Глава 24

Событие шестьдесят седьмое

Бегут Петька с Василием Ивановичем в атаку. Петька кричит:

– Василий Иванович! Вам штаны пулей сбило!

– Хер с ними Петька!

– Дык и я про то же.

Операцию решили назвать «Барбаросса». И Фридрих I Гогенштауфен, который был сыном Фридриха II Одноглазого, не имел к этому никакого отношения. Для названия этого неординарного имелось две причины: первая – отобрать у Гитлера название операции по вторжению всей Европы в СССР, пусть будет не такое запоминающееся и красивое. Вторая причина сейчас сидела перед Брехтом и остальными руководителями Интербригад, которым нужно было взять на штык столицу Арагона – Сарагосу. Причина была со стильной шкиперской бородкой, аккуратно подстриженной и в целом даже красивой, Брехт сразу себе решил такую завести и сфотографироваться в военно-морском итальянском мундире. Будет потом не только, что внукам рассказывать, но и показывать. «А это дедулька ваш Сарагосу взял на копьё».

Есть заковыка. Нужно найти фотоателье, где делают цветное фото. Всё дело в шкиперской бородке сидевшего перед интербригадовцами моряка – она, как и у сына Фридриха Одноглазого, была ярко-рыжего цвета. При этом волосы такой краснотой не блистали, ну, блондин, хоть и с небольшой рыжинкой. А борода чуть не красная, с яркими синими глазами смотрелось впечатляюще.

– Сергей Василевич, надо хотя бы пятьсот человек. Да, где хотите, хоть штабелями на палубе.

– Ну, если только штабелями, – кап три Макаров, специально гад, погладил свою бородку.

– Вы-то сколько выделите людей для десанта? – Папаша Отто русского не знал, но кап три спокойно ответил ему на языке Карла Маркса.

– Хундерт.

Народ закивал. Немецкий знали не все, но почти во всех языках мира числительное сто звучит похоже, только русский наособицу, да итальянский с испанским, у них как раз больше на русское – «сто» похоже.

Операцию бы даже планировать не стали ещё пару часов назад. Думали строго о противоположном, как бы ноги унести. Находиться на окраине Сарагосы стало просто невозможным. Ветер переменился и десяток тысяч неупокоенных тел расклёвываемых птицами испускал в сторону международного войска такие миазмы, что люди начали роптать, а кто и дезертировать. Нужно было уходить, в довесок к этому мудрому решению ещё и то было, что патронов и снарядов не осталось совсем, как и гранат, а у Мишки Чувака осталась только одна стрела. Только штыки и ножи, вот и всё оружие.

Единственным плюсом было, то, что занудил мелкий почти пылевидный дождик, чуть запашок уменьшив. А нет, ещё был плюсик, фалангисты выдохлись. Три дня непрерывных атак на окраину города, где окопались интербригадовцы, не дало им ничего кроме понимания, что в штыки идти на десятки пулемётов – это самоубийство.

Вот тут-то «Зоркий Сокол» с боеприпасами и подоспел. Сейчас немецкий батальон споро сгружал с эсминца разнокалиберные ящики с разнокалиберными патронами. Посмотрел на это Дон Педро и тут, как прояснило. Количество франкистов в городе за последние дни они существенно проредили, а боевой дух упал до нуля. Генерал Санька или – Сайенс де Буруага-и-Поланко отправлял людей на убой, а назад почти никто не возвращался. Слух по армии Франко распространился быстро. Да ещё десяток тысяч трупов, по которым нужно идти в атаку. Идти в прямом смысле, распугивая тысячи ворон и прочих галок, со всего Арагона слетевшихся. Поклевать на сон грядущий, пока дают.

– А что если нам сейчас загрузить на «Зоркий Сокол» один из батальонов и выгрузить его прямо на набережной поближе к северной окраине города?! Мы двинем с юга, а этот батальон с севера, да ещё эсминец их огнём из пушек и пулемётов поддержит. Скоробогатов пройдётся вдоль переднего края обороны на Мессере.

– А что, должно сработать, потери будут, городские бои вещь опасная, но лучших бойцов мы у них выбили. Должно сработать, – согласился с Брехтом Светлов.

Вот сейчас и сидели, окончательный план разрабатывая. Памятуя, что есть шпион в рядах руководителей, Брехт за всеми радиостанциями посадил людей подглядывать. Из диверсантов. Радиостанций в интербригаде теперь пять. Должен на такую актуальную новость крот клюнуть, побежит докладать «хозяевам». Тут его и схомутают.

Если пятьсот человек загрузить, да плюс Макаров выделит сотню из экипажа, с бору по сосенке набранного в Барселоне и окрестностях, да сам эсминец постреляет громко, должны у фалангистов не выдержать нервы, и они побегут. Или сдаваться начнут.

И тут неожиданно дискуссия завязалась. Одни командиры батальонов предлагали начать немедленно, другие произвести разведку боем, третьи дождаться ночи, а последние атаковать в час «Волка» в сумерках утренних.

– Нет, ребяты демократы, – остановил их переходящий в рукопашную битву спор. – Мы поступи не так. Атаковать будем завтра утром, не хватало в сумерках франкистов у себя в тылу оставить. Только в лобовую атаку тоже не пойдём. Сначала «Сокол» загрузит диверсантов и высадит их полукилометре севернее, потом немецкий батальон загрузит и поплывёт десантировать их на север Сарагосы. Началом атаки будет сигнал с Крейсера Аврора, ну, в нашем случае с эсминца «Зоркий Сокол». Всё расходимся, обеспечивайте людей патронами, кормите и спать укладывайте. Утром выступаем.

Алексей Волкогонов, он же диверсант с позывным «Волк» привёл избитого крота чрез час. Брехт даже не удивился, были у него смутные подозрения.


Событие шестьдесят восьмое

Идти на работу не хотелось, но жадность победила лень.

– Фимочка, перестань таки быть таким жадным.

– А ты мне что за это дашь?

Капитан Ежи Мазовецкий трепыхался. Неудачно. В смысле, не вовремя попался. Там, в польском батальоне, он для них чуть ли не кумир и уж точно – командир. Если сейчас перед строем расстрелять предателя, то, как поведёт себя батальон польский, неизвестно? В худшем случае могут и в спину ударить. Чёрт! Как по-польски?! До Дьябло! Холера ясна! Треклятый капитан!

– Что пан делал у рации? – поинтересовался. В штабе кроме Брехта был только Светлов, двое испанских детишек и Мишка Чувак.

– Отпустите! – да, пан русский почти на пятёрку знает. В одной империи жили.

– Отпусти его, Волк. – Диверсант врезал товарищу по печени, но отпустил, когда тот обвис, за воздух ручонками цепляясь.

– Я протестую! – бухнулся на колени, но живчиком поднялся вскоре.

– Хорошо. Иди, пан Ежи, готовь людей к атаке, – убежал, оглядываясь, подозревая небезосновательно, что в спину стрельнут.

Иван Ефимович и хотел. Брехт не дал ему вытащить до конца пистолет ТТ из кобуры.

– Подожди. Не время. Без его батальона нам города не взять. Рации теперь у него нет. Ничем помешать не сможет. Волк, ты за ним приглядывай, как пойдут в атаку, с крыши из снайперки сними его. Пусть умрёт героем. Почти четыреста поляков за нас – это сила, а почти четыреста поляков, что могут в спину ударить – это совсем другая сила.

– Эх, добрый ты, боярин, – бывший хорунжий пистолет назад в кобуру вложил и ремешок застегнул. Наверное, послышалось. Не мог же смотреть фильма, который с семидесятых снимут. А пьесу Михаила Булгакова «Иван Васильевич», мог прочитать? Уже написана, но прочесть на Дальнем Востоке. В СССР? Ох, сомнительно. Точно послышалось.

Бои за Сарагосу продолжались три дня. Почти удалось напугать франкистов, и основная масса убежала из города на запад, только в районе ратуши, которая расположена на площади Богоматери Столпа, такое не прошло. А всё из-за моста через реку Эбро. Дальше «Зоркий Сокол» не прошёл, и пришлось десант выгружать прямо посреди города. Немцы, которые были основой десанта, решили недостающие пару километров проделать пешком вдоль набережной, и проделали. В результате полицейские и фалангисты с севера города и с центральной части заняли ратушу или мэрию и все близлежащие двухэтажные дома. Уходить по-хорошему не хотели, отстреливались. И ведь не станешь из пушек эсминца палить по историческому центру города. По той простой причине, что это в том числе и музеи. Брехт решил промах Советского правительства исправить и кроме золотого запаса Испании прихватить с собой как можно больше произведений искусства. А в столице Арагона, в главном музее Сарагосы, который так и называется: «Музей Сарагосы» собраны, по словам Адонсии, множество картин, в том числе и несколько картин Франсиско Гойи. Да и золотых и серебряных кубков, чаш, подносов и прочих мечей с кинжалами хватает.

Как их оттуда выкурить непонятно. Брехт думал-думал и придумал такой ход. Нужно совместить приятное с полезным, не путать тёплое с мягким. За эти два дня он капитана Ежи не видел, Лёха Волкогонов подстрелить капитана не смог, тот шифровался, переодевшись в другую форму, и даже берет на пилотку поменял. Но что самое интересное, не удрал к господину Франко, на что-то надеясь. Вот, теперь и можно отправить штурмовать центр города поляков. Пусть идут на штурм, как и привыкли со штыками наперевес и криками «Хура». Два плюса одновременно. Меньше в мире станет пассионарных поляков и без стрельбы главным калибром можно будет музеи и ратушу захватить. Поляки должны справиться, при всех прочих разных, в храбрости им точно равных среди интербригадовцев нет.

Музей находился на улице Calle Espoz y Mina, слева была базилика, а справа вообще огромный кафедральный собор. Поляки не дураки, они окружили площадь и стали мелкими группками просачиваться под прикрытие собора, чтобы атаковать мэрию и музей с тыла. Снайпера пока отвлекали испанцев на себя, засев в домах на противоположной стороне площади и время от времени стреляя в, неосторожно высунувших, франкистов, доставалось и испанцам и красивым витражам, жаль их нельзя увезти. Домой бы вставить. Красота. Наконец, послышался звон стекла и поляки стали через окна заскакивать сразу в оба здания. Брехт, наблюдавший всю эту картину с мосинкой в руках, и тоже время от времени сокращая количество защитников музея, дал команду снайперам прекратить обстрел. Ещё по своим «нашим» попадут.

Когда через полчаса из обоих зданий стали выходить с поднятыми руками фалангисты, то Брехт с радостью прямо узрел и своего знакомого генерала Сайенса де Буруага-и-Поланко. Генерал выходил, намеренно заложив руки за спину, и с гордо поднятой головой. Фуражка поблёскивала в лучах, начавшегося пробиваться сквозь облака, впервые за неделю, солнца, золотым шитьём околыша.

Медали генерал перевесил и прорехи, что ему Брехт организовал, уже не было. Иван Яковлевич отложил винтовку и пошёл встречать пленников. Среди них и ещё пару генералов было, по крайней мере, золотого шитья на господах-товарищах хватало. Де Буруага-и-Поланко Дона Педро узнал и непроизвольно закрыл ордена и медали рукой. Жадина-говядина.


Событие шестьдесят девятое

– Папа, смотри, какого я ежа принёс!

– Сынок, ты уже здоровый детина, а в башке пусто, иди, поставь его обратно, видишь, танки полезли!

Грабили город этой же ночью. Далеко носить не надо, буквально в нескольких сотнях метров набережная Эбро и там стоит «Зоркий Сокол». Трюм, точнее, ту его часть, где находились снаряды, освободили и стали стаскивать из музея и ратуши добро. Еле за ночь управились, столько было в музее картин и всяких гобеленов. Золотой и серебряной посуды тоже в сумме на тонну набралось. Забрали и вазы. А ещё там был зал с южно-американской коллекцией. И тоже из золота в основном. Маски, фигурки ацтекских страшилищ. Хотя Брехт не великий специалист, может это божки Майя или Инков. Ничего, там, в Эрмитаже, рассортируют.

Центр города практически брошен, богатые господа сбежали вместе с франкистами, боялись, что их коммунисты экспроприируют. Не зря боялись, Брехт зашёл в одну такую квартиру, чтобы пресечь мародёрство, расстрелял собственноручно двух американцев. Коммунисты, блин, а вот набор столового серебра оказывается и коммунистам нужен. Посмотрел на картины на стенах и решил, что когда франкисты будут город назад отвоёвывать, так, как интербригадовцы, они церемониться не будут, и с самолётов побомбят и из танков с пушками постреляют. А ведь это всё исторические ценности. Жалко будет, если пропадёт. Потому, решили на срочно созванном совете командиров батальонов, ввиду возможной утраты исторических артефактов, срочно грузить их на «Зоркого Сокола» и вывозить.

– Товарищи, а ведь предметы культа тоже могут пострадать, – напомнил командирам интербригад науськанный Брехтом «Папаша Отто».

– Точно, – тут же сам Брехт и отреагировал, – давайте спасём для испанского народа исторически ценные вещи. Грузим всё на корабль. Про книги тоже не забываем. И про всякие другие ценности, кроме золота.

Через три дня на стометровом корабле не было ни одного уголка не занятого картинами, книгами, всякими серебряными и золотыми подсвечниками. Эх, себе бы. И жизнь, можно смело констатировать – удалась.

Фалангисты очухались через неделю. Причём подошли сразу и с запада, и с севера. Периметр фронта получился километров тридцать, а есть всего четыре тысячи пехотинцев. Часть перебросили с Барселоны, вновь приехавших интербригадовцев прислали. Немного всего шестьсот человек. И они толком не обстреляны. Студенты, рабочие. Часть жителей Сарагосы поддалась на уговоры и вступила в республиканские подразделения. При этом девушек было чуть ли не больше, чем мужчин. Ну, мужчин – громко сказано. Пацаны от четырнадцати до восемнадцати лет. Даже не пушечное мясо, так – едоки. Кормить-то их теперь надо Брехту.

Так, и ладно бы, отбились. Первый раз. С севера подошёл, по всей видимости, полк и решил сходу прямо маршевой колонной город занять, к несчастью для полка наткнулся он на поляков. Те встретили его пулемётным огнём, а потом и в штыковую атаку свою любимую пошли. Франкистов было раза в два больше, но если Кольт – это великий уравнитель, то немецкие пулемёты MG 34, они же «циркулярки», они же «производителем вдов» – это великие множители на ноль. От полка и роты, бегущих без оружия назад, одуревших от ужаса человек, не осталось.

С запада стоял немецкий батальон и в него входил отряд диверсантов. К сожалению «Зоркий Сокол» почти не привёз патронов к ПТРС, всего сто штук. А наступала бригада или даже корпус. И не простой, а механизированный. Не менее тридцати немецких танков и почти столько же броневиков. Плюсом и десяток итальянских танкеток. И в них сидели не богобоязненные испанцы, а повевавшие уже целый год немцы и итальянцы.

Всё же вот эта война и война, которая начнётся буквально через четыре года – Великая Отечественная – это совершенно разные войны. Танки артиллерия будут решать там исходы сражений. А здесь? Какой прок от Panzerkampfwagen I – он же Т-1? Что толку от этой спарки пулемётов? Против кого они должны воевать? Патроны к ПТРС истратили все, но до окопов из семидесяти единиц техники доползло только два десятка. Смяли бы если бы не одно но. Как последний резерв стояли снятые с «Зоркого Сокола» пара 13,2-миллиметровых пулемётов «Гочкисс» (Hotchkiss) образца 1930 года и пара «Браунингов» Акимушкина. Не держит десятимиллиметровая броня броневиков Фиат и тринадцатимиллиметровая броня Pz.Kpfw. I такие пули. Изрешетили. А потом эти же пулемёты ударили по пехоте. Раненых не было. Эти зверюги тело пополам просто перерубали.

В целом отбились, и отряд Светлова только двух человек потерял и троих ранило. Зато поляки почти все полегли в последней самоубийственной и главное никому не нужной атаке. Полегли вместе со свои командиром капитаном Ежи Мазовецкий. Он их и погнал в эту атаку, то ли реабилитироваться хотел, то ли просто смерть красивую искал, понимая, что долго не протянет со снайпером-то за спиной.

Отбились, только патронов к ПТРС больше нет. И нигде не добыть. Такого калибра больше никто не делает. Как практически закончились и патроны к Браунингам. Всё дорогие товарищи, больше воевать нечем. Чего там Павка Корчагин вечно просил, чтобы смену прислали. Вот и тут, пора уже смену прислать.

Не прислали же в книге Николая Островского. Там все от тифа умерли. Здесь, похоже, придётся умирать от острого отравления свинцом.

Загрузка...