Доченька

Глава 20 Дни траура

Похороны Жана Кюзенака стали событием регионального масштаба. Крупный землевладелец, представитель старинного рода, приветливый, чуждый гордыни и чванства, он имел много друзей, что в те времена было явлением достаточно редким, и сумел завоевать уважение местных жителей своей щедростью и скромностью.

Прессиньяк в день похорон заполнила разношерстная толпа: проводить хозяина «Бори» в последний путь приехали не только крестьяне из окрестных деревень, но и владельцы ферм, и именитые граждане из Шабанэ, Массиньяка и даже из Лиможа.

Многие вслух жалели Мари, одетую во все черное. Пьер с непроницаемым лицом поддерживал супругу под руку. Многие кивали в сторону четы, шепча соседу или соседке: «Вот они, новые хозяева усадьбы „Бори“!»

Нанетт дала волю слезам, оплакивая «своего муссюра», то и дело во всеуслышание заявляя, что потеряла «близкого и родного человека». Леони присматривала за Лизон и Полем, которых очень огорчало происходящее. Дети никак не желали понять, что дедушка ушел навсегда, и постоянно спрашивали, когда он вернется.

Кюре произнес надгробную речь. Мари ни на минуту не переставала плакать. Даже будучи окруженной близкими, молодая женщина чувствовала себя одинокой, без конца искала глазами отца. Она не могла смириться с мыслью, что больше никогда его не увидит. Годы, проведенные рядом с ним, несомненно, были самыми светлыми, самыми лучшими в ее жизни…

Когда гроб опустили в могилу, с губ Мари сорвался душераздирающий крик. Пьер сильнее сжал ее руку. Внезапная смерть тестя огорчила его, но помимо этого он сразу ощутил груз ответственности на своих плечах. Пьера это не пугало, поскольку Жан Кюзенак успел подготовить его к управлению большим хозяйством.

Поток соболезнующих казался нескончаемым. Мари была истерзана горем. Она испытала облегчение, выйдя на дорогу, ведущую к «Бори», как если бы, переступив порог Большого дома, надеялась увидеть там отца.

Нанетт последовала за ней. Славная женщина не захотела оставлять наедине с печалью «свою крошку», чья бледность внушала ей сильное беспокойство. Лизон и Поль до самого дома держали бабушку за руки. Дети ее очень любили и радовались в предвкушении: сейчас они придут домой, бабушка сядет у огня и расскажет им удивительную сказку…

У Мари до сих пор не укладывалось в голове, что отец так рано покинул ее. Рыдая, как маленький ребенок, она то и дело входила в спальню Жана Кюзенака, оттуда шла в гостиную, повторяя едва слышно:

— Папа! Милый папочка! Почему ты ушел?

Да, его больше не было… Остались только безмолвные свидетели его пребывания в доме — одежда, ботинки, последние прижизненные фотографии, сделанные этим летом. Мари долго их рассматривала. Потом спустилась в кухню, где Леони развлекала маленькую Матильду.

Мари приобняла Леони и попросила негромко:

— Знаю, ты хотела второго января вернуться в Лимож. Но если бы ты смогла остаться ненадолго, хотя бы на неделю, я была бы так счастлива! Только с тобой одной я могу поговорить о папе, потому что ты хорошо его знала. Для Нанетт он остался муссюром, хоть мы с Пьером и поженились.

Леони задумалась. Несмотря на траурное настроение в доме, которому поддались все его обитатели, под крышей «Бори» ее часто посещало чувство сладкого опьянения, источник которого был ей отлично известен. Остаться? Что ж, выдержки ей хватит. Да и кто узнает, что каждый жест Пьера, каждый взгляд его темных глаз, каждая улыбка его сочных губ пробуждают в ней сильное, почти животное желание?

Единственным человеком в доме, кто догадывался о том, что творится в душе Леони, была Нанетт. К этой ситуации было вполне применима одна из ее любимейших поговорок: «Меня вокруг пальца не обвести!» Бывая в «Бори» утром и вечером, она пришла к определенным выводам и задумалась. Решение, делающее честь ее изобретательности, нашлось довольно быстро.

Вечером, посадив Лизон к себе на колени, она сказала, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Мари, раз уж ты попросила Леони побыть с тобой подольше, хотя она, бедняжка, ждет не дождется свидания с женихом, пригласи сюда и его! Заодно мы все на него посмотрим.

Леони стала отказываться. Она ни за что не осмелится попросить Адриана взять отпуск, чтобы приехать в Прессиньяк. Однако Мари поддержала идею Нанетт:

— Нан права, милая Леони! Это и твой дом тоже! Уверена, твоего жениха обрадует наше приглашение. Вы будете гулять вместе, как раз выпал первый снег… У вас останутся прекрасные воспоминания об этих днях. Думаю, папа сказал бы тебе то же самое!

Нанетт и Леони смотрели на Мари. На слове «папа» голос молодой женщины дрогнул. Леони сказала тихо:

— Я могу отправить ему телеграмму. Это так любезно с вашей стороны! В детстве у меня не было настоящей семьи, а теперь есть. Я столько рассказывала о вас Адриану! Описывала «Волчий Лес», дом, парк, конюшню… И о доброте папы Жана…

Пьер отправил телеграмму на следующее утро. Новый хозяин «Бори» спокойно воспринял новость о приезде жениха Леони. Находясь среди женщин, он часто терял почву под ногами, а Поль был слишком мал, чтобы завести с ним «мужской» разговор за бутылкой «о-де-ви»…

Ответ от Адриана Меснье пришел очень быстро: он принимал приглашение. Мари очень обрадовалась за Леони. Сама же девушка почему-то боялась приезда возлюбленного, но не подавала виду.

Словом, жизнь текла своим чередом. Уже неделю Жан Кюзенак покоился в лимузенской земле. Обитатели «Бори», несмотря на траур, занимались своими повседневными делами. Пьера с утра до вечера не было дома — он посещал фермы.

Нанетт практически переселилась в Большой дом и не скрывала своей радости, потому что теперь целыми днями могла возиться с Лизон и Полем. Мари же стала уделять детям меньше времени. Молодая женщина вставала поздно, по ночам она часто плакала или просто лежала без сна, а если засыпала, то ей снились кошмары. Однажды Пьер с удивлением обнаружил между ними на супружеской кровати малышку Матильду.

— Она так рада, что я взяла ее к нам в постель! Да и когда малышка рядом, я меньше беспокоюсь о ней.

Пьер что-то недовольно буркнул, но, укладываясь спать, с восхищением посмотрел на симпатичную мордашку младшей дочери. Мари удивилась, заметив этот нежный взгляд, и обрадовалась. Ей очень хотелось прижаться к груди супруга, насладиться его мужской силой… Однако между ними словно выросла преграда — невидимая, непонятная…

Этой ночью Мари приснился удивительный сон. В грезах к ней явился отец, более молодой и красивый, чем накануне кончины. Окруженный туманной дымкой, он укоризненно покачал головой: «Доченька, неужели ты решила загубить свою жизнь только потому, что я ушел туда, где меня ждала твоя мать? Я вовсе не несчастлив, мы с моей милой Марианной теперь навеки вместе. Будь счастлива, дорогая доченька, я люблю тебя и всегда буду любить!»

Молодая женщина проснулась на рассвете и сразу вспомнила сон. Придя к убеждению, что отец не упокоится с миром, пока она будет слишком сильно о нем тосковать, Мари решила, что надо взять себя в руки. Обмываясь холодной водой, она говорила сама себе:

— Не переживай, папа, я буду сильной! Я скучаю по тебе, я всегда буду по тебе скучать, но мне нужно позаботиться о моей семье…

Пьер в этот вечер вернулся рано, до наступления темноты, потому что начался сильный снегопад. Мари с Леони пили чай в гостиной.

— Хочешь чаю, Пьер? — спросила Мари.

— Нет, спасибо! Уж лучше грог! У меня ноги отмерзли, вернее, одна нога.

Эта неловкая шутка не понравилась Леони. Почему Пьер все время напоминает себе и окружающим о своем увечье? Она предпочла сменить тему разговора:

— Я немного волнуюсь об Адриане. В Шабанэ он приедет на семичасовом поезде. Как думаешь, Пьер, можно послать кого-нибудь за ним на вокзал на машине в такой снегопад?

Мари сконфуженно произнесла:

— Я совершенно об этом не подумала! Что же теперь делать?

Пьер грел руки у огня.

— Что ж, запрягу Марино, — усмехнулся он. — Это бесстрашный конь, да и нагрузки ему сейчас маловато. Не переживай, Леони, съезжу я за твоим суженым на вокзал. Только меня не вините, если с городского мсье по пути шапочку сдует!

Мари в отчаянии всплеснула руками:

— Надеюсь, ты будешь с ним вежлив. Подумай о нашей милой Леони! Нехорошо насмехаться над человеком только потому, что он не знает сельской жизни!

Пьер насмешливо посмотрел на супругу. Ему казалось, что после смерти Жана Кюзенака Мари стала смотреть на него свысока, почти с презрением.

— Я думала, мы втроем поедем в Шабанэ на машине! Адриан удивится, не увидев меня на вокзале, — сказала Леони.

Мари не сводила глаз с чашки. Она постоянно совершала над собой усилие, чтобы не плакать, чтобы говорить и улыбаться, и теперь очень устала. Когда в комнате одновременно оказались Леони, Пьер и дети, она вдруг почувствовала, что задыхается. Однако ей удалось проговорить довольно-таки будничным тоном:

— Значит, поедешь вместе с Пьером, Леони! Ты обязательно должна быть на вокзале. Дорогая, иди скорее одеваться. Адриану будет приятно ехать с тобой рядом в такой прекрасный зимний вечер!

Леони хотела было отказаться, но передумала. В предложении Мари нет ничего предосудительного!

— Прекрасная мысль! Уже иду!

Девушка торопливо вышла из гостиной, но в голове ее вертелась фраза, значение которой она отказывалась понимать: «Кости брошены!»

Что до Пьера, то он уже не улыбался.

«Наконец одна! Я осталась наедине с воспоминаниями о дорогом папочке, в гостиной, которую он так любил!» — думала Мари.

Дениза в прекрасном настроении вернулась от Нанетт, которая не захотела подниматься в «Бори». Матильда спала. Стоило Леони и Пьеру уехать, как Мари попросила гувернантку отвести Лизон и Поля в кухню.

— Побудьте с ними, Дениза, я хочу отдохнуть.

Дениза со вздохом, едва слышно пробормотав «бедные детки», увела малышей. Мари с огромным облегчением закрыла дверь гостиной. Она не могла разобраться в своих чувствах, испытывала одновременно ожесточение, нетерпение и тревогу, и это было так ужасно, что ей хотелось кричать.

— Одна, наконец-то я одна! Не могу больше!

Молодая женщина опустилась на колени перед камином. Заглянув в глубину своего сердца, она прошептала:

— Это все из-за Пьера! Мне кажется, он на меня злится. Что с нами случилось? Без папы я чувствую себя совсем потерянной! Но я не должна говорить так, не должна плакать! Все хотят, чтобы я была сильной… Но у меня нет сил…

Мари долго смотрела на огонь. На мгновение она представила себе экипаж на заснеженной дороге. На переднем сиденье — ее муж и красавица Леони. Эта картина навевала вопросы, внушала беспокойство, однако Мари отмахнулась от этой заботы.

— Леони может не опасаться Пьера! У нее есть жених. А если даже… Неважно. Я так устала…

Молодая женщина позволила себе то, что удивило бы Денизу и детей, — она легла прямо на ковер, желая расслабиться, прогнать из тела невыносимое напряжение. У нее вырвалось восклицание:

— Папа! Папочка, вернись! Мне страшно! Не знаю почему, но я боюсь…

Рыдания не дали ей говорить. Наконец Мари смогла выплакаться вволю, пребывая в уверенности, что никто не помешает ей и не станет приставать с утешениями.

Пьер предложил Леони устроиться на заднем сиденье, защищенном козырьком от северного ветра, но девушка отказалась:

— Мне хочется полюбоваться пейзажем!

И она села рядом с Пьером. Спрятав лицо в капюшон с меховой опушкой, Леони наслаждалась поездкой. Укрытые мягким снежным покрывалом деревья, кустарники, пригорки, луга и поля были фантастично красивы в синеватом ночном свете.

Мерно стучали копыта лошади, в такт покачивался ее мощный круп. Пьер не осмеливался заговорить. Они проехали уже не один километр. Временами их колени соприкасались. У него моментально становилось сухо в горле, неукротимое желание пробуждалось в теле…

— Пьер, посмотри, там лисица!

Он глазами проследил за юрким диким зверьком, улыбаясь ребяческому восторгу Леони. Девушка же пребывала во власти странного чувства. Темень, холодный воздух, кружащиеся на ветру редкие снежинки, близость Пьера — поездка вдруг показалась ей увлекательным приключением.

— Ты не будешь зажигать фонари? — спросила она.

— Нет пока. Дорогу хорошо видно, да и мало шансов, что нам встретится машина.

Пьер наконец осмелился посмотреть на Леони. Та, получив ответ на свой вопрос, тихонько вздохнула. Пьер полюбовался ее тонким профилем, прямым носом и розовыми пухлыми губами. В чертах нежного лица девушки было что-то страстное, дикое. Колено Леони снова скользнуло вдоль его бедра. Пьер закрыл глаза, стараясь прогнать навязчивые мысли. Как бы ему хотелось вот этими руками, которые сейчас с силой сжимают вожжи, обнять Леони, ласкать ее тело… Ощутив укол совести, он сжал челюсти: «Нет, я должен держать себя в руках! Она помолвлена, а я женат. Я и так натворил много глупостей. Если Мари узнает правду, она вышвырнет меня из дома…»

Пьер стал думать о жене, но от этого ничего не изменилось. Последний раз он видел ее в гостиной — напряженное лицо, пустой взгляд… И она без конца указывает ему его место… А каково его место, кстати говоря? Мари не любит его так, как ему хотелось бы! Он спросил себя, а любит ли она его вообще…

— Пьер, осторожнее, или мы свалимся в кювет!

Леони схватила его за руку. Поздно — колесо соскользнуло в рытвину, разбив корку льда. Экипаж содрогнулся.

— Марино! Стой!

Лошадь немедленно повиновалась.

— Мне жаль, Леони! Я задумался. Сиди на месте, а я спущусь посмотрю, что случилось. Счастье, что мы выехали загодя.

Несмотря на протез, Пьер ловко спрыгнул на землю. Леони смотрела, как он, припадая на одну ногу, идет по снегу. Глубокая и горькая нежность, которую она всегда к нему испытывала, захлестнула сердце девушки.

— Леони, можешь мне помочь?

Она вздрогнула. Ее мысли унеслись так далеко, что она удивилась, услышав голос Пьера.

— Конечно, уже иду! Что надо делать?

Он объяснил на словах и показал жестами. Нужно было с помощью палки вызволить колесо из рытвины и при этом заставлять лошадь тянуть экипаж вперед. Десять минут борьбы с грязным снегом, криков и смеха — и экипаж готов был тронуться в путь. Юбка и манто девушки оказались перепачканы грязью, у Пьера намокли рукава куртки. Передернув плечами, он сказал:

— Можно ехать! Мне очень жаль, что так вышло, Леони! Садись скорее, а я пока зажгу фонари.

Леони, которая все еще дышала учащенно, не шевельнулась. По ее телу, разгоряченному движением, пробежала короткая дрожь, восхитительная и одновременно причиняющая боль. Пьер зажег спичку. Он увидел, что Леони застыла в двух шагах от него со странным выражением лица. Зажигая фитиль второго фонаря, он мучительно боролся с собой, потому что прочел в глазах Леони желание. Инстинктивный призыв, который безошибочно поймет любой мужчина. Он отказался верить очевидному:

— Садись скорее, Леони!

Девушка сделала шаг, но не к коляске, а к Пьеру. Он обнял ее, порывисто прижал к себе, нашел губами ее губы, и она ответила на поцелуй.

То, что творилось с ними, было похоже на сумасшествие. Опьяненные желанием, они забыли обо всем на свете, их тела прижались друг к другу, словно хотели слиться в одно. Конец опасной игре положила Леони:

— Пьер, прости меня! Нужно ехать… Прошу, не смотри на меня так! Я потеряла голову, не знаю почему… Наверное, это нервы…

Голос Леони, глухой и глубокий, выдавал ее волнение. Пьер потряс девушку за плечи:

— Не знаешь почему? Не ври, не пытайся меня обмануть! Я давно понял, что ты ко мне чувствуешь… Леони!

Это был крик отчаяния, искренний, полный огня. Она отстранилась, отрицательно качая головой:

— Ты неправильно меня понял! Не надо! Едем скорее! Иначе мы опоздаем на вокзал, и Адриан будет волноваться…

Пьер невесело усмехнулся:

— Дорогой Адриан! Знал бы он, что его невеста меня поцеловала… так, как никто в жизни не целовал.

Леони была тронута до глубины души. Значит, все-таки она была права, полагая, что Мари не дает Пьеру того, чего он жаждет вот уже много лет. Она прошептала:

— Жизнь несправедлива! Жестока!

Пьер быстро привлек ее к себе. Леони не сопротивлялась. Они стали целоваться, неистово и отчаянно. Наконец Пьер отпустил ее со словами:

— В дорогу, Леони… Пора… Ты права, не надо… мы не должны…

До самого вокзала они ехали молча. Леони устроилась на заднем сиденье, под защитой козырька. Всю дорогу взгляд девушки скользил по спине, шее, волосам и шапке Пьера, а он, испытывая боль от подавляемого желания, снова и снова вспоминал их неистовые поцелуи…