Дракула, любовь моя

ГЛАВА 14

Я ощутила внезапный порыв ледяного ветра, затем стремительное движение, вспышку разноцветных образов и громкий вибрирующий гул в ушах. В тот же миг мы очутились на залитом лунным светом заднем крыльце огромного старого каменного особняка — соседнего поместья.

— Как ты это сделал? — потрясенно спросила я, когда он опустил меня на землю.

— Суть всего лишь в физике. — Он ласково пригладил локон, который выбился из моей прически, и добавил: — «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио».[17]

У меня подгибались ноги, я пыталась собраться с мыслями. Узнав цитату из «Гамлета», недоверчиво покачала головой и сказала:

— Но мы стояли на балконе второго этажа, и наши земли разделяет высокая стена. Ты умеешь летать?

— В этом облике — нет, — засмеялся он. — Однако я могу передвигаться скачками, причем намного быстрее, чем в состоянии уловить человеческий глаз. Но только на небольшие расстояния, поскольку это подрывает мои силы.

Я постаралась справиться с изумлением. Граф отпер дверь и пригласил меня войти. Внутри царили кромешная темнота и холод. Пока я ежилась в промозглом воздухе, он зажег свечу. В ее мерцающем свете я увидела, что мы стоим в просторном, старом и пустом вестибюле. На полу лежал толстый слой пыли, высокие стены были затянуты паутиной, которая свисала, точно флаги, густо покрытая пылью.

— Прошу прощения за столь плачевное состояние дома. Он обширен и много лет стоял пустым, — заявил Дракула, взбегая по длинным лестничным пролетам так быстро, что я едва поспевала за ним. — Я приложил все силы к тому, чтобы сделать пригодной для жилья одну-единственную комнату. К счастью, ваш поисковый отряд, по-видимому, не обнаружил ее вчера ночью.

Мы поднялись на верхний этаж. Посередине длинного темного коридора Дракула взмахнул рукой, и часть обшитой панелями стены скользнула назад.

— Добро пожаловать в мою гостиную, — произнес он.

Мы вошли. Я остановилась и огляделась вокруг в крайнем удивлении, потому как не ожидала ничего подобного от этого древнего, наполовину средневекового особняка. Комната была теплой, уютной и элегантно обшитой дубовыми панелями, с длинными темно-красными бархатными шторами на окнах, стремящихся к потолку. В нескольких высоких канделябрах горели свечи, которые вместе с двумя газовыми лампами наполняли помещение мягким золотистым светом. Мебель и толстые турецкие ковры выглядели дорогими и роскошными. Но больше всего меня поразили дубовые шкафы, которые стояли вдоль двух длинных стен от пола до потолка и были наполовину заполнены книгами всех цветов и размеров. На полу в беспорядке располагалось множество распечатанных коробок с книгами, которые ждали своего часа. Судя по всему, тут было несколько десятков тысяч томов.

— Это больше похоже на библиотеку, чем гостиную, — в изумлении произнесла я, глядя на названия книг, многие из которых выглядели очень старыми.

Они охватывали множество тем, включая историю, биографию, философию, науку, медицину, поэзию и беллетристику — от античной классики до современности, от популярных произведений до никому не известных. Также я заметила собрание книг по черной магии, алхимии и суевериям. О многих заголовках я даже не слышала, и мне нестерпимо захотелось заглянуть в эти издания.

— Где ты взял столько книг? — спросила я.

— Они прибыли из моего замка в Трансильвании. Это лишь малая часть моей библиотеки. Ты правда думала, что во всех ящиках была земля?

Я кивнула, лишившись дара речи, хотя мне не следовало так удивляться. В конце концов, мы с мистером Вагнером говорили о литературе часто и подолгу. Две половинки мужчины, которого я знала, начали сливаться в моем сознании в единое чарующее целое… А ведь меня еще ждали сюрпризы. На соседнем столике я увидела пишущую машинку, учебник стенографии Грегга и ворох страниц, на которых граф явно практиковался в том и другом.

Я посмотрела на Дракулу и смущенно улыбнулась. Он пожал плечами.

— Мне захотелось обучиться искусствам, которые представляют для тебя такой интерес.

Под его взглядом я залилась краской, внезапно осознав, что мне больше не холодно. Сняв шаль, я обратила внимание на яркий огонь, весело пылавший в камине и источавший ласковое тепло.

— Ах! — в тревоге воскликнула я. — Ты не боишься, что кто-нибудь заметит дым?

— Это бездымный огонь.

Внимательно взглянув на пламя, я увидела, что его языки скорее алые, а не желтые. Они пожирают вполне настоящие бревна, но дыма действительно нет.

— И вновь все дело в физике, полагаю?

— Вроде того.

Я в изумлении смотрела на него. Мне снова снится странный сон? Но нет, в глубине души я сознавала, что это происходит наяву. Едва войдя в комнату, я ощутила характерный резкий запах, который был насыщенным, густым и странно знакомым. Теперь я обнаружила его источник. В углу стоял мольберт, обращенный холстом от меня. На столике рядом с ним теснились баночки масляных красок, карандаши, кисти, растворители, альбомы и разноцветная палитра.

Это открытие настолько поразило меня, что я зачем-то выпалила:

— Ты рисуешь?

— Чуть-чуть.

Я подошла к мольберту и встала перед холстом. Это был портрет маслом, еще совсем свежий, новый, написанный столь совершенно и изысканно, что его можно было принять за работу Рембрандта или Леонардо да Винчи. Я в изумлении смотрела на холст и видела себя.

На портрете я была одета в красивое изумрудно-зеленое вечернее платье с глубоким вырезом, искусно расшитое бисером. Светлые волосы зачесаны наверх, обнажая бледное горло. Я улыбалась с притворной застенчивостью, как будто хранила приятный секрет. Сомнений в любви художника к модели не возникало. Я сразу же узнала себя, но он сумел изобразить меня намного более красивой, чем я себя считала. На столике рядом с мольбертом я заметила крошечную фотографию, которую Джонатан сделал год назад. Выцветший снимок в тонах сепии казался блеклым и безжизненным по сравнению с сияющей красавицей на портрете.

Я услышала, как Дракула подходит ко мне сзади.

— Тебе нравится? — тихо спросил он.

— Да. Когда ты ее написал? — Мой пульс участился от его близости.

— Я начал ее много недель назад, когда только прибыл сюда. Она была моим утешением.

— Ты прекрасный художник. — Я не знала, что еще сказать.

— Я обнаружил, что можно стать мастером почти в любой области, если у тебя есть искорка таланта и вечность, чтобы раздуть ее.

Он подошел совсем близко, прижался к моей спине, положил руки на плечи. Я знала, что пора отстраниться. Я должна сохранять безопасную дистанцию, укрепить свое сердце против него. Но от этого прикосновения я лишилась сил, охваченная внезапным томлением, и не могла это сделать.

Губы графа прижались к моим волосам, затем спустились ниже и ласково коснулись шеи.

— Мина, много недель я мечтал о том, как приведу тебя сюда. Я никогда не верил, что это возможно, и все же ты здесь.

Теперь мое сердце неистово колотилось. Он собирается укусить меня снова? Я опасалась этого и в то же время, к своей досаде, желала. Я страстно мечтала о том, как его зубы пронзят мою плоть, о яркой эротической волне удовольствия, которая непременно за этим последует. Я закрыла глаза, невольно испустив тревожный вздох.

Он напрягся и произнес с глубоким сожалением:

— Ты все еще боишься. — Дракула резко отпустил меня и отступил с коротким ироническим смешком. — Прости. Я говорил себе, что могу находиться рядом с тобой и не испытывать соблазна, но ошибался. Впредь постараюсь сдерживать свои аппетиты.

Я разочарованно молчала, глядя, как он пересекает комнату, стараясь унять учащенное дыхание и замедлить лихорадочное биение сердца. Он открыл сундук и достал изумительное, расшитое бисером вечернее платье из изумрудно-зеленого шелка — то самое, которое было на мне на портрете.

— Я заказал его в Уитби. — Он протянул наряд мне. — Подумал, что этот цвет подходит к твоим глазам. Я собирался подарить его там, но… ты уехала так внезапно.

— Ах! Какая прелесть.

Я даже не мечтала о подобной вещи. Но это было уже слишком. Мои чувства не выдерживали такого множества новых и удивительных чудес за столь короткий промежуток времени.

— Но… ты же понимаешь, что я не могу его принять. Как я объясню появление этой вещи?

— Быть может, ты окажешь мне любезность и наденешь его здесь?

— Лучше не стоит. Но все равно спасибо.

Он разочарованно отложил платье в сторону и подвел меня к небольшому столику посреди комнаты, который был элегантно уставлен позолоченным фарфором, тонким хрусталем и серебром, украшенным обильной резьбой.

Граф выдвинул для меня стул и спросил:

— Не желаешь ли немного подкрепиться? Я не знал, какую пищу ты предпочитаешь, потому раздобыл всего по чуть-чуть.

Он поднял серебряную крышку с блюда, стоявшего передо мной, и моему взору открылся восхитительный выбор холодного мяса, сыра, хлеба и фруктов, от аппетитных ароматов которых у меня потекли слюнки. Мне польстило, что Дракула предпринял такие усилия ради меня, и внезапно я поняла, что умираю от голода, несмотря на тревогу, поскольку за ужином была слишком напряжена и ничего не ела. Я опустилась на предложенный стул.

— Благодарю.

— Бокал вина?

— С удовольствием.

Посмотрев, как он открывает бутылку бордо, я подумала, что красное вино будет очень кстати. Но все прочие мои мысли и чувства продолжали пребывать в замешательстве. Утонченный джентльмен передо мной был весьма интересным, страстным, образованным и культурным. Разве мог он являться тем чудовищем, на которое мы охотились, потусторонним существом, жаждавшим выпить мою кровь?

— О чем ты думаешь? — спросил граф, наливая темно-красное вино в изящный хрустальный бокал.

— О том, как странно сидеть здесь в качестве твоей почетной гостьи, — солгала я. — Еще о том, что я не знаю, как тебя называть. Мысленно я все еще считаю тебя мистером Вагнером. Кстати, откуда взялось это имя?

— Я восхищаюсь его музыкой, — пожал он плечами.

— А обращение «граф Дракула» кажется мне слишком официальным…

— Называй меня по имени. Николае.

— Николае.

Я вспомнила, что видела это имя, когда изучала документы на поместье. Моя рука невольно задрожала, когда я взяла предложенный бокал, и граф не преминул это заметить.

Нахмурившись, он сел напротив. Я отрезала ломтик сыра, положила на хлеб и откусила. Восхитительно. Хозяин дома не стал снимать серебряную крышку со своего блюда, а лишь смотрел, как я ем.

— Ты действительно не можешь есть обычную пищу? — спросила я.

— К сожалению, это удовольствие мне недоступно.

— Почему? Если ты можешь глотать кровь, почему не способен есть или пить?

— Вспомни о плотоядных и травоядных животных. Мои органы функционируют подобно твоим, но обмен веществ навсегда изменился. Теперь я могу переваривать только кровь.

Я кивнула и продолжила расспросы:

— Что ты… ешь с тех пор, как прибыл в Англию?

— В основном беру необходимые мне крохи у летучих мышей и волков — у диких животных. Хотя должен признаться, что ради удовольствия и поддержания сил пил кровь у нескольких людей, которых встретил на пустынной улице поздно ночью. Сперва они пугались, как обычно, но после приходили в экстаз. Я постарался, чтобы мои кормильцы ничего не запомнили.

Неудивительно, что незнакомцам понравилось кровопускание, если они испытали хотя бы половину того, что и я.

— Но я-то все помню, — возразила я.

Он взглянул на меня и молча поднял брови, давая понять, что таково было его намерение. Я покраснела.

— Значит, ты никогда не убиваешь своих жертв?

— Только если теряю контроль, пью чересчур много или слишком часто, но это случается крайне редко. — Вампир улыбнулся и спокойно произнес: — Не надо так пугаться. Обещаю, что с тобой никогда не позволю себе излишеств и не утрачу контроль.

Меня пронзило мрачное предчувствие. Он дал обещание так небрежно, однако говорил о моей жизни, которой мог положить конец в любое мгновение, случайно или намеренно!

Я постаралась не думать об этом и спросила:

— Ты дышишь?

— Иногда. По привычке, не из необходимости.

— Если я тебя уколю, пойдет кровь?

— Да. Но я исцелюсь очень быстро, словно никогда и не был ранен.

Все это было поистине сверхъестественно. У меня снова свело живот. Я отложила кисть винограда, не в силах больше есть.

— Как мне тебя успокоить? — нежно спросил он.

— Поговори со мной.

— С удовольствием. Разговоры с тобой были одной из величайших моих радостей с того дня, как мы встретились. Для того я и привел тебя сюда. Полагаю, ты накопила множество вопросов ко мне.

— Да.

— Спрашивай. Я расскажу все, что ты захочешь узнать.

С чего же начать?

Я пригубила вино, немного помедлила и сказала:

— Ты уверяешь, что я не должна тебя бояться. Но я знаю, какова твоя суть. Я вижу, что тебе нелегко, как ты говоришь, сдерживать свои аппетиты. Ты признался, что пил кровь Люси, и все же утверждаешь, что не убивал ее. Как я могу тебе поверить?

— Прошлой ночью я уже говорил об этом. Смерть Люси стала трагедией, но я в ней не виновен.

— Нет, виновен! Я видела вас той первой ночью на утесе в Уитби. Ты напал на нее, невинную, беззащитную девушку, которая ходила во сне!

— Так вот что она тебе сказала? Впрочем, я не удивлен. Боюсь, моя драгоценная Мина, что все было немного иначе.

— Но что же случилось?

— Я бродил по кладбищу Уитби, которое стало мне особенно дорого. Ведь именно там я впервые встретил тебя. Люси обладала весьма чувствительным разумом. Возможно, именно поэтому — или же потому, что вы спали бок о бок в одной комнате, — она уловила мысли, которые предназначались тебе.

— Мысли, которые предназначались мне?

— Я довольно живо, как мне сейчас представляется, думал о том дне, когда ты станешь моей.

Внезапно я вспомнила сон, который привиделся мне в ту самую ночь, о высоком темном существе с красными глазами, которое произнесло: «Ты станешь моей!», да и предыдущий, о бурной ночи, когда я встретила в таинственном коридоре то же существо без лица.

— Вскоре среди могил появилась молодая женщина, босая, в белой ночной сорочке. Я узнал ее, поскольку уже видел Люси в твоем обществе. Не желая напугать девушку, я спрятался в тени, недалеко от скамейки, которую вы облюбовали. Она заметила меня, подошла, глядя прелестными голубыми глазами, и спросила: «Сэр, вы потанцуете со мной?»

— Люси хотела, чтобы ты потанцевал с ней? — недоверчиво переспросила я.

— Я сразу догадался, что она делает все это во сне, и спросил, неужели она желает танцевать прямо здесь и сейчас, среди могил, без музыки? Томно улыбнувшись, Люси придвинулась ближе и ответила: «Сэр, я мечтаю потанцевать в павильоне, с тех пор как приехала в Уитби. Я скоро выйду замуж. Мне больше не доведется танцевать с незнакомцем. Прошу, потанцуйте со мной! Я буду вальсировать под музыку, звучащую в моей голове». Я не усмотрел вреда в ее милой просьбе и потому заключил твою подругу в объятия.

Я негромко ахнула. Я слишком хорошо знала о склонности Люси к хождению во сне и аппетитах в том, что касалось мужчин и танцев, чтобы усомниться в его рассказе.

— Она начала напевать «Голубой Дунай», — продолжил он. — Минуту или две мы кружились в вальсе на траве, на вершине утеса. Люси неплохо танцевала даже во сне, хотя, конечно, далеко не так изысканно, как ты. Сжимая ее в объятиях, я невольно ощутил растущий голод, поскольку она была очень красива, но сдерживался, памятуя о том, что вы подруги. Глаза Люси вскоре закрылись, и она осела мне на руки. Я отвел ее к скамейке, уложил и уже решил оставить там, но она внезапно распахнула глаза, полностью очнулась, залилась краской и мгновение казалась смущенной. Затем Люси схватила меня, притянула к себе и поцеловала. Это оказалось так приятно, что я утратил контроль. Она была юной, прелестной. Я не мог устоять и припал к ее горлу. Часы на колокольне пробили час, и вскоре слабый голос крикнул: «Люси! Люси!» Я поднял взгляд и увидел кого-то вдалеке, на противоположном утесе. Только позже я понял, что это была ты. Я повернулся, чтобы уйти, но Люси вновь схватила меня и прижала ртом к горлу. Я выпил еще немного и оставил ее, когда она снова заснула. Я проследил, как ты будишь подругу, после чего на всякий случай проводил вас до дома.

Я слушала его рассказ в немом изумлении. Николае разительно отличался от образа гнусного монстра, бессовестно напавшего на мою безмятежную, невинную подругу. Я также вспомнила довольно странное поведение Люси той ночью, которое выдавало, что она прекрасно помнит произошедшее. Да и потом ей было что скрывать.

— На следующий вечер я познакомила вас в павильоне, — медленно сказала я, отставляя бокал. — Почему она тебя не узнала?

— Полагаю, узнала краешком сознания, хотя на утесе я явился ей в другом облике.

Я глядела на него. Возможно, той ночью он напоминал того себя, которого мы с Джонатаном встретили на Пикадилли?

— Я заперла Люси в нашей комнате, чтобы защитить ее, и все же ты вернулся к ней в облике летучей мыши.

— Она попросила меня прийти.

— Попросила? Но как?

— Я уже говорил, что Люси обладала сильной волей и чувствительным разумом. Обычно я не слышу мысли других людей, но ее раздумья иногда до меня доносились. Полагаю, именно поэтому она помнила, как я пил кровь, несмотря на мои попытки очистить память твоей подруги. По-видимому, ей понравился тот первый обмен, и она жаждала продолжения. Я нуждался в крови, так почему не принять столь щедрое предложение? Но поверь мне, количество крови, которое я выпил у Люси в облике летучей мыши, не повредило бы и младенцу, не говоря уже о молодой женщине ее возраста и роста. Я не понимаю, почему здоровье Люси ухудшилось в Уитби. Возможно, она не обладала крепким телосложением или страдала заболеванием сердца, подобно своей матери. Почему девушка заболела в Лондоне — совсем другая история, которую я уже изложил. Я навестил ее там, потому что услышал зов и надеялся что-нибудь узнать о тебе.

— Обо мне?

— Я терзался, не зная, как ты добралась до Будапешта, все ли у тебя хорошо, вышла ты замуж или нет… Люси встретила меня в саду в Хиллингеме. К моему разочарованию, она еще не получила вестей от тебя. Ей нечего было рассказать. Я направился прочь, но она была отнюдь не скромницей, твоя Люси. Полагаю, девушка воображала, что немножко влюблена в меня. Она подбежала и заключила меня в объятия, умоляя укусить, прямо здесь и сейчас, уверяя, что тоскует и томится. Учитывая мое душевное состояние в тот миг… В общем, я был не в настроении отказывать. Следующие десять дней у меня хватало других дел. Я понятия не имел, что ваш доктор Ван Хельсинг убивает ее своими абсолютно необоснованными медицинскими экспериментами.

Я вновь лишилась дара речи. Возможно, он лжет, плетет небылицы только для того, чтобы преодолеть мое предубеждение, однако его описание характера Люси на редкость похоже на правду. Кто способен понять ее томление лучше меня, которую вампир Дракула укусил лишь однажды! Мои глаза наполнились слезами.

С яростью и болью я подумала: «Ах, Люси! Мы полюбили одного и того же мужчину, и ты поплатилась за это жизнью!»

— Прости, — тихо произнес он. — Я расстроил тебя. Я знаю, что ты любила свою подругу и тоскуешь по ней.

— Ты не только расстроил, но и разозлил меня! Даже если все произошло именно так, ты виновен в бледности Люси, из-за которой ей потребовалось переливание крови!

В его глазах вспыхнула неукротимая ярость, он отвернулся, сжав губы в тонкую линию.

— Ей не требовалось переливание крови, — со злостью возразил Николае. — Возможно, той ночью я выпил у Люси больше крови, чем следовало. Это было ошибкой. Но если бы ее оставили в покое, со временем запасы крови восстановились бы. Она должна была поправиться без посторонней помощи. Я отчасти виню себя за то, что вообще явился к ней в Лондоне, поскольку именно этот визит предупредил твоих друзей о моем существовании! С другой стороны, я рад, поскольку… — Его глаза метнулись на меня, вновь спокойные и полные темного очарования. — Да, именно это привело тебя ко мне.

Переменчивость его настроения пугала. Все же устоять перед подобным взглядом было невозможно.

— Похоже, ты не грустишь о ее смерти, не считая того, что уход Люси причинил тебе неудобства.

— Я сожалею, что она умерла молодой. Ее гибель причинила тебе боль. Вследствие некомпетентности Ван Хельсинга я был вынужден превратить ее в вампира. Люди смертны, но я подарил Люси вечность.

— Вчера ты сказал, что сделал мою подругу вампиром по ее собственной просьбе. Как это возможно?

— Когда я встретил Люси в следующий раз, она умирала, была слишком слаба, не могла встать с постели даже для того, чтобы пригласить меня войти. Волк, с которым я подружился в зоопарке, явился на мой зов и вломился в окно. Затем Люси пригласила меня в дом… но было уже слишком поздно спасать ее. Она это знала и попросила превратить ее в вампира. Я пытался отговорить девушку, но она считала, что подобная участь лучше смерти.

— В дневнике она написала другое. В комнату через разбитое окно влетели пылинки, и она словно очутилась во власти чар. Затем Люси потеряла сознание.

— Разве я в ответе за сказки, за которыми она скрыла правду?

Мои щеки вспыхнули — его слова попали в цель. Я тоже написала сказки в своем дневнике прошлой ночью, чтобы никто не узнал правду о визите Дракулы, и намеренно ни разу не упомянула о мистере Вагнере, с тех пор как начала делать заметки в Уитби.

— Допустим, все это правда, — сказала я. — Но как ты мог согласиться, зная, что обрекаешь ее на жизнь монстра, порочной соблазнительницы и охотницы на детей!

— Я мог исцелить Люси от этого! Мина, за долгие годы своего посмертного существования я создал крайне мало себе подобных. Меньше всего мне хотелось выпускать на волю в Лондоне молодого, неопытного вампира, существо, одержимое неконтролируемым желанием и жаждой. Я боялся, что это привлечет ко мне внимание и поставит под угрозу мою безопасность, как, собственно, и вышло. Но после того, что случилось, я ощущал себя… в долгу перед Люси. Я предупредил ее о том, чего следует ожидать, пытался обучать и наставлять в эти первые, самые важные дни после перемены… но девушка была упрямой и не обращала внимания на мои уроки. Если бы у меня было больше времени, я сумел бы с ней справиться. Она научилась бы сдерживаться, познала бы радости вечной жизни. Но, вернувшись, я нашел в склепе лишь изуродованные останки. Ван Хельсинг и его сотоварищи безжалостно убили ее.

— У них не было выбора! — Слезы заструились по моим щекам. — Они сделали это, чтобы спасти ее душу! Люси не должна была стать…

Я не сумела закончить, поднялась из-за стола и отошла, оплакивая утрату своей драгоценной подруги. Дракула молча приблизился и протянул мне льняной носовой платок.

Я пыталась обрести присутствие духа, вновь и вновь задаваясь вопросом, можно ли ему доверять. Как убедиться, что все сказанное им — чистая правда?

Я вихрем повернулась к нему и заявила:

— Хорошо. Возможно, я глупа, но ты убедил меня. Я поняла то, что касается Люси. Но это не объясняет того, что случилось, когда Джонатан нанес тебе визит в Трансильвании. Зачем ты так мучил его?

— Мина, он был моим гостем, — вздохнул Дракула. — Поначалу мне нравилось его общество, в особенности наши разговоры о тебе. Я неизменно выказывал по отношению к нему лишь крайнюю любезность, хотя его враждебность ко мне нарастала. Он сам себя мучил.

— Это как же? — скептически спросила я.

Дракула начал расхаживать по комнате, говоря с немалым оживлением.

— Я не развлекал гостя уже более полувека, с тех пор как двое образованных отважных англичан появились у моей двери однажды ночью, заплутав во время бури. Мы сразу понравились друг другу. Они провели у меня не один месяц. С их помощью я отточил свой английский, благодаря им начал питать неподдельный интерес, даже любовь к вашей стране и ее жителям. Когда через много лет приехал мистер Харкер, я сознавал, что слуги — горстка цыган, которые время от времени выполняли мои поручения, — не отвечают британским стандартам. Поэтому я лично встретил мистера Харкера. Похоже, он счел это весьма странным. Затем однажды утром я поздоровался с ним, когда он брился. Твой жених случайно поранился и неизвестно почему обезумел от страха.

— Джонатан сказал, что вздрогнул, потому что не увидел твоего отражения в зеркале, которое ты тут же в ярости выбросил в окно.

— Так вот чего он испугался! Зеркала! Мне следовало догадаться. На самом деле меня расстроил крест, который я заметил на его шее, свидетельство того, что местные жители настроили его против меня. Я выбросил зеркало в припадке злобы, рассудив, что гостю лучше не бриться, если он склонен к частым порезам. Не то мои сестры учуют его кровь и пренебрегут моими требованиями оставить его в покое.

— Твои сестры? — в изумлении повторила я. — Те странные женщины — твои сестры?

— Да. — Хватило единственного слова Дракулы, его вида и тона, чтобы передать крайнюю неприязнь к ним. — Они поистине бич моего существования. Несмотря на все мои усилия обучить их, сестры так и не овладели искусством самоконтроля. Я постарался оградить от данных особ мистера Харкера, заперев большинство дверей в замке и запретив ему спать где-либо, кроме собственной комнаты. Однако, обнаружив это, он вообразил себя пленником и впал в панику.

— Но он и был под арестом! Ты заставил его остаться на два долгих месяца!

— Я не заставлял, а попросил его остаться.

— Ты вынудил его заранее написать письма домой!

Дракула отвел глаза и вкрадчиво произнес:

— Обычная предосторожность. Наша почта весьма ненадежна… и я забеспокоился. Я потратил много сил и денег, чтобы начать новую жизнь в вашей стране, хотел, чтобы мой приезд остался незамеченным и никто меня не тревожил. Мистер Харкер стал бояться меня. Он знал все об этом поместье и многое — о моих деловых предприятиях. Я опасался, что если он вернется в Англию прежде, чем я ступлю на ее берега, то распустит слухи, которые обеспечат мне весьма нелестный прием. Потому я попросил, чтобы он остался до тех пор, когда буду готов уехать.

— Причина действительно была в этом?

Он снова посмотрел на меня и уточнил:

— Что ты имеешь в виду?

— Прошлой ночью ты сказал, что решил встретиться со мной. — Я хладнокровно глядела на него. — Ответь мне честно. Эта решимость… как-то повлияла на твое желание задержать Джонатана в Трансильвании и скрыть от него мое местоположение, чтобы ты мог достичь Уитби первым?

Его глаза от злости вспыхнули алым пламенем. Он треснул кулаком по маленькому столику с такой силой, что его крышка разлетелась вдребезги.

— Нет! — воскликнул граф.

Я вскочила так резко, что стул упал на пол, и вскрикнула в тревоге и ужасе. Впервые в стенах этого дома мне пришло в голову воспользоваться тайной склянкой святой воды, которую я захватила с собой.

Наступила грозная тишина. С колотящимся от волнения сердцем я наблюдала за Дракулой. Он стоял как вкопанный с отсутствующим выражением глаз, кстати, вновь синих, и пытался обрести контроль над собой. Наконец его черты смягчились. Николае снова посмотрел на меня и безупречно спокойным голосом, немного смущенно и с неприкрытой любовью произнес:

— Прости. Возможно, в твоих словах есть доля истины, пусть даже в то время я считал иначе.

«В нем хотя бы достаточно человеческого, чтобы признать это», — подумала я.

Мне было ненавистно то, что он натворил. Ужасно было думать, какие муки пришлось претерпеть из-за меня Джонатану. И все же… когда Дракула подошел ко мне, поднял стул и протянул мне руку, на его лице были написаны такие раскаяние и мольба, что мне захотелось простить его. Он усадил меня в удобное кресло у камина.

Стремясь успокоиться, я тихо произнесла:

— Вновь прошу честного ответа. Ты пытался свести Джонатана с ума с той же целью?

Дракула покачал головой и искренне ответил:

— Нет. Что бы ни скрывалось за моим желанием отсрочить отъезд мистера Харкера, я никогда не пытался свести его с ума. Наоборот, хотел защитить. Как раз в это время он пробрался в запретное крыло замка, хотя я недвусмысленно его предостерегал. Мои презренные сестры нашли твоего жениха и попытались соблазнить. Полагаю, я появился как раз вовремя. Разумеется, он так и не поблагодарил меня. Боюсь, что с этого момента его мысли начали путаться. Казалось, он сомневается в реальности происходящего.

— Неудивительно, учитывая то, чему он стал свидетелем! Он видел, как твои сестры растаяли в воздухе прямо у него на глазах, и дважды наблюдал, как ты полз по стене замка, подобно ящерице!

Дракула удивленно посмотрел на меня.

— Подобно ящерице?

— Он видел, как ты вылез из окна и спустился вниз головой по отвесной стене, прежде чем исчезнуть в дыре. В другой раз на тебе красовался его собственный костюм!

— Его костюм?

— Да! Зачем ты это сделал?

Николае мгновение помолчал, нахмурился и спросил:

— Он сказал, что я полз вниз головой? Значит, на самом деле Джонатан не видел моего лица?

— Полагаю, нет.

Дракула кивнул и пояснил:

— Должно быть, одна из моих сестер сыграла с ним злую шутку. Они часто крали мою одежду, переодевались и меняли облик, когда отправлялись на поиски пищи, чтобы намеренно пугать местных жителей.

Это объяснение застало меня врасплох.

— Если так, то одна из твоих сестер напугала его до полусмерти.

— Все же я об этом не знал, — печально покачал головой Дракула. — Полагаю, мне следовало уделять больше внимания тому, чтобы развеять его страхи. Но он сам подогревал их, ненавидел меня все больше, поэтому вряд ли стал бы слушать. Когда мистер Харкер наконец объявил о своем желании уехать, меня обеспокоило его решение пройти долгий путь в темноте в одиночестве, но я не собирался его останавливать.

— Ты призвал к двери волков!

— Вовсе нет. Я лишь чувствовал, что они рядом, собирался успокоить их и убедить проводить мистера Харкера, но он в ужасе попятился и убежал. На следующее утро Джонатан застал меня в состоянии транса, когда я проверял один из ящиков с землей перед путешествием, и попытался убить! Конечно, удар заступом был бы для меня не опасен. Я мог встать и уничтожить его в мгновение ока, но решил воздержаться от этого.

Я смотрела на Николае в оцепенении. У него на все готов ответ!

— Тогда почему незадолго до ухода Джонатана из замка ты сказал этим женщинам: «Имейте терпение. Завтрашняя ночь принадлежит вам!»?

— Потому что хотел, чтобы они оставили его в покое. Я знал, что мистер Харкер уедет наутро. Я договорился с цыганами, чтобы они сопроводили его на первом отрезке пути домой. Поверь, Мина, если бы я испытывал извращенное желание преподнести сестрам мистера Харкера на блюде, то не стал бы так долго тянуть. Если бы я сам хотел выпить его кровь, то мог бы сделать это в любое время, но не сделал.

Я не могла отрицать разумность его слов, но спросила:

— А как насчет того ужасного мешка?

— Какого?

— Джонатан написал в дневнике, что ты принес своим сестрам мешок, в котором корчилось полузадушенное дитя! Невинное существо, которое должно было утолить их жажду крови!

— Дитя? Он подумал, что это ребенок? — Дракула внезапно засмеялся. — Неудивительно, что мистер Харкер потерял сознание от ужаса. Мина, в том мешке не было ребенка. В нем лежал ягненок.

— Ягненок?

— Подарок фермера за то, что я отвел опустошительные полчища насекомых от его поля. Овечья кровь не идет ни в какое сравнение с человеческой, но порой нам приходится довольствоваться только ею. Один ягненок насытил нас четверых. К тому же, когда мы выпили его кровь, я приготовил из него превосходный ужин для нашего смертного гостя.

Я встала, отошла, разрываясь между облегчением, недоверием, тревогой, и тихо спросила:

— А женщина, которую сожрали волки? Что ты ответишь на это?

— Какая женщина?

— Джонатан сказал, что она колотила в ворота замка, рыдала и требовала, чтобы ты вернул ее пропавшее дитя. Затем ее окружила и загрызла стая волков.

— Боже! Так вот как Харкер это истолковал! Я все лучше и лучше понимаю, почему он сторонился меня в таком ужасе, — Дракула покачал головой и продолжил: — Почему твой жених решил, что она умерла? Видел мертвое тело?

— Он сказал, что она исчезла.

— Твой муж говорит на моем языке?

— Нет.

— Тогда откуда ему знать, что сказала та женщина? Похоже, тот многоязычный словарь, который он привез с собой, натворил больше вреда, чем пользы. Местные жители знают обо мне, Мина. Им известны мои силы, они страшатся их и, как правило, обходят меня стороной; но иногда, в минуты отчаяния — как с тем фермером — приходят просить об услуге. Та женщина ни в чем меня не обвиняла. Она пришла с просьбой найти пропавшего ребенка. Я отправил волков на поиски. Они привели малыша ко мне во двор, прямо в ее объятия, и она сразу убежала домой, надеюсь, чтобы примерно наказать негодника. Очевидно, мистер Харкер неверно истолковал то, что видел. Очень жаль, что он не упомянул о своих опасениях. Я бы расставил все по местам, но Джонатан был и остается настоящим англичанином. Он не проронил ни слова.

Я ухватилась за стул, глядя на Дракулу в потрясенном молчании. Я не знала, что и думать. Внезапно я поняла, что почти каждое свидетельство злодейств графа Дракулы дошло до меня через вторые руки, за исключением того, что он намеренно задержал Джонатана в Трансильвании из-за меня. Все, что видят, объясняют или описывают другие люди, может быть неверно истолковано или основываться на ложных сведениях — разве не так?

Неужели мы все серьезно обманулись в этом человеке? Конечно, образцом добродетели его не назовешь, но, возможно, он вовсе не исчадие ада?

Дракула подошел ко мне, остановился, коснулся ладонью щеки, заглянул глубоко в глаза и нежно произнес:

— Мина, клянусь честью, единственное зло, которое я причинил твоему мужу — пусть и величайшее из всех, — то, что возжелал женщину, которую он любит.

У меня перехватило дыхание. Он стоял совсем близко. Я видела лихорадочное желание в его синих глазах, и во мне нарастало ответное томление. Внезапно вся моя ярость, сомнения и страхи испарились. Меня перестало волновать, лжет он или нет. Мне больше не было дела, добр он или зол. Важно было одно: чтобы руки этого мужчины обвились вокруг меня, его тело тесно прижалось к моему, губы отыскали мои.

— Они полны решимости уничтожить тебя, — прошептала я. — Что мне делать? Как помочь тебе?

— Вряд ли ты можешь это сделать, дорогая. Но не волнуйся, я позабочусь о себе.

Он притянул меня ближе и поцеловал, долго и страстно. Желание переполняло меня. Когда его губы спустились мне на горло, я задрожала в предвкушении, зная, что последует дальше, и мечтая об этом.

«Он обещал, что я буду в безопасности, — напомнила я себе. — Клялся не навредить мне».

Николае расстегнул бархатную ленточку на моей шее и отшвырнул ее в сторону. Его алые глаза заглянули в мои. Я дала безмолвное согласие, запрокинув голову и ожидая в напряженном экстазе.

Наконец зубы вампира пронзили мою плоть, и я испытала острую радость, когда моя теплая кровь, пульсируя, потекла в его тело.