Глава 15 Долгожданный день

Мягкий солнечный свет лился на холмы, усеянные желтыми лютиками и маргаритками. На ферме Нанетт заканчивала украшать ригу, где было решено поставить праздничный стол. Леони, Пьер, Жак и Алсид задрапировали стены белыми простынями и украсили ветками с молодой листвой.

В «Бори» портниха и ее помощницы наряжали новобрачную. Жан Кюзенак взял Пьера управляющим и выплатил ему сразу три месячных оклада, поэтому юноша смог из собственных денег оплатить белое платье для Мари, однако, по лимузенскому обычаю, должен был впервые увидеть наряд невесты только на свадьбе.

Платье было простого кроя, с кружевами, перламутровыми пуговицами и пояском, украшенным букетом флердоранжа[21].

Мари сама захотела отпраздновать свадьбу по деревенскому обычаю. Ее отец охотно согласился, он был счастлив разделить радость с Жаком и Нанетт. К тому же Жан Кюзенак порядочно устал от буржуазных замашек своей покойной супруги Амели. Сегодня он с нетерпением ожидал появления дочери, чтобы отвезти ее в церковь в открытом экипаже, тщательно вымытом и украшенном цветами. Старый Плут, тот самый конь, что десять лет назад привез Мари в Прессиньяк, казалось, гордился своей ролью.

Наконец девушка спустилась на первый этаж — сияющая, под увенчанной цветами померанцевого дерева вуалью.

— Папа! Дорогой папочка! Едем скорее, Пьер, наверное, уже ждет!

Свадебный кортеж сформировался на ферме, где уже успели собраться все гости. Шаферы вручали подружкам невесты, в числе которых была и растроганная Леони, букеты цветов.

Мари шла под руку с отцом, а Пьер в красивом черном бархатном костюме замыкал шествие, рука об руку с Нанетт. У него был новый протез, и он наотрез отказался взять тросточку. Молодой и сильный, жених вовсе не походил на инвалида. Из Массиньяка пригласили скрипача, и теперь он шел перед кортежем, наигрывая на своем инструменте.

Вскоре новобрачные оказались перед мэрией. Там состоялось гражданское бракосочетание, после чего все отправились в церковь. Над поселком разносился звон колокола — знаменитой Марии-Антуанетты. Об этом позаботился кто-то из шаферов.

Мари и Пьер, оба взволнованные и серьезные, обменялись обручальными кольцами. Приглашенный Жаном Кюзенаком фотограф увековечил торжественный обряд. Потом с песнями и смехом гости и молодожены отправились обратно на ферму. Нанетт три дня готовила праздничное пиршество, а мсье Кюзенак, не слушая ничьих возражений, заказал у лучшего кондитера в Шабанэ огромный фигурный торт.


Подойдя к риге, Мари увидела над дверью ленту с надписью «Счастья молодоженам!».

Тут уж невеста, которая во время церемонии не проронила ни слезинки, заплакала. К ней подбежала Леони:

— Входите скорее! Посмотрите, как мы здорово все украсили!

Гости стали рассаживаться за двумя столами, накрытыми белыми скатертями. Первым подали фирменный суп Нанетт, за которым последовали разнообразные блюда, в том числе жареное мясо и вкуснейшее рагу. Вино лилось рекой. Длилось пиршество допоздна.

Праздничные песни и танцы позволили собравшимся ненадолго забыть о тех, кто никогда не вернется домой, о плохих урожаях и страхе перед завтрашним днем.

Ночь с 30 апреля на 1 мая 1916 года

— Мари, Мари из «Волчьего Леса», дорогая, если бы ты знала, как я счастлив! Я так ждал этой минуты, когда ты, наконец, окажешься в моих объятиях! В окопе, чтобы не струсить, я думал только о тебе… и о дне нашей свадьбы. Это была прекрасная мечта, которая сияла в глубине моего сердца!

Мари прижалась щекой к плечу мужа. Наконец они остались одни в ее комнате на втором этаже Большого дома.

Жан Кюзенак решил на два дня оставить их в «Бори» одних, поскольку молодожены отказались от свадебного путешествия, а сам на это время уехал в Массиньяк к знакомому, владевшему гостиницей.

Пьер смотрел на нее взглядом мужчины, жадным и ласкающим. Потом он положил ладони на талию жены так, что пальцы коснулись ее грудей.

Тело Мари напряглось. Несколько минут назад, когда Пьер, не испытывая особого смущения, вышел из ванной в ночной сорочке, с голыми ногами, она покраснела от стыда. Он же бросился на постель и сказал, улыбаясь:

— Теперь твоя очередь, женушка, снять платье и украшения! Я жду тебя!

Девушка довольно долго приводила себя в порядок, запершись на ключ в маленькой комнатке, которую отец оборудовал умывальником и ванной. Раздеваясь, она думала о том, что ее ждет. Мари много лет работала на ферме, поэтому знала, как «это» происходит у животных. У нее не было никаких иллюзий относительно процесса зарождения новой жизни. И все-таки давящий страх сковывал ее движения, мешал чувствовать себя счастливой…

Устроившись на кровати рядом с Пьером, она с ужасом стала ждать мгновения, когда он попросит у нее нечто большее, чем поцелуи. Словно отвечая на ее мысли, молодой супруг стал ласкать ее.

— Ты такая красивая, Мари! Самая красивая в Прессиньяке!

Мари заставила себя улыбнуться, хотя на душе стало гадко. Пьер хотел польстить ей, но эти слова были девушке неприятны. От кого она слышала подобный комплимент? Ах да, от Макария! Он говорил так же, пытаясь изнасиловать ее…

Сгорая от нетерпения, Пьер потянулся к жене с поцелуем, но перед глазами Мари вдруг предстала та ужасная сцена, постыдные подробности которой она напрасно старалась изгнать из памяти…

Дыхание Пьера стало прерывистым. Он попытался проникнуть пальцами под кружева ночной сорочки Мари. Она стремительно отстранилась.

— Мари, дорогая! Что с тобой? Я так сильно тебя люблю!

Она ответила с виноватой улыбкой:

— Я очень волнуюсь, прости меня. Наверное, это все из-за папиного шампанского… Я не очень хорошо себя чувствую. И голова болит…

— Мари, не бойся! Я знаю, что для тебя это в первый раз. Я не буду грубым…

Девушка отодвинулась еще немного. Слова Пьера показались ей хорошим поводом, чтобы отвлечь его разговором.

— А для тебя, Пьер, это первый раз? — спросила Мари, и голос ее дрогнул.

Смущенный Пьер кашлянул. Как объяснить девушке с такими невинными глазами, что жизнь заставляет солдат искать забытья и удовольствий в объятиях легкодоступных женщин? Он погладил жену по щеке и ответил едва слышно:

— Нет, Мари! Больше года назад, когда я уезжал, я мог бы поклясться, что никогда не целовал ни одной женщины, кроме тебя. Но на фронте, получив увольнительную, я всюду следовал за товарищами. Я спал с женщинами, которым только этого и было надо. В этих связях не было любви, ты должна это понять. У мужчин есть свои потребности, особенно если они знают, что до завтра можно и не дожить. Но тебя, моя Мари, я люблю, сильно-сильно люблю уже много лет…

— Я не сержусь на тебя, мой Пьер! Ты вернулся, и мне не придется всю жизнь тосковать без тебя. Ты жив, и я — твоя супруга перед Богом и людьми!

Пьер не мог больше сдерживать желание, обжигавшее ему чресла. Решив, что пришло время действовать, он снял сорочку. Вот так, с обнаженным торсом, он показался Мари красивым и в то же время внушающим страх. Она сделала над собой усилие, чтобы расслабиться, но тело ее не слушалось.

— Пьер, мне страшно! Будь со мной нежен, прошу тебя! Я люблю тебя, ты знаешь, что люблю, но мне страшно…

Мари спрыгнула с постели. Пьер выругался, когда жена бегом выскочила из комнаты.

— Мари, ты куда? Мари!

Это было настоящее бегство — бессмысленное, безумное. Мари пришла в себя, очутившись в кухне. Здесь она когда-то чувствовала себя такой счастливой… Это было давно, ей тогда было пятнадцать, и Пьер обожал ее, защищал, не требуя большего… В то время она чувствовала, что он ее любит, но теперь он стал для нее чуть ли не врагом. Прижавшись к стене, она зарыдала.

— Я не хочу! Он не имеет права!

Услышав голос Пьера, она вздрогнула. Юноша беззвучно вошел в кухню, с голым торсом, но в штанах.

— Мари! Ты меня не хочешь, в этом все дело?

Она не нашлась, что ответить. Ни слова утешения не сорвалось с ее губ. Увидев выражение его лица, Мари по-настоящему испугалась, но смогла только отрицательно покачать головой. Пьер подошел ближе и замер возле стола.

— Послушай, Мари! Мне хочется верить, что ты плохо себя чувствуешь, а может, просто боишься стать моей женой этой ночью! Мне это неприятно, и… я не могу понять, почему. Но я слишком сильно люблю тебя, Мари, и не стану заставлять. Я слышал из спальни, что ты плачешь…

Девушка выпрямилась, охваченная жалостью.

— Пьер, единственное, чего я прошу, — дай мне немного времени! Я люблю тебя, клянусь тебе в этом перед Господом, но я не готова! Прости меня…

Он повернулся к жене спиной, чтобы не видеть ее — в полупрозрачной ночной сорочке, с распущенными волосами… Она была слишком желанна.

— Я пойду спать в гостевую комнату. В ту, где когда-то жила мадам Кюзенак. Нет, я ошибся, раньше в этой комнате ночевал Макарий, когда приезжал в гости. Шикарный парень, теперь он живет в городе! Наверное, ему бы ты не отказала, как мне, надень он тебе обручальное кольцо на палец!

Не осознавая жестокости своих слов, Пьер вышел из кухни и тяжелым шагом поднялся по лестнице. Мари же словно окаменела. Как он посмел сказать такое! Впервые в жизни девушку захлестнула горячая волна гнева.

* * *

Аромат кофе разбудил Мари и заставил встать с постели. Она плохо спала и теперь боялась встречи с Пьером.

Он завтракал в кухне, одетый для прогулки верхом. На столе стояла тарелка с ломтями хлеба, масленка и горшочек с вареньем.

Гладко выбритый, супруг ел с мрачным видом.

— Доброе утро, Пьер! — дрожащим голоском нарушила молчание Мари.

Он не ответил. Даже не взглянув на жену, Пьер вышел через заднюю дверь, которая вела во двор, к конюшне. Мари такое поведение супруга очень огорчило.

День тянулся невыносимо долго, и Мари сто раз собиралась спуститься на ферму, чтобы спросить у своей милой Нан совета, но… так и не решилась.

Перед ужином она закрылась в своей комнате. Постель она тщательно привела в порядок еще утром. Сколько воспоминаний пронеслось перед ее мысленным взором, пока она перетряхивала простыни и одеяла! Пьер, еще подросток, поднимается на чердак родительского дома, где она стучит зубами от холода… Мари вспомнила, как тогда было темно и как он приказал ей лечь в общей комнате в постель, еще хранившую тепло его тела.

Мари решила искать примирения. Надела синее атласное платье, уложила волосы в красивый узел на затылке, шею украсила подаренной отцом ниткой жемчуга, чудесно оттенявшей ее слегка загоревшую кожу. Отражение в зеркале ей понравилось, но она не знала, что подумает Пьер, увидев ее такой — девушкой из обеспеченной семьи, наделенной, к тому же, естественной грацией и внутренним достоинством.

Они ужинали, сидя друг напротив друга, и молчали. Создавалось впечатление, что тишина Большого дома действует на обоих угнетающе. За десертом Мари наконец сказала негромко:

— Пьер! Мне очень жаль! Я думала, что сегодня мы сможем поговорить, погуляем вместе… Погода такая хорошая! Пьер, ответь ради бога!

Он вздрогнул — столько неприкрытой боли было в голосе Мари.

— Я знаю, что разочаровала тебя, — продолжала Мари. — Но разве это повод, чтобы дуться, как ты сегодня, избегать меня весь день?

Он резко поднял голову. Черные глаза Пьера не отрываясь смотрели на взволнованное лицо девушки. И такое искреннее непонимание, такая печаль отражались на ее лице, что твердыня гордости, в которой он заперся, зашаталась:

— Бедная моя Мари, ведь ты ничегошеньки не знаешь о мужчинах! В этом все и дело. Вчера я почувствовал себя униженным, смешным, обманутым! Я всю ночь мучился от неудовлетворенного желания. А ты еще удивляешься! К чему было жениться, если мы спим в разных комнатах — ты на втором этаже, а я — на третьем?

Мари не ожидала такого откровенного признания, и ее щеки запылали.

— Я не знала, что это так важно… — пробормотала она. — Я думала, что любовь может обойтись без желаний плоти!

Пьер расхохотался.

— Вот странное дело! — сказал он насмешливо. — Две недели назад, когда я тебя целовал, ты не казалась такой недотрогой! Откуда я мог знать, что остального тебе вовсе не хочется?

Мари спросила себя, нарочно ли Пьер выбирает такие грубые, вульгарные слова. Наверное, нарочно. Но разговаривая в таком тоне, они не помирятся. Девушка встала и подошла к мужу.

— Прости меня, Пьер! — сказала она. — Я обидела тебя, но это не повод быть грубым! Или ты думаешь, что меня легче будет соблазнить, если ты станешь вести себя, как эта свинья Макарий или твои приятели по бистро?

Удар пришелся в цель: Пьер, побледнев как полотно, налил себе вина в стакан и выпил залпом. Весь день он укорял себя за то, что обидел Мари, вспомнив о Макарий. Она все еще сердилась на него, это было очевидно. Он украдкой посмотрел на жену и подумал, что она сегодня очень хороша. Даже слишком хороша для крестьянина, которым он был и навсегда останется. Да правда ли вообще, что эта девушка в элегантном платье, с правильной речью, — его жена?

— И ты прости меня! — сконфуженно пробормотал он.

Пьер притянул ее к себе и, чтобы не видеть лица Мари, прижался лицом к ее плиссированной юбке. Мари легонько погладила мужа по волосам. Пьер встал и обнял ее.

— Моя дорогая женушка! Моя милая Мари!

Он старался быть нежным, чтобы не испугать ее снова, но даже поцелуй его выдавал силу мужского желания. Мари закрыла глаза и позволила увлечь себя в спальню…

* * *

Следующие десять минут для стыдливой от природы девушки стали настоящей пыткой. Сжав кулачки, закрыв глаза, она боролась с собой ради того, чтобы удовлетворить желания мужа. Пьер, увидев, что она не сопротивляется, воспользовался моментом. Навалившись на нее сверху, он прошептал:

— Ты такая красивая, вот так, без одежды!

Вскоре Мари пронзительно вскрикнула. Острая боль терзала тело, а Пьер все повторял, забывшись, будто в сладострастном бреду:

— Ты моя! Наконец моя! Моя! Моя…

Через несколько секунд Мари уже рыдала, повернувшись к Пьеру спиной. Тот был искренне огорчен тем, что не смог сдержаться и обошелся с женой грубо. Желая ее успокоить, он провел пальцем по ее спине. Но Мари не испытывала ничего, кроме тоски и отвращения к телесной близости. Раньше их с Пьером поцелуи казались ей восхитительными. Юноша никогда не пытался даже прикоснуться к ее груди или бедру. А теперь, только потому что надел ей на палец кольцо, он повел себя, как Макарий. И даже еще хуже…

Мари пребывала в полной растерянности. Неужели она недостаточно сильно любит Пьера? Нет, это невозможно, она его обожает. От обручения до свадьбы прошло совсем немного времени, и в эти дни они с Пьером не раз оставались наедине друг с другом, и он всегда был с ней нежен и ласков. Рядом с ним она испытала новые ощущения — неясное томление во всем теле, робкое удовольствие… Почему же сейчас все по-другому?

Пьера в это же время одолевали совсем уж мрачные мысли. Что, если Мари отталкивает его физическая неполноценность? Он бы не удивился, узнай, что так оно и есть. Какая женщина захочет всю жизнь делить постель с калекой?

Но если это так, зачем она вышла за него замуж? Возможно, потому, что решила остаться верной обещанию, или из жалости. Нет, на такое он никогда не согласится. Внезапно Пьер вспомнил, что в конце свадебного пира к нему подошел мсье Кюзенак и шепотом попросил быть с Мари терпеливым и очень нежным. Какие у него были на то причины? Может, он знает что-то о своей дочери, что неизвестно ему, Пьеру?

Мари, натянув простыню до подбородка и уткнувшись лицом в подушку, все еще плакала. Девушке казалось, что все ее мечты о любви рассыпались в прах, что она очутилась в пустоте, лишившись того, чего так долго ждала. Ей казалось, что случилось самое страшное и ничего нельзя с этим поделать. Она принесла себя в жертву ради счастья Пьера, и теперь страдало не только ее сердце, но и тело. Но какой смысл вообще позволять делать с собой это, если каждый раз после акта телесной любви она станет испытывать такую обиду и отвращение? А так и будет, Мари была в этом уверена…

— Пьер, только не уходи! — взмолилась она в отчаянии.

Он не ответил. После этих слов молодой жены ему вдруг захотелось именно этого — убежать, поскольку мысли его стали совсем уж мрачными. Выходит, Мари его не любит. И клятвы, которыми они обменялись у источника в Волчьем лесу, детские обещания не помогли избежать этой минуты разлуки, этого безмолвного ожесточения…

Причину всему Пьер видел в проклятой войне, сделавшей его инвалидом. Он многое вынес, жил в грязи, сталкивался со смертью лицом к лицу каждый день, и все для того, чтобы потерять любимую женщину? Пьер не привык сдерживать свой гнев: когда он ударил кулаком по ночному столику, свеча упала и потухла.

— Признайся мне! — выкрикнул он. — Противно спать с калекой? Я тебе отвратителен? Скажи правду!

Мари села на постели. Она дрожала.

— Пьер! Прошу тебя, не говори так! Успокойся, ты меня пугаешь!

— Я проклинаю тех, кто отправил меня на фронт! Они разбили мою жизнь! Проклинаю твоего отца и его хорошие манеры! Он тоже… Он украл тебя у меня!

— Пьер, замолчи! — отозвалась испуганная Мари. — Ты сошел с ума! Твоя жизнь не разбита, и отец никогда не пытался нас разлучить!

Ей захотелось приголубить его, и она протянула руки. Пальцы наткнулись на мускулистую грудь Пьера, на ощупь кожа оказалась такой теплой и гладкой… В порыве сострадания она прижалась губами к груди мужа. Мари думала, что своей нежностью сможет прогнать из головы Пьера мучившие его сомнения. С детства он, ее верный друг, был очень гордым и обидчивым. И как только она могла быть такой глупой? Конечно же, Пьер решил, что она недостаточно сильно его любит, и всему виной искалеченная нога…

Должно быть, он почувствовал себя униженным, испытал гнев от своего бессилия что-либо изменить…

— Дорогой, прости меня! Я так тебя люблю! Мой любимый Пьер из «Волчьего Леса», не сердись на меня! Ты — мой герой, и как только тебе в голову пришло, что я могу испытывать к тебе отвращение? Мне просто было очень больно!

Желая побыстрее успокоить супруга, Мари прибегла к ласке. Ее маленькие пальчики нежно пробежали по его груди, рукам. Он молчал, и это успокаивало ее. Она придвинулась еще ближе, прижалась к нему всем телом, и губы их встретились в бесконечном поцелуе.

Пьер колебался. Стоит ли верить Мари? Он знал, что она великодушна и у нее верное сердце. Но искренне ли она его любит?

И все-таки мало-помалу он переставал терзаться сомнениями. Соединивший их поцелуй был так чудесен, что Пьер ощутил, как его накрывает волна блаженства. Что до Мари, то она и не думала сопротивляться слегка пьянящему ощущению, охватившему ее тело и усиливавшемуся с каждым мгновением, в ритме биения ее сердца. Она забыла о своей наготе, о наготе Пьера. Одно имело значение — этот охвативший их обоих жар, подсказывающий вечные движения, дарящие наслаждение… Любовь восторжествовала, поправ горести и сомнения. Мари больше не было страшно. Знакомый голос уткнувшегося ей в шею Пьера шептал ласковые слова, и она отвечала на них восторженными вздохами. На этот раз она сама притянула его к себе, сгорая от любопытства и нетерпения. Когда Пьер снова вошел в нее, нежно, не торопясь, она воскликнула, открываясь ему навстречу:

— Мой Пьер, я люблю тебя! Люблю!

Загрузка...