Дорога смерти

17

На второй день путешествия по реке Лесная Кровь Брент и Имбресс вытащили плот на северный берег за добрых два часа до захода солнца. Они сократили дневной переход не столько из-за широкой отмели, которая облегчила выход на берег, сколько из-за голода — резкого мучительного голода, равного которому Брент не испытывал со времен своей белфарской юности. Накануне они смогли найти только клочок черничной полянки, наполовину задушенный цветущим папоротником, наводнявшим эту часть Улторна, — красивый, с белыми цветами из четырех лепестков, но абсолютно бесполезный, когда надо было заполнить болезненную пустоту в желудке.

Поиски продолжались до заката, но результатом их явились только несколько орехов, которые путники и разделили между собой. Пышные кроны деревьев полностью заслоняли солнце, в этой густой тени могли существовать разве что мхи, папоротники, ярко-красные грибы да некоторые сорняки. Голодные странники вернулись к берегу реки, обсуждая, можно ли поджарить найденные коренья. Клубни были достаточно велики и выглядели питательными, но ни Брент, ни Елена раньше с такими никогда не сталкивались, и потому они решили не рисковать, пока положение не станет совсем отчаянным. Тогда Брент нашел длинную узкую ветвь и принялся затачивать ее конец, предложив попытать счастья в рыбной ловле.

— Никто не ловит рыбу заостренной палкой, — подняла его на смех Имбресс.

Брент коротко взглянул на агента и, пробормотав что-то насчет сотрудничества, снова вернулся к работе, но солнце село раньше, чем он успел провести эксперимент. Усталые и голодные, путники провели несколько темных часов в еще более мрачных раздумьях, даже не разговаривая, пока наконец их не сморил сон.

Проснувшись на следующее утро, Брент нащупал рядом что-то мягкое и теплое.

— Имбресс? — пробормотал он, подумав, что женщина, наверное, ужасно замерзла ночью, если улеглась у него под боком.

Однако, открыв глаза, он обнаружил лишь жирного окровавленного зайца.

Елена, услышав свое имя, поднялась из травы ярдах в пяти от него.

— Что такое?..

Брент схватил зайца за длинные серые уши и высоко поднял над головой. Зверек был еще совсем теплый, должно быть, его убили всего несколько минут назад.

— Не может быть, чтобы вы это сделали, — недоверчиво пробормотал он.

Покачав головой, Имбресс опустилась на траву рядом с ним, рассматривая длинные неровные раны на шкурке животного.

— Это сделал какой-то хищник, — медленно произнесла она, все еще протирая заспанные глаза. Но с чего бы ему пришло в голову оставить свою добычу здесь?

Брент покачал зайца на руке, словно взвешивая.

— Понятия не имею, — признался он. — Но я готов строить любые предположения на этот счет… как только мы его зажарим.

Я не уверена, что это безопасно, — заикнулась было Елена, подозрительно разглядывая добычу, но все ее опасения рассеялись, как только в холодном утреннем воздухе запахло жареной зайчатиной.

Часом позже они опять пустили плот по течению, отметив, что река меняет направление, изгибаясь к северо-западу. Брент подумал, что им, возможно, придется одолеть большее расстояние на юг, чем они надеялись, но при нынешней скорости они все равно должны успеть поймать Хейна на выходе из леса. С зайчатиной в желудке он ощущал себя гораздо большим оптимистом, чем раньше.

Растянувшись у края плота — река здесь текла спокойно, — Брент закрыл глаза и вспомнил сон, который видел перед пробуждением. С некоторым испугом он осознал, что ему снилась Имбресс. Сон не был сексуальным, и, пожалуй, это беспокоило Брента еще сильнее. Простое желание он мог бы понять. В конце концов, последние несколько месяцев приходилось соблюдать вынужденное воздержание, так что его не удивили бы никакие фантазии в адрес любого существа с двумя или даже четырьмя ногами. Черт возьми, да еще пара таких месяцев, и даже Кэллом Пелл начнет казаться привлекательным!

Но сон Брента был гораздо причудливее. Они с Имбресс сидели в маленьком парке около Башни Совета. Происходящее смахивало на пикник — они что-то ели и хохотали, хохотали так безудержно, что пища вылетала изо рта.

«Ну, наверное, сон был навеян голодом», — подумал Брент. В Прандисе ему подчас снился Карн — иногда те дни, когда они вместе воровали в Белфа-ре, иногда времена шпионской деятельности. А порой ему снилось то, чего никогда не происходило наяву. Он обычно рассказывал Карну о своих снах, и они в шутку пытались истолковать их.

Нет, ему бы никогда не пришло в голову рассказать свой сон Имбресс. Дать ей понять, что она хоть как-то присутствует в его подсознании? Одна мысль об этом казалась унизительной.

Брент открыл глаза и повернулся к женщине. Елена сидела, скрестив ноги, в передней части плота, ее лицо скрывала завеса блестящих рыжих волос. Утром, пока поджаривался заяц, она быстро вымыла голову. Брент подозревал, что женщине очень хочется выкупаться целиком, но она не собиралась делать этого в его присутствии. Он, впрочем, тоже. Они достаточно намокали, вытаскивая и спуская плот на воду, и хотя их одежда находилась в жутком состоянии, ни один не решился предложить выкупаться и постирать вещи.

Бывший шпион полагал, что Имбресс, как и накануне, останется в этой позе большую часть дня. Так и будет сидеть, опустив голову и глядя в воду, не столько в поисках внезапных водоворотов, сколько желая сосредоточиться на задаче, ожидавшей их в конце речного путешествия. Он подумал, что на самом деле они с Имбресс похожи гораздо больше, чем ему хотелось бы признать. Целеустремленная. Упрямая.

Но имелось одно существенное различие, которого он не мог постичь до конца. Бывший шпион ввязался в эту безумную погоню, потому что Хейн искалечил одного из очень немногих людей, к которым Брент был привязан. Даже мимолетная мысль об этом наполняла его сердце яростью, заставляя руки тянуться к рукояти меча. В Прандисе Брент считал себя неуязвимым. Если бы Хейн украл у Брента состояние, у того нашлось бы еще несколько, припрятанных про запас. Если бы убийца поджег завод, у Брента имелось еще несколько. Но за целую жизнь Брент встретил только двух людей, которых мог назвать настоящими друзьями, пусть даже один из них часто доводил его до белого каления. Теперь Карн был искалечен, а второй, Брент в этом почти не сомневался, лежал мертвым под развалинами Хаппар Фолли.

Опять его захлестнула волна сожалений — почему он не был добрее к Марвику, пока имелась такая возможность? Впрочем, с ним так обычно и бывало, верно?

Однако Брент никак не мог понять мотивов, движущих его спутницей. Судя по всему, у нее не имелось никакого личного интереса. Господи, да она всего лишь наемный работник! И тем не менее она здесь, рискует жизнью только потому, что Тейлор Эш приказал ей. Можно подумать, рабочие с завода Брента стали бы рисковать жизнью, чтобы способствовать росту производства, нелепость! Или это как-то связано с Эшем? Может быть, этот человек умеет добиваться слепого повиновения? Подумав, Брент отмел эту мысль. Елена Имбресс действовала так, словно на кону стояло нечто большее, чем ее карьера или желание угодить начальству. Просто она почему-то должна была делать то, что делала. Весь этот вздор насчет войны — даже насчет весьма маловероятной возможности, что Индор действительно хочет нарушить Принятие Обета, — как она может так относиться к этому, ведь даже ее собственная жизнь значила для нее меньше? Между Индором и Чалдисом сотни раз случались войны до Принятия Обета и сотни после. Во все времена бывали войны и гибли солдаты. А посему нужно держаться подальше от правительства и зарабатывать достаточно денег, чтобы, если понадобится, откупиться от призыва. Чем дольше Брент смотрел на спину Елены Имбресс, тем эта женщина казалась ему более загадочной.

Он пытался подремать, он считал валуны, мимо которых они проносились, он бессчетное число раз тыкал копьем в рыбу, проплывавшую мимо, но, несмотря на все попытки отвлечься, спокойствие дня и бесконечный плеск реки действовали угнетающе. Наконец Брент наклонился вперед и прекратил бесполезную борьбу с собственным любопытством.

— Что же заставило вас пойти работать в министерство разведки? — спросил он.

Елена резко откинула голову назад, настолько удивил ее внезапный вопрос Каррельяна. Учитывая его безмерное презрение к ее работе, она просто не могла вообразить, с чего вдруг он проявил к ней интерес. Если этому человеку просто скучно и он хочет праздной болтовни, у Елены не было ни малейшего намерения обеспечивать ему такое развлечение. А если он хотел поднять ее на смех…

Она пристально посмотрела на спутника, ожидая увидеть притаившуюся на его губах насмешку, но Брент избегал взгляда женщины, упорно созерцая стремительно мчащуюся реку. Пытался ли он посмеяться над ней или нет, но Елена не могла придумать ничего более безопасного, чем дать честный ответ.

— Если хотите знать, Каррельян, — произнесла она холодно, — я пошла работать в министерство, потому что в армию женщин не берут. А даже если бы и брали, я могу принести больше пользы в разведке, чем сидя на берегах Циррана и ожидая, пока индорцы решат развязать следующую войну. Я пошла работать в разведку, ибо в отличие от вас я считаю, что большинство чалдианцев — приличные, трудолюбивые люди. И я уверена, что Республика, как бы ни было развращено правительство, все равно лучше, чем любая индорская монархия. Или гатонская теократия, это безразлично.

Брент наклонил голову набок, как будто обдумывая ее ответ.

— Это объясняет, почему нам вообще нужно министерство разведки, признал он. — Это то, за что я плачу налоги. Но почему вы захотели работать именно там?

— Неужели вам это на самом деле интересно, Каррельян? — рассмеялась Имбресс.

Брент ничего не ответил. Он просто сидел на прежнем месте, глядя на изменчивую игру света на поверхности воды. Нет никакой нужды продолжать, решила Имбресс.

Но почему-то продолжила рассказывать.

— Я выросла в Аторе, Каррельян, это далеко, и я сомневаюсь, что вам известна моя семья. Мой отец сделал свое состояние, торгуя тканями. На тканях можно заработать гораздо больше денег, чем вы думаете. Состояние не такое, как у вас, конечно, но вполне достаточное для того, чтобы мой отец начал копить разные вещи.

На краткий миг вместо вод Лесной Крови перед мысленным взором Елены появилась река Раммюн, которая текла рядом с поместьем ее отца. Весной она бурлила неподалеку от ухоженного парка с подстриженными кустами и пустыми бельведерами, с изъеденными временем статуями, стоявшими, словно отшельники, среди зарослей миртов и азалий, единственных друзей маленькой девочки.

— Именно это и делал мой отец, Каррельян. Он копил разные вещи. Дома, лошадей, экипажи, жену, двух дочерей, полдюжины любовниц. Полагаю, несколько внебрачных детей. Жена умерла, он завел другую. На самом деле они обе умерли, а со временем умер и он. Я оставила сестру управлять поместьем — у нее для этого более подходящий характер, чем у меня, — и уехала в Прандис.

Брент оторвал взгляд от реки и был немного удивлен выражением лица Имбресс. Горечь?

— Я не понимаю, — честно признался он.

Имбресс кисло улыбнулась.

— Я и не думала, что вы поймете.

Брент снова уставился на воду. Довольная тем, что разговор окончен, Имбресс обратила взгляд на запад, но тут, к ее немалому удивлению, Брент заговорил снова.

— Касательно предложенной вами сделки, — негромко произнес он. — Вы получите то, что хотите. Мадх будет первым.

Женщина с удивлением обернулась. Она не думала, что Каррельян может чем-то удивить ее. Во всяком случае, не до такой степени.

Видимо, где-то в глубине души этот человек все же сохранил некое представление о чести. Или, возможно, он хотел ее как женщину и решил, что это единственный способ. Но все это не имело значения, помощь Брента была нужна, как воздух. Она примет ее… а о последствиях подумает тогда, когда придет необходимость.

— А я даю слово вам, — наконец ответила Елена. — После Мадха — Хейн.

Брент молча покачал головой, и она вдруг заметила, что у этого человека печальные глаза. Второй раз за день он удивил ее.

— Мадх первый, но Хейн по-прежнему мой. Только мой.

Мадх первый, Хейн за ним — такой порядок езды установился за то время, что эти двое путешествовали по Улторнскому лесу. Коса Красотки в некоторых местах была достаточно широка, чтобы рядом могли ехать двое, но Мадх и Хейн ни разу даже не попытались изменить установившийся порядок, поскольку им было совершенно нечего сказать друг другу. В конце концов, только Мадх знал эту тропу, и потому ехать первым имело смысл именно ему, но для индорца не это являлось основной причиной. Просто Мадху не хотелось лицезреть своего подручного хотя бы на мгновение дольше, чем это было необходимо. Он изо всех сил старался не замечать убийцу, так что иногда ему почти удавалось поверить, будто он скачет по Косе Красотки в одиночестве, точно так же, как несколько месяцев тому назад он ехал в Чалдис.

Единственным недостатком подобного расположения являлось то, что ему приходилось терпеть крайне неприятное присутствие Хейна за спиной. Интуиция Мадха подсказывала: убийца, вынужденный столь долго смотреть на чью-либо спину, мог не устоять перед желанием вонзить в нее кинжал. Но Мадх также знал, что наемник сумеет противостоять подобному желанию, и не только из-за своей жадности, — Хейн был напуган. Конечно, он скрывал свой страх, тщательно загнав его в самую дальнюю щель своей души, окутанной саваном садизма и порочного юмора. Только такой опытный знаток людей, как Мадх, мог разглядеть хорошо замаскированную уязвимость Хейна. И как бы убийца ни пытался скрыть свое состояние, оно давало о себе знать: Хейн боялся леса. Сперва убийца казался вполне довольным, но вот уже на протяжении двух дней, с тех пор как они услышали сначала пробуждение Друзема, а затем треск с корнем выдираемых деревьев и страшный грохот, когда монстр обрушил башню Хаппар Фолли, Хейн жил с осознанием, что с некоторыми обитателями Улторна не справиться при помощи его жалких кинжалов.

А Хейн, по сути, ничего еще и не знал об ужасах, скрывавшихся в чаще леса.

На протяжении всего пути Мадх мысленно скользил между деревьями, прочесывал траву, выискивая признаки дремлющего сознания древних монстров. Похороненные, как Друзем, спрятавшиеся в пещеры, покрытые мхом, залегшие на дно прудов, погруженные в долгую спячку, но живые, эти чудовища цеплялись за свое тусклое существование. Без могучего потока магии, свободно распространявшейся в мире до Принятия Обета, большинство из них были обречены оставаться лишь жалкими тенями, которые с каждым уходящим веком становились все более расплывчатыми, постепенно превращаясь в легенду. Но другие, подобно Друзему, сохранили частицу прежней мощи, и их надо было только пробудить — кровью или заклинанием, произнесенным там, где они могли поймать добычу в ловушку и устроить пир.

Время от времени Мадх размышлял о том, что в драгоценном камне, спрятанном у его бедра, заключена вторая жизнь всех этих ужасных тварей. От этой мысли маленькие волоски на руках вставали дыбом. Мысль настораживала, но одновременно и возбуждала. Теперь, когда в распоряжении Индора окажутся чалдианские Фразы, с помощью которых можно нарушить Принятие Обета, Чалдису придется соглашаться на практически любые требования. Даже теоретическая возможность того, что Индор пустит Фразы в ход, являлась козырной картой, которую королевский дом Джурин — и Сардос — смогли бы разыгрывать до конца своих дней.

Легкая улыбка промелькнула на губах Мадха. Только это и выдавало торжество, переполнявшее его душу, иного Мадх себе не позволил, хотя даже наемник не мог увидеть его лицо.

— Мы не можем ехать быстрее?

Мадх вздохнул. Он объяснял это Хейну каждый день, но убийца принадлежал к тому типу людей, которые не могут чувствовать себя счастливыми, если они не убивают и не жалуются.

— Если мы пустим лошадей галопом, — устало сказал Мадх, — то в конечном итоге только потеряем время. Самый быстрый способ передвижения по Улторну это равномерная, спокойная езда. И способ, кстати говоря, наиболее безопасный. Если мы будем ехать ровным шагом, я смогу избежать опасностей впереди и перегнать те, что остались позади.

Нахмурившись, Хейн стегнул лошадь длинными кожаными поводьями и быстро поравнялся с Мадхом.

— Какие еще опасности позади?

— Возможно, Каррельян и прочие. Убийца скрипнул зубами.

— А я-то думал, что твой пушистый любимец там, сзади, присмотрит за ними.

Мадх пожал плечами.

— Не исключено, Друзем так и сделал. По крайней мере, я полагаю, что он убил хоть кого-то из них. Прошло немало веков, и эманации его голода распространялись на много миль вокруг — для тех, у кого есть мозги, чтобы это обнаружить. А Хазард и его дружки отнюдь не безмозглые, и, что меня тревожит гораздо больше, там, в Хаппар Фолли, я чувствовал присутствие магии. Хазард не маг, равно как и та надоедливая шпионка, которая его сопровождает. Следовательно, к этой компании присоединился кто-то еще. После твоей последней встречи с магом, я полагаю, ты не слишком-то рвешься к следующей.

Хейн припомнил свой поединок с Таремом Селодом, и морщины у него на лбу стали глубже.

— Почему бы тебе не послать одного из своих отвратительных мелких приятелей назад, чтобы разузнать, как там дела у наших преследователей?

Улыбка опять появилась на губах Мадха. Он подумал, что если Хейн настолько ненавидит гомункулусов, может, стоит после возвращения малышей из разведки заставить их подольше побыть рядом с ним?

— Гомункулусы приносят больше пользы, когда обследуют дорогу перед нами, — сухо произнес Мадх. — Или ты предпочел бы наткнуться на кого-нибудь из дальних родственников Друзема? Пока мы продолжаем двигаться, нам нечего опасаться чалдианцев, даже если им всем удалось ускользнуть от древнего монстра. Я заманил их в Хаппар Фолли в основном затем, чтобы выиграть время, и мне это удалось.

Не в состоянии подыскать какой-нибудь достойный ответ, кроме ругательства, Хейн позволил лошади пойти шагом и отстал от индорца. Этот медленный темп являлся для Хейна пыткой, больше всего убийце хотелось пустить свою лошадь бешеным галопом.

Он кинул взгляд в сторону, где среди широких дубовых листьев его острые глаза заметили какое-то движение… но там ничего не оказалось. Только проклятый лес, который, похоже, никогда не кончится, вечно будет наблюдать за ним, чего-то ожидая.

Хейн стиснул зубы и сосредоточился на тропе, лежавшей перед ним. Он в сотый раз подумал о том, что все было бы и вполовину не так худо, если бы им не пришлось поспешно покидать Белфар, в результате чего он не успел раздобыть побольше веридина.

Кэллом Пелл присел на корточки, сначала он изучал взглядом, а затем провел пальцем по следам подков, тянувшимся на запад.

— Мы догоняем? — с надеждой спросил Марвик.

С исчезновением Брента вор растерял большую часть своей жизнерадостности, чего и опасался Кэллом Пелл. Чувство юмора Марвика просыпалось теперь только изредка, да и то было несколько вялым. В какой-то степени его пригрели Каладоры, пытаясь заполнять время светской беседой. Но, похоже, им не удалось развлечь беднягу. После исчезновения друга Марвик затих и полностью сосредоточился на погоне.

Пелл опять провел пальцами по следам, оставленным Мадхом и жалея, что он не может хотя бы дать точный ответ на вопрос Марвика. Это тоже послужило бы слабым утешением, но тем единственным, которое мог предложить Пелл.

— Не могу сказать, — наконец вздохнул следопыт.

У Марвика опустились плечи, словно эти слова означали поражение.

— След, — объяснил Пелл, — это не часы и не записка, оставленная теми, за кем вы гонитесь. «К вашему сведению, мы прошли здесь через полчаса после восхода солнца». Я смотрю на следы, чтобы определить, насколько отчетливы их края, как сильно их сгладил или стер ветер. Эти следы были оставлены от семи до девяти часов назад. Возможно, мы наверстали час, а может, и потеряли его. Может быть, мы идем ровно с той же скоростью. Удовлетворись этим, Марвик, потому что никто не смог бы определить это точнее.

Марвик вернулся к своей лошади. Глаза вора наполнились тоской, но тут его остановила Миранда, тихо окликнув по имени. Большую часть утра она провела, глядя на небо, словно погрузившись в сны наяву или разглядывая лес. Но теперь чародейка опять казалась собранной и внимательной.

— У меня есть информация, которая может вас заинтересовать, — объявила Миранда. Марвик совершенно не представлял, какую новость она припасла для него. Женщина даже не слезала с лошади, чтобы изучить следы, как сделали остальные ее спутники. Она просто сидела на лошади, принадлежавшей раньше Бренту, и смотрела на облако. — Я нашла Каррельяна и Имбресс, — просто сообщила она.

Головы мужчин тут же повернулись к ней.

— Или, вернее, мне следовало сказать, Мышка нашла их. Это моя вина, что она не обнаружила их раньше. Я посылала сову обыскивать лес, а надо было пролететь над рекой. Они построили плот и уже обогнали нас на сорок лиг вниз по течению.

На мгновение Марвик просто застыл на месте, пораженный услышанным. Затем он моргнул и запустил руки в жесткую шевелюру цвета морковки, словно пробуждаясь от сна.

— Они в безопасности? — быстро спросил он.

— На данный момент — да, — ответила женщина, наблюдая за тем, как вздох, который копился два дня, наконец сорвался с губ Марвика.

— Что ж, — пробормотал Марвик, матушка всегда говорила, что чем уродливей сорняк, тем труднее его выдернуть. И я думаю, она была права.

Вор взлетел в седло, на его губах в первый раз за последние два дня опять появилась знакомая кривая ухмылка.

— Давайте двигаться дальше, — предложил он. Но Кэллом Пелл с минуту помедлил, прежде чем усесться на спину Одноглазого.

— Может, — неловко поинтересовался лесник, — вам стоило бы послать эту вашу сову вперед, на поиски Мадха? Тогда бы мы более точно знали, где он находится.

Но Миранда покачала головой.

— Боюсь, это невозможно, — сказала она, не утруждая себя объяснением, сколько опасностей таило бы в себе подобное задание. Маг моментально распознает помощницу чародейки… а если ему удастся поймать ее, он способен сотворить ужасные вещи. Но даже не это являлось главным соображением. У совы имелась другая, более важная работа.

— Я могу общаться с Мышкой только на ограниченном расстоянии, объяснила Миранда. — Когда я в последний раз говорила с ней, она уже находилась на самой границе моего восприятия. Еще тогда птица спросила, нужно ли ей вернуться, или она должна следовать за нашими друзьями по реке. Я предпочла последнее. Теперь я могу не получить вестей от Мышки несколько дней.

Кэллом Пелл кивнул, и маленький отряд двинулся в путь, пребывая в гораздо лучшем расположении духа, чем после отъезда из Хаппар Фолли. Вновь вокруг них замелькали бесконечные дубы и ивы, а впереди — нечеткие следы Мадха.

На следующее утро, когда Брент и Имбресс проснулись, их ждал еще один недавно убитый заяц.