Дом на горе. Повесть

Глава 18
ПОКЛОН ЗЕМЛЕ

Весь день Галина Кораблёва работала с девочками на полевом току. Здесь было, пожалуй, самое весёлое и оживлённое место в поле. То и дело от комбайнов и молотилок подъезжали подводы с зерном, и на току всё выше и выше поднимался золотой пшеничный курган. Вокруг него квохтали, словно сердитые клуши, сортировки. Колхозники зачерпывали зерно, точно воду из пруда, и высыпали его в горловины прожорливых машин.

Зёрна хрустели под ногами, набивались в карманы, в туфли, в волосы. Вместе с девочками Галина помогала колхозникам перелопачивать пшеницу, чтобы она скорее просохла на солнце; крутила ручку веялки, насыпала зерно в мешки.

Потом к току подходили зелёные трёхтонки, доверху нагружались очищенной пшеницей и увозили её в колхозные амбары и на элеватор.

- Пошёл-поехал наш хлебушек! - провожали колхозники пыхтящие гружёные машины.

Витя Кораблёв тоже был на току. Чувствуя, что Варя очень недовольна им, он всячески старался задобрить девочку и трудился на совесть: по получасу, ни с кем не сменяясь, крутил ручку веялки, отчего спина покрывалась липким потом, или храбро стаскивал с весов тяжёлые мешки.

Никита Кузьмич, увидев на току дочь и сына, был немало удивлён и раздосадован:

- Так уж без вас и не обошлись бы!.. А мы-то с матерью ждём - жареной рыбой нас накормите.

- Решили в другой раз… Наша рыба не уйдёт, - улыбнулась Галина и подморгнула брату.

Вечером, когда все расходились по домам, к Галине подбежала Варя с подругами и шепнула:

- Пойдёмте завтра снопы вязать!

- Снопы?..

- Марина сказывала, вы когда-то рекорд по вязке снопов держали.

- Было дело. Давно только…

- А попробуйте повторить, Галина Никитична! И нас возьмите с собой. Мы вам свясла будем готовить.

Галина только засмеялась: куда ей теперь с белыми да мягкими, без единой мозоли руками! Но девочки смотрели так умоляюще и просительно, что она заколебалась.

- Подумаю… Утро вечера мудренее.

- Да вы что? - обрушился Витя на девочек, когда Галина ушла домой. - Подружку нашли!.. Ведь сестра не кто-нибудь, а учительница. Институт окончила, диплом имеет. Нужны ей снопы, как прошлогодний снег!

- Что ж тут зазорного? - удивилась Варя. - Вон Фёдор Семёнович тоже учитель, а всё умеет делать: и топором, и пилой, и лопатой. Видел, как он сегодня жатку исправил?

Придя домой, Галина хотела посоветоваться с отцом насчёт вязки снопов, но Никита Кузьмич был не в духе, и она перед сном подошла к матери.

- Поклонись земле, дочка, поклонись пониже, и она тебе поклонится! - обрадовалась мать и, подумав, добавила: - А школьники-то за тобой табуном ходят, вьюном вокруг вьются… Ты бы, Галочка, оставалась при нашей школе, пока место не занято. Поговори-ка с Фёдором Семёновичем.

…Утром, надев матерчатые нарукавники, Галина вышла в поле и присоединилась к вязальщицам снопов.

- Здравствуй, Галочка, здравствуй, умница наша! - приветствовала её Анисья Епифанцева, строгая высокая старуха с крупной чёрной родинкой между бровями. - Где ни летаешь, а всё к родному гнезду тянешься…

- Какая она теперь Галочка! - остановила бабку подошедшая Марина. - Галина Никитична… учительница. Наших ребят скоро обучать будет.

- Откуда ты взяла? - шепнула Галина. - Я ещё и назначения не получила.

- А как же иначе! Вспомни, как тебя всем колхозом в учение провожали. Вот теперь люди и ждут, чтобы ты в родное село вернулась. Да и ребятишки в один голос трубят: «К нам новая учительница приехала!» - И Марина улыбнулась старой подруге: - И я, Галя, очень рада, что ты с нами будешь…

До полудня Галина вязала снопы вместе с другими колхозницами, присматривалась к их движениям и вспоминала все те приёмы и уловки, которые когда-то создали ей славу самой спорой и расторопной вязальщицы в Высокове.

После обеда она позвала с собой девочек.

- На рекорд пойдёте? - обрадованно спросила Варя.

- До рекорда далеко… тренировка нужна.

Галина послала Варю вперёд крутить свясла, Катю Прахову с подругой заставила оправлять валки сжатой пшеницы, а сама пошла следом за девочками. Взяла первый валок, как поясом обхватила его свяслом, туго стянула концы, связала их - и сноп готов! Отбросила его в сторону, подальше от некошеного хлеба, а другая рука уже потянулась к новому валку. Ни одного лишнего движения, ни одного ненужного поворота!

Горят от сухой, колючей соломы ладони, раскраснелись щёки, покалывает плечо забравшийся под кофточку остистый колосок, но некогда остановиться, нельзя перебить размеренный, рассчитанный темп работы.

А кругом уже собрались люди: подошли Сергей, Марина, Фёдор Семёнович; разогнули спины и любуются спорыми движениями Галины другие вязальщицы.

Точно по сигналу, со всех сторон сбежались школьники. То и дело слышались восторженные ребячьи восклицания:

- Вот это даёт жару!

- Набирает высоту!

- Скоростной метод показывает!

- Это наша новая учительница, - доверительно сообщил Марине Петька.

- По ботанике и зоологии, - добавил Колька. - Строгая!

- Да что вы говорите! - деланно удивилась Марина. - А я не знала.

Костя с Пашей тоже на минутку прибежали посмотреть скоростную вязку.

- А какова Кораблёва дочка? - восхищённо сказал Костя, не отрывая от Галины глаз. - Четыре секунды - сноп, четыре секунды - сноп… Сколько это она до вечера навяжет? Тысячи!

- Правильный человек, - согласился Паша. - Видно, не только белок умеет ловить.

- Эх, Варька её режет! - сокрушённо вскрикнул Костя, заметив, как у Галины в руках оборвалось свясло. Он схватил концы оборванного соломенного жгута и выразительно потряс ими над головой: - С перекрутом вить надо! С перекрутом!

Варя кивнула головой, взяла прядь пшеницы и, разделив её пополам, стала тщательно переплетать отдельные стебли - такое свясло, с перекрутом, уже не порвётся.

До вечера Галина навязала столько снопов, что довольная Марина обняла её при всех и приказала учётчику записать ей два с половиной трудодня.

- Зачем мне трудодни? - разорялась Галина. - Я же себя проверить хотела.

Подошёл Фёдор Семёнович:

- Поздравляю, Галина Никитична! Пробный урок проведен неплохо.

- Какой урок? - не поняла Галина.

- По вязке снопов!.. Ребята так полонены твоим мастерством - без ума ходят… Непонятно? Ведь у нашего брата, учителя, что ни шаг, то живой урок. В поле появился учитель, по улице прошёл, в дом к кому заглянул, а дети за ним во сто глаз следят, каждый жест ловят, каждое слово впитывают. Школа, она не только в классе, за партой - она повсюду…

- Фёдор Семёнович! Я тут подумала… - тихо сказала Галина, обратив лицо к дому на горе, освещённому закатным солнцем. - Преподавателя биологии у вас всё ещё нет… Если вы не возражаете…

- Ну вот… давно бы так! - просветлел учитель. - А я, признаться, хожу и думаю: потянет Галину Никитичну в родную школу, не скучно ей будет со старыми учителями?

- С вами-то скучно! - воскликнула Галина. - Да знаете, как мне давно хочется работать с вами!

- Ну, рад, очень рад! Слов нет!.. - Фёдор Семёнович смущённо покашлял, словно ему поднёсли дорогой и редкий подарок. - Завтра в роно поедем, всё и устроим…

Уставшая, со сладкой болью во всём теле, Галина вернулась домой. Присела на крыльце и задумалась.

Темнота ласково обволакивала землю. Сгладились резкие очертания домов, амбаров, и только неподвижная ажурная, точно резная, листва деревьев чётко вырисовывалась на фоне неба, и сквозь неё проступали спелые гроздья звёзд. Мерно застучал движок электростанции - он давал свет в правление колхоза и сельсовет, - ярко вспыхнули огни в окнах, и длинные полосы света легли через улицу. Где-то лениво урчала вода, играла гармошка и в лад ей звучала приглушённая песня.

«Хорошо здесь! - подумала Галина. - Три недели в селе пожила, а кажется, что и не уезжала никогда отсюда…»

За углом раздались грузные шаги. К крыльцу подошёл Никита Кузьмич.

- Так это правда, дочка? - встревоженно спросил он. - В Высокове решила остаться? Уговорил всё же тебя директор?

- Да, я надумала…

- Спасибо! Удружила отцу! - Никита Кузьмич тяжело опустился рядом с дочерью, скрутил цигарку. - Не вышла, значит, твоя линия?

- Ты о чём?

- А ты не маленькая, понимай… Замахнулась широко: в науку пойду, в городе жить останусь! А выше учительницы не поднялась. Да ещё где учительница? В деревне… Погодки твои вон куда взлетели! Андрюша Новосёлов в научном мире прижился, Дуня Спешнева в райисполкоме пост занимает, Камушкин - инженер на заводе… Неужто мы, Кораблёвы, других людей хуже?

- Да чем же плоха работа в сельской школе? - удивилась Галина.

- Ты лучше скажи, чем хороша. Это ваш брат, учитель, носится с нею, как с писаной торбой: мы, дескать, добрые семена сеем, детей растим, в люди их выводим, они нам всю жизнь благодарны. А того не замечаете, что жизнь-матушка посильнее всякого учителя и тут же, за порогом школы, стирает все ваши прописи и пишет своё. Да что там пишет! Топором на всю жизнь вырубает, ничем не сотрёшь…

- И жизнь учит, и отец с матерью. А учитель - в первую очередь! Я вот слова Фёдора Семёновича до сих пор помню.

- И чем Хворостов тебя прельстил, в толк не возьму! Ни сна у него, ни отдыха - как в плену у ребят! - Никита Кузьмич зло потушил окурок и поднялся. - Подумай, дочка… Влезешь в эту школу - не возрадуешься потом… света не взвидишь.

Отец ушёл в избу. Галина Никитична осталась сидеть на крыльце. Теперь мысли её были связаны с отцом и Фёдором Семёновичем. Она знала, что отец недолюбливает учителя. Это началось с давних пор, когда Фёдор Семёнович только ещё появился в Высокове. Он был живой, беспокойный человек, постоянно вмешивался в деревенские события, знал жизнь каждой семьи.

Когда в Высокове началась коллективизация, Фёдор Семёнович оказался активным её сторонником. Он горячо выступал на сельских сходках, писал корреспонденции в газетах, разоблачал проделки кулаков, безбоязненно обнаруживал спрятанный ими в ямах хлеб и угнанный в лес скот.

«Вроде как не учитель, а уполномоченный какой! - недоумевал Никита Кузьмич. - Не в своё он дело лезет… Держался бы около школы да ребятишек, а уполномоченных и без него хватит!»

Сам Никита Кузьмич, осторожный и недоверчивый ко всему новому, в колхоз вступать не спешил. Фёдор Семёнович не раз беседовал с ним, но Кораблёв продолжал выжидать и примериваться.

Учитель всё же нашёл путь в дом Кораблёвых. В артель записалась Анна Денисовна. Галина Никитична помнит, как они вместе с матерью привели на колхозный двор свою корову.

Вне себя от гнева отец выгнал их из дому: «За учителем потянулись, мне веры не стало… тогда и живите где знаете!»

Пришлось Фёдору Семёновичу приютить Анну Денисовну с дочерью у себя на квартире. Потом Никита Кузьмич помирился с женой, записался в артель, но обиду на учителя сохранил надолго.

В колхозе он также не раз сталкивался с Фёдором Семёновичем. Учитель ратовал за новую агротехнику, за травопольные севообороты, за сортовые семена; Никита Кузьмич стоял на том, что хозяйство надо вести попроще, особо не мудрствуя…

На крыльцо выглянула Анна Денисовна и позвала дочь ужинать. Потом вполголоса спросила:

- Чего тебе отец наговаривал?

- Он, оказывается, всё ещё Фёдором Семёновичем недоволен.

- Есть такое дело, - вздохнула мать. - Давненько плетется эта верёвочка, а конца не видно. Только было поладили - и бац, опять размолвка…

- А что случилось?

- Отец-то наш два года в кладовщиках ходил. Ну, заважничал, людей стал сторониться. Да и отчётность запустил. Фёдор Семёнович, человек партийный, решительный, возьми да и скажи об этом при всём народе. Отца, конечно, и сместили… Походи, дескать, в рядовых колхозниках, в поле поработай. Вот он и серчает на учителя, каждое ему лыко в строку ставит.