Догонялки. В постель к незнакомцу

Глава 25

Мартовское небо всё ещё холодное, но уже приобретает яркий оттенок, пуская весну в свои полноценные права. Оно пестрит редкими облаками, не предвещая в ближайшие дни дождей. Мартовское небо, я смотрю в него из окна, потому что смотреть вниз мне хочется гораздо меньше. На столе стоит огромный букет, подаренный мне на восьмое марта, три дня назад. Я скучаю.

Дима на работе, Женька в школе, я в декрете. Скоро придут рабочие, снимать уже вторые обои в детской и готовить стены к покраске. Я скучаю. Купленная мебель лежит на складе магазина и ждет отмашки к доставке, а у нас не готова детская. Я скучаю. Вчера пыталась погулять, но толпа снующих туда суда людей, только больше раздражает. Стеклянно-бетонные стены зданий давили, отражающие в них лучи, как будто искусственного солнца, слепили. Вечером плакала, Дима держится, мне кажется, из последних сил. Я скучаю.

Здесь нет запахов, нет воздуха, нет тишины, полное отсутствие уединения. Маленькие насаждения из кустарников трудно назвать даже сквером, как гордо его именую живущие неподалёку люди. Я скучаю. Я так жгуче чувствую эту хандру. Закрываю глаза, и мне чудится маленькое озерко, уточки в нём, что не улетают на юг. Скромные скамейки и вековые деревья, дающие тебе почувствовать свежесть ранней весны. Они уже, просыпаются, готовые пустить почки и одеться в зелень разных оттенков. Я скучаю. По тебе мой парк, я не я, без тебя. Неприятная тяжесть лежит на моей душе, я чувствую эту пронзительную тоску, я скучаю.

Телефон звонит, заставив меня вздрогнуть всем телом. Отправляю в духовку мясо и принимаю вызов.

— Что такое, мой Волчонок, — знаю как его бесит это прозвище, но он стоически терпит. — с нами все хорошо, мы побуянили полчасика назад, сейчас затихли. — выкладываю, срази, не дождавшись вопроса.

— Я рад, что у вас всё хорошо. — слышу улыбку в его голосе. — собирайся, потеплее, я буду, через минут десять.

— Ещё же рано, — перевожу, взгляд на часы, только три дня.

— Без лишних вопросов, Лисичка, оденься потеплее и выходи, жду.

И всё, сбросил вызов. Недоумённо смотрю на телефон, на только что отправленное в духовку мясо. Колеблюсь буквально минуты, любопытство берёт своё, бегу одеваться.

— Женюш, — кричу на ходу. — пригляди за мясом.

Запрыгиваю в машину, по мере своих возможностей. Без шапки, расстёгнутая, с шарфом в руках. Волк оглядывает меня недовольным взглядом.

— Мне жарко в машине, я потом оденусь. — канючу на манер маленького ребёнка.

— Надо было тебе шубу покупать. — это он сейчас о моём пуховике говорит.

— Ну, какая шуба, Дим, я сына устаю носить, а тут ещё и шубу. Тем более это не практично. В мае роды, на следующий год она мне большая будет и куда…

— Новую купим.

— Нет уж…

— Возьми документы в бардачке. — перебивает мою только зарождающуюся, пламенную речь.

Достаю несколько белых листочков, вчитываюсь в текст.

— Что это? — перевожу изумлённый взгляд на Диму.

— Вот и я хотел бы знать Что это. — говорит спокойно, но голосе слышаться нотки недовольства и раздражения. — почему моя женщина платит непонятный кредит, на смешную сумму и не просит у меня помощи.

Ну что я могу сказать, плачу. В месяц выходила не большая сумма, но закрывать его досрочно, не было возможности. Конечно, была, как только переехала к Диме, я вообще почти забыла, что значит тратить свои деньги. Зарплата уходила на кредит, кое-какую сумму я отсылала Сашке, не только ж отцу помогать. И ещё небольшую сумму, откладывала на будущий учебный год. Не знаю, как долго я просижу в декрете, и смогу ли помогать своим девочкам. .Ч.и.т.а.й. к.н.и.г.и. на. К.н.и.г.о.е. д…н.е.т

— Ну чего молчишь. — мне было неловко, от этого разговора, от сложившейся ситуации, где за меня заплатили, эта квартира, вообще мне как совместно нажитое от бывшего досталась. — Только не реви, Алиса, умоляю. — Вот ещё и Алисой назвал, а всегда говорил, что я его маленькая рыжая Лисичка. — Бл* не этого я добивался.

Паркуется, он аккуратно стирает слёзы с моего лица, целует шмыгающий нос. Помогает выйти из машины, и сам застёгивает, одевает мне шапку и шарф. Только сейчас замечаю, куда мы приехали. Мой парк. Волк достаёт пакет и плед из машины, твёрдой рукой берёт мою обмякшую и ведёт за собой. Вот они мои любимые тропинки, уходим дальше, покидая благоустроенную часть, вот берёзовая рощица, чуть дальше хвойные, за ними осинки, дубки и озерцо с уточками, не улетели в этот год, как же я скучала. Дима кидает на скамейку плед и пакет, извлекает из него хлеб и подаёт мне.

— Иди, корми. — подталкивает меня к уточкам, что довольно клокочут. Скармливаю им всю буханку.

Солнце, ещё по зимнему холодное, не успевшее разогреться началом весны, клонится к закату. Приобретает едва уловимый малиновый цвет. Меня усаживаю на скамейку, на теплый плед, вручают стан фруктового чая, и крепко накрепко обнимают. Сейчас, в данную минутку, в эту самую секундочку, я чувствую себя как никогда любимой и счастливой, я готова обнять весь это парк, весь этот город и даже весь мир.

— Давай договоримся, у нас нет друг от друга секретов и недомолвок. Мы всегда всё друг другу честно рассказываем. Мы не держим в себе чувства, не подавляем их, мы разговариваем, просим помощь. — он вздохнул и крепче прижал к себе, зарывшись носом куда-то в мой огромный шарф. — и если когда-нибудь, ты почувствуешь себя несчастной и захочешь от меня уйти, я первый узнаю об этом.

— Ты Дурак. — моя нижняя губа уже затряслась, глаза наполнились влагой. — Не смей такое говорить, даже в шутку.

— Всё, всё я понял, только давай без армагеддонов. — короткий смешок и он добирается до моей шеи, перебирается на ухо, играет языком с моей серёжкой. Легкий стон срывается с моих приоткрытых губ.

— Черт, маленькая, у тебя с собой нет ключей от старой квартиры. — шепчет не прекращая своей пытки.

— Нет, — выдыхаю, понимая на что намекает. — у меня мясо в духовке.

— Евгения дома.

— Дааа.

— Тогда только так.

В считанные секунды мой мужчина-ураган, сгребает вещи с лавочки и меня тоже. Мы буквально добегаем до машины и плюхаемся в неё. Он стартует. Квартал, ещё один, уже показались брежневские пятиэтажки, сталинские дома, вот заброшенная стройка, за ней старый пешеходный мост, через небольшую протоку, её давно засыпали, воды нет. Въезжаем под него. Тормозим.

— Быстрей маленькая, а то я сейчас взорвусь.

Я оглядываюсь в тонированные окна, вроде никого нет, да тут не может быть. После заката, наступил сумрак, с густеющей над городом темнотой. Сбрасываю с себя верхнюю одежду, тянусь к кофте.

— Оставь, — чёткий приказ, пока он проделывает всё-то же и отодвигает своё кресло до конца назад.

Стягиваю тёплые штаны, тянусь к носкам, покачивает головой, не разрешает. Перетягивает на колени и разворачивает к себе спиной, заставляя опереться о руль. Его брюки расстёгнуты, и я через свои трусики, чувствую разгорячённую сталь, восставшей плоти. Бесстыдно трусь об эту возбуждённую твердость. Дима отводит трусики в сторону, проводит пальца по припухшим складочкам, раскрывая их, ища первые капли моего возбуждения, растирая едва проступившую влагу по краюшку дырочке, зная, как сильно меня этим возбуждает.

— Ещё ооо. — на выдохе, прошу, повторят эту пленительную ласку. Он кружит до тех пор, пока моя смазка не начинает хлюпать под его пальцами.

Я откровенно виляю бедрами, приподымаю их, ища полного соития. Недовольно урчу. Короткий смешок и легкий шлепок по попе, секунда и я наполнена до краев. Сладострастный стон срывается с наших губ одновременно, о как мне хочется поцеловать эти губы. Не дождавшись его действий, а привстаю и снова опускаюсь, делая первые проникновения, кручу попой стараясь насадиться как можно глубже. Это совсем неудобно, но остановиться сейчас подобно смерти.

Мужчина аккуратно перехватывает мой животик снизу, отбирая инициативу, двигается быстро, но со всей присущей в нашем положении нежностью. В минуты забвенья, забывается, сжимает, насаживая сильней, но тут же опомнившись, ослабляет хватку и сбавляет темп. Я хнычу, потому что так было хорошо, так глубоко и совсем не больно, только неудобно.

Сейчас одна его рука по-прежнему у меня на животе, а вторая забралась под край топа, и выкручивает мой отвердевший сосок, щиплет, сминает грудь и переходит к другой.

Я опускаю руку вниз, к соединению наших тел. Нащупываю и растираю свою твердую жемчужинку, дыхание сбивается, прерываясь на всхлипы. Спускаюсь пальчиками, ниже касаясь мощного поршня, неистово в меня вбивающегося. На очередном толчке, обхватываю его пальцами, щекоча кончиками, пытаюсь разглядеть на ощупь процесс наших бешеных скачек. Зажимаю вожделенную плоть между пальцев, а ладонью касаюсь клитора.

— Давай, маленькая, — прерывистое дыхание щекочет мою, оголённую спину. — Сейчас, вместе со мной, ещё немножко, ещё, ещё, вместе…

— Ммммм, — протяжный стон, разноситься по салоны автомобиля, отскакивая от запотевших стёкол. Прижимаюсь щекой к рулю, пытаясь восстановить судорожное дыхание. Чуть опустив спинку кресла, Дима аккуратно кладёт на свою ходящую ходуном грудь, моё вздрагивающее тело. Его прерывистое дыхание, щекочет мне шею, переходит на поцелуй.

— Чёрт, маленькая. Ты меня укатала, — хрипло смеётся, в самое ушко.

— Это мой первый секс в машине. — признаюсь честно.

— С почином. — вновь смеётся он, приоткрывает соседнее окно, впуская вечерний мартовский воздух. — Что ты говорила по поводу мяса. Я жуть, какой голодный.

Кусает меня, снимая со своего опавшего члена. Помогает привестись в относительный порядок, закрывает окно, включает обогрев. Трогает живот, проверяя, не замёрз ли он. И только убедившись в моём отличном самочувствии, трогает домой.

Мы возвращаемся тем же путём, что и приехали. Проезжаем мой старый район, меж вряд стоящими, домами, я вижу краюшек ворот любимого парка. Да, я не живу теперь здесь, да, я пытаюсь строить своё счастье в другом месте. Но ты всегда будешь частичкой меня, даже если жизнь так круто изменилась. Я буду навещать тебя, мой старый, любимый парк, я буду приезжать к тебе, любуясь первыми листочками, первым цветением, я буду приезжать к тебе не одна. Я покажу своему сыну, что спрятано у нашего сурового, властного, ослепительного, города под глянцевыми доспехами.

— Кажется, я знаю, чего не хватает в детской. — мой Волк смеётся, над очередной идеей.

— Поделишься.

К концу апреля, одну из стен детской, украшают вековые деревья, каменная тропинка, небольшое озерцо с уточками, скамейка на которой лежит теплый плед и стоит стаканчик фруктового чая. А там, за озерцом, виднеются высотные дома, одетые в светящиеся фасады. В них отражаются прощальные лучи заходящего весеннего солнца. Оно играется в молоденькой листве, подмигивая уходящему дню и нам.

Дмитрий

Вваливаемся в кабинет начбеза без стука, я предусмотрительно вхожу за генеральным, чтоб не отхватить у новоиспечённого папаши. Картина маслом, он спит. Откинувшись в своём кресле, запрокинув голову, раскрыв рот, похрапывает на весь кабинет.

— Харе на посту морду плющить! — громко оповещает наше прибытие Роман Юрьевич.

Ник стремясь быстро вскочить, падает, материться, стонет, пытаясь встать. Получается так себе, он до сих пор ходит с палочкой. Наконец, заняв вертикальное положение, кроет трехэтажным нас с Ромкой.

— Вы Аху*, я полночи не спал, давая Леськи хоть немного отдохнуть.

— Что, Глеб Никитич даёт вам просраться. Правильно говорят, любите своих крестников они за вас отомстят.

— Так про внуков говорят вообще-то. — поправляю будущего крестного.

— Ты мне ещё поспорь, вот твой родиться и отомстит за дядю.

— Бухнуть хочу жуть. — Никита ковыляет к нам и плюхается на диван, растирая свою уставшую ногу.

— Могу предложить только кофе. — глумится над другом Ромка.

— Сам его пей, во мне и так с утра уже три чашки. Вы чего припёрлись-то?

— Да так, реши узнать какие у нас планы на майские. — оглашая цель нашего визита.

— Найти няню и отоспаться пару дней. — Ник прикрывает глаза.

— А мы хотели позвать вас загород, пока моя Лиса не родила. Нас много, за вашим мелким присмотрим, Лиска, возьмет своих подруг, чем вам не няньки.

— Я тоже хочу позвать Соньку. — возмущается Ромыч.

— Кто тебе не даёт, зови.

— Ну очень заманчивая идея. — выносит вердикт Ник. — Я поговорю с Олесей.

— Димыч, ты, когда жениться собираешься. Кольцо месяц назад купил, вам до родов уже всего ничего. Смотри мне, я в июле, умотаю, недели на две, три, ты за главного.

— Я не сделал ей предложения, — признаюсь в свое нерешительности.

— Как Алиска тебя терпит. — закатывает глаза друг, Ник тихонько посмеивается.

— Ты знаешь дорогой Ромочка, вот когда тебя накроет, как меня или как Ника, мы на тебя посмотрим. Она ревёт всё время, если ей хорошо, если плохо, если грустно или весело. У Лисы в голове постоянно рождаются какие-то загоны. Я назвал её Алисой, она в слёзы, я никогда не называл её по имени, только Лисичка, я хочу её бросить.

— Это гормоны. — со знанием дело говорит Ник.

— И вот представь, делаю я ей предложение, а она рыдает, считая, что я её не люблю, а женюсь только из-за беременности.

— А потом из-за ребёнка, потом из-за второго, и так далее по кругу.

— Не надо, ладно. Очень надеюсь, что с родами это всё пройдёт. Хотя… — делюсь с друзьями самой сокровенной мыслью, которая не даёт мне покоя, по мере того как приближается срок родов. — Лисичка такая милая, такая кругленькая, я бы делал её беременной каждый год.

Никита давится, откашливаясь.

— Да ты не представляешь, что такое дети, какой каждый год. В ближайшие пять лет точно больше никаких детей.

Мой телефон взрывается входящем звонком, на загоревшемся экране улыбающееся личико мой Лисички.

— Дима, ты где? — нескрываемое недовольство в голосе.

— На работе, Лисёнок, где ж мне ещё быть.

— Тебя нет в офисе, а ты не говорил что собираешься на какие-то там встречи. — ревнивые нотки всё больше скользят в каждом слове мой женщины.

— Я в офисе Лисичка, клянусь — посмеиваюсь, но стараюсь держаться уверенно, чтобы не вызвать очередной армагеддон.

— Нет, Волчок, это я в твоем офисе, а тебя нет. — её «Волчок» слегка режет ухо, но я молчу. Вспоминаю, что отпустил Наталью на полчаса раньше на обед, сам ушёл к Никите.

— Я в четырёх кабинетах от тебя, моя ревнивая женщина. Пол минуты. — слышу недовольное сопение и кладу трубку. — извиняйте, я пошел, не могу заставлять бедующую мать моего наследника ждать.

Улыбаюсь, попавшимся мне по путь сотрудникам, предвкушая, как сейчас вопьюсь в любимый ротик, прижму к себе маленькую ревнивицу. Дверь в мою приёмную распахивается, едва касаюсь ручки. Взъерошенная Наталья, врезается в меня, неразборчиво бормоча.

— Дмитрий Алексеевич, там Алиса Витальевна…

— Я знаю, Наталья, всё в порядке. — дверь в кабинет открыта, Алиса стоит как куколка, не шевелясь, в глаза большие и испуганные, настораживаюсь.

— Димочка, я к девочкам хотела зайти ещё, я мимо проезжала, проходила. И с конвертом на выписку мы так и не определились, там вроде погода тёплая стоит. Ты главное голубой не бери, мне не нравятся такие, я думала на счет бежевого, с синими акцентами. Если сам не справишься, попроси моих девчонок, они помогут.

— Маленькая, мы всё успеем. — делаю к ней пару шагов, хочу обнять.

— Нет, Димочка, — останавливает меня рукой и смотрит себе под ноги. — не успели.

Только сейчас замечаю, большое мокрое пятно на ковре и мокрые штанины её комбинезона. Это что, уже да. Она рожает. Это воды так отходят, я читал, мы смотрели, готовились. Точнее Лиса готовила меня, после моего громкого заявления рожать вместе.

— Алиска, привет, как ты колобок. — радостно приветствует её Ромка.

— Мой крестник, ещё не просится наружу, — вторит ему Ник. — А то нам скучно, играть не с кем.

Оба замирают возле меня. Смотря под ноги, Лисе, которая сейчас не пойми то ли бледная, то ли раскрасневшаяся.

— Мать вашу, — шепчет Никита. — Я такое уже видел.

— Димочка, у меня с собой ничего нет, ни документов, ничего. Я сумку сегодня только собрала.

— Вот видишь, какая ты молодец, как знала, сумку собрала. — говорю спокойна по крайней мере стараюсь. — Поехали, да. В клинику. Я позвоню им по дороге, они нас будут ждать.

— Нет, — твёрдое Лисичкино нет, вводит меня в ступор. Мне в пору кричать, помогите мы рожаем, а она нет. — схваток нет, почти, мы сначала заедем домой, заберём всё необходимое и тогда в клинику.

— Маленькая, может мы попросил Евгению, она привезёт, с водителем. Хочешь Ромку отправим, да Ром. — толкаю в бок друга.

— Да, я это, могу, я, если нужно, одна нога там другая у вас, в клинике. Я и Женю привезу, если надо. — Роман Юрьевич на всё соглашается, но по глазам видно как он ошарашен и как ему не хочется.

— Нет, мы сами. — протестует Лиса. — Они ничего не найдут или возьмут, что-нибудь не то. Мы едим домой. Сейчас же.