Дождь в полынной пустоши (СИ)

6

В «Крякве и вертеле» воняло ни чуть не лучше, чем в иных заведениях подобного рода. Ну и обстановка соответствовала. Хмельной гомон, пьяная речь, зазывной женский визг. Простой народ тер за жизнь и хлебал пиво под нехитрую снедь, побогаче — вели деловые беседы и цедили вино, закусывая жареным. В уголке света, под толстой сальной свечой, относительное спокойствие и относительная тишина. С участием зрителей, за столом, четверо играли в «Ведьм» полной колодой.

В очередь раздавал Ридус. Движения его легки и выверены. Человек с игры жил и кормился. Вообще-то в таких местах он старался не играть. Прибыток мелкий. Но сегодня… сегодня его сюда загнал дождь. Потом решил поужинать. Когда по соседству организовались, напросилась мысль отбить затраты на вино и крольчатину. Сел четвертым.

— Ставки!? — напомнил Ридус после раздачи трех карт.

— Добавлю.

— Поддержу.

— Королевский круг, — потребовал удвоения банка третий. С ним согласились. Мелочевку гонять серьезным людям (это они-то серьезные люди?) не личит.

Правила не сложны. Не набирать взятки с объявленной мастью. Каждая из таких взяток расценивалась в одно очко. Дама, она же ведьма, вскрытой масти весила — пять, не вскрытой — два. Последняя взятка плюсовала три очка. Чем меньше очков нахапаешь, тем лучше.

Игра шла с переменным успехом, но мало-помалу денежки стекали в карман Ридусу. Он вошел во вкус и теперь оттягивал с уходом. Содержание кошелей партнеров он расценивал от сорока до семидесяти штиверов. Постараться, можно под сотню сбить. Не масштаб конечно, но и не лишние.

Колин заказал пивка, не выделяться от основной массы посетителей. Наблюдал за игрой, изучал игроков, присматривался к зрителям. Особенно примечателен один, все время дергавший себя за усы и бороду. Нервничал страшно, вроде как играли на его деньги.

— Красавчик общается с девушками? — подсела к Колину неопрятная девка с наглым липким взглядом.

— Охотно, — согласился унгриец и пододвинул шлюхе свое пиво. Пить не возможно. Дерьмовое. Кислое. Кружка завацкана жирными руками и губами. Одно хорошо, оно паршивое для всех, вне зависимости от внешности клиента. А привечали в «Крякве» любого. Босяков в сапогах с золотыми шпорами, школяров в мантиях подбитых горностаем, калек в пелеринах, благородных с единственным полугрошем в кармане, вояк рассчитывающихся призовыми шмотками, богачей бросавших в оплату кольца и серьги с не отмытой кровью.

— А кроме пива? — сербнула девка напиток и поправила шнуровку платья. Для обзорности клиенту. — Чем прельстите?

— Смотря за что.

— А куда пожелаете, — пообещала та, шумно сдвинув расставленные колени.

— Давай посмотрим.

Девка поперхнулась глотком и по совиному вылупилась на Колина.

— Че-че? — вроде не расслышала она.

— Че-че, себе оставь. Товар покажи.

— Прямо здесь?

— А что? Темно? Посветить попрошу.

Шлюха ждала, что Колин засмеется или как-то по-иному намекнет, шучу, мол.

— Так что с товаром?

— Охерел! — возмутилась шлюха, но плеснуть пивом в морду не посмела. Остереглась за свою.

В игре освободилось место и Колин подошел к столу.

— Возьмете? — спросил он дозволения.

— Если есть деньги, почему нет.

Колин катнул по столу серебрушку. Монета, сделав полукруг, упал в банк.

— Речь шла о деньгах.

Унгриец тряхнул кошелем. Второй довод весомей первого.

— Без вопросов, — высказался Ридус за всех и мысленно добавил к выигрышу еще двадцатку. Ни гроша больше новый игрок не стоил, сколько бы у него там в кошеле не бренчало. Выглядит представительно — при оружие и все такое. Но базилика Святого Паала тоже выглядит, а внутри отхожее место.

Началась раздача. Колин внимательно следил, запоминая рубашки и просматривая нет ли «ерша», не нанесена ли коцка, не проступает ли жирное пятно, не запачкана ли «грязькой».

После первого круга продул пятерик и разобрался с рубашками карт. С «весом» тоже. У девятки чуть подломлен уголок. Валет Мечей шире остальных. Король Роз коротышка. Ведьма Чаш горбом.

Во втором заходе вновь потерял, уже десятку, уплывшую Ридусу. Игровой чувствовал себя вольготно. Облуплял не напрягаясь. Натасканная память позволяла легко держать в голове отыгранные карты. Да и в людях кое-что понимал. Как он думал.

Третий круг Колин оценивал самих противников. Движение рук, словечки в тему и на ветер, наклоны тела, покачивание, пляску локтей, шарканье ногами — много чего можно сделать играя вдвоем в один карман. Все средства хороши, заполучить прибыток с раззявы. «Денежного ишачка» везде принимают.

Особое внимание Колин уделил раздаче. Входу ли «лестница»? Трещотка? Не передергивают ли? Как собирают карты, ровняют, держат, дают сдвигать или заставляют снимать.

Сменился игрок, добавили свечу. Пора вернуть растрату. Колин сбил колоду, раздавать. С оверхедом здесь явно не знакомы.

— Ставлю три, — заявил Ридус. Он все-таки склонялся закругляться. Снял чуть меньше, монет шестьдесят, но ведь в прибытке.

— Поддержу, — торопится новичок в предвкушении везухи.

— Упал, — присматривается к нему толи бакалейщик, толи дрейнер[52].

Уходят из кона только добавив в банк треть ставки. Взятки считаться не будут. Ненароком выиграешь — ничего не получишь. Но за такую выходку и спросить могут. Чего падал при хорошей карте?

Легко прошли круг. Колин восстановил проигрыш, Ридус подосадовал неудаче и рисонулся, бросил золотой.

— Начинаем.

Поддержали и бодались все. К открытию накидали по сорок серебром, сделав проход, подняли еще. В течение часа игра уподобилась качелям. Но качалась она с большей выгодой для Колина. Что-то перепало и Ридусу, но мало. Вставали и уходили партнеры, их места занимали другие, решившие попытать игровое счастье. Подбирали крошки, прежде чем слиться. Колин не спешил. Спешить — нервировать коллег. Некоторые проходы сдавал умышлено или подыгрывал, но не светился. У его соперников водились необходимые ему деньги. У игрового, так он обозвал Ридуса, их было достаточно. Тот очень бы удивился, услышав оценку соперника. Сто восемьдесят — двести штиверов. Не считая заначки в поясе, который Ридус сам не замечая, поправлял.

При очередной раздаче из-под себя, догнав банк до сотни, Колин заряди «салат».

— Еще по одной, — не испугался Ридус удачливости молодого игрока… Чай, не в коже покойника ходит.[53]

Банк благополучно перекочевал к унгрийцу.

Страсти накалялись. Неудачи не остужали голов и не отбивали охоты испытать благосклонность фортуны. Рисковали, выставляя на кон последние, и хорошо если свое. Деньги, вещи — вплоть до сапог и нательного белья, дорогие украшения. Один из партнеров продул перстень с камнями. Перстень Колин тут же превратил в монету. Кто знает родословную цацки. И как часто и по каким причинам она меняло хозяина. И насколько законно.

Постепенно, стол оказался в кольце зрителей. Игру, где вход по двадцати штиверов, хотели наблюдать все. Не самим выиграть — так, рядом постоять. Поглазеть на гору денег из золотых и серебра.

— На отвали! — загрубил Ридус, переломить игру. Есть такой трюк в арсенале серьезных людей. Показать удаче, что не боишься рисковать. Она сучка любит рисковых.

На начало, в банке висело, по девяносто штиверов от каждого, и половина золотом. Правила допускали сделать всю ставку до начала игры. Но кто же на этом остановится?

— Добавлю, — отстукивая колоду по столу, Колин пододвинул еще двадцать.

Тот, что слева ушел. Не оказалось столько денег. Справа предупредил.

— Наличности нет. Вексель возьмете? Тут сотня.

Руки у парня тряслись, что у паралитика. Слюну сглатывал, не мог сглотнуть. Выпить бы попросил да до раздачи нельзя.

— Чей вексель? — спросил Ридус, не прикасаясь к бумаге. Дурная примета браться за бумагу, когда в карты играешь.

— Ренфрю. Виону Ренфрю.

— Годиться, — признал надежность поручительства Ридус. И опять на удачу. — Подниму на раз! — и сдвинул стопку золотых.

— Ровняемся, — согласен Колин и подмел к общей куче свои монеты.

И Ридус и унгриец поджидали решения третьего. Упадет? Поддержит? Тот впрягся, трясущимися руками снял с шеи медальон. Вещица дорогая, памятная.

— Эх, нежили богато, неча начинать!

Игровой от волнения вытер потные ладони о предплечья. Убирать под стол — обвинят в нечестной игре.

— Сколько там? — шепотки из круга зрителей.

— Под семьсот.

— Сколько?!

— Тихо!

— Да, я…

— Заткнись!

Тасовка. Каждая карта под прицелом внимательных глаз. Ридус помнил верхнюю — девятка с ломанным углом. Колин дал сдвинуть. «Под ноготь». Никто не возразил.

— Скажи своему бородатому приятелю не стоять за мной и не отсвечивать, — попросил унгриец игрового.

Все и, Ридус в том числе, невольно вперились в невротика с бородой. Одно мгновение. Короткое, но достаточное.

— Знать не знаю, — недоуменно выговорил игровой на претензию.

— Я ошибся? — сделал удивленные глаза Колин. И в голосе искреннее удивление.

— Безусловно.

Слово едва не застряло в глотке. Верхней картой после сдвижки опять лежала девятка. Когда? Как? Ридус взмок до задницы. Заикнись о подставе и поймут — читает рубашки. Резонно спросят, почему он их читает. Хорошо если разобьют голову или поломают кости. Удавят!

«Развел, сучонок!» — открылось Ридусу причина удачливости молодого.

Через две минуты банк оказался у Колина. На глазок, его общий улов за игру приблизительно тысячи штиверов. Плюс вексель на сотню. Что сказать? С пользой время проведено.

— Угощаю, — Колин кинул серебро и поднялся из-за стола.

Ридус нервно закусил губу. Вот и отбил ужин. Кровные уплывали в неведомо направлении. Но обидно другое, его поимели. И кто? Молодой разложил его, что опытный ебарь нетронутую малолетку.

«Узнают, продулся в какой-то забегаловке, засмеют.»

— У тебя запоминающееся лицо, — проговорил с досады Ридус. Ему хотелось зацепить молокососа. Припугнуть. Заставить искать дружбы. Проставиться как следует, в конце-то концов! С такого-то выигрыша!

Любимец фортуны оказался не из пугливых.

— На тот случай, если забудут мое имя.

— Назовешься?

Жадных надо учить. Хорошее правило. Одно из не многих, что следует свято соблюдать. Второй раз за вечер Ридус лажанулся, развязал ботало.

— А кому напоешь? — спросил Колин, прежде, чем игровой осознал свою роковую ошибку.

Ридус готов был откусить собственный поганый язык. Его взгляд обежал окружение. Сколько недоброго внимания. Пожалуй, с трекалом, ему помогут. Просто так из шинка не уйти.

В «Мечи и Сверестелку» Колин отправился попутно наведавшись в три-четыре заведения, где по мелочи, на скорую руку, насшибал еще три сотни серебром. Лишние не будут, карман не оттянут. Мелочь, но мелочь приятная. Из приятных мелочей складывается жизнь. С другой стороны злоупотреблять везением и зарабатывать игрой он вовсе не собирался. Везунчики быстро запоминаются и их либо не берут в игру, либо подкарауливают в подворотне. Зачем наживать головные боли за столь жалкие крохи? А нажить их ничего не стоит.

На Скворцах, в темнющем проулке Колин легко различил притаившуюся фигуру. Баротеро не выглядел обычным босяком. К тому же «светил» один.

— Не холодно? — запросто спросил Колин бандита.

— Работа такая, — ничуть не смутился ночной охотник за чужим имуществом.

— Кормит? — не торопился уходить унгриец.

— Когда как, — ответил тот и намекнул приставучему прохожему, следовать намеченной дорогой. — Плащик у тебя дерьмовенький. А вот железка путная.

— Да, плащик не очень.

— Парень, — баротеро понял, скоро не отвязаться от назойливого собеседника. — Добычу выдает не одежда, а повадка. Дворняга и в львиной шкуре дворняга.

— А здесь что? Доходное место? — продолжил расспросы Колин. Улицу оживленной не назвать. И шинков не богато. Борделей нет.

— На Скворцах? Так себе. Но я не человек Виллена Пса и не баржа Оуфа Китца. А здесь не их территория.

— А где их?

— Почти повсюду. Но на Скворцах нет.

Колин кинул баротеро серебро. Человек в подворотне всегда пригодится.

— Согреешься.

Унгрийца прекрасно поняли.

У входа «Мечей и Сверестелки», надо же внутрь не пускали! паслись шлюхи. Желтые фистоны на подолах, красные рукава и воротнички. Женские хитрые штучки. Из позорного знака сделать украшение. Вели они себя скромно, на шею не вешались, в штаны не лезли. Условия оговаривали сразу.

— Только передком… Горлом не работаю… В любые две из трех.

Уже поэтому можно понять — приличное место! и рекомендовать приятелям.

Запах в шинке из стандартного набора. С той разницей, воняло более-менее терпимо, и чад не выедал глаза.

— Знакомое лицо, — удивился Вигг появлению новика.

Не далее как вчера предупреждали сюда не соваться.

— Мимо шел, — ответил Колин, присаживаясь на свободное место.

Зал как зал. Сорно под ногами. Кривые ряды черных от времени столов и лавок. Сумрачно, хотя над каждым горит масляный светильник. Народишку бедновато, в большинстве своем скары, свободные от несения караульной службы во дворце.

В углу не шумные драбы, они здесь на птичьих правах, заскочили опрокинуть вскладчину по кружечке. На усталых лицах тяжкие раздумья, не опрокинуть ли по второй. Самые дальновидные держали в уме пятую.

— И шел бы мимо, — не очень приветлив шишкоголовый мужик, захвативший соседний стол. Кислое лицо выдавало дурное расположение духа. Очевидно, от этого, перед скаром, свинарник — крошки, огрызки, пролитые лужи, опрокинутая посуда. Маялся мужик давно.

— Тихо, Агесс. Не начинай, — вмешался Ллей, только вошедший в зал. — Пьешь — пей, а на людей не кидайся.

— А я не кидаюсь. Пока, — смотрел Агесс осоловелыми злыми глазами. — А говорю как есть.

Понятно, вовсе не Колин причина его явной неприязни. Но унгриец лучший кандидат на кого выплеснуть недовольство. Потому как не свой. Новик. Никто при дворе, никто в столице. И вдобавок пришел и сел. Что ему тут делать с резаной рожей?

— В смысле правду? — проигнорировал Колин предостерегающий знак Вигг — не связываться.

— Её самую, — Агесс подался вперед, чуть ли не пополз по столешнице, собирая объедки на одежду. — Не нравиться?

— И что предлагаешь?

Виггу удивительно, парень не опасался его задиристого сослуживца. И охотно, чудно право слово, охотно шел на обострение конфликта. А ведь за Агесса вступятся остальные. Дух товарищества не позволит остаться в стороне. Но похоже и присутствие и поддержка скаров не волновала новика.

«Прицепил блядешку — похрабрел,» — решил для себя Вигг. Других достоинств он за юнцом-новиком не усматривал. Если только угостит знатно.

В другой обстановке Колин объяснил бы, разложил по полочкам, неочевидные нюансы ситуации. К примеру, тот кто хочет драки, затевает её без лишних слов. А тот, кто хочет взять на гнилуху, на слабо, грозно и много гавкает. Судя по тому, как свои воротят морды, Агесс совсем не тот человек, кидаться за него в драку всей сворой. А раз «не сворой», то и бояться особенно нечего.

— Предлагаю поискать другое место, — никак не желал угомониться перепивший скар.

Но угомонился, подтвердив о себе нелицеприятное мнение Колина.

В шинке нежеланное (по поведению окружающих) прибавление. Черная кожа и серебро. Виласы. Для элиты Крака скары столь же ничтожны, как скарам — новик.

— Знакомое лицо, — прозвучало во второй раз под закопченным потолком зала.

Говорившего Колин видел в свите инфанта Даана, а вот второго не примечал.

— Могу тебя понять. Даже такой дешевый кабак гораздо приятнее Серебряного Двора.

— Колин аф Поллак, — представился унгриец. Начать разговор и по возможности свести знакомство.

— И не каких заслуг в наследство от папаши? — в словах виласа легкое раздражение и обида.

«Занятно,» — подметил Колин интонацию. — «Не все мужчины огорчаются, некоторые таскают обиду, что каторжник колодки».

— Наследство выбросил в море, — признался он. — Дерьмовей железки трудно сыскать во всей Унгрии.

— Занятно, — повторил вилас за Колином. Повторение прозвучало теплее приветствия. — Эсташ аф Трэлл. В качестве семейного достояния, факт рождения и клок голой земли с годовым доходом в сто штиверов.

Вилас жестом пригласил Колина перейти за свой стол.

— Можешь не обольщаться, они тебя не примут. У них братство, узы и все такое, чем обычно маются те, чья доля прозябать в казарме.

Говорить, что думаешь подозрительная привилегия. Её надо либо получить, либо купить, либо доказать что имеешь на нее право и не позволить никому оспорить.

— А если попытаюсь?

— Они долго будут морочить тебе голову, пропьют все твои сбережения черного дня, чтобы, в конце концов, ответить отказом. Старина Ллей подтвердит. Виффер, мое почтение.

Почтения не более, чем в ответе шлюхи школяру на предложение перепихнуться по любви.

— Если тебе отказали, не значит, что отказываем всем, — очень тактичен виффер.

— А почему мне отказали? — округлил глаза Эсташ.

— Тебе видней.

— Вот, — вилас очертил в воздухе круг и вскинул три пальца, подавая знак хозяину. — Служба скучна до судорог. А служить в Серебряном Дворце…

— Ты говоришь о гранде Сатеник! — напомнил Вигг говорившему.

— Но служу инфанту, — Эсташ изобразил руками весы. Одна чаша явно перевешивала другую.

— Таких как ты, мы точно не берем, — произнес Ллей. Вифферу не положено отмалчиваться.

— Таких это каких?

— Кто хватается за оружие не разобравшись.

— Наконец-то добрались до сути. Я только хотел вернуть вашему приятелю его слова. Никто не виноват, что он заглотил клинок до половины и не выплюнул. Заметь, я оставил прямое свидетельство, кто устроил заворот кишок Гиюку. Кажется, баронету.

Спутник Эсташа не проронивший ни слова в скучном для него споре и даже не пожелавший назваться, спросил Колина.

— Играешь?

— Понемногу.

— Тогда…

Знак хозяину к тарелкам, кружкам и кувшину гарганеги — другого виласы не признают, принести карты.

Модным могут быть не только вещи, развлечения и блажь. Модным может быть что угодно. Последнее веяние в Краке — скука. Тебе скучно от жизни. А смерть не привнесет в твое бытие свежего глотка впечатлений. Ты обречен, на однообразие, существуя под небом тысячу лет подряд. И хотя на самом деле опыт твой жиже водицы, выглядеть ты обязан так, будто способности чувствовать и радоваться безвозвратно утрачены от невзгод и испытаний и нет ничего, способного тебя удивить.

Принесли колоду и троица начала партию. В тех же Ведьм. Играли виласы плохо. Отвратительно. Не следили за игрой, не следили за партнером, не следили за картами. Их не интересовал ни сам процесс, ни выгода от игры. Они и не искали. Игра для них убить время. Самого не убиваемого зверя из существующих.

Колин мог бы в два захода выпотрошить кошели и нового знакомого и его неразговорчивого приятеля, но предпочитал «катать вялого». В нынешней ситуации ему важен не выигрыш, а люди. Их разговоры. Кто, с кем, когда, куда. Обо всем! Сгодиться любая мелочь.

— Зачем Даан просил присмотреть за младшим Гусмаром? — начинает пустой разговор приятель виласа.

— У мальчишка прорезалась дурная наклонность, по пустякам хватать меч.

— И что в том дурного?

— Ничего. Но я белобрысому не нянька. Пусть о его здоровье печется Латгард или сама гранда. Ей уже пора, — Эсташ сделал невинную мину, дескать, сами понимаете, о чем речь.

— С одной стороны он прав.

— И с какой же?… Поллак, ты проглядел на мне дырку. Такой пурпуэн не купишь.

— Дорого?

— Нет. Прихоть инфанта. Все виласы должны одеваться в серебро и черное. Остальным запрещено!

— А прав он в том…, — продолжал второй, перебирая карты.

— И в чем же? Или ходи или говори…

— Если с мальчишкой случится неладное, Гусмар-старший оскудеет на подношения нашему инфанту. Я думаю, Даан с радостью бы продал сестрицу, предложи ему пфальц сразу на руки кругленькую сумму.

— А что неладного может случиться с белобрысым? Заберется, без спроса, под подол хохотушки Лисэль?

— Вот этого ему категорически противопоказано. Сатеник не оценит. Подол-то не её. Тетку еще простит, а вот его…

— Даан обещал ему сестру? — скромно спросил Колин.

— Ну, он много кому чего обещает, — заблудился в трех картах Эсташ. — Здесь он весь в папашу.

— Эхххх. Жаль мне бедняжку Моршан. Такая красотка.

— А мне Джозза. Славный был товарищ.

«Яусс,» — припомнил что-то такое Колин. — «Куда подевался раз был?»

— Как думаешь, у Гусмара хватит денег дождаться, когда сынок слюбится с грандой?

— И денег. И терпения. В конце концов есть еще король, шепнуть дочурке несколько слов в какую сторону направить благосклонность. И на кого, конкретно?

— А Анхальт?

— Этим отдать Арлем, пока она окончательно не спятила от своей праведности, — рассудил вилас.

— Тогда пусть поторопиться. Весна не за горами, воевать придется. Полгода пролетят быстро.

— Гранда в Анхальте выглядит предпочтительней, — втиснулся в разговор Колин.

— Она туда не рвется.

— А чего ей туда рваться?.. Твой ход, не спи… Другое дело Суэкс. Захомутать Длинноухого. Королевская корона потяжелей диадемки пфальца.

Разговор неумолимо скатывался в мало познавательную область приятельского трепа. Требовалось задать другую направленность.

— А кто это был с вами? Смуглый.

— Хм… Тебе простительно не знать. Маммар аф Исси.

— Очень понятно, — не вникся в смысл сказанного Колин. Получилось естественно и гладко, упомянутого он действительно не знал.

— Выставной поединщик нашего инфанта. Не всякий честный малый может вызвать на бой самого Даана, но выказать не согласие или претензии, если таковые имеются, обязан.

— Ага. Если кишка не тонка с Маммаром схватиться, — последовал комментарий от приятеля Эсташа.

— Это личные проблемы ищущего сатисфакции.

— Получается за инфанта отдувается Исси? — уточнил Колин важную потробность.

— Половина свежих могил на Святом Варфоломее заселена с его легкой руки. У тебя есть претензии к инфанту Даану?

— Пока нет.

— Тогда тебе везет. Паскудство! Ты опять выиграл, — оттолкнул карты Эсташ.

— Я вчера видел на набережной карету…, — опять сманеврировал Колин, меняя тему разговора. Если вести себя провинциалом и сидеть все время с открытым ртом, то тебя так и будут воспринимать, рассказывать все подряд, а не то что действительно представляет интерес.

— Надеюсь ты достаточно умен удовольствоваться моим ответом и не лезть за подробностями к кому другому. Карета столь тщательно охраняемая сорока вооруженными саинами, есть зримое ежедекадное доказательство благополучия Эгля. В перевозимых восьмью сундуках серебро из рудников Годарда аф Кинрига. Везут его к богомерзкому сквалыге Ренфри-старшему. Сквалыга Ренфри-старший выдает его честнейшему Реджису аф Туозу. Последнему поручено чеканить монеты. Вся троица имеет от этого по пять процентов. Опять же, опережая твой наивный вопрос, договориться обмануть короля они не смогут, по той простой причине, что люто ненавидят друг друга.

«Деньги мирили и не таких» — мог бы возразить Колин, но промолчал. Он здесь слушать. Еще не известно сколь полезны полученные сведения. Но лучше знать чуточку больше, чем чуточку меньше. Ведь иногда знания ловко трансформируются в звонкую монету. Или хорошую идею, звонкую монету приносящую.

— Ездят они всегда одним и тем же маршрутом, — продолжал Эсташ. — Поэтому им хватает часа на весь путь.

— Некуда свернуть и на крышах полно лучников, — предположил Колин не особенно задумываясь угадать. Сами скажут. И ведь сказали.

— Улицы мощеные, — выдал секрет второй вилас.

«Наивно так полагать, но почему и нет,» — отметил Колин, раздавая колоду. Ради смеха подсунул Эсташу старшие карты. Заметит? Нет!!!

За соседним столом совсем другой разговор.

— …И какие новости из Вьенна?

— Десяток и не одной доброй.

— Значит, не едешь к родне?

— Нет. Луаза разлилась, не перебраться. Дожди залили юг Вьенна и весь Фриуль. Сейчас там болотина. Вот удовольствие месить грязь.

— Паводок задержит караваны.

— Рано или поздно баржи прибудут. Неделей раньше, неделей позже.

— Не скажи.

— Ну, две. Это не срок. Старого зерна в запасах еще полно. Глинн навариться не успеет.

— А в прошлый раз? Три и чуть бунт не начался.

— Прошлый раз и сравнивать нечего. Мы воевали, если помнишь. Вся Вьеннская долина кишмя кишела степняками…

— А кому до этого дело? Степняки или дождь, а хлебца дай в рот положить.

Вялый вечер, вялые разговоры. Люди приходили и уходили. Кто-то задерживался.

— Расскажи что-нибудь, Поллак. Анекдот, что ли, — попросил Эсташ, продув в очередной круг.

Колин отложил карты, самому надоело. Оба приятели гнушались исполнять обязанности раздающего, потому сдавал он. Своя рука владыка… безвкусно выигрывать раз за разом.

— Приводят к судье виласа…

— Уже хорошо.

— Не правдоподобно, — возразил второй имени которого Колин так и не узнал.

— Бово! Ты сомневаешься в силе закона?

— Я сомневаюсь в бейлифе.

Оказывается имярек второго Бово…

— Продолжай.

— Так, мол и так, прилюдно снял шоссы и брэ на площади, а там молодые эсм, жены и сестры уважаемых семейств, их дети. Скандал, конфуз, паника. Судья, человек в возрасте, при подаграх и моралях…

— Как звучит… при моралях!

— Гы! Вылитый ты!

— …стал распекать виновника беспорядков. Как посмел? Как не стыдно? Твой позор видели многие!? Тот отвечает…

— С судьей пререкаться себе дороже, — видит Бово лишь прозу жизни.

— Это уж точно.

— …Тот отвечает. Винюсь, проигрался от того и заголился. Карайте. А вот за то, ЧТО увидели…, — Колин разложил выигранные монеты в локоть длинны, — не стыдно нисколько.

Эсташ выплеснул вино на пол. Ни карты, ни выпивка, ни анекдоты в этот вечер не могли привести виласа в хорошее расположение духа.

— У тебя извращенный вкус. И не правильное понимание правосудия.

Бово воспринял историю противоположно. Хохотал вовсю глотку, хлопал себя по коленям, притягивая взгляды присутствующих. Сидел с постной рожей, а тут на тебе, повеселел.

— Я расскажу истории инфанту.

«Скучная» игра принесла унгрийцу дополнительно восемьдесят «нелишних» штиверов серебром и золотом. Большим бонусом к выигрышу, несколько подслушанных примечательных фраз и над ними следовало хорошенько поразмыслить. Нечего и надеяться пролезть в высший круг, будь это Серебряный Двор, Крак или Золотой Подворье без гроша в кармане. Из чего напрашивался нехитрый вывод, необходимы те, кто этот грош, и не один, ему принесут.

Пронзительный ночной ветер гнал тучи на неяркую луну. Черные тени гасили бледные блики в подмороженных лужах и зловонной воде сточных канав. Ползали по крышам домов, обступали печные трубы, впитать дымки и искры горящего дерева. Колин неторопливо шагал в сторону дворца, перебирая в мыслях фрагменты услышанного и подсмотренного. На текущий момент он обладатель скромного запаса сведений о здешних реалиях, но в силу своей мизерности, ограничено пригодного к использованию. Много лакун, пробелов, незнания и недопонимания простых вещей. Но нужда заставит искать пути действовать, утешаясь старой рыбацкой пословице: На всех рыб крючков не напасешь. Взять его новых знакомцев виласов. Мелочь, дутые пузыри, по прихоти зачисленные в элиту. Слабы помочь подняться ему, но достанет соображения утопить и подняться самим. Показной сплин хорош с набитым брюхом, но не с пустыми кишками, прилипшими к хребту. Черный пурпуэн с серебряным шитьем тому слабенькое утешение. Но когда-нибудь в чем-нибудь зубастые и голодные пригодятся. Бово — точно. Наследник достояния в сто штиверов — сомнительно. Из того же разряда, но выше уровнем, Маммар аф Исси. Опасен и бесполезен. И если опасность исходящая от Смуглого предсказуема, то бесполезность удручающа. Поединщик — человек дня. Сегодня жив, а завтра? То, что до сих пор на него не нашлось умелого клинка, еще не означает вечной дружбы с везением. Вложенные в него усилия и деньги, а как без них, пропадут разом, не принеся должной отдачи. Близость к инфанту факт скорее предостерегающий, нежели обнадеживающий. О мече вспоминают, отнюдь не из желания получить дружеский совет. Принимая во внимание загруженность Исси по службе, у инфанта Даана явные проблемы с адекватностью восприятия окружения. Вот кому здорово пригодился бы Латгард! Но наследника бросили на съедение солерам, а канцлера приставили к гранде. Почему так?

«Будем не забыть,» — зафиксировал в памяти унгриец важное, по его мнению наблюдение. Корявость фразы допущена умышленно, не запамятовать.

Не забыть бы и о замалчиваемой истории с участием все того же Даана, Яусса и эсм Маршан. Классический и бессмертный любовный треугольник. И все углы в нем бритвенно остры. Отвергая сладчайший напиток любви, готовься принять горчайшее зелье ненависти. Сколько раз под небом повторялась высокая драма судеб? Наверное, столько же, сколько заурядный трехсторонний фарс, в котором участники действуют вопреки здравому смыслу. Поступятся дружбой, поддадутся надуманным чувствам, более прислушаются к сердцу, а не к разуму.

Но фарс фарсу рознь. Чем, скажите на милость, руководствовались устроители эскорта серебра в восьми ящиках? Зримо подтвердить финансовую крепость короны? У кого-то возникли сомнения? Обоснованные? Настолько, что потребовалось показуха, внушить подданным уважение к трону. Не лучше ли выяснить, отчего у живущих под королевской дланью, нездоровое брожение умов? И много ли таких наберется? Или же ящики лишь способ подтолкнуть увидеть истинное положение дел. Солидный вооруженный конвой, полные (полные ли, отдельный вопрос) сундуки, Кинриг, Ренфрю и Туоз в контексте чеканки денег. Ненавязчивая подсказка? У кого в руках один из ручейков пополнения государственной казны, а следовательно возможность управления и казной и государством. Или влияние на управление. Очень может быть. А еще, серебру по силам соединить несоединимое. Гусмара-младшего и гранду Сатеник. Выгоден ли союз королю? Нет. Но по бедности, или беспомощности или безденежья, он смирился. Или выжидает? И чего выжидает? И насколько оправдано его выжидание? Выгоден ли брак солерам? Определенно. Похоже они не только хорошо считают деньги. Дали укорот Моффету, подластились к инфанту, теперь нацелены прибрать гранду. Отчего королю в его плачевном положении не породниться с одним из соседей? Или из двух зол и выбрать нечего. Одинаково плохо? Опять же, с чьей позиции смотреть? Короля или государства? Тут решают личные качества самодержца. Король лишь символ державы. А держава по определению должна существовать вне зависимости кто на данный момент её символизирует. Государство по своей сути паразит, которое кормится ото всех, предпочитая не давать ничего. В нем хорошо только тем, кто сам паразитирует на государстве. И, похоже, все вкусности достаются солерам. Что прикажете делать? Экстренно записаться в сторонники белобрысого? Возникают обоснованные опасения, ему их уже давно назначили. Примазаться к гранде? Прибиться под её тепленькое крылышко задачка не из простых. Учитывая её антипатию во-первых, а во вторых, забитость головы невесть чем. И, поди разберись в ветвлении причин и следствий женского, никем не контролируемого, разумения. А в третьих? В третьих убытие в Анхальт. Вполне достаточно отбить всякое желание искать благоволения владетельницы Серебряного Двора. Его место а Кралайре. При Моффете, солерах, Даане, кого угодно, но в столице.

«Еще рисунок, будь он (и она!) не ладен!» — не отчаяние, но вот-вот.

Лучше бы что полезное. Карту золотоносных жил. Или формулу философского камня. И результат быстрый и все двери нараспашку. И награда согласно подвигу. И сюда же, до кучи; и фрей Арлем с её настораживающей целеустремленностью обличать греховность; и камер-юнгфер с намерениями освежить обстановку в спальне; и все-все-все!

«Мозги закипят,» — признал Колин малую результативность своих размышлений.

Так случалось не раз и знакомо многим. Нужно проделать долгий путь, осознать, необходимое под самым носом. Не зря же из всего ряда имен на особицу некто Глинн. Удачливый спекулянт зерном, презревший заповеди, не убоявшийся нажиться на чужой нужде и горе. Смелые люди всегда находка и войти с ними контакт, отыскать точки соприкосновения, потребуется хорошая идея. И не просто хорошая. Летать по небу аки птица, задумка достойная восхищения, но затратная и мало доходная. А оторвать толстый зад и сунуть голову в петлю, купца заставить только прибыль. И чем больше доход, тем покладистей торгаш. В данном случае торгаш зерном.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь…, — растягивал и замедлял слова Колин. — Даждь нам… днесь… Хлеба. И зрелищ.»

Люди не меняются от веку, но почему бы не поменять подход к самим людям?

Близкому озарению помешали. Витиеватую мысль, готовую вырваться из лабиринта исканий, пресекли.

— Долго проживешь. Не икалось?

У единственного на всю улицу фонарного столба, вне круга света, унгрийца стерег Агесс.

«Кажеться я в нем ошибался, — испытал легкую приязненность новик. — Он лучше, чем казался.»

— Надо потолковать, — выждав приближение, скар встал в пол-оборота левым боком вперед и взялся за дирк.

Во всех схожих ситуациях, дуэлянты или персоны в таковые молвой причисленные, перво-наперво извлекали малое оружие — витл, анелас, шпринг, поигнард, пистин, квилон, дагу, а затем меч. Так повелось, такова традиция. В этом свой выпендреж, подчеркнутое пренебрежение противником, манерность человека благородного и опытного в смертельных схватках. Причем обязателен обратный хват. Либо не опасно атаковать навершием, попортить оппоненту личико синяком или ссадиной. Либо полосонуть и порезать одежду. Особым шиком считалось оставить метку на щеке, слегка закровив рану. Отдельные ловкачи умудрялись отхватить сопернику мочку или рассечь кончик носа. Ко всему такой хват гож быстро поставить блок и слить удар или отвести укол меча, если противник окажется проворен и достаточно искушен в ведении поединка. Кто придумал подобное, в чем оправданность порядка действий, вопрос для многочасовых обсуждений знатоков мечного двуручного боя. Но традиции на, то и традиции, соблюдать и не задаваться праздными вопросами.

Дирк только покинул ножны, но Колин резко отшагнул назад. Разрыв дистанции с одновременным ударом ноги в навершие. Будто бы собирался вбить оружие нападавшего обратно на место. Будто бы и получилось. Клинок вошел в подреберье, в печень, попутно перерезав воротную и нижнюю полую вены. Скар замер, согнулся и бухнулся на колени.

— Стоило морозить сопли, что бы вот так, сходу, капитулировать?

Колин присел рядом с раненым. Схватил за волосы и запрокинул Агессу голову. Разгорячено зашептал, касаясь губами уха.

— Знаю, больно. Еще как больно. Но послушай меня… Послушай! Лезвие запирает кровоток, но кровь все равно вытекает в брюшину. Пять-шесть минут… Слышишь? Пять-шесть минут и умрешь. Лекарь бы попробовал влить кипящего масла или просунуть раскаленный прут сжечь дыру. Не поможет! Загнешься еще быстрее. Так что… пять минут и все! Все! Но я вот… рядом. Руку протяни, — Колин захлебывался холодным воздухом с легкой взвесью ночного снега. Ощущение морозца пьянило лучше всякого вина. — Можешь попытаться выдернуть и ударить меня. В сердце. В шею. В шею будет неплохо! Или располосуй глотку. От уха до уха, чтобы в разрез язык вывалился… Но тогда умрешь. Через тридцать ударов сердца. Тридцать ударов! Ну, что Агесс? Попробуешь? Ты слышишь меня? Агесс?

Скар затаился, по-детски всхлипывал и шептал трясущимися губами. Неужто молитву?

«Я его перехвалил,» — разочаровался Колин и отпустил поверженного противника.

Агесс, со стоном, тяжело завалился на бок. Вцепившись в рукоять двумя руками, скрючился в луже.

Унгриец с сожалением вздохнул.

— Некоторые советуют прокрутить нож, расширить рану. Но обойдемся без милосердного варварства, поскольку ты выбрал подыхать долго. Цивилизованность делает людей мягкотелыми. Я не прав?

Колин перевернул умирающего на спину и придавил дирк, пачкая сапог в кровь. Агесс заелозил ногами от боли и жалобно завыл.

— Уууууу…

— …Но в определенном смысле тебе повезло. Не стар и старость не твой удел. Не болен. Железо в брюхе трудно назвать болезнью. Не истощен. Голода избежал. А поговаривают, грядут тяжелые времена. Прилично одет. Не скажут, что на закате дней бедствовал и нуждался. Наверняка о тебе будут помнить товарищи. Боюсь предсказать сколь долго, но определенное время. Неделю или больше. Возможно, но не уверен, по тебе будет горевать и убиваться женщина, которую ты любил или страстно убеждал в любви… Гм… Или склонял к ней. Обман из благих побуждений простителен. Ты хотел сделать её счастливой. Так что предстанешь перед всевышним с чистым сердцем и…, — Колин нагнулся видеть отчаяние в глазах скара, — и чистой душой. Там любят тех, кто отказывается от верного шанса не все, но что-то изменить в своем будущем…

В зрачках умирающего замутился и поблек отражаемый свет фонаря. Агесс затих, не отпустив дирка.

— …И им спокойно и тебе спокойно. Привыкай таковым оставаться.

Закончив необычное напутствие, Колин продолжил прерванный путь. Его ждала нарисованная гранда, не обихоженная кровать и пустой сундук. Гораздо больше, чем предложит молчаливый покойник, задержаться под непогожим и неприветливым ночным небом.