Дракула, любовь моя

ГЛАВА 4

Люси уверяла, что слишком вымотана после танцев, чтобы ходить во сне, но той ночью я все равно заперла дверь и, как обычно, привязала ключ к запястью. Люси сразу же уснула и казалась такой безмятежной, что я не ожидала никаких хлопот. Однако мои надежды на мирную ночь оказались тщетны. В голове теснились мысли о мистере Вагнере и моем на редкость недостойном поведении. Когда я наконец забылась сном, меня дважды будила Люси, которая нетерпеливо пыталась выйти. Всякий раз она казалась раздосадованной тем, что дверь заперта, и мне приходилось укладывать ее в кровать.

На следующий день Люси отпустила совершенно неожиданное замечание, когда мы возвращались домой к ужину. Мы провели день на своей скамейке на Восточном утесе. Я опасалась, что это место станет немного другим… и даже зловещим, поскольку нашла на нем Люси в столь компрометирующем виде всего две ночи назад. Но она словно полюбила его даже крепче меня. Более того, мне приходилось прикладывать массу усилий, чтобы отвести ее домой поесть.

Мы как раз поднялись на вершину лестницы, ведущей с Западного причала, и остановились, чтобы насладиться пейзажем. Солнце висело совсем низко, окутывая церковь и аббатство на дальнем утесе чудесным розовым сиянием. При виде этого взор Люси странно затуманился, и она мечтательно произнесла:

— Снова его красные глаза! Они ничуть не изменились.

Захваченная врасплох, я уставилась на нее. Люси впервые упомянула те самые красные глаза, которые я дважды видела во сне и один раз на вершине утеса над телом Люси в ту ужасную ночь. Выражение ее лица было таким странным, что я проследила за ее взглядом. Она смотрела через гавань, на Восточный утес, на ту самую скамейку, которую мы только что покинули. Я с трудом разглядела на ней одинокую темную фигуру и, пораженная, ахнула, поскольку, несмотря на немалое расстояние, глаза незнакомца и вправду пылали, как два раскаленных уголька. Через мгновение иллюзия исчезла, словно ее породило алое свечение заходящего солнца.

— Люси, о чем ты говоришь?

— Что? — Подруга растерянно моргнула, как будто возвращаясь из грез наяву.

— Ты что-то сказала о мужчине с красными глазами.

— Правда? — Она странно хихикнула и покачала головой. — Понятия не имею, о чем я.

Я не поверила ей, но она больше не сказала об этом ни слова.

Как ни старалась, я не могла перестать думать о мистере Вагнере. Мои мысли целыми днями возвращались к нашим разговорам и его объятиям во время вальса.

Той ночью, после того как Люси легла в кровать и крепко уснула, я заперла дверь и прокралась в павильон в надежде вновь увидеть его, прекрасно сознавая, что поступаю скандально. К моему разочарованию, мистер Вагнер так и не появился, хотя я прождала довольно долго. Не желая танцевать ни с кем другим, я покинула павильон и некоторое время гуляла по Западному утесу под яркой, прекрасной луной.

Вернувшись домой и войдя в нашу комнату, я с удивлением увидела Люси, которая крепко спала, прислонившись к створке открытого окна. Рядом с ней на подоконнике сидела большая черная птица. Я подумала, что это странно. Птицы редко летают по ночам, особенно летом, не считая видов, ведущих ночной образ жизни, таких как совы. Однако я не слишком встревожилась, взбежала по лестнице, отперла дверь и вошла. Подоконник был уже пуст.

— Люси, с тобой все в порядке? — спросила я.

Она забралась в кровать. Ее лицо было бледным, дыхание тяжелым. Подруга держалась рукой за горло, как будто замерзла, и не отвечала. Я заботливо подоткнула одеяло. Даже во сне было заметно, что она напугана, и мне оставалось только гадать, чем именно.

Наутро за завтраком Люси была ужасно усталой и выглядела бледной, как никогда. Пока она ковырялась в тарелке, хозяйка принесла письмо, которое только что пришло. Лицо подруги просияло, когда она увидела, что это весточка от Артура.

— Он пишет, что его отцу много лучше, — тихо сообщила Люси, просмотрев послание. — Артур сможет приехать с визитом через неделю или две и надеется, что мы совсем скоро поженимся.

— Замечательно, — ответила ее мать.

На глаза миссис Вестенра внезапно навернулись слезы, появление которых она объяснила радостью. Но позже, когда Люси удалилась подремать, а мы с миссис Вестенра пили чай в гостиной, она открыла мне истинную подоплеку своих чувств.

— Как ты знаешь, Люси — мое единственное дитя, — произнесла добрая женщина, со вздохом опускаясь в кресло. — Мы всегда были очень близки. Мне горько терять ее, сознавать, что она вскоре станет замужней женщиной и больше не будет нуждаться во мне так, как прежде. Все же я испытываю облегчение и благодарность судьбе оттого, что у нее вскоре появится новый защитник.

— Уверена, она будет часто приходить к вам за советом и поддержкой, миссис Вестенра, — тепло улыбнулась я. — Даже самый лучший муж никогда не заменит мать.

При этих словах миссис Вестенра подавила тяжкое рыдание, и свежие слезы заструились по ее щекам.

— Ах! Мадам, что случилось? — огорченно воскликнула я. — Я вас чем-то расстроила?

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с духом и ответить:

— Здесь нет твоей вины, дорогая. — Женщина промокнула глаза льняным платочком. — Просто ты не все знаешь… Я никому пока не говорила. — Она помедлила. — Если я тебе расскажу, пообещай, что не передашь Люси. Я не хочу ее волновать.

— Обещаю, — ответила я.

Как странно было оказаться хранительницей секретов и матери, и дочери, более того, беречь и собственный!

— Вероятно, ты заметила, что в последнее время я нездорова.

— Да, вы легко утомляетесь.

— Это все мое сердце. Оно слабеет. Врач говорит, что мне осталось не больше пары месяцев.

— Пары месяцев? — воскликнула я.

Миссис Вестенра печально кивнула и продолжила:

— Он говорит, что уже сейчас внезапное потрясение может убить меня в любой миг. Вот почему я тихо сижу в своих комнатах с тех самых пор, как мы приехали сюда.

— Ах! Миссис Вестенра, мне очень жаль. — Я горевала о ней и о Люси, которую, несомненно, подкосит кончина матери. — Могу я чем-нибудь помочь? Облегчить вашу участь?

Она ласково улыбнулась, взяла меня за руки и сказала:

— Просто пообещай, что после моей смерти ты останешься такой же верной подругой Люси, какой была всегда.

— Конечно, — отозвалась я, поцеловав ее в щеку. — Можете не сомневаться.

Шли дни, и, к моему смятению, наибольшие опасения вызывало здоровье не миссис Вестенра, а Люси. Она утратила аппетит, становилась все более бледной, усталой и вялой, под ее глазами появилась изможденная синева, причин которой я не понимала. Ее мать пребывала в равном замешательстве, уверяя, что Люси никогда не страдала малокровием, нет его и теперь. Когда я спросила подругу о странных симптомах и нездоровье, она заявила, что озадачена не меньше меня.

Стояли ясные и солнечные дни, но во время прогулок я ни разу не встретила мистера Вагнера. Несмотря на это, я сопротивлялась соблазну прокрадываться в павильон по ночам, вместо этого оставалась дома и приглядывала за Люси. Я следила, чтобы наша комната всегда была надежно заперта, но все же дважды просыпалась и находила подругу в обмороке у открытого окна.

— Дорогая, что ты делала у окна? — спросила я однажды ночью, после того как нашла ее без чувств и уложила в кровать. — Ты ужасно бледна. Я вызову врача.

Она немедленно проснулась и закричала:

— Нет! Никакого врача. Что он может поделать? — Затем Люси как-то странно, жутковато рассмеялась и решительно ущипнула себя за щеки, чтобы вернуть им цвет. — Вот видишь? Со мной все хорошо. Просто замечательно.

Она вела себя так необычно, что я испытывала немалое волнение. Оно переросло в тревогу, когда я, подоткнув одеяло, заметила крошечные ранки на шее подруги, которые она всегда старательно прятала днем.

— Люси, отметины на твоей шее… Помнишь, я нечаянно уколола тебя булавкой? Они до сих пор не зажили, кровоточат и, кажется, стали еще больше.

— Я же говорила, мне не больно. — Она прикрыла ранку рукой. — Оставь меня в покое. Мне нужно поспать.

— Если за пару дней ничего не изменится, то мне придется вызвать врача, — заявила я.

Наутро Люси выглядела особенно усталой и бледной и отказалась вставать с кровати. Хотя мне не хотелось бросать ее, она настояла, чтобы я отправилась гулять в свое удовольствие и не мешала ей спать. Я взяла журнал и вышла на улицу, намереваясь провести пару часов за чтением на Восточном утесе. Небо было серым и пасмурным.

Глубоко погрузившись в раздумья, я прошла мимо рыбного рынка и приблизилась к мосту, когда в мои мысли ворвался знакомый голос:

— Мисс Мюррей?

Я подняла глаза и увидела мистера Вагнера всего в нескольких футах, рядом со ступеньками, ведущими на мост. Мое сердце лихорадочно забилось, как всегда при встрече с ним. Он выглядел особенно элегантно в модной соломенной шляпе, лихо заломленной на темноволосой голове.

— Мистер Вагнер!

— Чудесное утро.

— Вы думаете? По мне, слишком облачно. Хорошо хоть, что дождь не собирается.

— Это радует, поскольку я только что нанял лодку.

— Вы наняли лодку? — удивленно переспросила я.

— Да, вон ту, синего цвета, — указал он на прелестный маленький ялик, который стоял на якоре рядом с мостом. — Вы уже катались по реке?

— Нет. Мы с Люси мечтали об этом с тех пор, как приехали в Уитби… Но теперь она недостаточно здорова для подобной прогулки.

— Как жаль. Ее общество поистине приятно. Однако поскольку ее рядом нет… позвольте пригласить вас на небольшую прогулку по воде. Я слышал, что в миле вверх по течению есть прелестное местечко.

Предложение было весьма соблазнительным, и я мгновение размышляла над ним. Но разве у меня была возможность его принять?

— Благодарю за приглашение, сэр, но боюсь, что вынуждена его отклонить, дабы соблюсти приличия, — с глубоким сожалением ответила я.

— Приличия?

— Мне понравилось танцевать с вами, сэр, даже очень, но это было в павильоне, полном людей. Прогулка по реке без компаньонки — это немыслимо.

— Неужели? — На его губах заиграла улыбка, когда он взглянул на редких прохожих, которые не обращали на нас никакого внимания, а затем снова посмотрел на меня. — Вам правда есть дело до того, что подумают люди, мисс Мюррей? Кто узнает или возмутится, если вы проведете сегодня несколько часов на реке… с компаньонкой или без? Почему бы не забыть об осторожности хотя бы раз в жизни?

Я невольно рассмеялась и подумала: «Мина Мюррей, ты двадцать два года жила в мире и покое и всегда вела себя крайне благопристойно. Правда, кто узнает или возмутится? Люси велела тебе гулять в свое удовольствие. Так последуй ее совету! Наслаждайся своим последним летом на морском курорте, прежде чем навек остепениться!»

— Вы правы, сэр. Мне следует время от времени забывать об осторожности. Я охотно прокачусь с вами на лодке.

Он улыбнулся и протянул мне руку. От его прикосновения меня пронзила дрожь. Пока мистер Вагнер вел меня по лестнице к ялику и помогал подняться на борт, я отогнала прочь все покаянные мысли и позволила себе разволноваться, подумав, что совершенно допустимо порой вести себя чуточку опрометчиво и импульсивно, выйти за тщательно очерченные рамки и испытать невинное приключение. Джонатан никогда не узнает, к тому же это всего лишь лодочная прогулка.

Я села на одном конце лодки, мистер Вагнер устроился напротив и взялся за весла. По-видимому, эта задача ничуть его не тяготила. Вскоре мы покинули причал и заскользили по воде.

— Вы с поразительной легкостью управляетесь с лодкой, мистер Вагнер.

— Это только кажется, поскольку я гребу по течению.

Я сняла перчатку и поболтала рукой в прохладной воде, глядя на свое искаженное отражение на зыбкой поверхности. Я заметила, что мистер Вагнер почему-то не отражается в ней.

«Как странно, — подумала я. — Наверное, игра света».

— Я вижу, вы захватили с собой «Липпинкоттс мансли мэгэзин», — заметил он, когда мы уверенно поплыли вверх по реке. — Это июльский номер?

— Да. Откуда вам известен «Липпинкоттс»?

— Я подписан на новую лондонскую версию, как и на множество других английских журналов и газет. Они помогают мне совершенствовать владение вашим языком и держаться в курсе всех новинок и шедевров литературы. Вы читали повесть Артура Конан Дойла в февральском выпуске?

— «Знак четырех»? Конечно! На редкость увлекательная история. А в этом номере напечатано новое произведение Оскара Уайльда — «Портрет Дориана Грея». В нем говорится о человеке, который пожелал навсегда остаться молодым… и преуспел в этом. Вы читали?

— Да. Я уехал из дома прежде, чем пришел подписной экземпляр, но вчера купил в киоске другой. Вам понравилась эта история?

— Вовсе нет. Она показалась мне скандальной, местами страшной и невыносимо грубой. В то же время я не смогла ее отложить, прочла уже два раза!

— Не правда ли, любопытная концепция — идея вечной юности? — Мистер Вагнер засмеялся. — Разве вам не хочется быть богатой, красивой и вечно юной?

— Полагаю, мало кто откажется от немеркнущей юности, — признала я. — Но ближе к концу роман становится сделанным в духе Фауста предостережением о тщете и легкомыслии, опасности попыток вмешаться в фундаментальные законы жизни и смерти. Если поразмыслить над этим как следует, я бы не хотела оставаться вечно юной.

— Неужели? Почему же?

— Потому что мне пришлось бы наблюдать, как стареют и умирают все, кого я люблю.

— А вдруг это было бы не совсем так? Если бы один человек, которого вы любите всем сердцем, с которым могли бы жить вечно, не старился бы вместе с вами?

Я помедлила и ответила:

— Тогда я могла бы согласиться, если бы не требовалось продать душу дьяволу. Но пока мне не встретился волшебник, способный зачаровать нас с Джонатаном без каких-либо неприятных последствий, я готова элегантно стареть, как все смертные.

Внезапно я поймала себя на мысли, что сожалею о том, что упомянула Джонатана. Мое замечание было искренним, но, конечно же, неловко говорить о своем женихе, катаясь на лодке с другим мужчиной.

Мистер Вагнер, однако, как будто вовсе не заметил моей промашки и спросил:

— Кажется, вы говорили, что ваш жених находится в деловой поездке. Есть новости от него?

— Нет. — Я нахмурилась, и все мои тревоги вернулись с поразительной силой. — Я ожидаю известий со дня на день, но уже довольно давно ничего не получала.

— Сочувствую. Куда, вы сказали, он уехал?

— В Трансильванию.

— Знакомые края.

— Правда? И каково там?

— В сельской местности очень красиво. Горы, леса и старинные городки, на вершинах холмов щедро разбросаны древние замки. Но для меня там слишком тихо и уединенно. Скажите… как бишь зовут вашего жениха?

— Джонатан.

— В какую именно часть Трансильвании он направился?

— Ближайший город — Бистрица. Его клиент живет в замке рядом с каким-то горным перевалом… кажется, Борго.

— Перевал Борго? Вот как! Это все объясняет.

— Неужели? Как именно?

— Перевал Борго расположен на самом востоке Трансильвании, посреди Карпатских гор, на границе с Буковиной. Это поистине край света, одна из наиболее диких и неизведанных областей Европы, крайне малонаселенная. Хороших карт почти нет. Даже самый опытный путешественник не сразу разберется в ее извилистых дорогах. — Мистер Вагнер добавил зловещим тоном: — Осмелюсь предположить, что он заблудился и попал в плен к цыганам.

— Цыганам? — в тревоге переспросила я.

— Многие мужчины и женщины неделями томились в добровольному плену у цыганского костра. — Его глаза блеснули. — Подобно царю из сказок «Тысяча и одна ночь», они не могли оторваться и пропустить очередную часть еженощных рассказов.

Я засмеялась в ответ на его мягкое поддразнивание.

— Неплохое объяснение, сэр, будь на его месте вы или я, но у Джонатана очень практичный характер. Он любит книги, но его настоящий конек — архитектура и история.

— Архитектура и история, говорите? Смею заметить, Будапешт просто очарователен, не говоря уже о Вене и Городе света.[8] Джонатан прежде бывал в Париже?

— Ни разу.

— Вот видите! Человек, который любит путешествовать, обожает архитектуру и историю, может потеряться в любом из этих городов на долгие месяцы. Да что говорить! Только на осмотр Лувра необходимо полгода.

Я кивнула. Тем не менее веселость, которую он пробудил, вскоре испарилась, и мы умолкли. В глубине души я знала, что разумного объяснения отсутствию Джонатана нет. Вероятно, мой спутник почувствовал, что мне больше не хочется шутить по этому поводу.

Мы довольно долго скользили в тишине по реке среди идиллически-прекрасной сельской местности. Наконец мы причалили в чудесном местечке под названием Кок-Милл-Крик, где высадились на берег и некоторое время прогуливались по нему. Когда мистер Вагнер спросил, не угодно ли мне поесть, я призналась, что очень голодна. Мы заглянули в небольшую таверну в Глен-Эске, где нас проводили за столик на веранде с видом на реку, и я заказала сэндвич и лимонад. К моему удивлению, мистер Вагнер не попросил ни еды, ни питья.

— Прошу прощения, но я уже пообедал, а вечером у меня назначена встреча, которая подразумевает обильный, просто незабываемый ужин. Не хотелось бы портить аппетит.

Некоторое время мы сидели молча. Я обедала, внимая бормотанию реки, которое чудно сливалось с гудением насекомых и щебетанием птиц. Облака еще не разошлись, но легкий ветерок, несущий ароматы летних цветов, бойко шелестел в листьях деревьев окружающих рощиц.

— Какое красивое место, — произнесла я. — Спасибо, что привели меня сюда.

— Это вам спасибо.

Я взглянула на него и застигла врасплох. Взгляд этого человека был таким искренним, восхищенным и полным интереса! Я внезапно ощутила, что могу поведать ему все, ничуть не сомневаясь, что он никогда не причинит мне вреда.

— В тот вечер в павильоне, мистер Вагнер, вы спросили о моих родителях, — начала я, и он выжидающе кивнул. — Я сирота. Меня оставили на ступенях лондонского приюта, когда мне исполнился всего год, одетую в лохмотья и завернутую в старое одеяло. К нему была приколота грубая записка с моим именем — Вильгельмина Мюррей — и просьбой позаботиться обо мне.

— Я так и думал, судя по тому немногому, что вы рассказали.

— Все детство я провела в приюте. Там я и встретила Джонатана. Он был сыном овдовевшей кухарки и жил с матерью в комнатах на верхнем этаже. Много лет мы считали друг друга братом и сестрой, которых у нас никогда не было. Лучший друг его отца, мистер Питер Хокинс, оплатил образование Джонатана, в двенадцать лет послав его в превосходную школу. Мне самой пришлось бы ограничиться тремя годами обязательного начального обучения, если бы наше заведение не получило щедрое пожертвование. Меня послали в пансион на окраине Лондона. Мы с Джонатаном увлеченно переписывались и виделись всякий раз, когда навещали его мать в одно и то же время. Увы, прошлой осенью она скончалась. На ее похоронах мы с Джонатаном встретились вновь и обнаружили, что наши чувства друг к другу окрепли и изменились.

Я на мгновение унеслась мыслями в тот день, когда Джонатан попросил моей руки. Это случилось через три дня после похорон его матери, когда мы гуляли по лондонскому парку. Он остановился под высоким деревом и произнес: «Вильгельмина, ты нравишься мне больше всех девушек на свете. По-моему, мы созданы друг для друга. Ты чувствуешь то же самое? Выйдешь за меня?» Я с радостью согласилась и поцеловала его. Это был наш первый поцелуй. С тех пор мы стали еще ближе и планировали свое общее будущее. Разумеется, наши отношения были совершенно благопристойны и невинны.

— Замечательная история со счастливым концом, — произнес мистер Вагнер. — Все же вам не хотелось ее рассказывать. Почему?

— К сожалению, это не все. — Я набрала побольше воздуха и продолжила: — В детстве я мечтала о матери и отце. Я воображала, что они король и королева далекой страны, которые спрятали меня, наследницу трона, чтобы защитить от врагов. Конечно, я знала, что это всего лишь сказка, но тогда мне нравилось в нее верить. Позже я сказала себе, что мои родители — простые бедные англичане, которым не хватало средств на мое содержание, но однажды они найдут меня. Разумеется, никто за мной не пришел. Когда мне было восемь лет, я подслушала разговор приютских служанок. Одна из них сказала… — Мои щеки вспыхнули от унижения. — Моя мать была горничной, которая… которая оказалась в тягости и была уволена.

— Это правда?

— По-видимому. Служанка не назвала имени и вряд ли представляла, что стало с моей матерью, но откуда-то знала историю моего рождения. Я сгораю со стыда с тех самых пор, как узнала правду.

— Почему? Потому что мать понесла вас вне брака?

— Да! Расти с сознанием того, что твоя мать столь скандально согрешила… Это преследует меня всю жизнь.

— Несомненно, это незавидная участь — расти без родителей. Еще более печально испытывать стыд в связи с обстоятельствами своего рождения. Но по правде говоря, мисс Мюррей, это не слишком ужасная история. Все мы испытали те или иные несчастья, и ваши явно не оставили на вас следа. Взгляните на себя. Вы красивая молодая женщина, хорошо образованная, собираетесь замуж.

— Прошу вас, не считайте меня неблагодарной. Я каждый день приношу хвалу Господу за все, что имею.

— Я только хочу, чтобы вы перестали терзаться из-за того, что не способны изменить. Мне кажется, вам выпала лучшая доля, чем многим. Если быть честным, то я вам завидую.

— Завидуете мне? Но почему? Я бедная сирота без гроша за душой. В то время как вы, сэр… вы богаты, путешествуете по миру, у вас есть все, чего только можно пожелать.

При этих словах его лицо омрачилось.

— Нет, мисс Мюррей, это у вас есть все, чего только можно пожелать, единственный неподдельный источник счастья на свете.

— Что же это? — недоуменно спросила я.

— Вы нашли человека, с которым хотите разделить свою жизнь до последнего дня. — Он посмотрел мне в глаза и добавил глубоким тихим голосом: — Я ищу такого человека… уже очень давно.

Под его взглядом мне не хватало воздуха, и я с трудом произнесла:

— Однажды вы найдете его.

— Да, — тихо ответил он, не сводя с меня глаз. — Обязательно найду.

Обратная поездка по реке оказалась не менее мирной и безмятежной. Когда мы расставались, я искренне поблагодарила мистера Вагнера за прогулку.

— Вечером я буду в павильоне, — сказал он и поцеловал мою руку в перчатке. — Вы присоединитесь ко мне?

Я не дала определенного ответа, повернулась и побежала домой, охваченная новым чувством вины. Наша беседа в тот день напомнила мне, как сильно я скучаю по Джонатану. Я испытала болезненный укол тоски по нему. Я надеялась, что вскоре получу письмо от Джонатана и отправлюсь к нему… Но как только это сделаю… уеду из Уитби… Я сознавала, что никогда больше не увижу мистера Вагнера. При этой мысли на мои глаза навернулись жгучие слезы. Что же мне делать с подобными недостойными чувствами к мужчине, с которым мне никогда не следовало встречаться?

Я все время думала о предстоящем вечере и том, что мистер Вагнер будет ждать меня в павильоне. В голове вертелась строка из «Портрета Дориана Грея», которую, верно, сочинил сам дьявол: «Единственный способ отделаться от искушения — уступить ему. А если вздумаешь бороться с ним, душу будет томить влечение к запретному».[9]

Ужиная с Люси и ее матерью, я изнемогала от беспокойства. Мне приходилось постоянно напоминать себе о необходимости держаться лжи. Я сказала, что весь день читала и писала на кладбище.

Миссис Вестенра, явно заметив мою тревогу, потянулась через стол, взяла меня за руку и сказала:

— Не переживай так, милая. Скоро ты увидишь его.

— Кого? — переспросила я в тревоге и смятении, на мгновение поверив, что ей откуда-то известно о мистере Вагнере и моем тайном желании встретиться с ним вечером.

— Джонатана, конечно.

— Да, надеюсь, — поспешно ответила я.

Весь ужин я ощущала на себе взгляд Люси, но так и не набралась смелости посмотреть ей в глаза.

Как только Люси уснула, я встала и надела синее вечернее платье. Я так задумалась, что чуть не забыла запереть дверь спальни и спрятать ключ в перчатке.

Я выбежала в ночь, раскрасневшись от нервного предвкушения, вошла в павильон и жадно оглядела толпу. Сперва его нигде не было видно, и я пала духом, затем он появился, словно по волшебству, и молча предложил свою руку. Наши взгляды встретились. Я скользнула в его объятия. Заиграла музыка, и я вновь унеслась в другой мир.

Мы танцевали несколько часов. Позже, когда мы вышли на улицу, окутанные музыкой, мистер Вагнер снова заключил меня в объятия, и мы вальсировали под звездами. Он увлек меня в место, скрытое от взоров других людей на террасе, остановился и притянул еще ближе. Наши тела соприкоснулись, его лицо оказалось всего в паре дюймов от моего. Когда мы стояли в раскаленной тишине, сжимая друг друга в объятиях, мое сердце забилось так громко, что он обязан был это ощутить, несмотря на несколько слоев одежды.

Его взгляд упал на мои губы, затем опустился ниже, на обнаженное горло. Внезапно глаза мужчины яростно вспыхнули, как будто его охватил неутолимый голод. У меня закружилась голова. Я затаила дыхание, поскольку испытала то же самое. В тот миг я больше всего на свете хотела, чтобы мистер Вагнер поцеловал меня.

Неожиданно его взгляд стал жестким, как если бы он призвал все доступные силы, чтобы устоять перед искушением, и грубо оттолкнул меня.

В этот момент темноту пронзил взрыв смеха ночных прохожих и привел меня в чувство.

— Уходите! — Мистер Вагнер отвел глаза, явно пытаясь взять себя в руки. — Немедленно! Пока я…

Я пробормотала пару слов на прощание и ринулась прочь. Пока я бежала домой, мои глаза жгли слезы, а сердце колотилось от стыда.

«Если бы он не сдержался, я поцеловала бы его, — подумала я. — Что я натворила? Какая женщина способна вести себя так позорно?»

Я понимала, что должна положить этому конец, но не знала, как именно.

Когда я украдкой пробралась в нашу спальню и заперла за собой дверь, из темноты раздался укоризненный голос Люси:

— Где ты была?

Я зажгла лампу. Люси лежала в кровати и смотрела на меня. Было непонятно, спит она или бодрствует.

— Гуляла под звездами, — быстро ответила я. — Я часто так делаю.

Когда я начала раздеваться, Люси села, не сводя с меня голубых глаз, мерцающих на странно-бледном лице, и сказала:

— Долго же ты гуляла. Я уже просыпалась, и тебя не было. Я испугалась.

— Прости.

— Почему ты раскраснелась и взмокла?

— Мне что-то померещилось в тени, и я побежала.

— Не верю. Ты ходила в павильон, да? Ты танцевала с мистером Вагнером!

— Ничего подобного я не делала. — Мои щеки вспыхнули.

— Ты бездарная лгунья, Мина. Надо же, как зарумянилась! Можешь ничего от меня не скрывать. Если кто-то и способен понять твое искушение, так это я.

— Не понимаю, о чем ты.

— Хорошо. — Люси обхватила колени руками и улыбнулась. — Мина, ты помнишь ту ночь, когда ты нашла меня на кладбище, крепко спящую?

— Разве я могу ее забыть?

— Память понемногу возвращается ко мне. Я вспоминаю обрывки своего сна, один за другим. Меня тянуло на кладбище, хотя я не знала почему. Я перешла через мост и поднялась по лестнице, услышала собачий вой… и чудесную музыку. А затем… — Лицо Люси сделалось мечтательным, и она нежно погладила покрывало. — Все смешалось, а после я помню что-то черное и высокое, с красными глазами.

— Красными глазами?

— Затем в моих ушах раздалось странное пение. Словно моя душа оставила тело и воспарила в воздух. Я вернулась в себя, когда ты начала меня трясти.

В этот миг за окном раздался странный звук. Люси вскочила и отдернула занавеску. Я вздрогнула при виде гигантского существа с черными крыльями, которое кружило неподалеку в лунном свете.

— Кто это? — спросила я. — Огромная птица?

— Летучая мышь.

Я уже видела летучих мышей, но это существо было крупнее и чернее большинства из них и размеренно махало огромными крыльями. Раз или два оно подлетело совсем близко к окну — возможно, меня подвело воображение, — взглянуло на меня своими крошечными пронзительными глазками, после чего умчалось на восток.

Мечтательное выражение лица Люси сменилось сладострастным, какого прежде за ней не водилось. Она легла на спину и засмеялась так странно, что я содрогнулась.

— Люси, почему ты так смеешься?

— А разве ты не знаешь, милая Мина? — Подруга обратила на меня свой сладострастный взор, затем повернулась спиной и, кажется, немедленно уснула.

Все изменилось уже на следующее утро.