Драматургия ГДР

Клаус Хаммель РОВНО В ДЕВЯТЬ У «РУССКИХ ГОР» Пьеса в семи картинах

Сабина.

Ганна.

Лило.

Мориц.

Боб.

Шнулле.

Вилли Краузе.

Клара Краузе.

Майер.

Мезевинкель.

Эльза Зегебрехт.

Тони Шнайдер.

Шмидт.

Гертруда.

Рудольф Шнайдер.

Д-р Дингельдей.

Михаэль.

Сергиус.

Буба.

Эдип, кретин.

Действие происходит в начале шестидесятых годов в Берлине, Ганновере, Вике-на-Фере и снова в Берлине.

Берлин. День Республики. Ярмарочная площадь.

С а б и н а, Г а н н а, Л и л о.

С а б и н а. Как собираетесь провести время сегодня?

Г а н н а. У меня свидание.

Л и л о. У меня тоже.

С а б и н а. С Бобом?

Г а н н а. С Бобом.

С а б и н а. Со Шнулле?

Л и л о. Со Шнулле.

С а б и н а. Очень мило с вашей стороны, что прихватили моих старых кавалеров.

Г а н н а. А ты чем думаешь заняться?

С а б и н а. Пока не знаю.

Л и л о. Теперь небось жалеешь, что бросила мальчиков.

С а б и н а. Стоит захотеть, будут еще.

Г а н н а. Нам не нравится, как ты с ними обращаешься.

С а б и н а. А вам-то что? Или они уже не функционируют?

Л и л о. Встречаются с нами, а нравишься им ты.

С а б и н а. Мы подруги. Я вам палок в колеса не ставлю.

Г а н н а. Забери их обратно. У нас с ними все равно ничего же выйдет.

С а б и н а. А мне-то они зачем?

Л и л о. Я бы охотно попридержала Шнулле. Если б только он не сходил с ума по тебе.

Г а н н а. Я бы тоже осталась с Бобом. Но когда мы целуемся — что бывает не часто — он говорит: «Сабина целуется лучше»… Теперь я и одеваться стала, как ты.

Л и л о. А я сделала такую же прическу.

Г а н н а. Мы пользуемся такой же губной помадой, как ты.

Л и л о. Но все равно — нет нам счастья.

Г а н н а. И все из-за тебя.

С а б и н а. Не можете приручить ребят, а я виновата. Что же делать, если они бегают за мной?

Л и л о. На фабрике тебя уже осуждают. Считают твое поведение аморальным.

Г а н н а. Мы тебя защищаем, конечно, но, думаешь, легко быть твоей подругой?

Л и л о. Тебе-то они боятся сказать. Потому и науськивают нас.

С а б и н а. Кто науськивает?

Г а н н а. Эльза Зегебрехт, например, из передовиков.

С а б и н а. У нее климакс.

Л и л о. Мезевинкель.

С а б и н а. Ревнует… И все?.. Больше никто?

Л и л о. Мориц.

Г а н н а. Ну, этот по долгу службы, я думаю. Как партийный секретарь.

С а б и н а. А что говорит Мориц?

Г а н н а. Что ты слишком крутишь с мужчинами.

С а б и н а. Так и сказал — «с мужчинами»?

Л и л о. Ну конечно. Разве наши мальчики не мужчины?

С а б и н а. Ой… Насмешили.

Г а н н а. Ну и нахалка ты.

Л и л о. С нами ты тоже обращаешься как с девчонками.

С а б и н а. Дорогая Ганна!.. Драгоценная Лило!

Г а н н а. Что это ты?

С а б и н а. Ничего. Привет и наилучшие пожелания. Хочу освободить вас от своей дружбы.

Л и л о. Нет-нет… Ни за что!

Г а н н а. С тобой всегда так интересно.

Л и л о. И по крайней мере не скучно.

Г а н н а. И всегда мальчики!

Л и л о. Давайте не будем ссориться, а?

С а б и н а. Хорошо. Ссориться не будем. Сегодня ведь праздник — День Республики. И мы отметим его достойно: вечером вы увидите настоящего партийного секретаря — в роли моего любовника… Идет?

Л и л о. Сабина!

Г а н н а. Ну, будь хоть из Союза молодежи! Это еще куда ни шло. Но партийный секретарь…

С а б и н а. Значит, он сказал, что я слишком кручу с мужчинами?.. А он что сам-то — не мужчина разве?

Л и л о. Слушай… Подумай все-таки…

С а б и н а. Все продумано. Ровно в девять у «русских гор». Увидите, каким он у меня станет ручным. А когда он войдет во вкус, пошлю его ко всем чертям!

М о р и ц, Б о б, Ш н у л л е.

М о р и ц. Вы ведь знаете эту Сабину Краузе?

Б о б. Если интересуешься, как к ней подладиться, так этого как раз мы и не знаем.

Ш н у л л е. Тут уж у каждого должен быть свой подход, секретарь.

М о р и ц. Работает она хорошо. Добросовестно.

Б о б. Для вас это ведь главное — или нет?

М о р и ц. Не только, Боб. Все прочее тоже должно соответствовать. Ну, в человеческом плане.

Ш н у л л е. Личные дела нас не касаются.

М о р и ц. Значит, вам нечего мне сказать?

Б о б. Не-е…

М о р и ц. Или просто не хотите?

Ш н у л л е. Сам видишь все не хуже нас. Ты классный парень, но со своими секретарскими делами лучше не приставай.

М о р и ц. Я беспокоюсь о нашем товарище. Кое-кому не нравится это ее — ну, как бы сказать, — непостоянство.

Б о б. Нам оно тоже не по вкусу.

М о р и ц. Она, кажется, немного ветрена, а?

Ш н у л л е. Ну чего ты привязался, секретарь?.. Это что — допрос?

М о р и ц. Я хочу, чтобы на фабрике была здоровая атмосфера, больше ничего, и думал, что вы мне поможете.

Ш н у л л е. А говорят, партия сплетням не верит.

М о р и ц. Вот именно, Шнулле. Не верит. Но и спокойно смотреть, как девушка катится по наклонной, тоже нельзя. Сдается мне, что настоящей любовью здесь и не пахнет. Или вы решили ей мстить за то, что она оставила вас с носом?

Б о б. Да что тебя, собственно, беспокоит?.. Что она хорошенькая? Что все по ней так и сохнут — да и как не сохнуть?

М о р и ц. А сама она ни при чем?.. Пальцем не пошевелит, да?

Ш н у л л е. Ох и светлая ты голова, секретарь. Думаешь, с тобой такого быть не может?

М о р и ц. Ты тоже умник. Если держать себя в руках — я не зарекаюсь, конечно, — то не может.

Ш н у л л е. Спорим, что может?

М о р и ц. Спорим.

Б о б. На что?

Ш н у л л е. Предлагаю: если секретарь не устоит перед Сабиной, пусть тогда на ней женится.

М о р и ц. А если устою?

Ш н у л л е. Тогда мы тебе выложим все, что о ней знаем.

Б о б. В пределах дозволенного, разумеется.

М о р и ц. И это все, что вы можете поставить на́ кон?

Б о б. Не так уж мало — раскрыть перед партией наши секреты.

М о р и ц. Так что же, значит, вы не будете бороться за свою даму сердца?

Б о б. Мы благородные люди и будем пока «держать себя в руках».

Ш н у л л е. Даем партии шанс.

М о р и ц. Партия нижайше благодарит вас за это.

Ш н у л л е. И принимает пари?

М о р и ц. И принимает пари.

Б о б. По рукам!

М о р и ц. По рукам!

Б о б. Это же не противоречит социалистической морали.

М а й е р.

М а й е р. Силуэты, господа! Силуэтные портреты! Черный профиль! Вековая привилегия дворянства — теперь для каждого трудящегося. Даже под солнцем социализма каждый отбрасывает свою тень, которую можно увидеть и запечатлеть. Заходите, поглядите, закажите силуэт! Майер быстро, очень быстро изготовит ваш портрет! Силуэты работы Майера! Лучшие отзывы со всего света! С гарантией — безболезненно! Только ваша тень и мои ножницы! Всего за две марки! Силуэтные портреты Майера укрепляют Республику! Силуэты Майера — залог прочного мира! Силуэты Майера — профиль нового времени.

Он же и М е з е в и н к е л ь.

М е з е в и н к е л ь. Послушайте-ка… вы не видели случайно — тут не проходили три юные дамы? И особенно… одна такая, знаете ли…

М а й е р. Так сколько же все-таки — три или одна? Мне надо было бы знать поточнее, поскольку с утра их тут прошло несколько тысяч.

М е з е в и н к е л ь. Три. Но одна такая, знаете, — среднего роста, блондинка, стройная.

М а й е р. Ага. Ваша дочка, что ли? Или вы ее дедушка?

М е з е в и н к е л ь. Я попросил бы!..

М а й е р. Спросить-то, я полагаю, можно… Не хотите ли заказать силуэтный портрет для вашей уважаемой супруги?

М е з е в и н к е л ь. Я вдовец.

М а й е р. Гм… жаль. В вас есть что-то от Цезаря.

М е з е в и н к е л ь. Чепуха! С чего это вы взяли?

М а й е р. Это не я взял, а вы. У Кай Юлия Цезаря. У меня глаз наметанный, поверьте…

М е з е в и н к е л ь. Да? Не утруждайтесь. Значит, вы не видели этих трех дам?

М а й е р. Что-то не приметил… Стойте!.. Если вглядеться повнимательнее, то в вашем лице есть даже что-то наполеоновское!

М е з е в и н к е л ь. Вы что, смеетесь? Я буду жаловаться! Потребую, чтобы у вас отобрали патент!

М а й е р. Искусство — вечно. Робеспьер!

М е з е в и н к е л ь. Как вы сказали?

М а й е р. Неподкупный. Если б я верил в переселение душ, мне стало бы просто страшно: вы были когда-то… великим человеком.

М е з е в и н к е л ь. Я бухгалтер. Пока, милостивый государь.

Т е ж е и Э л ь з а З е г е б р е х т.

Э л ь з а. О! Добрый вечер, коллега Мезевинкель!

М е з е в и н к е л ь. Добрый вечер, коллега Зегебрехт.

Э л ь з а. Какой замечательный праздник, не правда ли? Полгорода на ногах. И мы тоже.

М е з е в и н к е л ь. Я уже иду домой.

Э л ь з а. Как можно?.. Фейерверк только в половине десятого.

М е з е в и н к е л ь. Фейерверк! У меня и так уже искры в глазах от моего ревматизма. Когда холодает…

Э л ь з а. У такого мужчины, как вы?!. А мне тепло, как весной!

М а й е р. Молодость можно сохранить, сделав вовремя силуэтный портрет.

Э л ь з а. Великолепная идея! Может, подарите мне свой портрет, коллега Мезевинкель?

М е з е в и н к е л ь. Глупости… Я уже не в том возрасте.

Э л ь з а. Ах, не портите мне настроение. (Майеру.) Вырежьте мой профиль, пожалуйста.

М а й е р. Сию секунду. Сядьте сюда, пожалуйста. Вот так… Спасибо… Через три минуты будет готово.

М е з е в и н к е л ь. Тогда разрешите откланяться.

Э л ь з а. Но подождите же!

М е з е в и н к е л ь. С меня хватит. Сначала дело, а уж потом — гулянки.

Э л ь з а. Между прочим, я только что видела эту Краузе.

М е з е в и н к е л ь. Краузе?

Э л ь з а. Да, Сабину Краузе. Наверняка она снова затевает что-то непотребное.

М е з е в и н к е л ь. Прямо скандал с ней… Где вы ее видели?

Э л ь з а. У «русских гор». Определенно опять что-то с мужчинами. Как обычно.

М е з е в и н к е л ь. Сумасбродная девчонка. За ней нужен глаз да глаз. Ее родители, судя по всему, не заботятся об этом.

М а й е р. Легкомысленная пошла молодежь. В пожилом возрасте поневоле становишься морально устойчивым.

Э л ь з а. Что вы хотите этим сказать?

М а й е р. Н-ну… не тот пыл.

М е з е в и н к е л ь. Гм… Ну, я пошел. Счастливо повеселиться.

Э л ь з а. Вы, кажется, собирались домой?.. Разве вам в эту сторону?

М е з е в и н к е л ь. Ах, да… Действительно!

Э л ь з а. Не мое дело, конечно, но, по-моему, вас потянуло к «русским горам».

М е з е в и н к е л ь. К «русским горам»?

Э л ь з а. Я думала… Просто понаблюдать.

М е з е в и н к е л ь. Да, разумеется.

Э л ь з а. Мы могли бы вместе… понаблюдать.

М е з е в и н к е л ь. Тактически глупо. Лучше поодиночке.

М а й е р. Готово.

Э л ь з а. Покажите. О-о! Это я?

М е з е в и н к е л ь. Очень мило.

Э л ь з а. Боже!.. Вот вы и перестали хандрить!

М а й е р. Две монеты.

Э л ь з а. Подарить вам этот портрет?

М е з е в и н к е л ь. Уберите. Вон идет Краузе.

Э л ь з а. Тогда вам уже незачем спешить к «русским горам».

Т е ж е и С а б и н а, Г а н н а, Л и л о.

С а б и н а. Привет! Так поздно гуляете?

Э л ь з а. Это вас надо спросить. Завтра опять будете весь день зевать.

С а б и н а. У нас тут еще кое-какие дела.

М е з е в и н к е л ь. Не раздавить ли нам сообща бутылочку вина?

Э л ь з а. А как же ваш ревматизм?

М е з е в и н к е л ь. Кто говорит о ревматизме? Фейерверк ведь только в половине десятого.

Э л ь з а. Девушкам пора спать. Я за них отвечаю.

Г а н н а. Мы тоже не прочь выпить.

Л и л о. Я плачу за одну бутылку.

Г а н н а. Я за другую. Давай, Сабина!..

С а б и н а. Стоп! Повернитесь-ка в профиль! Вот так, да… Черт возьми, кого же вы мне напоминаете?

М а й е р. Может быть, Цезаря?

С а б и н а. У Цезаря не было усов. Но на кого-то из великих он, во всяком случае, похож. Вспомнила: на О.-В. Фишера! Какое сходство! Просто с ума сойти.

Э л ь з а. Что же вы молчите?.. Она вас разыгрывает, а вы как воды в рот набрали.

С а б и н а. Ну, скажите сами, только по совести, разве он не похож на О.-В. Фишера?

Э л ь з а. Какая наглость!

М е з е в и н к е л ь. А почему, собственно, фрейлейн Зегебрехт, мне не быть похожим на О.-В. Фишера? Разные бывают лица: у одних обыкновенные, у других… гм… более интересные. Я, конечно, ничего не хочу этим сказать, но почему же я должен возмущаться?

Г а н н а. Ну, хватит вам! Давайте выпьем.

Л и л о. Действительно. Эту тему можно продолжить и за бутылкой.

С а б и н а. Окажите мне одну любезность, коллега Мезевинкель.

М е з е в и н к е л ь. С величайшим удовольствием. Какую?

С а б и н а. Подарите мне ваш силуэт.

М е з е в и н к е л ь. А почему бы нет?.. Вы готовы, маэстро?

М а й е р. К вашим услугам, господин Мезевинкель!

М е з е в и н к е л ь. Что ж, давайте… Приступайте!

С а б и н а. Ну, вылитый кинорежиссер Фишер! Не хватает только темных очков.

М а й е р. Повернитесь в профиль, пожалуйста. Не шевелитесь.

Э л ь з а. Это вам так не пройдет, коллега Краузе. Я сейчас приведу сюда товарища Морица.

Г а н н а. Ради бога!.. Не делайте этого!

Л и л о. Не нужно звать Морица!

С а б и н а. Вы знаете, где он?

Э л ь з а. Только что видела возле тира. Уж я его найду, будьте уверены.

С а б и н а. Поторопитесь…

Г а н н а. Не делайте этого!.. Это же совершенно безобидно!

Л и л о. Ну, кажется, быть беде!..

Т е ж е, кроме Э л ь з ы, Г а н н ы и Л и л о.

М е з е в и н к е л ь. Истеричная бабенка.

С а б и н а. Не говорите так об Эльзе Зегебрехт. Она — бедняжка. У вас, надо полагать, не было жениха, который погиб на войне.

М е з е в и н к е л ь. Как будто это дает ей право портить жизнь оставшимся в живых. Вы верно еще не знаете, какие мерзости она про вас распространяет?

С а б и н а. А вы не распространяете?

М е з е в и н к е л ь. Я?

С а б и н а. Разве вы не осуждаете мое поведение?

М е з е в и н к е л ь. Н-нет. Не прямо.

С а б и н а. Прямо или не прямо, но вы ведь говорили, что я слишком увлекаюсь мужчинами?

М е з е в и н к е л ь. Я же забочусь о вас, фрейлейн Сабина.

С а б и н а. Очень тронута. И абсолютно самоотверженно, не так ли?

М е з е в и н к е л ь. Разумеется. Если хотите послушать совета опытного коллеги…

С а б и н а. Вы меня любите?

М е з е в и н к е л ь. Простите… Не понимаю.

С а б и н а. Я интересую вас как женщина?

М е з е в и н к е л ь. Фрейлейн Сабина…

М а й е р. Ну и повезло же вам, что бумага у меня черная, а не красная. Иначе — ваша голова была бы сейчас очень похожа на помидор.

С а б и н а. Ни на кого нельзя положиться.

М е з е в и н к е л ь. Я взял бы вас под свою защиту, если б вы мне доверились…

С а б и н а. Тогда — ровно в девять у «русских гор».

Т е ж е и Э л ь з а, М о р и ц, Г а н н а, Б о б, Л и л о, Ш н у л л е.

Э л ь з а. Вот, можете полюбоваться!.. Судите сами.

М о р и ц. Добрый вечер. Сабина, можно тебя на минуточку?

С а б и н а. Если очень нужно… Так, Мезевинкельчик, значит, договорились: в девять у «русских гор». Не забудьте. Ну, Мориц? Что там у тебя? Выкладывай.

М а й е р. Готово.

М е з е в и н к е л ь. Сделайте еще копии. Три штуки. Добрый вечер, коллега.

М о р и ц. Добрый вечер. Коллега Зегебрехт сказала мне…

М е з е в и н к е л ь. Коллега Зегебрехт чересчур прыткая. Здесь ничего плохого не произошло.

М о р и ц. Охотно верю.

Э л ь з а. Вы же сами слышали, как они договаривались.

М е з е в и н к е л ь. А это уж мое дело. И вас не касается.

Э л ь з а. Ну как можно? Как вы можете такое допускать?

М о р и ц. Друзья! Сегодня праздник, не надо ссориться. Сабина пошутила.

С а б и н а. Я никогда не шучу.

Э л ь з а. Мы поймали тебя с поличным!

М о р и ц. Ну-ну, зачем же так?.. Не принимайте все всерьез. Такой хороший вечер…

С а б и н а. Я имею обыкновение — приходить, если обещаю.

М о р и ц. Ну ладно, ладно. Не надо ссориться.

М е з е в и н к е л ь. Я не желаю больше выслушивать нравоучений от фрейлейн Зегебрехт, да и от вас тоже… К тому же публично. Значит, как договорились, фрейлейн Сабина: ровно в девять у «русских гор»?.. Привет.

М а й е р. Пять марок, если позволите. Премного благодарен.

Т е ж е, без М е з е в и н к е л я.

Э л ь з а. Она дискредитирует весь наш коллектив.

М о р и ц. Коллега Зегебрехт, не следует преувеличивать. Мне достаточно неприятно уже то, что мы с вами пришли сюда.

Э л ь з а. Я полагаюсь на вас. До свидания!

Т е ж е, без Э л ь з ы.

С а б и н а. Душа человек… Теперь, даже если снесут «русские горы», она все равно примчится туда. Чтобы я не совратила Мезевинкеля. Он заботится обо мне, она — о нем… Придется идти.

Г а н н а. Я говорю вам: нельзя ее оставлять с ним одну!

Б о б. Чего ты волнуешься? Не съест же она его.

М о р и ц. А если я тебя попрошу не делать этого? И постараюсь объяснить?

С а б и н а. Попытайся.

Л и л о. Если они пойдут, мы пойдем с ними.

М о р и ц. Пройдемся немножко?

С а б и н а. Что ж… пожалуй.

Г а н н а. Подожди, Сабина, пойдемте вместе. (Морицу.) Вам не удастся нас с ней разлучить!

Ш н у л л е. Они хотят побыть вдвоем…

С а б и н а. Останьтесь, девочки. Вы же видите, у меня сейчас политзанятия.

Л и л о. Так быстро от нас не отделаешься.

С а б и н а (Бобу и Шнулле). Займитесь девушками, иначе между нами все кончено.

Б о б. Будет сделано, Пчелка.

С а б и н а. Спасибо, Бобби.

Г а н н а. Мы тебя предостерегли…

Ш н у л л е. …сказал папаша и отдал своей дочке ключи от дома.

С а б и н а. Ну вот, а теперь начинай меня убеждать, секретарь.

Б о б и Г а н н а.

Б о б. Ты что-то притихла, толстенькая.

Г а н н а. Нельзя иметь подруг, если у тебя есть друг.

Б о б. Или наоборот. И вообще отстань ты, ради бога, со своей Сабиной!

Г а н н а. Бобби…

Ш н у л л е и Л и л о.

Ш н у л л е. Что, собственно, с тобой происходит? Что я тебе сделал?

Л и л о. Не говори со мной таким тоном.

Ш н у л л е. Прямо надоело. Ты играешь на моих чувствах.

Л и л о. Шнулле…

Ш н у л л е. К черту Шнулле! Не смей меня больше так называть. Для вас я пока еще Курт Эгон Рихтер, фрейлейн Шульце!

М о р и ц и С а б и н а.

М о р и ц. Ты эгоистичная и тщеславная девчонка. Мордашка у тебя ничего, — но что это стоит, если за яркой витриной пустые полки?

С а б и н а. Партийный секретарь с рентгеновским взглядом. Видит насквозь. Партия слышит все, видит все и знает все.

М о р и ц. Партия служит народу.

С а б и н а. А я и есть народ. Ты мне служишь?.. Ах, слушай, послужи мне немножечко, а?

М о р и ц. Ты не народ, а я — не партия.

С а б и н а. Нет, ты — Мориц. Знаменитый маленький Мориц, представитель партии. А я, значит, если я не сплетничаю с нашими кумушками, не лезу в молодые таланты, не заседаю в фабкоме или в комиссиях, а хожу на танцы, и лучше почитаю «Войну и мир», чем буду слушать лекции о том, как нужно культурно жить, и лучше сама себе сошью платье, чем стану носить старушечьи хламиды, которые выпускает наша фабрика, — я, значит, эгоистка и тщеславная. До чего же все просто.

М о р и ц. Ты эгоистична и тщеславна потому, что думаешь только о себе.

С а б и н а. Приходится, да… Ты, что ли, думаешь обо мне?

М о р и ц. Да, я думаю и о тебе.

С а б и н а. То-то я последние ночи стала спать плохо… Ты хоть когда-нибудь целовался с девушкой?

М о р и ц. Было и это.

С а б и н а. Не верится.

М о р и ц. Будто это так важно.

С а б и н а. Значит, партия считает, что целоваться — это не важно.

М о р и ц. Я полагаю, что перед партией стоят несколько более важные проблемы. Сначала нужно построить социализм.

С а б и н а. А когда нам станет по шестьдесят, можно будет и целоваться?.. Вот, черт возьми, весело будет.

М о р и ц. Это могло бы произойти и раньше.

С а б и н а. Когда — раньше?

М о р и ц. Когда ты изменишься.

С а б и н а. Выходит, все зависит от меня?

М о р и ц. Сейчас — да.

С а б и н а. А от тебя ничего не зависит?

М о р и ц. Поскольку я тебя еще не убедил…

С а б и н а. А сам-то ты точно знаешь, когда он будет построен — социализм?

М о р и ц. Партия знает.

С а б и н а. Я заметила, между прочим, секретарь, что, как только речь заходит о чем-либо конкретном, ты тут же прячешься за спину партии. А ты сам мне скажи — что такое социализм? Неужели не нашли слова покрасивее? Расскажи мне о нем. Он хороший?

М о р и ц. Конечно, хороший… А главное — правильный.

С а б и н а. А будут тогда такие, как Мезевинкель?.. Или как Эльза Зегебрехт?

М о р и ц. Возможно. Но уже не много.

С а б и н а. А их не будут убивать?

М о р и ц. Глупости.

С а б и н а. Может, их вывезете в Америку?

М о р и ц. Чепуху говоришь.

С а б и н а. А лгуны, воры, пасторы, полицейские — эти тоже останутся? А партийные секретари?

М о р и ц. Партия уже сейчас работает над тем, чтобы… Чего ты смеешься? Ты же не дала мне договорить.

С а б и н а. А ты не ответил ни на один мой вопрос.

М о р и ц. Да, ты права. Но что я могу ответить, если ты спрашиваешь, хорош ли социализм? И покрасивее слова для него тоже не знаю. Может, «будущее»? Или «завтра»? Или то, о чем ты мечтаешь? Но я не знаю, о чем ты мечтаешь. Я знаю только законы развития общества. Это я учил. Но ты не об этом спрашиваешь, тебе хочется знать, насколько они красивы. Я нахожу, например, что в них есть своя прелесть. Во всяком случае, они справедливы, а то, что справедливо, значит, и красиво. Так по крайней мере я думаю. В мире очень много красивого. Разум, например. Честность. Мужество. Красивы цветы, чистая улица, дети. Добрые слова, интересные книги. Утро, когда спешишь на любимую работу, отсутствие страха, но страх за кого-нибудь, добрые дела для счастья других. Думать. Дружить. Жить с открытой душой. Спрашивать и отвечать. Спорить, но не ссориться. Иметь свое мнение, но и уважать мнения других. Беседы, дискуссии. Ну, что еще?.. Друзья и соседи, да и вообще люди, на которых можно положиться. Учеба. Знания. Взаимопомощь. Все это может быть красиво. Но это не сваливается с неба. И в одиночку добиться этого нелегко. А всем вместе… Ты вообще-то слушаешь меня?

С а б и н а. Да, секретарь.

М о р и ц. Ну так что же, я ответил тебе?

Г а н н а, Л и л о.

Г а н н а. Не вышло у нее.

Л и л о. Ей стало стыдно.

Г а н н а. Все ни к чему.

Л и л о. И мальчики от нас ушли.

Г а н н а. Ужасный день.

Л и л о. Да. Паршивый.

Г а н н а. Может, твои часы вперед?

Л и л о. Половина десятого. Пожалуйста — вот и фейерверк.

Г а н н а. И фейерверк какой-то дрянной.

Т е же, Б о б и Ш н у л л е.

Б о б. Алло, толстенькая! Порадуйся — мы выиграли! Ура!

Ш н у л л е. Наш секретарь втрескался! Чересчур долго ходил в холостяках! Сабина его окрутила!

Б о б. Втюрился по уши! Пошли танцевать!

М е з е в и н к е л ь, М а й е р, Э л ь з а.

М е з е в и н к е л ь. Хорошо, что я вас еще застал. Возьмите обратно ваши портреты.

М а й е р. Какие портреты?

М е з е в и н к е л ь. Силуэтные. Которые вы мне делали.

М а й е р. Что-то не припомню.

М е з е в и н к е л ь. Позвольте! Я — Мезевинкель. Вы же меня знаете.

М а й е р. Первый раз слышу.

М е з е в и н к е л ь. Ну, этот — Цезарь…

М а й е р. Как вы сказали?.. Мезевинкель?

М е з е в и н к е л ь. Да Наполеон же… Ну?

М а й е р. Спокойнее, дедушка. Только без волнений.

М е з е в и н к е л ь. Робеспьер! О.-В. Фишер!

М а й е р. Да-да. Хорошо. Я сейчас позвоню, куда следует.

М е з е в и н к е л ь, Э л ь з а.

Э л ь з а. Вы были правы. Действительно, что-то прохладно…

Берлин. Примерно в то же время или чуть позже. Квартира и улица.

В и л л и, К л а р а, Т о н и Ш н а й д е р.

Т о н и. Да, я вас понимаю, фрау Краузе. Но войдите и вы в мое положение.

К л а р а. Вы не имеете права…

Т о н и. Об этом поговорим в районном совете. Конечно же, я претендую на своего ребенка.

К л а р а. Она уже не ребенок.

Т о н и. Но я ее мать.

К л а р а. Вспомнили через восемнадцать лет. Она носит нашу фамилию.

Т о н и. Вы, бесспорно, были ей хорошими родителями.

К л а р а. Других она не знает.

Т о н и. Вы сами отнесли лоскут с ее именем в полицию.

К л а р а. Да. В сорок пятом. Но почему же вы ее не искали? Через Красный Крест? Через Службу розыска, по радио?

Т о н и. Я искала… У нее есть уже… кто-нибудь?.. Кто ее подруги?

К л а р а. У нее есть все, что нужно девушке в ее возрасте.

Т о н и. Смешно!.. Взрослая дочь, да еще швея.

К л а р а. У вас нет взрослой дочери.

Т о н и. Фрау Краузе, будьте благоразумны. Если вы ее любите, то должны радоваться, что она переедет к нам.

К л а р а. Ей и здесь всего хватает.

Т о н и. Но не больше. А у нас, в нашем доме… Новые впечатления…

К л а р а. Ее дом — здесь.

Т о н и. Господин Краузе, скажите, вы тоже такого мнения? Ах, постойте, куда я девала сигареты… Минутку.

В и л л и. Принеси мой табак, Клара!

Т е ж е, кроме К л а р ы.

Т о н и. Проклятая война тому виною. Вы бывали в Гумбиннене? У нас там был домик. Мой муж погиб. Мы были всегда честными людьми. И все-таки бог наказал нас. Представляете, что значит — встав из-за стола, схватить чемодан и бежать из дому, не закрыв за собой дверь, потому что все равно — ведь уходишь навсегда? В вагоне для скота довезли нас до Данцига. А на хвосте — русские. И страх, что можешь не попасть на пароход. Да еще холод. На пароход я тогда попала, но потеряла чемодан. В Штеттине высадилась нищей, без гроша. Пришлось начинать все с нуля. Работала официанткой. Поначалу — у американцев. А ведь в Гумбиннене мы были заметными людьми. Мы имели транспортную контору. Девять служащих, восемь лошадей, три грузовика с прицепом. И, конечно, легковую машину. Зимой регулярно ездили в Кенигсберг. За покупками и в театр. Вы должны убедить вашу супругу, господин Краузе. Девочка — моя. Мой ребенок, мое дитя. Единственное. Скажите вашей жене, чтобы она не препятствовала.

Т е ж е, и К л а р а.

К л а р а. Я не нашла твой табак, Вилли.

Т о н и. Закурите же сигарету, господин Краузе. Если б я знала, что вы курите трубку…

Т е ж е, кроме В и л л и.

К л а р а. Он сказал, что отдаст девочку?

Т о н и. Каждый вам подтвердит, что я вправе претендовать.

К л а р а. Он сказал, что отдаст девочку?

Т о н и. Я понимаю ваши чувства, фрау Краузе. Представляю, каково это, когда нет своих детей. Девочка заменила вам собственного ребенка. Я понимаю это.

К л а р а. Мой сын остался под Сталинградом.

Т о н и. Простите.

К л а р а. Мой муж сказал, что отдаст вам девочку?

Т о н и. Дорогая фрау Краузе, вы потеряли сына. Я потеряла дочь. Что вы стали бы делать, если б узнали, что ваш сын жив, только живет у других людей, которые его нашли, усыновили и воспитали?

К л а р а. Мой сын погиб.

Т о н и. Разве он перестал бы быть вашим сыном? А вы — его матерью?

К л а р а. Мой сын погиб.

Т о н и. Фрау Краузе…

Т е ж е, В и л л и и М а й е р.

М а й е р. Надеюсь, не помешаю?.. Глоточек телевизионной скуки на ночь… Поскольку и Вилли сегодня дома.

В и л л и. Наш сосед — господин Майер. Фрау Шнайдер из Ганновера.

М а й е р. Очень приятно. Весьма рад.

В и л л и. Чашечку кофе?

М а й е р. Не откажусь, если уж так положено. Но лучше бы рюмашечку водки…

В и л л и. Принеси нам бутылку, Клара.

Т е ж е, кроме К л а р ы.

М а й е р. Не угодно ли сигаретку, фрау Шнайдер?.. «Каро». Мой сосед их терпеть не может. Он всегда говорит, что по сравнению с их дымом даже в топке его паровоза воздух чище. Но вам-то он, пожалуй, разрешит затянуться разок-другой. Как, Вилли?

Т о н и. Не хотите ли закурить мою?

М а й е р. «Астор»? Смотри-ка, Вилли, — «Астор»! Твои любимые. До того как построили берлинскую стену, он всегда их доставал… Мы их покуривали.

Т е ж е и К л а р а.

К л а р а. Водка.

М а й е р. Вы, наверно, впервые празднуете День Республики, фрау Шнайдер?

Т о н и. Да.

М а й е р. Обычно я тоже не праздную. Но сегодня дела у меня шли блестяще. Я делаю силуэтные портреты, знаете ли… Силуэты граждан нашего государства. А сегодня дочь господ Краузе обеспечила мне роскошную клиентуру. Вы знаете Сабину?

Т о н и. Только ребенком.

С а б и н а, М о р и ц.

С а б и н а. Вот здесь я и живу.

М о р и ц. Да… Ну, тогда — до свидания.

С а б и н а. Очень мило с твоей стороны, что проводил меня.

М о р и ц. Спокойной ночи, Сабина.

С а б и н а. Подожди же немножко. Сейчас только одиннадцать. А впрочем, как хочешь. Партийный монах.

М о р и ц. Ну, и со многими ты тут стояла?

С а б и н а. Стояла мало с кем.

М о р и ц. А с остальными?

С а б и н а. Обычно сразу — ко мне в квартиру. Не веришь?

М о р и ц. Мне-то, собственно, все равно.

С а б и н а. Почему ж тогда спрашиваешь?

М о р и ц. Так просто.

С а б и н а. Красивый был фейерверк, правда?

М о р и ц. Я не люблю фейерверков. Напоминает бомбежку.

С а б и н а. Откуда тебе знать? Ты же не настолько старше меня. Сколько тебе лет?

М о р и ц. Миллион.

С а б и н а. Заметно.

М о р и ц. Странный вы народ — девушки.

С а б и н а. Ха! Мориц — специалист по девушкам.

М о р и ц. Неужели у тебя совсем нет идеалов?

С а б и н а. Триста шестьдесят пять в году.

М о р и ц. Жаль.

С а б и н а. Что-то скучно становится, партийный монах.

М о р и ц. Графиня желают удалиться?

С а б и н а. О, да ты умеешь острить, Мориц? Разве партийным это разрешается.

М о р и ц. Конечно, нет. Если ты донесешь, меня арестуют.

С а б и н а. Спящие не доносят.

М о р и ц. Так еще только одиннадцать.

С а б и н а. Десять минут двенадцатого.

М о р и ц. Твои родители строги с тобой?

С а б и н а. Еще бы. Мать всегда сердится, что мои мужчины слишком шумят по утрам, когда бреются в ванной. И всегда поют шлягеры, а не что-нибудь серьезное. Ты тоже поешь?

М о р и ц. Только «Интернационал».

С а б и н а. В ритме твиста, надеюсь?

М о р и ц. Где-то я читал: когда девушки хотят кого-то охмурить, они делают вид, будто ужасно интересуются тем, что интересует мужчину.

С а б и н а. А я разве хочу тебя охмурить?

М о р и ц. А то нет?

С а б и н а. Больно ты о себе много мнишь, — задавака.

М о р и ц. Ну вот, еще и оскорбляешь.

С а б и н а. Ах, пожалуйста, товарищ секретарь, спойте мне «Интернационал», умоляю, у меня к нему жгучий интерес.

М о р и ц. Есть вещи, над которыми не шутят.

С а б и н а. А над девушками?.. Спокойной ночи!

М о р и ц. Сабина…

С а б и н а. Что вам угодно?

М о р и ц. Как меня зовут?

С а б и н а. Мориц… Ты чего?

М о р и ц. Хотелось еще раз услышать, как ты это говоришь.

С а б и н а. Мориц… Мориц… Мориц… Бе-е-е!

В и л л и, К л а р а, Т о н и, М а й е р.

М а й е р. Она хорошая девушка. Мать может гордиться ею, — вы что-то сказали, фрау Краузе? — и особенно отец. Он в ней души не чает, в своей Сабине. Я ведь их знал еще в те времена, когда мы ютились в бараках. Мы жили, знаете ли, визави. Боже мой, чего только не натерпелся наш Краузе с этой малышкой!.. Ужас просто. Чего они, бедные, только не делали в те тяжкие дни, чтобы накормить девочку. А однажды, когда Сабиночка заболела — что тогда с ней было, фрау Краузе? — ну да, что-то такое с высокой температурой, — так тут уж наш Краузе совсем дошел. Натаскал с железной дороги угля, отнес его на черный рынок и выменял там на пенициллин — сами знаете, как его было достать в то время. Чуть было не посадили…

В и л л и. Хватит об этом, Майер. Ей и влетало от меня достаточно.

М а й е р. Еще бы, — когда ей вдруг пришла фантазия нацепить себе голубую тряпку на шею. Юные пионеры — знаете, что это такое, сударыня?

Т о н и. Юные пионеры… Значит, теперь она, видимо, в Союзе немецкой молодежи?

М а й е р. Сабиночка везде поспеет.

Т о н и. Удивляюсь, как вы легко об этом говорите… Как вам живется здесь?

М а й е р. Слава богу, сударыня, живу. Там у вас тоже задаром ничего не дают. Марка есть марка — ее везде нужно заработать, не так ли? А когда снесли наши бараки, мне дали новенькую квартиру. Поскольку у меня, знаете ли, жена нездорова. Последствия детского паралича. И теперь мне больше не нужно таскать дрова и уголь, и горячая вода сама льется, только кран поверни. И все это довольно-таки дешево — квартплата невысокая, скажу вам. Правда, и пенсия тоже не больно велика. Но на рюмочку все же всегда хватает… Ваше здоровье!.. Ну, а как там у вас, в Ганновере?

Т о н и. Можно спросить вас совсем о другом, господин Майер?

М а й е р. Спрашивайте, сударыня, спрашивайте, — сколько угодно. А водочка — высший класс, фрау Краузе.

Т о н и. Вы так хорошо говорите о Сабине. Я приехала сюда тоже из-за ребенка. По просьбе подруги. Дело в том, что эта несчастная женщина потеряла свою дочку в дороге, во время эвакуации.

С а б и н а, М о р и ц.

С а б и н а. Это правда, что ты пишешь стихи?

М о р и ц. Кто тебе сказал?

С а б и н а. Я спрашиваю тебя.

М о р и ц. Может, и пишу.

С а б и н а. Я однажды читала: «Ребята, если вы хотите понравиться девушке, делайте вид будто вы способны на что-то в тысячу раз большее, чем все другие».

М о р и ц. И, конечно, на большее, чем они способны в самом деле.

С а б и н а. Естественно. Знаешь, почему ты мне нравишься?

М о р и ц. Разве я тебе нравлюсь?

С а б и н а. Нет, сейчас уже снова нет. Абсолютно.

М о р и ц. Ты хотела мне сказать, почему я тебе нравился раньше.

С а б и н а. Потому что хоть ты и партийный, но есть в тебе что-то от нормального человека.

М о р и ц. Партия и состоит из нормальных людей.

С а б и н а. Если бы так. Я знаю многих, которые лгут, лицемерят, обманывают своих жен, плохо работают, смотрят свысока на всех, кто не в партии, добиваются привилегий и пользуются ими, и главное, болтают, болтают, а сами делают то, что другим запрещают. Конечно, если, по-твоему, это нормально, то, значит, и они — нормальные люди! Я только не пойму, почему в одной партии могут быть и они и… такие, как ты. На твоем месте я подождала бы, пока они эту лавочку не приведут в порядок и все сделают так, как пишется в лозунгах.

М о р и ц. Кто это они?

С а б и н а. Ну, эти — хорошие. О которых ты говоришь.

М о р и ц. Кто же, по-твоему, хорошие?

С а б и н а. Хочешь меня запутать?

М о р и ц. Ты сама завела этот разговор…

С а б и н а. Если то, что ты рассказываешь о социализме, верно, то тогда и партия должна бы быть лучше, чем сейчас. В такую прекрасную партию, пожалуйста, — и я бы тоже вступила.

М о р и ц.

С а б и н а. Звучит несколько напыщенно.

М о р и ц. Это притча для тех, кто собирается вступить в партию, когда социализм уже будет построен.

С а б и н а. Ты сочинил?

В и л л и, К л а р а, Т о н и, М а й е р.

М а й е р. Если в сорок пятом году ребенку было три месяца, то сейчас ему уже восемнадцать, девятнадцать. Он познакомится со своей матерью примерно так же, как я сегодня познакомился с вами… Заново, так сказать.

Т о н и. В таком возрасте человек открыт для всего нового.

М а й е р. И даже для новой матери?

Т о н и. А если мать живет на Западе?

М а й е р. Ну и дела в нашем отечестве!.. Если мать рассчитывает только на то, что она живет на Западе, то шансы ее, прямо скажем, невелики. Соотношение примерно такое же, как три месяца к девятнадцати годам.

Т о н и. Для матери решают не три месяца, когда ребенок был с ней, а девятнадцать лет тоски, когда его с ней не было.

М а й е р. А как же быть с той матерью, которая девятнадцать лет воспитывала этого ребенка? Куда денем ее тоску?

Т о н и. Дети, вырастая, все равно покидают родительский дом.

М а й е р. Вот именно. Так, значит, та ваша подруга, которая хочет вернуть своего ребенка, делает это для себя или для него?

Т о н и. Для ребенка, разумеется.

М а й е р. Но лишить человека, в данном случае юную девушку, родины, это…

Т о н и. Ее родина там, где живет ее настоящая мать.

М а й е р. А кто же, спрашивается, настоящая мать после всех этих девятнадцати лет? Та, которая родила и потеряла и понятия не имела, какой из ребенка получается человек, или та, что, еле-еле сводя концы с концами, вырастила ребенка, сделала его человеком? А разве сам факт, что человек получился хороший, не свидетельствует о том, что это возможно и без родной матери? Неизвестно ведь, что стало бы с этой девочкой, если бы она не потерялась. Так что тут не в годах дело, а в отношении… Твое здоровье, Вилли! Прозит, фрау Краузе!.. Поверьте мне, сударыня: первый портрет, который я вырезаю из бумаги, — всегда самый лучший. Клиент одобрит его и скажет: «Точно! Это я!» Закажи он еще один, — а второй никогда не бывает точной копией первого, — и сразу же начинаются неприятности, клянусь вам, он всегда в обоих найдет недостатки.

Т о н и. Неудачное сравнение.

М а й е р. Как и будущее, которое ожидает бедняжку… Ну, мне уже, кажется, пора. С телевизором, видно, ничего не выйдет… Спокойной ночи всем… А что касается Сабины, я посоветовал бы спросить у нее самой. У нас «в зоне» человек восемнадцати лет — уже совершеннолетний.

С а б и н а, М о р и ц.

М о р и ц. Да не могу я и не хочу!.. Что толку в ваших танцульках?

С а б и н а. Ты не умеешь, потому и не хочешь. А я обожаю танцевать. Любой уведет меня от тебя, если не научишься.

М о р и ц. Мы просто не будем ходить на танцульки.

С а б и н а. Веселенькая будет жизнь, когда ты меня по музеям начнешь таскать?! Ну нет, дорогой, Сабина любит повеселиться. На что мне партийный секретарь, если с ним нельзя показаться на люди?.. Да и кто мне после этого поверит, что ты мой? Нет, дружочек, я тебя научу танцевать… Прямо сейчас!.. Становись!

М о р и ц. Какая глупость…

С а б и н а. Ну, отвешивай!

М о р и ц. Что… отвешивать?

С а б и н а. О боже мой, да поклон же!.. Как молодой человек девушку приглашает?.. Кланяйся!.. Неужели не понимаешь? Да не так! Неуклюжий медведь. Элегантнее, элегантнее. Я же не классовый враг. Передо мной можешь немного и согнуть спину. Еще раз. Ну вот, это уже лучше. Теперь обними меня. Правой рукой за талию, в левую — мою руку. Сожми покрепче. Вот так…

М о р и ц. Слушай, увидит же кто-нибудь…

С а б и н а. Ну и что?

М о р и ц. Сабина!

С а б и н а. Обыватель несчастный!… Чего ты скис? Ну давай!.. Пошли. Та-та-та, та-та-та… Правой, левой… Правой, левой. Та-та-та, та-та-та… Вправо, влево, прямо… Вправо, влево, прямо… Та-та-та, та-та-та… Давай, давай! Не спи! Та-та-та, та-та-та… Влево, вправо, прямо… И все это чуть быстрее… О боже! Ну чего ты прикидываешься несчастненьким? Будто так уж неприятно меня обнимать!.. Раз, два, три… Раз, два, три… Быстрее! Та-та-та… та-та-та… Вправо, влево, прямо… Шевелись!

М о р и ц. Что за радость? Раз, два, три… Раз, два, три… Та-та-та, та-та-та… Вправо, влево… Вправо, влево… Вправо, влево… Та-та-та, та-та-та… Абсолютно беспринципно. А вправо — даже реакционно.

С а б и н а. Отставить разговоры!.. Болтуны сбиваются с ритма. Вправо, влево, прямо… Раз, два, три… Та-та-та… Перерыв.

М о р и ц. Этому я никогда не научусь.

С а б и н а. Только без волнений… Сделай глубокий вдох. Так… Выдох. Во время перерыва, между прочим, даму можно и не обнимать.

М о р и ц. Во всех случаях?

С а б и н а. Во всех.

М о р и ц. И… после этого?

С а б и н а. И после этого. Целоваться, впрочем, ты тоже не умеешь. Придется учить. Трудная пошла молодежь!.. Да, так уже лучше… Теперь уже почти получается.

М о р и ц. Сабина…

С а б и н а. Теперь ты расчувствовался?

М о р и ц. Ты сошла с ума!

С а б и н а. Сам сошел… Мориц…

М о р и ц. Теперь ты расчувствовалась?

С а б и н а. Немножко.

М о р и ц. Ну, ну…

С а б и н а. Довольно. Мне нужно идти.

М о р и ц. Кивни мне хоть из окошка, когда поднимешься.

С а б и н а. Дай мне тот букетик, что ты выиграл в тире.

М о р и ц. Это же бумажные фиалки.

С а б и н а. Не важно. Для меня они пахнут, будь даже из камня.

М о р и ц. Ну вот, опять сантименты.

С а б и н а. Это только сегодня. Разочек… Сумасшедший.

М о р и ц. Спокойной ночи, Сабина.

С а б и н а. Спокойной ночи, Мориц.

М о р и ц. Не забудь кивнуть мне. А то простою до утра.

С а б и н а. Это ужасно. Вдруг тебя кто-нибудь увидит…

М о р и ц. Обывательница!

С а б и н а. Поджигатель войны!

М о р и ц. А когда мы встретимся на фабрике…

С а б и н а. Я скажу: раз, два, три…

М о р и ц. А я: та-та-та…

С а б и н а. Смотри, секретарь, это уже что-то вроде фракционной деятельности.

В и л л и, К л а р а, Т о н и.

Т о н и. Я могла бы просто сказать — встретимся завтра утром в суде, но обстоятельства заставляют меня подождать Сабину. Если я вас не обременяю, конечно.

К л а р а. Пожалуйста. Только приготовлю мужу поесть. Завтра ему в утреннюю смену. Извините.

Т е ж е и С а б и н а.

С а б и н а. Добрый вечер, милые предки! Прожигаете жизнь?

К л а р а. Что ты там делаешь, у окна? У нас гостья, Сабина.

С а б и н а. Минуточку… Так… Кто, ты говоришь, у нас?

Т о н и. Здравствуй, Сабина.

С а б и н а. Здравствуйте.

К л а р а. Пошли, отец.

В и л л и. Я останусь.

Т е ж е, кроме К л а р ы.

С а б и н а. Почему ушла мама?.. Почему вы молчите?.. Папа, кто эта дама?.. Кто вы?.. Что ж, пожалуйста… Меня это устраивает. Давайте помолчим втроем.

Т о н и. Сабина…

С а б и н а. Да?

Т о н и. Это все так ужасно…

С а б и н а. Что ужасно?.. Кто-нибудь умер?.. Я — тут, мой отец тут, моя мама тут.

Т о н и. Где твоя мама?

С а б и н а. На кухне.

Т о н и. Твоя мать не на кухне. Твоя мать перед тобой. Я хочу забрать тебя к себе. Мы живем в Ганновере. О боже…

С а б и н а. Это правда, папа?

В и л л и. Да.

С а б и н а. Но ведь ты — мой отец?

В и л л и. Нет.

С а б и н а. Мама, иди сюда!

Т е ж е, и К л а р а.

С а б и н а. Это все правда?

К л а р а. Да, моя детка.

С а б и н а. Если вы моя мать, то почему вы сначала называете свой адрес, а не объясняете, каким образом все это получилось.

Т о н и. Я тебе все объясню потом. Не будем сейчас мучить друг друга.

С а б и н а. Вы меня отдали? Значит, я подкидыш? Внебрачный ребенок? Я вам мешала жить?

Т о н и. Я твоя мать. Право на моей стороне.

С а б и н а. Какое еще право?.. Может быть, объясните мне по крайней мере?

К л а р а. В сорок пятом папа нашел тебя в обломках эшелона с беженцами. На одеяльце был пришит лоскуток с твоим именем и бывшим адресом твоей матери. Этот лоскуток мы сдали в полицию, они его направили в Красный Крест. Но никто туда не обращался, никто не искал. Через пять лет нам разрешили удочерить тебя. А теперь фрау Шнайдер узнала, что ты жива. Вот и все.

С а б и н а. Вот и все. А я не могу сказать вам «ты».

Т о н и. Это нужно доверить времени. Когда будем жить вместе…

С а б и н а. С чего вы взяли, что мы будем жить вместе? Я отсюда не уйду.

Т о н и. Подождем до завтра. Я не требую от тебя каких-либо решений сегодня. А завтра подробно поговорим обо всем. Самое главное ты уже знаешь.

С а б и н а. Самое главное? А что, собственно, я знаю?

К л а р а. Мы все сказали. Для нас ты остаешься нашим ребенком. Ничего от этого не изменилось.

С а б и н а. Перевернулось все вверх дном! Кто тут кто? И что мне еще надо понять?

К л а р а. Ты должна остаться у нас. Никто не может тебя заставить…

Т о н и. Вы забываете о суде, фрау Краузе.

К л а р а. Я обращусь к партии, если понадобится.

С а б и н а. Обратишься к партии?.. А если партия скажет, что я должна подчиниться?..

К л а р а. Не может партия тебя отослать на Запад.

С а б и н а. Я тоже так думаю… И что ж тогда?

Т о н и. Тогда мы подадим жалобу.

С а б и н а. Я совершеннолетняя.

Т о н и. Ты… ты… совершенно… бесчувственная…

С а б и н а. Чего же вы от меня ждали? Слез? Вы мне чужая.

Т о н и. Я твоя мать.

С а б и н а. Но я не ваша дочь. Мои родители могли показать вам любую другую девушку, и вы сказали бы: «Я твоя мать». Где доказательства, что я настоящая? А может быть, где-нибудь есть роковая родинка?.. Как в душещипательных романах!

Т о н и. Нет. Никакой родинки нет. Мы можем только твердо верить в то, что это так, как оно есть… Я понимаю, тебе трудно сразу постичь. Но со временем все уладится.

С а б и н а. Никогда не уладится, потому что я никогда отсюда не уйду.

В и л л и. И все-таки, дочка… Придется, видимо.

С а б и н а. Это говоришь ты, папа?

В и л л и. Все зависит от тебя. Эта женщина говорит, что она твоя мать. Следовательно, ты ее дитя. По сравнению с бедами, которые принесла нам война, ее горе — то, что она тебя потеряла, — конечно, маленькое. Но горе есть горе, и для нее оно было большим.

Т о н и. Это было ужасно…

В и л л и. Будем надеяться, что оно было большим. Сколько бед и несчастий непоправимы. А эту беду можно поправить. Она невелика, в принципе. Но для твоей матери это… кое-что.

Т о н и. Это для меня все, господин Краузе.

В и л л и. Хотелось бы верить, что так оно и будет. Хотя она говорила и о потерянном чемодане, и о домике в Гумбиннене, и о прислуге, автомобилях и лошадях, и даже о том, что приехала в Штеттин без гроша, — не без тебя, а без гроша, дочка, — все-таки придется тебе пойти с ней. Пока мы не знали о ее существовании, все было хорошо. Но теперь-то мы знаем. И это застрянет в наших головах. И настанет когда-нибудь день, когда мы упрекнем себя, что не отпустили тебя с ней. И ты упрекнешь себя, что не пошла со своей родной матерью. Но будет уже поздно, и мы станем отводить глаза и делать вид, будто ничего не произошло. Но кое-что произошло. И начнем ненавидеть себя. Поэтому иди, дочка. Мы не станем упрекать тебя в неблагодарности. Ты тут ни при чем. Нам не хотелось бы отдавать тебя этой женщине, но ты уж найдешь свой путь… Ну, я пошел спать, завтра в первую смену… Клара!

Т е ж е, кроме В и л л и и К л а р ы.

Т о н и. Сейчас я ничего не могу тебе предложить, кроме дружбы, и ни о чем не прошу, кроме дружбы. Все, что здесь говорилось, — вздор. И вообще все — вздор! Но что же тогда правильно? Можешь не отвечать мне взаимностью, не проявлять чувств, которых у тебя еще нет. Я только прошу не замыкаться, прошу просто понять и подумать без предубеждения. Люди в Ганновере не хуже, чем здесь. Мой первый муж, твой отец, погиб, и я вышла замуж снова. У нас такая же транспортная контора, как была там, в Восточной Пруссии, где ты родилась. Мой теперешний муж очень много работает, он хороший, душевный, отзывчивый человек. Я ему многим обязана. А на каникулы мы с тобой…

С а б и н а. Вы все это расписываете, как в рекламном проспекте для туристов. Только цены не проставлены.

Т о н и. Ну а что же мне делать, скажи на милость?

С а б и н а. Если уж я вам так нужна, то почему бы вам не остаться со мной?

Т о н и. С тобой? Здесь?.. Наш дом и все наше состояние там.

С а б и н а. Мой дом и мое состояние — здесь.

Т о н и. Так мы далеко не уедем. Подумай до утра, прошу тебя. А на сегодня хватит…

С а б и н а. Спокойной ночи.

С а б и н а.

С а б и н а. Раз, два, три… Та-та-та… Влево, вправо, прямо… О, Мориц! О, мама! Господи, господи, что же это такое?..

Там же, на следующий день. Фабрика.

М о р и ц и К л а р а.

К л а р а. Вы не можете этого допустить, господин секретарь.

М о р и ц. Не ломитесь в открытую дверь, фрау Краузе. Если ваша дочь не захочет уехать, никто ее насильно не заставит.

К л а р а. А если она захочет?.. Она ведь такая неуравновешенная. Вчера весь вечер и полночи ревела, я ни слова не смогла из нее выжать. А сегодня утром, за завтраком, была такая странная, что я просто уж не знаю, что делать. Я спрашиваю, что же теперь будет, а она только смеется и говорит: «От меня это не зависит».

М о р и ц. Так. От нее это не зависит…

К л а р а. Кто-то другой будто бы должен решить. Так и сказала. Как он скажет, так она и поступит.

М о р и ц. Ну, тогда все в порядке.

К л а р а. Как же так?.. Почему?

М о р и ц. Друг. Ее друг ведь не станет советовать ей уехать в Ганновер. Тогда он лишится ее.

К л а р а. Ах, что вы такое говорите, право!.. Нет у нее никакого «друга». Еще новость! Мальчишки ее совершенно не интересуют. Она их только позлить любит. Сколько раз я ей говорила: «Пригласи же кого-нибудь домой, в воскресенье, например. Выпить кофе или посмотреть телевизор». Ну что тут особенного, правда? Сейчас это нормальное дело. И в наше время молодые люди — я хочу сказать, что моя мать, конечно, такого не разрешила бы. Но у нее, между прочим, и телевизора не было. А вы посмотрели бы нашу квартиру! Три комнаты, кухня, ванна. Ведь это все от партии. Вот я и подумала, — партия могла бы позаботиться и о том, чтобы Сабина осталась у нас. Мы, правда, не в партии, но мой муж был когда-то социал-демократом. Этого ведь достаточно, правда?

М о р и ц. Партию давайте оставим в покое, фрау Краузе. Поговорим лучше о дочке.

К л а р а. Ну, раз вам это интереснее… Сабина хорошая девушка. Вам надо было бы с ней познакомиться. Такая прелесть встречается не часто.

М о р и ц. Я знаю Сабину.

К л а р а. Да? Тогда вы и сами обо всем знаете.

М о р и ц. Да, знаю… Ну, а пить кофе или смотреть телевизор — к вам никто так и не приходил?

К л а р а. В том-то и дело, господин секретарь!.. «Мальчишки — это самые ненужные существа на свете» — так она всегда говорит. И еще: «Не родился еще такой, чтобы пить наш кофе». Должно быть, хочет чего-то особенного. Знаете ведь, как это бывает у некоторых… Хотя, может быть, этот кто-то особенный уже и появился, неправда ли?..

М о р и ц. Поскольку она так странно себя ведет…

К л а р а. Точно!.. Вы меня понимаете, господин секретарь. Да, но я отнимаю у вас ценное время. Это только ради ребенка, правда ведь?.. Мы так привязаны к нашей Сабине. И раз уж партия тоже против Запада…

М о р и ц. Да-да, не беспокойтесь, фрау Краузе. Все будет в порядке. Мы же ведь с вами знаем Сабину.

К л а р а. Я-то ее знаю чуть дольше, чем вы. Потому и явилась сюда. До свидания.

С а б и н а, Г а н н а, Л и л о, Б о б и Ш н у л л е.

Б о б. «Глядите-ка! Сабиночка прислала посылочку из Ганновера».

Ш н у л л е. «Добрая Сабина! Дулю для Шнулле…»

Л и л о. Перестаньте болтать!

Б о б. «И для милого Боба пополнение гардероба».

Ш н у л л е. «Чулочки для Лило, а Ганне — мыло!»

Г а н н а. Дураки вы несчастные, вот и все.

Б о б. Нежный привет в иностранной валюте!

Ш н у л л е. Толстенный пакет, ей это — раз плюнуть.

Г а н н а. Да прекратите же наконец!.. Сабина, конечно, останется здесь.

С а б и н а. Ты уверена в этом?.. У меня теперь две матери, со вчерашнего дня.

Г а н н а. Я вижу, сюда надо пригласить партийного секретаря, он с тобой лучше подискутирует.

Б о б. А это тоже можно представить в лицах. «Сабиночка, дорогая, неужели ты меня покинешь?»

Ш н у л л е. «Ах, я не знаю, возлюбленный мой… Что ты мне можешь предложить?».

Б о б. «Ну, например, предложу тебе нашу замечательную Германскую Демократическую Республику, возьмешь, дорогая?»

Ш н у л л е. «А что еще?»

Б о б. «Н-ну… А еще нашего замечательного, прекрасного Боба, не правда ли?»

С а б и н а. Какой соблазн!

Б о б. Позвольте!

Ш н у л л е. «Или еще более милого Шнулле…».

С а б и н а. Не устою.

Г а н н а. А как насчет Морица?

Б о б. «Сабиночка, ты, конечно, останешься!.. Мы же любим друг друга».

Ш н у л л е. «Я так люблю тебя. Всем сердцем я люблю тебя».

С а б и н а. Много вы понимаете в этом.

Г а н н а. Ну еще бы!.. Ты только не хочешь признаться, что сама стала ручной, а не он!

Л и л о. И в ногах он что-то тоже не валяется… Как обещала.

Г а н н а. Ровно в девять у «русских гор».

Л и л о. Да-да, признайся!.. Признайся хоть раз, что и у тебя не все получается так, как ты хочешь.

С а б и н а. Ничего я не собираюсь признавать!.. Если он любит меня по-настоящему — так пусть докажет. Хотя бы тем, что хорошо попросит меня остаться.

Л и л о. Брось ты наконец свои фокусы!..

С а б и н а. О господи, ему же не придется для этого становиться на голову! Пусть только скажет, что он против того, чтобы Сабина Краузе уезжала на Запад. Тогда каждый увидит, что он мой… партийный секретарь. А я в долгу не останусь. И вообще имею я право проверить чувства своего жениха?.. А если он этого не сделает, то… прощай, Мориц! Главное — быть последовательной… Да нет, он сделает это. Поспорим?.. Он же горит синим огнем, — говорю вам.

Б о б. «Ах, если так, то милейший Мориц хочет получить от Сабиночки поцелуй».

Ш н у л л е. Только Морицем, чур, буду я!

Л и л о. Шнулле!

Б о б. Так полагается… По сценарию.

С а б и н а. Верно, ребята. Так полагается… Идите сюда.

Т е ж е и М о р и ц.

М о р и ц. Чем это вы тут занимаетесь?

Ш н у л л е. «Входит Отелло. Последний акт».

Б о б. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»

Б о б и Ш н у л л е. Привет!.. Ха-ха!

С а б и н а. Раз-два-три!.. Раз-два-три!..

М о р и ц. Гм… Та-та… В чем дело, Сабина? Почему кто-то должен за тебя принимать решения?

С а б и н а. Но я же не знаю, могу я сама или не могу.

М о р и ц. Разумеется, можешь.

С а б и н а. Да, но разве я знаю, можно мне в Ганновер или нет.

М о р и ц. Ты хочешь в Ганновер?

С а б и н а. Не знаю. А может, и вправду там очень хорошо… Надо бы посмотреть… Не знаю.

М о р и ц. Не пытайся меня разыгрывать. Ты уже взрослый человек, хорошо знаешь, чего хочешь. Мы с тобой об этом вчера подробно говорили. Очень подробно.

С а б и н а. Но та женщина — моя родная мать, секретарь.

М о р и ц. А твоя мать, что живет здесь?

С а б и н а. Не знаю… Не знаю, как быть.

М о р и ц. Но… слушай, Сабина. Это же не так сложно решить. После вчерашнего.

С а б и н а. Ну, а если бы ты меня освободил от этого решения?.. Я что-то не уверена, что решу правильно, — после вчерашнего.

Г а н н а. Ну, ты и… заноза!

М о р и ц. Вчера ты мне задавала вопросы и я отвечал. Сегодня я хочу кое о чем спросить тебя.

С а б и н а. Не знаю, что делать. Скажи мне, как поступить, я так и сделаю. Скажи мне правду. Скажи мне, не пропаду я на Западе? Пропаду я там?

М о р и ц. Да.

С а б и н а. И ты после этого не предлагаешь, не просишь меня остаться?

М о р и ц. Если ты знаешь, что можешь пропасть, и тем не менее еще раздумываешь…

С а б и н а. А ты знаешь, что это действительно так, и тем не менее делаешь не все, чтобы я осталась… Или, может быть, это не так?

М о р и ц. Сабина, я никогда не сомневался, что ты останешься, и думаю, мы можем даже потребовать от тебя этого.

С а б и н а. Потребовать?.. И кто это — «мы»?

М о р и ц. Н-ну… Твои родители, твои товарищи, твое государство.

С а б и н а. И больше никто?

М о р и ц. Я уже сказал, что не сомневаюсь в твоем решении.

С а б и н а. Ты очень самонадеян, Мориц. Что ты, собственно, знаешь обо мне?.. А то, что теперь у меня есть еще одна мама, — это тебя нисколько не беспокоит?.. Ты слишком легко решаешь, и это мне не нравится.

Г а н н а. Вот дурочка, а!

Л и л о. И все из-за этого идиотского пари!

М о р и ц. Какого пари?

С а б и н а. Ах, ерунда… Бросьте болтать!

М о р и ц. Какого пари, Сабина?

С а б и н а. Да ну — чепуха! При чем здесь пари?.. При чем здесь пари?..

М о р и ц. Может быть, ты меня вчера… просто дурачила?

С а б и н а. Может быть, мы вчера оба друг друга дурачили?.. Могло бы ведь так быть, да? А тогда лучше пусть все идет, как идет. Будь что будет. Может, мне понравится в Ганновере. Может, я смогу там жить. Я не виновата, что все так получается.

Г а н н а. Ты что, рехнулась?

Л и л о. Я уже ничего, ничего не понимаю.

М о р и ц. Я тоже, Сабина. Дело слишком серьезное, чтобы можно было с этим шутить. И на колени тут никто перед тобой не повалится, умоляя остаться.

С а б и н а. Никто?

М о р и ц. Да, никто!..

С а б и н а. Что ж… пусть так… там, на Западе, тоже люди живут!

Ганновер. Праздник вознесения. Гостиная и кабинет в доме Рудольфа Шнайдера.

Т о н и, С а б и н а и Г е р т р у д а.

Т о н и. Ну, как развлекались?

С а б и н а. Отлично!.. Мы считали пьяных.

Т о н и. Веселое занятие.

С а б и н а. Наша колесница еще не вернулась?

Т о н и. Буба уехал час назад, чтобы привезти их.

С а б и н а. А папа?

Т о н и. Целый день пролежал в саду. Сейчас он наверху, в своем кабинете. У тебя есть предложение, как рассадить гостей?

С а б и н а. Сначала дай посмотреть, с кем ты меня уже посадила. Рядом с Сергиусом, конечно. Ты же знаешь, что я его терпеть не могу. Сводня.

Т о н и. Он тебя обожает.

С а б и н а. И к тому же при деньгах.

Т о н и. Этого я как раз не думаю.

С а б и н а. Ваш опаснейший конкурент. Я же не слепая.

Т о н и. Он — так называемая хорошая партия.

С а б и н а. Ну и бог с ним. Дай мне Михаэля.

Т о н и. Я так и знала… Чтоб ты опять болтала с ним об анатомии, вскрытии трупов и других вещах, портящих всем аппетит?

С а б и н а. На этот раз я расспрошу об абортах и предупреждении беременности. Это интересует всех.

Т о н и. Сабина!

С а б и н а. Ага! Доктора Дингельдея ты забронировала себе.

Т о н и. Есть возражения?

С а б и н а. Вегшайдер, Гезелиум, Доппельпетер. Кто такой Вессельс?

Т о н и. Новый суперинтендант наших церквей.

С а б и н а. И именно его ты сажаешь рядом с Ахтербергом?

Т о н и. Диспуты об электровозах мне надоели. Особенно когда их ведут духовные лица…

С а б и н а. О!.. У нас, значит, сегодня широкий ассортимент представителей высшего общества!

Т о н и. Срежьте еще свежих цветов, Гертруда.

Г е р т р у д а. Сию минуту, сударыня.

Т е ж е, кроме Г е р т р у д ы.

Т о н и. Веди себя все-таки чуть приличней при ней.

С а б и н а. Я здесь уже полгода — пора бы ко мне привыкнуть!

Т о н и. Не могу же я допустить, чтоб она села мне на шею. Тогда придется ее уволить. А где найти новую? Ты же не будешь вместо нее работать.

С а б и н а. С превеликим удовольствием. Я уже совсем заплесневела от безделья.

Т о н и. Об этом не может быть и речи. Моя дочь не должна работать.

С а б и н а. Твоей дочери это пошло бы только на пользу. Единственное, чего мне сейчас не достает, так это работы.

Т о н и. Ты можешь сама себе чистить туфли.

С а б и н а. Как раз это мне и ни к чему. Но, может быть, пойти работать на «Телефункен»? Ученицей?

Т о н и. Ты не в своем уме.

С а б и н а. Я зачахну тут, никем не понятая.

Т о н и. Ну, хватит. Иди, переоденься. Только не вздумай опять приколоть свои нелепые бумажные фиалки, — слышишь?

Т о н и, потом Г е р т р у д а.

Т о н и. Скажите, Гертруда, вам нравится моя дочь? Сабина часто ходит с вами за покупками. О чем вы с ней говорите?

Г е р т р у д а. Сначала она меня все время спрашивала.

Т о н и. О чем?

Г е р т р у д а. О моих родителях. Сколько получает мой отец. Сколько я.

Т о н и. Она задавала и политические вопросы?

Г е р т р у д а. Не-е.

Т о н и. А о себе что-нибудь рассказывала?

Г е р т р у д а. Только то, что она работала. На швейной фабрике.

Т о н и. Больше ничего?.. А о приемных родителях? Или о своем друге?

Г е р т р у д а. Не-е. По-моему, нет.

Т о н и. Как это все бывает, когда вы куда-нибудь идете? Я имею в виду — догадываются ли люди, откуда она?

Г е р т р у д а. Ну что вы… Не-е.

Т о н и. «Не-е…»

Г е р т р у д а. Нет.

Т о н и. Как она себя ведет? В магазинах, например?

Г е р т р у д а. А как она должна себя вести, сударыня?

Т о н и. Я вас спрашиваю. А не вы меня.

Г е р т р у д а. Не понимаю вопроса. Извините, сударыня.

Т о н и. Н-ну, например, как она разговаривает с продавцами, хотела бы я знать.

Г е р т р у д а. О, сначала она всегда была очень вежлива. Но потом увидела, что толку от этого мало.

Т о н и. Теперь я что-то не понимаю.

Г е р т р у д а. Да вот, например, зашли мы однажды в магазин и хотели купить чего-то совсем немного, а продавец осклабился и сказал, что если у фрейлейн мало денег, то, может быть, подождать, пока она поднакопит для более солидной покупки. Тут она ему выдала!

Т о н и. «Выдала»?.. Что это значит?

Г е р т р у д а. Ну, я не могу этого пересказать. Только теперь она перестала быть вежливой с продавцами. Я с удовольствием хожу с ней в магазины. Всегда бывает так весело. Недавно, например, мы купили пять фунтов апельсинов поштучно… В тринадцати магазинах… Посмотрели бы вы на лица продавцов. И теперь, когда мы появляемся в каком-нибудь магазине, сам хозяин выходит нам навстречу.

Т о н и. Очень интересно. А для себя… для себя покупает она что-нибудь?

Г е р т р у д а. Только виски… Так, иногда… В плоских бутылочках… Они ей очень нравятся.

Т о н и. Она покупает виски?

Г е р т р у д а. Я думала, вы это знаете. Не говорите ей, пожалуйста, что я вам сказала.

Т о н и. Не беспокойтесь. Но мне кажется, будет лучше, если вы снова станете ходить за покупками одна. И главным образом в те магазины, где мы всегда были постоянными покупателями.

Г е р т р у д а. Слушаюсь, сударыня.

Т о н и. И пойдите переоденьтесь. Скоро начнут съезжаться гости.

Г е р т р у д а. Слушаю, сударыня.

Р у д о л ь ф Ш н а й д е р, потом С а б и н а.

С а б и н а. Можно?

Р у д о л ь ф. Подойди-ка поближе, девочка. Добрый вечер.

С а б и н а. Добрый вечер, папа. Тебе уже лучше?

Р у д о л ь ф. Я чувствую себя великолепно.

С а б и н а. Что-то не похоже.

Р у д о л ь ф. Целый день был на свежем воздухе, стало лучше.

С а б и н а. Я еще не поздравила тебя с праздником. Сегодня ведь отцовский день. Хочешь, поцелую?

Р у д о л ь ф. Как всегда. Тем более, что я ведь теперь отец…

С а б и н а. Не жалеешь, что не поехал с Дингельдеем и его братией?

Р у д о л ь ф. Нет, мне это не по вкусу.

С а б и н а. Угостишь меня рюмочкой виски?

Р у д о л ь ф. Охотно… Сигарету?

С а б и н а. Спасибо. А ты?

Р у д о л ь ф. Не сейчас. Сегодня и так придется много пить.

С а б и н а. И тебе нельзя будет увильнуть?

Р у д о л ь ф. Никак.

С а б и н а. Потому что нельзя показать другим, что ты болен?

Р у д о л ь ф. Что-то в этом роде.

С а б и н а. А по мне, лучше покури сейчас, чем потом. И рюмочку виски ты со мной все же выпьешь.

Р у д о л ь ф. Ты так мило меня тиранишь… Мне же врач запретил.

С а б и н а. Наплевать нам на всех других. Что ж, ты уже не имеешь права и заболеть?

Р у д о л ь ф. Под твою ответственность.

С а б и н а. Под мою ответственность — чудесно! Можно, я всегда буду нести за тебя ответственность? Я буду шикарно за тобой ухаживать.

Р у д о л ь ф. Ну, раз так, тогда просто стоит заболеть… (Звонок телефона.) Минуточку!.. Да?.. Шнайдер. Добрый вечер. Да. Нет. Да. Мне тоже очень жаль. Желаю скорее поправиться. Всего наилучшего. Спасибо. До свидания.

С а б и н а. Отказ?

Р у д о л ь ф. Вессельсы не придут.

С а б и н а. Вот видишь. Другие-то могут болеть? Ты же ведь — личность. Свободная личность! Воспользуйся же свободой, ляг в постель и лечи свое сердце. Странно, что мама давно этого не потребовала.

Р у д о л ь ф. Она знает, почему я не могу себе этого позволить. Но ты все же права. Сейчас это уже не столь важно.

С а б и н а. Очень разумно! За твое здоровье, старик!

Р у д о л ь ф. За твое, старуха! И одну сигареточку я все же выкурю. Так и быть.

С а б и н а. Ты меня любишь, правда?

Р у д о л ь ф. Люблю.

С а б и н а. Я тебя тоже. Ты мне нравишься больше всех.

Р у д о л ь ф. Прекрасный комплимент! Надеюсь, никогда тебя не разочарую. Ну, а ты насколько надежна?

С а б и н а. На все сто.

Р у д о л ь ф. И ты никогда ничего не сделаешь такого — ну, как бы это сказать, — что мне было бы неприятно?

С а б и н а. О боже! Как торжественно.

Р у д о л ь ф. Таковы уж мужчины, когда они говорят всерьез. У женщин в этом отношении все иначе. Твое здоровье, женщина!

С а б и н а. Твое здоровье, мужчина! Если бы я не боялась, что ты начнешь слишком задаваться, то сказала б, что ты в моем вкусе.

Р у д о л ь ф. Может, мне развестись с твоей мамой?

С а б и н а. Не болтай вздор. Тебе дают возможность заглянуть в душу тонко чувствующей женщины, а ты болтаешь…

Р у д о л ь ф. Прошу прощения.

С а б и н а. Выдано. Откровенно говоря, не люблю пустословов. Я думала, ты тоже один из этих — насчет свободы, немецкого трудолюбия и демократии. Поскольку ты не такой, я и сказала, что ты в моем вкусе. И только поэтому чувствую себя в твоем доме так хорошо. Вот!

Р у д о л ь ф. Чтобы у тебя не создалось ложного представления обо мне, детка, я должен тебе сказать, что верю в эти три понятия… и еще кое во что…

С а б и н а. Но ты же не болтаешь о них без умолку, как некоторые, и увиливаешь от разговоров на эти темы. Хотя и не трус.

Р у д о л ь ф. Бывают ситуации, когда человеку, даже не трусу, приходится, как ты говоришь, увиливать.

С а б и н а. У меня когда-то был знакомый, который прекрасно понимал, что если он увильнет, то потеряет меня. И увильнул. Потому, что у него было кое-что поважнее меня.

Р у д о л ь ф. Почему ты решила сказать мне об этом? И именно сейчас?

С а б и н а. Так просто. И потому что сейчас ты должен знать, как я горжусь тобой. Вот так. Ну, а теперь хватит разводить сантименты.

Р у д о л ь ф. По случаю нашего «маленького романа» я хотел бы выпить, если позволишь, за то, чтобы он развивался и крепнул.

С а б и н а. Позволяю.

Т е ж е и Т о н и.

Т о н и. Ты куришь? Вы еще и пили? Что ж теперь будет?

С а б и н а. Это я его совратила.

Р у д о л ь ф. Мы немножко побеседовали.

Т о н и. Вы оба ужасно легкомысленны.

Р у д о л ь ф. Вот видишь, Сабинхен, что я тебе говорил? Не предложить ли ей рюмочку? Для примирения?

Т о н и. Отстаньте от меня!

С а б и н а. Может, апельсин?

Т о н и. Насчет виски и апельсинов мы еще поговорим, моя дорогая. Ну-ка, покажись… Так, ничего. Повернись еще раз… Все в порядке. И когда будешь разговаривать с Сергиусом, не обрывай его каждый раз на полуслове, слышишь?

С а б и н а. Папа, она непременно хочет сосватать меня за Сергиуса. Неужели ты не можешь запретить ей это?

Р у д о л ь ф. Тони, я запрещаю тебе спаривать мою дочь Сабину с твоим любимчиком Сергиусом. Достаточно?

С а б и н а. Спасибо.

Т о н и. Твоя дочь! Мой любимчик! Дай-ка сюда бутылку. Так. Ключ не ищите: он у меня. Вынь сигарету. Ты тоже, Сабина!.. Звонят… Надень пиджак, Рудольф.

Г е р т р у д а, Д и н г е л ь д е й, М и х а э л ь, С е р г и у с и Б у б а.

Д и н г е л ь д е й. Кто-нибудь уже приехал?

Г е р т р у д а. Вы первые, господин доктор.

Д и н г е л ь д е й. У вас, знаете ли, великолепные ножки. Лучшие во всем Ганновере.

Г е р т р у д а. Что в этом проку, господин доктор.

Д и н г е л ь д е й. Она еще не знает!.. Михаэль, объясните ей это как медик.

М и х а э л ь. С медицинской точки зрения ее нижние конечности никакого интереса не представляют.

Д и н г е л ь д е й. Ну что вы, Михаэль!.. Когда я был студентом, мы говорили, что это… гм… так сказать, скобки, в которых…

М и х а э л ь. Предрассудок. С примесью пошлости.

Б у б а. Помогите мне, фрейлейн, внести коробки со жратвой.

Г е р т р у д а. Сейчас.

Б у б а. Бутылки уже все пустые. Но никто ничего не ел.

Т е ж е, кроме Б у б ы и Г е р т р у д ы.

Д и н г е л ь д е й. Оригинал этот Буба. Я предложил ему перейти работать ко мне… И знаете, что он мне ответил? «Я работаю, говорит, только на порядочных людей». Как вам это нравится, господа?

С е р г и у с. Уже восемь часов, а, кроме нас, никого нет. Как вам это нравится, господа?

Т е ж е, Р у д о л ь ф и С а б и н а.

Д и н г е л ь д е й. Внимание! Нашу песню! Три, четыре! (Песня)

М и х а э л ь. Ура!

С е р г и у с. Ура!

С а б и н а. Браво, Сергиус! С таким роскошным голосом вы не пропадете. Даже если вдруг обанкротитесь.

С е р г и у с. Весьма признателен, милая фрейлейн. Очаровательны, как всегда.

Т о н и. Не сердитесь на нее, Сергиус. Вас это не должно удивлять… Добрый вечер, доктор… Дорогой Михаэль…

Д и н г е л ь д е й. Сударыня… Милая барышня… Дорогой Шнайдер.

Р у д о л ь ф. Констатирую, что прогулка удалась вам на славу.

М и х а э л ь. Если вы намекаете на некие бутылки…

Д и н г е л ь д е й. Но я все же заранее радуюсь славному ужину.

Т о н и. Я же давала Бубе с собой еду…

Д и н г е л ь д е й. Когда собираются мужчины, они всегда пьют, милостивая государыня. Еда — это особая фамильная традиция, которой мы сейчас самым старательным образом отдадим должное.

С а б и н а. У Сергиуса даже цвет лица появился.

С е р г и у с. Я рад, что это привлекло ваше внимание.

С а б и н а. Попросите Михаэля, пусть он вам порекомендует какой-нибудь хороший крем. Чтобы кожа не облезла.

С е р г и у с. Ваша забота о моей скромной особе делает меня счастливым.

С а б и н а. Не ухмыляйтесь так, Михаэль. Насчет вас мне пока еще ничего не пришло в голову. А то и вам было бы не до смеха.

Д и н г е л ь д е й. А насчет меня?

С а б и н а. Вас я оставляю маме.

Д и н г е л ь д е й. Прелестно.

Т о н и. Не поддерживайте ее в этих дерзостях, доктор. Ты сегодня невыносима, Сабина.

Р у д о л ь ф. Пора к столу, господа. А то доктор Дингельдей может скончаться от истощения.

Д и н г е л ь д е й. Ну, дело обстоит еще не так плохо. Я охотно подожду, пока соберутся все остальные.

С е р г и у с. Но уже девятый час.

Т о н и. Тогда, может быть, нам действительно начать? На вознесение не обязательно так строго соблюдать этикет.

Д и н г е л ь д е й. Совершенно согласен.

С а б и н а. Вы опять ухмыляетесь, Михаэль? Рано радуетесь. Вам придется сидеть рядом со мной.

Т о н и. Не обращайте на нее внимания. Прошу к столу, господа.

Д и н г е л ь д е й. Ваш шофер, Шнайдер, бедовый парень. Я хотел переманить его, но он сказал, что я недостаточно для него порядочный.

С а б и н а. Он же из Шпандау[5]. А это самые берлинские берлинцы. С ним лучше не связывайтесь.

М и х а э л ь. А вы где выросли?

Т о н и. Выросла — нечего сказать.

С а б и н а. Я жила за Восточным вокзалом.

Д и н г е л ь д е й. За Силезским вокзалом, вы хотели сказать, милая девушка.

С а б и н а. Повторите еще раз, почему Буба не захотел ездить с вами?

Р у д о л ь ф. Тебе действительно пора прикрыть рот, Сабина.

С а б и н а. Папа…

Д и н г е л ь д е й. Ха-ха… Прелестный клювик, вы хотели сказать.

М и х а э л ь. Вы совершенно правы, Сабина.

С е р г и у с. Не бросайтесь так сразу в атаку, дружок.

Т о н и. Благослови, господи, пищу нашу.

В с е. Благослови, господи, пищу нашу.

С а б и н а. Как в церкви.

Т о н и. Кушайте, доктор, кушайте. И вы, Сергиус… Пожалуйста, Михаэль…

С а б и н а. По-моему, вкусно. Почему никто не ест?

Т о н и. Да, почему мы не едим? Доктор, у вас нет аппетита?

Д и н г е л ь д е й. Э-э… Это довольно странно, не правда ли?

М и х а э л ь. Может, у нас часы испортились?

Д и н г е л ь д е й. Ага, звонят… Значит, еще кто-то пришел.

Т о н и. Я выйду. Сиди, Рудольф.

Т е ж е, без Т о н и.

С а б и н а. Меня удивляет, зачем вам еще кто-то? Мы и без того плохо понимаем друг друга. Что же будет, если придут другие?

Д и н г е л ь д е й. Я не хочу вас обидеть, моя маленькая фрейлейн, но до сих пор здесь, собственно, не было никого, кого бы я плохо понимал. Пока никого.

С а б и н а. Если не возражаете, мой великий доктор, я приму эти слова как очень милый комплимент.

Т е ж е и Т о н и.

Т о н и. Сабина, поди сюда.

Д и н г е л ь д е й. Так таинственно?

Т о н и. Не обращайте внимания, господа. И мужа моего вам придется отпустить на минуточку.

Р у д о л ь ф. Садись за стол, Тони. Это, наверно, опять кто-то сунул газету в почтовый ящик.

Т о н и. Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Р у д о л ь ф. Иди, сядь с нами… Это очень простая история. Сегодня утром я раскрыл газету и узнал, что я своего рода филантроп или ангел мира. Вы, видимо, слышали о шести парнях, арестованных нашей полицией? Думаю, тут дело связано с приглашениями на берлинский слет молодежи в троицын день. Так вот, в газете говорится, что среди выступивших с протестом против их ареста есть и мое имя. Я же до сегодняшнего утра абсолютно ничего не знал об этом. А моя дорогая супруга и вы, господа, ничего не знали, и до сего момента. Никто ничего не знал, пока какой-то незнакомец не сунул в почтовый ящик газету, где красным карандашом обведено соответствующее место и вдобавок приписано несколько нелюбезных слов. В качестве комментария. Вот так. Ну-с, что вы на это скажете?

Д и н г е л ь д е й. Вы хотите сказать, что вы выступили с протестом? С общественным протестом?

С а б и н а. Это я подписалась. Мой отец к этому никакого отношения не имеет.

Р у д о л ь ф. Да, но о чем Сабинхен не подозревает, так это о том, что сборщик подписей, наверно, опьянел от удачи. И действительно: подпись из такого… гм… не совсем неизвестного дома кое-чего стоит. Наша Сабинхен не представляет, как этот человек носится теперь по всему городу, показывает ее подпись и, конечно, побуждает этим других присоединиться к протесту. А газеты, разумеется, подхватили. Соседи. Друзья. И вот уже знает весь город. А здесь, за столом, несколько стульев пустуют. И виною этому одна только подпись. Безобидная, маленькая подпись.

Д и н г е л ь д е й. Ничего себе! И вы рассказываете об этом так спокойно?

С а б и н а. А что тут особенного? Там, у себя, мы это делали каждую неделю. Я давно уже забыла о том, что подписалась.

Р у д о л ь ф. Как ты относишься к своей или, лучше сказать, к нашей подписи, Сабина?

С а б и н а. Что значит «относишься»? Я подписала, и все.

Т о н и. «Подписала, и все»!

Р у д о л ь ф. Ты меня разочаровываешь, Сабина. Теперь увиливаешь ты. Подпись — это нечто обязывающее, дело чести, твое поручительство. Я, как деловой человек, верю в символическую силу подписи. Во все, что это за собой влечет. За моей подписью стою я. Со всеми своими потрохами. Не знаю, как мне к тебе относиться, если ты это сделала «просто так».

Т о н и. Ты выступишь с опровержением!

Д и н г е л ь д е й. Правильно. Выступите с опровержением, и все быстро уладится. Сабина по нашим законам еще не считается совершеннолетней. Мы составим заявление, и уже завтра утром ваше доброе имя в Ганновере будет восстановлено.

Р у д о л ь ф. Нет.

Т о н и. Но… ты разоришь нас!

М и х а э л ь. Великолепно! Просто великолепно! Она смелая девушка! Молодец, Сабина!

Д и н г е л ь д е й. Попридержите язык, молодой человек!

М и х а э л ь. Вот вы и показали себя, вы, демократы! А она ловит вас на слове! Великолепно!

Д и н г е л ь д е й. Замешательство в городе, дорогой Шнайдер…

Р у д о л ь ф. Я сам расхваливал Сабине нашу демократию. С опровержением выступать не буду.

Т о н и. Если ты объяснишь, как это получилось, тебе…

Р у д о л ь ф. К подписи Сабины я отношусь как к моей собственной.

Т о н и. Тогда я тоже знаю, что мне делать.

Д и н г е л ь д е й. Я горячо вас поддерживаю, сударыня. Но ваш супруг, надеюсь, еще одумается.

С а б и н а. Я этого не хотела!

Р у д о л ь ф. Чего ты не хотела?

С а б и н а. Не хотела тебя разорить… Я сама пойду в газету, если они себя так ведут. Какое событие, господи!.. Мировая катастрофа из-за какой-то жалкой подписи! Знаете что? Вы чертовски стараетесь быть такими, какими вас изображают там.

Р у д о л ь ф. Ты хочешь увильнуть? Ты, Сабина?.. А то, о чем мы с тобой договорились?

С а б и н а. Вздор! Все вздор!

Р у д о л ь ф. Но… смотри, девочка, я теперь покажу тебе, что для меня важнее. Для меня важно ты и все то, что важно тебе.

С а б и н а. Но все это было не так уж важно для меня.

Р у д о л ь ф. Тогда это становится еще важнее для меня, Сабина.

М и х а э л ь. Черт возьми, Сабина, — не вздумайте только теперь отказаться от того, что вы устроили этим всегерманским трепачам. Вы не имеете права этого делать. Ведь это так здорово! Я не знаю красных, которых они арестовали, но ведь теперь будет по меньшей мере скандал, а это главное. Можете рассчитывать на меня! Я тоже подпишусь, если нужно.

Т о н и. Не вмешивайтесь в это дело… Господин Сергиус, прошу вас…

С е р г и у с. Вы оказали своему уважаемому папаше ценнейшую услугу, Сабина. Такая реклама была бы ему не по карману… Весьма удачное мероприятие, господин Шнайдер. Примите мои поздравления. Лопаюсь от зависти. Такой дочерью можно только гордиться. Где у вас шампанское, сударыня?.. По этому случаю стоит выпить.

Р у д о л ь ф. Но… Я не хотел бы, чтобы осталась неясность относительно моих мотивов…

С е р г и у с. Не разочаровывайте нас, Шнайдер. Не портите игру. Подпись — это нечто обязывающее, это дело чести, поручительство. Мы, люди делового мира, верим в безусловную, даже чреватую последствиями символическую силу подписи. Вот с этими последствиями мы хотели бы вас поздравить. Вы привлекли к себе всеобщее внимание. Обидев — ненадолго — некоторых тугодумов, вы зато снискали себе особые симпатии тех, кто не каждому дарит свое доверие. А транспорт — дело, требующее доверия. Теперь оно вам обеспечено, и заказы ганноверских фирм на перевозки поплывут к вам рекой.

Р у д о л ь ф. Я хотел бы еще раз здесь решительно заявить, что отношусь к подписи дочери так же, как если б это была моя собственная. Заявляю это в присутствии свидетелей и прошу господина доктора Дингельдея в случае необходимости заверить мое заявление нотариально.

Д и н г е л ь д е й. Дорогой Шнайдер…

С е р г и у с. Только без излишеств. Привлекать к этому делу нотариуса — это уже чересчур, лишь причинит вред вашей гениальной находке… Прикажите принести шампанского, сударыня. Такое событие нужно отметить.

Р у д о л ь ф. Не пытайтесь, пожалуйста, превратить все в шутку.

С е р г и у с. Напротив. Мы хотим вас всерьез чествовать. Не так ли, господа?

Д и н г е л ь д е й. Если вы считаете, что этот факт можно повернуть как…

С е р г и у с. Да, я так считаю.

М и х а э л ь. А я нет. Да и вы, Сергиус, — а еще меньше доктор Дингельдей, — не думаете так. Этот факт нельзя никак повернуть, потому что подпись из этого дома на таком документе не будет расценена общественностью как рекламный ход. Никто из вас не сможет уберечь нашего друга от последствий, которые автоматически повлечет за собой это событие, и позвольте мне усомниться, что вы этого вообще хотите. Я, например, этого не хочу, так как не могу помочь. Это реальность, с которой господину Шнайдеру придется иметь дело одному. Но я с уважением отношусь к его позиции и поздравляю его. Да, черт возьми, поздравляю!

Р у д о л ь ф. Оставьте нас с дочерью одних.

Т о н и. Нет, мы не уйдем.

Р у д о л ь ф. Я прошу оставить меня с Сабиной.

Д и н г е л ь д е й. Мы в глупом положении, поскольку хозяйка дома нас просит остаться.

С е р г и у с. Дело ведь пока ясное. Не запутывайте его, уговаривая Сабину, будто она подписалась всерьез.

Р у д о л ь ф. Я прошу вас…

С е р г и у с. Не забывайте о семье, Шнайдер, и о друзьях. Мы остаемся.

Т о н и. У тебя же есть обязанности перед нами, Рудольф. Сейчас принесу шампанского.

Р у д о л ь ф. Я… в своем… еще… доме… или?..

С а б и н а. Папа!

М и х а э л ь. Сейчас же выйдите все из комнаты! У господина Шнайдера сердечный приступ!

Т о н и. Но я…

М и х а э л ь. Уходите!.. Сабина, позовите шофера. Вашего отца нужно срочно отправить в клинику.

Д и н г е л ь д е й. Однако фрау Шнайдер должна же быть с мужем, когда…

М и х а э л ь. Делайте, что я сказал!

М и х а э л ь и Р у д о л ь ф.

М и х а э л ь. Лежите спокойно. Вы слишком на себя понадеялись. Не разговаривайте.

Р у д о л ь ф. Прошу тебя, позаботься о Сабине, мой мальчик, если это затянется надолго.

М и х а э л ь. Вам надо лежать тихо.

Р у д о л ь ф. Она ведь еще ребенок. Мне не хотелось бы ее потерять. Нужно еще так много привести в порядок.

М и х а э л ь. Я ни за что не ручаюсь, если вы будете разговаривать.

Т е ж е и С а б и н а.

С а б и н а. Машина сейчас подъедет… Папа, я не знала…

М и х а э л ь. Не волнуйте сейчас вашего отца.

С а б и н а. Папа, я действительно не думала, что так получится… Но если ты хочешь…

Р у д о л ь ф. Нам нужно еще о многом поговорить, моя маленькая. Как только выздоровлю, сразу же возьму отпуск.

М и х а э л ь. Господин Шнайдер…

Р у д о л ь ф. Я думаю, мне тут не хватает воздуха. Мне нужно убраться отсюда. Здесь душно, господа, душно…

Т е ж е и Б у б а.

Б у б а. Можно ехать, шеф.

Р у д о л ь ф. Ну и шеф у тебя, Буба.

Вик-на-Фере. Начало осени. Морской пляж.

М и х а э л ь и С а б и н а.

М и х а э л ь. О чем ты думаешь?

С а б и н а. Ни о чем.

М и х а э л ь. Человек всегда о чем-нибудь думает.

С а б и н а. Я девушка, а не человек. Девушки — существа бездумные. Иначе они не связывались бы с вами. А о чем думаешь ты?

М и х а э л ь. Тоже ни о чем.

С а б и н а. Человек всегда о чем-нибудь думает. Ну, скажи что-нибудь.

М и х а э л ь. Лень.

С а б и н а. Ладно. И мне лень. Но ты хоть помнишь, что мы сегодня собирались устроить помолвку?

М и х а э л ь. Мы собирались, да?

С а б и н а. Я так и знала, что забудешь.

М и х а э л ь. Закрой клювик. Я хочу немного поспать. Ночью это не удается.

С а б и н а. А еще мы хотели поискать ракушки и морские звезды. И красивые камни. А почему у морских ежей нет иголок?.. Может быть, это и не очень важно, господин Михаэль, но я люблю тебя. Сейчас осень, и я сижу с тобой у моря и люблю тебя. Если мы когда-нибудь совершим путешествие — в Америку, например, — то не полетим на самолете. Мы поплывем с тобой на корабле. Долго будем плыть. И вокруг ничего. Только корабль и море. И, конечно, небо, будто колпак для сыра, а ночью — звезды. Но даже чаек не будет, ни одной. И нам, конечно, покажется, что мы никогда не доплывем. Но потом однажды увидим вдруг землю. И небоскребы, и гангстеров. И статую Свободы. И какого-нибудь противного таможенного чиновника, который не будет верить, что мы муж и жена.

М и х а э л ь. Дальше.

С а б и н а. Я хотела только сказать, что мы поплывем морем и пристанем к какому-нибудь берегу.

М и х а э л ь. Ты, значит, хочешь поехать со мной в Америку?

С а б и н а. Не обязательно. Лишь бы куда-нибудь приехать.

М и х а э л ь. Не много надо, чтобы сделать тебя счастливой.

С а б и н а. О!.. Но это и не мало. Моей матери, например, это так и не удалось. Как она ни старалась. А ведь папа — такой хороший человек. Я почти вытащила его из этой трясины, и он даже не сопротивлялся. Только из любви ко мне. Но они ему этого не позволили. Он так хотел бы посидеть сейчас здесь со мной, а лежит в больнице. Бедняга…

М и х а э л ь. По своей вине.

С а б и н а. Нет, по моей. Только по моей. Или — также и по моей.

М и х а э л ь. Глубокомыслие не идет тебе. Ты мне нравишься потому, что веселая и всех нас водишь за нос.

С а б и н а. Я жила здесь, как в зале ожидания. Они хотели за мной приехать, и приехали, но мы не узнали друг друга. Мы сидели напротив, и я им сказала, что меня должны встретить, а они мне сказали, что хотели кого-то встретить, но мы и не заметили, что говорим друг о друге.

М и х а э л ь. Разве я тебя не встретил?

С а б и н а. Ты — да. А моя мать нет, и мой отец — тоже нет. Отец почувствовал это и был даже готов на жертвы — вопреки своим убеждениям. Он зашел очень далеко, чтобы найти точки соприкосновения. Но это не помогло нам, если честно признаться.

М и х а э л ь. Он слишком слаб. Я слабых не уважаю. Все эти фаустовские натуры никуда не годятся. Они еще хуже, чем однозначные. От тех хоть знаешь, чего ожидать.

С а б и н а. Но ведь у тебя у самого фаустовская натура. Ты тоже витаешь в туманных далях.

М и х а э л ь. Не иронизируй, пожалуйста. Это тебе не идет.

С а б и н а. Мимоза.

М и х а э л ь. Сама ты мимоза.

С а б и н а. Позволь-ка… Ты, оказывается, склочник.

М и х а э л ь. Когда-то это тебе нравилось.

С а б и н а. Мне и сейчас нравится. Но только когда это не против меня. Анархист.

М и х а э л ь. Для меня это не ругательство.

С а б и н а. Поэтому я так и сказала. Я же знаю, что тебе нравится. Анархисты — правильные люди. Они разрушают все вокруг и чувствуют себя хорошо, когда в живых остается только один. Но этим одним должны быть, разумеется, они сами.

М и х а э л ь. Ну вот, опять ты иронизируешь?

С а б и н а. Ты, наверно, очень медленно рос.

М и х а э л ь. Хочешь сказать, что я для тебя недостаточно вырос.

С а б и н а. Нет, не совсем. Но чуточку, совсем чуточку еще недорос.

М и х а э л ь. Мне противно, как мы здесь живем. Все прячут свое истинное лицо. Все лицемерят. И я с ними. Вот, например, разве я хотел быть врачом? Этого хотел мой отец. Он меня не принуждал, нет. Он у меня роскошный папочка. Он только сказал, что его сокровенное желание — увидеть меня врачом. А чего не сделаешь в пятнадцать лет!.. Но когда я однажды пришел к нему и спросил, как произошло, что он и моя любимая мама вдруг однажды вскинули правую руку на уровень глаз и взвыли: «Хайль Гитлер!», и как могло случиться, что господин доктор вдруг выгнал больного с приема, потому что этот больной оказался евреем, а не арийцем, — знаешь, что мне ответил отец? «Тебе, говорит, этого не понять, лечи людей и помалкивай».

С а б и н а. Так и сказал?

М и х а э л ь. И еще он сказал, что я должен лечить людей, чтобы искупить его прегрешения. Этого требует этика, и бог-де отпустит ему все грехи… И зачем только у людей бывают родители?

С а б и н а. Что тебе сказать? У меня их целых два комплекта, на выбор. Но сейчас у меня есть ты. И этого, пожалуй, достаточно. Почему ты не скажешь, что у тебя есть я?

М и х а э л ь. Я, кажется, начинаю понимать, что человек может сам испортить себе жизнь.

С а б и н а. Я уж позабочусь, чтобы ты ее себе не испортил.

М и х а э л ь. А потом бросишь меня, и все наши прекрасные принципы полетят в помойку.

С а б и н а. Не брошу. Я так рада, что встретила тебя наконец. И ты ведь мне тоже нужен.

М и х а э л ь. Клянись семь раз.

С а б и н а. Клянусь семь раз.

М и х а э л ь. Хорошо с тобой.

С а б и н а. Да?

М и х а э л ь. И если ты будешь всегда со мной, я, может быть, выстою. Не такой ведь я сильный, каким представляюсь.

С а б и н а. Нет, почему…

М и х а э л ь. Ты крепче.

С а б и н а. Вообще-то верно, что человек сам может испортить себе жизнь.

М и х а э л ь. Мы будем ею наслаждаться. И пусть все на нас ишачат. Мои родители, твои родители… Мы молоды, а это самая ценная валюта.

С а б и н а. Кстати о валюте. На сколько нам еще хватит денег?

М и х а э л ь. На неделю, я думаю. Но если ты захочешь пробыть здесь дольше, мой добрый предок подбросит монет телеграфом. Поживем здесь подольше?.. Слушай, ты спишь, что ли? Почему ты не отвечаешь?

С а б и н а. С ума сойти!.. Только что ты говорил, что твой отец — дрянь, а теперь вдруг — «мой добрый предок». Две недели мы тут говорили, что он дерьмо. И если захотим называть его так еще неделю, он должен прислать нам для этого новый чек. Сейчас он платит за нас, а потом предъявит нам счет.

М и х а э л ь. Ты какая-то странная все-таки… Не пора ли уж отказаться от теорий, привезенных оттуда? Они такие же фальшивые, как и все здесь. Существует третья сила. И это — мы, молодежь. Об этом забывают старые папаши. Но мы их еще удивим.

С а б и н а. Как бы нам самим не удивиться. Если недоглядим… Что ты знаешь о жизни, о мире? Ну, скажи, что ты знаешь об этом мире?

М и х а э л ь. Больше, чем ты. Я уже побывал в Америке. Был в Италии, в Испании, во Франции… Даже в Югославии.

С а б и н а. Я — в Германии. Раньше была там, теперь — здесь. Сейчас это куда больше, чем все твои впечатления.

М и х а э л ь. Ты, может быть, хочешь уехать?

С а б и н а. Ах, Михаэль! Если бы я знала, чего я хочу! В том-то и вся беда, что не знаю. А здесь все-таки так хорошо. Ты, море, мы и небо, будто колпак от сыра, и мы, мы, мы…

М и х а э л ь. Ну, значит, мы остаемся?

С а б и н а. Да. Но эти последние дни мы не будем жить только мечтами. Мы подумаем, как нам жить, когда кончатся твои каникулы. Договорились?

М и х а э л ь. Договорились. Когда вам угодно начать это, уважаемая фрейлейн? Сегодня? Сейчас?

С а б и н а. Пожалуй, уж завтра. Попутно мне хотелось бы оживить в твоей памяти то, что уже сказано: я тебя люблю. До сих пор не получено подтверждения, что эта информация до тебя дошла.

М и х а э л ь. Ну-ну-ну… Как будто я каждую ночь не подтверждаю этого.

С а б и н а. Ночью это легко. А вот днем…

М и х а э л ь. Если ты настаиваешь, пожалуйста: я тебя люблю.

С а б и н а. Сердечнее.

М и х а э л ь. Я тебя люблю.

С а б и н а. Еще сердечнее.

М и х а э л ь. Ты играешь на моих чувствах.

С а б и н а. Самые лучшие игрушки, о каких только можно мечтать. Богатый выбор. И запасные части всегда на складе.

М и х а э л ь. Ехидна. Что будем делать зимой?

С а б и н а. Об этом начнем говорить с завтрашнего дня. Впрочем, подожди… Зимой мы могли бы поехать в Берлин, я показала бы тебе, где жила. Сходили бы к моим родителям. И ящик с песком, где когда-то играла, когда не могла еще играть твоими чувствами, и школу, и фабрику, где работала… Встретились бы с моими подругами.

М и х а э л ь. И с твоим другом.

С а б и н а. У меня нет друга.

М и х а э л ь. Жаль. Интересно было бы знать, какой тип мужчин был в твоем вкусе.

Т е ж е и Э д и п.

Э д и п. Добрый день! Отличная погода! Прелестное море! Цветочки для дам!.. О… фрейлейн!.. Вас-то я и ищу.

С а б и н а. Цветы?

М и х а э л ь. Флёрон[6]. Посылка из Берлина.

Э д и п. Фиалки. Красивые фиалки. Маленькие фиалки. Хорошая погода…

С а б и н а. Да, я уже слышала. Заплати, Михаэль… Спасибо, Эдип.

Э д и п. А вот еще и бумажка!.. Бумажка!

М и х а э л ь. Что это?.. Телеграмма из Ганновера… Проваливай.

Э д и п. Прекрасный день! Хорошее море! Цветы!

М и х а э л ь. Как хорошо здесь работает почта… Ради бога, что случилось, Сабина?

С а б и н а. Папа умер.

Э д и п. Прекрасный день!.. Отличная погода!.. Вода…

Ганновер. Три дня спустя. Кладбище.

Д и н г е л ь д е й, С е р г и у с.

Д и н г е л ь д е й. Он выглядит таким умиротворенным.

С е р г и у с. Избавился от земных забот.

Д и н г е л ь д е й. Да, теперь у него все позади. У вас такое же ощущение? Каждый усопший напоминает мне всегда о бренности нашей жизни.

С е р г и у с. Меткое наблюдение.

Д и н г е л ь д е й. Мир мертвых…

С е р г и у с. …это не мир живых.

Д и н г е л ь д е й. И вдруг начинаешь думать о вечности. Где он сейчас — перед богом или?..

С е р г и у с. Не решаетесь произнести?

Д и н г е л ь д е й. Все земное — суетно.

С е р г и у с. И все же я хотел бы знать, долго ли все это продлится?

Д и н г е л ь д е й. Долго. Господин суперинтендант готовился к речи три дня, да и я хотел бы сказать несколько слов.

С е р г и у с. Тогда все пропало! Поездка сорвется.

Д и н г е л ь д е й. Вы хотели куда-то ехать?

С е р г и у с. Лететь. В Берлин. Через полтора часа уходит самолет.

Д и н г е л ь д е й. Тогда вам, конечно, не успеть.

С е р г и у с. Пропадает билет.

Д и н г е л ь д е й. Это будет жертва покойному.

С е р г и у с. Назовем это так.

М и х а э л ь, С а б и н а.

С а б и н а. Там трудно дышать. Я не выдержу этого.

М и х а э л ь. Ты вроде бы не была такой чувствительной.

С а б и н а. Это правда, что ты хочешь завтра вернуться в Геттинген? Ведь если б мы остались в Вике, ты не поехал бы.

М и х а э л ь. Я уже собрался. В Вике все было как-то со стороны. Через несколько недель экзамены. Я чертовски много запустил. Да и ты сейчас в трауре.

С а б и н а. Неужели это произойдет уже завтра? Побудь со мной хоть несколько дней. Правда, иногда я буду плакать. Или ты больше не любишь меня?

М и х а э л ь. Конечно, нет.

С а б и н а. Мне сейчас как раз очень важно услышать, что ты меня любишь. Именно сейчас, Михаэль.

М и х а э л ь. Потому что умер отец?

С а б и н а. Не только поэтому.

М и х а э л ь. А что же еще?

С а б и н а. Обычное, что бывает, когда очень любят друг друга.

М и х а э л ь. Ах… нет… Ты уверена?

С а б и н а. Я хотела сказать тебе еще там, в Вике.

М и х а э л ь. Как давно?

С а б и н а. Полтора месяца. Разве это сейчас самое важное?

М и х а э л ь. Да. Нужно как можно быстрее принять меры.

С а б и н а. Ты с ума сошел?

М и х а э л ь. Пока еще не поздно. Из-за этого я, конечно, останусь.

С а б и н а. Михаэль…

М и х а э л ь. Болтать, конечно, никому не нужно. И стоить это тоже ничего не будет.

С а б и н а. О чем ты говоришь, Михаэль?

М и х а э л ь. Слушай, только не будь дурочкой. Оставим на время шуточки, и все будет в порядке.

С а б и н а. Нет.

М и х а э л ь. Что — нет?

С а б и н а. Мы не оставим «шуточки», и все будет в порядке.

М и х а э л ь. Мы же хотели наслаждаться жизнью, Сабина. А это нам все испортит. Я хотел спокойно закончить учебу. А заводить ребенка в такой ситуации, по-моему, было бы преступлением. Просто безответственностью.

С а б и н а. Об этом нам следовало думать раньше.

М и х а э л ь. Я думал. Все можно сделать у моего предка в клинике. Там это не проблема. Завтра, хорошо? А когда мы поедем на каникулы — можно и в Берлин, не возражаю, — это все уже будет давно забыто. Будем снова любить друг друга, сколько захочется. У тебя, конечно, есть время подумать. Не станем ничего делать очертя голову. Но помни, что ты можешь меня потерять. Я ведь люблю тебя. И мне не хотелось бы тебя потерять. Ты мне нужна. Нельзя быть эгоистичной, Сабина.

Т е ж е, Д и н г е л ь д е й и С е р г и у с.

Д и н г е л ь д е й. Погода неподходящая для похорон, не правда ли? Я нахожу противоречия в нашем существовании все более привлекательными. Да и на вашем примере это отчетливо видно, милая Сабина. Покойный будет предан земле, а вы оба наглядно иллюстрируете гениальную мысль Гёте о единстве жизни и смерти. Материал для поэтов. Если бы только все они не занимались политикой. Но, кажется, закрывают гроб. Ну вот и все… Дорогой Михаэль, не могли бы вы уделить мне минуточку. Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз. Надеюсь, господа меня простят? Господин Сергиус пока побудет с Сабиной… Проявите инициативу со своей стороны, дорогой друг, потом, немного погодя, скажите обо мне что-нибудь хорошее… Я был бы вам очень признателен.

С а б и н а, С е р г и у с.

С е р г и у с. Дингельдей, кажется, видит в нем своего будущего зятя.

С а б и н а. Возможно.

С е р г и у с. Хотелось бы знать, насколько эта догадка основательна.

С а б и н а. Но это, видимо, зависит от того, выйдет ли моя мать замуж за Дингельдея.

С е р г и у с. А также и от того, поженитесь ли вы с Михаэлем.

С а б и н а. До этого еще далеко.

С е р г и у с. Я слышу это не без удовлетворения.

С а б и н а. Вы очень упрямы, Сергиус. Да и момент неудачно выбран. Отца еще не опустили в землю.

С е р г и у с. Извините. Я очень высоко его ценил.

С а б и н а. Охотно верю.

С е р г и у с. Он был немножко фантастом. Впрочем, до смерти честным. Я ценил в нем эти качества, которыми сам, к сожалению, не обладаю.

С а б и н а. Сейчас вы, однако, честны. Хотя и не до смерти.

С е р г и у с. Я предлагаю вам весьма и весьма обеспеченное существование. В той мере, в какой сейчас можно вообще говорить об обеспеченности. Вы будете во всем свободны. В той мере, в какой сейчас существуют свободы. Я буду исполнять все ваши желания. В той мере, насколько это не будет противоречить моим интересам.

С а б и н а. А говорили, что вы не честны.

С е р г и у с. Моя честность в том, что я не питаю иллюзий. В первую очередь я честен с собой. И был бы таким же с вами.

С а б и н а. Значит, контора моего отца вас не интересует?

С е р г и у с. Для этого она была недостаточно прибыльна. Меня интересуете только вы. Подумайте над этим. Я могу подождать. Не стану вас больше обременять… И пока не буду искать повода посетить вас дома. Позвоните мне. Я дам вам номер моего телефона — вдруг у вас возникнет желание поговорить со мной. Запишу его на этом авиабилете. У вас всегда будет дата дня, когда я просил вашей руки, и вы ее никогда не забудете.

С а б и н а. Если я этот билет не выброшу.

С е р г и у с. Сохраните его. Еще неизвестно, на что он может когда-нибудь пригодиться…

С а б и н а, затем Т о н и.

Т о н и. Теперь нам нужно твердо держаться друг друга.

С а б и н а. Да, мама.

Т о н и. Может, теперь к нам придет то, чего не было раньше…

С а б и н а. Да, мама.

Т о н и. Ты так быстро вышла оттуда… Что с тобой? Тебе стало плохо?

С а б и н а. Голова закружилась.

Т о н и. Надо лечь сегодня пораньше. Через несколько дней самое страшное будет уже позади.

С а б и н а. Думаю, нет… Месяцев восемь еще не будет. Ты мне стала теперь очень нужна, мама.

Т о н и. О господи!.. Михаэль?..

С а б и н а. Кто же еще?

Т о н и. Что он говорит?

С а б и н а. Он хочет, чтобы я избавилась от ребенка.

Т о н и. Это исключено.

С а б и н а. Правда, мама. Ты… Я теперь знаю: мы поймем друг друга. Спасибо тебе, мама. Большое, большое спасибо. О господи, я так счастлива. Мы вдвоем… Мы втроем… Я ужасно счастлива.

Т о н и. Он на тебе женится?

С а б и н а. Он ставит это в зависимость от того, соглашусь ли я на аборт.

Т о н и. Михаэль!

С а б и н а. Что ты, мама?.. Зачем!

Т е ж е и М и х а э л ь.

М и х а э л ь. Сударыня?

Т о н и. Я хочу дать вам свое согласие и благословение. Я рада, что вы оба нашли друг друга. Когда вы женитесь?

М и х а э л ь. Ты сказала, что мы хотим пожениться, Сабина?

С а б и н а. Я хочу выйти за тебя, Михаэль.

М и х а э л ь. Видишь ли… Но я не хотел бы, чтобы это было по обязанности… Я предложил Сабине решение, которое бы все устроило.

Т о н и. Аборт?

М и х а э л ь. Суровое слово. Но это лучший путь, чтобы Сабина не стала несчастной.

Т о н и. Кто вам сказал, что это несчастье? Несчастными женщины становятся, если с ними случается то, что вы предлагаете.

М и х а э л ь. Но… я себе не представляю, как все эти заботы и хлопоты могут способствовать счастью. Моему, во всяком случае, нет.

Т о н и. Значит, вы не женитесь на Сабине?

М и х а э л ь. Нет. Но помочь бы ей я, само собою разумеется… Сабина…

С а б и н а. Уйди, пожалуйста.

Т о н и, С а б и н а.

Т о н и. Проблема этим не снимается. Как ты относишься к Сергиусу?

С а б и н а. Мама!

Т о н и. Не разыгрывай из себя дурочку. Сердце, душа, чувства, любовь — все это замечательно. Этика — чудесно! Но только нужно иметь возможность все это себе позволить. Нужно решительно за себя бороться. И прежде всего нужны деньги и порядок. Сначала для матери, а потом для ребенка.

С а б и н а. Но мы ведь живем не в прошлом веке! Мы же современные люди!.. Вокруг земли летают космические корабли!

Т о н и. Вокруг. А мы пока находимся на ней. И хотим стоять на ней твердо. Каждый хочет выстоять. Никому не охота быть сброшенным. Ни мне, ни тебе, никому. А для этого нужны жертвы. Огромные жертвы.

С а б и н а. Я готова пойти на жертвы. Но они должны иметь смысл.

Т о н и. Что ты знаешь о жертвах! Сколько я их принесла! Ради себя? О том, что ты жива, я узнала не полгода назад. Я знала это с сорок седьмого года. Каждый месяц Бюро розыска передавало твое имя по радио. Такое не пропустишь мимо ушей. Каждый месяц я слышала твое имя. В течение долгих лет. Мне было тошно, я не могла его больше слышать… Сначала у меня был плохонький приемничек в подвале разрушенного дома в Гамбурге, потом — серый железный ящик за стойкой в солдатском казино английской армии, неподалеку от Ульцена. Приемники, из которых слышалось твое имя, становились все лучше и роскошнее. Я преуспевала. После солдат были офицеры. Я должна была преуспевать. После офицеров — гражданские. После иностранцев — свои, немцы. Мне нужно было продвигаться, нужно было идти вперед, к тебе. Сколько раз лежало у меня в кармане уже написанное письмо. Мне было достаточно только бросить его в почтовый ящик, и ты была бы со мной. Но я не имела на это права. Что бы я стала с тобой делать? Тащить тебя через всю эту грязь? Мне нужно было стать свободной. Ты тянула бы нас обеих назад, и в конце концов мы подохли бы где-нибудь в сточной канаве. Сначала ты, а потом я. Я кричала, звала тебя по ночам, когда случалось бывать одной. Думала, не выдержу, лопну от боли… Но человек способен вынести многое. Вынесла и я. И вот теперь ты со мной.

С а б и н а. Мне нечего тут сказать. Мне нечего сейчас… Нет.

Т о н и. Тебе нужно сделать аборт. У тебя все впереди. Иди к Михаэлю.

С а б и н а. И ты не защитишь меня?

Т о н и. Бо́льшую часть своего пути тебе придется пройти одной. Все начинается с этого. Каждый начинает свой путь в одиночку… Суперинтендант пришел.

С а б и н а. Отпусти меня домой. Я едва держусь на ногах… Может быть, вечером все будет по-другому.

Т о н и. Ты хочешь оставить меня одну?

С а б и н а. Я больше не могу. Скажи Бубе, пусть отвезет меня домой.

Т о н и. Хорошо.

Т е ж е и Б у б а.

Т о н и. Буба, отвезите мою дочь домой и сразу же возвращайтесь сюда.

Б у б а. Будет исполнено, сударыня.

Т о н и. Поезжай, Сабина! Может быть, дома тебе, действительно, станет лучше. Пока…

С а б и н а. Прощай, мама.

С а б и н а, Б у б а.

С а б и н а. Который час?

Б у б а. Два часа, барышня.

С а б и н а. Скажите моей маме, чтобы до пяти меня не будили. Поехали. Домой.

Берлин. День спустя. Квартира и улица.

К л а р а и М и х а э л ь.

К л а р а. Зачем вы приехали? Откуда вам вообще известно, что она здесь?

М и х а э л ь. Фрау Шнайдер получила телеграмму. Сабина ей сообщает, что она отправилась на несколько дней в Берлин. А так как у меня здесь, в Берлине, тоже дела, я решил посетить ее.

К л а р а. А не фрау Шнайдер вас сюда послала?

М и х а э л ь. Нет, фрау Шнайдер меня не посылала.

К л а р а. Сабина с утра в городе. Ей давно бы пора уже вернуться. Если с ней ничего не случилось.

М и х а э л ь. А что с ней может случиться? Вы же знаете ее.

К л а р а. Что случилось в Ганновере?

М и х а э л ь. Что вы имеете в виду?

К л а р а. Я спрашиваю, что случилось в Ганновере? Почему девочка уехала из Ганновера?

М и х а э л ь. Я думал, Сабина вам рассказала…

К л а р а. Она ничего там не натворила?

М и х а э л ь. Но… н-нет…

К л а р а. Может быть, ее выгнали?

М и х а э л ь. Почему ее должны были выгнать? Не понимаю…

К л а р а. Это я ничего не понимаю. Ничего не знаю. Извините меня, пожалуйста. Это были такие страшные минуты!.. Вдруг звонок. Открываю и вижу, передо мной стоит моя девочка, говорит «добрый вечер», бежит в свою прежнюю комнату, запирается и не выходит. Мы стучим, спрашиваем, просим, умоляем… И только слышим, как она плачет, и плачет, и плачет… А утром сегодня вышла на кухню, и мы вместе позавтракали. И снова ничего не сказала — только то, что соскучилась очень по дому и что мне не следует удивляться. А потом убежала в город, и я сижу здесь, муж на работе, и никто мне не объясняет, что происходит. Заглянула в ее чемодан — раньше я никогда бы этого не сделала, но на этот раз ничего лучшего не придумала, — и… не нашла ничего. Немного белья, туфли, пуловер — вот и все. Да еще мешочек с ракушками и белыми камешками. Вот они, эти камешки… со звездами в точечку.

М о р и ц, С а б и н а.

М о р и ц. Когда ты уезжаешь?

С а б и н а. На следующей неделе, наверно. Или раньше. Не знаю.

М о р и ц. Мы еще встретимся до отъезда?

С а б и н а. Как хочешь…

М о р и ц. А ты… ты не хочешь? Мы говорили обо всем на свете и только о нас с тобой не сказали ни слова.

С а б и н а. Да.

М о р и ц. Неужели ты не хочешь поговорить о нас? Мы одни здесь, нас никто не слышит, мы можем быть совершенно откровенны друг с другом… Я иногда проходил здесь.

С а б и н а. Да?

М о р и ц. Ты по-прежнему думаешь, что это я тебя прогнал?

С а б и н а. Нет.

М о р и ц. Почему же ты уехала? Если тебе стыдно, можешь не говорить. Но только скажи, что я сделал не так?

С а б и н а. Все правильно. Ты всегда был абсолютно правильный. Как и положено.

М о р и ц. Ты так говоришь… С такой злобой и горечью…

С а б и н а. Вовсе нет. Разве ты не такой, каким должен быть? Рассудительный, прямой, несгибаемый. А я взбалмошная, незрелая, заносчивая. Ты — мужчина, я — дурочка.

М о р и ц. До свиданья, Сабина.

С а б и н а. Разве мы не хотели поговорить о нас?

М о р и ц. Но не так.

С а б и н а. Как же?

М о р и ц. Почему ты уехала?

С а б и н а. Это ты знаешь. Ты был при этом.

М о р и ц. И ни разу не пожалела?

С а б и н а. Нет. Нет. Нет.

М о р и ц. Ты счастлива?

С а б и н а. Да. Да. Да.

М о р и ц. Почему же приехала?

С а б и н а. Разве нельзя навестить родителей?

М о р и ц. Да. Конечно.

С а б и н а. Вот видишь. Навестила родителей. И решила тебя навестить.

М о р и ц. Почему?

С а б и н а. «Почему? Почему?» Ты что, полицейский?

М о р и ц. Сабина.

С а б и н а. «Сабина»! Большое спасибо, что проводил. Спокойной ночи.

М о р и ц. Стой! Подожди, пожалуйста. Не убегай же опять. Гордость, упрямство — все это ерунда. Оставь это. Иди, я тебя обниму, и тебе не нужно будет смотреть мне в глаза, и тогда ты мне скажешь, почему вдруг прикатила домой, чего никто не делает, если чего-нибудь не боится. Можешь отвернуться и прошептать что-нибудь уличному фонарю. На выбор. Ну скажи же наконец! Обнять тебя, или отвернешься?

С а б и н а. Обнять.

М о р и ц. Деревянная лошадка. Такая маленькая, старая, глупая деревянная лошадка — а строит из себя чуть ли не циркового коня.

К л а р а, М и х а э л ь.

К л а р а. Что господин Шнайдер умер, я не знала. Она писала не часто.

М и х а э л ь. Не прошло и недели, как он умер.

К л а р а. Вы не думаете, что Сабина может здесь остаться?

М и х а э л ь. В телеграмме говорится другое… А вы разве хотели бы, чтобы она осталась?

К л а р а. Хотели бы?.. Все, что произошло, не имеет значения. С детьми бывает всякое. Сегодня даже приходила полиция. Из-за регистрации. У нее ведь пропуск только на один день. Срок скоро истекает, и если она сейчас пошла в полицию, ее могут там задержать.

М и х а э л ь. У вас здесь такие порядки?

К л а р а. Могло же так быть, не правда ли?

М и х а э л ь. Возможно, она у какой-нибудь подруги?

К л а р а. Возможно. Одна уже вышла замуж. Время бежит.

М и х а э л ь. Конечно же, она там.

К л а р а. Тогда она могла бы мне об этом сказать… Не хотите что-нибудь выпить?

М и х а э л ь. Спасибо.

К л а р а. Если она у Ганны, то у них есть о чем поговорить. Та вышла замуж, а это, во всяком случае, лучше, чем быть с ребенком одной. Внебрачные дети есть внебрачные дети, тут ты хоть тысячи законов издай, а одного отца не заменишь. Девушка с ребенком имеет меньше шансов, как бы тут у нас ни рассуждали. Рассуждать-то легко, и официально все получается первый класс, а в конце-то концов это маленькое существо все равно будет в обиде.

М и х а э л ь. В этом вы абсолютно правы.

К л а р а. И когда такого ребенка спросят в школе «Кто твой отец?» — а ему сказать нечего, и другие ребята уставятся на него, даже учитель скривит физиономию. Тут ничего не поделаешь. Так уж устроен мир… Я сама к этому отношусь не лучше. Но где же она все-таки?.. Право, я кажется, больше не выдержу.

М и х а э л ь. Фрау Краузе, если это то, что я думаю, то, пожалуй, могу вам сказать, почему Сабина приехала.

М о р и ц, С а б и н а.

М о р и ц. Безусловно, это ужасно, то, как она жила. Но она ведь сказала тебе обо всем. А могла бы и не сказать. Как нередко бывает.

С а б и н а. Но я не могу больше у нее жить. Значит, все было напрасно. С отцом… с ним бы еще могла. Тот был что надо.

М о р и ц. Останься здесь.

С а б и н а. Остаться? Никогда! Чтобы она подумала, что я струсила?

М о р и ц. Когда ты смылась туда, тебя ведь не мучил вопрос, что она о тебе подумает. Ты просто поехала, вроде бы домой… Но дом-то оказался не там, где стоит твоя новая кровать.

С а б и н а. Не там…

М о р и ц. Оставайся здесь. Или есть что-то еще, что тянет тебя обратно?..

С а б и н а. Нет.

М о р и ц. Ну, так в чем же дело?

С а б и н а. И все-таки я должна вернуться. Хоть однажды я должна показать, что у меня есть воля и что я могу жить как хочу, — даже там. Чтобы не стыдно было смотреться в зеркало. Каждый раз сматываться, когда что-нибудь не ладится: оттуда сюда, отсюда туда. Нет, так нельзя. Не думай только, пожалуйста, что я раскаиваюсь в чем-либо. Настолько-то ты меня знаешь, — я не стала бы приносить жертвы, которые не нужны. Я действительно хочу найти точку, с которой можно начать.

М о р и ц. Начинай здесь. Дома. Для человека не все равно, где начинать.

С а б и н а. Опять агитируешь, секретарь?

М о р и ц. Жаль, если ты так восприняла. Тогда, значит, встреча с тобой прошла для меня даром. А я с тех пор всегда старался говорить с людьми, как с тобой. Как человек с человеком. Это как раз то, чему я научился в тот вечер. И чертовски был рад. И всегда потом, когда объяснял что-нибудь людям, представлял себе, будто говорю с тобой. И, как правило, всегда получалось. В большинстве случаев.

С а б и н а. Это правда? Я тебе что-то дала? Я? Тебе?

М о р и ц. Да. И кое-что пригодилось другим.

С а б и н а. И даже тогда, когда меня здесь не было?

М о р и ц. Да. Так.

С а б и н а. Странно.

М о р и ц. Может быть, не знаю…

С а б и н а. Нет, это, правда, странно, секретарь. Веришь или нет, у меня сейчас даже мурашки пробежали по спине. Значит, я способна на что-то такое, что может тебе пригодиться? Первый раз слышу. Я тебе что-то дала! Слушай, или это… твои пропагандистские сети, которыми ты меня хочешь опутать?

М о р и ц. При желании можно во всем усмотреть пропаганду. Тот, кто не хочет слышать, может оставаться глухим. Как мне говорить с тобой, чтобы ты меня услышала? Сабина…

С а б и н а. Никак, черт возьми! Ничего ты мне не должен говорить! Я пьянею, когда слушаю тебя. А я не хочу пьянеть! Никогда! Никогда! Никогда! Я хочу уехать, потому что ты добрый дядя! Я не хочу, чтобы ты был прав! Ты благодаришь меня, а я не хочу твоей благодарности! И сама не хочу благодарить! Мне не нужны твои подарки! Я хочу брать, что мне нужно! Или покупать!

М о р и ц. Вот тут ты лжешь! В первый раз лжешь!

С а б и н а. А что правда?.. Что правда?

М о р и ц. Я тебе уже говорил.

С а б и н а. Все получалось и когда меня тут не было.

М о р и ц. Но теперь уже не будет, если ты, вернувшись, снова уедешь. Тогда я не смог бы больше тебя ждать.

С а б и н а. Не смог бы, Мориц?

М о р и ц. Нет, Сабина… Не плачь. Все это зверски сложно, но ты не плачь. Ну не плачь же, пожалуйста. Конечно, я буду поздно приходить домой, и буду очень уставать. Не будет воскресений, когда можно подольше поспать, а если и будут — то редко. Потому что есть кроме нас с тобой и еще люди. И потому, что мы сумасшедшие, которые вбили в голову, что в мире может быть еще кое-что кроме проклятого равнодушия, не желающего ничего знать. Наши отпуска будут недолгими, и я не смогу показать тебе мир. Но, может быть, я сумею тебе объяснить его. Мы должны будем многому научить друг друга, чтобы делать меньше ошибок и не быть несправедливыми. И ты не должна будешь забывать, что ты женщина и имеешь право на счастье. Я тебе обещаю, мы будем трудиться не только для того, чтобы какие-то там внуки жили лучше, чем мы, — они будут жить лучше, — но ведь мы тоже чьи-то внуки, внуки тех, кто трудился, чтобы нам было лучше, и мы не станем их разочаровывать. Я предлагаю тебе много лишений, много работы и немного счастливых часов, за которые нам не придется стыдиться.

С а б и н а. Так вот, Мориц! Я жду ребенка. Ага, видишь, ты уже притих. Его отец меня бросил. Вернее, он хотел, чтобы я сделала аборт. И моя мать — тоже. Это было немного слишком для меня. Поначалу я растерялась. Теперь потихоньку прихожу в себя. Мир от этого не рухнет. За последние тысячелетия такое уже случалось кое с кем и могло бы прекрасно случиться со мной и здесь. Может быть, и не от тебя, но могло бы. Поэтому не надо делать политических выводов. Плохие люди есть везде. Хорошие тоже. И, ради бога, не говори мне теперь, что ребенок для тебя не помеха. Это было бы ложью. Я же вижу, ты сейчас подыскиваешь аргументы, чтобы как-нибудь приукрасить твое государство, а может быть, и самого себя. Не делай этого. Не надо.

М о р и ц. Я ничего не подыскиваю. Я только вижу, что ты нажила ребенка и потеряла голову. Я только вижу, что ты мучаешься и не знаешь, к какому берегу пристать. И ты права: это могло бы случиться с тобой и здесь. Именно с тобой. Чего ты уставилась? Не нравится, что я говорю? Ты осталась такой же маленькой, какой была тогда, когда уезжала в Ганновер… Сохранишь ли ты ребенка или освободишься от него…

С а б и н а. Нет!

М о р и ц. Что — нет?!

С а б и н а. Нет!.. Почему ты не скажешь, чтобы я осталась?

М о р и ц. Я это сказал.

С а б и н а. Почему ты теперь это не говоришь?

М о р и ц. Ты не хочешь.

С а б и н а. Но-не-де-лай-же-то-го-что-я-хо-чу!!

М о р и ц. Бедная ты моя малышка. Сейчас, в этот момент, ты ведь совсем одна. Я могу взять тебя за руки, могу обнять, как только что обнимал, и все же ты будешь одна. Для человечества она ничего не значит, эта минута в твоей жизни, но для тебя она важна, потому что никто, никто за тебя ничего не решит. И может быть, позже, через много лет ты посмеешься, вспоминая об этом. Но сейчас постарайся, чтобы это была хорошая улыбка, а не кривая усмешка. То, что у тебя есть, это твое, — никто, кроме тебя, этого не имеет… Никто, кроме тебя и твоего ребенка. Спокойной ночи. Сабина…

С а б и н а. Спокойной ночи, Мориц.

К л а р а, М и х а э л ь.

К л а р а. Да вы шутите! Просить у меня руки моей дочери! А не поздновато ли? На сколько вы опоздали?

М и х а э л ь. Месяца на два, я думаю…

К л а р а. Два месяца!.. Да, пусть-ка придет эта штучка домой!.. Я с ней поговорю.

М и х а э л ь. Но вы ведь… Надеюсь, не станете нам на пути?

К л а р а. А почему?.. Потому что я вам рассказала о Ганне?

М и х а э л ь. И поэтому.

К л а р а. Я вижу, вы хитрый малый… Мне нужно чего-нибудь выпить. Вы ничего не получите.

М и х а э л ь. Я бы, во всяком случае…

К л а р а. То, что вы видите во мне ее мать, это правильно. Но только не обольщайтесь. По головке я вас обоих за это не поглажу. Сколько вам лет?

М и х а э л ь. Двадцать три.

К л а р а. И учитесь на медицинском факультете?

М и х а э л ь. Да.

К л а р а. Значит, вы только начинаете?

Т е ж е и С а б и н а.

С а б и н а. Михаэль!… Михель!.. Михель!..

К л а р а. Очень мило, что ты все-таки снова появилась здесь.

М и х а э л ь. Я все рассказал твоей матери.

С а б и н а. Все?

М и х а э л ь. Все.

К л а р а. И что теперь будет?

М и х а э л ь. Я приехал, чтобы увезти тебя обратно. Как жену. Если ты меня еще любишь. И делаю это не ради порядочности, а потому, что я тебя… Очень трудно, фрау Краузе… втроем…

К л а р а. Понимаю… Хотите меня выпроводить?

М и х а э л ь. У нашего ребенка должен быть отец, Сабина. Ты, конечно, не будешь жить больше у своей матери… Мой отец… Впрочем, я расскажу тебе все потом. Сейчас половина двенадцатого, и мой пропуск кончается. Скажи только «да» и что ты больше не сердишься на меня. Я хочу заслужить, чтобы ты снова была со мной. Если мы станем говорить об этом сейчас, получится как в кино. Это не нужно ни тебе, ни мне.

С а б и н а. Мама…

К л а р а. Пожалуйста, я ухожу. Твой чемодан еще не распакован, и ты можешь делать что хочешь. Как и тогда. Теперь-то ты сама уж, должно быть, знаешь, где твое счастье. Я ничего не скажу. И если ты снова решишь уехать, никто тебя упрекать не станет. Но… зачем так метаться? Там ты не можешь жить, здесь не хочешь. В девятнадцать лет всегда кажется, что жизнь очень длинна. Это правда, что не я тебя родила, но мы всегда ладили с тобой. Почему же нельзя быть счастливой там, где тебе хорошо? Человек учится многому и многое забывает. И этот вот, отец, что вовсе не так важно, как часто считают. Ребенок, в конце концов, для тебя важнее, чем отец. И ближе. А то, что станут говорить люди… Боже мой, если б я всегда их слушала…

М и х а э л ь. Вы только что говорили совсем другое.

К л а р а. Ну, тогда я не знала, что снова услышу, как она это говорит — «мама»…

Т е ж е, кроме К л а р ы.

М и х а э л ь. Что будем делать? Тебе нельзя оставаться одной.

С а б и н а. Должен же быть когда-то конец.

М и х а э л ь. Завтра я за тобой заеду. Или послезавтра.

С а б и н а. Да.

М и х а э л ь. Здесь это все — тоже не для тебя.

С а б и н а. Да.

М и х а э л ь. Может быть, перед тем как уйти, я удостоюсь все-таки поцелуя?

С а б и н а. Да.

М и х а э л ь. Это было довольно-таки бесстрастно, дорогая невеста…

С а б и н а. Ты можешь мне сказать, о чем мы будем говорить, когда станем жить вместе?

М и х а э л ь. Отложим этот разговор до завтра. Сейчас меня это не интересует. Все сложится само собой.

С а б и н а. Тогда скажи, о чем мы будем говорить завтра?

М и х а э л ь. Завтра мы купим твоим родителям что-нибудь интересное, чтобы скрасить им расставание с тобой, затем несколько дней побудем в Берлине, сходим в театр или еще куда-нибудь, куда ты захочешь… Уж что-нибудь нам придет в голову.

С а б и н а. А потом?

М и х а э л ь. Потом поженимся наконец. А потом я буду снова учиться. Очень много работать. Должен же я кормить свою жену.

С а б и н а. А потом?

М и х а э л ь. Потом ты родишь нашего бэби, и мы будем придумывать ему имя. Потом будем его крестить.

С а б и н а. А потом?..

М и х а э л ь. Неужели я должен теперь все выкладывать, что бывает потом с супругами? Бывают и разные неожиданности. Всего я не знаю. Ни разу еще не женился. По утрам солнце восходит, а вечерами заходит. А мне нужно скорее бежать, чтобы попасть еще на последний поезд. Привет, мимоза.

С а б и н а. Привет, Михаэль.

М и х а э л ь. И не ломай голову над тем, что будет. Лучше радуйся тому, что есть. Ведь могло бы случиться и так, что я не приехал бы.

С а б и н а. Но ты же меня любишь.

М и х а э л ь. Очень. Сейчас же, как вернусь туда, обязательно выпью…

С а б и н а. За то, что ты настоящий парень?

М и х а э л ь. За то, что ты будешь благоразумной. И за нашего бэби. До завтра.

С а б и н а. Я провожу тебя.

М и х а э л ь. Не надо. Я и сам доберусь.

С а б и н а, К л а р а.

С а б и н а. Это правда — то, что я слышала утром? Вы хотите сдать мою комнату?

К л а р а. Да.

С а б и н а. А если бы я осталась?..

З а н а в е с.

Перевод Ю. Клеманова.