Дом, где живет смерть

Глава 11　

Выйдя из машины, О’Брайн распахнул дверцу и подал руку Мэдж. Они вошли в тихий, уютный ресторан и заняли угловой столик. Зеленое вечернее платье идеально облегало ее фигуру. Сделав заказ, они сидели молча, Мэдж смотрела по сторонам, а О’Брайн продолжал изучать карту вин.

— Здесь довольно мило, — заметила Мэдж. — Или вам не нравится?

— Нет, почему же, — бесстрастным тоном ответил О’Брайн.

По всему было видно, что настроение у него не из лучших, хотя он старался не выказывать дурного расположения духа. Его спутница то ли знала, то ли догадывалась о причине и вела себя сдержанно, не навязывая ему ненужного разговора.

— Вы со мной потанцуете? — застенчиво спросила она. — О, я понимаю, что вы думаете, но раз уж мы пришли сюда…　

— Если это доставит вам удовольствие, — ответил О’Брайн, поднимаясь.

— Да, это доставит мне удовольствие, — сказала Мэдж, глядя ему в глаза.

Танцевали оба прекрасно. О’Брайн обладал тонким музыкальным слухом и двигался с чарующей легкостью; Мэдж скользила рядом с редким изяществом, ее гибкая фигура послушно следовала ритму музыки и движениям своего партнера, голова со строгой прической, оставляющей открытыми лоб и уши, вначале была откинута назад, а затем склонилась к его плечу.

— Благодарю вас, — сказала она, садясь обратно за столик. — Я давно не получала такого удовольствия. Жаль, что в сущности я не имею на это никакого права.

— Вам себя упрекать не в чем, — ответил О’Брайн, сделав ударение на первом слове.

Глаза Мэдж радостно вспыхнули:

— Вы в самом деле так думаете?

— Да. Каждый отвечает лишь за самого себя.

— Вы очень великодушны. — Ее ладонь легла на его руку. — Или чересчур хорошо воспитаны, — добавила она, сопроводив свои слова испытующим взглядом.

Впервые за весь вечер О’Брайн улыбнулся.

— В моей жизни бывали эпизоды, когда никто не стал бы утверждать, что я не только чересчур, но даже и просто хорошо воспитан.

— Неужели? — Она заразительно рассмеялась. — Трудно представить: вы всегда держитесь безупречно.

Когда они собрались уходить, Мэдж нерешительно спросила:

— Вы меня проводите? Или это с моей стороны уже слишком?..

— Провожу. Вы живете одна или?..

— Одна, — быстро ответила она.

О’Брайн расплатился, они вышли и снова сели в его машину. Час был поздний, и в районе, где жила Мэдж, на улицах царили тишина и безлюдье.

— Если вы поднимитесь ко мне, я угощу вас кофе, — сказала она, когда машина остановилась.

— Вы, наверно, устали, и я буду вам мешать. — По тому, как он это произнес, было непонятно, сказал ли он так из вежливости или же не хотел принимать приглашение.

— Нисколько, я всегда ложусь поздно. А кофе я варю хороший.

Она стояла на тротуаре, выжидательно глядя на него своими зелеными глазами, в разрезе которых таилось что-то восточное.

О’Брайн запер машину. Лестница была узкая и плохо освещенная, но чистая. Поднявшись на второй этаж, Мэдж достала из сумочки ключ и открыла дверь. Она вошла первой, щелкнула выключателем, и прихожая озарилась мягким голубоватым светом. Мэдж быстро сбросила пальто, зажгла свет в гостиной, откуда полуоткрытая дверь вела в спальню, и пошла на кухню.

— Располагайтесь, где вам нравится, — донесся оттуда ее веселый голос. — Кофе сейчас будет готов.

Вскоре она появилась, держа в руках поднос, на котором стояли две чашки ароматного кофе, Мэдж поставила их на столик, включила проигрыватель и села в кресло.

— Кофе у вас действительно хороший, — сказал О’Брайн, отпив глоток.

— Вам нравится? Я очень рада. Наверно, я ассоциируюсь у вас с одними неприятностями, — добавила она после паузы. — Людей, которые знают о ваших делах слишком много, обычно не любят.

— Оставим эту тему, — немного резко сказал О’Брайн. — Она неприятна и вам, и мне. Вы любите классику? — спросил он, прислушиваясь к пластинке. — Сейчас это немодно.

Красиво очерченные губы Мэдж изогнулись в усмешке.

— Я не всегда делаю то, что модно или хотя бы считается хорошим тоном.

О’Брайн снова улыбнулся. Женской интуицией Мэдж почувствовала, что настороженность и напряженность, с которыми он держался в ресторане, теперь покинули его. Кресло было очень удобным. С чашкой в руках О’Брайн рассматривал стену напротив, увешанную крупными фотографиями. Прелестные пейзажи, фотографии двух известных композиторов, группа чрезвычайно удачных снимков, запечатлевших бег неоседланных лошадей без всадников, а справа — два портрета самой хозяйки квартиры, один — лицо крупным планом, второй — на пляже, в полный рост, на фоне виднеющейся вдали скалистой гряды; с ее фигурой она спокойно могла позволить себе сниматься в любых позах.

— Где это снято? — спросил О’Брайн, указав на один из пейзажей.

Левый край фотографии был закрыт соседним снимком.

— В Южной Америке, я жила там несколько лет. Посмотреть интересно, но в общем мне там не понравилось, слишком жарко. Летом я не вылезала из воды.

О’Брайн перевел взгляд на фотографию Мэдж на пляже.

— Вы хорошо плаваете, да?

— Да, но почему вы так решили?

О’Брайн окинул ее оценивающим взглядом.

— Не представляю, чтобы было иначе.

— Спасибо. Я люблю заплывать подальше и качаться на волнах, но не очень больших, таких, чтобы не накрывало с головой.

— Под большую волну надо нырять.

— Я пробовала, но одной страшновато. Надо точно рассчитать, когда вынырнуть, у меня не всегда получалось.

— Это от недостатка тренировки. Если бы вы ныряли подольше, у вас наверняка получилось бы.

— Я бы научилась, но мама, — она запнулась, а по лицу О’Брайна проскользнула гримаса досады, — она беспокоилась, когда я уплывала надолго, — закончила Мэдж каким-то виноватым тоном. — Налить еще? — спросила она, когда его чашка опустела.

— Да, пожалуйста.

Мэдж взяла чашку и пошла на кухню, а О’Брайн встал и, подойдя к стене, стал рассматривать фотографии. Одна висела косо, и он решил поправить ее, но при этом задел рукавом соседние фотографии и два снимка — одним из которых был понравившийся ему пейзаж — упали на пол. Он наклонился, поднял их и приложил к стене, примериваясь, куда приколоть, чтобы было так, как раньше. В это время в комнату вошла Мэдж, отобрала у него фотографии и небрежно бросила их в ящик тумбочки, сказав, что потом сама наведет порядок. Они снова сели, но вскоре пластинка кончилась, и Мэдж встала и перевернула ее. О’Брайну было приятно следить за ее движениями. Красота Мэдж особенно очаровывала, когда она двигалась. Поставив пластинку, она вернулась на свое место и села на подлокотник кресла, вполоборота к О’Брайну, ее длинные, стройные ноги касались стоявшего между ними журнального столика.

— Вы запачкались, — сказала она и, протянув правую руку, коснулась его плеча. — У меня вчера было нечто вроде небольшого ремонта, и я еще не успела как следует убраться. — Она потерла пальцами маленькое белое пятнышко на его пиджаке. — Сейчас принесу щетку.

В следующий момент О’Брайн увидел, как лицо Мэдж исказилось от ужаса и услышал ее дикий крик, но обернуться (она смотрела на что-то за его спиной) уже не успел — ему нанесли страшный удар в голову.

Обычно у Бэрриджа было чересчур мало времени для того, чтобы прочитывать газеты целиком, а новости уголовной хроники не входили в круг его интересов, однако во время поездок в Лондон, он был занят делами лишь первую половину дня и потому вечером просматривал газеты более внимательно. Взгляд его упал на сообщение о нападении, которому подверглись О’Брайн и Мэдж Бойлстон в квартире последней. Оба были живы: мисс Бойлстон отделалась синяками и испугом, а О’Брайн находился в больнице в тяжелом состоянии с травмой черепа. Проживающие этажом выше братья Джеферсон, поднимаясь по лестнице, услышали женский крик и стали стучать в дверь квартиры, откуда он раздался. Проникший в квартиру мисс Бойлстон преступник открыл замок входной двери, оттолкнул влетевших в неосвещенную прихожую братьев и выбежал на лестницу. Они не пытались его догнать, так как были заняты оказанием помощи пострадавшим. Читая эту заметку, Бэрридж хмурился все больше: во-первых, тот факт, что О’Брайн находился в квартире Мэдж Бойлстон, подтверждал слова Пат о связи между ними; во-вторых, у него почему-то возникли сомнения насчет того, что нападение было совершено с целью грабежа, как считала полиция. Имея приятеля среди лондонских инспекторов, Бэрридж в один из последующих дней ознакомился с показаниями Мэдж Бойлстон, а также О’Брайна, данными им в больнице:

Мэдж Бойлстон рассказала полиции гораздо больше:

Опрос других жильцов не дал ничего существенного, только один старик с первого этажа заявил, что в последние дни несколько раз видел слоняющегося возле дома подростка в широкой черной куртке и коричневой кепке с большим козырьком. Когда про подростка спросили мисс Бойлстон, она вспомнила, что тоже пару раз видела похожую фигуру, но только издали, и потому нельзя было даже установить, об одном ли человеке говорили она и жилец с первого этажа или о разных. В день нападения старик вроде бы видел подростка незадолго перед возвращением Мэдж, но мельком, и потому давал показания очень неуверенно. Полиция пришла к выводу, что дело было так, как считала мисс Бойлстон: нормальный грабитель не станет убивать двух человек (а в том, что он пытался их убить, сомнений не было, ибо О’Брайн пострадал очень серьезно) ради весьма скромной добычи — ценных вещей в квартире не имелось. Поиски преступника пока не дали результатов, поскольку данное Мэдж Бойлстон описание было довольно неопределенным, к тому же ее показания расходились с заявлением одного из братьев Джеферсон, который сказал, что преступник был высокого роста, однако он на этом не настаивал, так как в прихожей было темно и преступник проскочил мимо чрезвычайно быстро. Второй брат не видел его вовсе, потому что сразу же кинулся в комнаты на крики Мэдж.

Утром в номере Бэрриджа зазвонил телефон.

— Мистер Бэрридж, — раздался в трубке голос Пат, — не могли бы вы уделить мне сегодня немного времени?

— Я к вашим услугам.　Когда к вам можно зайти?

— Когда вам удобно. Вы звоните из дому?

— Нет, я тут недалеко; приду минут через двадцать, если можно.

Когда она вошла, Бэрриджу сразу бросилось в глаза ее нервозное состояние.

— Я звонила вам в больницу, и там сказали, в какой гостинице вы обычно останавливаетесь…　

— Чем могу быть полезен?

— Моя просьба покажется вам несколько необычной, — сказала Пат, теребя тоненький ремешок сумочки. — Я злоупотребляю вашим терпением, но у меня нет здесь друзей и мне больше не к кому обратиться… Раз вы оказались в Лондоне, может, вам будет не очень трудно…　

— Буду рад вам помочь.

Несмотря на его приветливость, Пат не решалась изложить свою просьбу, пока доктор прямо не спросил, в чем дело.

— Пожалуйста, съездите со мной в больницу.

— К вашему мужу?

—Да.

— Вы там еще не были?

— Была, — ответила она, не поднимая головы и продолжая терзать ремешок. — В больнице была, но к нему не заходила. Он был без сознания, пришел в себя только на пару часов, тогда его расспрашивала полиция. А потом ему снова стало хуже, и к нему никого не пускали. Вчера он окончательно очнулся… Я ходила… но не дошла. Понимаете, я не могу одна. — Она мучительно покраснела. — Вдруг к нему придет мисс Бойлстон… И вообще…

Позволить ей говорить дальше означало лишь зря мучить ее. Бэрридж надел пальто. Когда они вошли в здание больницы, Пат судорожно сжала его руку.

— Посидите пока здесь, — сказал Бэрридж, усаживая ее в одно из кресел. — Я узнаю, можно ли к нему сейчас.

Бэрридж выяснил, можно ли увидеть О’Брайна и нет ли у него других посетителей, имея в виду Мэдж, с которой Пат, вполне понятно, не желала встречаться.

— У него никого нет, — сказал он ей. — Идите, я подожду вас здесь.

Она поднялась, но тотчас остановилась в нерешительности, на нее было жалко смотреть.

— Вдруг он не хочет, чтобы я приходила? — выговорила она дрожащими губами… — Я… я не пойду.

— Глупости, — сердито сказал Бэрридж, намеренно не замечая ее умоляющего взгляда. — Не ехать же нам обратно.

Пат продолжала стоять на месте, не решаясь ни уйти совеем, ни пойти к мужу. Вздохнув, Бэрридж направился на розыски знакомого хирурга, работающего в этой больнице. Ему повезло — тот был на месте. Бэрридж попросил его зайти в палату О’Брайна, сказать, что к нему пришла жена, и спросить, достаточно ли хорошо он себя чувствует, чтобы поговорить с ней. Через несколько минут врач спустился в холл и сообщил :

— Он вас ждет. — Пока Пат шла, врач смотрел ей вслед. — Она прелесть, — сказал он, когда Пат скрылась из виду. — Этому парню можно позавидовать. — Он закурил сигарету, — Будете ее ждать?

Бэрридж кивнул, и врач присел рядом.

— Как у него дела? — спросил Бэрридж.

— Сейчас уже неплохо, а когда его привезли, думали, что ему конец. У него оказался на удивление крепкий череп.

Когда Пат вышла из больницы, ее губы были плотно сжаты, о свидании с мужем она не обмолвилась ни словом.

— Куда теперь? — спросил Бэрридж. — Я вас провожу.

— Я поеду домой.

Бэрридж остановил такси, и Пат назвала адрес их лондонской квартиры. Она пригласила его пообедать — из вежливости, и Бэрридж приглашение принял — из любопытства. Квартира О’Брайнов занимала весь второй этаж фешенебельного особняка. Комнаты были обставлены в разных стилях, одни — антикварной мебелью, другие — подчеркнуто современно.

— Вам нравится такое смешение стилей? — спросил Бэрридж. 　

— Я здесь редко бываю, — рассеянно ответила Пат, — а Аллану нравится.

Когда обед был окончен и они перешли в гостиную, зазвонил телефон. Пат сняла трубку.

— Его сейчас нет… Нет, в ближайшие дни не будет… Он болен. Что-нибудь передать?.. Хорошо, я узнаю. До свидания.　Как вы думаете: можно позвонить ему в больницу? — спросила она Бэрриджа. — Там стоит аппарат, я видела.

— Пока не стоит его беспокоить.

— Этот человек звонит из Парижа уже третий раз. Он говорит, что Аллан просил его обязательно позвонить.

— Тогда скажите ему об этом, когда пойдете в следующий раз.

— Я больше не пойду, — резко сказала она.

В гостиницу Бэрридж возвращался пешком, по дороге ею мысли обратились к показаниям О’Брайна, которые тот дал полиции. Когда Бэрридж последовательно представил все действия пьяного грабителя, одна деталь показалась несколько странной. Если О’Брайн не ошибся, преступник открывал дверь из прихожей в гостиную дважды, отчего получался сквозняк. Первый раз он приоткрыл дверь и посмотрел, кто там есть. Увидев, что в гостиной находятся два человека, он вместо того, чтобы незаметно уйти, схватил первое попавшееся под руку оружие и бросился на Аллана. С одной стороны, ему не чужда некоторая логичность: прежде чем войти, он заглядывает в комнату, но с другой, дальнейшие его действия бессмысленны, он не мог увидеть в этой комнате ничего такого, ради чего стоило пойти на убийство. Полиция придерживалась версии, что он был пьян настолько, что действовал без всякой разумной цели. Бэрридж присоединился бы к этому мнению, если бы грабитель сразу вломился в гостиную, но он предварительно заглянул туда. Однако противопоставить версии полиции Бэрриджу было нечего. А что если подойти к этому происшествию с другой стороны? О’Брайн едва избежал смерти, поэтому можно предположить, что нападение неизвестного имело конечной целью не грабеж, а именно убийство. Предположение о сговоре убийцы с Мэдж Бэрридж отбросил: тот факт, что дверь оставил открытой О’Брайн, не играл решающей роли, поскольку Аллан не помнил точно, закрыл ее или нет; возможно, дверь была закрыта и убийца открыл ее ключом, которым владел с ведома хозяйки, однако именно крики Мэдж помешали преступнику и едва не привели — будь братья Джеферсон порасторопней — к его поимке. Мэдж Бойлстон была ни при чем, вдобавок при сложившемся положении смерть О’Брайна была ей совсем невыгодна. «Кому же она выгодна?» — подумал Бэрридж. — «Если бы он умер, состояние досталось бы его жене, значит, с точки зрения материальной выгоды она является лицом, заинтересованным в его смерти, при этом вскоре ситуация должна круто измениться вследствие развода, на котором она настаивает». Все это Бэрриджу очень не нравилось.