Дон Педро

Глава 12

Событие тридцать четвёртое

Если вам в доме досаждают комары, отловите их, оторвите хоботок и жужжалку, и пусть себе летают молча, голодные и злые.

Чтобы высосать всю кровь у человека нужно 100500 комаров, а чтобы замучить до смерти – всего один!

В поход напросился один из инструкторов. Тот самый – настоящий будёновец Сергей Горшков. Капитан и бывший командир эскадрона 6-го кавалерийского корпуса, сформированного из частей Первой Конной армии, и дислоцированного в Белорусском военном округе, уже почти два года учил тувинцев сабельному бою и прочим премудростям кавалерии.

Брехт с ним не сошёлся сперва, тот был старше намного, почти полтинник мужику, в отцы годился, при этом ещё и ипохондрик. Эта его постоянная озабоченность состоянием собственного здоровья, упорные подозрения в наличии тяжёлого, неизлечимого или смертельно опасного заболевания желудка, раздражало. Вбил себе в голову, что рак желудка и умирал потихоньку, почти не ел ничего, только хлеб всухомятку.

Брехт ему не нянька и потому особо все эти жалобы не слушал, да и не часто сталкивались. Но потом приехал Дворжецкий, привёз с собой корейцев и, как бонус, китайского лекаря, который иглоукалыватель. И Брехт решил, что нужно тому посмотреть на будёновца. Китаец посувал ему пальцы в рот, покопался в какашках и выдал вердикт. Организм Горшкова отторгает пищу приготовленную из зерна. Чего-то по-китайски сказал, ну, в смысле, как болезнь называется. Брехт новое слово в словарик свой записал, не бросил же учить китайский и японский и, записав, понял, чем на самом деле болеет Горшков. Болезнь есть – Целиакия, случайно узнал, ученик один болел, а диету соблюдать отказывался, вот родители и попросили Брехта, как классного руководителя, проследить, чтобы Витя ихний не покупал в школьном буфете булочек. Если по-простому, то это непереносимость глютена. Нельзя есть злаковые культуры. Объяснил тогда Иван Яковлевич будёновцу, что нельзя есть хлеб, пусть жена делает драники из картофеля, сама готовит хлеб из рисовой муки. С тех пор желудком Сергей маяться перестал, раздобрел даже и Брехта стал уважать и опекать. Вот и в эту поездку напросился, а то мало ли, стреляют ведь.

Летом природа в Туве замечательная, вот где действительно воздух, с гор просто волны свежести скатываются. А они этим волнам навстречу по благоухающему разнотравью степному и ехали. Мешали наслаждаться жизнью, а если по правде, то превращали её в кошмар – насекомые. Всякие разные. Там, где много лошадей и прочих крупных и мелких рогатых, там есть оводы, или слепни. В Туве были миллионы лошадей и прочих рогатых. И значит миллиарды оводов, сначала появлялись мелкие и страшно кусучие детки, а потом к середине лета, вот, как сейчас, огромные взрослые слепни, так, десятками и даже сотнями, вились над головой. Лошади ужаленные нервничали и стегали их хвостами, но помогало это мало. А вечером на привале добавлялась кусучая и приставучая мошка. Когда же въехали в лес, то ещё и комары набросились. А ещё каждый вечер надо раздеваться и проверяться, нет ли на тебе клещей. Да, чего там – «проверяться» нужно пачками их с себя снимать и из одежды выуживать. Если они энцефалитные, то живыми им домой не вернуться. Есть в интернете утка, что это японцы, а именно Генерал – хирург Широ Исии привил клещам энцефалит, и распылил над дальним Востоком. Совсем нам не товарищ – Исии свои опыты только начал. Может, ещё эта проклятая болезнь не добралась до Тувы.

Брехт свою озабоченность клещами народу рассказал. Все над ним посмеялись, даже ипохондрик. Их всех тысячу раз клещи кусали. И ничего, живы, вон, и здоровы. Кровь с молоком, ну, в смысле, все в крови от раздавленных насосавшихся комаров.

К лагерю хунхузов добрались на четвёртый день. Не к самому прямо лагерю, остановились километрах в пяти, как сказал борода, он же – Фёдор Постников, он же – промысловик охотник. Остановились, разбили лагерь и отправили Постникова с одним из будущих лейтенантов в разведку. Охотник предупредил, чтобы огонь не разводили, ветер дует с востока и как раз должен принести запах костра к лагерю хунхузов, если они его не поменяли. Перекусили рисовыми лепёшками, что целых пять кило напекла будёновцу жена. Даже пришлось по рукам бить «школьников», тянули и тянули к чужим лепёшкам ручонки загребущие. Человеку же нельзя обычного хлеба, чем он на обратном пути питаться будет? Огорчились, пошли есть своё подкопчённое мясо и национальные кисломолочные продукты. Курут – это сушёный или вяленый молодой сыр и Ааржы – сушёный творог.

Вернулись разведчики часа чрез три, уже темнеть начало. Вернулись с хорошими новостями – лагерь золотодобытчиков ханьцев стоит на своём месте, на берегу небольшой речушки, спускающейся с гор, даже ручья, скорее. Народу в нём столько, сколько Постников и говорил неделю назад. Десяток самих китайцев и чуть больше десятка тувинцев, что на них работают. Есть три девушки, которых используют как поварих, а ночью, скорее всего, по-другому назначению. Горячие будущие командиры прямо сейчас решили идти в сабельную атаку. Еле удалось остановить, даже прикрикнуть пришлось.

– Сейчас отдыхаем. Спим, просыпаемся утром пораньше и окружаем лагерь с трёх сторон, вот, с которой стороны мы сейчас, ту оставляем им для бегства. Стреляю только я. Вы сидите и ждёте. Потом, когда они побегут в вашу сторону, то одного можете ранить, убивать не надо. Они должны понять, что путь сюда в степь свободен и выбежать на открытое место, а вот тут уж мы на лошадях будем иметь огромное преимущество.

– Зачем такие сложности? – высказал общее мнение будёновец. – Просто подкрасться и перестрелять.

– А они начнут стрелять в ответ и попадут в кого из пленников или вы ненароком попадёте. Нет, нужно их из лагеря выгнать на открытую местность. Ну, и кроме того нам нужен пленный, чтобы узнать, где они золото держат намытое, прячут ведь, скорее всего. Я бы точно, где тайник организовал. А они, судя по всему, не дураки. И опытные. Вон, в какую даль забрались. Значит, чего-то такого про это место знают. Вот эту информацию и нам желательно получить.

Событие тридцать пятое

Золушка нашла кувшин с золотом, села на камень и плачет.

– Почему плачешь?

– Богатые тоже плачут.

Получилось не очень. Сам виноват был Иван Яковлевич. Нужно отдавать более точные приказы, а лучше даже на бумажке все нарисовать, но понадеялся, что поняли его школьники. А чего – поняли. Правда, по-своему.

Подошли скрытно, оцепили лагерь с трёх сторон. Даже часовых не было у китайцев. Смелые. Лошадей, чтобы ржанием не переполошили раньше времени бандитов, оставили чуть в стороне с пятью, вытянувшими короткую соломинку, «школьниками», все, ведь, хотели в штурме участвовать, вот и пришлось жребий тянуть.

Когда лагерь хунхузов проснулся, то Брехт, как и договаривались, демонстративно прострелил ногу тому, кто громче всех на девок-поварих стал кричать. Дальше всё, как по нотам. Китайцы бросились в разные стороны, но не все, некоторые за оружием в шалаши. Тех, кто бросился врассыпную, встретили будущие лейтенанты огнём. Били по ногам, как и было сказано. Только, вот, получилось, что по одному бегущему шмаляли сразу десяток человек. Потом по второму так же. В результате из лагеря никто не убежал, ни за кем бегать или точнее скакать по степи не пришлось. Двое, что выскочили из шалашей с винтовками, получили от Брехта по пуле тоже в ноги, а вот один залёг за большим валуном, поросшим рыжим мхом или лишайником, мирно полёживающим веками на берегу речушки, и стал отстреливаться. И вот сволочь же убил одну мечущуюся девчонку. После чего все двадцать «загонщиков» открыли по нему ураганный огонь. Под эти пули влезли ещё два ханьца и один тувинец. Стрелка просто изрешетили. Но ведь троих пленников потеряли. Нужно было всё же более точные приказы отдавать.

После ликвидации сопротивления, будущие командиры выскочили на поляну, где располагался лагерь золотодобытчиков, и повязали всех оставшихся живых ханьцев. Брехт бросился к тому, которого первого и подранил. Китайский, он, конечно, учил уже пять лет, почти с первого дня попадания на КВЖД, но язык не простой, да и полиглотом Иван Яковлевич не был. Или как это правильнее будет, ну, в общем, не просто языки давались. Память девичья. Полковник перетянул ногу скулящему хунхузу, быстро присмиревшему под направленными на него мосинками, дал затрещину китайцу на всякий случай, для прояснения мозгов, и решил блиц опрос провести.

– Где золото? (huángjīn zài nǎlǐ) – и большой свой пистолет для интенсификации работы головного мозга к голове нечёсаной приставил.

Голова оскалилась и давай слова матершинные произносить. Вот их Брехт выучить успел. Не стал свои знания проверять. Нужно было блиц продолжать. Потому перенёс М1911 к стопе и выстрелил. Ещё парой идиом обогатил свой словарный запас.

– Повторяю вопрос. – Снова к голове приставил кольт. – Где золото? (huángjīn zài nǎlǐ).

– Мéiyǒu huángjīn! – заорал подранок. – Мéiyǒu huángjīn! (нет золота).

– Жаль. – Брехт перенёс пистолет ко второй стопе. Потом передумал и направил его туда. Ну, понятно куда.

– Мéiyǒu huángjīn! Shítóu! – возопил хунхуз.

– Камни? Шитой? – не понял Иван Яковлевич.

– Shítóu! Shítóu, lánbǎo shí! – закивал, пытаясь отползти от уткнувшегося в причиндалы блестящего ствола.

– Ламбао? Ламбао? Камни драгоценный? Вǎoshí?

– Баоши. Ламбао. – опять закивал и отполз.

Брехт не понял. Так они тут не золото мыли? Драгоценные камни? Разве они как золотой песок или самородки вдоль реки залегают. Их же, кажется, в шахтах добывают. Он огляделся. А ведь точно. Вон сколько куч земли на поляне. Брехт передал китайца бороде и прошёлся по лагерю. Пять вертикальных шурфов, или стволов, или шахт, как это называется, не сильно большой специалист в горном деле. Вернулся к пленному.

– Где lánbǎo shí? Блин. Вǎoshí zài nǎlǐ? Где камни? – нет, надо заняться китайским всерьёз.

Пленный ткнул себе пальцем в ногу. Не понял сначала Иван Яковлевич, что он говорит, в штанину зашиты?

– А, Семён Семёныч! – почесал пистолетом висок, как Никулин, – Сергей, Горшков, бери его под левую руку, я возьму под правую. Потащили куда покажет. – Ràng wǒ kànkàn. Lǐngxiān bā. Показывай, куда идти.

Как и предполагал Брехт. Добыча была в тайнике. Под корнями дерева большого находился схрон, и там лежала коробочка, шкатулка такая жестяная. Почти полная невзрачными камешками. Синими. Брехт сначала не понял, что это. Лазурит какой, и только направив один камень на пробивающиеся лучи солнца всходящего, понял, чего это. Твою же, налево, да это сапфиры. И ведь вон вполне крупные есть. В будущем такие тёмно-синие будут стоить до тысячи долларов за карат, а здесь в коробке сотни и, получается, сотни, да даже тысячи карат. То есть, миллионы долларов. Ну, сейчас, наверное, подешевле стоят. Но и покупательная способность доллара другая. Здесь у него в руках целая танковая дивизия лежит. А то и пара.

Нда. Если бы без свидетелей… Да, ладно. Теперь о другом думать надо. Как выпутаться из этого? Не решит решительный товарищ Первый секретарь ЦК ТНРП Солчак Тока прибрать такое богатство к рукам? К своим. И всех свидетелей ликвидировать. Подумать надо.

Событие тридцать шестое

– Есть у меня мечта найти клад. Взять лопату, выйти в поле и выкопать огромный клад …навоза.

– Навоза? Зачем это вам?

– Представляете, какое удовольствие я получу, когда три четверти буду отдавать государству.

Иван Яковлевич посмотрел ещё раз на коробку с камнями. Что-то было не так. А вот что, понять не мог. Отмахнулся от этой мысли, нужно дела в порядок привести, а потом за мысли взяться.

– Сергей! – позвал капитана, тот оказался сзади, из-за плеча рассматривал камешки, – Сергей, дай команду тувинцам китайцев добить. Мы их без медикаментов и врачей, да и без телег, всё одно, до Кызыла не довезём. Гангрена начнётся. Огневица.

– Как же …

– Вроде объяснил. Хочешь наблюдать мучения людей? Не замечал в тебе садистских наклонностей.

– Так…

– Позови ко мне Монгуша. – Монгуш Сувак был, как бы, лидером среди школьников. Сам при этом не выпячивал этого. Одним словом, умный был паренёк.

Ушёл капитан, понурив голову. Переживает. Как это пленных расстреливать?! Интересно, а как он у Будённого воевал? Тоже боялся руки испачкать? Монгуш, которого Брехт памятуя о традиции русских всех переименовывать на свой лад, нарёк громким именем Михаил, а фамилию исковеркал до Чувак выделялся а общем фоне разве что большой родинкой на щеке, а так все на одно лицо. Тем боле, в одинаковой форме.

– Михаил, – сказал подбежавшему арату, – Пленных вымыть в реке, в лагере всё обыскать, оружие, и что ценное попадётся, забрать, особенно посмотрите, чтобы еда не пропала, нам теперь с этой обузой больше недели домой добираться. Всех китайцев заколите штыками. Живыми всё одно не довезём, ранены все, а у нас только бинты из медикаментов.

– Ясана! – просиял будущий лейтенант и побежал наводить порядок.

– Борода, – окликнул Брехт охотника. Тот сидел возле одной из дырок в земле и смотрел туда, надеялся, видимо, блеск огромных сапфиров разглядеть.

– Лошадей нет. – Подошёл охотник.

– Точно, я тебе потому и позвал. Что думаешь? Где они? – Брехт сразу приметил, что в лагере нет лошадей, от слова совсем. Как же они чуть не за тысячу километров сюда добирались. Через всю Монголию, через половину Тувы. Не пешком же шли.

– В лесу лошадь тяжело прокормить. Думаю, что где-то неподалёку стадо пасётся. В степи. Я бы, чтобы место не светить, отогнал коней вёрст за двадцать к югу, махнул рукой в сторону степи охотник.

– И сколько там человек? Китайцы?

– Странно всё. Как узнали про камни? Как добрались? Чем питаются? Хоть как – кто-то из местных навёл. Вот со стадом может быть арат. Может, даже род целый? – опять туда же махнул рукой.

– Понятно. Надо их поймать.

– Мне не надо. Что с камешками делать будешь? – опять махнул рукой, на этот раз на жестяную коробку.

– Сдам правительству. Пусть строят настоящий рудник, продают в СССР, а у него на эти деньги закупят тракторов и машин. Корабль может. Чтобы до Красноярска плавать.

– Дело хорошее. Только не верится. Как бы головы нам за такое знание не лишиться, – озвучил мысли Брехта промысловик.

– Сам думаю. Нужно, так организовать, чтобы не получилось по твоему варианту, есть у меня задумка, пока с тобой разговаривал в голову пришла. Позови ко мне Мишку Чувака.

Брехт ещё раз посмотрел на камешки в коробке. И как прояснило. Как сразу-то не заметил. Камни все почти одинаковые. Нет ни больших, ни маленьких. Отсюда вывод, есть, как минимум, ещё две коробки с камнями. Китайцы их по размерам рассортировали. Усмехнувшись, Иван Яковлевич повернулся к сидевшему, привалившись спиною к дереву, главханьцу.

– Где остальные камни? (Qítā de shítóu ní？), – и поиграл пистолетом у виска. Китайского.

Замотал головой подранок. Руками развёл. Глаза почти европейскими сделал.

– Где остальные камни? (Qítā de shítóu ní？), – Взвёл курок, потянув за раму. Приставил к колену. – Zhè huì shānghài nǐ de, (Тебе будет больно!), shuō (Говори).

Не поверил. Пришлось выстрелить. Сбежались тувинцы, но Брехт отправил их заниматься сбором трофеев. Оглядываясь, ушли. А глаза горят, самим в китайцев пострелять охота.

– Где остальные камни? (Qítā de shítóu ní？), – повторил вопрос, когда китаец проорался.

Молчит. Приставил пистолет ко второму колену.

– Wǒ gěi nǐ kàn (Я покажу).

– Показывай. Стой. Посиди пока, – не стал переводить. Подумал. Ну, ведь не честно будет, если все камни достанутся братскому тувинскому народу. Мало ли, как жизнь сложится, с камнями сбежать из страны будет легче, чем с золотом. Размеры и вес разный. Да и много народу знает уже о золоте. Опасно. А вот десяток крупных сапфиров… Это совсем другое дело. Нужно только, чтобы араты и прочие товарищи убрались.

– Миша, иди сюда! – позвал будущего лейтенанта.

– Всё олужие насали. Еду насали. Можно двигать дом. Узе. Дом ехать.

– Китайцы? – что-то пропустил этот момент, с китайцем главным в доброго и злого полицейского играя.

– Все умилать. Өлүг. Дохлый. – И радостная такая улыбка.

– Хорошо. Выходите из леса. Я сейчас этого убью, и вас догоню. Быстро.

– Сергей! – ещё же от двух русских нужно избавиться.

Тот подошёл хмурый. Всё, навеки разочаровался в Посланнике.

– Забирай проводника, и идите с пацанами. Я этого пристрелю. Или сам хочешь?

Нет, не заходил. Не быстро получилось, но через десять примерно минут лагерь хунхузов опустел. Только несколько тел лежало у шалашей. Трое тувинцев и девять китайцев. Вот скоро будет чёртова дюжина. Помог китайцу приподняться, но тот идти всё равно не смог. Обе ноги простреляны. Пришлось взять на руки, как дорогую девушку. Воняло от «девушки». Обмочился и другое дело, тоже сделал от боли. Но пришлось терпеть, тем более, не сильно и далеко. Под рядом стоящим деревом опять коробка, закопанная, и мхом прикрытая оказалось. В этой были мелкие.

– Третья где? Как третья по-китайски? Sān! Три. Где третья?

Китаец сник и ткнул пальцем ещё в одно дерево. Оставил его, надоело вонючего товарища таскать. Обшарил всё под деревом и не нашёл ничего Иван Яковлевич, Хотел уже идти разбираться с обманщиком. И тут на уровне глаз увидел, что кора как-то не так прилегает к Сосне. Именно с большой буквы. Огромная. Хрен обхватишь. Долго росла, ещё, поди, Чингисхана помнит. Дёрнул кору на себя. А там выдолблено дупло небольшое. Очевидно, дятел начал, он таким образом шишки лущит. Выдолбит небольшое дупло и туда их вставляет. Вот китайцы, видимо, увидели результат его трудов и решили чуть увеличить и приспособить под тайник. В дупле мешочек холщовый.

– Ох, мать же ж, твою же ж! Оба на, гевюр цузамен! Нахритен беобахтен!