ГЛАВА 1

Впервые сойдя с поезда в Уитби ясным июльским днем 1890 года, я не испытывала ни малейшего подозрения, что моя жизнь и жизни всех, кого знаю и люблю, вскоре подвергнутся серьезнейшим опасностям, из которых мы — те, кто выживет, — выйдем навсегда изменившимися. Когда моя нога коснулась станционной платформы, меня не охватил внезапный озноб или сверхъестественное предчувствие грядущих невероятных событий. По правде говоря, ничто не предвещало, что эти каникулы на побережье будут отличаться от других подобных славных поездок.

Мне было двадцать два года. Я только что оставила место школьной учительницы после четырех безмятежных лет, поскольку готовилась выйти замуж. Хотя я искренне беспокоилась о своем женихе Джонатане Харкере, который еще не вернулся из деловой поездки в Трансильванию, меня переполняла радость при мысли о том, что ближайшие месяц или два я проведу в обществе своей лучшей подруги в красивейшем месте, где мы сможем привольно беседовать и строить воздушные замки.

Я заметила на платформе Люси, которая искала меня глазами в толпе. Она выглядела прелестно, как никогда, в своем белом батистовом платье, темные кудри лукаво выглядывали из-под элегантной шляпки с цветами. Наши взгляды встретились, и ее лицо просияло.

— Мина! — воскликнула Люси, когда мы бросились в объятия друг друга.

— Я так соскучилось! Словно мы не виделись целый год, а не несколько месяцев. С тех пор столько случилось!

— Я чувствую то же самое. Прошлой весной мы обе были свободными женщинами. А теперь…

— Обе обручены! — счастливо улыбнулись мы и вновь обнялись.

Мы с Люси Вестенра были лучшими подругами с тех пор, как познакомились в школе Аптон-холл, когда мне было четырнадцать лет, а ей двенадцать. Мы стали неразлучны, несмотря на различие нашего происхождения — у Люси были любящие состоятельные родители, которые души в ней не чаяли, в то время как я никогда не знала отца и матери и получала достойное образование из милости. Контраст между нами оказался разительным. Я была розовощекой зеленоглазой блондинкой невысокого роста, по мнению некоторых, довольно привлекательной, в то время как Люси обладала ослепительной красотой: идеальной миниатюрной фигуркой, ярко-голубыми глазами, фарфоровой кожей и короной великолепных темно-каштановых кудрей. Люси любила верховую езду, игру в мяч и теннис, а я всегда была намного счастливее, уткнувшись в книгу, и все же мы прекрасно находили общий язык.

Все школьные годы мы вместе спали, вместе играли, вместе учились, вместе предпринимали долгие прогулки, вместе смеялись, плакали и рассказывали друг другу все наши секреты. Поскольку у меня не было настоящего дома, во время школьных каникул я часто и охотно отдыхала с семьей Люси как в Лондоне, так и в деревне, а то и на фешенебельном морском курорте, очередном увлечении миссис Вестенра. Когда я позже стала учительницей в той же школе, наша дружба не прекратилась. Люси закончила обучение и вернулась в Лондон со своей овдовевшей матерью, но мы не теряли друг друга из виду благодаря письмам и регулярным визитам.

— А где твоя мать? — спросила я, оглядываясь в поисках миссис Вестенра.

— В наших комнатах, отдыхает. Как тебе мои новые платье и шляпка для прогулок? Мама уверяет, что это наимоднейший наряд для побережья, но подняла такую суматоху, что изрядно мне прискучила.

Я заверила Люси, что платье прелестно, а моду она находит утомительной только потому, что никогда не нуждалась в нарядах.

— Если бы у тебя было всего четыре платья и два костюма, как у меня, Люси, ты непременно мечтала бы о тех самых нарядах, которые сейчас презираешь.

— Пусть тебе немного не хватает количества, дорогая Мина, зато ты возмещаешь его качеством, поскольку всегда одеваешься очень мило и к лицу. Мне нравится твое летнее платье! Ну что, идем? Нас ожидает кеб. Вели носильщику захватить твой багаж. Погоди, вот увидишь, куда ты попала! Уитби — чудесный городок!

Разумеется, по дороге от станции я наслаждалась пленительным видом из открытого окна экипажа. Ласковый ветерок отдавал соленым привкусом моря, крикливые чайки кружились над головой. Прямо под нами река Эск прорезала две покатые зеленые долины и текла мимо шумной гавани к морю. Ярко-голубое небо и пушистые белые облака составляли прелестный контраст со старинными домами, крытыми красной черепицей и теснящимися на крутом склоне холма.

— Какой очаровательный город!

— О да! Я так рада, что мама решила поехать в новое место этим летом. Я уже по горло сыта Брайтоном и Сидмутом.

— Спасибо, что пригласила меня в гости. — Я ласково пожала руку Люси, обтянутую перчаткой. — Иначе мне негде было бы провести это лето. Ведь я оставила преподавание и свою комнату в школе.

— Мне и в голову не пришло бы провести каникулы с кем-то другим, дорогая Мина. Нас ожидает море веселья! Говорят, здесь повсюду прелестные тропинки для прогулок, а также можно нанять лодку и прокатиться по реке.

— Чудесно! Обожаю лодки.

— Взгляни за реку. Видишь длинную извилистую лестницу? Судя по всему, она ведет к церкви и развалинам аббатства на вершине холма. Я умираю от желания отправиться на разведку, но, поскольку мы приехали только вчера, мама слишком устала, чтобы выходить из комнат, и не склонна подниматься на холм. Теперь, когда появилась ты, мы будем подолгу гулять и все осмотрим.

— Твоя мать больна?

— Нет, насколько я могу судить. Просто в последнее время она легко утомляется и страдает одышкой после крутых подъемов. Надеюсь, морской воздух пойдет ей на пользу. Кстати, как тебе мое обручальное кольцо? — Люси оживилась, стянула перчатку и протянула мне руку.

Я затаила дыхание, разглядывая элегантный золотой ободок с жемчужинами, украшавший тонкий палец.

— Восхитительно, Люси.

— А теперь покажи мне свое.

— У меня еще нет обручального кольца, — призналась я. — Но перед самым отъездом Джонатан узнал, что выдержал экзамены. Теперь он не практикант, а настоящий солиситор![1] Он обещал купить мне кольцо, как только вернется.

— Вы хотя бы обменялись локонами?

— Разумеется! Мы временно храним их в маленьких конвертиках.

— Мы с Артуром прячем свои в парных золотых медальонах. Тот, что принадлежит ему, висит на цепочке для часов. Я же не часто надеваю свой, после того как он подарил мне это. — Со счастливой улыбкой Люси указала на черную бархатную ленту на шее, украшенную бриллиантовой пряжкой.

— Я восхищаюсь твоей бархоткой, с тех пор как сошла с поезда. Она поистине изысканна.

— Бриллиантовая пряжка принадлежала матери Артура. Я обожаю ее и почти никогда не снимаю, разве только на ночь.

Мы подъехали к славному просторному старому дому на Ройял-Кресент, владению вдовы капитана, в котором Люси с матерью снимали комнаты. Мой багаж подняли в спальню, которую нам предстояло делить с Люси. Поскольку миссис Вестенра еще дремала, а для ужина было слишком рано, мы схватили шляпки и зонтики от солнца и отправились исследовать Уитби.

— Какие новости о Джонатане? — спросила Люси, когда мы шли по Норт-Террас, наслаждаясь морским видом и приятным летним бризом. — Ты получила очередное письмо?

— Никаких вестей целый месяц. Если честно, я ужасно встревожена, — печально вздохнула я.

— Месяц — не слишком большой промежуток между письмами.

— Для Джонатана — слишком.

Последние пять лет Джонатан служил в Эксетере солиситором-практикантом у друга семьи, мистера Питера Хокинса — человека, оплатившего его обучение. В конце апреля мистер Хокинс послал Джонатана в качестве своего представителя в Восточную Европу. В Трансильвании тот должен был встретиться с аристократом по имени граф Дракула, по поручению которого фирма провела сделку с недвижимостью. Джонатан поехал охотно, поскольку грезил путешествиями, но прежде не имел средств покинуть страну.

— Все эти годы мы с Джонатаном писали друг другу с завидной регулярностью, иногда даже дважды в неделю. Когда он только отправился в путешествие, я получала длинные подробные письма о плавании, новых пейзажах, людях и блюдах. Внезапно наше общение прекратилось. Я понятия не имела, достиг ли он Трансильвании, и опасалась, что с ним приключилось недоброе. Я раздобыла адрес графа Дракулы у мистера Хокинса и написала письмо Джонатану. Наконец я получила записку, но короткую и торопливую, совсем не в духе Джонатана, и без малейшего упоминания о посланном мной письме — всего несколько строк с заверением, что его работа почти закончена. Через несколько дней он отправится домой. Я немедленно послала ответ, сообщая о своих планах, чтобы он писал мне сюда, в Уитби, но еще месяц прошел в молчании. Что могло с ним случиться?

— Возможно, он задержался в Трансильвании дольше, чем ожидал, или решил ознакомиться с достопримечательностями по дороге домой.

— Если так, то почему он не ответил на мое последнее письмо?

— Почта часто теряется, Мина, а из другой страны может идти веками. Поверь, у Джонатана все хорошо. Ты получишь весточку со дня на день. Он не хочет, чтобы ты волновалась, наслаждаясь отдыхом.

— Наверное, ты права, — снова вздохнула я.

Мы спустились по крутой лестнице, ведущей к причалу, и прошли мимо рыбного рынка, где рыбаки и их жены, расположившись на носах стоящих на якоре лодок, предлагали остатки дневного улова паре-тройке скромно одетых завсегдатаев. Воздух был наполнен криками морских птиц, плеском воды и хлопаньем парусов на ветру. Привкус моря, запахи свежей рыбы и просоленной пеньки оказались весьма бодрящими. Я почти ощущала их вкус.

— До чего хорошо на побережье! — воскликнула я, воодушевленная чудесным смешением образов, запахов и звуков. — Итак, расскажи мне все, Люси. Какой он, твой мистер Холмвуд? Или мне следует сказать, будущий лорд Годалминг?

— О! Артур просто прелесть. Он обещал вскоре навестить меня в Уитби. Я так скучаю по нему в разлуке!

— Вы уже назначили дату свадьбы?

— Нет, но мама настаивает, чтобы мы поженились как можно раньше, возможно, уже в сентябре. Должна признаться — надеюсь, Мина, тебе можно об этом сказать, — до сентября осталось так мало! Я приняла предложение Артура всего два месяца назад и до сих пор не привыкла к мысли, что скоро выйду замуж.

— Но ты писала, что безумно влюблена в Артура и в восторге от помолвки. — Я удивленно уставилась на Люси.

— Так и есть! Я люблю Артура. Он такой высокий и красивый, у него чудесные кудри. У нас ужасно много общего, и мама просто обожает его. Я знаю, что он идеально мне подходит, и очень счастлива.

Мы перешли через мост — единственный путь на Восточный утес. На противоположной стороне начиналась очередная длинная лестница, та самая, на которую Люси указала из экипажа. Она изящно вилась, поднимаясь от города к развалинам аббатства и церкви.

— Если ты счастлива, Люси, то почему выглядишь такой беспокойной? — спросила я по пути.

— Я выгляжу беспокойной? — Люси наморщила лобик знакомым милым движением. — Я не нарочно! Просто я немного расстроилась, когда поняла, что это наши последние совместные каникулы, Мина. Только ты и я!.. Очень скоро меня станут считать не юной леди на выданье, а здравомыслящей, пожилой, замужней женщиной. Меня так волновала молодость, восхищение и любовь мужчин! Подумать только, все кончено, когда мне нет и двадцати!

Унылое выражение хорошенького личика Люси едва не заставило меня рассмеяться.

— Милая моя Люси! — Я взяла ее за руку. — Я и хотела бы посочувствовать, но, боюсь, никогда не испытывала того волнения, о котором ты говоришь. У меня был лишь один поклонник — Джонатан. Не каждая девушка получает предложения руки и сердца от трех мужчин в один день.

— Я до сих пор поражаюсь, вспоминая об этом! — Люси изумленно покачала головой. — Вот уж правду говорят, то пусто, то густо. До двадцать четвертого мая я не получила ни одного предложения, по крайней мере настоящего. Если не считать тот раз, когда Уильям Рассел спрятал кольцо в моем куске торта с глазурью. Тогда нам было по девять лет. Помню, как Ричард Спенсер поцеловал меня в поле за школой Аптон-холл и попросил выйти за него замуж. Я была совсем девочкой, а они — глупыми мальчишками. Толпы мужчин восхищались мной после возвращения в Лондон, но ни один даже не собирался задать самый главный вопрос, и вдруг сразу три предложения!

Люси прислала мне подробный отчет о том удивительном дне. Доктор Джон Сьюард, превосходный молодой врач, зашел утром, объявил о своей любви и попросил ее руки. За ним последовал другой поклонник — богатый американец из Техаса, мистер Квинси П. Моррис, близкий друг доктора Сьюарда и мистера Холмвуда, — который высказал ту же искреннюю просьбу сразу после обеда. Охваченной сожалением Люси пришлось объяснить, что она вынуждена отклонить их предложения, поскольку влюблена в другого мужчину. В тот же день Артур Холмвуд улучил спокойную минутку для собственного сладостного признания, охотно принятого Люси.

— Наверное, это очень приятно — обнаружить, что тебя обожает столько достойных, благородных и богатых мужчин, — заметила я.

— Это было чудесно, но в то же время слишком, чересчур ужасно. Не представляю, как доктор Сьюард и мистер Моррис сумели понять, что влюблены. Ведь всякий раз, когда они заходили с визитом, мама принуждала меня сидеть сложа руки, невинно улыбаться и скромно заливаться румянцем в ответ на каждое их слово, пока она плела нить беседы. Это было так глупо, что иногда я хотела кричать от разочарования. Все же мне нравились все трое. Наконец мы остались наедине, и каждый излил мне свою душу. После чего я должна была прогнать двоих, жестоко униженных, сознавая, что они покидают мою жизнь навсегда! Я разразилась слезами, когда увидела лицо доктора Сьюарда, таким опечаленным и убитым горем он был. Когда я сказала мистеру Моррису, что у меня есть другой, он ответил со своим очаровательным техасским акцентом: «Малышка, своей честностью и отвагой вы приобрели во мне друга, а это куда большая редкость, чем возлюбленный». Он наговорил много мужественных и благородных вещей о своем сопернике, даже не зная, что это Артур, его лучший друг. Затем… я сообщила тебе в письме, о чем мистер Моррис попросил меня перед уходом?

— Да! Он хотел получить поцелуй, наверное, чтобы смягчить удар, и ты согласилась! — Мы остановились на середине подъема, желая перевести дыхание, и я взглянула на подругу. — Признаться, я была слегка удивлена.

— Почему?

— Люси, нельзя целовать всех претендентов на твою руку только потому, что тебе их жалко!

— Всего один поцелуй! Ах, Мина! Почему нельзя выйти сразу за троих мужчин, а то и побольше, как уж получится? Так было бы намного спокойнее!

— Вот дурочка! Выйти за троих сразу? Как тебе только такое в голову пришло? — Я расхохоталась и заключила Люси в объятия.

— Я ужасно расстроилась оттого, что мне пришлось огорчить двоих из них.

— На твоем месте я не стала бы переживать из-за доктора Сьюарда и мистера Морриса. — Мы возобновили подъем. — Со временем они оправятся от разочарования и найдут других молодых женщин, которые будут заглядывать им в рот.

— Надеюсь, ты права. Считаю, что каждый заслуживает того счастья, которое нашли мы с Артуром и вы с Джонатаном.

— Я тоже. Стать женой Джонатана… провести жизнь вместе, помогать ему в работе, стать матерью… Это все, о чем я когда-либо мечтала.

Люси мгновение помолчала, а затем спросила:

— Мина, ты всегда это чувствовала?

— Что именно?

— Я знаю, что вы с Джонатаном давно были друзьями, но ты не считала его поклонником до недавнего времени. Ты когда-нибудь думала о другом мужчине, до Джонатана?

— Нет. Никогда.

— Неужели? Разве после того, как я покинула Аптон-холл, не появился какой-нибудь юноша или мужчина, который нравился тебе и которому нравилась ты? Некто, о ком ты никогда не говорила?

— Ты знала бы об этом, Люси. Я всегда тебе все рассказывала.

— Ну нет, так не пойдет. У девушки должна быть парочка секретов. — Люси игриво захлопала ресницами, рассмеялась и добавила: — Надеюсь, ты поняла, что это шутка, Мина. У меня тоже нет секретов от тебя… или от Артура. Мама говорит, что честность и уважение — самое важное в браке, даже важнее, чем любовь, и я с ней согласна. А ты?

— Я тоже. Мы с Джонатаном ненавидим скрытность. Давным-давно мы заключили торжественный договор, что всегда будем безупречно искренни друг с другом. Мы полагаем, что это обещание приобрело особую значимость с тех пор, как мы решили стать мужем и женой.

— Так и должно быть.

Мы уже поднялись по лестнице и шли мимо церкви Святой Марии — похожего на крепость каменного здания с коренастой колокольней и зубчатой крышей, крепкое сложение которого, казалось, идеально подходило, чтобы выдерживать натиск ветров Северного моря. Дорожка привела нас к примыкающим развалинам аббатства Уитби — пустынным, впечатляющим и на редкость величественным руинам огромного размера, раскинувшимся на зеленых лугах и окруженным полями, испещренными овцами. Мы невольно в изумлении уставились на развалины, восхищаясь просторным нефом без крыши, устремленным к небу южным трансептом и изящными ланцетными окнами[2] восточной оконечности бывшей церкви аббатства.

— Перед приездом я прочла чудесную легенду об этом аббатстве, — припомнила я. — Говорят, что летним днем, когда луч солнца упадет на северную часть хоров под определенным углом, в одном из окон можно увидеть леди в белом.

— Леди в белом? Но кто она?

— По слухам, призрак святой Хильды, саксонской принцессы, основавшей этот монастырь в шестом веке в надежде отомстить викингам, которые захватили ее дворец.

— Призрак! — со смехом воскликнула Люси. — Ты веришь в призраков?

— Разумеется, нет. Несомненно, это видение — всего лишь отражение, порожденное солнечными лучами.

— Что ж, а мне больше нравится легенда. Она намного романтичнее.

Мы оставили аббатство, отправились в обратный путь и вышли на открытое пространство между церковью и утесом, полное ветхих могильных плит.

— Боже праведный! — поразилась я. — Какое обширное кладбище — и великолепный вид!

Несомненно, кладбище, окружавшее церковь, было весьма большим и удачно расположенным. Картинно раскинувшееся на вершине высокого утеса, с одной стороны оно выходило на город и гавань, с другой — на море и производило впечатление популярного места. Не менее пары десятков человек прогуливались по тропинкам, пересекавшим кладбище, или сидели на скамьях, наслаждаясь видом и бризом.

Пейзаж притягивал нас, как магнит. Мы немедленно направились к возвышению, обнаружили железную скамью, выкрашенную в зеленый цвет и расположенную почти на краю утеса, и сели. Отсюда открывался великолепный панорамный вид на город и гавань, бескрайнее искрящееся море, волнорезы, два маяка и длинные полосы песчаных пляжей по всему побережью, до самого мыса, уходящего в море. Рядом с нами два художника стояли у мольбертов. За нашими спинами в полях блеяли овцы и ягнята. Я слышала стук копыт ослика на мощеной дорожке внизу и неясное бормотание прохожих. Все было мирным и совершенно безмятежным.

— По-моему, это лучшее место в Уитби, — заявила я.

— Не могу не согласиться, — ответила Люси. — А это лучшая скамейка. На будущее объявляю ее нашей собственностью.

— Пожалуй, мне следует почаще подниматься сюда, чтобы читать или писать. — Я радостно улыбнулась.

Если бы я тогда подозревала о событиях, которые произойдут на этом самом месте, гибельно изменят судьбу Люси, драматично и неумолимо повлияют на мою, то развернулась и настояла бы на немедленном отъезде из Уитби. По крайней мере, хочется верить, что мне хватило бы мужества поступить подобным образом. Но разве можно вообразить невообразимое? Особенно если все начинается так невинно?


В мою первую ночь в Уитби Люси начала ходить во сне.

Вечер выдался довольно приятным. После прогулки мы с Люси вернулись в дом на Ройял-Кресент и рано поужинали в обществе миссис Вестенра. Эта добрая женщина была в прекрасном расположении духа и сердечно приветствовала меня. Когда Люси с матерью отправились наносить визиты знакомым, я снова прокралась на Восточный утес, на этот раз в одиночестве, где провела чудесный час на «нашей скамейке», заполняя дневник.

Однако вскоре после того, как мы с Люси удалились к себе и легли спать, меня разбудил шорох. Ночь была теплой, и мы не стали закрывать окно и ставни. Я приоткрыла глаза и в заливавшем комнату лунном свете увидела, что Люси встала с постели и начала одеваться.

— Люси? Что случилось? Почему ты не спишь?

Подруга не ответила. Она продолжила застегивать нижнее платье. Ее широко распахнутые глаза пристально смотрели куда-то вдаль. Она взяла из шкафа юбку и надела ее.

— Люси! — Я вскочила и босиком пошла через комнату. — Зачем ты одеваешься?

Вновь нет ответа. Люси, похоже, даже не сознавала, что я рядом. Внезапно я поняла, что происходит.

Я уже неоднократно сталкивалась с подобным необычным поведением Люси много лет назад, когда мы учились в школе. Как-то раз снежной ночью она встала с постели и вышла на улицу босиком, в ночной сорочке. К счастью, служанка нашла ее, отогрела у камина и вернула в кровать, прежде чем она замерзла бы до смерти. В другой раз Люси надела свое лучшее платье и спустилась по лестнице в кухню, где успела проглотить большой ломоть яблочного пирога и стакан молока, прежде чем ее обнаружили. На следующее утро у нее сохранялись только смутные воспоминания о том, что случилось, или вовсе никаких.

— Люси, милая. — Я положила руки ей на плечи и заглянула в пустые глаза. — На дворе середина ночи. Ты должна вернуться в кровать. Давай я помогу тебе раздеться.

К моему облегчению, она не стала сопротивляться. При звуке моего голоса или прикосновении рук ее намерение совершенно испарилось, и она спокойно покорилась моим заботам. Я сумела раздеть подругу, вновь облачить в ночную сорочку и уложить в кровать, так и не разбудив.

За завтраком Люси, как обычно, жизнерадостно болтала, будто прошлой ночью не произошло ничего необычного. С коротким смешком я поведала Люси и ее матери о том, что случилось.

— Ходила во сне? — Люси удивленно хохотнула, намазывая джем и масло на тост. — Я думала, это осталось в далеком прошлом.

Миссис Вестенра нашла новость не такой забавной, как мы.

— Ах, милая! — Она тревожно наморщила бледный лоб и принялась теребить жемчужную нитку на шее. — Эта твоя старая привычка всегда меня беспокоила, Люси. Подумать только, она возвратилась именно сейчас, в этом чужом, новом месте.

Миссис Вестенра была миниатюрной, но полнотелой женщиной пятидесяти четырех лет. Несложно догадаться, от кого ее дочь получила свою красоту, ведь они обе обладали одинаковыми привлекательными чертами лица, небесно-голубыми глазами, темными кудрями и гладкой фарфоровой кожей.

Обернувшись ко мне, миссис Вестенра добавила:

— Она унаследовала эту склонность от отца. Эдвард тоже вставал среди ночи, одевался и выходил на улицу, если я не успевала разбудить его вовремя. Однажды ночью полисмен обнаружил его в Сент-Джеймсском парке, облаченного в лучший выходной костюм. В другой раз, в деревне, он взял снасти и отправился на рыбалку и два часа ночи.

— Как же, помню. Глупый папа! — Люси засмеялась, но тут же смолкла, ее глаза затуманились, и она поднесла к губам какао. — Я так по нему скучаю.

— Твой отец был замечательным человеком, — согласилась я.

Миссис Вестенра печально покачала головой и сказала:

— Я никогда не предполагала, что вот так скоро останусь одна. Была уверена, что покину этот мир первой. Милый, милый Эдвард! — Ее глаза внезапно наполнились слезами, она потянулась через стол и сжала руку дочери. — Слава богу, последние полтора года Люси была дома со мной. Не представляю, как я справлюсь, когда она выйдет замуж.

— Мама, ты прекрасно справишься. — Люси положила свободную ладонь поверх материнской и заглянула ей в глаза. — Мы с Артуром поселимся неподалеку и будем навещать тебя так часто, что ты и не заметишь моего переезда.

— Хорошо бы, моя дорогая. — Миссис Вестенра промокнула глаза салфеткой. — Я очень рада за тебя, Люси, и надеюсь, что ты тоже будешь счастлива.

Мать и дочь обменялись любящими улыбками. Я испытала прилив теплых чувств к ним обеим — и в то же время, против воли, крошечный укол зависти. Одним из величайших моих огорчений было то, что я никогда не знала радостей материнской или отцовской любви. Темное пятно моего прошлого служило неиссякаемым источником унижения с тех пор, как я узнала о нем в детстве. Я по-прежнему краснела от стыда всякий раз, вспоминая о нем.

— А теперь поговорим о свадьбе. — Миссис Вестенра элегантно положила в рот кусочек омлета и немного воспрянула духом. — Полагаю, вы с Артуром должны пожениться как можно скорее.

— К чему такая спешка, мама? Долгие помолвки — обычное дело. Даже вы с папой ждали целый год.

— Да, но наши обстоятельства были другими. Твой отец пытался открыть свое банковское дело и хотел все уладить до свадьбы. Артур, напротив, ничуть не стеснен в финансовом отношении. Он очень богат. Как единственный сын, он рано или поздно унаследует Ринг-Мэнор, все имения и вклады отца. У вас нет ни малейших причин ждать. — Миссис Вестенра говорила с такой настойчивостью, что за ее желанием поскорее выдать Люси замуж чувствовалось что-то еще, но она добавила только: — В любом случае, сентябрь — замечательное время для свадьбы.

— Хорошо, я спрошу у Артура, когда он приедет, — любезно откликнулась Люси.

— А ты, Мина? — осведомилась миссис Вестенра. — Когда вы с Джонатаном собираетесь пожениться? Вы строите планы?

Я помедлила и мрачно ответила:

— Мы думали пожениться в Эксетере в конце лета, совсем скромно, конечно… но теперь я не знаю. — Я рассказала о деловой поездке Джонатана в Трансильванию, его задержке с возвращением и затянувшемся молчании. — Последнее письмо только встревожило меня еще больше. Почерк, несомненно, его, и все же письмо совсем в чужом духе.

— Ты написала нанимателю своего избранника? — спросила миссис Вестенра.

— Да. Мистер Хокинс также пребывает в неведении.

Люси с матерью постарались рассеять мои страхи, но, учитывая обстоятельства, они мало что могли сказать. После завтрака Люси предложила снова прогуляться на Восточный утес. Ее мать заметно запыхалась, перейдя из столовой в гостиную, и предпочла остаться дома.

Однако, прежде чем мы с Люси вышли на улицу, миссис Вестенра отвела меня в сторону и заговорила тихим встревоженным голосом:

— Мина, мне не хотелось говорить при Люси. Я очень беспокоюсь за нее.

— Почему?

— Из-за этой ее старой привычки ходить во сне. Она может быть очень опасна. Ничего не говори Люси, но пообещай мне не спускать с нее глаз и запирать дверь вашей спальни каждую ночь, чтобы она не могла выйти.

Я дала миссис Вестенра торжественное обещание, твердо уверенная, что смогу защитить Люси от любого зла. Ах! Как жестоко я ошибалась!


Днем мы с Люси вернулись на кладбище, расположенное на вершине Восточного утеса, и мило поболтали со скрюченным бывшим моряком по имени мистер Свэйлс, который уверял, что ему почти сотня лет. Он и два его престарелых товарища так пленились красотой Люси, что уселись рядом с ней, едва мы опустились на свою любимую скамейку. Люси задавала содержательные вопросы об их приключениях на море, промыслах у Гренландии и славных днях времен битвы при Ватерлоо.

Меня больше интересовали местные легенды, но, когда я повернула беседу в этом направлении, старый мистер Свэйлс заявил, что россказни о Белой леди в окне аббатства и тому подобное — ерунда и бессмыслица.

— Жалкие бредни для заезжих зевак, — усмехнулся старик. — Наплюйте на них, мисс. Хотите историй — я расскажу вам отличные и правдивые.

Он принялся весьма красочно повествовать о городе и кладбище. Люси расстроилась, узнав, что каменная плита под нашими ногами, на которой стоит любимая скамейка, — могила самоубийцы. Мистер Свэйлс заверил ее, что сиживал на этом самом месте больше двадцати лет и это не причинило ему никакого вреда.

Когда мы вернулись в свои комнаты, наша хозяйка, миссис Абернати, сообщила, что меня ожидает письмо. Мое сердце подскочило к горлу от волнения. Я мгновенно узнала почерк: то была рука нанимателя Джонатана, мистера Питера Хокинса. Не в силах ждать, пока мы поднимемся в спальню, я разорвала конверт на месте и, к своему облегчению, увидела, что милый старик вложил в него письмо, которое получил от Джонатана.

— Вот видишь! — воскликнула Люси, стараясь не заглядывать в послание, пока я его просматривала. — Я же говорила, что Джонатан напишет. Что нового?

Мое сердце сжалось. Почерк принадлежал Джонатану. Я нуждалась в утешениях и объяснении долгого молчания, но вложенное письмо к его нанимателю принесло мне жестокое разочарование.

Замок Дракулы, 19 июня 1890 года

Любезный сэр!

Сим извещаю Вас, что успешно выполнил дело, которое было мне поручено, и намерен завтра же отправиться домой, но, возможно, задержусь где-нибудь по пути для отдыха.

Искренне Ваш,

Дж. Харкер.

— Да ведь тут, по сути, всего одна фраза, — тихо сказала я, передавая письмо Люси. — Это совсем не похоже на Джонатана.

— Разве? Он писал мистеру Хокинсу, а не тебе. По-моему, письмо вполне краткое и деловое.

— Вот именно. Мистер Хокинс для Джонатана скорее отец, чем деловой партнер. Мы оба знаем его с детства. Джонатан никогда не написал бы старику в подобной сухой манере.

— Возможно, он спешил. Видишь, он говорит, что собирается задержаться по дороге домой.

— Пусть так, но он все равно должен был появиться намного раньше письма. Почему Джонатан написал мистеру Хокинсу, а не мне? Я послала ему свой адрес в Уитби. — Внезапный страх скрутил мои внутренности, я едва не лишилась чувств и была вынуждена упасть в ближайшее кресло. — Как по-твоему, не встретил ли Джонатан другую женщину во время путешествия? Не в этом ли причина его молчания?

— Другую женщину! — в ужасе воскликнула Люси. — Не может быть! Джонатан так же верен тебе, как и ты ему, Мина Мюррей. Он любит тебя всем сердцем, и вы преданы друг другу, как никто. Поверь, он никогда не посмотрит на другую женщину дважды.

— Ты правда так думаешь?

— Я знаю. Ты выйдешь за Джонатана, Мина. Я уверена, что его молчанию есть простое объяснение, и в свое время ты его узнаешь. Он вернется к тебе, обещаю.


Прошло почти две недели без вестей от Джонатана, отчего я пребывала в состоянии ужасного неведения. Артур, однако, написал Люси. К ее разочарованию, он был вынужден отложить свой визит, поскольку его отец заболел. Это означало, что нам придется перенести на потом и речную прогулку, которую мы предвкушали с таким нетерпением.

Наше беспокойство усилилось, когда Люси продолжила время от времени ходить во сне. Каждый раз я просыпалась оттого, что она бродила по комнате, определенно пытаясь найти выход. Теперь я ложилась спать, надежно привязав ключ к запястью. Несмотря на все это, мы с удовольствием проводили вместе дни, бродя по городу, поднимаясь на Восточный утес или предпринимая долгие прогулки в прелестные соседние деревушки. Мы не забывали надевать шляпки, но миссис Вестенра с удовлетворением отметила, что прежде бледные щеки Люси приобрели приятный розовый оттенок.

Шестого августа погода переменилась. Солнце скрылось за плотными тучами, море с ревом бросалось на песчаные берега, и все окуталось густым серым туманом.

— Моя дорогая, грядет буря, причем изрядная, попомните мои слова, — сказал старый мистер Свэйлс, садясь рядом со мной на кладбище.

Он был милым стариком, но в тот день, казалось, собирался болтать лишь о смерти. Глядя на море, Свэйлс произнес замогильным тоном:

— Может, этот ветер несет из-за моря утраты и гибель, горькую муку и сердечную тоску… Смотрите! Это сама смерть — на вкус и цвет, на вид и запах!

Такие слова растревожили меня. Я обрадовалась его уходу, хотя знала, что он не хотел дурного. Некоторое время я заполняла дневник и наблюдала, как рыбацкие лодки поспешно укрываются в гавани. Вскоре мое внимание привлек корабль в открытом море. Довольно крупное судно на всех парусах мчалось на запад, к берегу, но при этом престранным образом виляло из стороны в сторону, как будто меняло направление с каждым порывом ветра.

Ко мне подошел патрульный береговой охраны, вооруженный подзорной трубой. Он тоже не сводил глаз с корабля.

— Похоже, русский. Сам не знает, чего хочет, и идет очень странно. Как будто видит, что надвигается шторм, но не может решить, повернуть на север или зайти в гавань.

Следующее утро также выдалось холодным и серым. Странная шхуна со спущенными парусами тихонько покачивалась на волнах. Вечером после чая мы с Люси вернулись на вершину утеса, где присоединились к большому обществу, которое с любопытством наблюдало за судном, а также за приближением заката, настолько прекрасного благодаря клубам облаков всех закатных оттенков от алого до пурпурного, фиолетового, розового, зеленого, желтого и золотого, что поверить в надвигающееся ненастье было невозможно.

Однако к вечеру воздух неестественно замер. В полночь, когда мы с Люси безмятежно дремали в своих постелях, со стороны моря донесся слабый гул. Буря разразилась внезапно и не на шутку. Дождь яростно хлестал, барабанил по крыше, оконным стеклам и колпакам труб. Каждый раскат грома казался далеким выстрелом и заставлял меня подскакивать в кровати. Я была слишком возбуждена, чтобы спать, и много часов подряд слышала, как Люси ворочается и ерзает в своей кровати. Наконец я погрузилась в тревожное забытье, и мне приснился странный сон.

Возможно, у меня слишком пылкое воображение, возможно, это в моей крови, но я вижу очень яркие сны — ночами напролет, с самого детства. Проснувшись, я всегда могу вспомнить привидевшееся в малейших подробностях. Мне необходимо несколько минут, чтобы убедить себя в том, что это был всего лишь сон. Иногда мои сны — глупые, милые, запутанные фантазии, содержащие обрывки только что прожитого дня, в другой раз — ночные кошмары, ужасные олицетворения самых потаенных страхов, но порой они оказываются вещими и предрекают будущее.

Той ночью мне приснилось, что я снова оказалась в своей спальне, но не той школы, в которой я жила и работала, а совершенно незнакомого места. Глухой ночью, в сиянии блистательной луны, я брела по длинному холодному коридору в поисках чего-то… Я не знала чего. Яростный ветер гудел в кронах деревьев, заставлял трещать и стонать карнизы, отбрасывал пугающие тени на стены. Половицы под босыми ногами были холодны как лед. Я дрожала в тонкой сорочке, хотела вернуться в тепло и безопасность своей кровати, но не могла. Я была способна только двигаться вперед, шаг за шагом, увлекаемая неведомой силой.

Внезапно из темноты донесся тихий низкий зов:

— Любовь моя!

Это Джонатан? Он наконец-то приехал?

— Где ты, Джонатан? — воскликнула я, помчавшись по длинному, бесконечно извивающемуся коридору, мимо множества закрытых дверей.

— Любовь моя! — раздалось снова.

Внезапно я поняла, что это вовсе не Джонатан. Я никогда прежде не слышала этого голоса. Задыхаясь, я вылетела за угол и резко затормозила перед открытой дверью. В проеме показалась высокая темная фигура. Это человек или чудовище? Откуда мне было знать? В темном коридоре я не различала лица, только два сверкающих красных глаза, которые заставили меня задохнуться от ужаса.

Он — или оно — подошел, остановился передо мной и тихо произнес слова, от которых у меня мурашки побежали по спине. В то же время они были притягательны и странно убедительны:

— Я иду за тобой.

Загрузка...