Дон Педро

Глава 2

Событие четвёртое

На устном экзамене в академии Чапаева спрашивают, какие документы выдаются делегатам.

Василий Иванович смущённо молчит. Котовский, прикрываясь ладонью, подсказывает:

– Манда-ты!

– А ты, Григорий Иванович, – вскипает Чапаев, – если тебе уши отрезать, и вовсе на жопу будешь похож!

Василий Константинович Блюхер – маршал Советского союза и без сомнения самый орденоносный орденоносец в СССР. Все они висели, не то слово – украшали грудь маршала. Орден Ленина. Три ордена Красного Знамени РСФСР. Два ордена Красного Знамени СССР. Орден Красной Звезды, между прочим, за номером 1. И две странные награды: нагрудный знак «5 лет ВЧК-ГПУ» и Крест китайский, название которого Брехт не знал.

Зачем Блюхер их надел на это совещание Иван Яковлевич не понял. Хотя, может быть, показать Брехту, какой он весь геройский, чувствовал вину, что продержал год назад комбата в кутузке, не смог рыкнуть на своего комиссара. Так или иначе, но надел все и сейчас грозно нависал над картой, мелодично позванивая. Или это Глафира ему все остальные гимнастёрки постирала, и, вот, только парадная белая с орденами осталась. Орденские планки ещё не ввели, и бедным орденоносцам приходится килограммами серебро на груди носить. У Блюхера, вызывая всеобщую зависть, целая кольчуга образовалась.

На Брехта совсем и не опоздавшего, а даже на десяток минут раньше назначенного времени пришедшего в приёмную, и сразу препровождённого в святая святых ОКДВА, все смотрели с раздражением. Иван Яковлевич окунувшись в эту прохладную атмосферу сразу и не понял, чего это вдруг на него все волком смотрят. И только, когда пошло обсуждение очередной акции по принуждению японско-китайских милитаристов к миру, дошло, наконец. Каждый из присутствующих сам хотел возглавить эту операцию. Так сказать, умыть этих самых милитаристов кровью и орден заработать, на худой конец – наградное оружие.

– Чего лыбишься? – прервал сам себя Блюхер и сел на стул, перестав над картой нависать, – весело ему. Если хоть один железнодорожник погибнет или члены их семей, я с тебя семь шкур спущу.

– Слушаюсь, товарищ маршал Советского Союза, – как там про вид, который нужно иметь подчинённым – придурковатый. Нет, в приписываемом якобы Петру Первому указе чуть иначе: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство…» На самом деле Брехт как-то рылся на просторах интернета в статьях и нашёл несколько «заметок про мальчика» профессиональных историков, те утверждали, что это бред, и ничего такого Пётр не издавал. Может, вслух, какому голландцу сказал, а вот в указанных «Указах» нет этой фразы. Есть, зато, другая, и она, вот прямо, точно подходит к этому военному совету в Филях: «Боярам в Думе говорить по ненаписанному, дабы дурь каждого видна была».

Особенно витийствовал комиссарармии Лазарь Наумович Аронштам.

– Этого буйно помешанного нельзя туда посылать, он всё дело завалит! Нужно чтобы операцию по освобождению людей возглавил настоящий коммунист с большим стажем. – Закончил он свою геройскую речь.

– А с какого года вы в партии, товарищ Брехт? – попытался прийти ему на помощь Мерецков.

Зря. Только хуже сделал. Стаж у Ивана Яковлевича всего-навсего три года. Как батальон получил, так и вступил в ВКП(б).

– С тридцать третьего.

– Вот видите. Три года! Он там дров наломает! – прямо обрадовался армейский комиссар 2-го ранга. Последние деньки на Дальнем Востоке рулит коммунистами в армии. Забирают Лазаря Наумовича на повышение. Позвонили Брехту прикормленные штабисты и сообщили, что враг его убывает, приказ в Москве уже почти подписан. Станет Аронштам Лазарь Наумович членом Военного совета при наркоме обороны СССР. Высоко взлетел. А ещё через пару лет расстреляют.

– Товарищ армейский комиссар 2-го ранга, а может вы с нами? – дёрнул кто-то Брехта за язык. Или устал просто этот политический бред слушать с цитатами из Ленина и Карла Маркса.

Все присутствующие на Совете повернулись к комиссару.

– Так ведь… – Вспомнил видимо оратор о чётком приказе Ворошилова.

– У меня комиссар полка ногу сломал, при прыжке с парашютом, – помог ему Брехт. А что? Замечательно! На войне ведь стреляют.

– Не жирно ли будет, чтобы комиссаром полка был армейский комиссар 2-го ранга? – помощник командующего Особой Краснознамённой Дальневосточной армии по ВВС комкор Лапин Альберт Янович, сумел с десятого раза зажечь спичку и прикурил. Этого товарища Брехт почти не знал, тот как-то вовсе и не пересекался сначала с отдельным батальоном, а потом полком. Видел пару раз его в штабе и один раз беседовал. Вернее слушал, как на него кричал начальник лётчиков. Это когда первый самолёт «Фанера – 2» угробили. Ну, правильно кричал. Мог бы, и проверить поле на наличие норок сусликов и хомяков. Просто до этого большие самолёты, взлетающие и садящиеся на взлётные полосы земляные, не имел в наличие Брехт и о такой беде даже не догадывался. А вот одну вещь про этого комкора Иван Яковлевич знал. Это был самый молодой в СССР командарм. В 1922 году в возрасте двадцать два года стал главнокомандующим Народно-революционной армией ДВР. До Блюхера. Потом его в Москву в академию РККА забрали. А теперь вот снова на Дальнем Востоке.

– Я готов! – Лазарь Наумович прямо подпрыгнул, даже пепельницу от избытка чувств перевернул, завалив чинариками весь стол с зелёным сукном, кстати, во многих местах прожжённом. Тоже молодой. Всего сорок лет. Обрит под Котовского. Но того рисуют с красивым круглым ровным черепом, а у Лазаря Наумовича черепок подкачал. Весь какой-то шишковатый. Высокий лоб. Потом перемычка, а дальше плоская голова. Смотрится дико и противно. Словно товарищ Виктор Франкенштейн поработал. И сильно не старался. Устал и лепил, лишь бы закончить поскорее процесс сборки.

– Решено, – Иван Яковлевич перевёл взгляд на маршала. Тот облегчённо выдохнул и осмотрел бардак на столе, произнёс. – Пойдёмте на крылечке покурим… Пока тут уберут.

Событие пятое

В оружейном магазине.

– Дайте мне, пожалуйста, обойму с шестью патронами.

– Какой вы, однако, оптимист, сударь, – удивлённо качает головой продавец. – Дебилов в мире гораздо больше…

Светлов нашёлся на складах. Там, в принципе, встретиться и договаривались. Нужно было посмотреть, сколько чего могут и сколько захотят выделить для операции по освобождению железнодорожников скупердяи и куркули интенданты. На совете «В Филях» решили, что Брехт берёт с собой весь полк, кроме гидросамолётов, железнодорожников, колхозников и медсанчасти. Получалось, чуть не тысяча человек. И всех нужно патронами и снарядами обеспечить. Под это дело выделили целый железнодорожный состав. Иван Яковлевич настоял, чтобы Блюхер лично дал команду на склады, чтобы выдавали всё, что этот «оборзевший в корень полковник» попросит. А просить было чего. Нет, начать нужно с другого.

– Василий Константинович, а зачем весь полк туда гнать? Можно спокойно ночью на машинах подъехать с моими диверсантами. Тихонько вырезать охрану, посадить людей в машины и уехать. Зачем полк? Это железнодорожный состав. Это куча всякого разного боеприпаса. Их и так мне крохи выдают. Особенно к Эрликонам и Браунингам. Как мне людей без патронов и снарядов учить? А танки и танкетки тоже брать? Для них тоже снаряды нужны.

– Остановись, Иван. Знаешь, что мне Ворошилов сказал?

– Откуда, – Брехт оглядел насупленных начальников, что собрались на совет.

– Так вот, он сказал, что нужно устроить показательную порку, как год назад, чтобы ещё на год, как минимум, охоту нас задирать отбить. Врежешь самураям. Я им в тридцатом на станции Маньчжурия показал. Теперь твоя очередь. Место не изменилось. Тебе легче будет. У тебя столько железок всяких, – заржал маршал. Весело ему.

– Василий Константинович, а нельзя чуть поконкретней. Я могу так шумнуть, что они против меня всю Квантунскую армию вышлют. Главное, чтобы патронов со снарядами хватило, – не армия, а цирк. Разве такое бывает? Сходи Иван-дурак, пошуми.

– Освободишь пленных, отправишь их домой по железной дороге. Как освободишь их, дашь телеграмму. Там же есть телеграфная связь на станции?

– Есть. Дам. А дальше.

– А дальше, как у озера Хасан, они на тебя будут бросать в неподготовленные атаки необученных китайских солдатиков, а ты их выбивать. Тогда они совсем разозлятся, и японских обученных солдатиков пришлют. Ты их побьёшь, и они снова мира запросят. Вот такой наполеоновский план.

– А если не запросят? Если войну начнут? – чуть не присвистнул Брехт. Нда, что-то там вверху, в смысле, в Москве, поменялось. В его истории до самого Хасана, а потом до Халхин-Гола была команда на провокации не отвечать. Чем японцы конкретно и пользовались. До сотни провокаций в год доходило. Кучу пограничников потеряли. А тут видимо история с захватом того полуострова понравилась красным командармам. Решили опять мышцой поиграть. Железом побряцать. Теперь понятно, почему именно его полк отправляют. У него по нонешним временам полк так оснащён, что и мехкорпусу с ним не сладить. Тридцать «Эрликонов» – это для японцев будет такая вундервафля (Вундерваффе, Wunderwaffe – буквально «чудо-оружие»), что они и правда могут остепениться.

– Ты, что обосрался опять. Трусишь? – подрыкнул маршал.

– Никак нет. Патронов со снарядами дадите.

– Дам.

Вот так Светлов и оказался на складах.

– Как рыбалка, Иван Ефимович? – издали увидел, обнимающегося с кем-то диверсанта, Брехт.

В прошлом году, когда вводили звания, Иван Яковлевич подсуетился. Там была такая чехарда, что сильно не заморачивались, есть ли у тебя какое образование. Потом начнутся чистки, а пока можно было в эту лазейку прошмыгнуть. Брехт своим приказом назначил Светлова заместителем командира роты, и когда приказ вышел, то бывший хорунжий снова стал лейтенантом, так как хорунжий в переводе с казачьего это что-то типа лейтенанта и есть, ну или подпоручика.

– Представляешь, командир, знакомого встретил, ещё во времена … Ну, давно, вместе служили. Он тут складами артиллерийскими заведует. Говорит, что полно снарядов калибром 20×110мм. И фугасно-зажигательные есть и бронебойно-зажигательные и бронебойно-трассирующие. Всякие есть и полно.

– Ни хрена себе, а почему нам всё время говорят, что их нет? – обрадовался и одновременно разозлился Брехт.

– Угадай с трёх раз, как ты любишь говорить, – протянул руку для спора Светлов.

– Не до игр, Иван Ефимович, так говори, а потом я тебе свою страшную военную тайну поведаю.

– Эх, какой спор профукал! – Деланно огорчился диверсант. – Потому что это не снаряд, а патрон. Мы снаряды к «Эрликонам» просим. Они их закупают в Швейцарии и привозят. А нам не дают. У нас заявка на снаряды, а у них он числится, как «патрон калибром двадцать миллиметров». Не знают, куда девать, весь склад забит. Говорит Тёмка, ну, сослу… знакомец мой, привозят чуть не вагонами и никто не забирает.

– Нда, тут точно с трёх раз не угадаешь. Считай, выиграл спор. Теперь моя очередь интересными новостями делиться. Едем на поезде в Маньчжурию всем полком. Главная цель, конечно, железнодорожников освободить, а вот вторую угадывай, – теперь Брехт ему руку протянул. – С трёх раз.

– Полк? Это и танки и зенитки и самолёты и ружья противотанковые. Не нужно трёх раз, с одного угадаю, нужно Харбин захватить и государственный переворот устроить?

– Не интересно с тобой, Иван Ефимович играть, – вздохнул полковник. – Почти угадал. Нужно как на Хасане биться, пока они мира не запросят. Только там сопок и реки нет. Голая степь.

– Так и нас не тридцать человек будет, а тысяча без малого. Может, всё же лучше Харбин возьмём? – а рожа дооовооольная. Маньяк, не переделать.

Событие шестое

Армянин – армянину:

– Я слышал у тебя сын родился, как назвали?

– В честь Гагарина!

– Юрик, что ли?

– Неее, какой Юрик? Гагарик!

Если кто-то думает, что погрузить в эшелон, по сути, механизированную бригаду – это легко и просто, то он больной на всю свою голову оптимист. Десять танков Т -26Р. Пять танкеток со спаркой крупнокалиберных «Браунингов» и пять зенитных установок на базе всё того же танка Т – 26 со спаренными автоматическими пушками «Эрликон» – это уже двадцать платформ. А грузовики? Их десятки. А артиллерия? И около тысячи человек личного состава ещё. Брехт даже и не думал, что так много всего получится. Вроде тут небольшой батальон мотопехотный, тут рота танковая, там два зенитных батальона, разведрота, рота противотанкистов, пулемётная рота, ну и небольшой медсанбат. Хоть и сказали не брать шибко лишних, но медики это не лишние. На настоящую войну ведь собираются. Ах, да ещё рота обслуги. Полк как-то сумбурно собирался с мира по нитке все эти годы, потому всех поваров разбили не по подразделениям, а собрали в одну роту продовольственного снабжения. В ней склады с вкусняшками и полевые кухни. По зрелому размышлению так же поступили и с ротой техремонта. Если людей по ротам и батальонам распределить, то начнётся создание десятков кладовок с запчастями и прочими складами на все случаи жизни.

– Зачем вы это храните и заказали?

– Нада? Вдруг сломается.

А так все вместе и кладовок со складами в десять раз меньше, а обслуживание техники происходит в десять раз быстрее и качественнее. К тому же люди не варятся в собственном соку, а опыт друг у друга тырят и за это получают поощрения.

Всё это грохоча по железной дороге, двигалось к Чите. Руководил всеми этими передвижениями начальник штаба отдельного полка полковник Иван Христофорович (он же Оване́с Хачату́рович) не много ни мало – Баграмян. Тот самый. Попал случайно. Вообще, Христофорыч кавалерист и командовал армянским кавалерийским полком. Потом попал в Военную академию им. М. В. Фрунзе. После выпуска из академии в июне 1934 года был назначен начальником штаба 5-й кавалерийской дивизии (Киевский военный округ). 29 ноября 1935 года ему было присвоено звание полковника. И вот тут пошло всё чуть по-другому, чем в реальной истории. Как и в реальной истории, на него, служившего в «буржуазной армянской армии», был собран компрометирующий материал, но будущий полководец был спасён благодаря заступничеству Анастаса Микояна. Спасён, но так сказать прицел сфабриковать на него дело по обвинению в Троцкизме остался у некоторых товарищей с чистыми руками и пламенным мотором. Микоян в разговоре случайно обмолвился об этом с Тухачевским, и, бац, и будущий маршал победы вместо своей 5-й кавалерийской дивизии угодил начальником штаба отдельного зенитно-разведывательного полка имени Иосифа Виссарионовича Сталина. Спрятали с глаз подальше. Или опыт перенимать отправили. Или – то и другое. Самое прикольное в этом назначении, что, дожив до сорока лет, и, дослужившись до начальника штаба дивизии, Баграмян не был коммунистом. Лазарь Наумович долго шипел. Брехт переговорил с пока ещё не великим полководцем, и поехали они к товарищу Аронштаму заявление подавать. Пока вроде отстал. Приняли Оване́са Хачату́ровича кандидатом.

Вот на будущего маршала Победы Брехт и взвалил передислокацию полка. Комиссар у него теперь, если на звания 1940 года перевести, целый генерал – полковник. Большая шишка. И ручек своих он марать не будет. Прибудет сразу в Читу. Так что вся тяжесть передислокации легла на хрупкие армянские плечи.

Они с хорунжим пообщались, пообсуждали, попланировали эту операцию и поняли, что если действовать по плану, что в Хабаровске на Совете в Филях приняли, то железнодорожников с семьями можно живыми и не освободить. Китайцев с японцами побить получится, тут сомнений нет. Что там может быть на маленькой железнодорожной станции – не больше роты, и это просто необученные пехотинцы и по большей части китайцы. Куда им против отдельного полка. Тут одной полуторки с четырьмя крупнокалиберными «Браунингами» за глаза хватит, а вместо этого целый полк. А вот зато этим китайцам с японцами хватит всего лишь поджечь вокзал, или где они сотню людей держат. И всё, уже не спасёшь. Про вокзал Брехт сразу подумал. Больше столько народу, тем боле с детьми, содержать негде.

Одним словом, подумали и решили они со Светловым. Полк пусть едет себе. На железнодорожников сверху гаркнули, и полку для перевозки личного состава и технике полный зелёный свет выписали. Вот, пусть и едет под руководством будущего маршала.

Они же со Светловым и взводом диверсантов долетают до Благовещенска на летающих лодках. Их две теперь. Две лодки по шесть человек. Два рейса и они там. Плохо, что лететь над территорией Маньчжоу-го, но самолёты летят на приличной высоте и «Эрликонов» у японцев и китайцев точно нет. Потом второй перелёт. От Благовещенска до озера Умыкий близ города Краснокаменска. А это всего в сорока километрах от станции Маньчжурия. В результате за три дня доберутся. Полк обещали железнодорожники расшибиться, но через пять дней к месту выгрузки доставить. Так что, два дня есть на разведку и даже на освобождение арестованных железнодорожников с семьями.

Подойти тихо, вырезать охрану, уничтожить гарнизон и двигаться пешочком или даже, если повезёт, то частично на дрезине, в сторону советской границы. Ну, а потом подойдут основные силы и устроить японцам с китайцами демонстрацию того, что если кто «к нам с мечом придёт», тот просто не знает, что есть танки, самолёты и пушки «Эрликоны» с пулемётами «Браунинга». Да много чего есть, кроме мечей.

И, конечно, же, всё пошло не так.