Дом на горе. Повесть

Глава 17
ОКОЛЬНЫМ ПУТЕМ

Заседание комитета комсомола длилось долго. Первым из класса выскочил Витя Кораблёв. Потом, минут через двадцать, когда заседание закончилось, вышли и остальные школьники.

Вася Новосёлов, не сдержав радости, лихо съехал со второго этажа по лощёным перилам лестницы, с треском распахнул дверь и выбежал на школьный двор.

Уже много дней подряд солнце было скрыто за тучами, а сейчас оно неожиданно прорвало пелену толстых, хмурых облаков, и его лучи залили школьный двор ясным, тёплым светом.

- Ребята, солнышко тоже за нас голосует! - закричал Вася и подбросил высоко вверх свою фуражку.

Паша неодобрительно покачал головой:

- Разыгрался, как телок на выпасе!

- А чего ж не радоваться? Такой день один раз в жизни бывает! - возразил Вася. - Давайте отметим его чем-нибудь.

- Отметить надо, это верно, - согласился Паша и обратился к Косте: - Ты, Ручей, как?

Костя, занятый своими мыслями, ничего не ответил.

Подойдя к краю обрыва, он пристально вглядывался в раскинувшиеся перед «школьной горой» колхозные поля, перелески, словно видел их впервые, и жадно вдыхал прохладный осенний воздух.

Вот он и комсомолец! Как много решилось за этот день в его жизни. На заседании комитета ребята говорили о нём хорошо, но ему пришлось выслушать и немало упрёков: он резок, упрям, не всегда считается с товарищами.

Теперь, когда нужно, товарищи помогут ему, поправят, но и он, Ручьёв, должен сделать всё, чтобы ничем не запятнать чести комсомольца.

«Ничего не пожалею… все силы отдам», - думал он.

- Пойдёмте сейчас в лес, костёр разведём, - предложил Вася. - Большой костёр! Чтобы из всех колхозов видели!

Паша замахал на него руками.

- Хорошо бы яблоньки в саду посадить и деревья вдоль дороги. Надолго бы память осталась! - напомнил Костя ребятам про давний школьный обычай отмечать вступление в комсомол посадкой деревьев.

- Хорошо бы! - поддержал его Паша. - Только уже поздно, не приживутся посадки. Придётся до весны отложить.

На школьном крыльце показалась Галина Никитична и озабоченно оглянулась по сторонам.

- Наверное, брата ищет… Куда это он подевался? - шепнул ребятам Вася.

- А нелегко ей, поди, сейчас! - заметил Паша. - С Витькой-то как нехорошо получилось…

- Я думаю… - задумчиво сказал Костя и, отвечая каким-то своим мыслям, разрубил ладонью воздух: - А учительница она что надо!

Ребятам стало даже немного стыдно своей радости. Они осторожно подошли к крыльцу.

- Что вам, ребята? - вздрогнула Галина Никитична.

- Может, Витю отыскать? - тихо спросил Паша. - Вы скажите.

- Нет-нет, не беспокойтесь. Он, наверное, уже дома.

Учительница постояла ещё немного на крыльце и вернулась обратно в школу. Надо было подумать, во всём разобраться…

Выскочив из класса, Витя, не оглядываясь, спустился по лестнице и выбежал на школьный двор. По тропинке, ведущей к Высокову, шли ученики. И Витя понял, что он сегодня не в силах идти домой обычным путём: тропинкой, потом серединой широкой улицы, мимо сельсовета и правления колхоза, сельпо и чайной, около которых всегда так шумно и оживлённо.

А ведь сколько раз за эти годы, небрежно помахивая школьной сумкой, он входил в Высоково! Иногда Витя разрешал себе заглянуть в чайную, выпить бутылку шипучей фруктовой воды или покупал в сельпо кулёчек кедровых орехов и щедро оделял приятелей.

Сейчас, засунув кулаки в карманы куртки, он свернул с тропки в сторону, обогнул школьный сад и направился к лесу.

Куда он идёт? Зачем? И что, собственно, произошло?.. Члены комитета, как один человек, подняли руки против него. Значит, товарищи, которых он знал много лет, с которыми вместе бегал в школу, читал книги, играл в футбол, в лапту, не доверяют ему, не хотят принять в свой тесный круг? А ведь ему и в голову не приходило, что они могут так поступить. Разве он хотел плохого Алёше Прахову? Совсем нет. Ведь тот был ему даже благодарен… Говорят, что он плохо ведёт себя дома, невнимателен к матери. Но зачем школе вмешиваться в его домашние дела?.. Наконец, далась всем эта история на озере! Но, право же, он совсем не обязан был предупреждать каждого, что лодка худая…

Отбившийся от табуна гнедой, в белых чулках жеребёнок неприкаянно бродил среди кустов. Заметив Витю, он доверчиво затрусил за ним следом. Мальчик хмуро покосился на него, потом с досадой топнул ногой, и жеребёнок, тонко, жалостливо заржав, отпрянул в сторону.

Может быть, пойти в Почаево, к дяде, прожить там день-два, чтобы не видеть ни ребят, ни Варьки Балашовой, ни сестры?..

Или нет, лучше заглянуть к Прахову. Всё же приятель, можно отвести душу…

Витя вспомнил, как Алёша подвёл его, и вздрогнул. Как же мало у него на свете верных друзей!..

Лес стал гуще, ветки деревьев цеплялись за куртку, царапали лицо, но Витя не замечал этого.

Потом потянулся мелкий, частый осинник, болотистая низина…

Только к сумеркам Витя вернулся к Высокову и задами усадеб пробрался к дому.

У крыльца Никита Кузьмич колол дрова. Заметив сына, шагающего проулком, он поднял голову:

- Ты что это за усадьбами путь держишь? Улица узка стала?

- Так вот… захотелось! - буркнул Витя и направился в сени.

Здесь мать рубила в деревянной колоде капусту. Она очистила белую хрустящую кочерыжку и протянула сыну:

- Погрызи вот… Ты ведь любишь кочерыжки.

Витя отмахнулся и взялся за скобу двери, ведущей в избу.

В сени вошёл Никита Кузьмич и переглянулся с женой:

- Погоди, сынок! Чего смутный такой? С комсомолом-то как? Можно поздравить?

- Кого-то можно… - глухо выдавил мальчик.

- Это почему «кого-то»?

- А потому… не приняли меня.

- То есть, как это «не приняли»? - опешил отец. - По какому ж это праву-закону?

Злое, мутное чувство снова поднялось в душе мальчика:

- Варька Балашова с Ручьёвым зло на меня имеют, я к ним в бригаду не записался. Вот и подговорили ребят. Те на меня и навалились: я такой, я сякой…

- Витя, как ты можешь так говорить! - раздался удивлённый голос Галины Никитичны, которая только что вошла в сени. - Неужели ты так ничего и не понял?

- А-а, дочка заявилась! - усмехнулся Никита Кузьмич. - Что ж братца родного под защиту не взяла?.. Или твоему слову веры нет?

- Сестрица у меня такая… - язвительно сказал Витя. - Что ребята ни скажут, она со всем согласна. И тоже против меня голос подала.

- Вот оно как! - Никита Кузьмич покачал головой. - Родство, значит, насмарку пошло!.. Ну, а директор при каком мнении? Тоже с тобой согласен?

- Фёдора Семёновича не было на заседании, - сказала Галина Никитична. - Он в район уехал.

- Значит, одна всем заправляла? За старшую над ребятами была?.. И такое допустила! Эх, дочка, дочка!

- А может, и впрямь, сынок, провинился ты в чём перед ребятами? - пристально посмотрела на Витю мать. - Так признайся!

Никита Кузьмич недовольно махнул на неё рукой:

- Какая у него может быть провинность! Витя ж для школы находка: и учится хорошо, и на баяне мастак играть, и по рисованию спец… Вот и завидуют парню. Да ещё эта школьная бригада всех попутала!..

- Нехорошо ты говоришь, отец, - нахмурилась дочь. - Бригада тут ни при чём. Ты лучше спроси, почему Витя про худую лодку молчал!

Галина Никитична рассказала про случай на Спиридоновом озере.

Мать ахнула, выронила из рук тяпку, а Никита Кузьмич крякнул, словно обжёгся:

- Это правда, сынок?

- Так не артельная же лодка, а наша, личная! - Витя пожал плечами. - Кому какое до этого дело!

- Так-то оно так, - нахмурился отец, - а всё же ты лишку хватил. Минуло то время, когда каждый за свою лодку или, там, за свою телегу дрожал, от соседа прятал… В омут кануло.

- Вот видишь, отец! Товарищи не зря против Вити выступили… - сказала Галина Никитична.

- Какое там «не зря»! - с досадой возразил Никита Кузьмич. - Проштрафился мальчишка по недомыслию, а вы уж и размахнулись!

- Дело не в одной только лодке. Послушал бы, как школьники на комитете выступали! Честно, открыто, требовательно! Доброе имя комсомола им дороже всего… - И Галина Никитична принялась объяснять, за что товарищи осудили Витю. - Надо тебе подумать, отец, всё ли у нас в семье ладно. Балуешь ты Витю, меры не знаешь. Вот он и заважничал, выше других себя ставит.

- Что-что, а меня, сделай милость, от поучений избавь! - рассердился Никита Кузьмич. - Я тебе не школьник за партой… А насчёт «балуешь» так скажу: меня отец с двенадцати лет отдал в чужие руки, к сапожнику в учение. Нужда заставила. Так я всего отведал: и брани, и зуботычин, и труда тяжкого. Для семьи как отрезанный ломоть был, никто меня не опекал… Так зачем же моему сыну такую жизнь знать? Нужда нас не подпирает, не старое время. И пусть он живёт в своё удовольствие, сил набирает, никаких тревог не ведает… Пусть знает, что отец сына в обиду не даст.

- И чего ты, Кузьмич, всё на старое киваешь! - с досадой сказала Анна Денисовна. - Никто сына не обижает. Может, это и к лучшему, что ребята построже с ним обошлись.

- И тут ты с дочкой заодно? - вскинулся на жену Никита Кузьмич. - По всем статьям сошлись!.. Ну нет, я этого дела с комсомолом так не оставлю! Завтра же директору обжалую… А надо будет - до района дойду. - Он поманил Витю рукой и направился вместе с ним в избу: - Пойдём, сынок, расскажи мне всё по порядку.

В сени вбежала Варя и спросила, вернулся ли Витя.

- Дома, дома. Не беспокойся! - Галина Никитична кивнула на дверь.

- Вы знаете, я как выговорилась на собрании, мне и легче стало, - призналась Варя. - Книжки Вите принесла, он их в школе забыл.

Она открыла дверь и прошла в избу, но в ту же минуту выскочила обратно в сени и растерянно пожаловалась:

- Отвернулся, разговаривать не хочет. Будто мы чужаки с ним. И дядя Никита на меня не смотрит!

Анна Денисовна сокрушённо покачала головой.

- Ты что, мама?

- Ой, Галенька, боюсь я, отец теперь совсем голову мальчишке замутит.

- Ничего, мама, разберётся Витя. - Галина Никитична обняла Варю за плечи. - Нас ведь куда больше…