кажет. Хотел поразмыслить в одиночестве, вот и буду. Воды сколько хочешь. Времени — целая прорва, мне ведь вечная жизнь обещана. А то, что с едой проблемы, так в крайнем случае можно и русалку напрячь. Уж рыбки-то она подкинет, а огонь трением добуду. Дров в округе хоть отбавляй. Соберу. Не ленивый. И да, ту же русалку можно попросить молнией в костёр шандарахнуть. Им тут это — как мне чихнуть. А там меня и моя жёнушка отыщет, я думаю, что скучать в одиночестве ей будет ой как некомфортно.

Стоило только подумать, как из пруда вылетела довольно увесистая рыба и, больно вмазав мне по физиономии, шлёпнулась у моих ног.

— Не голодный! — подытожил я восьмиэтажные непарламентские выражения, прекрасно понимая, от кого прилетел продуктовый подгон.

Рыба не преминула этим воспользоваться. Поднялась в воздух. И, долевитировав до пруда, рыбкой ушла в родную стихию. Ну конечно, рыбкой, не уткой же. Она рыба, и на тавтологию ей пофиг.

— Не очень-то и хотелось! — рявкнул я вдогонку и показал неприличный жест.

Так, стоп. Не время сейчас придаваться хандре. Я погасил в зародыше желание и насинячиться, и впасть в депрессию от невозможности сделать это. Утопиться, удавиться, расшибиться с разбега об дерево мне всё равно не дадут. Хотя последнее можно попробовать: я не видел здесь существ, способных к телепортации, а значит, перехватить по-любому не успеют, особенно если набрать приличную скорость.

Знакомая мне рыба тут же выпрыгнула из пруда и снова вмазала мне по физиономии, только уже с другой стороны.

— Больно же! — в сердцах прошипел я, схватившись за ушибленную щёку.

На этот раз рыба не стала дожидаться и, проливитировав прежним путём, ушла в воду с изяществом чемпионки мира по прыжкам. Без брызг.

— В следующий раз зажарю, — твёрдо пообещал я, вглядываясь в водную синь и потирая щёку. — Или к пиву засушу.

Хитрая мордочка рыбы выглянула из воды и уставилась на меня, давая понять, что круглее идиота она в жизни не видела.

— Сама дура, — огрызнулся я на рыбу, и, поняв весь идиотизм ситуации, развернулся и уверенно зашагал от пруда в сторону леса.

Подумаешь, возомнили тут о себе. А я тоже хорош. Сопли распустил. Жалейте меня. Любите. В попу целуйте. А никто жалеть не будет. Этот мир пацифизмом не страдает. Они этой болезнью в пелёнках переболели. Если, конечно, у них были и пелёнки, и детство, в чём я сейчас очень сильно сомневаюсь. А с виду все такие милые и респектабельные, вот прямо приходи глядеть. Но копнёшь чуть поглубже… И всё! Куда что девается?! Такое ощущение, что эта респектабельность видна только мне. Некая ширма, скрывающая всё от посторонних глаз. А чьи здесь глаза посторонние? Правильно — мои. А вот зачем их прикрывать ширмой — не понятно. Что я такого могу там увидеть, чего видеть не должен?

Этот вопрос настолько увлёк меня, что я перестал следить за дорогой. Раньше я двигался по каким-то ориентирам: вот от этого деревца до той кочки, от кочки до лужицы, от лужицы… А вот именно от лужицы я и пошёл, чёрт знает куда.

Короче, я заблудился. Не то чтобы я и раньше представлял себе, куда идти. Но теперь я даже приблизительно не догадывался, куда вернуться.

То уютное озерцо с теперь уже казавшейся такой милой рыбой и обалденной русалкой растворились для меня в лесной чаще и были сейчас недостижимее моего дивана.

Я обвёл местность рассеянным взглядом, надеясь зацепиться хоть за какой-то ориентир, но, увы, взгляд, пробежав все триста шестьдесят градусов кругового обзора, вернулся ни с чем. Можно было идти в любую сторону и, положившись на удачу, попытаться куда-нибудь выбраться. Вот только удача — девушка непредсказуемая, и надеяться на неё — хуже чем играть в русскую рулетку. Никогда не знаешь, в какой момент зачешется её левая пятка и она выкинет очередной фортель. Поэтому я пошёл, как я считал, на север.

Русские всегда идут на север, и никто не знает почему. Думаю, книга Киплинга здесь не причём. Просто одна из черт русской души. Чуть что — мы идём на север. Но если надо сходим и на юг, особенно если нас очень попросить, то можно и сходить. Турки больше десяти раз просили. А мы и не отказывали. Эх, сейчас бы на Эгейское море, а не вот это вот всё.

— Это ещё куда? — прозвучал вопрос в моей голове.

— Туда, — спокойно ответил я, не особенно задумываясь, кто со мной заговорил. Привык, наверное, чего каждый раз подпрыгивать.

— Нет тут такого моря, — убедительно заверили меня.

— А какое есть? — наивно переспросил я.

— Это смотря для чего. Если на предмет утопиться, то подойдёт ближайшее…

— А если на предмет курорта?

— На куда?

— Поплавать в тёплой солёной водичке, позагорать на нежном солнышке, охладиться парочкой коктейлей и поглазеть на обворожительных девчонок. А может, и не только поглазеть.

— Дурак, что ли?! — искренне удивился мой собеседник.

— В смысле? Что такого дурацкого я сейчас сказал?

— Чего тогда топиться-то?

И вот этот элементарный вопрос ввёл меня в ступор. Доказывать кому-то на голубом глазу, что топиться я не думал, было бесполезно. Без меня меня женили. А теперь либо разводись с разделом своего имущества, либо живи долго и счастливо.

При мысли про женись сама собой нарисовалась Хлоя. В моей памяти, а не вот здесь из плоти и огромного куска извращённых амбиций, заменяющего все жизненные соки в её прекрасном теле.

— А ты не такой дурак, — снова возник со своими обличениями голос. — При такой-то топиться самое то. Показать, где море?

— Нет, пока не нужно. А ты вообще кто? — запоздало заинтересовался я обладателем голоса.

— Как будущему утопленнику, тебе это зачем? — насторожился голос.

— Исключительно из соображения культуры обращения.

— Ась? — переспросил голос практически по-земному.

— Я говорю, неприлично к разумному существу в среднем роде обращаться, попахивает пренебрежением и даже в какой-то мере расизмом.

— Кем?

— Просто скажи, ты мальчик или девочка? — сдался я.

— А тебе зачем?

Всё, ситуация зациклилась, а проходить снова путь высокопарного слога мне до жути не хотелось.

— Ладно, — примирительно изрёк я. — Хочешь инкогнито, оставайся инкогнито. Буду звать тебя мистер Ит. Или миссис Ит. Хотя к чёрту гендерные принадлежности, просто Ит. И я даже знаю, где меня бы поняли и поддержали. Но я этого всего не поддерживаю…

— И-и-и-т-т-т, — просмаковал голос вслух, пробуя каждую букву на вкус. — Хорошо, мне нравится.

— Если тебе нравится, тогда так и порешали. Нарекаю тебя Итом, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Кагорчику случайно нет, новорождение спрыснуть?

— Кого?

— Слушай! Всё так хорошо начиналось, откуда резко наступило мгновенное отупение? Может, здесь блохи-дауны водятся, и одна тебя исподтишка за мягкий копчик жвахнула, передав ген дегенератства через токсичную слюну?

На сей раз тишина была мне ответом. Я так думаю, что в этот раз набор непонятных слов окончательно сломал мозг моему аборигену-собеседнику.

— Да что у вас, блохи не водятся? А на ком же вы местных левшей тренируете? — задумчиво изрёк я и продолжил путь в неизвестном направлении, радуясь, что так удачно избавился от этого странного собеседника.

— Ближайшее море не там, — долетело мне в спину и заставило остановиться.

— Да не нужно мне море! — сплюнул я на мох, причём натурально — слюной. — И топиться я не собираюсь! И в собеседниках не нуждаюсь! И прошу оставить меня на дистанции полнейшего одиночества!

— Теперь мальчонку принялся тиранить?! Он же ещё плоти не имеет, а ты его словами незнакомыми…

Память учтиво нарисовала мне птицу-бабу во всей её красе.

— Я просила меня так не называть, — практически прорычала Болотная старшая.

Этот рык заставил меня ничком растянуться на мху и закрыть голову руками. Не знаю, какой инстинкт был тому виной, но он оказался тысячу раз прав. Огромная тень спикировала надо мной и, черканув клювом по тыльной стороне моей ладони, зарылась в ближайшей моховой кочке. Останься я стоять или даже присядь на корточки, в голову прилетело бы нехило. Минимум реанимация. Хотя откуда тут реанимация? Они даже до простой неотложки не додумались. Короче, неминуемая смерть с расколотой, как гнилой орех, башкой.

Прошло, наверное, долгих две-три минуты, прежде чем я рискнул приподнять голову. Совершенно не подозрительная тишина. До боли знакомый мох. И торчащая из кочки куриная жопа. Точнее — птичья. Всё остальное уходило в глубину по самую жо… Ещё и куриные лапки, расставленные в стороны. Одна из когтистых конечностей заметно подрагивала.

— Надо спасать, — вслух произнёс я. — Моховые маски хороши лишь при кратком курсе применения.

Спасать увязшую во мху курицу-переростка оказалось делом неблагодарным и практически непосильным. Веса в ней было изрядно, да и габариты впечатляли. А самое главное — помощи со стороны, засевшей во мху, не было никакой. Закрадывалось даже ощущение, что в этой кочке все отбросили коньки, а я тут зря зарабатываю грыжу. Но с другой стороны, подрагивания этих самых «коньков» говорили о наличии жизни в перьевом организме.

— А может, она, как все птицы, после смерти ещё на инстинктах? — обращался я в никуда, упорно вытягивая её за правую лапу. — Вон, та же курица без башки марафон готова пробежать.

— Она жива.

— Тьфу ты — сплюнул я от неожиданности, но перед этим отпустил лапу и шлёпнулся на пятую точку. — Про тебя то я совсем позабыл. Давай помогай, нечего на солнышке прохлаждаться.

— Могу помочь советом, — прозвучало в ответ.

— Засунь свой совет знаешь куда? — возмутился я от такой наглости, и уперев взгляд в птичий филей, лаконично дал понять о направлении засовывания.

— Да ты не понял.

— Да всё я понял. В какой мир не махни — одни советчики. Как поработать, так днём с огнём нужно искать. Зато как посоветовать — и просить не нужно, в любую щель залезут и засоветуют до потери пульса.

И всё-таки именно это непонятно кто, прозванное мной Итом, нехиленько помогло мне в вытаскивании птице-бабы. Та злость, которая возникла во мне, пожелала переметнуться в мышечную силу, и в очередной мой рывок птице-баба вылетела из моховой кочки, как пробка из бутылки, впечатав меня филейной частью в местную планету.

А старушка-то весила преизрядно, и если бы не мох… В общем, существенных увечий я не получил, так небольшая помятость, а вот доступ к кислороду оказался затруднён. Перья хреново пропускали воздух. Да ещё этот пух!

Из последних усилий я столкнул птичью тушку в сторону и натужно закашлялся, пытаясь освободить дыхательные пути, согнувшись при этом в три погибели. Мощный хлопок по спине заставил меня зарыться лицом в мох. Вынырнув из мха, я выплюнул изрядный комок пуха. Дышать сразу стало намного легче.

— Спасибо, — искренне произнёс я.

— На здоровье, — ответила Болотная.

— А чем это меня? — поинтересовался я, явно косясь на лапу.

— Крылышком погладила. А вот чем меня?

Ведьма потёрла лоб правым крылом, и только сейчас я заметил огромную шишку, красовавшуюся на этом самом лбу. Шишак был столь огромен и могуч, что его можно было принять даже за рог, если не знать физиологические особенности данной птице-бабы.

— Это не я!

— Знаю, что не ты, — отмахнулась ведьма. — А вот кто?

Озадачившись Болотная полезла в нору, которую до этого и прорыла, а точнее, промяла своим телом. Несколько долгих секунд, и из кочки слышалось сопение, похожее на матерок. А потом мох начал разлетаться в разные стороны с довольно приличной скоростью. Не прошло и пары десятков секунд, как перед моими глазами предстал обломок скалы, похожий на монумент. Ну или обелиск. На худой конец, надгробный памятник. Вот только кто, а главное — зачем его поставил на этом лесистом болоте?

— Вот и я про то… — прочитала мои мысли ведьма. — А главное, как удачно. Как будто знали.

— Да ладно вам, — сходу отмахнул я мысль о любом заговоре. — Подумаешь, кусок гранита попался в ненужное время, в ненужном месте. Их после ледникового периода где только не валяется. А у вас, кстати, ледниковый период был?

— И это на моей территории! — продолжала болотная ведьма, полностью игнорируя меня.

— Эй, женщина, — попытался я привлечь к себе внимание и даже пощёлкал пальцами перед клювом ведьмы. — Не рано ли манией преследования заразились? Один камушек — это ещё не вселенский заговор.

— В том-то и дело, что один, — наконец удостоила меня взглядом Болотная.

— Я понимаю, что для такого масштаба личности один камушек — это очень большое неуважение. Нужно сразу пять. А ещё лучше десять.

— Посмотри вокруг, — остановила мою растущую гигантоманию ведьма. — Сколько камней ты видишь?

— Ни одного, — честно признался я.

— И тут, о чудо, именно в том месте, где ты меня воткнул в мох, совершенно случайно оказался этот надгробный булыжник.

— Я вас никуда не втыкал!

— Ага, а обзываться я тебя за язык тянула? И потом это я предательски падала в мох на пути рассерженной меня?

— Спокойнее надо быть, — не поддался на провокацию я. — Ведёте себя, как внучка: чуть что — в драку. В вашем возрасте…

— Это в каком это возрасте? — рванула с места Болотная.

— Что и требовалось доказать, — констатировал я. — Внуков бы растить, носочки-шарфики вязать…

— Так уже выросла, куда больше?

— Тогда правнуков, — не стал сдаваться я.

— А правнуков будет моя дочка растить. Поскольку они магической силой обладать не будут и болотными ведьмами становиться им не нужно. Вот моя дочь их и воспитает приспособленными к обычной жизни. Я же для них буду чудаковатой старушкой, производящей всякие фокусы. Смешно, весело и бесполезно.

— Точно, — хлопнул я себя по лбу, изгоняя забывчивость. — Она же говорила, что через поколение…

— Кстати, про правнуков, — опомнилась Болотная. — Совет дал добро. Я, собственно, за этим сюда и прилетела.

— Добро на что? — недоверчиво переспросил я.

— Они готовы собраться ради такого случая. Ты их заинтересовал.

— Вот спасибо, осчастливили прямо. Из серии «Эти забавные животные». Кунсткамера на выезде. Сезонная гастроль шоу уродов.

— А давай я тебя просто прибью? А с внучкой как-нибудь договоримся.

— А давай, — сходу согласился я.

— Ладно, я пошутила, — пошла на попятную ведьма.

— Зато я серьёзно. Сделай такое одолжение.

— Но, но, но. Не раскисай. Магический совет — это совсем не страшно. Надо же понять, почему в тебе мага никто не распознал.

— Прямо так и представляю: сначала закованным в реку бросят, а как не утону, так на костре пожгут. Местная инквизиция в пышных рюшечках и разноцветных бантиках. Или у вас другие методы дознания?

— Вот откуда ты такой взялся? — устало выдохнула Болотная ведьма.

— Не бойся, я буду рядом, — прозвучал в моём правом ухе голос Ита.

— О господи! — простонал я. — И этот ещё тут!

— А ну не забижай мальчонку, — вступилась за Ита Болотная.

— Да кто его трогает, — огрызнулся я. — Голос не подал бы, про него никто и не вспомнил бы.

— А вот это зря. Личными духами разбрасываться не стоит, — урезонила меня ведьма.

— Кем?

— Личными лесными духами.

— Этого мне ещё не хватало.

— А ну, малец, прикрой-ка ушки. А ты слушай сюда.

Буквально за несколько минут Болотная доходчиво и в живых красках объяснила мне, обладателем какого сокровища я стал. Этот лесной дух, мелочь и несмышлёныш, если перетолмачить её слова на родной русский, стал некоторым изгоем в славном сообществе лесных духов. Как у них такое случается, не знает никто, но периодически соплеменники дают побратиму под зад коленкой. И у низложенного таким способом есть несколько вариантов. Прибиться до заката к кому-нибудь под защиту. Или повеситься на первом суку. Поскольку духи бесплотные, то вариант с повешением отпадает как несостоятельный.

— А прибиваться-то зачем? — уточнил ошарашенный я.

— Не прибьётся до заката, попадёт в рабство к магу, который его первым почует. После заката охранные чары на изгнанного духа не действуют.

— А то, что он ко мне прибился, это не рабство. Те же яйца только сбоку.

— Так он ограничен в свободе перемещения, а не в действиях и желаниях. Короче, приказывать ему и командовать им ты не можешь. Можешь попросить. Захочет — выполнит.

— То есть, если я его пошлю, он не уйдёт?

— Исключено, — подтвердила мои догадки ведьма.

— И зачем мне такое счастье? — честно поинтересовался я.

— Да, излечить твою голову не сможет никто, — горестно вздохнула ведьма. — И за что это моей внучке?

— А это, между прочим, она виновата, — резонно заметил я. — Знание об этом мире я получил от неё. И про всяких лесных духов в этих знаниях ноль целых хрен десятых. И не про духов, кстати, тоже.

— Вот я ж… — неожиданно Болотная ввернула такое словечко, что даже у меня кончики ушей немного подвяли. — Это же надо…

Далее ведьма перешла на такие фразеологические обороты, из которых цензурными были только предлоги, да и то с большой натяжкой. А главное, что если про эпитеты по поводу самой Болотной, было всё, более-менее понятно, то причины, вызвавшие это самобичевание, оставались для меня темнейшим, наиглушейшим лесом.

— Чего это она? — за неимением лучшего я решил обратиться к Иту.

— Думает, как оправдываться будет перед магическим советом, — не задержался с ответом мой лесной дух.

— И что в её словах — раздумья?

— Слова для фона.

— И зачем ей перед магическим советом оправдываться?

— Наверное, затем, что ты не маг.

— Был маг, стал не маг. В чём проблемы-то?

— Не был.

— В смысле «не был»?

— Не был магом.

А вот этот ответ ввёл меня в конкретный ступор. За один миг порушилось мироустройство, окружающее меня в последнее время. Нет, в моей голове это не укладывалось. Эта новость там просто не могла поместиться. Я больше скажу: её активно оттуда выпихивали.

— А может, ты ошибся? — стал цепляться я за последнюю соломинку. — По малолетству. Был магом, потом Хлоя эту магичность забрала. И зачистила всё за собой, чтобы в глаза не бросалось. Генеральная уборка в одном конкретном мне. А?

— Нет, — твёрдо ответил Ит, и даже покачал головой, как мне показалось, хотя я его и не видел. —Я не знаю, кто такая Хлоя, но магом ты не был никогда. Мы, лесные духи, чувствуем это с самого рождения.

— А бракованных, лесных духов не рождается? Генетическая мутация там и всё такое?

— Опять мальчонку тиранишь? — резко вернулась в реальность Болотная ведьма. — Тебе сказали — нет, значит, нет. А я-то, дура старая...

— Ну… не такая уж и старая, — влез я с возражениями, не желая, чтобы Болотная снова вернулась к площадной брани, и самобичеванию.

— Да знал бы ты, сколько мне лет.

— Сколько?

— Не скажу, — резко отрезала ведьма, хотя и чуточку кокетливо.

— Женщины всегда такие женщины, — философски прошептал я. — Даже если и ведьмы.

— Чего? — переспросила недослышавшая Болотная.

— Я говорю, чего так убиваться-то? Ну вот такой вот феномен вышел. Не ты одна прокололась. Вот Хлоя...

— А дай я тебя расцелую, — резко подскочила ко мне ведьма.

— Спокойно, гражданочка, — опешил я от неожиданности. — Что за внутриболотный харассмент?

— Не знаю, о чём ты, но ты спас старушку.

— Что-то не заметил, чтобы старушка тонула, — пробурчал я, уворачиваясь от очередного поцелуя.

— Это теперь пускай они головы ломают, — хихикнула ведьма и, ловким движением схватив нерасторопного меня, впечатала смачный поцелуй.

Честно говоря, я больше всего боялся, что шикарный клюв, украшающий Болотную ведьму, раздробит мне как минимум нос в процессе её страстного поцелуя. Но совершенно непонятным мне чудом всё обошлось.

— А всё-таки, что смешного? — ввернул я вопрос, видя, что ведьма нацеливается на повторение лобызаний.

— Смешно будет наблюдать за этими напыщенными курицами. Ты, главное, не заржи в голос, — предостерегла меня ведьма.

— Да я как-то и не собирался. А без меня на этом рюшечно-бантиковом совете никак? Может, ты сама?

— Скорее это ты сам. Меня туда и близко не подпустят как лицо заинтересованное. Да ты не боись, — продолжила Болотная, видя мой ступорок, — они только с виду грозные.

— Легко сказать — не боись, — проворчал я. — Это не тебя будут раздёргивать по одной косточке и жилочке и на просвет рассматривать.

Впрочем, моих ворчаний Болотная ведьма уже не слышала.