Драматургия ГДР

Альфред Матуше ПЕСНЯ МОЕГО ПУТИ

Фред.

Герта.

Эрнст.

Мария Дерфлер.

Курт Бир.

Грета, его дочь.

Женщина.

Ханнелора, ее дочь.

Другая женщина.

Кунерт.

Бруно.

Монахиня.

Рабочие, штурмовики, дети.

Солнечный зимний день. Двор углового дома. Подъезд. Отдельный вход с вывеской «Курт Бир. Изготовление гробов». Окна из кухонь и кладовых. Арка ворот ведет со двора на улицу. Напротив через площадь расположен католический госпиталь. Во дворе играют д е т и.

Д е т и.

Из подъезда выходит ж е н щ и н а с половиком. Д р у г а я ж е н щ и н а открывает кухонное окно. Слышна громкая музыка из радиоприемника. Д е т и убегают, остается одна Х а н н е л о р а.

Х а н н е л о р а (женщине с половиком). А когда обед? Скоро?

Ж е н щ и н а. До двенадцати еще далеко.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Но одиннадцать уже пробило.

Ж е н щ и н а (выбивая половик). Вы что-то сказали?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Да.

Ж е н щ и н а. Я сама знаю, который час.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Мало ли что. После одиннадцати во дворе нельзя шуметь. (Девочке.) Хочешь апельсин? Подожди. (Отходит от окна.)

Ж е н щ и н а. Не вздумай брать у нее!

Х а н н е л о р а. Апельсин. Разве нельзя?

Ж е н щ и н а. У нее нельзя.

Х а н н е л о р а. А у нас разве есть?

Ж е н щ и н а. Безработные не едят апельсинов. Иди играй, Ханнелора! Я позову тебя обедать.

Огорченная Х а н н е л о р а уходит.

Ж е н щ и н а (не решаясь продолжать выбивать половик). После одиннадцати запрещено. Ах, да что там. Ей-то можно открывать окно, когда радио орет вовсю. (Выбивает половик.) Проклятая ворона, вечно торчит у окна, только и ждет, когда гроб понесут.

Д р у г а я ж е н щ и н а (снова показывается в окне). Где же ваша малышка?

Ж е н щ и н а. Вы опять что-то сказали?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Да.

Ж е н щ и н а. Радио так вопит, что ни слова не слышно. Разве это разрешается?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Включать радио?

Ж е н щ и н а. На весь двор.

Д р у г а я ж е н щ и н а. В правилах для жильцов об этом ничего не сказано. Запрещается шуметь только на лестницах и лестничных клетках. (Пауза.) И выколачивать вещи во дворе.

Ж е н щ и н а (складывает половик). Стоит ли связываться. Из-за всякого дерьма. (Идет к подъезду.)

Д р у г а я ж е н щ и н а. Незачем так волноваться. Во дворе еще и не то увидишь и услышишь.

Ж е н щ и н а. А вы смотрите на улицу.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Там сейчас нет солнца.

Ж е н щ и н а. Устроилась на подоконнике, что твоя кошка. Погоди, я тебя шугану. (Уходит в подъезд.)

Д р у г а я ж е н щ и н а (после паузы). Да и на солнце скучно, если никого нет.

Ж е н щ и н а (высовывается из окна своей кухни). А где наша кладбищенская ворона?

Д р у г а я ж е н щ и н а (тотчас же снова появляется в окне). Ах ты, коммунистическая оборванка. Сама живешь тут с одним типом, а ведь не расписана.

Ж е н щ и н а. А ты, тварь нацистская, живешь — да не с одним.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Так надежнее. Чем больше народу, тем прибыльней.

Ж е н щ и н а. Вот как? Небось со всех берешь апельсинами?

Д р у г а я ж е н щ и н а. А как же. Уже целая корзина набралась. А ваш Тельман со своей кепкой ничего не наберет. В Москве теперь слишком холодно. Зато в Италии жарко. Если Гитлер и Муссолини договорятся, апельсинов будет столько, что их и есть не захочешь.

Х а н н е л о р а возвращается.

Ж е н щ и н а. Чего тебе опять?

Х а н н е л о р а. А на солнце все равно холодно.

Ж е н щ и н а. На то и зима.

Х а н н е л о р а. И есть хочется.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Теперь ты возьмешь апельсин, дитя мое?

Ж е н щ и н а (кричит). Не трогай моего ребенка!

Д р у г а я ж е н щ и н а. Настанет такой день, когда каждый ребенок получит по апельсину.

Ж е н щ и н а. Не от тебя ли?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Настанет такой день.

Ж е н щ и н а. Никогда! Ни сегодня и ни завтра, никогда! (Девочке.) Иди наверх или играть. (Захлопывает окно.)

Д р у г а я ж е н щ и н а (Ханнелоре). Ну?

Х а н н е л о р а. Нет! (Убегает.)

Д р у г а я ж е н щ и н а. Я подожду, я умею ждать. Скоро все изменится. Разве обязательно знать точно, когда? Даже солнце не знает, что делается в его тени. (Отходит от окна.)

С улицы во двор входит Ф р е д.

Ф р е д (останавливается в нерешительности). Идти наверх? К чему? Разве только забрать вещи. (Глядя на вывеску гробовщика.) Курт Бир, гробовщик и домовладелец, я задолжал ему квартирную плату за месяц. Следовательно, он имеет право вышвырнуть меня и отдать мою комнату своей дочери. Со вчерашнего вечера у меня началась полоса невезения. И еще эта история с Марией Дерфлер. Зашел в кафе, чтобы согреться, а остался на ночь. А где мне было ночевать?

Из мастерской, оглядываясь, выходит Г р е т а.

Г р е т а. Фред, с кем ты разговариваешь?

Ф р е д. Не с тобой. Отобрала у меня комнату.

Г е р т а выходит из подъезда, останавливается.

Г р е т а. Кто отобрал у тебя комнату?

Ф р е д. Ты, твой отец. Ты же послушная дочка, вот сразу и заняла ее.

Г р е т а (смеется). Я? Послушная? Вот здорово, слышал бы это мой отец. Все наоборот. Потому-то я и жила в твоей комнате все время, пока тебя не было. Я не виновата. Я не хотела. Спроси у Герты.

Ф р е д (Герте). Что все это значит? Моя комната еще моя или уже ее?

Г е р т а. Зачем ты шумишь на весь двор?

Ф р е д. Я тебе отдал ключ перед отъездом, чтобы мне провели свет. У кого ключ?

Г е р т а. Я отдала его Грете. Эрнст возвращался с ночного дежурства и видел, как она спала на лестнице. Вот я и пустила ее в твою комнату. (Грете.) Отдай ему ключ. Мы подыщем другое место, даже если тебе придется переночевать у меня, а мне спуститься к Эрнсту.

Г р е т а. Ключ под половиком, как договорились.

Г е р т а. Это если меня не будет. Но я еще не ушла. Когда ты успела положить ключ на место?

Г р е т а. Вчера вечером, как только увидела, что он переходит площадь.

Г е р т а (Фреду). Ты приехал вчера? (Грете.) А ты где была?

Г р е т а. Не спрашивай меня! (Уходит в мастерскую.)

Г е р т а (Фреду). А ты? Почему тебе только теперь понадобился ключ? Ничего не понимаю.

М а р и я Д е р ф л е р появляется в подъезде с мусорным ведром. Слова Герты ее забавляют.

М а р и я Д е р ф л е р (направляясь к бачку с помоями). А что здесь понимать? (Опоражнивает ведро.) У нас один Дон Жуан на всех. Одна убегает, другая не пускает, а третья тут как тут.

Г е р т а (смеясь). Ты себя имеешь в виду, Мария?

М а р и я Д е р ф л е р (отставляя ведро). С тех пор как я научилась гадать, мне на Новый год всегда выходит валет.

Г е р т а. Валет? (Фреду.) Фред, ты слышал?

Ф р е д (смущенно). Чепуха эти карты.

М а р и я Д е р ф л е р (бесцеремонно). Но все сходится. Ты и есть валет. Вот ты мне и достался.

Герта хотела что-то сказать, но промолчала.

Ну скажи, скажи, что думаешь. Конечно, он меня моложе, а я и не собираюсь содержать его до богадельни. (Фреду.) Твой завтрак еще на столе. Больно быстро ты убежал.

Ф р е д (не очень обрадованный ее откровенностью). Я на биржу труда.

М а р и я Д е р ф л е р. Ну и есть там места для безработных слесарей?

Ф р е д. Нет, но я могу опять вернуться в свою комнату. (Марии.) И вчера вечером мог.

М а р и я Д е р ф л е р. И смех и грех, право.

Г е р т а (Марии Дерфлер). Понимаю. Когда он пришел, это ты ему сказала, что комнату заняла Грета.

М а р и я Д е р ф л е р. Я не говорила, что она ее заняла навсегда, этого я не говорила.

Г е р т а (Фреду). А ты поверил?

Ф р е д. Я задолжал за месяц.

Г е р т а (Марии Дерфлер). А ты, значит, воспользовалась его положением.

М а р и я Д е р ф л е р. Если хочешь поймать птичку, не давай ей пролетать мимо.

Г е р т а. Ну и сравнения у тебя: то валет, то птичка.

М а р и я Д е р ф л е р. А твое какое дело, хватит с тебя твоего полицейского. (Фреду.) Так как же насчет чашки мясного бульона? У тебя ведь даже зимнего пальто нет.

Ф р е д (Герте). А свет провели?

Г е р т а. Еще нет.

Ф р е д. Значит, опять с керосином сидеть. (Входит в подъезд с Марией Дерфлер.)

Герта смотрит им вслед, потом поворачивается к арке. С улицы входит Э р н с т, полицейский.

Г е р т а. Эрнст.

Э р н с т. Герта, что ты делаешь во дворе?

Г е р т а. Я шла на почту. Меня задержали Фред и Грета. И Мария Дерфлер. (Подходит к Эрнсту, шепчет ему что-то на ухо.) Что ты на это скажешь?

Э р н с т (смеется). Тоже мне, удовольствие.

Г е р т а. Она его на десять лет старше.

Э р н с т. Я тоже тебя на десять лет старше.

Г е р т а. Это другое дело, ты мужчина.

Э р н с т (смотрит на нее). Значит, тебя смущает только разница в возрасте?

Г е р т а (неохотно). Не наше это дело.

Э р н с т. Разумеется. Ты на почту? Я тебе тут принес кое-что. Дай-ка глянуть, кому ты пишешь? Твоим родным? Насчет того, что приедем к ним устраивать помолвку?

Г е р т а (односложно). Да.

Э р н с т. Похоже, ты не очень этому рада.

Г е р т а (делает несколько шагов, поворачивается к нему). Нечему мне радоваться.

Э р н с т. Последнее время ты ведешь себя как-то странно.

Г е р т а. С тех пор как я уступила. (Прямо.) Стать твоей женой значит примириться с тем, что ты полицейский и им останешься.

Э р н с т. Ты знала это с самого начала.

Г е р т а. Знала? Знать — одно, понимать — другое.

Э р н с т. Мы опять начинаем все сначала. Ты — коммунистка, я — социалист! Моя служба в полиции — только предлог, левее социалистов в полиции теперь никого нет.

Г е р т а. Да мне от этого не легче.

Э р н с т. Но сколько же может так продолжаться? Ты наверху в своей мансарде, я внизу в чужой квартире. Только и можем, что иногда зайти друг к другу в гости. Скажи же что-нибудь.

Она молчит.

У нас разные взгляды, но разве мы живем в разных мирах? Для нас, для всех, кто любит, существует только один мир. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Мы поженимся и уедем к морю, у нас будет свой дом.

Г е р т а. И я буду ждать тебя у калитки.

Э р н с т. Вот видишь, ты сама мечтаешь об этом.

Г е р т а. А кругом кусты и зелень.

Э р н с т. В марте мы получим дом. Вот разрешение.

Г е р т а. И ты хотел мне его показать?

Э р н с т. Да. Этому чертову мундиру мы обязаны не только домом. Без него я был бы таким же безработным, как и ты. И мы не чувствовали бы себя в безопасности. Будь что будет. Только странно это все.

Г е р т а. Что опять случилось?

Э р н с т. Собственно, ровно ничего. Душно. Полное затишье, даже на участке. Мы должны держаться подальше и не вмешиваться.

Г е р т а. Во что?

Э р н с т. Этого-то никто и не знает.

Г е р т а. Я пошла.

Э р н с т. Надеюсь, ты не побежишь сразу же в свой партийный комитет?

Г е р т а. Знаешь, сколько раненых лежит уже неделю в католическом госпитале? Все из-за того, что мы не можем договориться.

Э р н с т (взрываясь). Да! И еще раз — да! Ваш единый фронт не существует. Мы должны идти на попятный, а вы — нет?

Г е р т а. У тебя есть резиновая дубинка, хоть ты пока и держишься в стороне. (Хочет уйти.)

Э р н с т. Не убегай. Может быть, просто в Германии снова будет рейхсканцлер. У нас с тобой есть дела поважнее. Ты говорила с Гретой? Куда она денется теперь, когда вернулся Фред?

Г е р т а. Не знаю. Этой ночью она куда-то уходила.

Э р н с т. Я попросил одну монахиню из католического госпиталя заняться ею.

Г е р т а. Я сказала Грете, пусть ночует у меня.

Э р н с т. А ты придешь ко мне?

Г е р т а. Нет. (Выходит через ворота на улицу.)

Э р н с т (глядя ей вслед). Вот и попробуй тут не волноваться. Но она еще образумится. Что мне в ней нравится, так это ее непосредственность.

Д р у г а я ж е н щ и н а снова показывается в кухонном окне.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Эй, господин полицейский! Что там опять?

Э р н с т. В чем дело?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Будто не понимаете. Кто хочет захапать себе всю улицу? Коммунисты. Но вас это не касается, не так ли? (Отходит от окна.)

Э р н с т. Надо бы ту девчушку отвести домой. Как бы она опять не заблудилась.

Из подъезда выходит Ф р е д.

Ф р е д. Давным-давно, когда ты еще не служил в полиции, меня часто приводили в участок. Я удирал из дому, захватив с собой скамеечку для ног. Отправлялся к бабушке. Она жила в сорока пяти минутах ходьбы от нас на Карелленштрассе, и надо было много раз переходить улицу.

Э р н с т. Сколько тебе было?

Ф р е д. Два или три года. Я еще носил халатик, в какие тогда наряжали мальчиков.

Э р н с т. А зачем скамеечка?

Ф р е д. Чтобы отдыхать по дороге. Тут-то меня и ловили.

Э р н с т. А ты опять удирал?

Ф р е д. Бабушкины бутерброды были вкусней домашних. В участке все были ко мне очень добры. А сегодня я узнал, какова на вкус ваша резиновая дубинка. На площади была демонстрация, и мне тоже перепало. Нет, от вашего брата надо держаться подальше.

Э р н с т. И от меня?

Ф р е д. Ты что, не видишь, кто перед тобой?

Э р н с т. Но ты же как-то перебиваешься на пособие?

Ф р е д. Сегодня я опоздал на биржу поставить штамп. Я даже не могу доехать до своей хижины, нет денег на билет. У меня полоса невезения. Вчера вечером хотел пойти прямо к себе, промок, зашел в кафе к Марии обсушиться и узнал, что не могу даже вернуться в свою комнату.

Э р н с т. Комната еще твоя.

Ф р е д. Вчера я этого не знал. Остался у Марии. Кажется, она завела будильник, но я все равно проспал, ведь она встает позже. Час от часу не легче. У меня опять есть комната, зато нет пособия и нечем топить. Мария продержит меня с неделю, пока я опять не получу денег.

Э р н с т. А она ничего, эта Мария Дерфлер. Приехала из провинции, выбилась здесь в люди. Ее кафе прямо маленький оазис. Из него через заднюю дверь можно сразу попасть в дом, на лестницу.

Ф р е д. Ничего не имею против ее кафе. Но ведь любовь — не дело случая. Хоть ты женщина, хоть девушка. Она, конечно, в любви разбирается.

Э р н с т (смотрит на него). Вот как?

Ф р е д. Уехал бы я отсюда — было бы где приклонить голову. Ужасно, когда первый раз — и сразу такое.

Э р н с т. А девушки из нашего дома? Грета? Герта?

М о н а х и н я входит во двор и поднимается в подъезд к Биру.

Ф р е д. Тебе-то что? Герта с тобой ходит.

Э р н с т. Она очень тепло о тебе отзывается.

Ф р е д. Когда мы видимся, мы только и делаем, что цапаемся.

Э р н с т. Вы ведь ездили вместе за город в твою хижину?

Ф р е д. Тебя тогда еще здесь не было.

Э р н с т. Ну и?

Ф р е д. Что — ну и? Была прекрасная погода, может быть, даже слишком. Иди ты со своей ревностью. Ничего не было.

Э р н с т. Я дам тебе, сколько надо, до следующей выплаты.

Ф р е д. Тогда я пошел к себе наверх, а к ней я больше не пойду.

Э р н с т. Бери свое ведро для угля и — ко мне. Сходим в подвал, мне тоже нечем топить.

Ф р е д. Не забыть бы про керосин, а то вечером нельзя будет писать.

Э р н с т. А что ты пишешь?

Ф р е д (уклончиво). Так просто. Ты прочел книжки, которые я тебе дал?

Э р н с т. Некоторые. Стихи мне не нравятся и пьесы тоже. Я читал рассказы.

Ф р е д. Толстого? «Хозяин и работник»?

Э р н с т. Да. И еще один про девушку на скамейке.

Ф р е д. Достоевский «Белые ночи». А Якобсона — «Могены»? «Было лето, жаркий полдень, мы с ней стояли у цветущей изгороди…». Сразу все оживает, а?

Э р н с т. Много же у тебя времени, если ты все это выучил наизусть.

Ф р е д. Нет у меня времени, хоть я и безработный. У меня слишком неспокойно на душе.

Э р н с т. Эх ты, одиночка. Организуйся.

Ф р е д. Поступить в СПГ, чтобы обрести душевное равновесие? Да здравствует Первое мая! Вперед — на штурм сосисочных! А безработные пусть питаются запахом. Лучше уж я полежу на травке и поголодаю, вдыхая аромат цветов. Но и там я долго не выдержу — полчаса при самой лучшей погоде. Пусть буря наломает веток для моего одинокого костра. А потом — у меня дела. Мне нужно прочесть всю мировую литературу. Жизнь ведь не бывает как по линейке.

Э р н с т. Ты предпочитаешь блуждать в одиночестве? Партийная дисциплина тебе претит?

Ф р е д. Вступить в партию — другое дело. Но это значит отказаться от жизни. А я хочу чувствовать жизнь как процесс. Мне не нужно, чтобы меня учили. Я хочу ощущать мир. Никогда еще никакая мораль не задержала, не остановила, не изменила истории. Самая возможность единомыслия как действия ежечасно потрясает меня, и это совсем не то, что выпить чашку мясного бульона или спросить себя — что есть любовь? или — как мне выбиться в люди? (Глядя перед собой.) «Изготовление гробов. Курт Бир». Грета вошла туда. Все эти дни она была у меня в комнате. Что с ней случилось?

Э р н с т. Не столько с ней, сколько с ее папашей. А сейчас — молчок.

Гробовщик Б и р выходит из подъезда с молодой м о н а х и н е й. Бир открывает перед ней дверь в мастерскую.

Б и р. Прошу. (Входит вслед за монахиней.)

Э р н с т (Фреду). Ты говоришь, Грета там?

Ф р е д. Если она не ушла, пока я завтракал у Марии.

Э р н с т. Я все время был во дворе.

Д р у г а я ж е н щ и н а (снова появилась в окне). Да, все это время. Раз у вас столько свободного времени, будьте добры, окажите любезность. Послушайте, пожалуйста. (Включает радио на полную громкость.)

Э р н с т. Что она, взбесилась?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Хорошо, а так? Будьте добры, объясните мне, какая громкость разрешена. На случай если поступят жалобы.

Ф р е д (направляясь к подъезду). Объясни ей. Я пошел за углем. (Уходит.)

Д р у г а я ж е н щ и н а. Монахиня! Молодая и красивая. Она пришла заказывать гроб.

Э р н с т. Может быть, и нет.

Г р е т а выбегает из мастерской, прижимается к стене.

Г р е т а (Биру, стоящему в дверях). Я не католичка! Я не хочу в католический госпиталь!

Б и р. Здесь я решаю.

Г р е т а. Мне скоро восемнадцать.

Б и р. Мы еще с тобой поговорим. (Уходит.)

Г р е т а. Где? Дай мне ключ от квартиры, чтобы я смогла войти. Ты просто хочешь от меня отделаться.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Ну и молодежь. Так кричать на родного отца.

Э р н с т. Такая громкость не разрешена. Закройте окно.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Вы имеете право запрещать. Я подчиняюсь. (Тщательно закрывает окно.)

Э р н с т (подходя к Грете). Иди в госпиталь, для тебя это самое лучшее. Это я говорил с монахиней и просил помочь тебе.

Г р е т а. А если я никогда не выйду оттуда? Ведь мне тоже хочется пожить. (Прислоняется к стене.) Ох!

Э р н с т. Вот видишь. Тебе нехорошо.

Г р е т а. Подумаешь, я давно привыкла.

Э р н с т. Иди в госпиталь. Сколько раз я видел, как ты спала на лестнице перед закрытой дверью. Ты что, грубила отцу?

Г р е т а. Не ему.

Э р н с т. А кому же?

Г р е т а. У него каждый раз новая. Слишком часто они меняются.

Э р н с т. Твоя мать умерла. У отца нет жены.

Г р е т а. И поэтому я должна терпеть всех этих баб?

Э р н с т. Где ты сегодня ночевала?

Г р е т а (пожимая плечами). Где?

Э р н с т. И так видно. В волосах стружки, и на спине тоже.

Г р е т а (чувствуя, что попалась). Наверно, брезент сбился.

Э р н с т. Ты, значит, спала в стружках, на складе гробов?

Г р е т а. Я подстелила брезент.

Э р н с т. Но там цементный пол. А ночью было восемнадцать градусов.

Г р е т а. Да, холодно было. (Глядя на него снизу вверх.) Стряхните с меня, пожалуйста, стружки.

Э р н с т (стряхивает с нее стружки). Иди наверх к Герте, если уж ничего лучше не придумали. А Герта пусть спустится ко мне. Правда, ее сейчас нет дома.

Из мастерской выходит м о н а х и н я.

М о н а х и н я (глядя на Грету). Придешь вечером на обследование, договорились? (Удаляется.)

Вбегает Х а н н е л о р а.

Х а н н е л о р а. Гробы, одни гробы! Целый грузовик!

Б и р (у двери мастерской). Сегодня? Их должны были привезти на следующей неделе. Надо освободить место. (Грете.) Сбегай наверх к Кунерту, скажи, чтоб пришел немедленно. Черт возьми!

Г р е т а. Я только для этого и нужна. (Уходит в подъезд.)

Х а н н е л о р а (стоя около Бира, заглядывает в ворота). Гробы не покрашены, не то что в лавке на витрине.

Б и р. Занимайся своими делами. Не мешай.

М а р и я Д е р ф л е р появляется в дверях подъезда со старым маленьким чемоданом.

М а р и я Д е р ф л е р. Эрнст, сделай мне одолжение.

Э р н с т. Я иду наверх. Меня Фред ждет.

М а р и я Д е р ф л е р. Захвати его чемодан. Нечего ему стоять у меня, если сам он не приходит.

Ф р е д (из подъезда). Я здесь, но мне некогда. Поставь чемодан, никто его не украдет. (Эрнсту.) Не нужны мне твои деньги.

Э р н с т. Что с тобой?

Ф р е д. Сейчас узнаешь. (Уходит через ворота.)

Э р н с т (глядя ему вслед). Ничего не понимаю. (Марии Дерфлер.) Твое кафе уже открыто?

М а р и я Д е р ф л е р. Сейчас откроется. Ты зайдешь?

Э р н с т. Вот только приберу у себя. И если Герта не вернется к тому времени. Мне нужно развеяться.

М а р и я Д е р ф л е р уходит. Д в о е р а б о ч и х - г р у з ч и к о в приносят и ставят на землю грубый гроб.

П е р в ы й (глядя на небо). Что-то темно становится.

В т о р о й. Снег пойдет.

Из ворот выходят Б и р и Б р у н о.

Б и р (рабочим). Во дворе не ставьте. Занесите под арку. (К Бруно.) Привезли без предупреждения.

Б р у н о (он в белом рабочем халате). Бывает, хозяин.

Г р е т а появляется из подъезда.

Б и р. Ну?

Г р е т а. Кунерта нет.

Б и р. Покарауль у ворот. Мне нужно освободить место.

Б р у н о. Я помогу вам, хозяин.

Оба уходят в мастерскую. С улицы появляется Х а н н е л о р а, останавливается у некрашеного гроба.

Х а н н е л о р а. Грета.

Г р е т а. Да.

Х а н н е л о р а. Сейчас там внутри никого нет? А потом — на кладбище?

Г р е т а. Да, на кладбище.

Х а н н е л о р а. А потом на небо?

Г р е т а. Там места много.

Х а н н е л о р а. Среди всяких звезд? А что там?

Г р е т а. Ничего.

Х а н н е л о р а. Ничего?

Г р е т а. Поэтому и места много.

Х а н н е л о р а. И ничего не видно?

Г р е т а. А ты видела когда-нибудь счастье? Где оно живет?

В дверях подъезда появляется М а р и я Д е р ф л е р.

Х а н н е л о р а. На площади. Помнишь, мы ходили туда с бумажными фонариками? И ты шла впереди всех детей. А сейчас холодно.

Г р е т а. Да, тогда было тепло.

М а р и я Д е р ф л е р. Ты замерзла, Грета. Может, выпьешь чашку горячего бульона?

Г р е т а. Мне нельзя уходить.

С улицы входит К у н е р т.

К у н е р т (обнимая Ханнелору). Что на обед? Опять картофельный суп?

Х а н н е л о р а. Да.

К у н е р т. И больше ничего?

Х а н н е л о р а. Петрушка.

К у н е р т. Эх, сосисок бы! Вот было бы чудесно.

Б и р (у двери мастерской). Кунерт, вот вы где. Быстро, надо поставить гробы на место.

К у н е р т. Деньги сразу?

Б и р. Если вы настаиваете.

К у н е р т. Мне до зарезу нужно. Минуточку. (Свистит.)

Ж е н щ и н а (мать Ханнелоры, появляется в окне). Что случилось?

К у н е р т. Сходи к мяснику! (Берет у Бира деньги и передает Ханнелоре.) Отдашь матери. И хорошо бы пару сигарет. (Уходит в мастерскую вслед за Биром.)

Г р е т а (быстро, Марии Дерфлер). Теперь мне можно к вам.

В подъезде появляется ж е н щ и н а, мать Ханнелоры.

М а р и я Д е р ф л е р (женщине). Приятного аппетита!

Ж е н щ и н а (глядя на деньги, переданные Ханнелорой). Не густо.

Х а н н е л о р а. И еще сигареты.

Ж е н щ и н а. Да, еще сигареты.

Д р у г а я ж е н щ и н а (снова у окна.) Опять жалуешься?

Ж е н щ и н а (ей, наверх). А ты опять торчишь в окне, ворона кладбищенская?

М а р и я Д е р ф л е р (смеясь). Как ты ее величаешь? Кладбищенской вороной? (Смотрит наверх.) Очень похожа.

Д р у г а я ж е н щ и н а (теряя дар речи). Вы, вы тоже заодно с этим сбродом?

М а р и я Д е р ф л е р. Твои-то друзья ко мне не ходят. (Грете.) Пойдем, проглотишь чего-нибудь теплого.

Обе уходят в дом.

Х а н н е л о р а (прыгая около матери, кричит из арки ворот). Ворона! Ворона! Кладбищенская ворона!

Выходят Б и р и К у н е р т.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Господин Бир, какие вещи приходится выслушивать.

Б и р. Я занят. Потом.

Д р у г а я ж е н щ и н а. И вы против меня? (Закрывает окно.)

Б и р. Бабье. Посреди белого дня. (Пересчитывает половинки гробов, стоящие в арке, сверяясь по накладной.) Сходится.

К у н е р т (подходя к гробу, поставленному во дворе). Сначала этот?

Б и р. Минуточку. (Разворачивает накладную.) Сегодня у нас какое?

К у н е р т. Число? Тридцатое.

Б и р. Января?

К у н е р т. Уже месяц работаем. Вам бы положено это знать, вы же деловой человек.

Б и р. Знать это одно, но как на это полагаться? Даже часы на углу улицы не пожелали признать этого в новогоднюю ночь.

К у н е р т. И поэтому их отдали в починку.

Б и р. Выхожу я, как обычно, тридцать первого декабря на площадь, встретить Новый год. Часы на углу показывают без пяти двенадцать. А из всех домов вокруг раздается хлопанье пробок. Смотрю вверх. А на часах все еще без пяти двенадцать. Я возмутился.

Оба смеются.

Не желают, видите ли, начинать год тридцать третий.

К у н е р т. Вы суеверны?

Б и р. А как же, я ведь гробовщик. Иначе как бы я вел дело? (Делает пометку в накладной.) Так. Возьмите гроб.

Кунерт собирается внести гроб в мастерскую, оттуда выходит Б р у н о.

Б р у н о. Бир! Смотрите, что я нашел в самом дальнем углу вашего склада гробов. (Показывает ему стальную каску.) Вся в пыли. Но настоящая и в полной сохранности. (Стучит по ней костяшками пальцев.)

Б и р. А то я бы здесь с вами не стоял.

Б р у н о. А где? Где бы вы погибли?

Б и р. Лежал бы под Верденом.

Б р у н о. Верден! Как вы об этом запросто говорите. А мы можем увидеть такие вещи только в кино.

Б и р. У меня в комоде лежит Железный крест.

Б р у н о. В комоде! Германия почивает на лаврах, но исправно платит свои военные долги.

Б и р. Не так уж почивает. Я не только храню свою старую каску. Я состою в союзе «Стальной шлем».

Б р у н о (делая небрежный жест). Всего лишь дань традиции, хоть и патриотической. Пыль и ржавчина на старом оружии. Вы за Гинденбурга? За имперского канцлера этой вшивой республики? Ему бы скалку в руки.

Б и р. А кто же выше его?

Б р у н о. Тот, кого провидение избрало вождем.

Б и р. Да вы еще суевернее, чем я.

Б р у н о. Германия, пробудись!

Б и р. Не у меня во дворе.

Б р у н о. Ваш двор. Тоже мне, великое дело. Пара гробов поступает раньше срока, и вы уже теряете всякое представление о масштабах. Сколько их было под Верденом?

Б и р. Мертвых? По четыреста тысяч с каждой стороны.

Б р у н о. Вот это совсем другое дело. (Протягивает ему каску.) Сдуйте с нее пыль и наденьте.

Б и р (оглядываясь). Если во дворе никого нет. (Надевает каску.)

Б р у н о. Мы могли бы шагать в одной шеренге. Может быть, скоро наступит такой день.

В подъезде появляется Э р н с т в свитере.

Э р н с т (направляется с мусорным ведром к бачку, Биру). Вы что, генерала хороните. Бир? Или у вас репетиция похорон Гинденбурга?

Б и р (рывком, снимая каску). Упаси бог!

Э р н с т (опорожняет ведро, глядя на Бруно). Этого типа я знаю, он из штурмовиков.

Б и р. А мне какое дело. (К Бруно.) Ну-с, покончим с накладной. Теперь места достаточно?

К у н е р т (кричит). Еще бы.

Б р у н о и Б и р уходят в мастерскую. Эрнст направляется к подъезду. Входит Г е р т а, держа пакет. Она ставит пакет рядом с чемоданом Фреда.

Э р н с т (подходит к Герте). Ты все-таки ходила туда.

Г е р т а. Я не так легко отказываюсь от своих намерений.

Ф р е д входит в арку.

Ф р е д. Пожалуйста! (Дает Герте и Эрнсту по экземпляру газеты.) Каждому по штуке, одну я сохраню для себя.

Э р н с т. Зачем мне газета?

Ф р е д. А ты открой третью страницу.

Э р н с т. Стихи. И притом твои.

Г е р т а (не замечая Бруно, выходящего из мастерской). Теперь листовки важнее всех стихов.

Э р н с т. Ты сперва прочти. (Читает.) «Дрозды трещат». (Фреду.) Ты имеешь в виду нашего дрозда, что сидит весной на этом дереве?

Г е р т а. «Дрозды трещат, дрозды трещат так беззаботно в марте…» Это хорошо. Очень, очень хорошо.

Из распахнутого настежь окна кухни раздается пронзительный скрежет радио.

Д р у г а я ж е н щ и н а (появляясь в окне). Слушайте, слушайте же, о чем вам вещают! (Торжествующе.) Двенадцатый удар.

Из подъезда выходят Г р е т а, М а р и я Д е р ф л е р, Б и р, К у н е р т; из мастерской — Б р у н о. Ж е н щ и н а и Х а н н е л о р а входят в арку ворот.

Г о л о с п о р а д и о (раздельно и четко). И вот, испытывая трепет восторга, на могиле великого прусского короля стоят двое, седой фельдмаршал и простой солдат. Свершилось! Их руки скрепляет рукопожатие. Слова не нужны. Германия, бессмертная Германия! В этот день, в этот час она снова пробудилась. Германская нация более не бессильна. Адольф Гитлер стал рейхсканцлером.

Все неподвижны.

Б р у н о (словно в забытьи выступает вперед). Неужели, неужели, не может быть. Ведь я только что говорил об этом. О Гинденбурге и о вожде. (Пауза.) Как во сне.

Д р у г а я ж е н щ и н а. О, как все изменится!

Во двор вбегают дети.

Что бы такое сделать? Сейчас, немедленно! (Быстро отходит от окна и возвращается, держа в руках корзину.) Берите, берите мои апельсины. (Высыпает их из корзины.)

З а н а в е с.

Д е т и (танцуют и поют).

Лестничная площадка, лестница ведет наверх. Г е р т а закрывает дверь своей квартиры, кладет ключ под половик.

Э р н с т (поднимается снизу). А Грета не у тебя?

Г е р т а. Нет.

Э р н с т. Что-то с ней случилось, раз она не пошла в госпиталь.

Г е р т а. Пусть придет ко мне.

Э р н с т. А ты ко мне?

Г е р т а. У тебя же дежурство.

Э р н с т. Именно поэтому.

Г е р т а. Эрнст. Ведь ты будешь стоять на углу и встретишь нас дубинкой.

Э р н с т. Не тебя.

Г е р т а. Сделаешь для меня исключение? Чтобы любить меня, когда вернешься домой.

Э р н с т. Зачем ты так.

Г е р т а. Но ведь это правда.

Э р н с т. Значит, мы должны рассориться из-за политики? Знаешь, меня уже знобит.

Г е р т а. Мне нужно к нашим.

Э р н с т. Ну, иди.

По лестнице поднимается К у н е р т.

К у н е р т. Поздно, Герта. Перед входом в комитет стоят штурмовики и никого не пускают. А на другой стороне улицы стоят полицейские и наблюдают.

Э р н с т. Гитлер стал рейхсканцлером законным путем.

Г е р т а. Поговори еще о демократии, о серьезных проблемах, о неопровержимых аргументах. Гитлер вам объяснит, что к чему, когда дорвется до власти.

К у н е р т. Некоторые думают, что у него ничего не выгорит.

Г е р т а. Если бы рабочие вышли на улицу, мы бы еще сегодня покончили с этим выродком.

К у н е р т. На улице полно народу, только нас нет.

Вверх по лестнице поднимается Ф р е д, держа в руках несколько небольших пакетов.

Ф р е д. Пропустите меня.

Г е р т а. Наш индивидуалист обладает завидным душевным равновесием. Разгуливает себе преспокойно, словно ничего не случилось.

Ф р е д. В конце концов, должен же я что-то есть. А вы что делаете на лестнице? Теперь, наверно, каждый будет обязан отчитаться в своих поступках.

Г е р т а. И торговать идеалами вразнос, от двери к двери, и при этом шепотом жаловаться, что мир непостижим. «Человеку дано лишь мечтать о своем предназначении».

Ф р е д. Что-то знакомое.

Г е р т а. Я прочла это на клочке бумаги, который выудила из твоей мусорной корзины.

Ф р е д. Да, из этого у меня ничего не вышло.

Г е р т а (смеясь). Сам теперь видишь!

Ф р е д. Не заводи меня! Я сыт по горло. Еще слово, и меня стошнит всеми высокими фразами, которые я проглотил. «Германия, пробудись!» Как наш Бир в своей лавке с гробами. Германия — разве это не Фауст? Не Гельдерлин? «Скрипят на ветру немые холодные флаги!» Пока они в бессилии не поникнут над окровавленными человеческими останками. Перед входом в партийный комитет стоят штурмовики с кинжалами. И с пистолетами в карманах.

К у н е р т. Я пробрался во двор, но сделать ничего нельзя, все закрыто, кроме окна клозета.

Э р н с т. Думаешь, кто-нибудь через него проберется? Штурмовики только того и ждут.

К у н е р т. Герта, там списки наших. (Пауза.) Листовки нужно вынести и уничтожить.

Г е р т а. Нет, спрятать.

Ф р е д. Если оборотная сторона у них чистая, отдайте мне. Мне бумага пригодится. (Герте.) Не кипятись, это я так. У меня они будут в сохранности. В крайнем случае — я их в чемодан и в хижину.

Г е р т а. Ты это сделаешь?

Ф р е д. Перестань причитать. Давай сюда листовки, а я возьму чемодан.

Оба уходят.

Э р н с т (смотрит на часы). Ничего не поделаешь, нужно идти. У меня дежурство.

К у н е р т. Скоро вечер. Может, они наконец угомонятся?

Э р н с т. Будем надеяться. Ты видел Грету?

К у н е р т. Она была во дворе.

Э р н с т. Опять. Она должна была пойти к Герте. Но, может быть, все не так уж плохо.

К у н е р т. Если бы еще успеть организовать единый фронт…

Э р н с т. Разве нам не по пути, пусть даже и вниз по лестнице?

Оба уходят.

Ф р е д и Г е р т а одновременно выходят из своих комнат.

Ф р е д (берет пакет). Так, сюда.

Г е р т а (пока он закрывает чемодан). Что для тебя всего важнее? Но, чур, не валять дурака.

Ф р е д. О таких вещах не говорят вслух, получается слишком высокопарно. Давай уж лучше валять дурака.

Г е р т а. Нет, скажи.

Ф р е д. Всего важнее для меня — встретить человека, не в книге, а в жизни. Для начала с меня достаточно.

Г е р т а. Но один человек — ничто.

Ф р е д. Я ведь тоже имею в виду не безвоздушное пространство. Встретить человека — это уже кое-что. И понять, что ты его теряешь, даже если об этом не сказано ни слова.

Г е р т а. Так с нами и было. В последнее время мы едва здоровались. А помнишь, как мы ездили в твою хижину? Нам было хорошо тогда — кругом луга, овраги, поросшие лесом, лунный свет. И это должно было случиться тогда, а мы испугались. А потом это случилось, но не с нами.

Ф р е д. Глупо, правда? Видеть перед собой зеленые ветви и ждать, пока их не засыплет снегом. Красота тоже виновата: когда мы хотим поймать ее, она уходит от нас.

Г е р т а. Не надо! (Отворачивается.) Я сейчас. (Уходит в свою комнату, возвращается с веткой сирени.)

Ф р е д. Зачем?

Г е р т а. Ты тоже должен радоваться, что пишешь такие стихи. Не только я.

Ф р е д. Белая сирень посреди зимы. Наверно, дорого.

Г е р т а. Последние деньги до выплаты пособия. Ну и пусть. За красоту не жалко отдать последнее. Когда любишь — не задаешь вопросов, не знаешь сомнений. (Раскинув руки.) А я люблю! (Идет по лестнице.) Мне нужно глотнуть зимнего воздуха. (Сбегает вниз по лестнице.)

Ф р е д (поднимая чемодан). Чего только не было со мной сегодня.

По лестнице поднимается Г р е т а.

Г р е т а. Мне нужно к Герте, в ее комнату, она разрешила.

Ф р е д. Ну иди. Дверь открыта.

Г р е т а. Я могу и здесь постоять.

Ф р е д. Как хочешь.

Г р е т а (тихо). Ты не мог бы быть со мной чуть-чуть повежливей? (Садится на ступени.)

Ф р е д. Да, я знаю. Мне Эрнст сказал. Тебе больно?

Г р е т а. Болит, потом перестает, а потом опять болит.

Ф р е д. Я когда-нибудь изуродую этого типа.

Г р е т а. Моего отца? Это его не изменит. Но все-таки спасибо тебе. (Смотрит прямо перед собой.) Убежать бы. Снег идет. Словно тянет куда-то. И даже когда идешь одна в темноте и плачешь, все равно — это счастье.

Ф р е д. Счастье?

Г р е т а. Снег падает густыми хлопьями, и вкусный.

Ф р е д (смотрит на нее). А они говорят, что ты иногда бываешь нахальная.

Г р е т а. Иногда. Ты так никогда не говоришь. Я читала твои стихи. А вот у меня только два слова. Одно я говорю совсем тихо — печаль, а другое быстро-быстро: радость. И закрываю глаза. Вот так. И вижу это слово. Как будто птица вылетела из куста.

Ф р е д (встает). Тебе кто-нибудь уже говорил, какие у тебя длинные густые ресницы?

Г р е т а. Нет.

Ф р е д (смотрит на чемодан). Ты живи в моей комнате, я вечером уеду в свою хижину. Буду раз в неделю приезжать отмечаться на бирже и в тот же день уезжать обратно.

Г р е т а. Там сейчас красиво, все в снегу. Только холодно, наверно, особенно по ночам?

Ф р е д. Но так будет лучше.

Б и р поднимается вверх по лестнице.

Б и р. Это что такое? (Грете.) Ишь расселась, красотка. Нет чтобы отправиться в госпиталь. (Фреду.) Ну и кавалер. У него своя комната, а он принимает даму на лестнице.

Ф р е д. Что вам угодно? Я могу заплатить за квартиру.

Б и р. Успеется. А может, так и договоримся: она остается у тебя, зато ты не платишь за квартиру?

Г р е т а. Я не такая, как твои бабы! Я люблю его.

Б и р. Не валяй дурака. Видел я, где он был вчера вечером. А ты где шлялась всю ночь? Что молчишь?

Ф р е д. Она спала на стружках у вас в мастерской.

Б р у н о бодро поднимается вверх по лестнице, на нем форма штурмовика. Он щелкает каблуками, вытягивает руку в фашистском приветствии.

Б р у н о. Вас ждут, господин капитан!

Б и р. Ну, до капитана я не дослужился. А кто вам сказал, что я здесь, наверху?

Б р у н о. Дама, открывшая мне дверь в вашей квартире, сказала, что я найду вас здесь. Она просила передать, чтобы вы немедленно спустились вниз. Но из этого ничего не выйдет. Бир, вы должны явиться на площадь для участия в факельном шествии. Форма одежды — парадная, мундир союза «Стальной шлем». (Смотрит на Грету и Фреда.) Ваша дочь… и этот молодой человек. Что у них общего?

Б и р. Я как раз собирался навести порядок в своем доме.

Б р у н о. Кто живет наверху?

Б и р. Он и эта… Герта.

Б р у н о. Та, которую я днем видел во дворе? С чемоданом и пакетом?

Ф р е д (быстро). Чемодан мой.

Б р у н о. А куда вы отправляетесь?

Ф р е д (унося чемодан в комнату и захлопывая дверь). Кататься на лыжах. Не сейчас, а через час.

По лестнице, едва переводя дыхание, поднимается Х а н н е л о р а. За ней идет м о н а х и н я. Ханнелора держит в руках светящийся бумажный факел.

Х а н н е л о р а (Грете). Грета, пошли с нами, посмотри, что у меня. Это факел! А у взрослых другие, настоящие. Мы построимся на площади. Ты поведешь нас, как тогда, летом?

М о н а х и н я (подходя к Ханнелоре). Смотри как бы он у тебя не погас. Дай-ка мне, я его подержу.

Х а н н е л о р а (неохотно отдавая ей факел). Ну, я пойду вниз. (Спускается по лестнице.)

М о н а х и н я (Грете). Почему ты не пришла к нам? Мы ждали тебя. (Поднимает факел.) Ну, ты идешь?

Г р е т а. Да, теперь можно. Но ты пойдешь впереди. Только не в госпиталь, ты сама знаешь куда.

М о н а х и н я. Куда же ты хочешь идти со мной?

Г р е т а. Что у тебя на плечах? Ты надела это для дальней дороги?

М о н а х и н я. Это снег, снег.

Г р е т а. Тем легче будет путь. А снег не растает от факела?

Б р у н о. Что значит эта чушь?

М о н а х и н я. Ей очень худо.

Б р у н о. Вся нация поднимается в дорогу. И дети в том числе. Вот зачем факелы. Отдайте ей. (Берет у монахини факел.)

Г р е т а (в ужасе). Это факел смерти. (Бросается к монахине. Та обнимает ее, словно стараясь защитить.)

М о н а х и н я. Идем.

Уходят.

Ф р е д (он все это время держал в руке ветку сирени, подаренную Гертой). Постой! Эта сирень Герты, возьми ее! (Бросается вслед за ними.)

М а р и я Д е р ф л е р (на нижней площадке). Наш Дон Жуан с цветами, белой сиренью, ну и ну. Выходит в люди. (Обращаясь к остальным.) Мне одной, что ли, отправляться на площадь? Из других домов народ так и прет. Я только что видела учителя Хюбнера.

Б и р. Тогда и я пойду.

Снизу слышен звон разбитого стекла.

Что это, что это было?

Б р у н о. Витрина.

Б и р. Моя?

М а р и я Д е р ф л е р. К чему похоронное бюро, когда кругом все ликуют?

Фред идет вверх по лестнице.

Б и р. Это он!

Ф р е д. Следующий гроб — для вашей дочери.

Б и р. Ты мне заплатишь за витрину.

Ф р е д. Сначала докажите, что это — я. Даже если на улице полно осколков. Понятно? Ваша дочь умерла.

Б р у н о (Биру). Вы остаетесь или идете со мной?

Б и р. В штатском.

Б р у н о. Пора.

Снизу доносится песня в ритме марша:

(Поднимает факел.) Вперед, чтобы пыль столбом. Салют! Все города — наши!

Улица, ведущая к заснеженной площади, освещенной факелами. Сбоку — арка двора, на углу — ступени у входа в кафе Марии Дерфлер. С другой стороны — силуэт католического госпиталя. Перед площадью — поперечная улица. М о н а х и н я стоит на той стороне, где госпиталь, Б р у н о и Б и р — недалеко от арки. Х а н н е л о р а и ее м а т ь — между аркой и кафе. М а р и я Д е р ф л е р спускается по ступенькам кафе, одновременно из дома выходит д р у г а я ж е н щ и н а.

Д р у г а я ж е н щ и н а (в экстазе). Какая красота!

М а р и я Д е р ф л е р. Хорошая у меня иллюминация, не правда ли?

Д р у г а я ж е н щ и н а. Я имею в виду не ваши окна.

М а р и я Д е р ф л е р. Я извела два пакета свечей и не позволю, чтобы обо мне шептались за моей спиной.

Д р у г а я ж е н щ и н а. Я говорю о площади, о площади! Как все ликуют! (Уходит, шурша платьем.)

Х а н н е л о р а (матери). Как она вырядилась, эта кладбищенская ворона.

Ж е н щ и н а (испуганно). Тише, теперь нельзя так говорить.

Б р у н о (глядя вверх, на дом). В некоторых окнах вообще не поставлены свечи. Надо людям малость подсобить.

М о н а х и н я. Каждое окно — как черный крест в красном свете факелов.

Ж е н щ и н а (Ханнелоре). Иди наверх, дочка.

Х а н н е л о р а. У меня теперь есть фонарик, с ним не так страшно. Я пойду с монахиней. (Бежит к монахине.)

Ж е н щ и н а (глядя на площадь). Может быть, все не так уж плохо, раз там дети? (Уходит в дом.)

Б р у н о (Биру). Ну вы, друг мертвецов, хватит вам думать об этих осколках.

Б и р. Как же я получу возмещение убытков от безработного?

Б р у н о. Не беспокойтесь, мы ему найдем работу. Факельное шествие сейчас начнется, ступайте туда. А я пройду стороной через кусты.

Б и р. Меня втравили, а сами — ни при чем?

Б р у н о. Мне надо к своим. Шествие пройдет мимо нас.

Б и р. А потом мы увидимся в «Гамбринусе»?

Б р у н о. После того как выполним задание. (Уходит.)

М о н а х и н я (задерживая Бира). Когда вы принесете гроб для вашей дочери?

Б и р. Успеется. (Уходит на площадь.)

Движется процессия, доносится песня:

Н е с к о л ь к о п о д р о с т к о в возвращаются с площади.

П е р в ы й п о д р о с т о к. Видал, все учителя там были!

В т о р о й п о д р о с т о к. Пели так, что себя не помнили, будто без них бы не обошлось.

Т р е т и й п о д р о с т о к. Прямо как одержимые.

П е р в ы й п о д р о с т о к. И ноги задирали.

В т о р о й п о д р о с т о к. Наш-то, пузатый, как будто у него в жирном брюхе шар перекатывается.

Т р е т и й п о д р о с т о к. А впереди всех учитель рисования пыхтел.

П е р в ы й п о д р о с т о к. У него рост — метр девяносто, ему там наверху дышать нечем было.

Н е с к о л ь к о м а л е н ь к и х д е в о ч е к с фонариками окружают мальчишек.

О д н а и з д е в о ч е к. Мы хотели позвать Грету. Пусть идет с нами.

П е р в ы й п о д р о с т о к. Ну валяйте!

М а л ь ч и ш к и и д е в о ч к и (хором). Грета! Грета!

С о в с е м м а л е н ь к а я д е в о ч к а (тихо). Гретель.

М о н а х и н я выходит к детям, с ней Х а н н е л о р а.

М о н а х и н я. Не зовите Грету.

Х а н н е л о р а. Она умерла.

Дети, пораженные, замолкают. Совсем маленькая девочка зарывается лицом в платье монахини.

М о н а х и н я. Да ты дрожишь. (Берет девочку на руки, укачивает ее, стараясь успокоить.) Смерть это прощание. Но не она, а любовь заставляет нас плакать. (Поет.)

(Детям.) Пойдемте вместе? Что мы будем петь?

Д е т и. Песню о фонарике.

М о н а х и н я (ставит девочку на землю). Да. Это ты тоже можешь петь.

Д е т и (строясь).

М о н а х и н я (детям). Пойте громче, тогда будет веселее. (Идет впереди детей, поет.)

Площадь становится пустой и безжизненной.

М а р и я Д е р ф л е р (на ступенях своего кафе). А посетителей нет, ни единого. К чему тогда вся эта иллюминация? Германия просыпается, а они не могут не поспать хотя бы одну ночь, какая наглость. Надо открыть заднюю дверь, может быть, из дома кто-нибудь зайдет. Хотя бы мальчуган, если он образумился. (Уходит в кафе.)

Из-за угла появляется Б р у н о, с ним д в о е ш т у р м о в и к о в.

Б р у н о (штурмовикам). Этого типа, который разорялся около ихнего комитета, зовут Кунерт. Он днем здесь таскал гробы. Его мы прихватим с собой, иначе нас взгреют за то, что мы прошляпили их списки. Ведь мы даже не знаем, когда они пропали. Стойте на углу, я вам дам знак.

Вбегает Х а н н е л о р а.

Эй, постой-ка.

Х а н н е л о р а. Мне нужно скорей домой.

Б р у н о. Скажи-ка, где живет Кунерт? Ты его знаешь?

Х а н н е л о р а. Это папу так зовут.

В арке показывается К у н е р т. Ханнелора бросается к нему.

Вот он!

К у н е р т. Тебя-то мне и надо.

Б р у н о. А мне вас. (По его знаку из-за угла появляются два штурмовика.) Взять его.

Х а н н е л о р а. Папочка! (С криком бежит в арку.) Мама, мама!

К у н е р т. Не имеете права меня трогать.

Б р у н о. Наша власть, наше право.

К у н е р т. Не ваша!

Б р у н о (штурмовикам). Успокойте его, да не слишком, нам кое-что узнать у него надо.

К у н е р т а силой утаскивают за угол.

(Смотрит на кафе, размышляет.) Ишь какая иллюминация, здесь, наверно, можно навести справки. (Входят в кафе.)

Ж е н щ и н а выбегает из дома.

Ж е н щ и н а (тихо вскрикивает). Пауль? Ты?

Через площадь идет Г е р т а.

Г е р т а (взглянув вверх). У меня темно, света нет. Где же Грета?

Ж е н щ и н а. Она там, у монахинь, ей уже ничего не страшно.

Г е р т а. Умерла?

Ж е н щ и н а. Можно и так сказать. Где ты была, что не знаешь об этом?

Г е р т а. Везде. Ничего не происходит.

Ж е н щ и н а. Но все изменилось. (Прислоняется к стене.)

Г е р т а. Что с тобой? Тебе нехорошо?

Ж е н щ и н а. Они забрали Пауля, Кунерта. Мы не были женаты, просто жили вместе; девочка, Ханнелора, не его, но только бы он вернулся.

Д р у г а я ж е н щ и н а победно шествует через площадь.

Д р у г а я ж е н щ и н а (поднимаясь на ступеньки подъезда). Наступают счастливые времена! (Останавливается, узнает соседку.) Можешь мне поверить, даже от безработных очистят улицы. (Приблизившись к ней вплотную.) Что, не веришь? (Еще ближе.) Сказала бы я тебе словечко… Молчать!

Г е р т а (вступаясь). Перестаньте!

Д р у г а я ж е н щ и н а (не знает, как реагировать). Ты что, можешь мне запретить? (Обнимает ее, доверительно.) Значит, с полицейским — дело верное? (Проходя в дом.) Тогда — детишки, детишки. Апельсины — за мной.

Ж е н щ и н а. Что ты собираешься делать, Герта?

Г е р т а. Закрыть мою комнату.

Ж е н щ и н а. Идем.

Обе уходят в дом. Из кафе выходит Б р у н о, зажигает сигарету.

М а р и я Д е р ф л е р (следуя за ним). Вы нашли мои сведения неудовлетворительными?

Б р у н о. Слишком общими.

М а р и я Д е р ф л е р. Я не могу дать вам более подробных. Вас-то сразу видно, а насчет других — мало ли, кто носит штаны и куртку, разве все они коммунисты? Я не настолько разбираюсь в людях.

Б р у н о. Когда содержишь кафе, всякое слышишь и все мотаешь на ус.

М а р и я Д е р ф л е р. Да, что касается счетов.

Б р у н о. Эта Герта?

М а р и я Д е р ф л е р. Герта? Помилуйте, ей всего двадцать. Да разве я знаю, о чем думает эта девчонка?

Б р у н о (глядя перед собой, Марии Дерфлер). Поговорим в другой раз. (Идет за угол.)

М а р и я Д е р ф л е р. Один клиент, да и тот хочет распугать всех остальных. Нет, мой милый, слишком твой счет маленький. На сегодня все, закрываю. (Уходит в кафе.)

Появляется Э р н с т, останавливается на углу католического госпиталя.

Э р н с т. Что этому типу было нужно в кафе у Марии?

М о н а х и н я пересекает площадь, останавливается в нерешительности.

Сестра, могу я вам помочь?

М о н а х и н я. Мне так неспокойно. (Поясняя.) Эти грузовики в безмолвных переулках.

Э р н с т. Штурмовики.

М о н а х и н я. И Грета тоже умерла.

Э р н с т. Тоже?

М о н а х и н я. Не знаю, почему я так сказала.

Э р н с т (глядя наверх). Значит, Герта одна там, наверху. Я буду поблизости. (Монахине.) Почему мы всегда ожидаем от судьбы чего-то плохого?

М о н а х и н я. Никто не знает своего часа.

Через площадь идет Б и р. Он пьян.

Б и р (останавливаясь). Какого часа? И знать нельзя. (Смотрит на уличные часы.) Время — это просто картонный круг. На нем написано: «не работает». И в такой день. День-то знаешь, только часа не ведаешь. Сейчас вроде ночь. (Смотрит на монахиню и Эрнста.) А?

М о н а х и н я (с особой интонацией). Ваша дочь умерла.

Б и р (с глупым видом). Что вы говорите? Да, верно. Но я уже знаю об этом.

М о н а х и н я, не скрывая своего отвращения, уходит в госпиталь.

Что она ко мне пристает! Пришла бы, как все, завтра утром в лавку и рассказала, что потеряла родственницу. В таких случаях я реагирую немедленно.

Э р н с т. Это ваша собственная дочь.

Б и р. Знаю. Могу подобрать гроб. (Смотрит на Эрнста.) Униформа. Они тоже все в униформах. Это я так, к слову. В «Гамбринусе» некоторые господа весьма одобрительно отзывались. Пусть даже мне это встало в копеечку. Да, поднимается народ, вот подходящее слово для сегодняшнего дня. Такое не забывается. А вы? По-прежнему страж порядка?

Э р н с т. Вы же видите, я при исполнении служебных обязанностей. (Пересекает улицу, направляясь к площади.)

Б и р (глядя ему вслед). А станут ли тебя дальше держать на службе, ежели ты не переменишься? (Задумывается.) А мое дело тоже придется перестраивать? (Оглядываясь.) Надо потише. Смерть — компаньон тихий, хотя от него все зависит. Смерть, она всех удовлетворяет. Взять хотя бы Грету. (Весь подобравшись.) В наше время захват власти — это вопрос жизни и смерти. Посмотрим.

Из арки выходит Г е р т а.

(Идя ей навстречу.) Ну-с, а с тобой что будет? (Приближаясь.) Ты делай вид, что это ошибка молодости. Хоть ты и переспала с парнем, да он оказался не по тебе. Сама теперь видишь, какие дела.

Герта отшатывается от него.

Со мной сегодня больше ничего не случится. Ну и денек! (Уходит в дом.).

Г е р т а (одна). Вот и ночь. Еще только ночь. Как тихо. (Останавливается.) Куда мне? Туда, где безопаснее? Жена полицейского в ожидании супруга. Тихое пристанище. Вот и ночь, зимняя ночь, и не будет этой пустоты, только тишина.

Ф р е д с чемоданом идет через площадь.

Фред! Куда ты так летишь?

Ф р е д (останавливаясь). Ну, что?

Г е р т а. Ты какой-то другой, безразличный.

Ф р е д. Если я кажусь таким, тем лучше.

Г е р т а. Что за комедия. Да еще с чемоданом.

Ф р е д (с иронией). Сегодня целый день разыгрывается комедия. Но не я ее герой. (Смотрит на Герту.) Мы прячемся в своем безразличии, но вдруг появляется некто с застывшим лицом, в котором только что была жизнь, держит нас мертвой хваткой. Это любовь?

Г е р т а. Ты говоришь о Грете?

Ф р е д. Я не могу с этим справиться, а разве кто-нибудь может? С любовью и смертью сразу?

Г е р т а. И поэтому ты бегаешь по улицам, позабыв обо всем?

Фред смотрит на нее вопросительно, с легким упреком.

Ведь ты рискуешь листовками.

Ф р е д. В чемодане их нет. Они в шкафу, в моей комнате. Для вас главное чемодан. Для тебя и для Кунерта.

Г е р т а. Они взяли Кунерта.

Ф р е д. То есть как? У них же нет улик.

Г е р т а. Конечно, улик у них нет.

Ф р е д. Улики здесь, в чемодане.

Г е р т а (быстро становится на колени и открывает чемодан. Поднимается, с трудом находя слова). Ты был там? (Помолчав.) А штурмовики?

Ф р е д. Я же сказал, я не знаю, как справиться со смертью.

Г е р т а. Ты сказал: «И с любовью».

Ф р е д. Еще не хватало подвергать опасности тебя.

Г е р т а. О, Фред. (Помолчав.) А штурмовики?

Ф р е д. Они там во время факельного шествия строили всех в шеренги. Я переждал.

Г е р т а. Они могли задержать тебя в любую минуту.

Ф р е д. Риск был. Я вспомнил, что окно клозета открыто, мне Кунерт говорил. Я влез со двора. Страшнее всего было внутри. Я никак не мог найти всех ключей от ящиков и секретеров. И этот дрожащий свет факелов на стенах и потолке. Все-таки я нашел их в картонке на одном из письменных столов. (Облегченно.) И вот я здесь. И даже как будто спокоен.

Г е р т а (приближаясь к нему). Тебе надо отдохнуть, хоть ты и не рвешься в герои. (Кладет голову ему на плечо.) Нет, это я не рвусь. Никогда еще я так не радовалась жизни. Я люблю тебя.

Ф р е д. За сегодняшний день ты — третья говоришь мне это.

Г е р т а (улыбаясь). Ты все-таки Дон Жуан. Ну и пусть. (Целует его.)

От угла со стороны кафе к ним медленно подходит Б р у н о.

Б р у н о. Вам, видно, холод не помеха?

Г е р т а (оборачиваясь). А вам какое дело?

Б р у н о. Собственно, никакого. (Берет чемодан.) Мне нужно только вот что.

Ф р е д. Отдайте мой чемодан.

Б р у н о. Ты его получишь, но без содержимого. (Герте.) Кто говорил сегодня днем во дворе, что листовки важнее всего? Что ж, поглядим.

Г е р т а (понимая, что членские списки в опасности, и одновременно вспомнив свои неосторожные слова о листовках). Вы ищете листовки? Они у меня наверху. (Стремительно бросается к дому.) Вы сами можете убедиться!

Б р у н о (помедлив). Ну погоди, если врешь! (Ставит чемодан, идет за ней.)

Ф р е д. Она отвлекла его. (Хватает чемодан.) Куда теперь? Чемодан нужно убрать, да, а мне смыться, пока он не вернулся. (Бежит к кафе, дергает дверь.) Что, уже закрыто?

М а р и я Д е р ф л е р (открывает дверь). Ты? Передумал?

Ф р е д. Не спрашивай. Мне нужно к тебе.

Э р н с т (появляясь из-за угла дома). Куда девался этот тип? (Марии Дерфлер.) Снова в кафе?

Ф р е д (Эрнсту). Идите наверх, к Герте, он пошел за ней.

Э р н с т (на ступеньках кафе). Задняя дверь открыта? (Вбегает в кафе.)

М а р и я Д е р ф л е р. Что там с Гертой? Ведь я ему ничего не сказала, когда он спрашивал о ней.

Слышится звук выстрела.

Что это? И где-то совсем рядом. (Спускается по ступенькам, доходит до угла, вскрикивает.) Господи. Там, там лежит Герта!

Ф р е д бросается за ней. Из кафе появляется Б р у н о, он тяжело дышит.

Б р у н о (прислоняясь к стене). Ага, вот я где. Хорошо, что задняя дверь была открыта. (Видит чемодан.) Чемодан? (Прислушивается.) Он меня только задержит. (Бежит к площади.)

В дверях кафе появляется Э р н с т, он несколько раз стреляет вслед Бруно.

Э р н с т. Он свое получил. (Спускается по ступенькам.)

М а р и я Д е р ф л е р. Да. (Вдруг, растерявшись.) И он тоже? Сначала Герта. Четыре пролета вниз, какая подлость. И все перед моим кафе. Когда это кончится? Ты же не сможешь доложить, что застрелил его.

Э р н с т (возвращается). Я положу его так, чтобы нельзя было определить, что стреляли отсюда.

Б и р (полуодетый, выходит из дома). Здесь была перестрелка?

Э р н с т. Я не нуждаюсь в ваших показаниях. Идите наверх.

Б и р. Что ж, если вы здесь, тогда спокойной ночи. (Возвращается в дом.)

М а р и я Д е р ф л е р. Я не смогу промолчать, если меня будут спрашивать.

Э р н с т. Не сможешь?

М а р и я Д е р ф л е р. Потому что тебе так надо? А каково будет мне, если узнают.

Э р н с т. Например, о том, что в городке, где ты жила, у вас с мужем была всего лишь мелочная лавка. Ты ни в чем отказу не знала.

М а р и я Д е р ф л е р (уклончиво). Когда это было.

Э р н с т. Как раз тогда, когда твой муж застрелился в сарае за домом.

М а р и я Д е р ф л е р. Ты знаешь?

Э р н с т. И давно.

М а р и я Д е р ф л е р. Ну ладно. Что я должна делать?

Э р н с т. Пойдешь в католический госпиталь и попросишь носилки.

М а р и я Д е р ф л е р уходит в госпиталь.

Э р н с т идет по направлению к площади. Появляется потрясенный Ф р е д.

Ф р е д. У меня больше нет времени считать часы. Я понял, что я и зачем я. Я ухожу. В этом воздухе — только обломки, только желтый отблеск осколков. Еще утром я требовал от жизни потрясения, великого открытия тайны. И вот я потрясен смертью, и наступила ночь. Но тишина перестала быть тишиной. И надежду, чье одеяние — зелень лугов, ныне скрывает от меня не только снег. Трижды за сегодняшний день меня согревало теплое дыхание. Дважды оно застывало навсегда. Юность бросает жизнь к ногам смерти. (Глядя на Герту.) Впрочем, о чем это я. Она не знала вопросов. Секунда — и она бросилась в бездну. Но от нее останется — эта тишина. Жизнь и смерть, связанные воедино сопротивлением, как льющийся раскаленный металл, в котором запечатлевается подвиг.

Э р н с т возвращается с площади. Они молча смотрят друг на друга.

Э р н с т (Фреду). Как это случилось? Этот тип попался мне навстречу на лестнице. Ее комната была пуста, окно открыто.

Ф р е д. В этом чемодане членские списки. Там не только ее имя. Вот почему она это сделала.

Э р н с т. Оставь чемодан мне. Я пойду к тем, кого она защищала.

Фред отдает ему чемодан.

А ты?

Ф р е д. Я с тобой.

Э р н с т идет через площадь. Появляется м о н а х и н я, за ней д в о е л ю д е й с носилками и М а р и я Д е р ф л е р.

М о н а х и н я. Где?

Фред делает ей знак.

(Замечает труп Герты, подходит, становится на колени, осеняет себя крестом.) Боже милостивый, боже всемогущий.

Ф р е д. Я должен спрятать сокровище.

З а н а в е с.

Перевод Э. Венгеровой.