Дон Алехандро и его башня

Глава 27

Консультация у Оливареса была делом не срочным, а вот работа с освещением — напротив. Пару часов я довольно успешно проработал и даже без ценных советов Шарика. Ками так и не появился. Подозреваю, что он отправился на кухню лечить депрессию, и не только едой, поскольку я этого паршивца уже несколько раз засекал на коленях Хосефы, которая его ворчания не слышала, зато чувствовала под руками очень мягкую шерстку которую было очень приятно гладить.

Без подначек работа шла довольно бодро. Плафоны получились жизнерадостно желтого цвета, при проходе через них свет становился похож на солнечный. Работа со стеклом оказалась весьма близкой по приемам к работе с камнем. А краситель от Исабель растворялся в расплавленной массе, как родной, оставалось его только хорошо вмешать, не нарушая формы. Строго говоря, форму я мог сделать из стеклянной массы любую, но придерживался первоначальной — потому что зачем в лаборатории извращаться с плафонами? Они должны быть самые простые, чтобы не отвлекать от работы.

А вот на лестнице их можно и видоизменить. Как и в гостиной, и в спальне. В санузлах тоже вариант попроще подойдет. По размышлении я решил не делать свет на лестнице реагирующим на звук. А то захочется спуститься на кухню, например, водички попить — и об это сразу узнают все не только живущие в башне, но и пробегающие рядом с ней. Вообще, нужно придумать что-то со стеклами в окнах, чтобы свет внутрь передавался, а снаружи не было видно ничего из того, что происходит внутри. Мрачные черные бойницы, недружелюбно глядящие на того, кто решит мой покой нарушить. Еще нужно черепа на остриях воротных пик навесить и привидения в бреющий полет запустить. Этак и Сильвию удастся отвадить безо всяких проклятий. Хотя, конечно, конкретно по ней плачет местная плаха, и давно уже плачет. Или что там положено дворянам за госизмену?

Потренировавшись на лампах для лаборатории и санузлов, где управляющий контур был совсем простой, и подготовив набор для кухни, я решил сделать освещение для гостиной. Ведь жалко же будет, если прекрасная ваза, расписанная лично донной Болуарте, будет стоять где-то в темном уголке никем не замеченной? Правда, Исабель к раскраске вазы подостыла и, приоткрыв рот, наблюдала за моими извращениями со светом. Для гостиной я вообще замахнулся на целую люстру с основанием из камня. Плафоны, ради разнообразия, я решил сделать в виде цветов, основу которых составлял небольшой стеклянный шарик. Лепестки одинаковостью не страдали, но тем эффектнее выглядели. Настоящая ручная работа, не фабричная штамповка.

— Дон Контрерас, — неожиданно подала голос Исабель, — у вас получилось настоящее произведение искусства. Вы не могли бы сделать такую же в мою комнату? Только с розовыми цветочками, разумеется. И бра на стену в таком же стиле.

В ее комнате? Смотрю, донна уже обжилась и никуда съезжать не планирует. Положение у нее, конечно, неопределенное, но надо же рассчитывать на лучшее, а не на то, что она будет здесь жить вечно. Возможно, я бы и не возражал, если бы…

— Напоминаю, донна Болуарте, что это моя комната, в которой я не хотел бы видеть цветочки на стенах, тем более розовые.

Она смешно надулась.

— Но вам ведь не составит труда заменить плафоны на другие?

— Составит. Я их подключаю к общей системе, если вы не заметили, донна Болуарте. И получается, что мне нужно будет полностью ее развеивать и полностью делать заново.

— Но вы же такой талантливый, дон Контрерас, — умильно сложив руки перед грудью, сказала она. — Вы себе сделаете еще лучше, потренировавшись на освещении для меня.

— Надо было вам ехать в Стросу с доном Карраскильей, донна Болуарте, он бы со всем вниманием отнесся к вашим пожеланиям по освещению. А у меня финансы ограниченные.

— Не надо вводить меня в заблуждение, дон Контрерос, вы отнюдь не так просты и несчастны, как хотите показать, — отбрила она. — И потом, мне у вас очень нравится. Уверена, что дон Карраскилья не смог бы мне предоставить лучших условий для проживания, чем вы. Зато проблем бы в столице я получила бы массу.

— Как сказать, донна Болуарте. В вашей ситуации лучше показаться на публике и объявить и что вы живы, и чего вам удалось избежать. А то с вашего короля станется зачистить следы. Вашего отца не просто так арестовали.

— Вы правы, дон Контрерас, — легко согласилась она. — И все же в Стросу я не поеду, пока не прояснится ситуация с отцом. Возможно, понадобится мое присутствие, а отсюда до Гравиды ближе.

Из ее слов выходило, что она не оставила идеи отправиться освобождать отца.

— Ехать вам в Гравиду, донна Болуарте, в настоящее время — сущее самоубийство.

— Ехать в Стросу, дон Контрерас, — самоубийство другого рода, — парировала она, недовольно на меня глядя. — Я не собираюсь себя хоронить в политических игрищах дона Карраскильи.

— Вы собираетесь хоронить себя в провинции, донна Болуарте? Или я вам настолько мил, что вы готовы мириться со всеми неудобствами?

Она вспыхнула почти как лампочка, которую я не так давно проверял в ее присутствии, только цвет, разумеется, был другой — нежно-розовый, как раз такой, какой она хотела получить в своей спальне.

— Дон Контрерас, не знаю, чем я дала вам повод говорить подобные речи, но должна признаться: как бы я к вам ни относилась, это ни на что не повлияет. Мое воспитание не позволяет мне ставить что-то выше долга рода Болуарте.

По мере произнесения этой пафосной речи она успокаивалась, а ее лицо возвращалось к привычному цвету. Девушка нашла поддержку в установках, которые в нее вбивал папаша и которые чуть не привели донну к смерти. Вот и сейчас она высокомерно вскинула голову, наверняка твердя про себя: «Я Болуарте, я должна быть выше всего этого», отодвинула вазу, на которой белых пятен было куда больше, чем цветных, и пошла мимо меня к выходу.

Каюсь, не сдержался. Она была такая красивая в своей высокомерной злости, что хотелось ее хоть немного остудить, и лучше всего это делать — поцелуем. Почему-то я был уверен, что Исабель влепит мне пощечину, но на поцелуй она ответила, страстно обвив мою шею руками и наконец напрочь забыв о том, что она Болуарте. Кажется, ей было сейчас на это наплевать. Нельзя же всерьез рассматривать предположение, что таким замысловатым образом она все же собиралась заполучить в спальню розовые светильники?

Такие сцены непременно должны заканчиваться чем-то вроде «и они рухнули в пучину страсти», но увы, в нашем случае этого не произошло. Шаги Серхио на лестнице услышали мы оба почти одновременно и отпрянули друг от друга как нашкодившие подростки. Донна тяжело дышала и смотрела на меня испуганно, как будто мы не ограничились одними поцелуями, а проверяли на прочность лабораторный стол. Любой из здешних столов такую проверку выдержал бы с честью, за это ручаюсь — как-никак, сам делал. Но лабораторная посуда точно не пережила бы. Поневоле начинаешь понимать Сильвию, у которой при лаборатории есть уютная комната отдыха с мягким диванчиком. Нам бы сейчас она тоже не помешала, особенно потому что там можно закрыться на замок от посторонних.

— Дон Алехандро, те клубни, что донна Ортис де Сарате выкопала, там мелкие совсем есть. Может, их стоит закопать в землю, чтобы подросли? — озабоченно спросил заглянувший в лабораторию Серхио. — Я хотел этим было заняться, но решил, что требуется ваше разрешение.

— Они не вырастут, недозрелые, — пояснил я.

— Тогда их, может, стоит поджарить? — с надежной поинтересовался мой компаньон. — А то ведь высохнут…

— Открою тебе страшный секрет, Серхио… — Я сделал драматическую паузу. — Картофель можно не только жарить. Более того, варят его куда чаще. И делать это проще.

— Да вы знатный кулинар, дон Контрерас, — не удержалась Исабель. — Столько всяких рецептов знаете.

— Куда больше чем два, донна Болуарте, — согласился я, — но пусть это будет нашим с вами секретом. Не единственным…

— Вы ведете себя неприлично, дон Контрерас, — выдохнула она с той же страстью, с которой меня целовала, и с видом королевы прошла мимо Серхио.

Тот помолчал, посмотрел ей вслед, а потом спросил у меня:

— Я не вовремя, дон Алехандро?

— Очень даже вовремя, Серхио, — признал я, потому что не появись он, кто знает, чем бы все закончилось. А вдруг донна Болуарте решила бы, что я отбрасываю ненужную тень на репутацию ее рода? — Ладно, не дадим пропасть картофелю и займемся этим прямо сейчас.

Каблучки Исабель простучали уже где-то далеко внизу. По-хорошему девушку бы догнать и успокоить, пока глупостей не наделала, вряд ли она собралась прогуляться на кухню и помочь мне в чистке картофеля. На последний подвиг можно будет сподвигнуть разве что Хосефу. И ту сначала приучить хотя бы смотреть на сангреларские клубни не как на порождение греха. Но Исабель от башни далеко не уйдет, посторонних, кто может ее увидеть, поблизости не наблюдалось. Так что пусть остудит голову под присмотром Оливареса, а я пока не дам пропасть трудам Сильвии. Не зря же донна орудовала лопатой — не иначе как беспокоилась, чтобы нам было чем поужинать.

На кухне Шарика не обнаружилось, что меня, признаться, обеспокоило, потому что привык я к этой мохнатой заразе и не хотел, чтобы он занимался самоедством. Похоже, у дона Леона ему доставалось за каждую провинность так, что ками до сих пор это помнит. Лучше бы он, конечно, помнил то, что имеет ценность сейчас, а не то, что породило в нем давным-давно кучу комплексов. Но я не психолог, да и был бы им — толку-то? Психика ками наверняка отличается от человеческой. Но на всякий случай я отправил Шарику вопрос, все ли с ним в порядке.

— Сижу, наблюдаю, чтобы Оливарес не халтурил.

— Не халтурит?

— При мне нет. Но я все равно присматриваю. Эти проклятийники так и норовят облегчить себе жизнь.

— Мы картошку собрались варить. Пробовать будешь?

— Конечно. И Оливарес тоже будет. Он уже заканчивает. А вот по поводу твоей самки — не уверен. Она выглядит расстроенной. Есть наверняка не будет.

— Некоторые проблемы заедают. Так что на нее тоже сварим.

В ответах Шарика не было и следа паники, в которой он от меня убегал. Так что я тоже успокоился и занялся делом: установил плафоны на кухне в количестве четырех штук и подключил их к управляющему контуру. Артефакт для включения разместил прямо у входа и показал Хосефе, как всем этим пользоваться.

— Всевышний с вами, дон Алехандро, — испуганно сказала она. — Разве нам эти чародейские штучки положены? Я уж лучше как-нибудь сама, по старинке, со свечкой или, вон, масляной лампой, если солнечного света не будет хватать. Так-то окна тут, конечно, узкие, очень света мало дают.

— Я и в твоей комнате сделаю, — сообщил я ей, — потому что не дело жить без света, при свечах, как в Средневековье.

— Как где? — удивилась она.

— Как в отсталых обществах, — выкрутился я, потому что понятия не имел, существовало ли тут что-то, называвшееся Средневековьем, а вот для меня Средневековьем как раз было то, что меня окружало.

— Но ведь то, что работает на чародейской энергии, должно подзаряжаться, — проявила осведомленность Хосефа.

— Я за этим прослежу.

— Тогда спасибо вам, дон Алехандро. А что это вы опять полезли за своими богомерзкими клубнями? Уже и дня без них потерпеть не можете?

— Тьфу ты, Хосефа, угомонись. Серхио напомнил, что мелкие быстро высыхают, а значит, их нужно пустить в дело.

— Опять жарить будете? — обреченно спросила она.

— В этот раз — варить.

— То есть вы еще и кастрюлю испортите? Сковородки одной уже лишили… — запричитала она.

Пришлось ее успокоить срочным поручением: пожарить отбивных, благо мясо Серхио как раз утром привез, и настругать простенького салатика. Это нехитрое занятие отвлекло служанку, поэтому ее переживания не мешали мне чистить мелкую картошку. Впрочем, что ее там чистить было — кожура слетала сама, стоило по ней провести ножом. И вскоре картошка уже задорно булькала в самой ненужной кастрюльке, которую только нашла Хосефа, твердо решившая не использовать ничего из посуды, которой коснулся овощ, противный Всевышнему. И откуда она взяла, что с Сангрелара не могло прийти что-то угодное местному божеству? Я бы поспорил и даже привел доказательства обратного, но боюсь, что тогда стану в глазах служанки неугодным и сам.

Вошел мрачный Оливарес и устало плюхнулся на табуретку.

— Что вы вечно торчите на кухне? — буркнул он. — Это вотчина прислуги, донам тут не место. Поели, раз Алехандро не озаботился столовой до сих пор, — и покинули помещение.

— Мы как раз собираемся.

— Что собираетесь? Уйти?

— Есть.

— Алехандро, ты слишком много ешь, — желчно бросил он.

— Не переживайте, дон Уго, с вами я тоже поделюсь. — Я потыкал в картофелинку, убедился, что она сварилась, и снял кастрюлю с плиты. — Хосефа, мне нужен кусочек масла.

— Зачем?

Ей бы в Сыскном отделении работать — ко всему относится с подозрением, ничего не принимает без объяснений.

— В картошку добавить.

— Только продукты портите, — проворчала она, но вытащила горшочек с соленой водой, в которой хранилось масло.

Все-таки чародеи занимаются чем угодно, но только не улучшением собственного быта. Один маленький артефактный холодильник — и не надо переживать о свежести ни масла, ни молока, ни сметаны. И таскаться за ними в город ежедневно тоже не надо.

— Картошку малом не испортишь — ответил я. — Ее вообще очень сложно испортить.

Воду я слил, добавил масла и побултыхал кастрюлей, чтобы все там правильно распределились. Укропчика бы сюда для полного счастья, но чего нет, того нет.

Физиономия Оливареса ничуть не подобрела, он с такой же неприязнью смотрел на кастрюлю, как чуть раньше на меня.

— Дон Уго, что-то случилось? — осторожно спросил я.

— С тобой постоянно что-то случается. Причем постоянно нехорошее, — буркнул он. — Что вы с Болуарте не поделили?

— В смысле? Я ей даже комнату свою отдал. Чем я еще поделиться должен?

— Донна в ультимативной форме заявила, что согласна на предложение Карраскильи поехать в Стросу. Так что вы точно с ней поругались.

Теперь на меня с неодобрением смотрела еще и Хосефа. Но кто-то нашел и повод порадоваться.

— На нее не делим, — решил Шарик. — Она, кстати, в спальню ушла после разговора с Оливаресом.

Но я отложил и картошки, и одну из отбивных, поджаренных Хосефой, и попросил последнюю отнести гостье, раз уж служанка не претендует на свою часть.

Дегустация прошла успешно. Оливарес сказал, что такой вариант ему нравится больше — и мягче, и языку приятнее. Странно, зубы у него вроде все на месте, так чего ему переживать о мягкости пищи?

Шарик, напротив, заявил, что на его вкус жареная картошка куда лучше, а это так, баловство для беззубых старикашек. Не уверен, что он сказал бы такое, если бы Оливарес мог его слышать, поскольку намек был как раз на обидчивого проклятийника.

Один Серхио решил, что ему нравится картошка в любом виде. Наивный, думает, что приготовление ограничивается только двумя вариантами…

После ужина я опять пошел в лабораторию, но работа не ладилась. Возможно потому, что рядом не разрисовывала вазу Исабель. И что мне стоило ей пообещать сделать розовую люстру? Да хоть десяток, только Оливареса попрошу закупить еще стеклянных плафонов.

Просидел я до темноты, но так больше ничего и не довел до конца, и уже совсем было собрался пойти спать, как сработала сигнальная паутина. И не единожды: башню окружали. Вариант, что с нами хотят только поговорить, я даже рассмотреть не успел, потому что на защитный контур обрушился первый удар.